Текст книги "Персидский фронт (1909-1918) Незаслуженно забытые победы"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Не без «присутствия» Стамбула шла самая длительная в российской истории Кавказская война. Не случайно предводитель «немирных» горцев Северного Кавказа имам Шамиль вошел в историю как человек, имевший чин генералиссимуса Турции.

С Персией (Ираном) отношения были совсем иного плана. После двух вялотекущих русско-персидских войн в начале XIX столетия, стабилизации границы по реке Араке и Талышским горам, разделившей Северный Азербайджан с Южным Азербайджаном (собственно персидским владением), присоединением к России Эриванского ханства (Восточной Армении) обстановка на линии государственной границы больше не грозила всполохами открытого военного противостояния.

Но… России после всего этого достался сосед, о стабильности внутриполитического положения которого говорить не приходилось. Откровенная слабость шахской власти, всесилие вождей кочевых и полукочевых племен, вмешательство извне, отсталость экономической жизни, постоянные мятежи против правительства в

Тегеране, небезопасные дороги – все это прямо или косвенно отражалось на приграничном положении Российской империи.

К этому можно было бы добавить еще и то, что кавказские и персидские революционеры всех мастей находились в тесной связи друг с другом. Одни боролись с царизмом, другие – с шахской властью, занимаясь вооруженным насилием и террором по отношению к правительственным службам.

Граф Воронцов-Дашков оказался тем государственным мужем императорской России, который лично много сделал для развития горного края с обилием в нем христианских и мусульманских народов, вечно склонных к вооруженным насилиям. Один из его известных современников, российский глава правительства С.Ю. Витте писал о нем:

«Быть может, он единственный из сановников на всю Россию, который и в настоящее время находится в том краю, в котором управлял, и который пользуется всеобщим уважением и всеобщей симпатией…

Это, может быть, единственный из начальников края, который в течение всей революции, в то время, когда в Тифлисе ежедневно кого-нибудь убивали или в кого-нибудь кидали бомбу, спокойно ездил по городу как в коляске, так и верхом, и в течение всего этого времени на него не только не было сделано покушения, но даже никто никогда еще не оскорбил ни словом, ни жестом…»

Кавказский наместник, генерал от кавалерии граф И.И. Воронцов-Дашков, получив на то инструкции из Санкт-Петербурга, оказал шаху и его администрации помощь в наведении порядка. Но речь шла не о всей территории Персии, а только о ее северных останах, приграничных с Россией, и областях, приближенных к столичному Тегерану.

Толчком для организации «секретной Персидской экспедиции» 1909 года стали революционные события в Иранском (Южном) Азербайджане. В его столице, городе Тавризе, началось «с размахом» брожение умов и поступков, подавить которое шахские власти оказались не в силах.

Одновременно «вспыхнул» соседний остан, Гилян, крайне важный для России Энзелийским портом. В гилянской столице Реште революционерами-фидаями был убит губернатор. Дальше события развивались стремительно. Фидаи, собравшись с силами в городе Казвине, и ханы бахтиарских племен, преследуя при этом разные цели, двинулись на Тегеран.

В 1909 году в Персию был направлен под начальством генерал-майора И.А. Снарского экспедиционный воинский отряд в составе двух батальонов стрелков, четырех казачьих сотен кубанцев и терцев, трех артиллерийских батарей – скорострельной, горной и гаубичной. Затем отряд полнили еще казаками. В следующем году был поставлен вопрос о выводе русских войск с иранской территории, но обстановка к этому явно не располагала.

Генерал-майор Иван Александрович Снарский был выбран для этой роли не случайно. Выпускник Варшавского пехотного юнкерского училища, офицерскую службу начал в Санкт-Петербургском гренадерском полку. Боевое крещение получил в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Командовал пехотным полком, гренадерской бригадой и, наконец, 1-й Кавказской стрелковой бригадой. Хорошо знал Восток по Кавказу, отличался решительностью в поступках. Его кавказские стрелки и стали пехотой посылаемого в Персию экспедиционного отряда.

События развивались так. Основанием для отправки экспедиционного отряда из состава войск Кавказского военного округа стало секретное указание из Санкт-Петербурга на имя тифлисского наместника. Телеграфная депеша графу И.И. Воронцову-Дашкову была краткой:

«Главный штаб.

Секретно.

20 апреля 1909 г. № 1124

В виду ожидавшегося в Тавризе нападения на консульства и европейские учреждения и подданных со стороны революционеров и населения Тавриза, доведенного до отчаяния голодом, Главнокомандующему войсками Кавказского военного округа телеграммой от 7-го сего апреля Особого при Совете Министров Совещания было сообщено, что Государь Император повелел немедленно двинуть форсированным маршем в Тавриз отряд достаточной силы для защиты русских и иностранных учреждений и подданных, подвоза к ним продовольствия, а также для поддержания обеспеченного сообщения Тавриза с Джульфою».

Отряд генерал-майора И.А. Снарского был сформирован предельно скоро. Уже в середине апреля по приказу генерала от кавалерии графа Воронцова-Дашкова он прибыл на пограничную железнодорожную станцию, изготовившись перейти пограничную реку Араке.

Экспедиционный отряд во многом благодаря «секретности» своего создания был немногочислен в силах, но мобилен и способен к марш-броскам и маневренным действиям в незнакомой местности, при плохих дорогах.

В состав отряда его начальник взял из состава своей 1 – й Кавказской стрелковой бригады два батальона, доукомплектованных за счет других батальонов кавказских стрелков.

В экспедицию целые полки казачьей конницы, пусть и мобильной, «легкой на подъем», не брались. Опять же в силу «секретности» военной экспедиции. Было взято по две сотни из 1 – го Полтавского Кошевого Атамана Сидора Белого полка Кубанского казачьего войска и 1-го Сунженско-Владикавказского генерала Слепцова полка Терского казачьего войска, в котором служило много казаков-осетин.

Артиллерия экспедиционного отряда была сильной, но способной к быстрому передвижению. Это были батареи скорострельная, горная и гаубичная. Орудия в них были способны вести огонь в любых условиях театра военных действий – в уличных боях, в горах, при отражении ударов больших масс конницы.

Штаб Кавказского военного округа позаботился и о надежном инженерном обеспечении «секретной» экспедиции. Отряду придали саперную роту. Саперам предстояло обеспечивать переправу войск через реки, «улучшать» дороги, в случае надобности возводить полевые (лагерные) укрепления, уничтожать искусственные препятствия на путях движения отряда и еще многое. В случае «опасной надобности» саперы легко становились пехотными солдатами. Что и показали последующие события.

Отряд генерал-майора Снарского в Джульфе не задержался. Переправившись через Араке (переправу обеспечивала пограничная стража), военная экспедиция по хорошо известному «торговому» пути двинулась к Тавризу, в котором уже «бушевали революционные страсти». Отряд имел боевое охранение, поскольку вероятность нападения фидаев и примкнувших к ним отрядов кочевых племен, прежде всего шахсеванов, была реально велика.

Командир отряда получил из штаба кавказского наместника предельно строгие инструкции по действиям на территории Персии, которые гласили следующее:

«.. Все сношения войсковых начальников в занимаемых русскими войсками городах с местными персидскими властями и с населением должны во всех случаях производиться через находящихся в этих городах дипломатических агентов Российско-Императорского Правительства.

…Войскам отряда воспрещается вмешиваться в какой бы то ни было форме в борьбу между правительственными персидскими войсками и восставшими против законного персидского правительства элементами населения.

…Совместное с русскими войсками пребывание в населенных пунктах и передвижение по охраняемым русскими войсками дорогам каких-либо вооруженных отрядов и партий, деятельность которых имела бы разбойничий характер, – не допускается.

…Решение вопроса об употреблении в дело оружия зависит исключительно от войскового начальства.

…Раз принятое решение должно быть проводимо в исполнение бесповоротно и с полной энергией».

То есть инструкция изначально требовала от командира экспедиционного отряда, устремившегося от границы на Тевриз, не вмешиваться в вооруженное противостояние в остане Восточный Азербайджан. Требовалось исключить в происходящих событиях любое сношение с силами разбоя и насилия. И, по сути дела, давалось разрешение на применение оружия в случае опасной надобности. И поступать так на свое усмотрение.

События на северо-западе Персии показали, что силы отряда генерал-майора И.А. Снарского слишком малы. В июне того же 1909 года он получает усиление в лице кубанского 1-го Лабинского генерала Засса казачьего полка. Полк в шести сотнях прибыл к отряду походным порядком, нигде не задерживаясь в пути.

Гораздо позднее, в конце сентября русский воинский отряд, стоявший у самой границы, в городе Ардебиле, близ Талышских гор, пополнился двумя сотнями 1-го Кубанского полка Кубанского казачьего войска.

Одновременно с вводом на территорию Персии «секретной» экспедиции из войск Кавказского военного округа подобная операция была проведена штабом Туркестанского военного округа. Она тоже проводилась в режиме самой строгой секретности и касалась Хорасанского остана, то есть северо-восточной части соседней с Россией страны.

В Хорасане усиливаются консульские конвои и отдельные посты на главных путях-дорогах. В июне месяце в столицу остана город Мешхед вводятся из состава кубанского 1-го Таманского генерала Бескровного казачьего полка сотня и взвод, то есть усиленная конная сотня при трех офицерах. В урочище Гумбет-Хаузе теперь расположились казачья сотня от этого полка и сотня всадников Туркменского конного дивизиона. В Турбет-Хейдаре встала сотня 1-го Кавказского полка кубанцев.

Таким образом, казаками и туркменскими всадниками из состава Закаспийской казачьей бригады были заняты ключевые точки в северной, приграничной части Хорасана. Но это было еще не все.

Отдельные конные команды появились в Кермане и других важных пунктах этого остана.

Ввод войск в Хорасан оказался делом своевременным. Российская торговля несла здесь серьезные убытки от грабежей на дорогах, в которых были замешаны как туркмены-иомуды, так и военнослужащие шахской армии. Резко упал подвоз в порты для погрузки на суда хорасанских товаров – хлопка и шерсти. Это отразилось на работе… Нижегородской ярмарки. Участились враждебные действия в отношении российских подданных в Мешхеде.

В главном городе Хорасанского остана казакам-таманцам однажды даже пришлось применить пулеметы, чтобы навести в городе порядок. Из них был открыт огонь по «вооруженному скопищу туземцев», которые преградили казакам в помещение Русско-персидского банка. После этого последовало самым решительным образом разоружение местных фидаев.

Силы «секретной Персидской экспедиции» 1909 года вводились на территорию сопредельного государства по двум маршрутам: Джульфа-Тавриз-Тегеран и Астара-Решт-Казвин-Тегеран. Весной эти грунтовые дороги позволяли войскам быстро перемещаться походным порядком.

После этого разбойные дела в остане заметно пошли на убыль, поскольку в конфликтных ситуациях, грозивших кровопролитием, казаки решительно брались за оружие. Хорасан перестал быть похожим на «мятежный» остан. Но заслуг в этом местного губернатора и мешхедского гарнизона не виделось ни хорасанцам, ни в Тегеране.

Управлением генерал-квартирмейстера Кавказского военного округа был разработан и третий маршрут на столицу Персии, начинавшийся в портовом Энзели. Но от использования его с полной нагрузкой тогда отказались, поскольку Энзелийский порт не мог обеспечить быструю разгрузку русского воинского отряда. В последующих экспедициях переброска войск и военных грузов по

Каспийскому морю из Баку на иранское побережье стала основным маршрутом.

Серьезность внутриполитической ситуации в шахском государстве потребовала гораздо больше экспедиционных войск, чем предполагалось в Санкт-Петербурге и Тифлисе. Надежды на то, что персидская армия возьмет на себя хотя бы часть бремени наведения порядка, не оправдались. Хаос в стране рос на глазах.

Из Баку в Энзели перебрасываются кубанский 1-й Лабинский казачий полк, 206-й пехотный Сальянский полк из состава 52-й пехотной дивизии (ее штаб находился в Дагестане, в Темир-Хан-Шуре), который дислоцировался в самом Баку, артиллерия. Переброска людей, орудий и грузов с судов на берег, в Энзели, проходила на лодках (большегрузных киржимах).

Коней приходилось выгружать с палуб судов прямо в морскую воду. Казаки добирались до берега в лодках, держа за поводья плывущих за ними лошадей, с которых были сняты седла.

Из Энзели Лабинский полк прибыл в древний Казвин, главный город одноименного остана, стоявший на полпути из Тавриза и Решта в Тегеран. Близость его к столице стала основанием для того, чтобы в Казвине расквартировать сильный русский отряд. Казвинским отрядом сперва командовал генерал-майор К.Р. Довбор-Мусницкий (начальник 2-й Кавказской стрелковой бригады), а с сентября 1910 года – генерал-майор А.П. Фидаров из состава Терского казачьего войска, магометанин по вероисповеданию, бывший инструктор Персидской казачьей бригады.

Уже в том 1909 году стало ясно, что соседняя Турция делает «с прицелом на будущее» все для роста антироссийских настроений в Персии. На «бытовом уровне» велась соответствующая пропаганда среди кочевого населения Иранского Курдистана. Откровенную враждебность проявляли губернаторы западных, приграничных останов. В штаб Кавказского военного округа поступали тревожные донесения о характере действий таких шахских администраторов, подобные следующему:

«Они усиленно советуют курдам делать нападения на наши разъезды с тем, чтобы наши репрессии в отношении курдов восстановили бы против России последних…»

Такое наставничество разбойным людям, разумеется, давало свои плоды. Кочевники в конце февраля совершили грабительский налет на селение Шейхахмед, принадлежавшее «русскому старшине купцов». Перед этим был убит ротмистр российской пограничной стражи. Подобных примеров было много.

Генерал-майор И. А. Снарский не мог не отреагировать на убийства подданных России, грабеж их имущества. Пользуясь данной ему властью в районах дислокации экспедиционного отряда, он стал накладывать на местных курдов по законам военного времени контрибуцию (она бралась преимущественно скотом). Стали приводиться в исполнение приговоры пограничного суда, касающиеся дел об убийствах российских подданных.

Войска «секретной Персидской экспедиции» летом 1909 года взяли под бдительный контроль все важнейшие дороги, которые вели от границы к Тегерану. Их охрана обеспечивалась казачьими постами, имевшими достаточно надежную связь друг с другом. Безопасность передвижения по дорогам сразу сказалась на отношении местного купечества и населения окрестных селений к русским военным людям.

Было налажено конвоирование купеческих караванов, которые везли от границы российские товары и товары персидские в Россию. Это сразу же почти свело на нет большие разбойные дела на торговых путях. Из консульства в городе Урмия, центре остана Западный Азербайджан, к примеру, приходили такие сообщения по делам торговым:

«Можно с уверенностью утверждать, что если бы мы не прибегли к периодическому командированию с караванами русских конвоев, то весь наш товарооборот с богатым урмийским рынком совершенно бы прекратился, и, таким образом, заветная мечта турок убить нашу торговлю… и подорвать наше влияние была бы уже свершившимся фактом.

Достаточно сказать, что за неполные два месяца русскими казаками были проконвоированы по дороге Хой-Урмия около 10 тысяч верблюдов с грузом: сабзы, сахара, керосина и мануфактуры на сумму около 1 млн рублей».

Хой являлся торговым городом вблизи российской границы. А мануфактура, керосин и сахар были на то время главными товарами из России, которые находили большой спрос в персидской «глубинке» у людей богатых и у людей бедных.

В конце 1909 года осложнилась ситуация в приграничном городе Ардебиле, в окрестностях которого проживали полукочевые племена шахсеванов. Вслед за грабежами в Ардебиле вожди шахсеванов потребовали от российского консула ни много ни мало как сдачи оружия и патронов консульского казачьего конвоя.

Тогда в Тифлисе было решено поставить в городе отдельный воинский отряд. Он начал свое движение из Баку через пограничную Астару и 28 октября занял Ардебиль. Отряд пришел силой в почти 700 человек и состоял из двух пехотных батальонов (в составе мирного времени), двух кубанских казачьих сотен 1-го Полтавского полка при двух пулеметах. Огневая мощь отряда состояла из двух орудийных расчетов артиллерийской бригады Кавказской гренадерской дивизии.

Однако в таких силах Ардебильский отряд оказался не готов навести должный порядов в приграничье остана Восточный Азербайджан. Тогда в конце ноября на его усиление прибыл 16-й гренадерский Мингрельский Великого Князя Дмитрия Константиновича полк, дислоцировавшийся в Тифлисе. Вместе с ним марш-бросок совершили горная батарея из артиллерии кавказских гренадер и остальные четыре сотни 1-го Полтавского казачьего полка.

И после создания отдельного Ардебильского отряда экспедиционные войска получали новые усиления. В декабре 1909 года, когда после бегства из останов Восточный и Западный Азербайджан, Хорасан разгромленных фидаев, на севере Персии наметилось «некоторое успокоение». Штаб Кавказского военного круга вернул в российские пределы большую часть Ардебильского отряда.

Ардебиль, бывший «болевой точкой» у российской границы, больше не нуждался в значительном русском гарнизоне. На начало 1910 года в нем оставались два батальона пехоты – мингрельских гренадер и сальянцев, горная батарея и две сотни казаков-полтавцев. Этих сил вполне хватало, чтобы контролировать ситуацию в северной части остана Восточный Азербайджан. Ардебильский отряд существовал до конца 1914 года, до начала Первой мировой войны.

Экспедиционные войска, взяв под свой контроль главные пути на севере Персии, постоянно находились в «боевом соприкосновении» с разбойными отрядами курдов и шахсеванов. Дело порой доходило до настоящих боев на горных дорогах, в селениях и городах. Таких, как Тавриз, фактически находившийся некоторое время в руках местных революционеров-фидаев.

Энергичные действия русских экспедиционных сил в 1909 году, в большей части следующего года дали желаемые результаты. Но, как оказалось, это было временное «успокоение». С начала следующего года ситуация стала меняться в худшую сторону.

Сперва это коснулось российской консульской деятельности в Персии. Обеспокоенный этим председатель Совета министров Столыпин обратился к кавказскому наместнику графу И.И. Воронцову-Дашкову с просьбой усилить казачьи конвои консульств, в частности в городе Реште, центре провинции Гилян. В Реште функции консульского конвоя уже несла службу полусотня казаков с двумя пулеметами.

В конвои консульств на персидской территории направляли только казаков, в данном случае кавказских. В одном из документов российского МИДа о казачестве говорилось так:

«…Казачьи конвои – это часть Русской армии, одной из задач которой является, очевидно, охранение не только самой Империи от чужеземных на нее посягательств, но и интересов ее, ее должностных лиц и подданных, равно как и ее достоинства за пределами русской границы в тех случаях, когда чужеземная власть бессильна это сделать».

К октябрю 1911 года в конвоях при российских консульствах числились почти тридцать офицеров и более семи сотен казаков и всадников Туркменского конного дивизиона. Наиболее сильными конвоями обладали следующие консульства: в Реште – 8 офицеров и 178 казаков; в Хое – 10 офицеров и 151 казак; в Тавризе – один офицер и 40 казаков; в Гумбет-Хаузе – один офицер и 50 казаков, а также три взвода туркменских всадников.

Квартирование казачьих сотен и взводов консульской охраны во многих случаях находилось в соприкосновении с гарнизонами персидской армии. Так, в городе Казвине стоял местный сарбазский (пехотный) полк, а численность всего казвинского гарнизона доходила до 800 человек. Начальник конвоя казвинского консульства хорунжий Некрасов (из кубанского 1 – го Лабинского полка) докладывал начальству о том, что шахский гарнизон в отношении конвоя «держится дерзко».

Из состава войск Кавказского военного округа для охраны дипломатических миссий (консульств) России в Персии в 1911 году выделялись, разумеется, при строгом отборе офицеры и казаки следующих полков.

Терского казачьего войска:

– 1-го Сунженско-Владикавказского полка (25 человек);

– 1-го Кизляро-Гребенского полка (109 человек);

– 1-го Горско-Моздокского полка (182 человека);

– 1 – го Хоперского полка (9 человек).

Кубанского казачьего войска:

– 1 – го Полтавского полка (12 человек);

– 1-го Кубанского полка (19 человек);

– 1-го Уманского полка (22 человека);

– 1-го Черноморского полка (18 человек);

– 1-го Лабинского полка (126 человек);

– 1-го Запорожского полка (15 человек).

Из состава войск Туркестанского военного округа для конвоев консульств в остане Хорасан в том же 1911 году были откомандированы люди из частей Закаспийской казачьей бригады:

– Кубанского 1-го Таманского полка (111 человек);

– Кубанского 1-го Кавказского полка (33 человека);

– Туркменского конного дивизиона (более трех взводов).

«Секретная Персидская экспедиция» потребовала от двух военных округов России, в первую очередь от Кавказского, гораздо больше сил, чем это предполагалось. В конвои российских консулов уже назначались не десяток-другой казаков, а целые сотни с пулеметными командами. Причем МИД постоянно требовал от Военного ведомства обеспечить не только безопасность дипломатов, российских подданных, но и самой «Империи от чужеземных на нее посягательств» на территории шахской Персии.

Причина таких настоятельных просьб российского МИДа к Военному министерству крылась в том, что «чужеземная (шахская) власть бессильна была это сделать», то есть «охранить» интересы (прежде всего торговые) России в Персии, ее дипломатов, должностных лиц и просто рядовых подданных.

Казачьим конвоям консульств приходилось постоянно сталкиваться с враждебными действиями со стороны местной администрации, разбойно настроенными кочевыми племенами и с турецкими военными, которые около города Урмии занимали спорные (не демаркированные) участки границы Турции и Персии. Дело порой доходило до боевых столкновений с потерями для той и другой сторон.

Одним из самых ярких боевых эпизодов Персидского похода русских войск 1909–1912 годов стал бой отряда из 20 казаков-терцев 3-й сотни 1-го Горского-Моздокского полка во главе с сотником Лазарем Бичераховым 4 ноября 1911 года близ города Хоя с курдами. Дело обстояло так.

27 октября сотник Бичерахов со своими конниками сопроводил в город Урмию состоящего при российской православной Урмийской миссии иеромонаха Григория. На обратном пути 4 ноября в двадцати верстах от Хоя конвой подвергся ружейному обстрелу курдов, число которых превышало сотню всадников. Они занимали горный кряж, нависший над дорогой.

«…Сотник Бичерахов приказал им крикнуть по-персидски:

– Мы русские казаки, вас не тронем – очистить дорогу!

Два верховых курда подскочили на 500 шагов, произвели выстрелы по казакам и ускакали обратно. Курды открыли частые залпы, на что сотник приказал казакам спешиться и рассыпаться в цепь.

Продвинув цепь на тысячу шагов, Бичерахов убедился, что фронтальной атакой курдов не сбить с кряжа – сила огня противника была в пять раз больше. Младшему уряднику Цыбину с четырьмя казаками он приказал зайти с правого фланга, занять позицию и поражать курдов фланговым огнем.

Продвинувшись на открытой местности на 800 шагов, сотник Бичерахов получил первую рану в левую ногу – выше колена навылет, но виду нижним чинам не подал. Несмотря на ожесточенный огонь со стороны гор и ближайших селений на флангах, отряд продвинулся на 600 шагов, где Бичерахов получил вторую рану в грудь навылет, третья пуля вошла в правую ногу.

Раненому оказал помощь урядник Захарченко, сотник лежал на совершенно открытом пространстве, пули ложились рядом. Не в состоянии двигаться, но не потеряв сознания, Бичерахов продолжал командовать цепью через урядника: приказал двум казакам прорваться через курдов и дать знать командиру дивизиона в Хое. Казаки выполнили приказание довольно быстро.

Есаул Гапузов выступил к месту схватки, по дороге подвергаясь обстрелу из всех окрестных селений. Рассеяв курдов и прибыв на место перестрелки, командир дивизиона нашел команду в образцовом порядке».

Об этом неравном бое близ города Хоя в Южном Азербайджане командир 1-го Горско-Моздокского полка Терского казачьего войска полковник Тигран Арютинов доложил по команде. В своем рапорте среди прочего он отмечал на вполне вероятное участие в нападении на казачий конвой турецких военнослужащих:

«…Часть огня велась из маузеровых ружей, каковых нет ни у персов, ни у курдов. Вся команда проявила удивительную храбрость и умелость».

Приказ о награждении отличившихся не заставил себя долго ждать. Сотник Лазарь Бичерахов удостоился Военного ордена Святого Владимира 4-й степени с мечами, а его казаки – Знака отличия ордена Святой Анны, то есть Анненской медали.

Казак станицы Новоосетинской Лазарь Бичерахов будет воевать в Персии и в годы Первой мировой войны. Станет Георгиевским кавалером и начальником первого армейского конно-партизанского отряда на Персидском фронте. Будет командовать казачьими отрядами в Закавказье. В годы Гражданской войны в белой армии дослужится до генерал-лейтенанта и закончит свой жизненный путь белоэмигрантом.

«Секретная Персидская экспедиция» втягивала в себя все новые и новые пополнения из войск Кавказского и Туркестанского военных округов. К декабрю 1911 года на территории Персии находились несколько сильных по составу русских экспедиционных («командированных») отрядов. В северно-западной части Персии их было четыре – в городах Тавризе, Казвине, Ардебиле и Хое.

Тавризским отрядом командовал генерал-майор Н.Н. Воропанов, начальник 2-й Кавказской стрелковой бригады. Отряд состоял из следующих войск:

– 11 батальонов кавказских стрелков и мингрельских гренадер;

– кубанских казачьих полков: 6 сотен из 1-го Полтавского и 1,5 сотни 1 – го Лабинского;

– терских казачьих полков: 2 сотен из 1-го Сунженско-Владикавказского и 1 сотни из Горско-Моздокского;

– 2 саперных рот, искровой роты (связисты-телеграфисты) и команды подрывников;

– отряд имел из тяжелого оружия 2 орудия и 22 пулемета.

Казвинским отрядом командовал генерал-майор В.Д. Габаев (Габашвили), командир 1-й бригады Кавказской гренадерской дивизии. Отряд состоял из следующих войск:

– 11 батальонов кавказских стрелков и пехотных 205-го Шемахинского и 206-го Сальянского полков;

– 6 сотен терского 1-го Кизляро-Гребенского казачьего полка;

– кубанских казачьих полкоз: 2 сотен 1-го Кубанского и 2 сотен Лабинского;

– 1 саперной роты;

– отряд имел из тяжелого оружия 12 орудий и 16 пулеметов. Ардебильским отрядом командовал генерал-майор А.П. Фидаров, командир 2-й бригады Кавказской гренадерской дивизии. Отряд (позднее он был еще усилен) состоял из следующих войск:

– 5 рот пехотинцев-сальянцев и мингрельских гренадер;

– 2,5 сотни кубанского 1-го Лабинского полка;

– саперной каманды и 2 горных орудий.

Хойским отрядом (фактически стоявшим на прикрытии северного участка персидско-турецкой границы) командовал генерал-майор Бокщанин, начальник 1-й Кавказской стрелковой бригады. Отряд состоял из следующих войск:

– 2 батальонов кавказских стрелков;

– 2 сотен терского 1-го Горско-Моздокского полка;

– саперной команды;

– отряд имел из тяжелого оружия 4 горных орудия и 4 пулемета. Всего в декабре 1911 года из состава войск Кавказского военного округа на территории Персии в экспедиционных отрядах находилось: пехоты – 25 батальонов и 1 рота (больше 6 полков), конницы – 25 казачьих сотен (больше 6 полных полков), 2 саперные роты и 2 саперные команды, 1 рота искровых телеграфистов при 38 полевых и горных орудиях и 42 пулеметах.

Примечательно, что всем четырем командирам экспедиционных отрядов на период служебной командировки в Персию были даны (в строевом отношении) права начальников дивизий.

О том, как русских военных встречали в Персии, свидетельствует среди прочих в своих воспоминаниях командир вошедшего в состав Казвинского отряда терского 1-го Кизляро-Гребенского казачьего полка полковник А.Г. Рыбальченко:

«Настроение жителей Казвина к русским пришельцам было недружественное; и хотя никаких явно враждебных выступлений и не было проявлено против нашего отряда со стороны персов, но уличные демонстрации и закрытие базаров и лавок в городе все же указывали на то, что наши войска в Персии явились нежеланными гостями.

Наш местный консул Г.Вл. 0-ко успокаивал начальника отряда, объясняя закрытие лавок и базаров якобы наступившим праздником Байрама, но на самом деле базары и лавки закрыты были неспроста.

Так, уже за несколько дней до прихода в Казвин 1-й сотни гребенцов все лавки и базары по настоятельному требованию главарей дашнак-цутюнского комитета были закрыты, а один из торговцев персов, не пожелавший подчиниться этому требованию, был убит террористами.

С приходом же в город частей отряда по улицам начались манифестации и траурные процессии. Ежедневно то там, то здесь можно было встретить толпу персов и даже детей, одетых в белые передники, с черными флагами в руках.

Эти манифестанты, предводительствуемые главарями, расхаживали по улицам, пели патриотические песни, означавшие в переводе: „смерть нам, правоверным, если не умрут русские гяуры“, т. е., другими словами, на улицах открыто проповедовалось избиение русского отряда…»

В северо-восточной части Персии (в остане Хорасан) экспедиционные войска были сведены в четыре экспедиционных отряда под общим командованием генерал-майора А.Е. Редько, начальника 4-й Туркестанской стрелковой бригады.

Самым крупным отрядом был Мешхедский (в начале 1912 года он получил усиление). Им начальствовал командир 1-го Семиреченскского генерала Колпаковского казачьего полка полковник Н.Ф. Вязигин. В Мешхеде стояли:

– 1 батальон 18-го Туркестанского стрелкового полка;

– 3 сотни 1-го Семиреченского полка с 6 пулеметами;