Текст книги "Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона"
Автор книги: Алексей Шишов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Конный разъезд белых в небольшой рощице наскочил на умело устроенную засаду. Трое попало в плен, двоим удалось, отстреливаясь, ускакать. Дроздовский, получив такое известие, немедленно выслал вперед кавалерийский эскадрон, нападение которого оказалось внезапным В ходе боя за Любимовку красные потеряли более тридцати человек. Выяснилось, что плененные белые были ими расстреляны почти сразу.
Любимовка была рядом с Каховкой. Дроздовский отправил в город караул для охраны найденного там склада с легкими снарядами. Германский пехотный батальон (без австрийцев) уже занял центр города. „Довольно нахальный немецкий“ младший лейтенант заявил русским офицерам;
– Отсюда ничего не будет вывезено…
Дроздовскому пришлось спешно ехать в Каховку. Майор фон Науман был настроен к белым по-прежнему лояльно, и потому разговор прошел без каких-либо осложнений.
– Господин майор, когда мы вошли в город, конница захватила снаряды. Был поставлен около них наш караул, послали за подводами, нагрузились. Но появился немецкий караул и запретил их вывоз.
– Господин полковник, я такого приказа своим солдатам не отдавал.
– Охотно верю, господин фон Науман. Я не претендую на весь склад снарядов, брошенный красными. Хотя снаряды захватили сегодня мы.
– О чем речь? Пожалуйста, берите все.
– Все нам не нужны, только то, что уже погружено на подводы.
– Сколько на них погружено снарядов?
– Пятьсот штук.
– Забирайте их. Ведь большая часть трофеев остается у германской армии, не так ли, господин полковник?
– Именно так. Как мне доложили, на складе не одна тысяча снарядов малых калибров.
– Будете вывозить сейчас?
– Да, желательно. Но мне нужна записка на имя начальника вашего караула, чтобы избежать всяких недоразумений.
– Сейчас будет написана.
– Благодарю…
Майор фон Науман разрешил добровольцам беспрепятственно посещать Каховку во время их дневки в Любимовке. В городе работали все лавки. Бригадные интенданты смогли закупить здесь несколько пудов бензина, масла и пакли для чистки оружия и многое из того, в чем нуждался отряд.
„Совместные“ действия 1-й русской добровольческой бригады с германским и австрийским пехотными батальонам по „взятию с боем“ Каховки вне истории не остались. Они дали основание главнокомандующему вооруженными силами Советской Украины В. А. Антонову-Овсеенко сказать в своих „Записках о Гражданской войне“ (том второй) следующее: „…Кроме немецких частей вели наступление австро-венгерские части, русская офицерская ударная бригада, созданная генералом Щербачевым на Румынском фронте, а также гайдамацкие части“.
…Дроздовский лично принимал в отряд каховских добровольцев. Часть юношей отговорили родители не ходить на войну. Но были и другие случаи. Один отец привел двоих своих сыновей, сказав приемной комиссии:
– Я служил, пусть теперь и они послужат патриотическому делу, нашей России…
Командир бригады распорядился так:
– Юных добровольцев – в артиллерию, пока не обстреляются. Добровольцев основательных, с военным опытом – в пехоту.
Встала проблема („горе“), как новых людей обмундировать, винтовки для них нашлись. Шинелей запасных нашлось всего штук пятнадцать. Однако ушлые бригадные интенданты обнаружили на одном из местных складов много рубашечного защитного материала и заказали местным портнихам быстро сшить из него гимнастерки.
Когда доложили радостно о том полковнику Дроздовскому, он отреагировал на услышанное так:
– Молодцы! Мне бы быстрее одеть новых добровольцев в солдатское.
– Будут одеты, Михаил Гордеевич, не волнуйтесь. Все отдано в шитье местным мастерицам.
– Они не успеют сшить. Завтра уходим из Любимовки дальше.
– Тогда как прикажете быть?
– С портнихами расплатиться. Что не успели – увезти кроеное и оставшийся материал с собой. Дошьем на новом месте…
В Каховке состоялся военный парад: 1 – я русская добровольческая бригада промаршировала по центру под Андреевским флагом 2-го полка Балтийской дивизии. В данном случае Михаил Гордеевич решил все же поостеречься, приказав Михаилу Кузьмичу Войналовичу:
– Что прибыло сегодня к германцам в Берислав? Известно, Михаил Кузьмич?
– Да, посылал нашего офицера, прапорщика Ольшевского, под видом местного жителя на тот берег. Разведал все.
– Кто там, кроме австрийцев?
– Свежий немецкий батальон пехоты, батарея полевых пушек. Пулеметов прибыло много.
– Как смотрится настроение германцев? Здесь, в Каховке?
– Если не считать майора Наумана, как будто стали к нам не столь благосклонны.
– В чем это видится?
– Караул у снарядного склада удвоен. Поставлен пулемет. Мост блокирован австрийскими патрулями.
– Значит, пора нам уходить от Днепра.
– Как быть с парадным расчетом, Михаил Гордеевич?
– Надо еще раз поостеречься. Только одну роту на парад, оба эскадрона и взвод конно-горный.
– Остальным что приказать?
– Не расхолаживаться. И готовиться к маршу дальше…
…Следующим маршрутным пунктом стало большое селение Серогозы. Красногвардейский отряд из местных оттуда ушел заранее. К Дроздовскому обратился директор гимназии, эвакуированной во время войны из Риги, просил оружия для гимназического отряда самообороны. Тот отказать в такой просьбе не смог старому гимназическому учителю:
– Я прикажу выдать вам десять трехлинейных винтовок с патронами.
– Премного благодарен. Вооружу ими учителей, старших гимназистов, что покрепче.
– Вы в армии сами-то служили?
– Нет, не довелось. Служил государю по гражданской части.
– Это хорошо. Тогда обратитесь к кому-нибудь из местных, к офицеру или надежному бывшему старому солдату. Пусть научит ваш отряд самообороны обращаться с оружием.
– Премного благодарен вам за такой дельный совет. Есть у меня на примете такой человек.
Когда походная колонна выступила из Серогоз, начальник бригадного штаба Войналович, подъехав к Дроздовскому, заметил как бы между прочим:
– Михаил Гордеевич, что-то мы ведем себя не как на войне.
– А что такое, Михаил Кузьмич?
– Сегодня меня штабные связисты осадили. Серьезные у них к нам претензии есть.
– Чем они недовольны?
– Пересказали сначала ваши слова, Михаил Гордеевич, что бригада вошла в зону действий красных.
– Ну и что? Оно действительно так и есть.
– Тогда почему мы не портим им телеграфную связь? Вот в чем нас упрекнули наши связисты.
– Они правы. Верное дело сказали. Прикажите, чтобы теперь по дороге портили телеграфные линии. Чтобы лишить большевиков возможности передавать сведения о нас.
– Есть рвать провода и пилить телеграфные столбы…
…Бригада „дроздов“ пылила по дороге на Мелитополь, уже несколько дней не имея боевых столкновений. В провианте добровольцы особо не нуждались: местное население, особенно хуторяне, сами привозили к дороге разные продукты своим „избавленцам“. Деньги зачастую брать отказывались.
На одном из хуторов натолкнулись на пункт сбора реквизированного мелитопольским советом скота у местного населения. Скот был возвращен хозяевам.
Теперь полковник Дроздовский постоянно рассылал вперед и боковыми маршрутами усиленные конные разъезды, имевшие надежных проводников из местных жителей. Телеграфная связь портилась всюду. В „Дневнике“, к примеру, появилась такая запись:
„…Сняли телефонные аппараты с Мелитополем, телеграфные электромагниты; предварительно наш пионер (сапер; в данном случае связист. – А. Ш.) разговаривал от имени (местного) комитета с заместителем Гольдштейна, начальника мелитопольской банды. Оказалось, что у Гольдштейна в деревне Веселое, где их сотни две-три, своего рода штаб. В общем, получили известную ориентировку, но ничего очень существенного, боялись расспросами себя выдать…“
В селе Калга белая добровольческая бригада сделала очередную дневку. В дроздовском „Дневнике“ за 1 апреля появились такие записи, больше напоминавшие повседневную прозу похода Яссы – Дон. Похода по той территории российского Юга, которую Гражданская война еще не залила обильно кровью и основательно не выжгла, не испепелила человеческие сердца на историческом изломе старого и нового Отечества:
„…Весь путь отряда встречается и провожается благословениями и восторгами одних, проклятием и ужасом других и тупым безразличием массы; хотя, впрочем, не везде: где сильно поработали грабители, там удовлетворение было массовым.
…Народ, в общем, так напуган всяким появлением вооруженных, что и здесь (в Калге) часть поскрывалась, особенно женщины, пока им не разъяснили, что мы не враги. В Калгу опять прибыл ряд хуторян с мольбою о помощи – послали экспедицию, но только на одном фольварке, что у почтовой станции Калга, удалось арестовать для разбора вины, а троих, выскочивших с оружием, ликвидировали на месте.
Из остальных мест вся эта рвань разбежалась, но пока не удалось захватить…
День тяжелого удара, возвращение Кудряшева (его приключение, арест в Лепетихе, угроза крестьян расстрелять за большевизм).
Вести о Доне – Корнилов в районе Кавказская – Петровск (на Каспии). Измена молодых казаков, поражения, расстрелы офицеров. Может, преувеличено, но суть – едва ли. Эти показания дали два офицера; один из отряда, защищавшего Новочеркасск.
Движение японцев; поход поляков к Воронежу. Болотовский поехал дальше. Маяком ему будут служить Симферополь и Ростов. Принципиальное решение – сохранить отряд до лучших времен. Что же делать непосредственно – обдумаем, пока же в районе Мелитополя немного задержаться. Надежда на помощь союзников, японцев больше, но какою ценой.
Катастрофа Корнилова и Алексеева – это национальное несчастье.
Мое переживание: пройдя уже больше половины пути, потерять точку стремления! И все же бороться до конца…“
Спустя месяц в донской станице Мечетинской полковник Дроздовский расскажет о „смутных днях“, пережитых им перед занятием города Мелитополя, когда до Области Войска Донского остались считаные походные версты. Его собеседниками были командующий Добровольческой армией Антон Иванович Деникин и командир Корниловского полка полковник Александр Павлович Кутепов, одна из легендарных личностей Белого дела. Разговор вел старший за столом.
– Михаил Гордеевич, неужели почти до самого Мелитополя вы не имели о нас никаких сведений?
– Нет. Даже слухи на слухи мало походили. Даже газеты одесских большевиков ясности не давали: одни лозунги, Ленин сказал, Троцкий сказал и „смерть буржуям“. А Дона и нас, добровольцев, для Одессы как бы и не существовало.
– Но что-то же вами предпринималось?
– Разумеется, Антон Иванович. В Ростов был послан командир моих конных разведчиков ротмистр Болотовский с офицером. Они и дали первые сведения о вас и положении дел у донцов.
– Интересно, что за информацию они вам доставили?
– Первое, что Корнилов ведет бои где-то у Петровска на берегах Каспия. Или намного ближе, у станции Кавказская, на Кубани. И что на Дону молодые казаки изменили присяге, идут массовые расстрелы казачьих офицеров.
– На Дону действительно часть фронтовых полков колыхнулась в сторону советской власти. Один есаул Голубов чего стоил, в Новочеркасске был убит войсковой атаман. А сейчас станишники-донцы одумались, взялись за оружие. Сами видели, Михаил Гордеевич.
– Видел под Новочеркасском А как же бои на Каспии?
– Добровольческая армия в Ледяном походе дальше Екатеринодара на восток по Северному Кавказу не прошла. Это вы уже знаете?
– А кто же тогда вел бои у Петровска, на дагестанских берегах?
– Полковник Бичерахов из осетин, терец. Собрал несколько казачьих сотен, пластунский батальон, батарею – все с Кавказского фронта уходившие – и не пустил турок вдоль берега Каспия на Терек. А османов вел сам военный министр султана Энвер-паша.
– Турки отступили?
– Антанта потребовала. Но они ушли недалеко, в Баку.
В разговор вступил Кутепов, до того молчавший. С ним у Дроздовского отношения сложатся сразу, поскольку оба были монархистами из числа убежденных сторонников России единой и неделимой. Да и к тому же если Михаил Гордеевич был наслышан о командующем лейб-гвардии Преображенским полком и его действиях в Петрограде в Феврале 1917 года, то Кутепов его не знал.
– Михаил Гордеевич, скажите честно, что вы почувствовали после того, как получили такие вести от вашего ротмистра?
– Скажу. Сердце сжималось от боли. Первые мысли были только об одном, Александр Павлович.
– О чем же, если не секрет?
– Сохранить до лучших времен бригаду, тысячу моих добровольцев.
– Пожалуй, это верная мысль. Но вы все же не стали отсиживаться в Мелитополе, а пошли на Ростов?
– Пошел. Для моих бойцов Дон был точкой стремления. Не повести их туда, значит, надо было отказаться от наших одних-единственных помыслов на всем походном пути от Ясс.
– И оставили Мелитополь со всей его привлекательностью?
– Для нас он стал только вехой. Тысяча двести верст прошагать с боями за считаные два месяца. Разве это не закалка для Белого дела?
– Согласен, дорогой ты наш Михаил Гордеевич. Корниловский Ледяной поход мы с Антон Ивановичем ставим в ряд с походом Яссы – Дон. Так и скажите об этом вашим добровольцам.
– А почему поход на Кубань назвали Ледяным?
– Дело было так. Одна медсестра как-то в сердцах сказала генералу Маркову Сергею Леонидовичу: ну и дался мне ваш Ледяной поход…
Деникин, как бы приглашая собеседников сделать то же самое, встал из-за стола. Сказал тепло Дроздовскому:
– Пора нам в полки. Ваш поход, Михаил Гордеевич, – уже история Белого движения. И каким красивым словом у нас прозвали ясских добровольцев – „дрозды“…
…2 апреля „дрозды“ выдержали самый сложный для них бой с начала похода – в местечке Акимовка, что находилось вблизи Мелитополя. Для белых тот день сложился крайне удачно во многом благодаря распорядительности полковника Войналовича. Он все так же продолжал начальствовать авангардом походной колонны бригады, состоявшим из двух кавалерийских эскадронов с конной пулеметной командой и уже единственного в бригаде бронеавтомобиля „Верный“, сумевшего сделать пробег в тысячу верст (!) без серьезных поломок.
Сам Дроздовский в том бою не участвовал. В дневниковых записях он только рассказывает о том, как на железнодорожной станции Акимовка с боем был взят эшелон с красногвардейцами. Другому эшелону, люди в котором боя не приняли, удалось уйти обратно к Мелитополю:
„…Колонна задержалась (в немецкой колонии Ейгенфельд. – А. Ш.) на час. Только что собрались выступать – донесение (на автомобиле от Войналовича) о появлении большевистских эшелонов на станции Акимовка Приказал одной роте с легкой батареей идти немедленно переменным аллюром на поддержку, если бы таковая потребовалась, а остальным тоже не задерживаться, идя частью рысью. Сам на автомобиле.
Приехал в местечко Акимовка – на вокзале все уже было кончено; шло два эшелона из Мелитополя на Акимовку. На запрос ответили, чтобы подождали, пока еще путь неисправен. Потом приготовились и вызвали. Должны были взорвать путь позади второго эшелона, а первый направить в тупик. Второй захватить не удалось – раньше времени взорвали путь.
Первый же приняли в тупик и встретили пулеметным огнем кавалеристов и с броневика, который стрелял почти в упор. Всюду вдоль поезда масса трупов, в вагонах, на буферах, частью убитые, частью добитые. Несколько раненых. Между прочим, машинист и три женщины. Когда пришел, еще выуживали попрятавшихся по укромным углам Пленных отправили на разбор в штаб к Семенову. Всего на вокзале было убито человек 40.
Как жили большевики: пульмановские вагоны, преимущественно 1-й и 2-й классы, салон; масса сахару, масло чудное, сливки, сдобные булочки и т. п.
Огромная добыча 12 пулеметов, масса оружия, патронов, ручных гранат, часть лошадей (много убитых и раненых). Новые шинели, сапоги, сбруя, подковы, сукно матросское шинельное, рогожка защитная, калоши, бельевой материал. Обилие чая, шоколада и конфет.
Всего в эшелоне было человек около 150 – следовательно, считая пленных, не спасся почти никто. Вскоре запросили по телеграфу эшелон большевиков с юга, хотели его принять, но на разъезде южнее Дмитровки его предупредил, по-видимому, кто-то из бежавших – он не вышел с разъезда и вернулся.
У нас без потерь, одному оцарапало палец, у другого прострелен бинокль, но выбыло пять лошадей. Второй эшелон отошел после взрыва и скрылся из вида.
К вечеру были предопрошены все пленные и ликвидированы; всего этот день стоил бандитам 130 жизней, причем были и „матросики“, и два офицера, до конца не признавшиеся в своем звании.
Отряд сосредоточился в Акимовке часам к 17…“
Движение сразу трех воинских эшелонов красных (два были из Мелитополя) сильно встревожило полковника Дроздовского. Он понял, что неприятель, не имея точных сведений о силах белых, попытался взять их в кольцо на подходе к Акимовке. То, что к этому делу они отнеслись серьезно, свидетельствовало число пулеметов, захваченных в первом эшелоне.
Дроздовский по прибытии в местечко, ознакомившись с оперативной обстановкой, поставил задачи Войналовичу и Жебраку-Русановичу:
– Красные постараются взять нас в Акимовке, благо железные дороги в их руках. Поэтому вам, Михаил Кузьмич, разместить бригаду так, чтобы ее можно было без лишнего шума поднять по тревоге.
– Понял. Где прикажете поставить пулеметный заслон?
– На северной окраине местечка. Всю артиллерию, кроме взвода на вокзале, поставить против Мелитополя. Конную разведку выслали?
– Выслали, Михаил Гордеевич.
– А вам, Михаил Антонович, вместе с моряками и 3-й ротой смотреть за железкой от Дмитровки. Тот эшелон, если командир его человек по-военному стоящий, должен подойти опять к Акимовке.
– Как мне в случае надобности можно будет получить артиллерийскую поддержку?
– Орудийный взвод, что на вокзале, в случае надобности будет ваш. А пока разрешаю взять себе половину пулеметов, что мы захватили в разбитом эшелоне. Лент к ним в избытке…
Красные атаковали белых в Акимовке уже на следующий после первого боя день. Все велось по сценарию „эшелонной войны“. На рассвете 3 апреля конная застава, высланная на север, снялась и отошла к местечку: подходил поезд, который двигался настороженно. Добровольцы были подняты по тревоге, заняв заранее указанные стрелковым ротам места.
Поезд не дошел до железнодорожной станции с версту, остановившись в степи. Было видно, как вагоны покинула не одна сотня людей, которые сразу же стали разворачиваться в цепи. После этого красные повели наступление на Акимовку.
Легкой батарее полковника Ползикова был дан приказ открыть огонь по цепи, но снаряды поберечь. Орудийные расчеты из офицеров-фронтовиков дали два выстрела шрапнелью, без пристрелки накрыв атакующую, уже далеко ушедшую от эшелона цепь. Та сразу потеряла стройность и обратилась в бегство к спасительным вагонам на железнодорожной насыпи.
С платформ поезда открыли ответный беглый огонь два легких орудия. Их расчеты явно состояли не из пушкарей: снаряды рвались где попало, много выпущенных по Акимовке гранат оказалось неразорвавшимися. По местечку били даже зажигательными снарядами.
Артиллерия добровольцев открыла ответный огонь. Когда снаряды стали рваться по соседству с эшелоном, осыпая его землей и осколками, на паровозе развели пары и поспешили увезти поезд „за перегиб местности“. На этом утренний огневой бой прекратился. Но красные, не свертывая стрелковой цепи, далеко не ушли. Они залегли в степи, прикрывшись холмами.
Дроздовский приказал бригаде выступать на Мелитополь в начале одиннадцатого. Авангард колонны вновь составила отрядная кавалерия с четырехпулеметным бронеавтомобилем „Верный“, который катил по пыльной дороге, что шла рядом с железнодорожным полотном. Кавалеристы штабс-ротмистра Гаевского время от времени кричали команде броневика:
– Не пылите! Нас же за версту красным видно!..
Через открытую по случаю солнечной погоды дверцу бронеавтомобиля конникам отвечал обычно капитан Нилов:
– Пусть видят! Скорей бы в бой покатиться…
К тому времени к первому мелитопольскому эшелону подошел второй, с которого тоже высадился пехотный десант. Теперь стрелковая цепь удлинилась вдвое и носила уже охватывающий вид. Когда эскадроны белых перевалили через гребень высоты, они увидели идущую на Акимовку длинную и редкую цепь неприятеля.
Командир бригадного конного дивизиона в сотню с небольшим сабель штабс-ротмистр Борис Анатольевич Гаевский не зря слыл бывалым кавалеристом. Почти всю мировую войну он прошел в рядах родного ему 8-го уланского Вознесенского полка. В 1916 году был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени, когда исполнял обязанности начальника штаба 3-й Туркестанской стрелковой дивизии.
Одного взгляда на поле боя хватило Гаевскому, чтобы понять, что красные допустили непростительную ошибку: стрелковая цепь была редка, пулеметных расчетов в ней не виделось. Командир конницы „дроздов“ без задержки (не ожидая пушечных выстрелов с поездов) скомандовал эскадронным начальникам:
– Штабс-ротмистр Аникеев! Ротмистр Двойченко! Атакуем с хода! Цепь прорвать, разделить ее на две части и окружить!
Наступавшие, равно как и те, кто оставался в эшелонах, не ожидали появления конницы белой, которая к тому же числом своим не впечатляла. Поэтому атакующие не сразу осознали, какую опасность для них представляют две полусотни всадников, набегавших на них по полю.
В это время на гребень выскочили расчеты конно-горной батареи, которая развернулась на высоте, как на показательных учениях. Несколько шрапнелей через голову атакующего кавалерийского дивизиона привели цепь в полное замешательство. Поэтому эскадроны Аникеева и Двойченко разорвали ее надвое без потерь и отрезали большую часть красной пехоты от эшелонов. Особенно отличился второй из эскадронов. Началась рубка разбегавшихся „эшелонников“, которые сбивались в разрозненные группы.
Дальше события второго „акимовского“ боя 3 апреля 1918 года вблизи города Мелитополя и его занятие разворачивались так, как говорится в походном „Дневнике“ самого полковника Дроздовского:
„…B то же время конно-горная стреляла по поезду, причем одна граната попала почти в платформу, большевики частью успели сесть в эшелоны и уехать, частью разбежались в дикой панике, кидая сапоги, шинели, портянки, оружие, спасаясь по разным направлениям.
Уничтожение их продолжалось, в плен не брали, раненых не оставалось, было изрублено и застрелено, по рассказу конницы, до 80 человек. Броневик помогал своим огнем по цепи. Когда дело было кончено, броневик вернулся к колонне главных сил, а конница прошла через Иоганнесру (немецкая колония. – А. Ш.) на вокзал Мелитополя с целью обойти (город) с запада и севера.
В этой операции конница потеряла 5–6 убитых и раненых лошадей и был легко ранен в ногу серб-офицер Патек.
Перед выступлением главной колонны (из Акимовки) часть имущества (захваченного в разгромленном эшелоне), что не могли поднять, была продана на месте (чай, калоши), часть роздана на руки…
Подход к Мелитополю – сплошное триумфальное шествие; уже в деревне Песчаное (пригород) встретили толпы крестьян и приветствия; ближе к городу – еще хлеб-соль, в городе улицы, проходящие на вокзал, запружены.
Делегация железнодорожников с белым флагом и речью – приветствие избавителям, еще хлеб-соль. Цветы, приветственные крики. Входили спасителями и избавителями. На вокзале депутация инвалидов (увечных воинов Первой мировой и Японской войн. – А. Ш.) с приветом.
Большевики бежали спешно на Антоновку, оставалась подрывная команда анархистов и еще кое-какие мерзавцы, которых частью перебила, частью арестовала вооружившаяся железнодорожная милиция…“
Заняв Мелитополь, Дроздовский предусмотрительно выставил по его окраинам сторожевое охранение. Он понимал, что когда красные соберутся с силами в недалекой Антоновке, то они перейдут снова в наступление. А пока он приказал доставить в город из Акимовки трофеи и издал по бригаде приказ, в котором особо отметил „примерные“ действия конного дивизиона и экипажа бронеавтомобиля „Верный“. Об отличившихся в бою 2 апреля добровольцах в приказе говорилось особо: „…Пример храбрости в бою против красного эшелона подавал командир 2-го эскадрона ротмистр Двойченко Владимир Абрамович. Он подтвердил славу обладателя Георгиевского оружия – сабли „За храбрость“, полученной им в 1915 году в бытность службы в Крымском конном полку…“
В Мелитополе больших трофеев не оказалось, но белые добровольцы неожиданно для себя стали там обладателями блиндированной платформы. Вместе с паровозом она и составила первый бронепоезд (если его так можно было назвать) „дроздов“.
Еще во время учебы в Николаевской академии Генерального штаба Дроздовский показал себя сторонником развития „броневых сил“ в русской армии. Но тогда это были дискуссии. В Скинтее он не случайно требовал собирать в бригаде бесхозные автомашины и бронеавтомобили. И хотя до Мелитополя дошел один-единственный броневик капитана Нилова, в двух „акимовских“ боях он творил чудеса. А тут целая блиндированная платформа, пусть и невооруженная. Но зато издали такая грозная, ощетинившаяся пулеметами.
Полковник лично осмотрел такой необычный трофей. Пушку на платформе можно было установить только в заводских условиях. А вот для пулеметных расчетов амбразур имелось более чем достаточно. Дроздовский вызвал к себе бригадного начальника штаба;
– Михаил Кузьмич, тебе докладывали из полка о взятии блиндированной платформы?
– Докладывали. Но она не вооруженная.
– Значит, надо вооружить. Как ты это думаешь сделать?
– Я ее еще раньше осмотрел. Пушечного места на ней, как видите, нет. Думаю, что полный пулеметный взвод она в себя вместить сможет. Четыре „максима“.
– Прекрасно! Возьмите из пулеметной роты офицерский взвод поручика Марковича. Знаю его по Замостскому полку.
– Паровоз к блиндированной платформе здесь, в Акимовке, есть. На ходу. Вот только задача с паровозной бригадой, Михаил Гордеевич?
– Она у нас есть. И надежная. Возьмите людей из городской железнодорожной милиции.
– Из тех, что вылавливали на станции анархистов-подрывников?
– Только из них, Михаил Кузьмич.
– Отлично, бронепоезд у нас на время есть. И задача ему, думаю, на сегодня будет?
– Задача есть, и ответственная. Как только пулеметчики поручика Марковича устроятся на блиндированной платформе, паровоз поставить под пары. Бронепоезду идти сторожевой заставой от Акимовки к разъезду Тащанак. Держать с ней связь все время.
– Михаил Гордеевич, вам уже доложили, что оттуда дали телеграфом сюда, будто к Тащанаку подходит большевистский эшелон?
– Доложили.
– Какие еще будут приказания?
– Первое. Надо снабдить мелитопольскую железнодорожную милицию трехлинейками и патронами из наших трофейных запасов.
– Будет исполнено. Что еще будет приказано сделать?
– Эшелон красных, а что еще опаснее – их бронепоезд может пойти на Акимовку. Надо, чтобы местные железнодорожники подготовили локомотив и платформу перед ним с рельсами. С его помощью в случае чего можно будет перед разъездом устроить большевикам крушение.
– Задачу понял, Михаил Гордеевич. Для нее подберу толковых людей из артиллеристов, знающих и подрывное дело…
Блиндированная платформа с прицепленным сзади паровозом и пулеметным взводом „на борту“ дело свое под Мелитополем сделала отменно. Она дошла почти до самой станции Соколиногорное, на которой стоял крупный красногвардейский отряд с бронепоездом, имевшим пушки. Дальше события разворачивались так.
Сперва стороны завязали пулеметную перестрелку, от которой офицеры поручика Марковича не пострадали. После этого красный бронепоезд, разведя пары, двинулся на блиндированную платформу. Та дала ход назад. На железной дороге разыгрался бой. Дроздовский писал в походном „Дневнике“:
„Велась перестрелка пулеметами, враги стреляли артиллерией, но попадали почти все в свой поезд, давая чудовищный недолет – наши умирали со смеху, видя эту стрельбу.
Верстах в двух с половиной южнее станции Акимовка они сняли районные рельсы и увезли (их) под огнем большевистских разъездов. Когда оставляли Акимовку, разъезды уже подходили к станции.
Все это достоверные сведения – ясно, что дальше этого разобранного пути поезд не мог пройти, а занять они могли только Акимовку…“
В Мелитополе добровольцы долго оставаться не могли, впереди был близкий Дон – их „цель стремления“. Красногвардейские отряды городу больше не угрожали: подходили немецкие войска, которых сопровождали гайдамаки. На радушие встречи с последними белым рассчитывать не приходилось, хотя открытого столкновения германское командование вряд ли допустило бы. Оно было хозяином положения, уповавшим на силу.
На правобережье Днепра сразу устанавливались две власти – оккупационная германская и УНР, правитель которой Симон Петлюра доживал свои последние дни, чтобы потом уступить власть гетману Скоропадскому. После этого с местного населения этими двумя властями начинался насильственный сбор хлеба, живого скота и прочего, что крупными партиями отправлялось в Германию.
За несколько дней, проведенных в многолюдном Мелитополе, белая бригада отдохнула, пополнилась новыми добровольцами. Для такого города их было откровенно мало, всего семьдесят человек пополнило бригадную пехоту. В дроздовском „Дневнике“ за 4 апреля есть такая запись:
„…Понемногу город очищается от бандитов. В Акимовку из Мелитополя приехал на автомобиле офицер, сказался бежавшим. Там, однако, был опознан солдатами Крымского конного полка; один солдат, увидев его, сразу в морду – оказался вовсе не офицер, а убийца командира, похитивший его же шашку после убийства. Расстрелян.
Железнодорожная охрана (все низшие служащие) арестовала типа, призывавшего бить буржуев, анархист. Случай разобран. Расстрелян.
Мелитополь дал многое, есть военно-промышленный комитет, получили ботинки и сапоги, белье; из захваченного материала шьем обмундирование на весь отряд – все портные Мелитополя загружены нашей работой, посторонних заказов не берут“.
В Мелитопольском уезде менялась власть. Белые выпустили объявление об отмене декретов большевиков. Вся гражданская власть передавалась в руки городской думы и волостных земств. Думе предложили организовать самооборону и для этой цели создать отряд „сильной“ милиции. Охрану станции взяли на себя сами железнодорожники. У населения изымалось оружие, которое передавалось „самообороне и в волости“.
Германцы, понимая, что бригада русских добровольцев на своем пути на Дон представляла немалую, а самое главное – организованную и боеспособную силу, конфликтовать с ней не собирались. Поэтому, когда немецкий эшелон подходил к Мелитополю, он сперва, словно в ожидании, остановился в Акимовке.
Оттуда полковнику Дроздовскому был послан телеграфный запрос о желании „провести переговоры“. Дежурный по бригадному штабу доложил:
– Господин полковник, немцы эшелоном уже пришли в Акимовку. Заняли караулом станцию. Дали оттуда нам телеграф.