355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Ручий » Живодерня (СИ) » Текст книги (страница 9)
Живодерня (СИ)
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 14:32

Текст книги "Живодерня (СИ)"


Автор книги: Алексей Ручий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Кредит

 Олег вышел из офиса ровно без четверти пять. Сегодня он ушел с работы пораньше, как-никак у него был день рожденья. Попрощался с секретаршей Людой, услышав очередное поздравление, и вышел на улицу. Январский день медленно угасал вместе с солнцем, садившимся за крыши многоэтажных домов.

 Он достал из кармана брелок с ключами от машины и выключил сигнализацию. Машина мигнула фарами, приветствуя своего владельца. Олег открыл дверь и сел в автомобиль. BMW, представительский класс, последняя модель, куплена в кредит на пять лет.

 Олег включил зажигание. Автомобиль завелся практически бесшумно.

 Проспект был оживлен, он дышал ровно и ритмично мощным потоком транспорта. Дома, покрытые налетом инея, отливали всевозможными фантасмагорическими красками приближающихся зимних сумерек.

 Олег выехал со стоянки и рванул по проспекту. Машина пошла размеренно и мощно, послушная своему хозяину. Олег гордился своим автомобилем.

 Направляясь к дому, он двигался в плотном гудящем потоке: к вечеру в городе образовывались пробки, особенно на подъездах к спальным районам. Многомиллионный мегаполис не справлялся с таким количеством транспорта. Но Олег не спешил, сегодня он будет дома и так раньше обычного.

 Он миновал перекресток с неработающим светофором, впереди тащилась старая «копейка». Олег попытался сходу обойти ее, но «копейка» принялась маневрировать, периодически бросаясь из стороны в сторону, то сбавляя ход, то набирая скорость, словно вела с ним упорную схватку.

 Олег выругался и вдавил педаль газа до упора. Машина рванула вперед со скоростью охотящейся пантеры и оставила «копейку» позади себя. Олег высунул в окно руку и показал водителю «копейки» средний палец. Вот урод, стрелять таких надо!

 Он остановился возле большого супермаркета CashCarry. Купил несколько бутылок хорошего вина и бутылку дорогого виски. С продуктами дома проблем не должно было быть. А уж Катя найдет им применение, Олег знал.

 Катя была его женой. Тоже менеджер и познакомились, в общем-то, на работе: Катя работала в фирме, сотрудничавшей с фирмой Олега.

 Они жили вместе уже почти два года. Детей у них, правда, не было. Однако дело было совсем не в сексуальных проблемах, с этим и у Олега и у Кати все было нормально. Просто работа занимала большую часть жизни их обоих, и дети могли помешать карьерному росту.

 И Олег и Катя считали, что молодость дана для того, чтобы лучше устроиться в жизни. Это была их философия. Детьми можно было обзавестись и потом.

 Олег снова сел в машину и поехал к дому. Часы на приборной доске показывали половину шестого. Хорошо. Катя удивится, что он сегодня так рано. Но все важные дела в отделе улажены еще до обеда, отчет только в конце недели, все документы по проекту готовы, чего сидеть в пыльном офисе?

 С первого дня совместной жизни у них был установлен особый порядок семейных отношений. Оба они считали себя прогрессивными молодыми людьми, которых сексуальная революция отнюдь не обошла стороной. Поэтому была достигнута договоренность о том, что они могут при желании гулять налево, при условии, что будет соблюдаться заранее установленная очередность: если Олег трахался с кем-нибудь помимо Кати, то следующей должна была изменить ему Катя, они все рассказывали друг другу начисто. За два года эта схема ни разу не подвела. Они были очень прогрессивными молодыми людьми. Олег этим тоже гордился. Идея была его.

 Олег вырулил с проспекта на узкую улицу с односторонним движением. Машин здесь было значительно меньше. Из-за домов показалось огромное красное солнце, оно мелькнуло короткой вспышкой и растаяло за горизонтом. Синие тени легли между многоэтажек. Над магазинами загорались неоновые вывески.

 Олег свернул в один из дворов. Новый жилой комплекс. Цены на квартиры в долларах, на конце несколько нулей. Квартира Олега на десятом этаже, все удобства, отделка по самому высокому европейскому стандарту, видеонаблюдение, во дворе охраняемая стоянка, куплена в кредит на пятнадцать лет.

 Он поставил машину на стоянку и пошел к своему подъезду. Достал из кармана ключи. Открыл дверь в подъезд, запиликал домофон.

 Олег поздоровался с консьержем. Потом прошел по коридору к стене, на которой ровными рядами висели почтовые ящики с указанием номеров квартир. Заглянул в свой почтовый ящик. Ничего. Всевозможный рекламный мусор, к которому привыкли жители типовых многоэтажек, сюда не кидали – консьерж отслеживал всех приходящих, жильцов он знал в лицо. Олег пошел к лифту.

 Лифт приехал быстро. Новая модель, финская технология. Внутри все цивильно: поручни, зеркала. Ни тебе запаха мочи, ни луж блевотины как в обычных многоэтажках. Одним словом, элитный дом. Олег нажал кнопку с цифрой десять. Лифт мягко тронулся вверх.

 Олег вышел из лифта и прошел по коридору. Остановился перед своей дверью. У соседей чуть слышно залаяла собака, ирландский терьер, с родословной, победитель многих конкурсов.

 Соседи по коридору тоже не мудаки какие-нибудь. Банкир, редактор известного журнала, член совета директоров крупного акционерного общества, занимающего продажей цветного металла, акулы бизнеса, одним словом. Олег среди них был пока еще новичком. Но он обязательно дорастет до их уровня, это его мечта. А он умел осуществлять свои мечты.

 Олег вставил ключ в замочную скважину. Дверь металлическая, звуконепроницаемая. Кредит на пятнадцать лет. Осуществленная мечта.

 Он открыл дверь и вошел в прихожую. Включил свет. Навесные потолки, красивая иллюминация. Олег знал, что покупать. Он улыбнулся своим мыслям. Да, в свои двадцать шесть он уже многого добился!

 Но тут улыбка внезапно покинула его лицо.

 На вешалке висела чужая мужская куртка. Из спальной доносились звуки какой-то возни и тяжелое дыхание, перемежающееся тихими стонами. Олег застыл, прислушиваясь. Стоны усиливались. Он все понял.

 Вне себя от ярости Олег ворвался в спальню. Катя занималась сексом с каким-то ублюдком. Они оба обернулись на звук открывающейся двери, оба в поту, возбужденные. Олег не стал ничего говорить, не стал ничего спрашивать. Он сорвал одеяло и схватил Катиного партнера за шею. Сбросил с кровати. Олег был достаточно силен, фитнесс-клуб по выходным, все дела.

 Он ударил его ногой в ребра, потом в лицо. Катя завизжала, показалась первая кровь. А Олег продолжил избиение, в слепой ярости он наносил сокрушающие удары. Мужчина не сопротивлялся, он распластался на полу, пытаясь прикрыть корпус от ударов. Но Олег находил бреши и бил, снова и снова, со всей силы, пусть знает ублюдок, пусть эта сучка видит!.. Блядь, в его-то день рождения, они совсем охуели?..

 Потом он внезапно остановился. Ярость ушла. Катя всхлипывала на кровати, прикрыв одеялом наготу.

 Олег вспомнил, что соседи могут его услышать. Конечно, звукоизоляция, евростандарт, но вдруг… что они тогда о нем подумают? Напился в день рождения и дебоширит? Нет, он не хотел портить свою репутацию в глазах соседей. Они были серьезными людьми, а Олег хотел быть таким же, как они.

 Он взглянул на незнакомого мужчину. Тот дрожал на полу, лицо его было разбито, из носа капала кровь.

 – Оденьтесь, – сказал Олег, тяжело дыша, – потом умойтесь и проваливайте отсюда.

 Мужчина не пошевелился. Он все еще ждал, что его будут бить.

 – Я кому сказал! – повысил голос Олег, – одевайтесь и убирайтесь!

 Теперь мужчина подчинился. Выйдя из ступора, он схватил свою скомканную одежду и выскользнул в коридор. Олег последовал за ним.

 Под его наблюдением незнакомец умылся в ванной, затем наспех накинув куртку и натянув ботинки в прихожей, не прощаясь, быстро выскользнул в открытую дверь. Олег закрыл за ним на замок.

 Вернулся в спальню. Катя все еще всхлипывала на кровати. Олег сорвал с нее одеяло.

 – Сука! Как ты могла? Ведь моя же очередь была! – Олег начал кричать – Ты понимаешь, дрянь ты такая, что это была моя очередь?.. М-о-о-я! А ты взяла и нарушила порядок! Мы же договаривались, сука! Моя! Моя очередь!..

 Конечно, он был прав, а она виновата: согласно их же обоюдной договоренности, негласному семейному правилу, сейчас была очередь Олега изменять Кате, все точно по установленному графику. Катя наставила рога ему в прошлый раз, секретов друг от друга они не держали.

 Лучше уж так, чем скрываться друг от друга, врать и бояться быть однажды застуканным… Да и семья от этого только крепче, она защищена какой-никакой а правдой. В этом и была прогрессивность идеи за авторством Олега.

 Но Катя нарушила порядок! Она спала с другим человеком не в свою очередь! Этого Олег простить не мог. Да еще и в его день рождения…

 Он сел на край кровати, достал из кармана сигареты и закурил. Где же, блядь, справедливость?

 Сигарета дрожала в нервных руках, пепел падал прямо на пол, туда, где была размазана кровь незнакомца. Катя перестала всхлипывать и молча лежала позади Олега.

 Он почти докурил сигарету, когда Катя робко обняла его за плечи.

 – Прости, Олежек, так получилось…

 Но Олег уже ничего не хотел слышать. Он кинул скомканный окурок на пол, обернулся и обнял Катю.

 Они занимались любовью долго, Олег умудрился кончить три раза. Потом так же долго сидели в обнимку и курили: Катя просила прощения, а Олег молчал. Обида потихоньку отпускала.

 В комнате стало темно, за окном воцарилась ночь, но они не стали включать свет. Просто сидели молча и курили. Олег смотрел на пол. Кровь смешалась с пеплом и засохла. Ладно, черт с ним, подумал Олег, главное, чтобы соседи ничего не услышали, репутация важней всего.

 Потом он обернулся к Кате, провел рукой по ее волосам, поцеловал, и сказал:

 – Ладно, давай готовить ужин, день рожденья все-таки, я вина купил, – она улыбнулась, она замечательно улыбалась, – про этот случай забудем, считай, что я дал тебе кредит.


Манекен

 Он шел по пустынному шоссе, не имея перед собой ни какой-то определенной цели, ни хоть сколько-нибудь ощутимого желания данную цель заиметь. Шел просто так, ради того, чтобы идти. Его мучило похмелье и не проходящее чувство одиночества. Он не мог сказать наверняка, что больше.

 Шоссе было покрыто потрескавшимся асфальтом и слоем сухой серой пыли, по обочине вдоль него росла омертвелая жесткая трава и кусты чертополоха. Он был сух и безжизнен, как этот чертополох, и так же покачивался на слабом ветру. Больше всего сейчас ему хотелось забиться в какой-нибудь глухой угол и тихо умереть.

 В небе плыли серые дирижабли облаков, из которых изредка выныривали черные птицы – единственные живые существа в округе. Даже машины здесь почему-то не ездили, это было идеальное место для смерти.

 На обочинах помимо травы и чертополоха можно было обнаружить еще горы мусора – свидетельство того, что люди все же иногда сюда забредали. Хотя сейчас ни одной живой души кроме черных птиц поблизости не наблюдалось.

 И к черту людей, подумал он, человечество – гнойный нарыв на теле земли. Всюду за собой они оставляют лишь мусор, коим, собственно говоря, и являются сами.

 Он видел целлофановые пакеты, догнивающие остатки овощей, жестяные банки из-под пива, покалеченные стулья и кресла, ржавые каркасы автомобилей. Они громоздились друг на друга одной уродливой кучей, похожей на разлагающуюся тушу динозавра.

 Внезапно его внимание привлекло нечто, похожее на тело человека. Оно торчало из кучи коричневой гнили. Он пригляделся лучше и понял, что это труп. Одним ублюдком меньше, мрачно подумал он.

 Однако любопытство взяло верх, и он все же решил посмотреть. Свернув с шоссе и перебравшись через придорожную канаву, на дне которой стояла зеленая зацветшая вода, он пошел по мусорной куче, переступая через гниющую жижу и обломки старого бесполезного хлама.

 Когда он подошел ближе – так, что мог спокойно разглядеть находку, он понял, что ошибся. Это был не труп. По крайней мере, не труп человека.

 Из-под обломков торчал женский манекен, лицо которого было изуродовано краской. Он склонился над пластиковой куклой и с любопытством разглядел ее; что-что, а манекен он никак не ожидал обнаружить среди всей этой дряни, беспорядочно раскиданной кругом. Осторожным движением он извлек его из мусора.

 Манекен был абсолютно обычным: такие выставляют в витринах магазинов, обряжая их в платья и шляпки, обвешивая украшениями и кокетливыми сумочками; правда, неизвестный изуродовал его лицо краской и лишил левой руки. Он пошарил в мусоре снова, но так и не нашел утраченную конечность.

 Глядя на манекен, он вдруг понял, что это искалеченное пластиковое тело является единственным объектом в округе, не вызывающим в нем отвращения и ожесточения. Жертва людей, сейчас манекен был, пожалуй, наибольшим воплощением беззащитной искренности в этом гнусном мире лжи и жестокости. В этом плане что-то даже роднило их.

 В глубине его израненной души зашевелилось и начало расти ощущение какой-то непонятной ему близости, чуть ли не родственности, словно какая-то мощная неудержимая сила влекла его к манекену. Поначалу это вызвало в нем смятение, странное противоречивое чувство, но вскоре он уже не знал, что с этим чувством делать и уже не мог его контролировать; он обнял манекен, пачкая руки в грязи и гниющей массе, поднял его и понес в сторону шоссе. Он уложил манекен у обочины в сухую траву и развел ему ноги. Подвернувшимся под руку куском ржавой арматуры пробил между ног дырку сантиметра в три шириной.

 Он не мог объяснить, что же так сильно влекло его к манекену: чувство ли жалости или роднящего одиночества, но это было безумящее, еще незнакомое ему влечение, намного сильнее просто похоти, которое захватило его, накрыло жаркой волной. Он спустил штаны и достал свой эрегированный член. Грязный манекен не вызывал у него омерзения, наоборот, ему хотелось обладать им, соприкасаться с ним, орошать его своими физиологическими выделениями.

 Он слился с манекеном и принялся двигаться в языческом танце Эроса, презрев боль, раздирая член до крови и пачкаясь в грязи. Ему было плевать на то, что его могли застать за этим занятием люди. Впрочем, откуда им было взяться на этом богом забытом шоссе?

 Словно в магическом трансе он бился судорогой экстаза, целуя залитое краской лицо и размазывая коричневую жижу по пластмассовому телу. Когда его накрыло цунами оргазма, больше не существовало уродливого мира с вязкой блевотиной рутины и разлагающего одиночества, и как будто новая вселенная родилась где-то внизу живота, во всем его теле, и рассыпалась мириадами звезд. Манекен уже не был манекеном, что-то живое, одушевленное билось и мерцало в нем, словно в полое тело засунули человеческое сердце.

 Он кончил и затих. Манекен лежал под ним, раскинув ноги и единственную руку. Неподалеку все так же горбились кучи мусора, а в небе плыли дирижабли облаков. Но теперь он уже не был так одинок; на смену испепеляющему чувству одиночества пришло давно позабытое ощущение тихого умиротворенного счастья.

 Он пролежал так минут десять, вслушиваясь в тишину, слыша лишь частые удары своего сердца. Потом он поднялся, вытер член от крови и спермы носовым платком и, взяв манекен подмышку, вышел на шоссе. Позади него остался один лишь только мусор и несколько секунд волнующего настоящего, наполненного, как ему казалось, подлинным блаженством.

 Он принес манекен домой, отмыл его и очистил от краски. В шкафу нашлось немного женской одежды, оставшейся от бывшей жены. Он нарядил манекен в нее и уложил его (или ее?) на кровать. Поначалу он хотел приделать ему что-то вместо руки, но потом плюнул на эту затею: манекен ему нравился и таким, каким он его нашел. Может быть, даже больше нравился.

 Так он стал жить с манекеном.

 По вечерам он возвращался с работы, ел лапшу быстрого приготовления, потом пил, и, уже изрядно набравшись, ложился на кровать рядом с манекеном и принимался ласкать его. Он расширил дырку между его ног и обделал ее латексом – так, что получилось подобие влагалища. Он мог заниматься сексом с манекеном часами, он поклялся бы всем, что имел, что большего удовольствия ему не доставляла ни одна из женщин, а их у него было, в общем-то, немало.

 Это были дни земного рая, когда бесконечное чувство одиночества, постоянно преследовавшее его до этого, наконец оставило душу и разум, словно прошла долгая тяжелая болезнь.

 Окружающего мира для него теперь не существовало, были лишь он и манекен. В минуты своего сумасшествия ему все чаще казалось, что манекен живой и вот-вот заговорит с ним. Он даже придумал ему имя – Марго.

 Впрочем, вопреки ожиданиям манекен упорно не оживал и не заводил с ним разговоров. И это сводило его с ума.

 Иногда ему хотелось выговориться, и он лил слезы над манекеном. Слезы падали пластмассовой кукле на лицо и застывали хрупкими каплями, а она смотрела в потолок, и казалось, что плачет сам манекен. Потом истерика проходила, и становилось ясно, что манекен, как и прежде, безучастен ко всему, манекен был всего лишь неодушевленным куском пластика.

 И тогда он шел на кухню и долго пил, напивался до беспамятства и тупо с остервенелостью животного трахал манекен.

 Безумие захлестывало его неудержимой всепоглощающей волной и длилось часами, которые перетекали в дни, а те, в свою очередь, в недели.

 И постепенно чувство, столь внезапно охватившее его тогда на пустынном шоссе, стало покидать его. А одиночество, которое он так упорно выжигал водкой и от которого его на время избавил манекен, снова стало наполнять его.

 Нет, на это, конечно, ушло время – одиночество кралось тихо, как вор, прячась в темных углах его дома, пока не застигало свою жертву врасплох. И вместе с тем, как оно росло, притуплялись его чувства к Марго. Пока однажды их не стало совсем. И тогда манекен стал просто большой пластмассовой игрушкой.

 Он приходил домой и видел его лежащим на не заправленной кровати, но манекен больше не вызывал у него желания, теперь он вообще не испытывал никаких эмоций по отношению к манекену. Манекен был мертвым – мертвым от головы до пят.

 Теперь его бесило молчание манекена. Скажи же, скажи же что-нибудь, мысленно умолял он манекен. Возможно, это было его последней надеждой. Но манекен все равно по-прежнему безмолвствовал.

 И однажды он не сдержался. Одиночество и безумие захватили его целиком. Он взял бейсбольную биту и принялся крушить манекен; он бил изо всех сил – так, чтобы нанести наибольшие повреждения. Он бил так, чтобы заглушить свою боль.

 Когда он закончил, от манекена остались только клочья помятого пластика.


Возможности

 На табло электронных часов лениво мерцали угловатые зеленые цифры: 08:30. С кухни доносилась приглушенная музыка, кажется, «Миллион алых роз» Пугачевой – где только они раскопали эту песню? Борис потянулся и откинул одеяло – надо было вставать, как-никак сегодня в десять вручение дипломов.

 Одевшись, он прошествовал в туалет, а затем в ванную. Дверь на кухню была приоткрыта – там с видом средневекового алхимика склонился над плитой отец. Обычно в это время он был уже на работе, но сегодня почему-то задержался – интересно почему?

 Почистив зубы и умывшись, Борис прошел на кухню, поздоровался с отцом, тот кивнул в ответ. На сковородке шипела яичница.

 – Долго ж мы спим, – улыбаясь сказал отец.

 – Вручение дипломов только в десять, – коротко ответил Борис.

 – А я вот задержался, все ждал, когда ты проснешься.

 Борис посмотрел на окно – сквозь жалюзи сочились тонкие полоски света.

 – Я проснулся.

 – Ну тогда садись завтракать, – и отец поставил перед ним тарелку с яичницей.

 По радио передавали новости. Борис вяло водил вилкой по пустой тарелке. Перед ним испускала легкий пар чашка с кофе.

 – Борис, – обратился к нему отец, – сегодня особый день в твоей жизни, – уже с первых слов Борис понял, что его ждет долгий монолог, отец любил говорить с пафосом, порой излишним, что называется за жизнь, но лишь потому, считал Борис, что он сам в этой жизни преуспел – все-таки удавшийся бизнесмен, немного за сорок, подтянутый – годовой абонемент в одном из лучших фитнес-центров города – бодрый, энергичный, – да, отец мог себе позволить говорить о жизни с видом знатока. – Сегодня ты получаешь диплом, – продолжал отец, – а это значит, что определенный этап в твоей жизни пройден. Ты знаешь, что мы с твоей матерью никогда не жалели ни сил, ни средств на то, чтобы у тебя все было хорошо, – это правда, отец целиком и полностью оплатил все пять лет обучения Бориса на юридическом факультете одного из лучших институтов города, большие деньги, надо сказать, – говоря "хорошо", – подчеркнул отец, – я имею ввиду лучше, чем у многих, лучше, чем у большинства. Ведь ты – не большинство, ты мой сын – и я придаю этому значение (это то, что отец называл "семейные ценности" и апологетом чего, собственно, и являлся – он гордился своей родословной, своей семьей и желал, чтобы его кровь, кровь его семьи, постоянно улучшалась, а представители его династии непременно занимали все более высокие ветки на дереве социальной иерархии). Я нисколько не преувеличу, если скажу, что сейчас перед тобой открываются широкие возможности, – отец сделал ударение на слове "возможности" – и я надеюсь, что ты не ошибешься в своем выборе и воспользуешься предоставленным тебе шансом. – Он посмотрел в окно сквозь прорехи жалюзи и, видимо, оставшись довольным от увиденного, улыбнулся сам себе. – Ну, а мы с матерью, в свою очередь, постараемся всячески помогать тебе и впредь, ну и... – отец опять улыбнулся, – приготовили тебе сюрприз. В честь окончания института, так сказать... – и он извлек из кармана связку ключей.

 Неужели?! Не может быть! Борис смотрел на связку как зачарованный. Если это то самое, о чем он подумал!..

 Ну, конечно, то самое, а что же еще – отец ведь слов на ветер не кидает. Борис давно хотел свой автомобиль и давно уже намекал на это отцу, но тот обычно отвечал пространственно: потом, не сейчас, когда закончишь институт... И тут...

 Борис бросился к окну, резким движением поднял жалюзи, тонкие пластиковые пластинки переломились под напором его руки. Он принялся шарить взглядом по двору словно локатором поглощая открывшуюся ему картину. У подъезда стояла новенькая "Тойота". Не последняя модель, конечно, но зато абсолютно новый автомобиль, прямиком из автосалона. Неужели его?

 Он вопросительно посмотрел на отца. Тот кивнул головой, на губах его играла легкая улыбка. Борис выхватил у него из рук ключи и в чем был – в шортах, майке и домашних тапочках – опрометью бросился на улицу.

 Он медленно подошел к автомобилю, еще не до конца веря в его реальность, осторожно провел ладонью по полированной поверхности. Потом открыл дверь и сел в салон. Внутри пахло пластмассой.

 Борис завел машину и тронулся. Июньское солнце выползало из-за крыш домов. Дворник в оранжевой жилетке разбирал и складывал в стопку картонные коробки возле мусоросборника.

 Сделав круг по двору, Борис припарковался возле подъезда и вылез из автомобиля. На поверхности капота плясали солнечные зайчики. Цвет серый металлик. Отличная машина. Он улыбнулся своим мыслям. Потом вошел в подъезд.

 Отец стоял в дверях квартиры и улыбался.

 – Понравилась?

 – Ага. – Борис утвердительно кивнул головой.

 – Я так и думал. Кстати, ты забыл сказать «спасибо».

 – Спасибо! – Борис улыбнулся отцу.

 Отец взглянул на часы.

 – А теперь пора собираться.

 Борис скользнул взглядом по циферблату своих наручных Orion – стрелки показывали пять минут десятого.

 – Я мигом.

 – Давай. Поедем вместе – подбросишь меня до работы.

 Борис вырулил с проспекта на боковую улочку и, переехав через трамвайные пути, припарковался у обочины на противоположной стороне дороги, прямо напротив входа в здание института. Вообще-то это было сделано вопреки всем правилам, но зато получилось эффектно. Борис вылез из машины.

 У входа толпились однокурсники. Теперь уже бывшие однокурсники, если быть точным. Борис сразу увидел одногруппницу Ксюшу – красивую, но совершенно бестолковую, которая давно вылетела бы, если бы не училась на платном – она мелко семенила к нему. Ее каблучки цокали со звуком сломанного метронома.

 – Классная тачка, – с ходу выпалила Ксюша, потом потянулась к Борису и чмокнула его в щеку.

 – Да, нормальная. – Борис захлопнул дверь. – Еще не началось?

 – Не-а.

 – Отличный автомобиль, – от толпы отделился институский приятель Бориса – Антон. – Предки подогнали?

 – Типа того, – ухмыльнулся Борис.

 Он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Ксюша внезапно сорвалась с места и побежала кому-то навстречу с радостными воплями, выбивая каблуками ломаный ритм, – Борис проследил за ней – это были ребята с параллельного потока.

 Антон тоже выудил свой Captain Black, чиркнул колесиком зажигалки. Сразу потянуло приторным ароматом вишни.

 – Дурацкие сигареты, – сказал Борис.

 – Это не сигареты, а сигариллы.

 – Какая разница...

 – Такая же как между твоим авто и "Жигулями".

 Они засмеялись. Народ начал потихоньку всасываться в здание института, Борис поглядел на часы.

 – Пора бы идти.

 – Пойдем, – Антон хлопнул его по плечу и, бросив окурок на газон, зашагал к входу. Борис потушил сигарету и пошел следом.

 В актовом зале было полно народу. Стены украшали воздушные шары, на сцене стоял длинный стол. Играла приглушенная музыка, легкая, как это летнее утро.

 Все расселись по местам, и торжественное мероприятие началось. Первым говорил декан, а следом за ним преподаватели – по одному-два от каждой кафедры. В общем-то, обычные для таких мероприятий слова. Те, от которых становится скучно и хочется спать. Борису было неинтересно.

 Потом начали вручать дипломы. Каждый поднимался на сцену, где декан вручал ему документ о законченном высшем образовании. Борису повезло – он был одним из первых.

 Когда он вернулся на свое место, Антон, который сидел рядом и который тоже уже успел получить диплом, шепнул ему:

 – По-моему, пора сваливать отсюда.

 Борис кивнул в знак согласия. Они тихо встали со своих мест и двинулись к выходу. Позади распинался декан и звучали редкие аплодисменты.

 – Что дальше делать собираешься? – спросил Антон, выпуская облако ароматного дыма Captain Black, они стояли в курилке на втором этаже.

 Борис пожал плечами:

 – Если честно, пока не думал.

 – Мы собираемся в "Модерн" – это новый клуб в центре. Ви-ай-пи плэйс, что называется. Кальян, самбука, стриптиз. Все по первому классу. Дорого, но это того стоит. Тем более, сегодня такой повод... Ты как?

 Борис затянулся.

 – Вообще-то можно.

 Антон улыбнулся.

 – Ну, тогда заметано. Давай, вечером созвонимся. Часиков так в шесть. А сейчас я в парикмахерскую – нужно привести себя в порядок.

 – Ну, давай.

 – Не прощаемся. – Антон махнул рукой и направился к выходу. – Вечером позвоню.

 Борис вышел из здания института и, возможно, впервые за последние пять лет вздохнул свободно. У тротуара стояла его "Тойота". Он достал брелок с ключами, нажал на кнопку сигнализации, машина издала приветственный звук и моргнула фарами. Он сел в нее, повернул ключ в замке зажигания и поехал домой.

 Наверное, надо и мне привести себя в порядок, решил он. Все-таки такой день... Отец прав: сегодня у него появились прекрасные возможности.


 Хищники выходят на охоту ближе к ночи. Это их предпочтение. Ломка впивается острыми когтями в каждую мышцу тела тоже с наступлением сумерек, и это ее предпочтение.

 Олега крутило еще с утра, но с утра в кармане лежали заветные полчека. Благодаря им он продержался день. К вечеру ломка вернулась.

 В такие моменты сидеть дома бесполезно. Это то же самое, что ждать своего палача на вечерний чай. Тут нужно действовать. Нужно сделать все, что только можно сделать, для того, чтобы опередить ломку. Поэтому он и выполз на улицу.

 Стоял июньский вечер, красный диск солнца медленно плавился в стеклах домов. Удавка на его горле медленно затягивалась. Нужно было что-то предпринимать. Была нужна доза.

 Конечно, если бы были деньги... Деньги решили бы проблему сразу: Вампир, знакомый дилер, живущий неподалеку, продал бы ему дозу без проблем, даже, наверное, отмерил бы чуть больше по старой дружбе – но денег не было, наоборот, Олег еще немного задолжал Вампиру, а тот в последний раз ясно дал понять, что больше ни грамма в долг не даст, его интересует только наличность.

 Нужно было думать, но мозг в состоянии абстиненции был плохим помощником в этом. Черт, нужны деньги! Деньги дают возможности.

 Возможности... Только один укол – и он начнет жизнь с чистого листа. Только разок вмазаться – чтобы ушла эта мучительная боль. А потом он слезет. Олег поклялся себе в этом (сколько ж раз он уже это делал, постоянно нарушая клятву?) От Вампира он слышал, что на районе скинули крупную партию порошка. И не какого-нибудь дерьма, которым торгуют дагестанцы, а чистяка, химически чистого качественного продукта. Вампир предлагал принять участие в сделке. Они бы напару взяли всю партию целиком. А потом продали бы. Нужны были только деньги. Для вступительного взноса, так сказать.

 Дело выгорало хорошее – это и слепой увидел бы. Оно пахло деньгами. К тому же у Олега появился бы тот минимум порошка, который нужен ему, чтобы слезть: он бы оставил себе совсем чуть-чуть – только для того, чтобы сгладить мучительную боль ломки. А на вырученные деньги уехал бы куда-нибудь подальше, в другой город, и записался бы там в реабилитационный центр, он слышал о таких. И навсегда завязал бы с героином. Только бы сейчас ушла эта боль...

 Но боль не уходила, она наполняла собой каждую клетку его тела, пронзала каждую мыщцу, Олегу казалось, что он весь целиком состоит из одной лишь боли. Блядь, нужна доза! ДОЗА...

 Он воровал и раньше. Культ героина требует от своих приверженцев постоянной экспроприации чужого имущества. Но обычно Олег делал это ночью, сейчас же только наступил вечер. Вскрывать машину, которые – дабы не платить за место на стоянке – по привычке оставляли во дворах, было опасно. Слишком много лишних глаз. Но иного выхода не было.

 Трясущимися руками он нащупал в кармане пачку сигарет. Достал сигарету, но она оказалась сломанной. Олег бросил ее на землю и полез за второй. Прикурил.

 Он прошел где-то полквартала. Вокруг теснились типовые многоэтажки. Солнце расплывалось кровавой кляксой в темнеющем небе. Двор, в котором он оказался, был безлюден.

 На всякий случай Олег огляделся. Никого. В дальнем конце двора на детской площадке стояла чья-то "Тойота", цвет серый металлик. Сразу видно, что новая. И сразу видно, что в ней есть чем поживиться. Магнитола там, компакт-диски, на крайняк какой-нибудь антирадар. Героин не был привередлив в своих пристрастиях касательно того, что приносили ему в жертву. Единственной мыслью наркомана на ломке является та, которая требует от него хватать все, что плохо лежит, с целью последующего сбыта и обмена вырученных денег на дозу. Этап со сбытом иногда удавалось пропустить – некоторые дилеры меняли порошок прямо на товар, все зависело лишь от самого товара и настроения приближенного к богу – то есть дилера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю