Текст книги "Персидский фронт (1909-1918) Незаслуженно забытые победы"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

В «смутных» событиях тех лет главарь многочисленной шайки разбойников Исмаил-Ходжи оказался приметной «сильной» личностью. Российский вице-консул в иранском городе Хое так характеризовал его деятельность в докладной записке:

«Исмаил-Ходжи… зарекомендовал себя перед революционным персидским сбродом особой жестокостью в истреблении русских солдат, попавших в руки тавризских защитников персидской конституции».

В феврале 1912 года закончилась оживленная переписка штабов Кавказского и Туркестанского военных округов, кавказского наместника графа И.И. Воронцова-Дашкова с правительством России относительно дальнейшей судьбы «секретной Персидской экспедиции». То есть решался вопрос, оставить ли в этой стране часть русских войск, в первую очередь консульскую охрану, а остальные войска вернуть в Россию. Или, наоборот, усилить русские отряды, поскольку серьезной стабилизации ситуации в северной и западных частях Персии не наблюдалось, что отражалось на российских государственных интересах.

На сторону военных встали промышленники и торговые круги, которые терпели серьезные убытки. Многого стала недосчитываться и государственная казна. Поэтому императором Николаем II было затверждено решение усилить русские экспедиционные отряды в Персии. И в первую очередь сделать это за счет армейской пехоты, хорошо подкрепленной полевой и горной артиллерией.

Армейские силы Кавказского военного округа по отрядам на территории Персии в начале 1912 года распределялись следующим образом (полки и батареи по численному составу были по штатам мирного времени, то есть неполного состава).

Тавризский отряд (самый крупный среди других по боевому составу).

Пехота: батальоны и роты 1-го, 5-го, 6-го и 8-го Кавказских стрелковых полков, 16-го гренадерского Мингрельского полка при 16 пулеметах.

Артиллерия: 3 батареи Кавказской гренадерской артиллерийской бригады и гаубичный взвод. Всего 14 орудий.

Саперная рота, искровая рота, автомобильная команда (6 автомашин) и интендантство.

Казвинский отряд (самый близлежащий к Тегерану):

Пехота: 3 батальона 206-го пехотного Сальянского полка, 205-й пехотный Шемахинский полк, 2-й и 4-й Кавказские стрелковые полки при 16 пулеметах.

Артиллерия: 3 артиллерийские батареи; 12 орудий.

Саперная рота, автомобильная команда.

Ардебильский отряд (самый близкий к российской границе):

Пехота: батальон пехотинцев-сальянцев и рота мингрельских гренадер.

Артиллерия: 1 батарея; 4 орудия.

Хойский отряд (самый близкий к персидско-турецкой границе):

Пехота: батальоны 3-го и 7-го Кавказских стрелковых полков при 8 пулеметах.

Артиллерия: 2 батареи, 8 орудий.

Саперная полурота.

Туркестанский военный округ обеспечил своими силами два отряда в Хорасанском остане:

Мешхедский отряд состоял из батальона пехоты, пулеметного взвода (4 пулемета) и конно-разведывательной команды. Артиллерия отряда состояла из 6 орудий 4-й Кубанской казачьей батареи.

Кучанский отряд имел такой же армейский состав (без артиллерии), усиленный одной сотней Туркменского конного дивизиона.

Конница в экспедиционных силах состояла из десяти казачьих полков: Кубанского войска (6), Терского войска (3) и Семиреченского войска (1). Все полки были первоочередными, то есть укомплектованными казаками срочной службы, а не запасниками, находившимися «на льготе».

На северо-западе Персии, будучи разбросанными сотнями и взводами, в середине 1912 года стояли (некоторые в неполном сотенном составе) следующие полки:

Терский 1-й Сунженско-Владикавказский полк – в Тавризе, Маранде, Мараге и в Хое, а также на постах вдоль дорог Джульфа – Тавриз и Джульфа – Хой.

Терский 1-й Горско-Моздокский полк – в Тавризе, Хое, Когне-Шехре, Хан-Тахты, Куши и ряде других пунктов.

Терский 1-й Кизляро-Гребенской полк – в Казвине и Реште.

Кубанский 1-й Полтавский полк – в Тавризе и на постах вдоль дороги Джульфа – Тавриз.

Кубанский 1-й Екатеринодарский полк – в Ардебиле.

Кубанский 1-й Лабинский полк – в Ардебиле, на постах вдоль дороги Астара – Решт и в ряде селений.

1-й Кубанский полк Кубанского казачьего войска – постами вдоль дороги Астара – Решт и в Ардебиле.

В Хорасанском остане стояли полки Закаспийской казаьей бригады:

Кубанский 1-й Таманский полк – по одной сотне в Мешхеде, Астрабаде и в составе Карфрушского отряда.

Кубанский 1-й Кавказский полк – одна сотня в Мешхеде.

1-й Семиреченский казачий полк – в Мешхеде (три сотни и пулеметная команда) и в Кучанском отряде (одна сотня).

Большая часть казачьих полков, входивших в состав «секретной Персидской экспедиции» в кампаниях 1911, 1912 и 1913 годов, имела хороший послужной список участия в боях и вооруженных столкновениях с революционерами-фидаями, племенными отрядами шахсеванов и курдов. Причем в таких делах участвовали и отдельные казачьи сотни, и полки в половинном или почти полном сотенном составе.

1-й Лабинский полк участвовал в боях у селений Талыб-кишлаг, Сумарин, Резай, в городах Тавризе и Реште (1911 год), у селений Кулу-беглю, Ансар, Сенджава, Киранда, Тазакенд и других (1912 год).

1-й Горско-Моздокский полк отличился в делах вдоль дороги Дильман – Хой (1911 год) и в двухдневном бою у селения Зин-дешт (1912 год), у селений Диза-Мергеверская, Кала-Зива и Сир (1913 год).

1-й Сунженско-Владикавказский полк – в Тавризе (1911 год) и в экспедициях против племен шахсеван (1912 год).

1-й Кубанский полк – в городе Реште (1911 год), у селения Ансар (1912 год).

1-й Кизляро-Гребенской полк – в городах Реште и Энзели (1911 год), у селений Хоредешт и Сейнаки (1912 год).

1 – й Полтавский полк – у поста Аджичай (1911 год) и селения Балюлана (1913).

Кубанские 1-йЕкатеринодарский, 1-й Запорожский и 1-й Черноморский – в экспедициях против шахсеванских племен в остане Восточный Азербайджан (1912 год).

Все это были крупные боевые столкновения. Так, в бою 22 мая 1912 года у селения Консул-кенды участвовали 5 сотен (из шести) кубанского 1-го Лабинского казачьего полка. То есть в деле оказался почти весь полк кубанских казаков. В сентябрьских боях того же года у селений Хородешт и Сейнаки участвовала половина (три сотни) терского 1-го Кизляро-Гребенского полка.

Причем основная часть вооруженных столкновений приходилась на мелкие стычки, как то: обстрелы, нападения на одиночных военных или небольшие их группы, засады на дорогах, убийства в городах, грабеж небольших обозов. В качестве примеров можно привести такие случаи.

В апреле 1912 года в селении Калата, в 50 верстах от города Нишапура, местные курды обстреляли офицерский разъезд во главе с хорунжим фон Бергом, который занимался маршрутными съемками, то есть картографическими работами. Казаки открыли ответный огонь из винтовок и «поразили нескольких кочевников». На помощь разъезду из Нишапура «для поимки и наказания разбойников» подоспела казачья сотня. Дело в курдском селении закончилось тем, что «главари разбойников были уничтожены, а один взят живьем».

В том же Хорасане 30 апреля шайка разбойников до 60 человек напала на отрядного священника отца Птицына, который ехал в сопровождении двух казаков-таманцев. Кубанцы начали перестрелку, убив одного из нападавших. Замешательство нападавших позволило военному священнику и его конвою благополучно вернуться к отряду.

На поиск разбойников был послан усиленный разъезд в 45 казаков во главе с подъесаулом Кобцовым. Он настиг шайку и разбил ее в перестрелке, причем 8 разбойников были убиты, остальные рассеялись, оставив казакам 10 лошадей. Трофеями стали 4 винтовки и 4 револьвера. Разъезд потерь не имел.

В 1912 году продолжались действия против шахсевенских племен, причем их воины многократно провоцировали ответные карательные действия со стороны русских отрядов. С большим трудом удалось пресечь массовый грабеж кочевниками селений, в окрестностях города Ардебиля, у самой российской границы в районе Талышских гор. Награбленный здесь скот шахсевенами распродавался, а вырученные деньги большей частью шли на закупку патронов.

Опасность шахсевенских племен для процесса умиротворения в Персии была «по-ермоловски» отмечена кавказским наместником графом И.И. Воронцовым-Дашковым, хорошо знавшим менталитет, нравы, традиции и обычаи народов горного края. В марте

1912 года он писал на имя начальника Главного штаба о ходе «секретной Персидской экспедиции» буквально следующее:

«…Имея дело с кочевниками, надо знать, что среди них мирных от немирных отличить трудно и консулы то и дело, по примеру экспедиций в 1909–1911 годах, будут останавливать действия отряда, указывая на жестокость, а между тем иной войны с разбойничьими кочевыми племенами Шахсевен не может быть, как только жечь их селения, истреблять имущество и угонять стада».

Пожалуй, наиболее серьезными оказались столкновения с ардебильскими шахсевенами и курдами. С наступлением осени 1911 года они участили нападения на казачьи разъезды и военные патрули, сопровождавшие обозы по дороге Астара – Ардебиль. В одном из случаев кочевникам били шестерых пехотных солдат-сальянцев, надругавшись над их трупами.

С наступлением весны 1912 года Ардебильский отряд генерал-майора А.П. Фидарова, хорошо знавший Персию по службе в Казачьей Его Величества Шаха бригаде, провел операцию в горах Багров-дага. В поход выступили один батальон 206-го пехотного Сальянского полка, две сотни казаков лабинских при двух горных орудиях. Целью экспедиции было наказание кочевников племени гялышей за совершенные разбойные нападения.

Целый месяц ушел на преследование кочевников в лесистых горах. При этом экспедиции пришлось оставить весь свой колесный обоз в Астаре. Племенное ополчение гялышей понесло в нескольких столкновениях такие потери в людях и лошадях, что у них «навсегда отбилась охота нападать на русские войска».

После этого карательного похода в горы против разбойничьего кочевого племени генерал-майор Фидаров (начальником отрядного штаба был капитан Е.В. Масловский, будущий военный историк-белоэмигрант) начал планомерное «замирение» племен Ардебильского района. Имея под своим командованием 1200 штыков (12 пехотных рот), 1 ООО шашек (десять казачьих сотен), 10 горных орудий и 8 вьючных пулеметов, он добился ощутимых результатов.

Фидарову, который повел Ардебильский отряд воевать в горах, пришлось оставить для охраны города, дорог от него на Астару и Дыман четыре роты пехоты, две казачьи сотни при двух пулеметах. Этого оказалось вполне достаточно для обеспечения безопасности отрядных тылов, населения Ардебиля и продвижения по горным дорогам.

Оставшимися силами Фидаров «запирал» все горные проходы, и, таким образом, шахсевены, кочевавшие весной в Муганьской степи, оказались отрезанными от своих летних кочевий на Савелане. Теперь им приходилось или с боем прорываться со своими стадами через русские заслоны, или же подчиняться. Чтобы не терять скот под пулями, кочевники выбрало меньшее зло, то есть сложили оружие.

Такая «арифметика» свидетельствовала о том, что центральная власть из Тегерана почти не контролировала положения в стране, в которой борьба с революционерами-фидаями и племенами шахсеванов и курдов, открыто разбойничавшими на торговых дорогах, велась силами русских экспедиционных войск, в основном казачьих.

Секретные донесения, поступавшие из Персии и Тегерана в Санкт-Петербург, в столицу Кавказского наместничества Тифлис достаточно единодушно свидельствовали о слабости шахской власти и его Кабинета министров. Так, в одном из таких донесений из канцелярии пограничного комиссара говорилось следующее:

«…Денег у Шаха совершенно нет, и он не знает, откуда их достать…

Наблюдается совершенное отсутствие какой-либо организации и системы действий, у него нет ни одного умелого, авторитетного человека, который бы взял все дело в свои руки и повел бы твердо и настойчиво к намеченной цели…»

Обеспечение стабильности внутренней жизни Персии, то есть поддержка вооруженной рукой шахской власти, не закрывало собой положения дел на турецком порубежье Персии. Становилось ясно, что именно турецкая агентура становится все чаще и чаще организатором многих выступлений против российского присутствия в этой стране, соседствовавшей с Россией. То есть пограничные дела становились для русских экспедиционных сил не менее значимыми, чем, скажем, проблема отношений с кочевыми курдскими племенами.

Становилось фактом, что ирано-турецкая граница постепенно превратилась в объект разведывательной деятельности турок. Их командование внимательно следило за действиями русских экспедиционных войск по ту сторону государственной границы. Для начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта Н.Н. Юденича это большим секретом не являлось. Донесений по таким случаям к нему на стол ложилось много. Суть их состояла в следующем.

Турки основательно изучали театр будущих боевых действий и тактику действий русских экспедиционных отрядов в горах. С этой целью по ту сторону государственной границы, в Персию постоянно засылались турецкие военачальники различных рангов. Это были, как правило, или офицеры приграничных гарнизонов, или профессиональные разведчики. Они налаживали отношения с про-турецкими силами, прежде всего среди вождей курдских и других племен. Так, командующий 11-го корпуса султанской армии, расквартированного перед Мировой войной в районе города Ван, Джабир-паша совершил инкогнито поезду в Урмийский район.

После возвращении в Турцию из нелегальной «командировки» Джабир-паша заявил французскому вице-консулу (немало поразив того сказанным) следующее:

«.. Убедившись на деле, что такое персидская конституция и какая анархия царит в Персии, я лично считаю, что приход русских войск в Персию есть проявление человечности и гуманности, а не результат каких-либо агрессивных намерений».

Информацию схожего содержания с сопредельной стороны (то есть из Турции) разведывательное отделение штаба Кавказского военного округа добывало не раз. Многое давалось пограничной стражей, которая в старой России подчинялось Министерству финансов. Известно, например, высказывание в Стамбуле одного из султанских чиновников: «Русские поступают в Персии очень умно и осторожно, а потому симпатии почти всего населения на их стороне».

…Назревавшая большая война в Европе неизменно должна была «аукнуться» и на Ближнем Востоке, то есть в воздухе «запахло» очередной русско-турецкой войной. В такой ситуации кавказского наместника Воронцова-Дашкова и его начальника штаба генерал-лейтенанта Юденича заботила позиция курдских племен, проживавших на территории Персии. Они имели прямые сношения с племенами курдов, проживавшими на сопредельной части Турции, которые выставляли в султанскую армию многотысячную иррегулярную конницу для действий в горах.

О воинственности и непредсказуемости поведения населения Курдистана говорить много не приходилось. Как и все его предшественники на посту начальника окружного штаба, Юденич приказывал усиленно собирать разведывательную информацию о племенах куртинцев (курдов), проживавших не только на территории Восточной Турции, но и в Персии. Так, в одной из собранных характеристик племенных вождей рисовались такие портретные личности:

«Селим-паша – около 70 лет, отличается вероломным характером. Во время последней Русско-турецкой войны был на русской стороне, в отряде Тер-Гукасова, но бежал к туркам. В случае войны, вероятно, воздержится от решительных действий, а затем перейдет на ту сторону, где будет сила и успех;

Дервиш-Хамед-бей – около 50 лет, с разбойными наклонностями, фанатик;

Хаджи-Муса-бей – влияние его распространяется как на курдов, выставивших полки легкой конницы, так и на остальных. Уверяет, что достаточно лишь простого его распоряжения, чтобы поднять восстание. Курды пойдут за ними в огонь и воду».

…Официально участие русских экспедиционных войск в военных операциях на стороне шахского режима не объявлялось. Из Тифлиса в Генеральный штаб Российской Императорской армии, в его Главное управление за подписью генерал-лейтенанта Н.Н. Юденича была отправлена не одна телеграмма о боевых делах кавказских войск на сопредельной персидской территории. Так, в одной из них говорилось:

«…Отряд в составе 5 сотен 1-го Лабинского (казачьего) полка,

2 сотен 1-го Екатеринодарского (казачьего) полка, 6 рот 205-го пех. Шемахинского полка, 6 рот и 2 пулеметов 206-го пех. Сальянского полка, 4 пулеметов 81-го пех. Апшеронского полка, 6 горных орудий 52-й арт. бригады и команды сапер 2-го Кавказского саперного батальона выступил из Ардебиля для наказания шахсеван, за дерзкие их выступления против наших войск.

Генерал Юденич».

На одной из таких оперативных телеграмм из штаба кавказского наместника император Николай II собственноручно начертал такую высочайшую резолюцию:

«Нужно, чтобы наши экспедиционные или карательные отряды были таковыми не с одной доблестью, но и по своей силе».

Операции против шахсеван носили характер необъявленных боевых действий. Юденич доносил в российскую столицу о бое с шахсеванами на Ахбулахском перевале экспедиционного отряда генерала Фидарева во всех подробностях, особенно отмечая мужественные поступки кубанских казаков:

«…Командующий сотней подъесаул Баштанник, желая выяснить обстановку, выскочил вместе с одним казаком на несколько сот шагов вправо, на имевшуюся там седловину. Седловина эта оказалась занятой шахсеванами, которые открыли огонь почти в упор. Подъесаул Баштанник, видя себя в критическом положении, соскочил с лошади, залег в лощину и начал отстреливаться, потеряв из виду бывшего с ним казака Кононенко. Сделав несколько выстрелов, он был ранен в указательный палец правой руки, после чего, потерял возможность отстреливаться, начал ползком отходить к своим, причем был контужен под челюсть, в грудь и левую ногу. Не имея сил уйти самому от наседавших шахсеван, подъесаул Баштанник стал звать на помощь.

Взвод хорунжего Крамарова с присоединившейся частью людей полусотни подъесаула Баштанника под командой подъесаула Кирпы заняли другую седловину и, спешившись, отбивали наседавших шахсеван ружейным огнем.

1-я сотня, находящаяся правее подъесаула Кирпы, сбив отдельных всадников, продвинулась на следующие высоты и, заняв их, удерживала натиск, не давая обойти правый фланг.

.. Призыв о помощи подъесаула Баштанника, окруженного шахсеванами, услышал подъесаул Крыжановский, который с конным вестовым поскакал по направлению криков и вместе с подоспевшим к нему с несколькими казаками хорунжим Брагуновым разогнал нападавших шахсеван. Недалеко от подъесаула Баштанника был найден тяжелораненый казак Кононенко.

…С наступлением сумерек хорунжий Крамаров с урядником и казаком, видимо, увлекшись преследованием, были отрезаны шахсеванами, что выяснилось только при сборе всех частей к перевалу.

Тотчас же на розыски была послана специальная команда разведчиков, которая нашла их убитыми и ограбленными вблизи сел. Берзенд.

Потери отряда во время боя: убиты – 1 офицер, 4 казака; ранен – 1 офицер.

Полковник Букретов».

В бою на Ахбулахском перевале конные отряды шахсевенов были разгромлены только к вечеру. Это свидетельствовало о том, насколько упорной и ожесточенной оказалась та схватка в горах недалеко от российской границы.

Тот бой оказался решающим для выполнения поставленной задачи экспедиционным отрядом генерала Фидарева. Военный союз шахсевенских племен оказался на грани полного поражения в противостоянии шаху. Вскоре из штаба Кавказского военного округа в столицу на имя главы Военного ведомства была послана телеграмма такого содержания:

«…Генерал Фидарев телеграфирует, что шахсеваны настолько серьезно разгромлены, что не помышляют о сопротивлении. Для захвата партии главарей… двинулся из Хиова в горы (к горному хребту Савелан. – А.Ш. ) отряд полковника Кравченко… шахсеванами сдано около 1 ООО винтовок.

Граф Воронцов-Дашков».

Спустя некоторое время на берега Невы последовала новая телеграмма из столицы Кавказского наместничества. В городе Ардебиле все ханы шахсевенских племен дали клятву: впредь ни при каких обстоятельствах не поднимать оружия против России. Теперь на границе с Персией для пограничной стражи жизнь стала действительно спокойной.

Примечателен такой исторический факт. Шахсеваны после военного поражения от русских экспедиционных войск неоднократно высказывали желание стать вместе с их землями подданными Российской империи. Но Южный Азербайджан в отличие от Северного так и остался одной из провинций шахского Ирана.

Однако в штабе Кавказского военного округа скоро поняли, что усмирить мятежных шахсеван не удалось. Боевые столкновения с ними русских отрядов вскоре возобновились. Через Тифлис в Санкт-Петербург для адресата в Зимнем дворце поступил, к примеру, такой документ:

«Его Императорскому Величеству.

…Казвин, Персия. Командир 1-го Кизляро-Гребенского ген. Ермолова полка ТКВ (Терского казачьего войска. – А.Ш. )

Рапорт

Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу, что командир дивизиона вверенного мне полка… получил донесение от разведчиков 5-й сотни о том, что сел. Чайнаки занято персидскими мятежниками с присоединившимися к ним шахсеванами, всего около 600 человек, и о том, что шайкой этой предполагается сделать нападение на дивизион, решил предупредить это и самому напасть на шайку.

Вызвав из порта Энзели канонерскую лодку „Красноводск“ для совместных действий с дивизионом со стороны моря, на рассвете, подойдя к сел. Чайнаки, повел наступление. В то же время с „Красноводска“ по мятежникам был открыт орудийный огонь. Спешенный дивизион в числе 125 казаков бросился в селение, из которого мятежники открыли сильный огонь, но были выбиты, отступили в горы, где и рассеялись.

В дивизионе смертельно ранен казак 4-й сотни Еремин. Со стороны мятежников убиты 26 и ранен 31.

Казак Еремин происходит из казаков ст. Червленной Кизлярского отдела Терской области.

Полковник Рыбальченко».

Боевое донесение командира терского казачьего 1-го Кизляро-Гребенского полка в виде рапорта на имя Его Императорского Величества был прочитан императором Николаем II. Об этом свидетельствует надпись на документе, сделанная рукой военного министра России, генерала от кавалерии Сухомлинова:

«Его Величество изволил читать…»

Среди тех, кто оставил мемуарные записи о действиях русских экспедиционных войск в Персии, был генерал-майор Евгений Васильевич Масловский. Он начал Первую мировую войну на Кавказе в чине полковника, имея за плечами Тифлисский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Академию Генерального штаба. Исполнял дела генерал-квартирмейстера Отдельной Кавказской армии, командовал 153-м пехотным Бакинским полком (награжден орденом Святого Георгия 4-й степени), затем был генерал-квартирмейстером штаба Кавказского фронта и начальником 39-й пехотной дивизии. В Гражданскую войну – в белой Добровольческой армии. Умер в белой эмиграции, в Париже, на 95-м году жизни.

Масловский-эмигрант в отечественной военной истории известен своим исследовательским трудом «Русские отряды» в Персии, опубликованном впервые в Париже в 1966 году.

Одним из самых интересных боевых эпизодов в ходе «секретной Персидской экспедиции», достоверно описанным генералом-белоэмигрантом Масловским, является взятие крепости Киранда (Керянда). Она была захвачена партией капитана Масловского из Ардебильского отряда в ходе боев с 6 по 9 апреля с шахсевенами (курдами) у подножий Багров-дага, к востоку от селения Сенджава.

Кирандская крепость представляла из себя старинный замок в горах с тремя угловыми башнями. Единственные ворота находились в стене, обращенной к горам, что делало обстрел их из орудий почти невозможным. Рядом с замком находился огромный сад, окруженным валом и рвом, наполненным водой. Курды могли вести ружейный огонь из бойниц стен и башен, укрывшись за валом надо рвом. Одновременно кочевники засели в несколько ярусов на соседней горе за камнями, выступами скал.

Партия капитана Евгения Масловского (4 офицера, 84 казака) перед штурмом крепости провела под вечер двухчасовой бой у селения Сенджава, будучи оттуда неожиданно обстреляна местными жителями. У селения партия, которая в этих местах проводила «исправление» карт, то есть картографические съемки, попала в окружение, но ночью «прошла» сквозь ряды шахсевен.

Сотник Фостиков в ночи смог найти узкое горное ущелье с крутыми берегами, которого курды не занимали. Казаки, обмотав травой копыта коней, не куря и не разговаривая, цепочкой прошли ущелье и вышли из окружения. Положение партии капитана Масловского было критическим: у него на человека оставалось по 10–15 патронов.

Генерал-майор Фидаров, получив с проводником картографической партии донесение о бое, выслал подкрепление (62 казака, 15 пехотинцев, посаженных на лошадей, конную команду саперов и два расчета горных орудий, патроны) с приказанием «наказать шахсевен за проявленную дерзость».

Пока подходила помощь, Масловский разведал расположение неприятеля и пришел к выводу, что Кирандскую крепость придется брать штурмом. Удалось выяснить, что шахсевенов здесь собралось более 2 тысяч. Партия подошла к замку на рассвете, обнаружив ее, вражеская застава открыла огонь.

После установки на позиции горных орудий по замку был открыт огонь; мелинитовые гранаты повредить ему не могли, оставляя только царапины на стенах и башнях, сложенных из дикого камня. Атакующая цепь казаков и пехотинцев-шемахинцев в шагах шестистах залегла под пулями, которые густо неслись из сада, со стен и башен, с соседней горы.

Тогда капитан Масловский приказал артиллеристам начать обстрел садового вала и склона Багров-дага. На этот раз огонь горных орудий оказался удачен. На склонах горы шрапнель несколько раз накрывала конные толпы шахсевен, которые поспешили оставить вершину, открыв тем самым доступ к единственным крепостным воротам.

Казаки с шашками наголо и пехотинцы, сбив неприятельских стрелков с вершины садового вала, ворвались внутрь крепости и завязали там рукопашный бой. Из защитников замка в плен были взяты всего несколько человек. После боя в саду и крепости насчитали 157 убитых шахсевен. Среди них оказались «наиболее сильные главари, Шюкюр-хан с двумя сыновьями».

Потери победителей составили два казака убитыми и девять человек ранеными, в том числе двое тяжело. Среди раненых оказался хорунжий Гавриил Бабиев – казаки его взвода первыми ворвались в сад. О том бое за крепость Киранда генерал-майор Фидаров из Ардебиля по телеграфу лично доложил императору Николаю II, в то время отдыхавшему с семьей в крымской Ливадии.

Показательно, что, когда партия капитана Масловского возвратилась в Ардебиль, она была самым теплым образом встречена горожанами, которым Шюкюр-хан «досадил много», то есть грабил многократно.

В следующем мае месяце ардебильские шахсевены нанесли по отряду генерал-майора Фидарова ответный удар. Они ночью напали на возвращавшихся из России в Ардебиль сотенного командира 1-го Лабинского полка есаула Маймулина и шестерых казаков. В схватке на дороге есаул был убит, а несколько казаков ранены.

В ответ на такую «дерзость» генерал-майор Фидаров принял решение подальше оттеснить шахсевен от Ардебиля. Операция проводилась отрядом в 200 пехотинцев-сальянцев, пяти сотен (численность каждой из них не превышала 65 человек) казаков-лабинцев при двух горных орудиях. Всего около 500 человек.

Отряд, чтобы застать шахсевен врасплох, совершил ночной марш по Ардебильской котловине. Однако фактор внезапности был утерян после того, как в 6 часов утра 22 мая головная застава была обстреляна сторожевым дозором шахсевен. Так завязался бой, который шел девять с половиной часов.

Племенные ополчения шахсевен, численность которых в разных источниках оценивается от около 2 до около 4 тысяч всадников, собравшихся на высотах, несколько раз конными лавами обрушивались на русский отряд. Тому пришлось фронт держать на четыре стороны света. Отбивая атаки, казачьи сотни сами ходили вперед. Горные орудия вели огонь шрапнелью.

Терпя неудачи, часть шахсевен спешилась и попыталась подползти к противнику. Однако «замолкшая» рота пехотинцев-сальянцев, у которой кончились патроны, получила боезапас и возобновила огневой бой, после чего вместе с казаками, прикрывавшими ее фланг, пошла вперед. Шахсевены, не принимая рукопашного боя, смешались, рассыпались и бежали частью в снежную полосу (гор) Савелана, частью в окрестные селения.

Масловский в своих воспоминаниях писал о том бое: «…Приходилось сбивать их (шахсевен) шаг за шагом с каждого гребня, с каждой высоты, причем они, сбитые с одной, занимали следующую, командующую над предыдущей позицию. Условия местности и значительное количество превосходящего противника затянули бой на 9 часов, но мужество, энергия и взаимная выручка офицеров и нижних чинов одолели врага».

В том бою подвиг совершил хорунжий Некрасов, который, прикрывая своих казаков, выносивших раненых, один сразился с большой группой шахсевенов. Получив три тяжелые раны, он был найден на поле боя и сумел выжить.

После боя 22 мая русские отряды из Ардебиля, Сераба и Агара провели еще несколько операций против шахсевенских племен. В конце 1912 года воинственные кочевники – «любящие шаха» – приняли решение об «общей сдаче». Только в начале сентября ардебильские шахсевены сдали русским отрядам почти тысячу винтовок. Разоружение продолжалось до конца сентября.

20 октября собравшиеся в городе Ардебиле все ханы шахсевенских племен торжественно поклялись больше никогда не поднимать оружие против России. Более того, после этого события часть шахсевен (особенно тех, кто имел кочевья к северу от реки Араке) неоднократно высказывали «стать вместе с их землями российскими подданными».

После этого события на русско-персидской границе наступило спокойствие, особо не нарушавшееся и в годы Первой мировой войны.

Заключительным аккордом в наведении порядка на персидской территории южнее границы России стало следующее донесение начальника штаба Кавказского военного округа в Главное управление Генерального штаба. Генерал-лейтенант Н.Н. Юденич представил в Санкт-Петербург список 22 шахсеванских ханов и беков, оставленных заложниками в городе Ардебиле.

Казалось, что внутреннее положение в Персии изменилось к лучшему. По крайней мере, вооруженное сопротивление шахской власти (и одновременно русским экспедиционным войскам) окончательно сломлено, и его последние очаги еще тлели в горах Иранского Курдистана и Гилянского остана. В Иранский Азербайджан после событий в Тавризе и вокруг Ардебиля пришло «успокоение умов», выступления фидаев были подавлены силой оружия, шахсевенские племена это оружие сложили. Гораздо спокойнее стало в Хорасане.