Текст книги "Искатель. 1979. Выпуск №3"

Автор книги: Алексей Азаров

Соавторы: Сергей Наумов,Евгений Загородний,Геннадий Максимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Русских постов поблизости не оказалось. Послушав текучий шум воды, датчанин окунулся по пояс. Плыл долго и тихо, без всплесков, потом различил впереди силуэт сторожевой шлюпки, растянутый неясным лунным светом. Глухой простуженный голос окликнул по-шведски из вязкой темноты:

Кто плывет?

Свои! – захлебываясь, отозвался Розенкранц, хватаясь

за борт рубчатыми и пухлыми, как у утопленника, пальцами.

Поджидавшие в лодке матросы проворпо вытащили его из воды. Лица шведов были суровы и недоверчивы – готовые

на все.

– Пароль? – спросил угрюмый длиннолицый матрос, держа

руку на рукоятке кинжала.

– Месть принцессы! – пролепетал Розенкранц, стуча от

холода зубами.

15

Сэр Рой Дженкинс угрюмо осмотрелся.

Каюта шведского адмирала Ватранга на фрегате «Бремен», пропахшая морем, кнастером и одеколоном, напоминала кабинет редкостей: дорогая мебель, бронза, штофные и гобеленовые обои, итальянские картины.

Ватранг, надменно-гордый, стоял у клавесина – в синем суконном камзоле с блестящими пуговицами, при кружевном галстуке и в ботфортах с твердыми негнущимися раструбами. На бедре – длинная, в дорогих ножнах, шпага, руки заведены за спину. И одежда и поза – точь-в-точь Карл XII на портрете, такие же и глаза – строгие и несколько рассеянные.

Снимая перчатки, Дженкинс холодно улыбнулся.

– Адмирал! Мой приезд для команды фрегата должен оста

ваться в тайне. Я – частное лицо, скажем, торговец шерстью.

Мистер Гаукинс или кто-то в этом роде...

Ватранг снисходительно оглядел англичанина.

Хорошо, хорошо.

На корабле есть пастор, господин адмирал? – в глазах

британца блеснула хитрость.

Кажется... Да, есть, недавно прибыл из Стокгольма.

Я с ним хотел бы повидаться.

Адмирал тихо и властно позвал дежурного офицера. Мягко скрипнула дверь каюты.

– Прислать ко мне пастора! – приказал Ватранг, не пово

рачиваясь к вошедшему.

Толстый офицер оглядел гостя и, звякнув саблей, вышел.

74

– Вы, мистер Гаукинс, прибыли ради встречи с пасто

ром? – спросил Ватранг.

– Скажите, господин адмирал, – ответил Дженкинс вопро

сом на вопрос, – вы внимательно наблюдаете за Петром?

– Еще бы! – у адмирала заметно порозовели щеки: вопрос

был бестактным. – Мне известен каждый его шаг.

– Где же сейчас этот незадачливый мореход?

А разве этого не знает английский король? В Ревеле.

Вы в этом уверены? – дипломат ладонью прикрыл лицо,

чтобы скрыть смеющиеся глаза.

Из порта не выходил ни один корабль.

– И все-таки его там нет.

– Не может быть! – горласто и трубно вырвалось у Ват

ранга.

– Странная у вас уверенность, господин адмирал, – избе

гая испепеляющего взгляда Ватранга, Джепкинс рассеянно за

гляделся на итальянские картины.

Ватранг потяпулся за табакеркой, жадно втянул ноздрями острую пахучую пыль и едко пошутил:

– Значит, он в другом месте! – чихнул громко, неуважи

тельно – в сторону Дженкинса, в удовольствии блеснул сле

зой и помял переносицу пальцами. И, теряя самообладание,

продолжил, скрытно злобясь. – Это вы, англичане, помогаете

ему во всем! Почему продаете Петру свои корабли?

– Продажа – суть дело коммерции, господин адмирал, —

с кислой физиономией ответил дипломат. – А политика на

чинается там, где купленный фрегат идет ко дну... Почему

вы до сих пор не перетопили русские корабли?

Почему?! – швед вскочил и зашелестел по коврам тяже

лыми ботфортами. – Потому, что до этого лета у России не

было флота! И, во-вторых, до сих пор мы возились с войсками

Петра на суше. Вы забыли, мистер Джепкинс... то есть Гау-

кпне, Нарву!

И ославились под Полтавой, – бесстрастно ввернул

Дженкинс.

Ватранг задохнулся – по щекам пополз бледный разлив.

– Я перетоплю русские галеры! Клянусь священным именем

короля! Про Полтаву все забудут!

Джонкинс молодо засмеялся.

На Руси справедливо говорят – не хвались, идучи на

рать! Мысль проста и мудра чрезвычайно, не правда ли?

На суше – может быть, – с холодной язвительностью

отрезал Ватранг. – Но Тацит писал: «Каково начало войны,

такова и слава о ней!» – швед явно смаковал ответ. – Поло

жение галерного флота Петра напоминает судьбу зверя, попав

шего в яму.

Дверь каюты плавно и широко открылась. В плохо освещенном проеме забелело удлиненное лицо, обрамленное вьющимися волосами. Тускло блеснула широкая пасторская сутана. Сафьяновый носок сапожка медленно и величаво пересек на полу черту света и тени. Пастор величественно приблизился, ослепительно засияла пышная сутана, осветились волосы, разметанные по точеным плечикам. Изумрудные, чуть удлиненные глаза святого отца смотрели отрешенно, поверх голов.

75

Ватранг встал и деревянно подошел под благословение. Напустив непроницаемый вид, произнес вяло:

– Знакомьтесь, святой отец, – мистер Гаукинс, купец из

Манчестера, торгует шерстью.

Дженкинс подхватился и увалисто засеменил навстречу.

– Весьма, весьма приятно, сын мой, – проворковал пастор

и, блеснув плотной белизной зубов, протянул для поцелуя

узкую холодную ручку.

Англичанин склонился, обволакивая космами парика раззолоченный широкий рукав. Сухими губами коснулся, не целуя, молочной кожи надушенных пальчиков: дрогнувшими ноздрями втянул аромат тончайших французских духов.

Ватранг стоял хмурый – ушел в себя; белые пальцы, перебиравшие по табакерке, мелко подрагивали.

– Дорогой адмирал! – сказал пастор, медленно поворачива

ясь к Ватрангу. – Сторожевая лодка выловила в море беглеца

с Гангута. Он знает пароль... Видимо, важные вести.

– Я давно их жду. – Ватранг взглядом поблагодарил пасто

ра и тяжело заспешил из каюты.

Неожиданно резво пробежав на цыпочках, Дженкинс плот-по прикрыл за адмиралом дверь. Прислушался, так же молодо вернулся и схватил пастора за узкие плечи.

– Мадлен! Вы... вы... у меня нет достойных слов...

Красавица засветилась недоверчивой улыбкой. Она-то пре

красно знала цену искренности своего патрона.

Ваша школа, дорогой Рой.

А забавно, черт возьми! – Дженкинс хлопнул себя по

бокам. – Мы здесь оба инкогнито.

Что ж здесь забавного, милорд, – ведь это наши неиз-

менпые амплуа?

Проворно сунув пальчики за отворот-рукава сутаны, Мадлен быстро вытащила сложенную бумажку – протянула Джен-кинсу.

В каюте зелеными переливами играл утренний свет. Одна за другой срывались и угасали вызревшие за ночь звезды. Отлетающая темнота желтилась редкими огоньками шведских кораблей.

Я уже в четвертой роли, сэр, – недовольно сказала– Мад

лен.

Увы, такова судьба прекрасной Франции... – глаза Джен-

кинса стали печальными: играл ли, расчувствовался ли всерь

ез – не понять.

Но в душе он был доволен Мадлен. Вначале через ез посредство удалось сильно натянуть отношения царевича Алексея с отцом. Следующие две роли были довольно серенькими: выполняла в Париже щекотливые поручения английского посланника и путешествовала по Голштинии, собирая сведения об отношениях епископа-регента с Петром. Теперь пронырливая красавица стала протестантским проповедником на кораблях шведской эскадры.

Ласкаюсь надеждой, – примирительно "улыбнулся он, —

это поручение будет для вас последним.

Кто знает? – Красавица села в кресло. От длинных опу

щенных ресниц на щеки пали резкие полукружья теней.

76

– Вы стали невнимательны к чужим мнениям, – недоволь

но заметил Дженкинс.

Мадлен мило и совсем простодушно рассмеялась.

– Послушайте пасторскую речь, с которой я обращусь к рус

ским, как только шведы высадятся на их земле.

Недовольство, досада – все было привычно забрано под маску легкомыслия и веселости.

О православные! – гортанным смешком залилась Мад

лен. – Зачем вам гавани на чужих морях? Не проще ли сбы

вать свои товары заморским купцам? О россияне, глас божий

вопиет во гневе: походы Петра на запад дерзновенны, се —

святотатство! Обратите свои взоры на восток...

Туда нельзя! – встрепенулся Дженкинс.

Почему? – притворно удивилась Мадлен. – Ах да! Там

Индия...

Дженкинс промолчал и пожевал бескровными губами. Наморщив лоб, сухо сообщил:

Русские уже в Хиве. Кто из нас быстрее двинется в глубь

Азии – неизвестно. Посему не следует торопить Россию на во

сток. Прошу замечание принять всерьез.

Тогда я провозглашу иначе: «О верующие! Дома лучше

всего. Дома и солома съедома, как говорит ваш государь царе

вич Алексой...»

Дженкинс нетерпеливо вскинул сухую руку.

– Манифест никуда не годится! К обращению надо гото

виться всерьез. – Постучал пальцем по вынутой бумажке, гля

нул пронизывающе. – Здесь все подробно? Ведь мне придется

писать королю.

Мадлен молча кивнула, остановив на патроне большие печальные глаза. Добродушие и наигранная веселость отошли сразу.

Вернулся Ватранг – углубленный в себя, подошел к столу с картой.

Без доклада вахтенного офицера и без стука быстро вошел шаутбейнахт Эреншильд, дверь каюты открыл резко, не церемонясь – спешил. Взгляпул на дипломата и пастора, поприветствовал их одним кивком тщательно причесанной головы.

Адмирал выпрямился, немного смущенный, выдержал паузу.

– Господа! Петр находится на Ганге-удд! – мятым голосом пробрюзжал он. Покашливая и борясь с тугой спазмой в горле, окинул благодарным взглядом Дженкинса. – В шторм на малой бригаптипе ночью уплыл из Ревеля... К берегу мыса Ганге-удд добрался в лодке... Петр намерен волоком перетащить галеры через узкую часть мыса и уйти мимо нас в Або-Аланд-ские шхеры.

Ватранг посмотрел с тревогой и горькой улыбкой одновременно. Пошел от стола как слепой – прощупывающей и неуверенной походкой.

Дженкинс развязно хмыкнул. Заговорил с напускной озабоченностью, обращаясь сразу к двум адмиралам:

– Господа! Меня больше беспокоит ваша растерянность. Да пошлите вы в шхеры любую из ваших трех эскадр – Ли-лье или Эреншильда. Пусть они покажутся с пушками напротив переволоки!

77

Ватранг недовольно и суетливо втянул голову в плечи. Пухло-белый палец его заелозил по карте.

Пожалуй, здесь, господин шаутбейнахт... Эскадра шхер

ных судов этой же ночью должна пройти западными протока

ми и утром появиться в Рилакс-фиорде.

Есть! – выпалил Эреншильд сочным спелым баритоном

и сверкнул взволнованной улыбкой.

Вторую эскадру под командой Лилье я посылаю сюда,

к устью бухты Тверминне. Этим маневром будет отрезан воз

можный отход к Гельсингфорсу главных сил русского галер

ного флота. Я с корабельной эскадрой остаюсь на прежней по

зиции.

Эреншильд, надувая жилами бычью шею и оголяя зверова-тые зубы, внезапно выхватил в исступлении шпагу:

– Клянусь славой великих викингов, топтавших берега Ис

пании и Африки! Клянусь честью! Я верну Швеции победу,

потерянную под Полтавой!

16

Ругаясь и выбиваясь из сил у спущенных в воду лежней, солдаты втаскивали на бревенчатый помост первую галеру. Исказясь лицом и блестя зубами, Змаевич тянул канат вместе с Бакаевым.

Галера медленно подалась из воды, выросла вдвое – круто-брюхим чудовищем вползла на сани. Громыхая на бревнах и обдавая солдат острой сыростью, судно со скрипучей тугостью подавалось вперед. Над головами напряженного клубка людей красноватым огнем засияла пушка, надраенная кирпичным порошком.

Более тысячи саженей протащились, надрывая спины и глотки, раскатываясь матом, сбивая в кровь руки.

Генерал Вейде, бряцая саблей, бегал вдоль крутого борта, – заляпанный грязью, без парика, с порванным рукавом. Яростно округляя глаза, свирепо покрикивал, требовал держаться середины бревноспуска – сани легко могли сползти в болотную топь.

– И здесь – одним вожжи и кнут в руки, а другим – хо

мут на шею, – глухо бубнил Никол* в разопревший затылок

Антона.

Антон больно лягнулся и злобно отозвался, угрюмо глядя в землю.

– Цыц ты, раздолба! Прищеми паскудный язык!

В узком коридоре просеки показалось море.

Вейде, постукивая палкой, забежал вперед проверить лежни. Остановился и, похоже, качнулся от неожиданности – в оторопи замахал руками. Змаевич, почувствовав недоброе, подлетел к генералу и остолбенел. Не разжимая зубов, крепко выругался. Вокруг них быстро сгрудились возбужденные солдаты. Все ошалело смотрели на море.

Фрегат и девять больших шхерных судов величественно скользили по заливу, приближаясь к переволоке. Их силуэты, палубные надстройки и в особенности форштевень фрегата

78

со сложной носовой фигурой, не оставляли сомнений – шведы!

– Проклятье! – изумленно и яростно шептал Вейде.

Фрегат сбавил ход напротив бревноспуска, корабли быстро

убрали паруса. У бортов вспухли беловатые всплески, суда становились на якорь.

– Как же они, сволочи, пронюхали?! Я ведь всех жителей

переписал! Беглых нет... – спрашивал себя Бакаев.

Борт фрегата блеснул красным кинжальным огнем – укутался синеватым дымом. Со звоном и шипом рассекая воздух, пологой дугой понеслась пристрельная бомба. Зеленоватое пламя рвануло перед задранным носом галеры, с грохотом взметнулись доски и сухая суглинистая земля. Залопотали по кронам осколки. Получился недолет.

Солдаты по приказу Вейде бросились в лес, залегли. Змаевич и Бакаев зашли за толстую сосну. Бригадир, глядя на клубы дыма, раздираемые ветром у борта фрегата, спросил с растущим беспокойством:

– А где этот, твой приятель Розенкранц? Второй день его

не вижу...

Змаевич ожег его колючим взглядом, сипло рявкнул:

– Ты мне эту вошь за пазуху не пускай! У него перед госу

дарем заслуги – не передо мной! – дышал хрипло и отрыви

сто. – Упустили соглядатая – это точно! Он к Ватрангу сбе

жал. А еще раньше лоцмап-финн куда-то делся. Искали в де

ревне, не нашли...

С моря допесся гулкий раскат пушечного залпа, разъяренное эхо звонко хлестнуло тишину. Высоко через головы со стонущим свистом полетели бомбы, встали пунцово-черные столбы разрывов. На галере с грохотом рухнули мачты, разлетелись в ощепья надстройки, судно заволокло огнем и дымом. Последняя бомба пробила развороченную палубу и попала в пороховой погреб. Содрогнулся мыс, натужисто охнуло море, грохочущим взрывом встрясло воздух,..

Черной тучей подошел Петр, на потном лбу вздулась толстая жила.

Вейде вытянулся и, стараясь побороть в голосе дрожь, залепетал побелевшими губами:

– Ваше величество!..

Петр остановил его поднятой рукой и вскинул подзорную трубу.

– Восемнадцатипугдечный бомбардирский гребной фрегат

«Элефант» и девять шхерных судов...

Две пули свистнули над головой царя – даже не шевельнулся. Третья пуля полоснула у ног Петра, ошкребками брызнул седоватый камень. И тут же еще одна пуля сочно чмокнула в сосновую мякоть ствола.

Вейде позеленел и тенористо выкрикнул:

– Ваше величество! Вы под прицельным огнем! Вы хорошо

видны с фрегата в подзорную трубу!

79

Генерал рывком бросился к царю, охваченному каким-то столбняком, и ошалело потащил его с просеки. В гущине леса отпустил, отошел по уставу на два шага, вытянулся – ни жив ни мертв – руки плясали мелкой дрожью.

Снова плеснул залп, со стоном высоко над головами поплыли бомбы.

Петр судорожно вздохнул. Белея, вскрикнул, словно плеснул кипятком в лицо генерала:

– Предательство?!.

17

Близилось утро. В адмиральской палатке пластался едкий табачный дым. Выбивая трубку об отсыревший ботфорт, Петр буравил Апраксина суженными глазами.

– А что, Матвеич, побаловались с переволокой – и хва

тит. К тому же Ватранг уже попался на нее, как щука па

крючок. Думаю, чтобы научиться флоту как следует плавать,

придется ему теперь лезть в воду...

Адмирал согласно закивал.

– Да, надобно прорываться морем, дабы захлопнуть Эрен-

шильда в ловушку. И безветрие тому способствует. Но поз

воль, государь, работы на бревноспуске продолжить, не то не

приятель возомнит, что там доло стало.

Петр встал, улыбаясь стиснутым ртом, в глазах блики озорных мыслей.

– Ежели переволока тебя веселит, играйся со шведами до

появления наших галер в Рилакс-фиорде.

Авангардный отряд под командой Змаевича получил приказ: используя штиль, прорваться мористее, обойти эскадру Ватранга вне досягаемости пушечного огня и запереть в фиорде корабли Эреншильда.

Рассвело. Широко шагая по грохочущей гальке, царь подошел к зеркально-неподвижному урезу воды. К нему, покряхтывая, приблизился адмирал Апраксин. Оба вскинули подзорные трубы.

В пенных бороздах, резко отдаляясь от берега, в море уходили двадцать галер. Издали они были похожи на черных водяных жуков, взмахивающих белыми ножками.

С флагманского шведского фрегата паучьими щупальцами протянулись высокие дымные дуги. Полоснули красноватые клинки разрывов, взметнулись шапки плотных дымов – канониры взяли большой прицел. Серое округлое туловище фро-гата шевельнулось и снова выметнуло тающие щупальца. Тяжко и крикливо охнул простор, поднялись пенные высокие столбы – получился недолет. Фрегат затрясся и скрылся за вскипевшими дымовыми клубами. Бескровные полосы, круто забирая в небо, понеслись к суетливым галерам.

Шведская эскадра, используя легкий ветер, подняла паруса и, вытягиваясь за отрядом Змаевича, отдалилась от Гангута. Однако прорыв русского авангарда удался успешно. Вслед за Змаевичем, еще мористее, так как неприятель подошел на выстрел, был послан отряд бригадира Лефорта – пятнадцать скампавей. Скоро и они обогнули линию шведских кораблей.

Слабый ветер постепенно стихал. Волны на море улеглись, словно разглаженные тяжелым туманом. Наступал полный штиль.

80

18

Поставив на якорь эскадру, шаутбейнахт Эреншильд пребывал в приподнятом расположении духа. Еще бы! Он почти воочию представлял себе, как лепивой пушечной пальбой похоронит замысел русских.

Сладкое течение мыслей нарушил какой-то шум на палубе. К полуюту бежал вахтенный матрос.

На ходу, пропуская уставное обращение, перепуганный матрос выпалил:

– Русские галеры! Смотрите на корму!

Эреншильд недовольно, но с королевским достоинством повернулся спиной к переволоке.

Из-за кромки полуострова, заслоняя плотным строем устье фиорда, выплывали галеры. Гнулись длинные весла. Матросы гребли отменно – это сразу отметил шаутбейнахт. Подзорная труба дрогнула в холеной руке. Эреншильд машинально протер глаза и, чувствуя предательский озноб, снова вжал медный окуляр в глазницу. Сомнений не было – на переднем судне плескался андреевский флаг.

Число галер все росло и росло. Длинные тени от судов ложились на воду и медленпо шевелились на мертвой зыби. Заходящее солпце окрашивало концы теней в мрачный темно-кровавый цвет.

И хотя Ниле Эреншильд, много раз глядевший смерти в глаза, ничем не выдал своего волнения, – сердце его зачастило и тошнотворный страх подступил к горлу.

Вахтенный офицер – высокий, бравый, громыхая ботфортами, помчался к капитану «Элефанта» с приказом поднять паруса. Поднятые по тревоге матросы бросились на ванты, беше-ио закрутили шпиль, выбирая якорь-цепь.

Слабый ветер слегка наполнил большие паруса фрегата. На бизань-мачте взвился сигнал эскадре: «Курс – норд-вест! Следовать за мной!»

Капитан «Элефанта» Андрис Сунд резко развернул корабль, намереваясь по шхерному фарватеру выйти в море у рыбацкого поселка Хасткар.

Очнувшись от забытья, Эреншильд заметил, что перепуганный Сунд, забирая севернее, попал в Нитлакс-фиорд, который в струистом мареве высокого берега заканчивался глухим тупиком...

Молчаливому бешенству гяаутбеннахта не было границ. Темные воды фиорда набухали густым туманом. Галер вскоре не стало видно. В негодующем утешении Эреншильд тер побелевшую щеку. «При такой видимости русские не смогут начать боя – значит, впереди целая ночь. Можно будет что-то и решить...»

19

Черные воды Нитлакс-фиорда сливались с пятнистыми скалами и тремя белесовато проступающими островками. С заросшей вершины Гангута были видны в тумане лишь верхушки мачт шведской эскадры. Ветер доносил сырость и терпкий

81

йодистый дух гнилых водорослей. На фок-мачте «Элефанта» красновато-распухшим светом мигнул сторожевой фонарь.

Короткая ночь быстро наливалась пурпуром молодой зари. Перед рассветом в палатке Апраксина заканчивался военный совет. Вокруг ящика из-под сухарей на свежих пахучих пнях сидели Петр, Голицын, Вейде и генерал-майоры Головин и Бутурлин.

Увидев вошедшего в палатку Ягужинского, Петр оживился и перебил степенно-витиеватую речь Апраксина.

Генерал-адъютант вытащил из-за o6nuiaia конверт из Ревеля, прошитый ниткой, запечатанный воском. Поклонился, подал Петру, отступил. Петр зубами перекусил нитку, ногтем сколупнул печать, глянул в письмо в двух-трех местах и, темнея, отложил.

– Прамы да карбасы для провиапту требуют... И опять про травленую солонину... Ладно, потом....

Апраксин откашлялся и закончил речь скороговоркой – де после долгого и зрелого размышления он пришел к тому же выводу, что и государь: резонно чинить прорыв всем галерным флотом, используя штиль. На сей раз двигаться следует вдоль самого берега, от которого Ватранг неосторожно отдалился...

Генералы без лишних слов одобрили план.

Сразу же все направились к Тверминской бухте.

На кормовом флагштоке адмиральской галеры полетел вверх сигнальный флаг – приказ приступить на судах к молебну.

Громогласно загудели дьяконы. Жидкобородый, хилый попик па Николиной галере молча плакал, упав на колени и воздев ладони к небу. За ним плотной толщей медленно опустились на колени капитан, матросы и десантные солдаты.

На соседнем судне огромный огненно-рыжий поп, багровея я надувая жилы на шее, возгласил «Победы-ы-ы!», перекрыл тягучий монотонный гул молебна.

Жидкобородый попик зачастил лбом о палубу перед черными ликами святителей в золоченых окладах. Никола, путаясь перстами в бородище, отрешенно зашевелил губами, истово кладя поклоны. Молебен был короток.

Петр нетерпеливо махнул рукой Апраксину, и тот подал сигнал к отплытию. Музыканты ударили в литавры и барабаны, заиграли трубы. Капитаны и поручики повернули головы в сторону флагманской галеры. Сигнальный флаг медленно сполз вниз, и на его месте взвился желтый: всей эскадре следовать в кильватерной колонне!

Офицеры почти в один голос подали команды. Гребцы навалились на весла – и все шестьдесят четыре галеры, вытягиваясь в линию за головной, двинулись из бухты, поворачивая вдоль полуострова на север.

Петр задумчиво стоял на носу адмиральской галеры, плотно уминал крошки табака в короткой трубке и не отрывался глазами от черты между морем и небом, где застыли в штиле шведские корабли. Крепкие нервные руки чуть подрагивали, правая снова и снова опускалась в карман – никак не мог отыскать трута с кресалом.

82

20

Вереница галер, взбивая высокую волну, опасливой змеей вплотную оползала Гангут.

Шведские корабли открыли бешеную беспорядочную стрельбу. С плачущим стоном полетели ядра. С русской стороны басовито загудели орудия. Начали дробный перестук мушкеты.

Гребцы взмахивали веслами изо всех сил – гудели руки и спины, глаза застилал пот. Но опасный путь, как в тяжелом удушливом сне, казался нескодчаемо длинным. Наплывали и удалялись людские голоса, роились невнятные выкрики команд.

Прижимаясь чрезмерно к берегу, галера «Святой Николай» напоролась на подводный камень. Круто задирая нос, судно быстро погрузилось кормой. Огненно зевнула пушка и в последний раз раскатилась грохотом, послав высокое бесполезное ядро в сторону шведских дымов. Ответная бомба, с шипением отжимая воздух, взметнула у борта малиновый смерч – гулко хлопнули сорванные паруса, разлетелись в ощепья поручни, рухнула мачта.

Петр оглянулся, губы закусил добела, хотел закричать, приказать повесить капитана – и не смог; лишь так глянул, что Апраксин растопырил руки и отшатнулся в сторону. Генерал-адмирал – сердце простецкое – сроду ни на кого не серчал, тревожно-растерянный, передал по колонне приказ: проходящим судам снимать людей с тонущей галеры. Петр отвернулся, на спине судорожно сходились я расходились лопатки.

...Адмирал Ватранг оторвал молитвенный взгляд от света последней звезды. Отрешенно загляделся на пепельно-сизый, уже трижды проклятый Ганге-удд, бугрившийся летучим туманом. Клял адмирал и удравшего в Стокгольм Дженкинса, сейчас бы он поговорил с ним шпагой! Злобно думал о его шпионе Ро-зенкранце, почему-то не прибывшем вторично с мыса, что несколько спутало все планы... Однако надо было действовать, но ясности не было ни в чем. К тому же кровь необычно била в голову, пугающей темнотой заволакивало глаза. Нервно схватясь за черный галстук на горле, он вяло приказал застывшему рядом офицеру:

– Передать по эскадре! Обстрел продолжать и буксировать корабли к месту прорыва! – Помолчал и добавил: – Принесите на мостик из моей каюты кресло... Офицер, округлив глаза, загремел ботфортами по трапу. Адмирал оторвал от поручней затекшие пальцы и безучастно закрыл глаза. «Ничего, ничего... Короля Карла под Полтавой несли в бой на носилках...» Под Полтавой? От горячего, как ожог, слова потемнело в глазах и зноем налился рот. Ужас сковал все тело. Внезапно – параличом – нахлынуло обморочное удушье. Ватранг уже начал падать, но вернувшийся офицер бережно его поддержал и усадил в кресло.

В кресло на мостике! Адмирал падает в обморок во время боя! От этого стало бы не по себе даже изуверски невозмутимому Карлу XII! Кажется, такой морской баталии не знала история... Но обманывать себя становилось все труднее. И не с опытом Ватранга было ясно, что это – поражение.

83

Разноголосо скрипели блоки – плюхались в воду тяжелые баркасы. Истошно кричали капитаны, рулевые, гребцы. Заливались свистками боцманы.

Бесполезная пушечная стрельба продолжалась, но русский флот, потеряв лишь одну галеру, уже огибал северную оконечность Гангута.

21

Ночь отступала. Быстро прошли предутренние сумерки. Луна отбросила на залив узкую голубоватую тень. Поднимаясь, багровое солнце легло на воду алым отсветом. Встали два светила – дневное и ночное, скрестили между эскадрами гигантские мечи.

Закончив развертывание эскадры, Петр послал Ягужииского с ультиматумом к Эреншильду. Царь предлагал сдаться без боя, дабы не проливать напрасно крови.

Пока малая скампавея под белым флагом пересекала зеркальную гладь залива, Петр разглядывал шведские корабли в подзорную трубу.

Шаутбейнахт расположил свою эскадру полумесяцем, внутренним прогибом к противнику. На флангах полукружьями выдавались вперед по три шхербота, в центре – фрегат. Позади него тоже три шхербота – разошлись полуподковой. Вокруг шведских кораблей хорошо просматривались высокие скальные острова.

– Диспозиция пе из лучших. В бой можно ввести чуть более

половины пушек. Задние шхерботы смогут стрелять разве что

при абордировании от наших, – заметил Петр.

Апраксин, жмурясь от солнца, воспаленно блеснул запавшими глазами.

Верно, государь: Из ста двух пушек неприятеля нас пона

чалу встретят только шестьдесят. Но и то превысит огонь на

шего авангарда втрое...

Да, фиорд узок, негож нашему количеству галер. Однако

из него добрый каменный мешок вышел, – глухо ответил

Петр.

Быстро летело утро.

Скампавея генерал-адъютанта лихо пришвартовалась к неприятельскому флагману. В подзорную трубу было хорошо видно, как Ягужинский в повседневном мундире, но со строгим достоинством поднялся на борт «Элефанта».

Эреншильд, разряженный, как на параде, каменно застыл на палубе, прижав к зеркально начищенному ботфорту подзорную трубу.

Русский генерал, приблизясь твердой походкой, остановился. Поклонился кивком головы и спокойным голосом прочитал ультиматум.

Невысокий офицер в форме капитана королевского флота, чеканя шаг, приблизился к Эреншильду. Сухо и бесстрастно перевел ультиматум.

Гордый шаутбейнахт замерцал глазами, губы сошлись в тонкую нить. Ответил напряженно-ровно, хищно оголяя в угрожающей улыбке крепкие зубы.

84

– Я всю жизнь служил с неизменной верностью своему

королю и отечеству. И как до сих пор жил, так и умирать

собираюсь. Царю от меня нечего искать, кроме сильного от

пора. И ежели он решился нас заполонить, я с ним поспорю

шаг за шагом до последнего дыхания!

Пока юркий капитан переводил, Ягужинский напряженно к нему приглядывался. Генерал-адъютанту показалось, что он где-то видел этого человека. Тот смущенно вытащил большой полосатый платок. Вытер пухлые губы, затем' широкое лицо с нависшим носом и ответил русскому генералу змеино-зверо-ватым усмехом. Ягужинский внутренне вскрикпул: да ведь это сбежавший переводчик! Тренированная память сразу подсказала – датчанин, герр Розенкранц!

Нахватавшись новых манвр у нового хозяина, Розенкранц смотрел горделиво и неприступно. Когда флагман замолчал, он вызывающе заметил:

– Шаутбейнахт его величества шведского короля продол

жает вас слушать, господин генерал!

– Скажите господину шаутбейнахту, что я отдаю должное его воинской доблеети, и спросите его – могу ли я задать приватный вопрос лично вам?

Посеревшие щеки Розенкранца передернуло судорогой, но просьбу перевел точно: кое-кто из команды фрегата немного знал русский – могла выйти неприятность... Эреншильд великодушно кивнул.

– Лаэрт Розенкранц! Ты давно стал слугой двух господ?!

Предатель ответил с жалкой бодростью:

Я... вы что-то путаете, господин парламентер! Я верно

подданный и морской офицер его величества шведского короля

Карла Двенадцатого!

Верноподданный, пока какой-нибудь Георг Тринадцатый

не предложит больше!

Генерал-адъютант щелкнул каблуками и резко направился к трапу...

Доклад Ягужинского Петр слушать не стал – все понял по его лицу. Заметно бледнея, глянул с суровой жалостью л махнул Апраксину. На флагманской галере полетел вверх синий флаг – сигнал к атаке. Нетерпеливо подбежав к пушке, царь выхватил у канонира тлеющий фитиль и. выстрелил по фрегату.

Под скалами торжественно прокатился серебристо-чистый гул. У форштевня «Элефанта» взметнулся высокий пенно-гривастый столб.

И разом заговорили орудия обеих эскадр. Скрежет и стонущий звон ядер выросли до предела и слились в единый гул. Русский галерный арьергард, стреляя на ходу, ринулся вперед в гудящую круговерть смерти.

Петр взлетел на капитанский мостик. Его глаза залучились безумным блеском, лицо сияло трепетной радостью.

Пропустив галеры поближе, по сигнальному выстрелу с флагмана шведы встретили атакующих плотным перекрестным огнем.

85

Протяжный залп белыми дымами лизнул громаду воды и со страшным грохотом расколол небо. В бурлящем гуле жалко повнсли частые мушкетные хлопки. Тяжелый пороховой дым сразу заволок узкий фиорд. Среди непроглядной зависи бледными взблесками замигали отдельные пушечные выстрелы.

Злее закричали матросы, мушкеты затрещали чаще. Галеры, оставляя за собой кривые пенные следы, одна за одной исчезали в грохочущем дыму.

Ядра густо накатывались одно за другим, крутились на палубах, взрывались. Разлетались в ощепья надстройки, трещала парусина, лопались пеньковые канаты. Тихо вскрикивали люди.

Когда дым немного поредел и рванул оглушительный залп с «Элефанта», Петр, холодея, понял – что-то случилось. Пушкари забухали реже, мушкетная трескотня поубавилась. В тающем дыму галеры повернули назад.

Царь потемнел. Кровь бросилась в голову, затмила все перед глазами, и он ватными руками схватился за перила мостика...