Текст книги "Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Деникин был прав в разговоре с Романовским; «дрозды» действительно если не самыми первыми, то в числе первых ворвались в много значащий для той и другой стороны Ставрополь. Но при всей викториальности события в тот день главнокомандующий Добровольческой армией был хмур: дежурный офицер по армейскому штабу 31 октября начал свой доклад о ходе боев за Ставрополь с удручающего для Деникина известия:

– Антон Иванович, ранен полковник Дроздовский. Сообщение принято по железнодорожному телеграфу.

– Как ранен? Где это случилось?

– «Дрозды» вели бой у городского монастыря. Дроздовский был на коне в передовой цепи. Там его и зацепила пуля.

– Ранение тяжелое?

– Подробностей пока нет. Известно одно – пуля попала в ногу.

– Где сейчас полковник Дроздовский?

– В дивизионном лазарете. Врачи осматривают рану.

– Хорошо. Кто вступил в командование 3-й дивизией за него?

– Временно командир бригады полковник Витковский.

– Правильное решение. Держите меня в курсе всех дел с ранением Михаила Гордеевича.

– Будет исполнено.

– Вот еще что. Если понадобится – доставить в екатеринодарский госпиталь отдельным поездом. Поезд можно взять у кубанского атамана У него есть мягкий вагон. Что еще у вас?

– Антон Иванович, наши ворвались в Ставрополь. Бои идут на улицах, красные в беспорядке отступают на северо-восток. Много взято пленных. Трофеи богатые.

– Кто отличился?

– Бойцы полковника Топоркова и «дрозды», приданные конной дивизии генерала Врангеля.

– Значит, опять «дрозды».

– Точно так.

– Немедленно найдите способ сообщить об этой победе Михаилу Гордеевичу. Он ее заслужил. Такая весть его только подкрепит…

Белоэмигрант Деникин в своих мемуарных воспоминаниях так рассказал о Ставропольском сражении поздней осенью 1918 года, в котором был, как оказалось вскоре, смертельно ранен полковник МГ. Дроздовский:

«10-го (октября по старому стилю. – А. Ш.) Дроздовский отразил наступление большевиков, и только на его правом фланге большевики сбили пластунов и овладели (станицей) Барсуковской…

В течение дня 14-го Дроздовский вел напряженный бой на подступах к Ставрополю, стараясь при помощи Корниловского полка вернуть захваченную большевиками гору Базовая…

23-го бой продолжался, причем 2-й Офицерский полк дивизии Дроздовского стремительной атакой захватил монастырь Иоанна Предтечи и часть предместья…

Большевистское командование еще раз напрягло все свои силы, чтобы вырваться из окружения, и на рассвете 31-го вновь атаковало…

Отбиваясь от наступавших большевиков с перемешанными остатками своей дивизии и ведя их лично в контратаку, доблестный полковник Дроздовский был тяжело ранен в ступню ноги…»

События последних дней жизни Дроздовского развивались так, как их описал Антон Васильевич Турку л, который пришел рядовым в Скинтейскую бригаду русских добровольцев в погонах штабс-капитана. Офицерской ротой стал командовать после похода Яссы – Дон. Летом 1920 года получил под свое начальство «цветную» Дроздовскую стрелковую дивизию, став генерал-майором.

Туркул не участвовал в боях за Ставрополь, будучи тяжело ранен пулей, повредившей кость ноги, и находясь на излечении в ростовском госпитале. Но он был из тех «дроздов», которые видели своего дивизионного командира в последние дни его жизни. Туркул писал в своих воспоминаниях:

«…Только к концу декабря 1918 года я смог снова ходить, правда, одна нога в сапоге, другая еще в валенке. Я отчаянно скучал в ростовской клинике. Профессор обещал меня выписать, я стал собираться в полк, но узнал, что в Ростов везут Дроздовского.

Михаил Гордеевич был ранен 31 октября 1918 года под Ставрополем, у Иоанно-Мартинского монастыря. Рана пустячная, в ногу. Капитан Тер-Азарьев, снимавший вместе с другими Дроздовского с коня, рассказывал, что рана не вызывала ни у кого тревоги: просто поцарапало пулей. Все так и думали, что Дроздовский скоро вернется к командованию.

Но рана загноилась. В Екатеринодаре он перенес несколько операций, после которых ему стало хуже. Он очень страдал и сам просил перевезти его в Ростов к профессору Напалкову. В Ростове было более пятидесяти раненых дроздовцев. Я собрал всех, кто мог ходить, и мы поехали на вокзал.

Дроздовского привезли в синем вагоне кубанского атамана. Я вошел в купе и не узнал Михаила Гордеевича На койке полулежал скелет – он так исхудал и пожелтел. Его голова была коротко острижена, и потому, что запали щеки и заострился нос, вокруг его рта и ввалившихся глаз показалось что-то теперь горестное, орлиное.

Я наклонился над ним. Он едва улыбнулся, приподнял исхудавшую руку. Он узнал меня.

– Боли, – прошептал он. – Только не в двери. Заденут… У меня нестерпимые боли.

Тогда я приказал разобрать стенку вагона Железнодорожные мастера работали почти без шума, с поразительной ловкостью. На руках мы вынесли Дроздовского на платформу. Подали лазаретные носилки. Мы понесли нашего командира по улицам Раненые несли раненого.

Весть, что несут Дроздовского, мгновенно разнеслась по городу. За нами все гуще, все чернее стала стекаться толпа. На Садовой улице показалась в пешем строю гвардейская казачья бригада, лейб-казаки в красных и лейб-атаманцы в синих бескозырках. Мы приближались к ним. Враз выблеснули шашки, замерли чуть дрожа: казаки выстроились вдоль тротуара. Казачья гвардия отдавала честь нашему командиру.

Тысячными толпами Ростов двигался за нами, торжественный и безмолвный. Иногда я наклонялся к желтоватому лицу Михаила Гордеевича. Он был в полузабытье, но узнавал меня.

– Вы здесь?

– Так точно.

– Не бросайте меня…

– Слушаюсь.

Он снова впадал в забытье. Когда мы внесли его в клинику, он пришел в себя, прошептал:

– Прошу, чтобы около меня были мои офицеры…

Раненые дроздовцы, для которых были поставлены у дверей два кресла, несли с того дня бессменное дежурство у его палаты.

Михаила Гордеевича оперировали при мне. Я помню белые халаты, блестящие профессорские очки, кровь на белом и среди белого орлиное, желтоватое лицо Дроздовского. Я помню его бормотанье:

– Что вы мучаете меня… Дайте мне умереть…

– Если не пойдет выше, он останется жив, – сказал мне после операции профессор Напалков.

Дроздовскому как будто стало легче. Он пришел в себя. Тонкая улыбка едва сквозила на измученном лице, он мог слегка пожать мне руку своей горячей рукой.

– Поезжайте в полк, – сказал он едва слышно. – Поздравьте всех с Новым годом. Как только нога заживет, я вернусь. Напалков сказал, ничего, с протезом можно и верхом. Поезжайте. Немедленно. Я вернусь…

Одна нога в сапоге, другая в валенке, я немедленно поехал в полк. Это было в самом конце декабря. Полк стоял в Каменноугольном районе, в Никитовке-Горловке. Я приехал голодный, озябший: еще на ростовском вокзале у меня вытащили последние деньги, и я ехал без копейки. Немедленно.

А 1 января 1919 года, в самую стужу, в сивый день с ледяным ветром, в полк пришла телеграмма, что генерал Дроздовский скончался. Он к нам не вернулся.

Во главе депутации с офицерской ротой я снова выехал в Ростов. Весь город своим гарнизоном участвовал в перенесении тела генерала Дроздовского в поезд. Михаила Гордеевича, которому не было еще сорока лет, похоронили в Екатеринодаре.

Позже, когда мы отходили на Новороссийск, мы ворвались в Екатеринодар, уже занятый красными, и с боя взяли тело нашего вождя.

Разные слухи ходили о смерти генерала Дроздовского. Его рана была легкая, неопасная. Вначале не было никаких признаков заражения. Обнаружилось заражение после того, как в Екатеринодаре Дроздовского стал лечить один врач, потом скрывшийся. Но верно и то, что тогда в Екатеринодаре, говорят, почти не было антисептических средств, даже йода.

После смерти Дроздовского 2-й Офицерский полк, в котором я имел честь командовать 2-й ротой, получил шефство и стал именоваться 2-м офицерским генерала Дроздовского полком.

Так стали мы дроздовцами навсегда..»

Так описал Туркул по прошествии ряда лет события, которые были связаны с последними днями жизни белого генерала, шагнувшего в историю из легенды, сложенной о нем соратниками в огненный год 1918-й.

Действительно, никто тогда и не мог подумать, что легкое (как казалось окружающим) ранение в ногу может стать причиной смерти Дроздовского. С поля боя его, снятого с лошади, вынесли на руках. В конном дивизионе «дроздов» нашлась тачан ка. Из дивизиона раненому командиру дивизии, державшемуся бодро, был дан конвой в полдесятка всадников. Конвойцам было приказано:

– Линии фронта нет. Если где налетят сорокинцы или зеленые, командира спасать любой ценой…

Известно, что первая перевязка была сделана в полевом полковом лазарете 2-го Офицерского полка, расположившегося в брошенном строении, одиноко стоявшем среди местами так и не снятого жнивья. Чистых бинтов давно уже не было, равно как и остро дефицитного йода. Санитары варили окровавленные бинты в котлах, высушивая их затем под зимним солнцем, на ветру.

Как обезболивающее лекарство раненому могли дать чарку водки или местной, хозяйской самогонки. Как ни странно, такое лекарство на людей чаще действовало, чем не действовало. Для таких случаев в лазаретах берегли для себя и своих спирт.

По распоряжению главнокомандующего Добровольческой армией раненого дивизионного командира привезли в столицу Кубани Екатеринодар. Там был еще с царских времен военный госпиталь и имелись достаточно квалифицированные врачи и медицинский персонал.

Можно только предполагать, что стало причиной заражения крови раненого. Но вне всякого сомнения, в первые дни лечение комфортом не отличалось. О стерильности выкипяченных бинтов говорить не приходилось. Впрочем, точно в таком же положении оказывались в годы Гражданской войны тысячи и тысячи как белых, так и красных бойцов. Они были в равных условиях, пополняя собой в санитарных потерях число умерших от ран.

В екатеринодарском госпитале при первых признаках заражения крови Дроздовскому было сделано несколько операций. Но хирурги оказались бессильны победить быстро прогрессирующую гангрену ноги. Тогда и стало ясно, что Михаил Гордеевич обречен на смерть, с которой он имел мужество бороться.

Лечащий врач по многу раз в день отвечал на один и тот же вопрос многих людей:

– Делаем все, что в наших силах… Операции переносит стойко, хотя сами понимаете, что у нас есть: зайдите в любую аптеку города… Состояние тяжелое… Теперь вся надежда на его организм, силу воли…

Деникин интересовался ходом лечения командира дивизии «дроздов», которая продолжала сражаться в самом пекле тяжелых боев: Красную армию выбивали с Северного Кавказа на север, к Волге. Главнокомандующий делал все возможное, чтобы морально поддержать раненого Дроздовского, которому врачи ставили все более неутешительные диагнозы.

12 декабря 1918 года Деникин вызвал к себе начальника армейского штаба генерал-майора Романовского, которого он знал давно и потому мог доверительно разговаривать с ним.

– Иван Павлович, как наш Дроздовский?

– Плохо, Антон Иванович. Екатеринодарские врачи иллюзий насчет него не имеют.

– А все же как он?

– Ему все хуже. Боли усиливаются, лишился сна, пожелтел. Но держится на удивление бодро.

– Вчера я, Иван Павлович, имел беседу с командой «дроздов», что прибыла в тылы за снарядами к трехдюймовкам.

– И что же, Антон Иванович, вас обеспокоило в том разговоре? Правильно я вас понимаю?

– Правильно, Романовский. Подпоручик-батареец обратился ко мне с просьбой высказать мне все, что у него накипело о Дроздовском. Вы же знаете, как «дрозды» его любят и боготворят. Я разрешил.

– И что же вы услышали от подпоручика?

– Упрек. Мне, как главнокомандующему, и вам, как начальнику моего штаба.

– Нас с вами упрекнули? В чем же?

– В бездушном отношении к Михаилу Гордеевичу.

– Это как понимать, Антон Иванович?

– А то, что он единственный из наших трех командиров пехотных дивизий не носит генеральских погон.

– Так вот оно что. Действительно, Антон Иванович, этот батареец говорил с вами о наболевшем по душам.

– Говорил горячо, но вежливо, чинов не переступал. Прав он или не прав в нашем отношении к Дроздовскому, Иван Павлович? Мы же с вами два корниловца, поэтому можем друг другу в глаза говорить все открыто.

– Можем и должны. Мое мнение таково: Дроздовский заслужил первого генеральского чина только за то, что походом из Румынии привел к нам три тысячи белых бойцов. Да еще каких! А сколько боев выиграли «дрозды» на одних ударах в штыки!

– Надо признать то, что Дроздовский – наша легенда. Чин полковника он и без нас бы перерос.

– Значит, писать приказ о присвоении Дроздовскому Михаилу Гордеевичу, командиру 3-й пехотной дивизии, чина генерал-майора. За вашей подписью и каким числом?

– Сегодняшним числом, Иван Павлович. 12 декабря 1918 года. Приказ объявить по армии.

– Будет сегодня же исполнено. Как объявить ваш приказ Дроздовскому? Ведь он в Екатеринодаре.

– Приказ объявите ему лично вы, Иван Павлович. Я уже приказал приготовить для такого случая поезд. Одновременно возьмете с собой в Екатеринодар тяжелых раненых последних дней…

Дроздовский был в ясном сознании, когда ему в палате был зачитан приказ главнокомандующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта А. И. Деникина. Рука его не дрогнула, когда он принимал генеральские золотые погоны. Но со стороны было заметно, как замутнились глаза раненого.

Из толпившихся в дверях врачей, медсестер и медбратов, ходячих раненых к лежавшему Михаилу Гордеевичу подошли с поздравлениями несколько человек. В руках они имели скромные по времени букетики последних цветов, какие еще держались в екатеринодарских садах.

В тот же день новоиспеченный генерал-майор получил с фронта не одну поздравительную телеграмму. Они пришли от его любимых и любящих его белых «дроздов» – из полков и батальонов, эскадронов и батарей. И даже от экипажа пулеметного бронеавтомобиля «Верный» за подписью капитана Нилова:

«Команда броневика „Верный“ гордится вами, Михаил Гордеевич. Выздоравливайте и возвращайтесь к нам Капитан Нилов. Ставрополь».

Дроздовскому не довелось шить генеральский мундир. «Дрозды» прикрепили погоны к уже видавшему виды кителю-френчу с бело-эмалевым Святым Георгием на груди и к шинели, которая была не его. Он все же нашел в себе силы и попросил Романовского передать главнокомандующему:

– Скажите Антону Ивановичу, что это награда не мне лично. Она дана моим «дроздам» за их верность России. Передайте, Иван Павлович, слово в слово.

– Передам сегодня же вечером, Михаил Гордеевич. Еще раз поздравляю вас с генеральством…

Дроздовский все чаще стал терять сознание. Лечащие врачи понимали, что теперь их помощь ему совершенно не нужна. Через несколько дней после приезда Романовского раненый настойчиво потребовал от начальника госпиталя:

– Перевезите меня в Ростов, к профессору Напалкову. Он меня хорошо знает…

Отговаривать Дроздовского от такого переезда не стали. Все понимали, что его предсмертное желание. К тому же он знал, что в ростовском госпитале лежит много его подчиненных из числа тяжелораненых, людей ему лично знакомых и потому близких.

Встреча поезда с умирающим Дроздовским на ростовском вокзале была такой, как ее описал в мемуарах белоэмигрант А. В. Туркул. Других свидетельств, по крайней мере – письменных, тому событию нет.

Можно лишь добавить, что почести отдавала деникинскому генералу только «белая» часть города Ростова. Если утверждать, что весь город, то это будет неправда. Гражданская война и мирных горожан да селян делит на «наших» и «чужих». Иного в истории еще не было. В этом людям пишущим иллюзий строить не приходится, как описал в своих мемуарах дроздовец Туркул.

Дроздовский ушел из жизни в первый день нового 1919 года. Умирал ли он в сознании – этого мы не знаем. Но что в страшных мучениях – это точно.

Генерал-майора Дроздовского хоронили в столице Кубанского казачьего войска Екатеринодаре со всеми воинскими почестями. Были на похоронах и делегации частей 3-й пехотной дивизии Добровольческой армии.

Деникин был из тех белых вождей, которые чтили и заботились о сохранении традиций Российской императорской армии – русской армии. Главнокомандующий Добровольческой армией решил возродить традиции вечного шефства, когда полкам и другим воинским частям присваивались имена прославленных полководцев, военачальников, великих князей из династии Романовых и, наконец, европейских венценосцев, с которыми царствующий дом Российской империи роднили многие династические узы.

17 января 1919 года по Добровольческой армии был подписан приказ: 3-я пехотная дивизия переименовывалась в 3-ю генерала Дроздовского пехотную дивизию.

Так для истории Гражданской войны и многих последующих лет «дрозды» стали дроздовцами навсегда Гражданская война полыхала на российском Юге еще больше года, и те дроздовцы, что уцелели в ее пламени, стали белоэмигрантами, лишенными Отечества, за которое они отдавали свои жизни. Можно добавить, что также беззаветно отдавали на алтарь Отечества свои жизни и бойцы противной стороны. Мемуарист Антон Туркул уже в эмиграции скажет «Смерть Дроздовского? Нет, солдаты не умирают. Дроздовский жив в каждом его живом бойце».

Побежденных же история обычно судит. Но время берет свое и все расставляет на свои места Иначе и быть не может. Как это связано с жизнью и смертью белого генерала Михаила Гордеевича Дроздовского, «рыцаря Белого дела».

…Последним пристанищем генерал-майора Генерального штаба М. Г. Дроздовского стала крымская земля. Судьба уготовила герою Белого дела в последний раз тайное предание земле в Отечестве, на окраине Севастополя. Из Новороссийска Дроздовская дивизия уходила в Крым, не бросив на поругание останки своего первого командира. Туркул писал о том дне: «На рассвете „Император Индии“ и „Вальдек Руссо“ загремели холодно и пустынно по Новороссийску из дальнобойных. Мы уходим…

А над всеми нами, на верхней палубе, у капитанского мостика высятся два грузных оцинкованных гроба: Дроздовского и (генерала) Туцевича. Там стоят часовые. Тела наших вождей уходят вместе с нами. Оба гроба от утреннего пара потускнели и в соленых брызгах…

А в ветряную ночь после парада мы тайно погребли Дроздовского и Туцевича. Только пять ближайших соратников опускали их гробы в глубокую сухую могилу. Тогда мы не думали задерживаться в Крыму и опасались, что красные надругаются над усопшими. Их похоронили втайне, опуская их гробы на веревках в могилу при тусклом свете фонаря.

Только эти пять человек из всей Белой армии знают место упокоения двух наших вождей. План их могилы хранится в надежных руках…»

Для истории местонахождение могилы белого генерала Дроздовского, вероятнее всего, так и останется тайной. В воспоминаниях его «дроздов» нет упоминаний более детальных, чем у мемуариста Туркула. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов в окрестностях Севастополя дважды шли тяжелые и затяжные бои. В ходе их городские кладбища на окраинах оказались совершенно разбитыми. Да и давным-давно нет в живых тех людей, которые участвовали в тайных похоронах Дроздовского. Они унесли с собой тайну могилы своего военного вождя.

Неизвестна и дата перезахоронения белого генерала. Исследователи сходятся на том, что это была одна из мартовских ночей 1920 года.

Такова судьба Михаила Гордеевича Дроздовского, чей легендарный образ для отечественной истории вспыхнул в ярком пламени Гражданской войны в России, начавшейся для него с первой версты похода Яссы – Дон. И погас в первый день нового, 1919 года.

О таких людях историк А. А. Керсновский сказал в своей «Истории Русской армии»: «Кроме виновников русская революция знала еще и героев. В Содоме не нашлось и трех праведников. В России семнадцатого года их были тысячи.

Этими праведниками всероссийского Содома были офицеры русской армии и увлеченная ими русская учащаяся молодежь. Только они вышли из огневого испытания неистлевшими, прошли через кровь незапятнанными и через грязь незамаранными…»

Приложения

Даты жизни генерал-майора М. Г. Дроздовского

1881, 7 октября – в Киеве родился Михаил Гордеевич Дроздовский.

1892 – поступил в Полоцкий кадетский корпус

1899 – окончил киевский Владимирский кадетский корпус

1901, 13 августа – окончил Павловское военное училище в чине подпоручика.

1901 – служба в лейб-гвардии Волынском полку, в Царстве Польском.

1904, 4 октября – поступил в Николаевскую академию Генерального штаба

1904–1905 – участие в Русско-японской войне. Командир роты 34-го Сибирского (Восточно-Сибирского) стрелкового полка Награжден орденами Святой Анны 4-й степени и Святого Станислава 3-й с мечами и бантом.

1906 – производство в поручики гвардии.

1908 – окончил Николаевскую академию Генерального штаба Причислен к корпусу офицеров Генерального штаба

1908 – командир роты лейб-гвардии Волынского полка Производство в штабс-капитаны.

1910, ноябрь – обер-офицер для поручений при штабе Приамурского военного округа

1911 – старший адъютант штаба Варшавского военного округа Производство в капитаны Генерального штаба

1911, декабрь – награжден орденом Святой Анны 3-й степени.

1913 – прошел курс летчика-наблюдателя в Севастопольской школе авиации Отдела воздушного флота

1914, июль – помощник начальника общего отдела штаба Северо-Западного фронта

1914, сентябрь – обер-офицер для поручений штаба 27-го армейского корпуса

1915, январь – штаб-офицер для поручений штаба 26-го армейского корпуса

1915, март – производство в подполковники Генерального штаба

1915, апрель – начальник штаба 64-й пехотной дивизии.

1915, июль – награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

1915, октябрь – ноябрь – исполнял обязанности начальника штаба 26-го армейского корпуса

1916, май – награжден Георгиевским оружием (саблей) «За храбрость».

1916, август – присвоено звание полковника Генерального штаба

1916, 31 августа – ранен пулей при штурме горы Капуль в Карпатах.

1916, сентябрь – 1917, январь – лечение после ранения.

1917, январь – начальник штаба 15-й пехотной дивизии.

1917, апрель – командир 60-го пехотного Замостского полка

1917, ноябрь – командующий 14-й пехотной дивизии. В должность не вступал.

1917, 20 ноября – представлен к награждению орденом Святого Георгия 4-й степени.

1917, декабрь – формирует в Яссах 1-ю отдельную (Скинтейскую) бригаду русских добровольцев.

1918, начало февраля – попытки румынских властей не допустить выхода дроздовской бригады из пределов королевства.

1918, 26 февраля – бригада выступает из Ясс (Румыния) по югу Украины – Причерноморью на Дон.

1918, 27 марта – переправа через Днепр и занятие Каховки.

1918, 2 апреля – первый серьезный бой с красными войсками за время похода Яссы – Дон в Акимовке.

1918, 17 апреля – вступление в Область войска Донского.

1918, 21 апреля – неудачный бой бригады за Ростов-на-Дону.

1918, 25 апреля – участие в освобождении столицы Области войска Донского города Новочеркасска совместно с восставшими казаками.

1918, 25 мая – освобождение Ростова-на-Дону.

1918, 27 мая – прибытие бригады в станицу Мечетинскую; соединение с Добровольческой армией.

1918, конец мая – бригада переформировывается в 3-ю пехотную дивизию Добровольческой армии. Командир дивизии.

1918 – участие во 2-м Кубанском походе, в освобождении от войск большевиков Кубани и Северного Кавказа

1918, 14 июля – взятие железнодорожной станции Динская.

1918, 27 июля – взятие с боем станицы Кирпильской.

1918, 3 августа – победный бой за овладение столицей Кубани Екатеринодаром.

1918, 6 августа – участие во взятии Армавира.

1918, 31 октября – ранение пулей в бою у Ставрополя, под стенами Иоанно-Мартинского монастыря.

1918, 12 ноября – присвоение звания генерал-майора.

1919, 1 января – смерть от гангрены в Ростове-на-Дону. Был похоронен в Екатеринодаре.

1919, 17 января – 3-я пехотная дивизия переименовывается в 3-ю генерала Дроздовского пехотную дивизию.

1920, весна (март?) – тайно перезахоронен в Севастополе.