Текст книги "Искатель. 1979. Выпуск №3"

Автор книги: Алексей Азаров

Соавторы: Сергей Наумов,Евгений Загородний,Геннадий Максимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

по обеим сторонам ручья. Дождь и время – вот что работает на

втцрого. А может быть, вспугнутый боем на поляне, он уже вы

скользнул за рубеж. '

Обследовать контрольно-следовую на всем протяжении—такую задачу поставит капитан, если уже не распорядился осмотреть: КСП.

Капитан С Заборовым вынырнули из зарослей с юга, откуда Гомозкрв их не ждал. Привалились к крайнему стожку, давая отдых, натруженным ногам, не спеша закурили, первым капитан, потом солдат.

Стриженой выслушал доклад Гомоэкова, недовольно нахмурился, узнав о ранении Мушкета, и подошел к лежавшему на боку нарушителю.

На пикник собирался... И заметь, Гомозков, погоду для это

го выбрал подходящую. «Лошадка», что и говорить, мощная...

И все же не поверили там, что при крайней необходимости чело

век этот воспользуется ампулами с цианом, подстраховались...

роено настолько, чтобы дать второму уйти, а «носильщику» нас

ледить,..

Выходит, «рядовой» тут лежит, а «генерал» ушел, – вста

вил Гомозков. .

– Выходит так, Глеб. Отряд поднят по тревоге, дружинники

тоже не спят... ' '

14

Капитан аккуратно спрятал окурок s портсигар, – Куда ж ему деваться...

– Возьмем, товарищ кацнтан, – улыбнулся Ггаюэиов, – вот

только дождь некстати,»

гомозков

Дождь размыл контрольно-следовую полосу до стыка с соседней заставой. В низинах стояли огромные лужи, и ни о каком прочтении следа не могло быть и речи. В двух местах дикие свиньи так вспахали полосу, что даже Гомозков только развел руками, глядя на глинистое месиво. Отрядный следопыт Тарас Карун с собакой Найдой метался вдоль КСП, поглядывая иа высокое начальство с опаской, но все это были пустые хлопоты. Собака, как и предполагалось, след не взяла.

Офицеры из отряда во главе с начальником штаба подполковником Жуховым поглядывали на Гомозкова, ожидали, что скажет лучший следопыт. Они прошли пешком весь участок, подолгу ждали, пока сержант колдовал над мяло-мальским отпечатком на залитом водой КСП. То он долго измерял и исследовал лунку, образовавшуюся на самой середине полосы, то уходил немного в тыл и просил Каруна поработать с Найдой. Гомозив едва не стер колени, ползая вдоль размытой КСП.

Он двигался впереди группы, чтобы видеть дозорную трону

чистой, веэатоптанной, и остро чувствовал отсутствие Мушкета.

Н«т ничего хуже слепого поиска. Гомозков не верил в обратный

прорыв. Предчувствие подсказывало ему, что второй где-то ря

дом, затаился и ждет, пока затихнет шум, поднятый дерзким на

рушением. .

А шуметь бы не нужно. Все должно быть наоборот, тихо, незаметно, без суеты. Засады на тропах, ведущих в тыл, наглухо закрытые подходы к шоссе. И ждать. Второй сам обнаружит себя. Сколько можно сидеть в убежище – день, два, неделю? Выходить-то все равно придется. Прочес силами отряда, соседних застав и сельских дружинников не дал желаемого результата. Ни следа, ни даже намека на след, ни малейшей детали, которая хоть как-то сказала бы, что второй здесь, в этих четырех квадратах леса, гор и болота.

'Гомозков вс« чаще возвращался мыслями к ручью, куда первоначально направился «носильщик». Разгадка исчезновения второго крылась где-то здесь. Но ведь сержант сам пропахал чуть ли не на животе пространство, примыкающее к ручью. Проклятый дождь...

Ну что? – спросил Жухов, как только следопыт вернулсяк

кабаньим следам.

Обратной дороги не было, товарищ подполковник, – твёрдо

сказал Гомозков.

Может быть, ты и прав... – задумчиво произнес Жухов, —

но все же стопроцентных гарантий нет. А?

Их почти никогда нет, товарищ подполковник, но в данном

случае... такую погоду использовали для прорыва и вдруг обрат

но... И смерть «носильщика»... Человеком пожертвовали...

– Все правильно, сержант, – сказал подполковник, – боюсь только, не спугнули ли вы с Агальцовьм второго стрельбой у

15

стожка. Ведь прорыв-то рассчитан был чисто, шум в планы не входил.

Гомозков слушал Жухова и думал о Мушкете. Ему нужно было подтверждение своей версии, а подтвердить ее мог только старый четвероногий друг, которого он так неосторожно подставил под пулю.

ПОВАЖНЫЙ

Начальник отряда Серафим Ильич Поважный сидел в комнате Стриженого напротив хозяина и сокрушенно покачивал крупной бритой головой.

– Что же получается, Андрей Павлович, – хитро помаргивая большими чуть навыкате глазами, говорил Поважный, – нарушитель глотнул яду на сопредельной стороне, а к нам пошел умирать...

– Он всего лишь «носильщик», товарищ полковник, – спокой

но сказал Стриженой, – спасенного человека пес. Думаю, ему не

хватило времени нарушить границу в обратном направлении...

Все это так, товарищ капитан. Но где второй?

Полковник быстро взглянул на Стриженого, насупился.

Выкладывай свои соображения и без фантазий.

Есть выкладывать соображения, – подчеркнуто серьезно

сказал Стриженой, – тщательное изучение обстановки, данные

поиска, анализ следов на контрольно-следовой полосе – все го

ворит о том, что второй нарушитель проник далеко в наш тыл

до того, как был заблокирован участок.

На крыльях он летел... – сыронизировал Поважный.

Может быть, и на крыльях, – невозмутимо отозвался ка

питан, – а может быть... ему ведь важно было выиграть время.

И если он местный, а Гомозков считает его таковым, то к шос

сейке нарушитель бежал кратчайшим путем.

Так уж и бежал все двадцать километров... – проворчал

полковник.

Гомозков это расстояние покрывает за час с небольшим,

тренированный человек с хорошо поставленным дыханием сможет

пробежать дистанцию быстрей...

Ночью, в дождь, по скользким тропам, – усмехнулся– По

важный, – фантазируешь, Апдрюша... Вари свой знаменитый ко

фе и прикажи принести сюда карту участка. Будем ставить точки

на уязвимых местах, искать и думать. Я не верю, как, впрочем,

и твой Гомозков, что нарушитель ушел обратно за кордон. Не

за тем его посылали. Твоя версия ближе к истине, но и' в ней не

все сходится. Есть думка, что он затаился и сделал это так хит

ро, что мы прошли мимо. Нужно бы как следует посмотреть всё

крупные деревья, пригодные для оборудования «гнезда».

На участке много столетних грабов с большими дуплами. А кое-

где прощупывать землю, как делали это в сорок седьмом и сорок

девятом, когда искали оуновские схроны. И развалины замка.

Они хоть и на виду, но стены простучать еще раз нелишне. Кста

ти, в хозяйстве Недозора есть сарай для сена или чего там еще.

Стоит на отшибе. Небось не догадались заглянуть?

Стриженой улыбнулся.

Не шучу, – сказал полковник, – загляни, и сделай это ос

торожно. Не было в твоей практике? А в моей было. Так что

считай, что я приказал осмотреть сарай.

Есть, осмотреть сарай...

Поважный наблюдал, как Стриженой разжигал крошечную спиртовку и потом колдовал с джезвой, засыпая в нее из банок смолотый кофе и сахар.

По-турецки, товарищ полковник?

Давай по-турецки... Главное, чтобы покрепче... Когда еще к

тебе в гости выберешься?..

Начальник отряда маленькими глотками отпивал кофе и разглядывал карту участка, принесенную расторопным Агальцовым.

Поважный служил в отряде с конца войны. Начинал начальником заставы. Как говорится, знал службу изнутри. Порой был резок, вспыльчив, но вряд ли кто за долгие годы сделал для границы столько, сколько он. Рассказывали, что Поважный мог нарисовать словесно, как выглядит каждый погранзнак района и когда его подновляли последний раз. Лощинки, бугорки и неглубокие ущелья в счет не шли. Граница долгие годы лепила и закаляла этого человека, учила выдержке и воле.

И сейчас он сидел и хмурился, растирая бугристый лоб ладонью, словно хотел стереть многочисленные глубокие морщины – следы давних ночных раздумий. И Стриженой подивился внезапно переменившемуся лицу Поважного, на нем застыло выражение твердости и холодной вдумчивости.

– Расширим петлю на двадцать километров по окружности и

будем снова тщательно прочесывать местность, каждую щель,

каждую копешку и каждое дупло. Шоссе закроем до конца по

иска. Щупы привезут саперы. Гомозков возглавит поиск, пусть

ищет так, как подсказывают ему опыт и интуиция. Выделить

ему в помощь двух следопытов с собаками.

Поважный положил тяжелую руку на карту.

Нет у нас другой альтернативы, Андрей Павлович. Волк

заброшен к нам матерый, и, по всему видать, живым не

дастся.

А если повторный прочес окажется холостым? – осто

рожно спросил Стриженой.

Не окажется. Не должен оказаться. Будем искать, если

нужно, неделю, а то и две. Мы отвечаем за границу. И должны

использовать все средства...

Поважный запнулся, по лицу его прошла легкая судорога, и он, стряхивая с себя суровость, улыбнулся и весело спросил:

Ксения Алексеевна в гости не собирается?

Мама написала, что приедет в конце месяца, перед выез

дом даст телеграмму.

– Опять Недозор встречать будет?

Он, Серафим Ильич. У них с матерью традиция – обяза

тельно пройти через Черный бор.

Да-а, – протянул полковник. – Такая уж удивительная

женщина Ксения Алексеевна. Всегда завидовал твоему отцу...

Рад буду встрече. Меня-то она первого навестит, тоже, знаешь,

по традиции – первому представляться начальству. Давай-ка

еще по чашечке твоего знаменитого, да поеду к соседям...

16

17

АГАЛЬЦОВ И ГОРДЫНЯ

Прошло двенадцать суток, как поднятые по тревоге погра-ничники вели поиск. На тринадцатые пришел приказ адряду вернуться на исходное. Массированные прочесы, засады на тропах не дали результатов. Но заставы продолжали жить напряженной жизнью. Стриженой патрулировал близкий тала, оставив секреты на лесных потайных тролах, сам спал урывками, провода все время на участке. Он не верил устал овившейся тшда-не. Гомозкову прислали Барса, широкогрудого красивого пса, и он пропадал с ним у разбухшего от дождей ручья, на что-то надеясь, а может быть, просто приучая собаку к заболоченному квадрату земли.

После длительных проливных дождей наконец установилась теплая, солнечная погода. Ефрейтор Иван Гордыня и Агальцов совершали очередной дозорный поиск в ближайшем к КСП тыяу. Молчаливый неулыбчивый Гордыня шел впереди головным дозора и всматривался в полегшую, уже начинавшую жухнуть траву. Всякую пограничную работу он делал сосредоточенно и добросовестно. А работы этой на границ* Иван переделал «а два года столько, что вспомнить приятно. У себя в «ояхозе Рордшш слыл отличным трактористом, и здесь, на заставе, никто лучше его не мог вспахать и заборонить ленту земли, нв-эъжаемую контрольно-следовой полосой.

Иван умел сложить печь, поставить дом, настлать пол, сварить отменный обед на всю заставу. Он пользовался безграничным доверием старшины Недозора и уважением всех, кто жид с штбек о бок.

Сзади бесшумна скользил Агальцов. Почти две недели поиска иссушили его и без того поджарое тело, под главами залегли синие тени. Он сдружился с Гомоэковьш и по его рекомендации стал «верхолазом». Следуя по маршруту, «и выбирал самое высокое дерево и делал его своеобразной обзорной вышкой, взбирался на самую вершину и замирал там с биноклем надолго. Придумка Гомозкова позволяла вести наблюдения за обширным квадратом территории, где всякое движение должно быт* эа-мечено.

Агальцов облюбовал старый в три обхвата бук -е раскидистей кроной.

– Стой! Смири гордыню, о Гордыня, ты будешь рядовым ют-

ныне... – громким шепотом продекламировал пограничник.

– Ну и трепач, – восхищенно "пробормотал ефрейтор.

Захлестнуть веревочную петлю на толстом суку было дедом

привычным и не заняло много времени. Когда Агальцов исчез среди ветвей, Гордыня бесшумно лег в траву.

Агальцов устроился на вершине бука почти с комфортом —крона оказалась своеобразным зеленым, слегка пружинящим креслом. Алексей подстраховал себя веревкой и крутнул на бинокле барабанчики наводки. Сильные линзы мгновенно приблизили дальнюю кромку Черного бора, блеснувшее зеркальце небольшого озерца. Некоторое время Агальцов всматривался в просеку, ведущую к шоссе, потом развернулся в «кресле» и обратил свой взор на юг. Взгляд его заскользил вдрль ручья и дальше,

дальше, к зиакомой ольхе, где он две недели как обнаружим след.

С такого» ракурса Алексею еще не приходилось просматривав!» склоны вдоль, ручья. Он взял выше, где склоны холма падали подай отвесно, и увидел щель. Она лежала как рубец на теле горы. Ее словно нарисовали. Агальцов увидел и большие царапины на гладкой, каменистой поверхности склона и догадался, что все это проделал камнепад, вызванный ливневыми дождями. Камнепад что-то сдвинул в огромном теле горы и образовал щель, Агальцов был уверен, что сможет просунуть туда руку по> локоть» Смутная догадка пронзила мозг: «Может быть, это-...»

Алексей заспешил вниз. Он только и сказал, отвечая на удивленный вопросительный взгляд Гордыни:

Теперь быстро...

Никогда в– жизни Агальцов не бегал так быстро. Тяжелый ефрейтор безнадежно отстал. Алексей успел крикнуть ему, чтобы оя подключился в розетке и сообщил на заставу о возможной убежище второго нарушителя на крутом склоне возле ручья.

' Агальцов не был до конца уверен, что открыл убежище второго, но что-то подсказывало ему – тревога будет поднята не напрасно.

Чувство опасности заставило его залечь на подходе к склону.

Остаток пути• Алексей проделал ползком, сняв автомат с пред

охранителя. Пограничник уже поднялся, чтобы сделать послед

ний рывок к щели; когда увидел след. Он был еле заметен

на скользкой хвойной подстилке, но дальше, в низине где

подстилку смыло дождем, след отчетливо пропечатался, и, при

пав -к земле, Алексей различил то, чему его учил Гомозков, -

след уводил от склона в наш тыл. Значит, второй ушел и бун-

кер пуст. Все еще не веря в неудачу, Агальцов– взбежал по

склону и рванул сдвинутый камнепадом обломок скалы, скры-

вающий лаз в пещеру. Заглянул внутрь и отшатнулся – таки»

смрадом, ударило-из: каменного– схрона. И все же, преодолевая

тошноту, он спустился в–пещеру. ¹

Она была пуста, если не считать спального мешка и десятка пустых консервных банок..;

Агальцов выбрался наружу, достал из подсумка ракетницу. Две– подряд выпущенные красные ракеты вонзились в небо, оповещая границу о новой тревоге.

СТАРШИНА НЕДОЗОР

Ива шел ходким ровным шагом, радуясь возможности побыть наеддане с лесом. Извечное чувство пограничника – тревога – не оставляло старшину, и поэтому Недозор заметил след, ведущий к росстани. Там, где земля не была прикрыта прошлогодней листвой, четко, словно печать, выделялся совсем свежий след. Человек, обутый в спортивные туристские ботинки сорок четвертого размера, прошел здесь каких-нибудь десять минут назад.

«Лесничий», – подумал Ива и тут же прогнал нелепую мыелы Лесничего Ивана Сороку старшина знал ед№ ли не с мо-

I 8

19

лодых лет, и, сколько Ива помнил, тот всегда был в сапогах. Может, кто из приезжих забрел.,. По грибы... Надо бы поговорить в сельсовете, а может, и на общем собрании, чтобы приезжих гостей без сопровождения местных в лес не пускали. Так, чего доброго, и к контрольно-следовой прибредут. Опять же тревога, выяснение личности и все прочие формальности. Прав капитан Стриженой, сказавший на прощанье: «Черный бор сейчас не тыл, а самая что ни на есть граница. Быть внимательным и осторожным. Считать себя в поиске».

Трава в лесу не успела пожухнуть, но была вся покрыта палым листом – желтым, буровато-красным. Та же листва, которая осталась на деревьях, сильно поредела и истончилась, и только кусты стояли нетронутыми – иногда темно-зеленые, как летом, а иногда багряные или с оттенком меди.

Ива вошел в чащобу. Лес обласкал его влажным теплым дыханием. Гущар-гущаром лес, полон загадок и тайн. В самой середине его открылось озерцо. Солнце сюда не доставало – такой рослый дубняк с разлапистыми грабами вокруг, – и озерцо лежало притемненное, таинственное, как сказка. И совсем уже как в сказке, бродили на другом берегу две белые кобылицы и рыже-огненный жеребенок. Чуть позвякивали колокольца.

Ива застыл от восхищения. Он не знал и не понимал живописи, зато умел ценить живую красоту природы. А то, что он видел, было прекрасно – тихое прозрачное озерцо и белые лошади с неспутанным, резвящимся, рыжим как огонь жеребенком.

Ива подошел к озерцу, зачерпнул в пригоршню воды, умылся, а потом и напился.

Лошади были с кордона, Иван Сорока выпустил их на луг полакомиться последним разнотравьем.

От солнца ли, томливо висевшего в безоблачном синем небе, от лесных ли осенних запахов, оттого ли, что увидел он двух кобылиц и рыжего жеребенка, по всему телу Ивы тихо разлилась нежащая лень. И мысли его неспешно вязались в нехитрый узор. Вспоминалось прошлое. Настоящее-то, повседневное, было просто как необходимость. А думать о прошлом он любил. Да и человека он шел встречать из прошлого – породнились они втом памятном бою пролитой кровью, а она, может быть, та кровь, роднее родной.

Ксения Стриженая приезжала на заставу каждый год и всякий раз осенью. Для Ивы ее приезд был настоящим праздником. И по давнему уговору встречал он ее на развилке трех дорог, где Ксения Стриженая высаживалась из отрядного «газика» и ждала его у столетнего граба, выбежавшего на большак да так и застывшего часовым на перекрестке.

Потом они вместе шли к заставе, пересекая угрюмоватый Черный бор, разговаривая о новостях, о жизни и о разных разностях, накопившихся за целый год. И если бы кто увидел их со стороны, подумал бы – вот встретились брат с сестрой, и нет у них другой заботы, как наговориться вдосталь, полюбоваться друг другом, порадоваться, что живы еще и держатся на земле крепко.

Ива любил осень грустью своего одаренного счастливого сердца. Любил слушать начальный монотонный шум дождя. Ко-

20

гда он шумит, всегда думается: как хорошо, что есть крыша над головой, молодые веселые ребята вокруг, с упругими сильными телами.

Может, потому, что Ива вырос в деревне и детство его прошло возле тихой и теплой реки, любил старшина желтое жнивье, сосновые перелески и робкие незаметные тропки в чащобах.

Но больше всего на свете любил Ива лошадей. Когда он видел лошадей, он вспоминал детство, ту счастливую раскованную пору, когда мир кажется светлым и чистым, а люди в нем красивыми и добрыми.

Когда же это было, и было ли все так, как представлял себе свое детство старшина сейчас, отгороженный от него четырьмя десятками лет, кровопролитной войной и строгой беспокойной службой на границе?

«Самый старый я в отряде, – думал о себе Недозор, – и полковник Поважный давно приглядывается ко мне, но что-то мешает ему сказать прямо и строго: «Пора уходить в отставку, товарищ Недозор».

И то правда, пора. Последние три года Ива чувствовал себя неважно. Не то, чтобы где-то болело, – так, легкое недомогание, после бессонной ночи ныло в левой стороне груди.

«Неужели сердце сдает? – думал Недозор. – Отдохнуть бы надо, на курорт, что ли, съездить?»

В последнем поиске, когда старшина возглавлял «тревожную», случился конфликт. Искали забредшего с сопредельной стороны крестьянина (это уже потом выяснилось, что он крестьянин), час длился поиск. Мушкет взял след, и Гомозков оторвался от группы. Старшина знал способности следопыта вести «куцев-ский» бег, но далеко отставать нельзя, и Недозор приказал прибавить ходу. На втором километре он остановился, удивленно посмотрел на догонявших его пограничников и рухнул на землю, так и не поняв, что же произошло.

Но все обошлось. Придя в сознание, Ива приказал обоим пограничникам следовать за Гомозковым и, может быть, впервые в жизни соврал, что подвернул ногу.-

Старшина лежал на мокрой после дождя земле с таблеткой валидола под языком и слушал свое сердце. Оно билось натужно, словно кто-то сдавил его сильными пальцами и забыл потом разжать их.

Ива впервые за долгую жизнь испугался. Съездил в город в платную поликлинику. Врач, низкорослый тщедушный человек с неправдоподобно белой седой шевелюрой, долго и внимательно слушал бухающее в груди сердце, потом так же тщательно исследовал длинную бумажную ленту с непонятными Недозору чернильными закорючками и наконец изрек: «Страшного пока ничего нет. А вот покой нужен, покой, понимаете, милейший? Пора. Займитесь огородничеством, больше спите. У вас есть семья?»

Ива не ответил, поблагодарил доктора, взял выписанные рецепты, а перед самым уходом спросил: если выдерживать режим, пройдет ли болезнь? На что доктор вежливо ответил, что болезнь Ивы – это возраст и что неприятные ощущения останутся теперь до конца дней.

«А в каком дне он, этот конец?» – сердито подумал Недозор

21

и решил жить просто, как жил. Только для лекарств вшил Ива внутрь бриджей небольшой карманчик и заполнил его самыми аффективными современными препаратами. А чтобы сберечь их подольше, сделал старшина нечто вроде кожаного кисета и не расставался с ним ни днем, ни ночью.

Недозор снова углубился в чащобу. Набухшая влагой старая кора сосен и грабов здесь была черной. И весь лес казался подкрашенным сажей до половины своей высоты. А там, где кора была молодая, деревья казались бронзовыми.

Ива шел теперь не спеша и тихонько напевал полюбившуюся еиге <: войны песню:

Матули, я тут завтра не буду,

Искай меня, где сонейко взойдет,

Буду за него я биться,

Чтоб в полон не отдать, Иль могилу мне отроешь, Иль ворог туда войдет.

На примятую траву старшина и не обратил бы внимания, если бы не пепел, сразу сделавший травинки седыми. Он склонился вад ними и увидел на земле характерное, едва заметнее' углубление. Человек сидел здесь, отдыхая, и курил. Нет, не курил, а что-то сжигал – для -одной сигареты -слишком много тема.

За долгие годы, проведенные на границе, у Недоэйра «выработалась привычка – придавать значение пустякам. Вот велел. И не где-нибудь, а в самой чащобе Черного бора. Вроде бы и «т границы далеко, а если прикинуть, то и не так уж далеко.

Знакомый след старшина обнаружил ие скоро. Человек, оставивший пепел, шел по густотравыо, пока мог, обходя лысинки и взгорбки, где исходила легким парком голая влажная земля. Может быть, он нарочно брел вот так наугад по разнотравью. Если он городской житель, то его понять ложно. Обалдел от тишины и первозданвости природы, почувствовал себя рвбннзоиом и рванул по чащобе, чтобы трава по колено.

И все же старшине хотелось увидеть след. И он увидел его снова на краю оврага, где трава была скошена до самой кромки, и обойти эту своеобразную КСП «робинзон» не мог. Если он, конечно, хотел спуститься в овраг. А он это и сделал. Ива склонился над жнивьем. Все тот же след от спортиввых ботинок с низкой рифленой резиновой подошвой – сорок четвертого размера. Вот ведь как устроен человек. Теперь Иве захотелось увидеть . владельца столь шикарной спортивной обуви.

Ничего предосудительного не было в том, что человек решил

спуститься в овраг. Только Недозор подумал о том, что овра

гом можно и скрытно выйти к ближнему проселку, а такое

может знать только человек местный или хорошо знающий такую

возможность. Нет, Ива не стал смеяться над своей подозритель

ностью. Он принял всерьез возможность встречи с незнакомцем

и переложил макаровский пистолет из кармана брюк в карман

кителя, предварительно сняв с предохранителя и дослав

патрон.

Теперь старшина, осторожно ступая, шел вдоль-оврага-, ста-

22

раась держаться за кустарником. Он знал, что рано или поздно

незнакомец станет выбираться из этого похожего на гигантский

туннель оврага. Можно было бы опередить «робинзона», при

бавить ходу и перекрыть ему выход на проселок. Но старши

ну останавливала мысль, что незнакомец может раньше поки

нуть овраг и тогда все ожидания его на выходе будут напрас

ными.

Ива даже почувствовал нечто вроде легкого азарта. «Увижу, проверю документы и... спрошу про пепел. Судя по размеру обуви и па глубине следа, мужчина крупный. Гомозков бы точно определил и рост и вес, он ведь профессор по этой части»,– думал Недозор.

Вначале старшина услышал легкое отдаленное вжиканье – так отмахиваются ветками от комаров. Потом услышал треск и шорох, а вскоре и тяжелое дыхание человека, слегка запыхавшегося от быстрой ходьбы.

Ива лег в кусты так, чтобы видеть край оврага.

Широкоплечий плотный человек вырос из овражного полусумрака, не спеша отряхнулся и, не оглянувшись, твердо зашагал едва.заметной тропкой по самой.кромке.

Ива успел хорошо рассмотреть его, пока незнакомец не. по

вернулся спиной. Одет он был как истый горожанин: в синий

недорогой джинсовый костюм, на голове легкая белая пляжная

фуражка с длинным козырьком; в руках лукошко, полное

грибов.

Вот Так-то, бдительный старшнйа Недозор, – усмехнулся Ива,—человек грибы собирал, а ты eгo шпионом сделал».

И'вдруг старшину будто током ударило. На незнакомце не

было ^;ботинок-. Он уходил по тропе в обыкновенных резиновых

сапогах, в которых ходят в лес все мало-мальски уважающие

себя' грибники...

«Что за черт, – думал старшина, – ведь ясно же видел след спортивного ботинка. Переобулся он, что ли? А где же ботинки?» Кроме лукошка, в руках человека ничего не было.

Й всё же, прежде чем броситься вдогонку за «грибником , старшина осмотрел этот второй, новый, след. Сомнений не бы-ло – человек переобулся. И сделал это в овраге.

<Робинон»-то, видать, с заморских островов», – чувствуя

привычный холодок в груди, подумал Ива. Он ускорил'шаг,

peшив не окликать незнакомца, пока не подойдет к нему вплот

ную,

Ива, может быть, и не узнал бы никогда эти глаза, если оы однажды не видел их так близко. Тогда они смотрели в упор и полосовали. старшину огнем ненависти, ибо не было в руках у Хонды оружия. А случилось такое тридцать лет без малого, когда пограничники вместе с отрядом «ястребков» брали банду Садового. Банда была прижата к непроходимому болоту, и деваться ей было некуда.

Тогда, в пылу боя, и после, когда гнали пленных к машинам, не знали, кто есть кто – все в ватниках, все бандиты. Опознать Гонду было некому, а если бы такое случилось, на три мушки сразу приказал бы взять его майор Кальянов, командир оперативной группы. А уж он-то, Ива, глаз бы не спускал е надрайон-

23

ного «проводника» Иохима Гонды, прозванного за чрезвычайную изощренную жестокость Палачом.

И сейчас это были глаза хищника, готовившегося к прыжку. Они не изменились – узкие, как щели, белые от страха и ненависти глаза убийцы, хотя лицо было другое, совсем непохожее на лицо Иохима Гонды.

Ива отступил на шаг, и это спасло его. Гонда резко взмахнул рукой, и в ней блеснула сталь клинка. Он, конечно, слышал шаги сзади и давно приготовился к неизбежному оклику и встрече. До последнего момента, пока не скрестились взгляды, у Гонды не было уверенности, как ему поступить – догонявший его человек мог быть просто сельчанином, прохожим, лесничим, наконец. И на этот случай были разработаны различные легенды «кто он и откуда».

Гонда не узнал старшину, но он понял по выражению глаз пожилого пограничника, "что узнан. Узнан! Случилось то, чего больше всего опасался один из бывших главарей бандеровской службы безопасности.

Пожилой сивоусый человек должен умереть быстро и тихо, без выстрела. Не для того он таился в «личном» схроне, чтобы будить Черный бор выстрелами. Крик не в счет – в этом лесу он глохнет, как в колодце. А то, что сивоусый будет кричать, Гонда не сомневался. Счет будет идти на секунды. Пауза и так затянулась. Гонда прыгнул вперед, словно его сильно толкнула земля. Нож полоснул пустоту. Неуловимым движением сивоусый сместился в сторону, и Гонда по инерции проскочил мимо, но тут же мгновенно развернулся и вдруг увидел холодный зрачок пистолета. Уже автоматически рухнул на край оврага, из которого выбрался минуту назад, рванул сильное тело в сторону, услышал запоздалый, сухо треснувший выстрел и покатился в спасительный сумрак оврага, набирая скорость, точно огромный валун, сброшенный с покатой горы, ломая кустарник, подминая под себя тонкие стволики берез.

Пауза в три секунды. Какое гигантское время уместилось в ней для Недозора. Целая жизнь. И еще ее продолжение. Он скатился в овраг вслед за Гондой и не успокоился, пока не увидел в полусумраке мелькающую тень человека.

Гонду выдавало движение. И ведь бандит знал, что стоит ему замереть, застыть на месте, и он растворится, исчезнет из поля зрения сивоусого пограничника. Но страх был сильнее, он толкал Гонду все дальше и дальше вдоль знакомого ручья.

Овраг перешел в пологий подъем, и Гонда выпрыгнул на свободное от кустов пространство, надеясь быстро достигнуть -спасительного леса, и сразу, за какое-то мгновение, спиной почувствовал эту пулю. Она ударила в левое предплечье. Гонда повернулся, рванул из-под мышки бесшумный пистолет и разрядил в близкий кустарник всю обойму.

Распластавшись на сырой, пахнущей грибной прелью – земле, Ива считал выстрелы. Девять. Значит, пистолет будет перезаряжать на ходу.

Недозор легко оторвал тело от земли и успел пересечь поляну, как снова задукали глухие частые удары.

«У него есть второй пистолет», – мелькнуло в сознании. Старшина ткнулся лицом в оказавшийся на пути большой трух-

24

лявый пень и тут же услышал, как в полусгнившее дерево вошла пуля.

«Бьет прицельно – значит, страх отпустил», – подумал Недозор.

Так оно и должно быть. Гонда – волк матерый. Тогда, в сорок восьмом, ушел быстро и проворно, обманув бдительность конвойных и выпрыгнув из грузовика на полном ходу со связанными руками. Сколько ни искали потом в лесу, исчез, растворился бесследно ловкий и хитрый бандит Иохим Гонда. Да, местность он знает лучше любого лесничего. Что-то у него с лицом, постарел, что ли? Нет, скорей помолодел, усы модные отпустил, телом усох немного, но все так же проворен, и силы в плечах на троих.

Если сейчас подняться, стреножит враз – в пятнадцати метрах затаился, гад. Где же он? За стеной леса никакого" движения.

Недозор не мог знать, что ранил Гонду и теперь тот осторожно полз, прикрываясь кустарником, чутко прислушиваясь к шорохам леса, зажимая правой рукой рану в предплечье.

Сдерживая стон, Гонда вспомнил ледяную маску лица Фис-бюри и его монотонную напутственную речь: «Вы перешагнете границу по воде. Вас прикроет наш человек. Случайности учтены и исключены все до единой. Вы отсидитесь в своем схроне, и, когда пограничники снимут осаду, достигнете шоссе, и прибудете в город по известному адресу. Вас встретит резидент, ом передаст вам инструкции. Нужно всегда помнить – вы выполняете особое задание шефа разведки, я подчеркиваю – особое...»

Плечо наливалось тяжестью, словно повесили на него пудовую гирю. Боль почти не чувствовалась, и Гонда понял, что кость задета скользом, пуля разорвала мышцы плеча и прошла навылет. Такие раны не страшны, только нужно остановить кровь.

Пластической операцией бывший эсбист был даже доволен. Теперь и свои из Центра не узнали бы его. Он внушал себе, что стал другим человеком, с другим лицом, привычками, манерами, с другой походкой. Он отпустил модные в России усы, концами к уголкам губ, привык носить темные элегантные очки, отрепетировал перед зеркалом особую, как ему казалось, располагающую улыбку.