Текст книги "Искатель. 1979. Выпуск №3"

Автор книги: Алексей Азаров

Соавторы: Сергей Наумов,Евгений Загородний,Геннадий Максимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

черт вам покойник?

Сначала ответ. Просьбы потом. Что вы знаете о свя

зях Лулчева и СИС*?

Ничего. Только то, что он работает на нее... Давно.

Общие слова: «знаю», «давно»... На чем же вы собира

лись его подловить? На этой болтовне?

Мне должны переправить документы. Со связником.

Кто связник? -

Не знаю.

Петков снова коротко и выразительно присвистывает.

– Багряпов! Мы же вроде бы договорились? Ну же, Багря

нов! Раскошеливайтесь! Адрес резидента СИС, пароли и все

такое прочее!

– – Не знаю... Связник...

Опять легендарный связник? Где он? Когда придет? Где

рандеву?

В храме Александра Невского, в воскресенье. Во время

службы. Он должен подойти и сказать...

Слышал! Почему вы решили, что связник знает вас

в лицо?

Предупредили. В Центре. Сказали: он сам подойдет.

Есть опознавательный знак?

111

• СИС – Сикрет интеллидженс сервис – разведывательная служба англичан.

– Нет. Только маяк... если провален... перчатки в правой

руке... Дайте же воды, Петков. Умоляю вас!

Глоток... Еще один. Господи, хорошо-то как!

– Спасибо, – говорю я с надеждой получить новую порцию

воды. – Я не обманываю вас, Петков. Лулчев связан с англи

чанами и немцами. Документы, компрометирующие Лулчева,

должен переправить связник после того, как объявление по

явится в «Вечере». Я надеялся через Искру передать тем, кто

с ней связан, чтобы они доделали дело. Искра получила бы до

кументы...

Где-то в глубине, в недоступной мне прохладе скрипит кресло. Тоненько звенит, сталкиваясь с графином, стакан. И так же тихо, почти неслышно, смеется Петков.

– Искра? Связник нацелен исключительно на вас, а доку

менты передаст е й?

Вотэто и называется – загнать в угол. Теперь надеяться не на кого. Все дело в одном – выдержу ли? Побои, ривальта, отсутствие воды... Что еще придумает Петков?

Я собираюсь с силами и выпрямляюсь, насколько могу.

– Налейте воды, Петков. И выключите свет! Клянусь, это

сейчас важнее для вас, чем для меня... Да, я знаю связника!

Знаю! Знаю! Только что толку для вас? Его я вам не дам; не

дам – и точка. Делайте что хотите, но без меня вам не обой

тись. Думаете, не понимаю, зачем вы бьете в одну мишень?

Я вам связника, а вы мне – пулю в затылок. Так?.. Колотите

себя в грудь или рвите волосы, но с Искрой вы поспешили и

упустили шанс оббйтись без Багрянова. Теперь извольте сами

считаться с фактами. Я один знаю связника, и одному мне

удастся получить компроматы на Лулчева...

Минута тишины – и тьма кромешная. Так всегда бывает, когда переходишь от ослепительного света к мягкому полумраку.

Так, – говорит Петков, и я слышу звук воды, льющейся

в стакан. – Допустим, все так. Полагаете, переиграли?

Кое в чем.

–. Не будьте самонадеянны, Багряное.

Разве похоже? – Я смотрю на стакан и мысленно пью. —

Хотите предложение?

Разумеется, да.

Разумное. – Мысленно я пью еще один стакан. – Я даю

вам Лулчева; вы мне – свободу. На такой базе мы договорим

ся. Нет – делайте что хотите, но я умру немым. Не считайте

это громкой фразой. Так будет.

Я долго шел к этой минуте, и вот она настала. Все произнесено, добавить больше нечего, и не мне решать, как пойдет дальше...

Скрип, треск половицы под ногой Петкова, и край стакана упирается в мои губы. Я запрокидываю голову и пью...

Ладно, – говорит Петков. – Вам повезло, что здесь си

жу я, а не Гешев... Так вот, час я вам дам. Не вы мне, а я вам,

ровно час.

Зачем?

Соберитесь с мыслями и поточнее обрисуйте связника.

П2

Полный словесный портрет, характеристика физических и моральных данных. Особенности.

Стакан все еще висит в воздухе где-то возле моих губ, не отдаляясь и не приближаясь.

Нет, – говорю я. – Так не пойдет.,.

Подумайте... И – через час!

Конец? Или удастся еще потянуть?.. Мне нужно пять суток. Ровно пять, ибо через сто двадцать часов – в случае, если Слави не появится в храме Александра Невского – Центр получит сообщение, что Багрянов провалился.

Пять суток... Любая цена мала, чтобы получить их!

16

Час – срок короткий, однако его хватает, чтобы с Петковым успела произойти разительная, а потому загадочная для меня перемена. Он сидит передо мной 'спокойный, благожелательный – ни дать пи взять тот давний Атанас, который возник перед бай-Слави в самом начале знакомства.

Один час... И, судя по всему, за это время что-то произошло... Но что?..

Усевшись, Петков поправляет брюки, придвигает к себе графин, наливает стакан – щедро, до самых краев.

– Пейте, Багрянов. Еще?.. Или лучше кофе?.. Марко! Сходи

приготовь кофе. Вам, конечно, с тмином, Багрянов?

Ах вот оно в чем дело! А я-то гадал...

По-варшавски, – отвечаю я. – Раскололи Искру?

До самого конца!

Петков улыбается, и на щеках у него проступают ямочки Если -бы не щетина, то заместитель начальника отделения В запросто сошел бы за моложавого ангела, спустившегося с небес.

Хватит, – говорит Петков, видя, что я собираюсь допить

воду. – Заболеете. После ривальты врачи не рекомендуют.

Слышали об обезвоживании организма?

Так, кое-что.

Ну что, полегче? – Платок исчезает в кармане. – Между

прочим, странная погода: то снег с дождем, то дождь со сне

гом...

Источник тот же? – говорю я.

Разумеется.

Вы преуспеваете.

Сказав это, я окончательно успокаиваюсь. «Опоздал ты, Пет– ков...» Показания Искры уже ничего не могут изменить, поскольку один Багрянов знает связник а... Багрянов. То есть я.

Тень колебания – едва заметная – проскальзывает по лицу Петкова.

– Гляньте-ка сюда, Багрянов.

Серый бумажный прямоугольник, плохо заглянпованный и словно бы выцветший, – позитив мгновенной фотографии, сделанной, судя по качеству, портативным аппаратом и в невыгодных условиях. Я всматриваюсь в него: улица, в панораме – дома; слева – вполоборота – человек. Все снято мелко,

113

но не настолько, чтобы в человеке нельзя было признать седоусого, обладателя «Патека».

А вот и связник, Багрянов!

Этот? – Я качаю головой. – Чушь собачья!

Так... Выходит, седоусый арестован и, очевидно, погиб. Скорее всего под пыткой. Он начал было говорить, но дальше пароля не пошел... что-то помешало... Прощай, товарищ! Имя твое мне неизвестпо, и все, что мне когда-то сказали про тебя, уложилось в два слова: «Надежный работник». Это была высшая аттестация, и ты оправдал ее. Больше того, даже погибнув, ты помогаешь мне, и помощь твоя неоценима – Петков представления не имеет, как много говорит фотография, которую я держу в руке... Дом, на чьем фоне ты снят, стоит на углу, рядом с особняком миллионера Бурева^ – у него один из лучших в Софии частных садов... Да, да, я уверен: это не улица Царя Калояна! А следовательно, тебя сфотографировали до связи со мной. В противпом случае наружник постарался бы поймать в кадр ИУбай-Слави, и Петков сейчас предъявил бы фотографию совсем не для того, чтобы проследить мою реакцию, а как точную улику... Прощай, товарищ! И еще раз – спасибо. Ты помог мне в главном сейчас – до конца разобраться с Искрой... Прощай, друг!

Я прекращаю мысленный разговор и кладу на стол фотографию.

– Это не связник.

Марко, старательно балансируя подносом, вносит две дымящиеся чашки и все, что к ним полагается. Сахарница, поджа-ренпые хлебцы, джем на блюдечке.

Валяйте, Багрянов, – поощрительно говорит Петков и по

дает мне пример – тонким слоем намазывая джем на похру

стывающий тост. – Поговорим как 'друзья. Без оскорблений и

сведения счетов. Дело ваше дохлое, и отступать вам некуда.

Это почему же?

А потому, что ваши связи, ваши легенды, все, что имеет

хоть малейшее касательство к Багрянову, отработано до кон

ца. Если вы заметили, любой ваш шаг, начиная с приезда в

гостиницу, был просвечен.

Я отставляю чашку и киваю.

Мерси за сообщение. Значит, вы засекли меня в день .

въезда в номера, не раньше.

Не ломайте комедию! – Петков отрывается от чашки,

смотрит на меня в упор. – Можно подумать, что вы это толь

ко сейчас сообразили.

Нет, конечно. Но вы подтвердили факт...

– А какой смысл скрывать? – говорит Петков просто. —

Опыта у вас хватает, вы это доказали.

Петков надкусывает хлебец и аппетитно хрустит корочкой. Челюсти его работают равномерно, и глаза чисты.

Три легенды, – говорит он.

Почему три, а не сто три?

Считать умеете? Первая – модный магазин и все, к не

му относящееся... Вторая...

В нашем разговоре довольно много пауз; они позволяют мне отвлекаться и, больше того, вооружиться кое-какими догадками

114

относительно перемен, происшедших за истекший час с заместителем начальника отделения В.

Вы остановились на легендах, – говорю я и, поколебав

шись, беру сигарету из пачки Петкова. – Первую вы назвали.

Вторая?..

Не торопитесь, Багрянов, – говорит Петков терпеливо. —

У вас скверная привычка забегать вперед. – Он вытирает гу

бы салфеткой и на миг прикрывает глаза. – Не так уж важ

но, сколько было легенд. Существеннее другое – уровень ва

шего профессионализма при их использовании и умение пере

страиваться на ходу. Проанализировав эти и кое-какие иные

компоненты, можно прийти к выводу...

Какому? – не удерживаюсь я.

Вы пришли не на связь с разовым заданием... Это —

с одной стороны... С другой же – Багрянов не годится на роль

резидента, ибо резидент с «подмоченным» паспортом – это,

извините, нонсенс! Что такое резидент? Своего рода посол.

С его внедрением нет смысла спешить и уж совсем ни к чему

задействовать его сразу. А связь у вас была. Да, была. На вто

рые сутки. На улице Царя Калояна, не так ли?

Вы спрашиваете или утверждаете?

Утверждаю. Я бы но показал вам фотографию, если б не

был уверен... Никола Бояджиев – так звали вашего связника.

Пароль: фраза о снеге и дожде, отзыв – любой набор слов со

вставленным в него «туманом». Аварийный сигнал: перчатки

в одной руке. Я не ошибся?

Вам виднее.

– Бояджиев – паспортное имя. Вам известно настоящее?

Прежнее состояние – вялость и апатия – подбирается ко

мне. Я теряю пить разговора, тогда как Петков свеж и бодр.

Его знал только он, – говорю я, следя за тем, чтобы го

лос был ровен. – А он не скажет... Он же умер. Петков! Умер

час или полчаса назад... Потому вы и принесли фото... Пока он

жил, было бы не выгодно. Вы ждали: а вдруг заговорит. Он.

что, был без сознания, да?.. – Хлеб ложится на стол – есть

я не могу. – Коротко: Бояджиев умер, и расстановка сил из

менилась. У вас больше нет ничего в запасе, Петков. Один я.

Один! И, кроме меня, никто не даст вам правды о явке в церк

ви. Вот так. Вы теперь и пальцем меня не тронете, Петков!

Ой ли?

Не тронете. Наоборот, будете холить и лелеять. Легенд

было три, вы правы. Правы и в том, что я не курьер. Я при-

гчел из-за Лулчева, и только я могу дать вам его... Лулчев ра

ботает на немцев и англичан. Немцы, конечно же, вас не вол

нуют – про них в ДС известно без меня. Зато связь советни

ка царя с СИС для вас дар божий. На таком деле любой сде

лает карьеру. Верно?.. Не отвечайте, Петков. Будем считать,

что я просто размышляю вслух... Так вот, сдается мне: вы и

раньше подозревали, что Лулчев работает не только на Берлин,

но и на Лондон. Однако доказательств у вас пока нет. Если

Делиус * платит Лулчеву в своем бюро на бульваре Евтимия

i

• Делиус (Отто Вагнер) – резидент гитлеровской разведки в Софии.

П5

и не бог весть как маскирует это, то англичане действуют с максимумом предосторожностей. Делиус в Софии почти бог; резидент СИС – нелегал, разыскиваемый вами. Отсюда и разница во всем, что связано с ними, отсюда же и другая разница – в их отношении к Лулчеву. Попадись он на сделке с Де-лиусом, это не вызовет даже семейной сцены у царя, тогда как работа на англичан может стоить ему головы... Берегите меня, Петков. Я для вас – курочка, несущая золотые яйца. Пока жил Бояджиев, вы надеялись получить явку в церкви от него – бесплатно, в подарок. Теперь Бояджиева нет... Слушайте, Петков! Хотите разочарую вас? Бояджиев ничего не мог бы вам рассказать о храме и встрече в нем. Он не был об этом осведомлен. Я преодолел вялость; она ушла, и я спокоен.

Сейчас я копчу, Петков, потерпите. Остался пустяк, и он

сбивает вас с толку. Вы ломаете голову над вопросом: если

Багрянов шел сюда, чтобы прибрать к рукам советника царя,

какого черта он стал звонить во дворец с бульвара Дондуко-

Еа? Так?

Продолжайте...

Хорошо. Второй вопрос – почему я доверился Искре?

Почему же?

– Начнем с телефона. Крайпе просто и сводится к глупому просчету... Я недооценил вас, Петков. Ваша шляпа, дурацкое знакомство... Я потащил вас к телефону, полагая, что вы рядовой агент и имя Лулчева нагонит на вас страху. Сознаюсь, неумно. Особенно, если вспомпить, как я хватал вас за шею и подсовывал трубку.

Сцена была захватывающая!

Не язвите: вы тоже выглядели не лучше. Я слишком позд

но раскусил, зачем вы приставили ко мне демаскированных

хвостов и всячески старались показать, что я провален. Одна

ко и я, в свою очередь, попортил вам крови, сунувшись на

бульвар Дондукова и не дав довести до конца идиллическую

линию Искра – Багряиов. Насколько я понял, вы очень на нее

надеялись?

Более или менее.

Ну что ж, она принесла вам, что могла: текст объявле-

пия и явку у Бююк-Джами.

Фальшивую явку!

А вы как хотели? Надо же хоть в чем-то подстраховать

ся!.. Вы совершили только две ошибки...

Просветите?

Маленькая – не стоило давать объявление, не выйдя

к Бююк-Джами вторично. Покрупнее – слишком трогательно

все было в подвале. Эти полосы на плечах, обнаженная грудь...

Никогда не передоверяйте исполнителям черновую работу.

Марко все же не ас, а вы поздно стали исправлять ошибку.

Помните? Попытались встать между мной и Искрой, отгороди

ли ее, когда догадались, что я могу распознать инсценировку.

Распознали?

– Увы!.. Только сейчас сообразил.

Да, с Петковым надо держать ухо востро. Ответь я по инер-

116

ции, что заметил в подвале неладное, и все полетело бы вверх дном. Ибо и в этом случае история с Лулчевым начала бы рисоваться в новом свете... Рубашка под мышками намокает – так бывает со мной всегда, когда удается не сверзиться в яму, но картина возможного падения еще слишком свежа, чтобы ее можно было отнести к безвозвратному прошлому.., Отвлекаясь, я заставляю себя переключиться с дня нынешнего на день минувший и вспомнить то утро, -когда фырканье автомобильного мотора разбудило меня. Что меня тогда поразило? Шаги и сдавленный женский крик. Точнее, несоответствие крика, в котором угадывался страх, со спокойной отчетливостью шагов. Тук-тук-тук. Равномерно и звонко. Женщина кричала и в то же время беззаботно шла к подъезду...

Петков покачивает ногой и молчит. В умении слушать он корифей, и я с огорчением понимаю, что напрасно жду вопросов. Их не будет. Придется все делать самому, уповая на то, что мое «только сейчас сообразил» не насторожило Петкова.

Поздно, – говорю я с видимым огорчением. – К сожа

лению, поздно удается разобраться в мелочах... Ничего не ис

правишь... Ладпо, черт с ним! Перейдем к сути или же хотите

еще о чем-нибудь спросить?

Предпочту послушать.

– Тогда об условиях? – спрашиваю я осторожно, готовый

в любой миг затрубить отбой. – Первое – свобода.

– Помню. Еще что?

Чистый паспорт. Без имени. Я его сам впишу.

Допустим... еще?

Двести пятьдесят тысяч левов. Можно предъявительским

чеком.

Все? – Голос Петкова звучит ровно.

Не совсем. Нужен еще пропуск. Наверняка в ДС есть

такие пропуска или удостоверения. Нет? Клочок бумажки ли

бо жетон, гарантирующий свободный проход, проезд и все та-

кое прочее.

Не знаю. Надо навести справки...

Вы – и не осведомлены? Ни за что не поверю!

Хорошо. Когда вы хотите получить вашу галантерею?

Утром перед визитом в храм.

После визита.

Я развожу руками, и сигаретный пепел сыплется мне на брюки.

До! Гарантии – так уж гарантии!

Чистый паспорт. А фото? Не прикажете ли вас здесь

сфотографировать?

Переснимите со старого.

Я подумаю, – холодно говорит Петков.

Он встает – подтянутый, свежий, будто и не было никакого разговора. Уверенным жестом прячет в карман сигареты и идет к двери.

Негромкий хлопок, и я остаюсь один. «Я подумаю...» Теперь уже ничего не изменишь. Остается одно – ждать.

117

17

...После решительного объяснения с Петковыы я заставил себя выползти из кровати, куда меня уложил Фотий, и теперь бро-жу по комнате, время от времени держась за стенку. Врач, привезенный Петковым, наложил мне на поясницу тугую повязку и, не сказав ни слова, покинул виллу. Это было позавчера, и двух суток мне хватило, чтобы отлежаться и почувствовать себя более или менее здоровым. Если бы не мысль о чемоданчике, то Слави Багрянов был бы почти счастлив – настолько, насколько может быть счастливым человек в его положении. Постель, еда, отсутствие наручников и допросов.

Петков уехал вместе с Фотием и с тех пор не появляется на вилле. Исчез куда-то и Божидар, и Бисеру с Марко приходится туговато. Они по очереди стряпают, подметают этажи, смахивают тряпной пыль с мебели, дежурят у дверей комнаты – словом, совмещают обязанности тюремщиков с хлопотным ремеслом прислуги.

Завтра воскресенье. Следовательно, завтра и поход в храм. Правильно ли я поступил, дав Петкову Лулчева? Да илп нет?

Тихо ковыляя по комнате, я вновь и вновь – в который раз! – восстанавливаю в памяти ход событий и склоняюсь к мысли, что иного выхода, пожалуй, не было. С чего началось? С того, что, выходя из номеров на бульваре Евтимия, я заметил наружника, потом другого и понял, что оторваться не удастся. Для порядка я помотал их по городу, но они висели у меня на пятках с упорством бульдогов. В течение суток число филеров удвоилось, и я потихоньку терял остатки спокойствия при мысли, что рандеву на улице Царя Калояна назначено и отменить его нот никакой возможности. Положение утяжелялось тем, что, таская наруж-ников по Софии, я рано или поздно мог наткнуться на людей, знавших меня по конторе на улице графа Игнатиева, и, хотя правила предписывали нам не заметить друг друга, никто не поручился бы, что в каком-то случае из правила не будет сделано исключение. Выходило так, что поднадзорная свобода, дарованная мне ДС, становилась опасной не для одного Вагрянова.

Будь я всего лишь курьером, выход оставался один – самоликвидация. Но я не был им, и мысль о чемоданчике останавливала меня. Рация и деньги лежали в нем. Бесценный груз! Он был крайне нужен, его ждали, и, следовательно, я обязан был вручить его адресату.

Все, что мог сделать Центр, снаряжая меня в вояж, – подстраховать запасной явкой в храме. Шифровка, трижды повторенная в часы радиоприема, ушла в Софию еще до моего отъезда... Рискнуть или нет? Времени для колебаний у меня почти не было, и я решил, что игра стоит свеч.

Вот так и вышло, что я «подставился», и Петков, бросив текущие дела, примчался на бульвар Дондукова. Судя по всему, ему весьма не хотелось этого делать. Интимная дружба Искры и Слави в ближайшем будущем обещала принести плоды, но я – грубо, в лоб! – сунулся с запиской и паро-

118

лем и, наломав, таким образом, дров, вдобавок преспокойно завалился спать. Я спал, а Искра названивала в ДС, и Петков, надо понимать, яе сиял от радости, слушая ее. Еще бы! Ведь все шло так мило и благородно: агент ДС в роли подруги Слави, из любовных соображений предупреждающая его о том, о сем; сам Слави, обязанный, судя по всему, прибегнуть к ее содействию; совместная их работа под контролем ДС, разумеется. Идиллия!.. А вместо этого?

Я ковыляю по комнате и не без удовольствия представляю, как Петков в кабинете у Львова моста потел, решая задачу. До звонка Искры все развивалось по его сценарию. Агенты топали за мной, беспрепятственно позволяя дешифровать себя: напуганный слежкой, я, как и надлежало, суматошно мотался туда-сюда; записка вела меня к Искре и просьбе оказать ту или иную услугу; и вот на тебе! Афронт, сущий афронт, как говаривали наши деды. Старый пароль!.. Что сие означает? Беспредельную глупость Слави или провал Искры? Если первое, то пора кончать игру: туповатый объект того и гляди полезет не в мышеловку, а под колеса трамвая, и тогда – прости прощай тонкие замыслы! Если второе, то и тут не легче. Надо срочно страховать Искру и попытаться сберечь ее для новых комбинаций. А Багрянова брать; брать в любом случае.

Словом, мы оба – Петков и я – разными тропинками шли к одному, и встреча на бульваре Дондукова состоялась. Вспоминая всякую всячину, я – без особой радости! – признаю, что Петков и там и позже оказался на высоте. Легенду, обосновавшую метаморфозу Искры, он разработал почти безупречно. Зная о распрях между Гешевым и Праматоровым, я обязан был поверить, что Петкову – нож острый, появление Искры в особняке. А трюк с паролем?

Небо свидетель – Петков мастак на выдумки. Накладки с сигаретами и шагами в ночи, в конце концов, не имели значения, ибо я в полной мере оценил их лишь после того, как текст объявления попал к Искре. Лев Галкин проник на четвертую полосу «Вечера», и Слави Багрянов мог сколько угодно кусать локти и посыпать пеплом седеющую голову, упрекая себя в доверчивости и иных смертных грехах. Помнится, я так и делал, и хочу надеяться, что выглядело это достаточно убедительно.

Объявление... Здесь Петков впервые по-крупному рискнул. Или нет? Или он и в данном случае не прогадал?

Я останавливаюсь и, припав щекой к холодной стене, устраиваю привал. Семнадцать тысяч шагов – примерно девять ка-лометров. Еще тысячи три, и на сегодня хватит. Сердце кувалдой молотит в ребра, не хочет успокаиваться, и стена под щекой теплеет, начиная согреваться. Я касаюсь ее рукой и скашиваю глаза в сторону стола. Там поверх пепельницы лежит конверт из плотной коричневой бумаги. Моя индульгенция и подорожная в будущем. Вручая мне его вчера, Петков не изображал колебаний.

– Берите, Багрянов, – сказал он серьезно. – Проверьте: паспорт, пропуск, чек. Все на месте... Я взял конверт, полистал паспорт; все было в порядке.

119

Теперь, когда товар у вас, позвольте дать совет. Играйте

по-крупному и постарайтесь разумно им распорядиться. —

Он помолчал. – На вашем месте я но стал бы терять с нами

дружбы. Как знать, не пригодится ли вам ДС!

Это совет или угроза?

В Болгарии, знаете ли, неспокойно. И... и не поручусь,

что вас не возьмут на прицел партизаны или боевики под

полья.

– Или ваши люди? – спросил я в тон.

Петков помедлил, усмехнулся.

И это возможно. Сдается мне, что дирекция не проявит

рвения при поисках убийц. Так вы подумайте.

Подумаю, – сказал я угрюмо и положил пакет на пе

пельницу.

Пакет. Так он и лежит на столе, ни разу с вечера не потревоженный. Зачем? Все было без фальши – чек, пропуск, паспорт. В любом варианте для Петкова не имело смысла подсовывать мне «бронзу» и настораживать. Напротив. Он – если уж говорить о намерениях – не должен был дать мне повода заподозрить ДС в данайском значении даров, отнюдь но гарантировавших Слави Багрянову свободу. В свою очередь, и я совсем не обязан был делиться с кем-либо подозрениями по части конца операции в храме... Словом, мы оба вели себя так, будто и не предвидели, что после ареста связника Цыпленок или там Божидар в ближайшем укромном месте, вполне возможно, прихлопнут Слави Николова Багрянова, а конверт со всем содержимым вернется куда положено – в сейф Петкова...

Я отвожу взгляд от конверта и заставляю себя продолжить прогулку. Осталось всего три тысячи шагов. Пустяки.

«Ладно, – говорю я себе. – Не вешай носа, Слави!..» Надежды... Всяк волен не терять оптимизма, даже когда судьба готовится произнести скорбное аминь. Вот и Слави – ему совсем не улыбается сложить ручки на груди в предвиденье краха, и он готов цепляться за любую отсрочку. Если бы Искра не подыграла ему в £вое время с объявлением, пришлось бы поломать голову и изобрести иной способ добраться до «Вечера»... Какой?.. Ну, здесь так сразу не ответишь. Может быть, я впрямую предложил бы Петкову сделку в отношении Лулчева, а, может быть, нашел другой ход. Все дело в том, что Петков ничем не рискует, делая вид, будто тащится у Слави на поводу. Даже если связь Лулчева с СИС – очередной миф изобретательного Багрянова и объявление в газете означает не вызов на рандеву, а набат тревоги, адресован^ ный кому следует, то и тогда все складывается для ДС сравнительно неплохо. «Кто дает яд, тому известно противоядие», – гласит пословица. Следуя ей, Петков превосходно соображает, что у Багрянова, помимо сигнала «беги!», должен быть в запасе другой – означающий «приходи на встречу».

Кроме того, по-моему, Петков уверен, что с Лулчевым я не лгу. И не зря. Его превосходительство Любомир Лулчев действительно работает на англичан. Я установил это еще тогда, когда процветал в конторе на улице графа Игнатиева. Мои люди наткнулись на агентурщиков СИС случайно, а со

120

временем добыли доказательства, что Лулчев ведет двойную игру. Деньги, получаемые им от британской короны, нисколько не мешали верой и правдой служить немцам, и информация для резидента СИС составлялась в бюро Деппуса. Этот господин, носивший в списках абвера имя Отто Вагнера и чин майора, завербовал советника еще в сороковом, и он же, нащупав резидента Интеллидженс сервис, стал подкармливать Лондон первоклассной «бронзой».

Все это я и выложил Петкову, скрыв от него, разумеется, кое-какие детали. У любой откровенности должны быть разумные пределы, и ДС совсем не следовало знать, кто и когда рассказал Багрянову о Лулчеве. Другое дело – технические подробности, всякие там справки о суммах, полученных советником от англичан. Попроси их Петков от меня и прояви настойчивость, я бы, пожалуй, выложил все, что помнил, но заместитель начальпика отделения В, очевидно, располагал какой-то своей информацией о проделках Лулчева, и дело ограничилось констатацией факта.

...Девятнадцать тысяч двести. Десять километров с гаком. Еще совсем немного, и конец. Ничто так не помогает думать, как ходьба... Я закрываю глаза и приваливаюсь к стене.

Так о чем я? Ах да, о Лулчеве и Петкове.

На сей раз заместитель начальника отделения В дважды не прогадал: в отношении явки в храме и связей его превосходительства. И то и другое – сущая правда. Зато Петков, в свой черед, поступил в высшей степени некорректно, мороча голову бедняге Слави. Ах, Петков, Петков! Я готов держать пари, что действует он не на свой страх и риск! Да директор полиции Павел Павлов шею тебе свернет как цыпленку, дружище Атанас, дай лишь ему пронюхать о нашей с тобой частной договоренности... Кто стоит за тобой? Кто вручил тебе конверт для передачи мне? Кто позволил держать Багрянова столько дней на вилле, не прибегнув ни к одному из методов регистрации – фотометрической, дактилоскопической, арестантской? И наконец, кому перепродал ты дело Лулчева, выхлопотав себе вознаграждение? Павлу Павлову? Начальнику военной разведки полковнику Недеву? Министру внутренних дел?...

Двадцать тысяч шагов. Все...

Марко – унылый Санчо Панса – бочком протискивается в дверь и становится у порога. За его плечом молчит Бисер.

– Извольте побриться, господин, – говорит Марко тоном слуги из хорошего дома. – Господин Петков приказал вас постричь и побрить.

18

...Я волнуюсь.

Не за себя волнуюсь, за дело. Наверное, так чувствует себя командир, посылая людей в атаку – вперед, в неизвестность, к притихшей до поры черной линии чужих окопов.

Нервничает и Петков.

Мы стоим на трамвайной остановке недалеко от школы за-

12!

пасных офицеров. Идет тихий крупный снег и тут же тает; в углублениях рельсов скапливается темная подвижная вода. Снег пошел где-то с полуночи, сопровождаемый капелью. Она звенела под окнами, обваливала сосульки и с трудолюбием дятла клевала жестяные подоконники. Петков, незадолго до того прибывший на виллу, в мокром плаще сидел в углу и безостановочно, одну за другой, истреблял сигареты. Пепел, похожий на цилиндрики артиллерийского пороха, был рассыпан где попало – на столе, на полу, в складках брюк. Мы обговорили все, глаза у меня слипались, но Петкову было мало – он раз за разом возвращался к одному и тому же, не уставая и не повышая голоса. В конце концов, мне надоело, и я запротестовал.

Сколько можно? Я все понял – и о вас и о себе. Надо

ли повторяться?

Считаете, не надо? – сказал Петков. – Как знать.

От повторения вреда не будет; зато, если что-нибудь напутае

те, пеняйте на себя... Главное, ведите себя смирно.

До этого Петков битый час объяснял мне, чем все кончится, если я попытаюсь отступить от инструкций. Я слушал его вполуха и радовался, что все скоро кончится. Капель обрабатывала подоконники, и сосульки ухали, мягко взрываясь в сугробах; для ощущения благополучия не хватало мурлыкающей кошки.

Волнение пришло ко мне только сейчас, на остановке. Мы добрались сюда на двух автомобилях – в головном ехали агенты, в другом – мы с Петковым.

Ноги у меня мерзнут, и я тихонечко постукиваю каблуками, украшая брюки стоящего рядом Петкова серыми точками грязи. Агенты – их четверо – зябнут поодаль, одинаковые, в плащах с поднятыми воротниками. Им еще предстоит померзнуть, околачиваясь возле храма. Заутреня протянется не менее часа, и я, думая об этом, испытываю некоторое удовлетворение.

Трамвая все нет и нет. Я выплясываю ритмический танец и рассматриваю забеленный снегом склон напротив. Трамвайная линия проложена у подошвы невысокого холма, за которым – если взять вправо – лежит Лозенец, самый что ни на есть респектабельный квартал Софии. О том, что за моей спиной расположен стрелковый полигон, я стараюсь не думать. На полигоне расстреливают.

Петков вплотную придвигается ко мне, берет под руку. Он неестественно оживлен; губы растянуты в улыбке.

Замерз, бай-Слави?

Опоздаем к заутрене, – говорю я и пристукиваю каблу

ками.

Не о том беспокоишься, – говорит Петков и берет меня

под руку. – Моли бога, чтобы он пришел.

Трамвай?

Твой человек.

Придет. Послушай, надо ехать в машине. Ручаюсь, нас

некому засекать.

Остановка пуста – только мы шестеро, и я говорю гром-

122

ко. Агенты поворачиваются на голос, а Петков изо всей силы сжимает мой локоть.

– Потерпим. Христос и тот терпел.

Один из агентов длинно, с присвистом зевает. На лице у него скука и томление. Он мелко крестит рот и, не отнимая пальцев от губ, дует на них. Глядя на него, зеваю и я, и как раз в эту минуту с воем раздавленной собаки возникает трамвай – желто-красный вагончик, не спеша скатывающийся вниз, под уклон. Пальцы Петкова впиваются в мой локоть, и по мышце до плеча молнией проскакивает судорога. Я невольно вырываю руку, заставив агентов встрепенуться. Тот, что зевал, делает шаг ко мне и лезет в карман.

– Ты чего? – окликает его Петков. – А ну на место.

И чтобы не лезть к нам в вагоне. Держитесь поодаль, поня

ли?.. А ты не дергайся, бай-Слави. Они могут не понять, з

чем дело... Ну с богом!

Я сжимаю зубы и карабкаюсь на обледенелую подножку подошедшего трамвая. Петков подталкивает меня в спину, помогает не соскользнуть. Рука у него твердая.