Текст книги "Искатель. 1979. Выпуск №3"
Автор книги: Алексей Азаров
Соавторы: Сергей Наумов,Евгений Загородний,Геннадий Максимович
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
На расходившихся красноватых волнах с криками барахтались люди. Несколько галер виднелись над водой лишь задранной кормой или форштевнем. Одно "судно уже полностью погрузилось, в воду косо уходил с мачтой андреевский флаг. Петр яростно закричал в рупор: – Вперед! За отечество! Вперед!
Заслышав в паузах пушечного грохота знакомый голос, уцелевшие гребцы зло налегли на весла. Огибая тонущие суда и покачиваясь от оседающих взметов воды, в атаку пошли другие галеры. Вслед за ними Апраксин бросил вперед плотный строй кордебаталии.
Вода закипела от весел. Над фиордом покатился негодующий гул. Шведы всполошились, закричали; бомбы, пастильно снижаясь синими дугами, понеслись гуще и гуще.
Шальная бомба со свистом ударила в бухты канатов. Петр кинулся, оттолкнул неуклюжего офицера – бомба вместе с бухтой каната полетела за борт. Рванул взрыв. Обдало жаром, дымом, холодными брызгами.
Многие галеры кордебаталии от тесноты бились бортами, мешали друг другу и замедляли атаку. Трещали весла, ухали мушкетные залпы. Вспыхивая красной копотью, прыгали носовые пушки.
Но вскоре напряженный гул боя снова начал спадать и перемежаться паузами. Поняв, что и вторая атака будет отбита, Петр на малой скампавее отбыл в глубь эскадры.
В наступившем затишье выстроились поредевшие ряды галер и скампавей. На носах лихо стояли офицеры – руки на отведенных в сторону шпагах, левый ботфорт вперед. Петр оглядывал багрово-масленые изможденные лица.
– У кого жалобы, ребята? – Глаза Петра, разбитого уста
лостью, казалось, были со слезой.
Капитаны и прапорщики яростно повернулись к рядам.
Нет жалоб! – пошло нестройно.
То добро! Работы будет много, ребята. Надо одолеть
Эреншильда. Сейчас пойдем в третий раз. Не одолеть никак
86
нельзя. Сия баталия – почитай, Полтавская – только на воде! Понятно?
– Как не понять? – солдаты приободрились. – Дадим
Эреншильке огоньку! Возьмем на абордаж!
Петр загляделся, блеснул улыбкой, сужая глаза.
Господа капитаны! Извольте выдать людям по тройной
чарке водки! Хвалю за службу, ребята!
Рады стараться, господин первый бом-бар-дир! – гаркну
ли бодро, все разом.
Заводя руки за спину, Петр поднял лицо, смотрел немигающе, тепло и строго.
На галерах долго стояли не шелохнувшись, устали не дышать. Сбоку подошла лодка, на носу Апраксин. Петр повернулся, взглянул пустыми, словно незрячими глазами. Спросил не то сердито, не то участливо:
– Пошто флот бросил?
Генерал-адмирал щурил на царя слезящиеся от солнца и старости глаза.
Знаю! В лоб пе возьмем! – Петр повернулся к солнцу
сверкнувшими яростью глазами.
Петр Алексеич, надобно приналечь на фланги... Они те
перь сильно выдались вперед. Перекрестный огонь неприятеля
собьем вдвое – по своим стрелять не станет. Да и отклады
вать дело не следует – швед вымотан до предела.
...Третья атака началась люто. Начальники отрядов и отделений обнажили шпаги и стояли на носах кораблей под градом ружейного огня. У пушек грозно изготовились усатые гренадеры – терпеливо поджидали дистанцию. Чадно дымили фитили. Сплошная масса галер медленно раскололась надвое и яростно пошла на фланги шведской эскадры.
Передние суда неслись все быстрей и быстрей, Петр это видел по тому, как чаще и чаще вскидывались весла; по тому, как резко стала истаивать зеркальная полоска воды между фронтом кордебаталии и нестройным полумесяцем шведских кораблей.
На «Элефанте» стали отводить стволы пушек с первых галер: ядра могли поразить свои фланги, которые еще теснее сомкнулись вокруг фрегата. Царь посветлел. На миг оторвал глаз от подзорной трубы, словно смакуя увиденное, – и снова вжал медный окуляр в глазницу.
В это время пушки прорвавшихся галер сначала справа, а потом слева полыхнули плотными синеватыми клубами. Неслышно блеснули мушкетные залпы – пули рванули вокруг шхерботов серебряную чешую воды.
Под заслонами порохового дыма на правом фланге сразу был окружен шхербот «Флюндра». Пушкарей деловито и быстро отогнали и перебили мушкетным огнем. Забросив с галер план-ширы, гренадеры густо полезли на высокий борт, ругаясь и рубя шпагами. Оставшуюся команду перекололи молча, зло; раненых безжалостно побросали за борт. Шведский прапорщик – суетливый и маленький – был зарублен тут же, у борта, – он хотел броситься в лодку к матросам. Потопили и лодку, грохнув по ней в упор из предельно наклоненной неприятельской пушки.
87
Шведы почти прекратили стрельбу: в дыму невозможно было отличить своих от русских. Огрызался лишь флагман. Бомбы летели через головы, Эреншильд стрелял наугад по тылам атакующих галер. Каждый шхербот-. брался лютым абордажным боем.
Петр, широко раздувая ноздри, шумно втягивал пороховую гарь. Распахнутыми глазами – шире нельзя – уже видел близкую победу. Кричать, командовать бросил: матросы и гренадеры разошлись до крайности, ни своим повелеть, ни шве-» дам остановить. Апраксин деловито и спокойно слал на лодках одного вестового за другим: что-то видел в дыму, что-то поправлял, приказывал. От копоти резало глаза, густо посвистывали пули, изредка с высоким шорохом пролетало над головой одинокое ядро.
Перед Петром блеснуло, грохнуло, в лицо ударил горячий обжигающий дух. Но он устоял, увидел в подзорную трубу широкие спины ингерманландцев, расторопно работающих баг-нетами на палубах еще трех шхерботов. Солдаты широко крестили воздух саблями – рубили с левого и правого плеча. Крепче, крепче покатился крик. Яростнее стало нарастать хрипловатое страшное «ура-а-а!».
Слух Петра резанул нечеловечески страшный крик: «Алексей!» Матросы бросились к падающему командору, стоявшему возле царя.
От ослепительного удара солнца перед глазами Петра на минуту заполоскалась черная тишина. Он вцепился в поручни мостика, забыл обо всем, ничего не слышал. «Алексей возжаждал престола через иноземную помощь!..» Как искра, на миг вспыхнуло чувство испуга, сменившееся бессильным гневом. Словно за стеклом или водой услышал липкий голос сына, огненный змей сразу обвил сердце, ядовито ожег – задохнулся...
Когда Петр очнулся, поведя налитыми кровью глазами, к командору еще не успели добежать. Где-то вдали сверкнули синие, одетые холодом искры, и вода обнажила свою серебряную грудь... Вернулся слух – ликующими вскриками долетели из дыма голоса.
«Элефант» уже густо облепили галеры. Тонкими струйками поблескивали мушкетные выстрелы. По закинутым лестницам гренадеры с разных сторон лезли на фрегат. Одна шведская пушка громыхнула в упор, разметала в ощепья подходившую малую скампавею.
Под ружейным огнем Змаевич одним, из первых пробился на палубу. Крутясь чертом, начал отбиваться шпагой сразу «от трех шведов. Перед глазами замелькали красные щетинистые усы, потное восковое лицо. Изловчился, присел и достал мгновенным уколом красные усы. Набежали гренадеры, стало легче. Припадая, сделал обманный выпад влево. Швед на миг растерялся, и Змаевич неожиданным ударом полоснул его. Швед мешковато осел. Отшвырнув сломанную шпагу, командор бросился за убегавшим королевским капитаном. Догнал и толкнул в спину. Капитан растянулся на палубе, вскочил с диковинным проворством и, выхватив нож, бросился на командора.
88
На какой-то миг затмило от ярости глаза, Змаевич узнал Ро-зенкранца. Вишнево пунцовея, люто крикнул в черные оскаленные зубы:
– Вот ты где, оборотень! Я тебя давно ищу!
Поймав руку Розенкранца, Змаевич ловко выбил нож и со страшной силой кинул предателя себе на плечо; нагнулся, перебрасывая датчашша назад, рванул руку вниз, ощущая по хрустящему звуку, как ломаются в локте суставы. В исступлений долго бил его ботфортами. Дико вращая бешеными глазами, остановил трех солдат, новелел связать бесчувственного Розенкранца и срочно отправить его к Апраксину.
К Петру обессиленно пробился с каким-то докладом Ягу.жин-ский – лицо смугло-синее, как из олова, но запавшие глаза с проступившей радостью. Генерал-адъютант одной рукой растирал по щекам полосы копоти, другой подавал прошитый конверт.
Царь неожиданно легко повернулся всей своей массивной фигурой. Сияя глазами, выгнутой вверх гибкой ладонью остановил руку Ягужинского, сказал просветленный:
– Павлуша, пе на то надобно время сейчас тратить. Напер
во пиши реляцию для всех наших посланников в Европе о до
толе не бывшей у нас виктории па море...
Битва стихала. Серебряные дымы тянулись к солнцу. На шхерботе, плохо видимом из-за чадящей громады фрегата, взметнулось ослепительно-молочное зарево взрыва. Глухим стонущим громом зарокотала вода. Рев орудий замер, и в редеющей пороховой дымке последний раз брызнула лучистая картечь.
В обильности спокойного солнца до самого неба встала звенящая тишина. Скалистые опаловые острова, зеленое пламя леса, весь огромный тысячеверстный простор неба медленно и величаво озарился жгучими лучами. Над плавающими обрывками снастей, над крошевом досок и разбитых бочек, над черными точками голов, чистыми голосами заплакали чайки.
Петр не по-царски суетно сбежал с мостика и размеренным шагом пошел по палубе – спешил пересесть на быстроходную лодку, чтобы уплыть туда, где уже родилась победа.
Геннадий МАКСИМОВИЧ
СЕКРЕТ
МОЛОДОСТИ
Фантастический рассказ
Р
ано утром в полицейское управление сообщили, что ночью сгорела вилла профессора Реймона. Заняться этим делом комиссар Брюо поручил инспектору Тек-сье. Пожары – вещь нередкая, единственно, что смущало и комиссара и инспектора, – это то, что на месте пожарища обнаружено два трупа, хотя, по словам полицейского, обслуживающего этот район, на вилле находился один профессор.
Тексье побывал в шестом квартале и осмотрел виллу, а точнее, то, что от нее осталось, – обгоревший остов некогда красивого трехэтажного здания.
– Что, сильно обгорела? – спросил подошедший пожилой полицейский. – Но вы не удивляйтесь. Этот самый
90
Реймон был химиком. И, судя по рассказам соседей и племянника, наверху у него была лаборатория. А уж там-то наверняка было чему взорваться или вспыхнуть..
Побродив еще какое-то время по дышащим гарью остаткам виллы, инспектор понял, что ему больше здесь делать нечего – все было залито водой и затоптано пожарными. Остается надеяться на беседы с людьми и на собственную интуицию.
А когда приблизительно начался пожар? – спросил
Тексье у полицейского, доставая трубку и закуривая.
Где-то среди ночи, часа в два или три. – Полицей
ский взглянул на инспектора, достал пачку сигарет и тоже
закурил. – Пожарные приехали довольно скоро, но это
не помогло – соседи заметили пожар, когда огонь уже
охватил третий этаж. Потом они услышали сильный взрыв.
Гасили долго. Знаете, старое дерево горит основательно", а
все внутренние перекрытия этой виллы были деревянными.
А около двенадцати дня приехал племянник Реймона. Он
ужаснулся, когда увидел, что здесь произошло. Ну постоял
немного, а потом сказал, что пока обоснуется в «Аисте».
Но это же очень дорогая гостиница! – удивился
Тексье.
А что ему! Дядя был человеком богатым. Сами посу
дите – в гараже стоят две машины, а парень этот при
мчался на «ягуаре». От бедности столько не заведешь...
Вы давно служите в этом районе? – спросил Тексье
у полицейского.
Да лет, наверное, двадцать. А точнее: девятнадцать с
половиной. А что?
Я в том смысле, хорошо ли вы знаете эту семью?
Немного знаю. Раньше-то племянничек Анри до
ставлял некоторые хлопоты. Бедовый был. Но потом поус
покоился, так что особенно интересоваться им было ни к
чему. Знаю только, что Реймон взял его к себе, когда у то
го умерла мать. А насчет отца не скажу, может, не было,
может, сбежал еще раньше. Да вы лучше у соседей порас
спросите. Они-то, наверное, больше скажут.
Прежде чем встретиться с племянником профессора, Тексье опросил соседей, но и они не могли сообщить ничего интересного. В этих богатых загородных районах люди мало знали друг друга. Все жили замкнуто, обособленно. И инспектор смог записать в блокнот только следующее: «Анри Лаперо – племянник Роберта Реймона. Около тридцати лет. В доме жили садовник и кухарка – муж с женой, а также горничная. Супруги уехали к сыну, у которого родилась девочка, а горничную хозяин на несколько дней отпустил к подруге». Вот и все. О том, кто мог быть на вилле, кроме хозяина, соседи ничего определенного сказать не могли.
– Анри Лаперо? – переспросил инспектора портье «Аиста». – Анри Лаперо... Ах да, сорок седьмой номер. Ключ он не сдавал, так что скорее всего Лаперо здесь.
91
Тексье нашел нужный номер, постучал. Никто не ответил. Постучал сильнее. Через минуту дверь распахнулась. На пороге стоял высокий, чуть подвыпивший парень в джинсовом костюме.
Чем обязан? – спросил Лаперо.
Инспектор Тексье. Может быть, мы все-таки пройдем
в номер?
Вы что, по поводу этого пожара? – Лаперо не дви
гался с места. – Так я же ничего не знаю. Приехал, когда
все сгорело. А кто мог быть у дяди – представления
не имею.
Все-таки давайте пройдем в номер, – спокойно ска
зал инспектор. – В коридоре я разговаривать не намерен.
Ладно, проходите, – нехотя произнес парень, ото
двигаясь и пропуская Тексье. – Так что же вас интере
сует?
Я был бы вам признателен, если бы вы рассказали
мне все по порядку, то есть как попали к своему дяде, как
жили у него и все такое прочее. Не возражаете?
Нет! Конечно же, нет. Мне совершенно все равно, с
чего начинать. – Лаперо на какую-то секунду задумался,
заговорил негромко: – Так вот... Дядюшка был братом мо
ей матери. Хотя до того, как увидел его, о существовании
каких бы то ни было родственников я и не подозревал.
Отец исчез в неизвестном направлении, когда мне испол
нился год или чуть больше. Через несколько лет скончалась
и мать.
Я даже не представляю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы сердобольная соседка не обнаружила моего дядюшку. Не прошло и месяца со дня смерти матери, как к подъезду нашего дома подкатила шикарная спортивная машина. Из нее вышел моложавый рослый человек с седеющими висками. Тогда он мне почему-то казался скорее ковбоем из фильма, чем ученым-биологом, кем он был на самом деле. Соседка сложила мои нехитрые пожитки, и мы поехали. Как только мы миновали черту города, мой милый дядюшка совершенно спокойно открыл окно машины и выбросил узелок с моими вещами. Я чуть не заплакал. Но он похлопал меня по плечу и, улыбнувшись, сказал: «Не горюй, Анри. Все, что было там, – барахло, и пусть им поживятся нищие. У меня ты будешь иметь только самое лучшее. Ну а на что тебя приспособить, мы потом посмотрим...»
Так я поселился у профессора Реймона. Прислуги в доме было немного: кухарка, ее муж – дворник, он же садовник, и горничная. Мною занималась горничная – моло-„ денькая симпатичная девушка. Как я потом понял, дядя больше всего на свете любил машины, хорошую компанию и смазливеньких девочек.
На первом этаже виллы располагалась столовая, кухня и комнаты для прислуги. Мы с дядей жили на втором. А на третий он не пускал никого, даже горничную, и убирал сам. Мне он объяснил, что это его лаборатория, и приказал не совать туда свой нос.
92
Жил я как в сказке. Мне была предоставлена полная свобода. Дядя не обращал на меня никакого внимания. Но при этом я имел, все, что мог пожелать мальчишка в моем возрасте. Я прекрасно понимал, что дядя это делал для того, чтобы я просто не мешал ему, и поэтому если не был в школе, то пропадал или в саду, или где-нибудь на улице. Благо дядя совершенно не интересовался моими школьными делами.
Лишь когда я кончил школу, дядюшка спросил меня, не надумал ли я, что делать дальше. Как сейчас помню, это было в тот день, когда мы побывали у него в институте, Я ответил тогда, что собираюсь поступать в университет, но не знаю, на какой факультет.
«Слушай, Анри, – сказал он мне, – не думай ни о чем. Захочешь учиться," поступай куда угодно – я это устрою. А лучше погуляй, пока молодой. Сам знаешь, деньгами я тебя не ограничиваю, так что развлекайся. А учиться еще успеешь. Главное – живи только для себя. Знаешь, думать о людях – занятие, быть может, и благородное, но совершенно ненужное. Люди нужны нам только для того, чтобы выполнять наши желания. И если ты будешь думать так, то всегда будешь счастлив...»
Для начала дядя решил отправить меня отдохнуть в Ниццу. Я, естественно, согласился и стал собираться. За два дня до моего отъезда нашему дворнику и кухарке пришла телеграмма, что у них тяжело заболел сын, который работал где-то далеко на севере. Дядя отпустил и их. Не хочу рассказывать, как я отдыхал. Все было великолепно. Деньги у меня водились, и я мог ни о чем не думать. Так я прожил месяца три. Но пора было и домой возвращаться.
Приезжаю, подхожу к дядиной вилле. Дверь мне открыла молодая девушка, точно в дядином вкусе.
«Вы Анри? – спросила она, нежно улыбаясь. – Я новая горничная. Оставьте вещи здесь, я разберусь...»
Он посидел какое-то время молча, глубоко затягиваясь сигаретой и полузакрыв глаза. Казалось, будто он вспоминает что-то. Потом как бы встрепенулся и продолжал:
– А где-то через полгода на вилле появился брат прежней горничной. Он о чем-то объяснялся с дядей, и, судя по раздававшимся выкрикам, разговор был весьма бурный. Я понял одно: брат не мог найти свою сестру лосле того, , как она от нас уволилась. Ну и у него, естественно, возникли какие-то подозрения. Когда он уходил, я слышал, как он сказал, что не оставит этого дела, пускай дядя не рассчитывает.
Я уж не знаю, предпринимал ли чего-нибудь этот парень или нет, так как вскоре опять уехал отдыхать.
Так беззаботно я прожил лет десять. Пытался было учиться, но вскоре бросил, так как мне надоело. Но последние годы дядя что-то начал чахнуть. Я подумал, что возраст все-таки берет свое, уж больно он осунулся, похудел, а кожа стала напоминать пергамент. Хотя глаза все равно оставались, как и раньше,, решительными и злыми. Я было пы-
93
тался спросить у него, что с ним, он же успокаивал, говоря, что все в порядке и, наверное, просто устал.
. И вот недавно, когда я был в Венеции, пришла телеграмма. Дядя срочно просил меня приехать. Причем он выслал мне денег и хотел, чтобы я обязательно купил машину и приехал на ней. Меня удивило такое желание, да и уезжать не очень-то хотелось, но ослушаться его я не мог. Я купил «ягуар» и сегодня около двенадцати был здесь. Но, как видите, опоздал.
Анри Лаперо налил себе джина, откинулся на спинку дивана. Он казался совершенно спокойным, но инспектор видел, что он скорее всего пьян, а в таком состоянии бывают уравновешенными даже мелкие воришки.
– Та-ак, ну и чем же .конкретно занимался ваш дядя?
Лаперо глотнул джина, сказал безразлично:
– Знаете, рассказ мой вам ничего не даст. Я советую
посмотреть все самому, уверен, что на вас это тоже по
действует, как на меня когда-то. Вы наверняка поймете, что
такой человек, как он, не мог кончить хорошо, ведь суще
ствует же справедливость. Я был у него в лаборатории
давно, но не думаю, чтобы дядя Реймон изменил тему сво
их работ. Он несколько раз приглашал меня к себе и потом,
но я не мог, а вернее, просто не хотел... Такие вещи доста
точно увидеть один раз... А теперь извините, мне надо
немного отдохнуть. Что-то измотался за последние сутки.
Если же я буду вам нужен, то вы меня легко найдете.
Видеться мне ни с кем не хочется, так что в ближайшее
время покидать гостиницу л не собираюсь...
Они попрощались, Пьер спустился на первый этаж и вышел из гостиницы. Сев в машину, он задумался. Разговор с Анри Лаперо дал ему, в общем-то, немного, а точнее – почти ничего. Хотя... если племянник и не причастен к случившемуся, то уж наверняка знает многое, о чем не пожелал рассказать инспектору. Это Тексье чувствовал интуитивно. Но все это было где-то подспудно, сейчас же надо было разрабатывать версию: профессор – исчезнувшая горничная – ее брат, обещавший отомстить.
– Ну как, нашли племянника профессора? – услышал
инспектор знакомый голос, едва только успев перешагнуть
порог полицейского участка. Обернувшись, он увидел того
самого полицейского, с которым познакомился у обгорев
ших руин виллы.
Да куда он денется? – весело ответил Пьер, явно
радуясь хоть немного знакомому человеку. – Все было так,
как вы сказали.
Тогда, что же вас привело к нам? – поинтересовался
полицейский.
Нужно кое-что выяснить. Кстати, хорошо, что я встре
тил именно вас. Думается, что вы можете мне во многом
помочь, – сказал Пьер, ища глазами, где бы им лучше
расположиться.
– Знаете что, давайте пройдем в комнату рядом с де-
94
журной, – предложил полицейский, поняв его взгляд. – Там в это время никого быть не должно.
Они прошли по полуосвещенному коридору и, свернув направо, оказались в небольшой комнате, вся обстановка которой состояла из длинного старого стола и не менее старых стульев.
– Так о чем вы хотели поговорить со мной? – с не
скрываемым интересом спросил он, когда они уселись друг
против друга. – Мне кажется, я рассказал вам все, что
знал.
– Может быть, очень может быть, – не спеша ответил
Тексье, медленно набивая трубку табаком, – по крайней
мере, вы рассказали мне обо всем, что интересовало меня
именно тогда. Но ведь время-то идет, – тихо произнес
он, прикуривая. – Разговор с племянником этого самого
Реймона, как вы сами понимаете, вполне мог заставить ме
ня повидаться с вами еще раз. Вы же сами говорили мне,
что служите в этом районе чуть ли не двадцать лет. Сле
довательно, вы не могли не знать горничную, которая слу
жила у профессора.
Симону Мантено? – спросил полицейский. – Знал
немного.
Расскажите мне о ней, – попросил Тексье.
Многого я вам не расскажу, – подумав, сознался
полицейский. – Одно знаю: спокойной и ласковой девуш
кой она была. Да это часто бывает у тех, кто рано осиро
тел. Ведь у нее с детских лет никого, кроме брата, не
было...
«Вот брат-то меня и интересует большо всего, – подумал Пьер, – но о нем потом».
...– Если самого Реймона не было, то она и на виллу приглашала. Всегда угостит чем-нибудь, – продолжал полицейский. – А то и нальет стопку-другую. Поболтаем немного и про хозяина, и про племянника. Правда, сама она таких разговоров никогда не начинала. Разве что только я ее об этом спрашивал...
– И что же она говорила о них? – перебил его Тексье.
– Что о племяннике, так это я вам еще в первый раз
рассказывал. А вот о самом Реймоне .. Чаще всего хвали
ла его, хотя и не согласен я с ней был. Честно говоря, не
долюбливал я его... Нет, не думайте чего такого. Со мной,
а я с ним встречался несколько раз, он всегда вежлив был.
Так что тут придраться я не могу. И все-таки... холодный
он, что ли, был какой-то. Я чувствовал, притворяется он все
время. Наплевать ему на меня было, да и на всех вокруг.
Но с Симоной я не спорил. Нравится ей хозяин, так не мое
это дело...
– Она что, была влюблена в своего хозяина? А может
быть, и не только влюблена? Такое, знаете, в кварталах,
подобных вашему, не такая уж большая редкость.
Старый полицейский задумался. Но Пьер по выражению его лица понял, что угадал, и поэтому спросил тут же:
– Кстати, а куда она могла исчезнуть? Неужели так
никто и не знает?
95
– Непонятно мне все это. Исчезла, и все тут. Реймон тогда говорил, что она рассчиталась и куда-то уехала. Но ведь я-то видел ее всего за несколько дней до этого, и она мне ничего о своих планах не говорила. Вот это-то и смущало меня больше всего. Я так и сказал обо всем, когда меня тогда расспрашивали.
– .Кто расспрашивал?
– Как кто?.. – не сразу понял полицейский. – Да из
управления. Через несколько месяцев после того, как Си
мона исчезла. Брат ее, что ли, разыскивать стал... Тогда со
многими беседовали – и со мной, и с соседями, и с самим
Реймоном. Но, насколько я понял, так ничего и не выяс
нив, прекратили дело. А вообще-то, кто его знает, может,
что-то они и узнали тогда, да разве с таким человеком, как
этот профессор, можно было тягаться, особенно такому
простому парню, каким был брат Симоны. Силы-то совер
шенно неравные. А вы сами знаете, что это такое... —
Старый служака безнадежно махнул рукой. – Ну а Рей
мон... Я почти и не видел его после этого. Разве что только
мельком... И все же мне показалось, что ему все было
нипочем. Даже вроде бы и помолодел...
– Это в каком смысле? – не понял инспектор.
– Да в прямом. Помню, я как раз мимо ворот виллы
проходил, когда он выезжал. Ну, отдал честь по привычке.
В нашем'районе это любят, а мне разве трудно, – оправ
дывающимся голосом произнес полицейский. – Так вот,
он высунулся из машины, улыбаясь как всегда, что-то ска
зал мне. А я смотрю и глазам своим не верю. Помолодел
он чуть ли не раза в два. Меня аж передернуло. Стою и
сказать ничего не могу. Нет, что бы мне ни говорили, а тем
ной личностью был этот самый Реймон. Не знаю, чем уж
он занимался, но верить такому человеку было нельзя...
Я всегда так считал...
Старый полицейский продолжал что-то говорить, ругал Реймона, а Тексье лихорадочно выстраивал логическую цепь, приведшую к трагическому концу на вилле.
Горничная, влюбленная в своего хозяина. Роман мог длиться у них довольно долго, да и результаты его могли рано или поздно появиться. Естественно, они не устраивали ни девушку, ни профессора. Правда, здесь смущало одно: не верилось, что профессор решил сам избавиться от на–скучившей любовницы. Откупиться ему было гораздо проще. Но ведь могло случиться, что она сама, разочаровавшись в своей любви, покончила с собой. Причем так, что и следов никаких не осталось. Такое встречалось часто. А если все было действительно так, то остальное гораздо проще. Брат Симоны, который вполне мог знать о связи своей сестры с профессором, узнаёт, что она бесследно исчезла. Естественно, первой же его мыслью было, что Реймон просто-напросто решил избавиться от нее. Это вполне объясняет и разговор брата с профессором, и мотивы убийства. Месть за сестру. И все-таки один момент оставался в этом случае неясным. Зачем было ждать столько лет?
96
Почти весь следующий день ушел на изучение дела об исчезновении Симоны Мантено, возбужденного ее братом Бернаром. Инспектор просмотрел протоколы опросов, показаний Бернара, профессора Реймона, но ничего интересного из всего этого так и не вынес. Профессор все время твердил, что горничная сама подала на расчет и куда-то уехала. Брат же повторял, что дело это нечисто и профессор просто избавился от Симоны. Соседи тоже не могли сказать «ичего конкретного/
Но одно обстоятельство бросилось в глаза сразу: дело было явно не закончено. И, обратив на это внимание, инспектор вдруг вспомнил слова старого полицейского: да разве с таким человеком, как этот профессор, можно тягаться. И понял, что скорее всего он был прав. Тексье нашел инспектора, который когда-то вел это дело. Тот долго не мог понять, что интересует Пьера, а когда наконец-то осознал, то просто повел плечами и доверительно сказал:
– Сам же знаешь, как бывает. Вызывает начальство и приказывает закрыть дело. И остается тебе только одно – подчиниться. А дело любопытное было.
После этого разговора инспектор понял, что ему остается одно – попытаться найти следы Бернара Мантено.
Тексье не раз бывал в районах, где сдаются дешевые меблированные квартиры, и знал, что особой чистоты там ждать не приходится, но такой грязи и столь едкого букета запахов, как на этой улице, он еще не встречал. Создавалось впечатление, что здесь не убирали уже несколько лёт и что жильцы весь свой мусор выбрасывали прямо на улицу. В парадном дома, где жил Мантено, было еще хуже.
Перешагивая через груды мусора, Пьер наконец нашел необходимую квартиру. Нажав кнопку звонка, он услышал его звук за дверью. Но открывать ему явно никто не собирался. Инспектор подождал минуту и позвонил опять. Результат был тот же. Тексье уже направился к выходу из этого благоухающего здания, как вдруг столкнулся со сгорбленной старушкой, волочащей что-то в непомерно больной сумке.
Извините, мадам, – галантно наклонившись, обратил
ся к ней Тексье, – не знаете ли вы Бернара Мантено?
А в чем дело? – спросила старушка, поставив сум
ку на пол и подозрительно взглянув на инспектора.
Да вот хотел с ним парой слов перекинуться, а его
нет дома.
А, знакомый, значит, – со вздохом произнесла ста
рушка, – как же мне не знать его, мы ведь соседи. Он в
шестнадцатой квартире живет, а я в пятнадцатой. Только
не вижу я его в последнее время. Может, уехал куда.
А когда вы видели его в последний раз? – поинте
ресовался инспектор.
Да не знаю, наверное, неделю назад.
После этого Тексье уже не удивило сообщение о том, что Мантено уволился из авторемонтной мастерской. И как раз неделю назад. Но совсем не ложились в наметившуюся версию итоги осмотра его квартиры.
97
«Что же тебя смущает, дорогой инспектор? – – уж в который раз задал себе вопрос Тексье. – Начнем разбираться по порядку. Первое – холодильник. Да, именно он, Холодильник в квартире Мантено был отключен. Но как-то не верится, что человек, решив свести счеты, будет думать о таких мелочах. Что еще? Начнем с передней. Старый плащ на вешалке, не менее старые, стоптанные туфли, замасленная кепка... Вот, пожалуй, и все. Дальше. Комната. Стол с клеенкой, которую давно не мыли, шкаф, полный нестиранного постельного белья и грязных сорочек... Да., но ведь ни одной чистой вещи. Это уже странно. Хотя что-то должно быть. Книжная полка. Книг почти нет. Штуки три по эксплуатации автомобилей да несколько брошюр по судовым двигателям...
«Болван, о чем же я думал раньше?! Ведь от автомеханика до судового механика не так уж и далеко. Может быть, он сейчас в плавании, а я считаю его погибшим во время пожара?»
Более трех часов потратил Тексье на выяснение одного вопроса – не заключил ли Бернар Мантено контракт с одной из судовладельческих фирм и не ушел ли он в плавание. Не очень веря, что узнает хоть что-то, он позвонил по телефону.
– Бернар Мантено? Он принят помощником старшего судового 'механика на сухогруз «Бернадетта». Думаю, название его вполне устраивало. – Человек, находящийся на другом конце провода, засмеялся. – А когда они выплыли? Так это я сейчас посмотрю... Вот, точно. Пятнадцатого...
Он говорил еще что-то. Но Пьеру уже все было ясно. Бернар Мантено ушел в плавание за сорок восемь часов до того, как загорелась вилла профессора Реймона. Поблагодарив служащего компании, Тексье повесил трубку.
«Вот так-то, господин инспектор, – подумал Пьер. – Вы всегда спешили с выводами. А что получилось? Да ничего хорошего. И время уходит. А шкуру с вас сдерут, если вы во всем этом не разберетесь. Начинать-то надо с самого начала. Итак, что есть у нас: сгоревшая ' вилла, два трупа (хотя по логике вещей должен быть один), и больше ничего».
...Попасть в институт Реймона оказалось труднее, чем это предполагал Пьер. Тщательно проверив удостоверение Тексье, охранник вызвал по телефону заместителя директора института.