Текст книги "Живодерня (СИ)"

Автор книги: Алексей Ручий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

 Не долго думая, Олег направился к "Тойте", нервно затягиваясь. Руки тряслись. Он выудил из кармана кусок стальной проволоки, ей он обычно вскрывал замки. Конечно, в машине есть сигнализация, но если с замком все сложится удачно, он сможет ее быстро отключить – поорет каких-нибудь секунд пятнадцать-двадцать, никто на это не обратит внимания – подумают, что сработала сама от ветра или еще чего, в общем, примут за ложную тревогу.

 Подойдя к машине, он еще раз огляделся. Двор по-прежнему был пуст. Тогда он начал действовать. В ход пошла проволока, Олег сунул ее в замок и принялся осторожно прокручивать. Заорала сигнализация, на лбу выступил пот. Ну, давай-же...

 Раздался щелчок и дверь открылась. Тонкая работа – никаких выбитых стекол, никакого лишнего разрушения. Сигнализация продолжала орать, он быстро залез в салон и выключил ее. Потом огляделся. Вроде, никого. Значит, все идет гладко. Он выдавил подобие улыбки. Теперь нужно по-быстрому забирать все ценное и отваливать.

 Внезапно к горлу подступила тошнота, а мышцы свело адской болью. Ломка напоминала о себе. Он скорчился на сиденье. Ничего, – сказал он сам себе, скрежеща зубами от боли, – скоро все закончится, у меня будет порошок, я смогу ее заглушить, а потом... Потом я осуществлю то, что задумал. И больше никаких машин, никаких взломов, никаких поисков денег, никакого порошка. Только бы все закончилось сегодня... И у меня появятся возможности...

 Борис вышел из дома в девятом часу вечера. Солнце уже закатилось за дома, во дворе сгущались сумерки. Антон, как и договаривались, позвонил в шесть. Они назначили встречу на девять в центре. Учитывая то, что вечером в центр пробок почти нет, он рассчитывал успеть.

 Машину Борис оставил в дальнем конце детской площадки, потому что у подъезда места не было – везде стояли чужие автомобили. Далековато, конечно, но там все-таки сигнализация, да и время еще раннее, люди кругом ходят, так что вряд ли воры полезут. Он достал сигарету, закурил. Родители тоже уехали – в ресторан с друзьями. Отец напоследок предупредил, чтобы Борис не пил за рулем. Борис и не собирался, разве что шампанского чуть-чуть. А вообще к алкоголю он был равнодушен. Как и к наркотикам.

 Теплый летний ветер слегка шевелил листву на ветвях деревьев. В противоположном конце двора женский голос кого-то звал – наверное, мать искала свое загулявшееся чадо. Картина была умиротворяющей, излучающей спокойствие, Борис медленно приближался к машине.

 Но что-то вдруг заставило его насторожиться. Что-то было не так. Он остановился. Пригляделся и тут же его словно обожгло изнутри. Блядь! В его машину кто-то залез.

 Борис выбросил сигарету и со всех ног помчался к своей "Тойоте". Сомнений быть не могло – в машине кто-то был, он различил силуэт, склонившийся над приборной доской.

 Угонщик? Или просто вор? Какая разница – в мозгу вертелась одна мысль – наказать, наказать мерзавца, посягнувшего на его собственность.

 Борис одолел расстояние, отделявшее его от автомобиля, за несколько секунд. Сердце билось так, словно собиралось выскочить из груди. Внутри бушевала ярость, ни о какой осторожности речи быть не могло.

 Дверь с водительской стороны была приоткрыта, на месте водителя сидел какой-то худой парень, который склонился над магнитолой, явно пытаясь ее снять. Он был так увлечен, что не заметил приближения Бориса. Что, собственно говоря, тому и требовалось. Лучше всего атаковать внезапно.

 И у Бориса это получилось. Он ударил ногой с ходу, целясь в область почек, вор дернулся, ощутив приступ внезапной боли, и только затем обернулся – в глазах его застыл испуг. Он явно не ожидал такого поворота событий.

 А Борис продолжал наращивать свое преимущество – он сразу же ударил кулаком в лицо. Вор попытался закрыться рукой, но получилось это у него довольно-таки неуклюже, и кулак Бориса врезался ему прямо в челюсть. Голова его качнулась.

 – Ах, блядь... – вырвалось сквозь лязгнувшие зубы.

 Борис ударил противника головой о приборную панель, а потом, схватив за шкирку (тот оказался на удивление очень легким), вытащил из автомобиля. Вор извивался, словно змея, пытаясь выскользнуть из рук Бориса. Но Борис держал крепко. Ярость горячими волнами накатывала на него, кровавым дурманом заполняла мозг.

 – На, сука, блядь, на... – изо рта Бориса вырывался ожесточенный хрип, сам он молотил вора, который распластался на земле, руками и ногами, не жалея сил. – Сука, чтоб тебя... Внезапно раздался какой-то неестественный хруст. Вор дернулся и замер, изо рта брызнула кровь – робкий красный фонтанчик, который плюхнулся Борису на носок туфли. Борис непроизвольно отшатнулся.

 Он остановился. Хруст все еще стоял в ушах. Из груди вырывались хрипы, в висках бешено стучала кровь. Вор распластался на земле в неестественной позе, изо рта его по-прежнему текла кровь. Он не шевелился. Борис осторожно склонился над ним, перевернул на спину.

 Глаза вора невидяще смотрели в небо, на них медленно наползала серая мертвая пелена, от чего они казались сделанными из мутного стекла. Борис вглядывался в отчужденное лицо с гримасой ужаса на нем. Только сейчас он смог как следует разглядеть вора.

 Тот был худым парнем со впалыми щеками и кожей нездорового цвета – невооруженным глазом видно, что наркоман. Рот его обмяк, из уголков сочилась кровь – он напоминал багряную дыру на белой изношенной тряпке. В облике вора сейчас не было ничего живого, он напоминал скорее сломанную куклу, нежели человека.

 На место ярости пришел страх. Неужели... нет, этого не может быть... но он не шевелится... нет... он же не мог его убить... или мог?..

 Борис толкнул тело вора ногой. Никакой реакции. Он присел на корточки рядом с ним и пощупал пульс на его руке. Пульс отсутствовал. Ледяной волной Бориса захлестнуло отчаяние.

 Он упал на колени рядом с бездыханным телом вора. Нет... нет, этого не могло произойти... с кем угодно, но только не с ним... ведь он был прав... он защищал свою собственность... почему?.. за что?.. нет... он не мог убить...

 В глубинах его сознания будто произошел взрыв колоссальной мощности, который разметал структуру мыслей точно карточный домик, превратил их в неуправляемые частицы, в беспорядке бьющиеся о стенки черепной коробки. Борис закрыл лицо руками. Как же так... как он мог его убить... ведь все так хорошо складывалось... перед ним открывались такие возможности... а теперь... что теперь?.. ЧТО?.. Любое преступление влечет за собой наказание... ведь он учился на юриста... он и есть уже юрист... как ни крути, события принимали дрянной оборот... что его ждет?.. менты, уголовное дело, суд... конечно, отец поможет, он сделает все, что от него зависит, задействует все свои связи... ведь это была лишь самооборона... лишь самооборона... но, даже если его оправдают, клеймо убийцы останется на нем на всю жизнь... на всю оставшуюся жизнь... Что же делать?..

 Внезапно короткой вспышкой в этом хаосе мелькнула одна отчетливая мысль, слово-зацепка, за которую попыталось ухватиться его сознание. Возможности... ВОЗМОЖНОСТИ ЕСТЬ ВСЕГДА.

 Нужно остановить этот поток бреда. Нужно успокоиться. Еще не все потеряно.

 Борис огляделся по сторонам – никого. Никого! То есть ни одного свидетеля. А это шанс. Нужно действовать, нужно использовать этот шанс до конца.

 Он вскочил на ноги. Нужно срочно спрятать тело. Куда? Ответ очевиден – в багажник. А потом нужно избавиться от него. Нет трупа – нет убийства, ведь так же? И Борис начал действовать.

 Первым делом он открыл багажник и отправил туда труп. Труп плюхнулся внутрь с глухим звуком, словно мешок, набитый тряпками. Борис огляделся. Детская площадка пустовала – да и кому бы взбрело в голову сейчас здесь шляться? Потом он убрал следы крови – в салоне автомобиля и на одежде. Так, готово.

 Он сел за руль и завел машину. Быстро темнело, Борис мельком взглянул на часы – почти девять, Антон, наверное, уже в центре. Он набрал на телефоне его номер и сказал, что задерживается, чтоб его не ждали, он приедет в клуб сам. Потом тронулся с места.

 Борис жил в спальном районе на юге города, на юго-западе за кольцевой автодорогой километрах в десяти от города располагалась огромная городская свалка, на которую свозили мусор со всего города – лучшего места для захоронения трупа не найти. Людей там нет, только бездомные, что живут в самодельных хижинах по всему периметру свалки, но эти если что и найдут, в милицию заявление писать не пойдут – ментов они сами боятся как огня. По крайней мере, так думал Борис. Туда он и направился.

 Главное – не напороться на пост ДПС. А так, полчаса туда, полчаса назад плюс минут двадцать на то чтобы спрятать труп – итого час двадцать на все-про-все – получалось неплохо, Борис рассчитывал еще успеть в клуб. Только не пить, как просил отец, сегодня не получится – после всего случившегося Борису хотелось напиться вдрызг – ну и что, что за рулем – есть же специальная служба вызова водителя, который довезет вас до дома на вашей же машине, придумано специально для таких случаев.

 Борис гнал что есть мочи, благо дорога была достаточно свободна, но правила старался не нарушать. Не дай бог напороться на ментов. Подобные мысли он гнал прочь.

 Вдоль дороги мелькали кубики панельных многоэтажек, квадраты строек с торчащими из них штырями башенных кранов, светящиеся витрины магазинов и торговых центров, павильоны на автобусных остановках. Мимо неслись машины с включенными фарами ближнего света. Борис достал из кармана сигареты и курил их одну за другой. Руки все еще нервно дрожали.

 Вслед за спальными районами, похожими друг на друга как близнецы, потянулась промзона – серые бетонные заборы, увенчанные колючей проволокой, ангары из покрытых ржавчиной листов стали, бесконечные кирпичные трубы и рубцы железной дороги. На фоне темного неба резко выделялись клубы густого дыма, валившего из раскрытых огнедышащих пастей цехов. Борис въехал на длинный виадук, нависший над полотном железной дороги, и, миновав его, оказался на загородном шоссе.

 Мимо замелькали дачные домики, придорожные кафе, вдалеке темнели полуразвалившиеся коровники и силосные башни. Километр за километром колеса пожирали шоссе. По подсчетам Бориса до свалки оставалось совсем немного – километра два-три, не больше.

 Внезапно впереди темноту разорвали красно-синие огни включенной мигалки. Сердце Бориса сжалось. Нет, только не это...

 Но именно то, чего так опасался Борис, со всей очевидностью стремительно приближалось, становясь сбывшимся кошмаром наяву – впереди свет фар дальнего света вырвал из темноты контуры милицейской машины.

 Она стояла на обочине, а метрах в пяти от нее ходил взад-вперед мент в форме с надписью ДПС. Борис приближался к нему словно в замедленной съемке, как в каком-нибудь триллере, окружающее слилось для него в размытую картинку, все внимание сфокусировалось на стоящей впереди машине с красно-синей иллюминацией. В груди учащенно застучало, отдаваясь глухим битом в висках, лоб покрыла испарина. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Нужно сохранять спокойствие, только сохранять спокойствие, – шептал сам себе Борис.

 Метры, отделявшие его от импровизированного поста ДПС, стремительно таяли. Он видел, что мент его заметил, видел, как поднялась его рука с регулировочным жезлом, мент взмахнул им, показывая остановиться на обочине, – все это проплыло перед глазами в считанные секунды, но для Бориса это была вечность. Дыхание сперло, словно его ударили в солнечное сплетение. Нужно было съезжать с дороги на обочину и останавливаться.

 Но вместо этого неожиданно для самого себя Борис вжал педаль газа в пол. Его оглушил рев мотора, набирающего обороты; от напряжения свело мышцы лица, исказив его жуткой гримасой. В мозгу билась одна единственная мысль: бежать, бежать отсюда. "Тойота" рванула вперед словно болид, со свистом рассекая воздух. Борис слышал, как что-то крикнул мент, ему показалось, что он даже увидел его негодующее лицо, но все это пронеслось мимо в считанные секунды, оставшись позади, заглушенное ревом мотора и биением прилившей к голове крови. Бежать, бежать отсюда...

 Яростно свистел ветер, угрожающе рычал мотор, сердце стучало как драм-машина в каком-нибудь треке в стиле техно. Все слилось в монотонный оглушающий гул.

 Внезапно в эту какофонию ворвался посторонний звук – тихий, но, тем не менее, отчетливый, словно именно ему была отведена роль первой скрипки в этом оркестре. Как будто взорвалась новогодняя петарда.

 Хлопок – и Борис почувствовал, как заднее стекло внезапно рассыпается на множество мелких осколков, летящих на сиденья и в него, а затылок обжигает резкая боль, следом за которой глаза застилает темнота. Он ударяется головой о руль и медленно сползает вниз. Мир исчезает, рассыпается кусочками мозаики в разорванной светом мигалки темноте.

 В кювете, зарывшись носом в землю, замерла вылетевшая с трассы «Тойота». Цвет серый металлик. Из пробитого радиатора вытекала вода.

 Младший сержант дорожно-постовой службы Сидорчук медленно приближался к ней, на всякий случай сжимая в ладони рукоять служебного пистолета Макарова. Почему он не остановился по моему требованию? – единственный вопрос, который тревожил сержанта в этот момент.

 Заднее стекло "Тойоты" было разбито, водитель замер, уронив лицо на руль. Наверное, ударился, когда слетел с шоссе, – решил Сидорчук, – а теперь находится в состоянии болевого шока, кажется, так это называется. На всякий случай он выставил перед собой пистолет. А вдруг это опасный преступник? Для Сидорчука, который совсем недавно демобилизовался из армии и поступил на службу в милицию, вопрос поимки опасного преступника был больным, это был вопрос о его профпригодности, и поэтому касательно него он был весьма щепетилен и, как следствие, мнителен.

 – Эй, выходи из машины с поднятыми руками, – крикнул Сидорчук.

 Водитель даже не пошевелился.

 Сидорчук осторожно обогнул машину, зайдя со стороны водителя. Тот по-прежнему был неподвижен.

 Странно, – подумал Сидорчук. Он подошел к двери вплотную и дернул ее на себя, держа водителя в прицеле пистолета. Как это ни удивительно, но дверь сразу же открылась – видимо, замок при ударе попросту сломался. И ему сразу все стало ясно.

 Водитель был мертв. В затылке его зияло кровоточащее отверстие от пистолетной пули. Страшная догадка потрясла Сидорчука – ведь это я убил его, я... Он матюгнулся.

 Сидорчук не собирался убивать водителя, он просто немного запаниковал, когда "Тойота" не среагировала на его требование остановиться и принялась удирать, и начал стрелять по колесам – по колесам, но не по водителю. По всей видимости, попав в бампер, пуля отрикошетила, пройдя в итоге намного выше намеченной цели, скользнула по крышке багажника, пробила заднее стекло и угодила прямиком в затылок водителю. Но это было чистой случайностью... чистой... случайностью...

 Сидорчука охватило беспокойство. Все перевернулось с ног на голову. Он судорожно сглотнул. Блядь! Этого только не хватало. Убийство, пусть и непреднамеренное, – это же, блядь, означает только одно: конец его милицейской карьеры. И все его планы псу под хвост. Черт! Черт! Черт!

 Перед глазами сама собой нарисовалась картина: он, младший сержант Сидорчук, на допросе у прокурора. Зачем вы стреляли? Зачем вы убили этого человека? Какого черта?.. Потом беседа с начальником. Вы не умеете держать себя в руках, чуть что начинаете палить из служебного оружия. А это опасная штука, между прочим... В общем, сдавайте пистолет, вы больше у нас не работаете...

 Младший сержант заметался. Что же делать, что делать, мать твою так?..

 Как ни странно, решение пришло само собой. Нужно осмотреться. Прикинуть что к чему. И успокоиться. Держи себя в руках, мужик ты или сопля? – сказал он сам себе.

 Если водитель предпочел скрыться, значит, ему было что скрывать – это же ясно как день. Возможно, машина в угоне. Вот за эту нить и нужно хвататься, – решил Сидорчук. Он принялся обыскивать машину.

 Начал с водителя. Осторожно, чтобы, не дай бог, не оставить своих отпечатков пальцев или еще каким-нибудь образом наследить, он перевернул водителя. Это был молодой парень, может, даже его, Сидорчука, ровесник. Лицо его было измазано кровью, глаза невидяще смотрели в пустоту. Сидорчук обыскал карманы, но не нашел в них ничего интересного. Затем он открыл бардачок, внутри которого стопкой лежали документы на машину и водительские права. Сидорчук взял права.

 – Алексеев Борис Викторович, – вслух прочитал он имя водителя. Вы мертвы, добро пожаловать на тот свет. – Шутка получилась кривоватой.

 По крайней мере, теперь он знал имя водителя. Но что это ему давало? Ничего, – ответил он сам себе. Нужно искать зацепки, нужно выяснить, почему водитель решил не останавливаться, а предпочел скрыться. Сидорчук внимательно осмотрел салон, стараясь не упустить ни одной детали.

 Машина была новой – это было видно невооруженным глазом. Обшивка сидений еще не была затерта, внутри салона пахло пластмассой. Ее недавно купили – вот и рекламный проспект автосалона валялся на заднем сиденье. Правда, поездить на ней долго не получилось...

 Не найдя ничего внутри салона, Сидорчук решил заглянуть в багажник. Багажник открывался автоматически – на приборной панели была кнопка. Сидорчук нажал на нее, и крышка сзади поползла вверх. Сидорчук вышел из машины и направился к открывшемуся багажнику.

 То, что он увидел, заставило его присвистнуть. Внутри лежал труп молодого парня. В уголках рта у него запеклась кровь. Все вставало на свои места. Ключ к головоломке был у него в руках. Значит, все-таки преступник. И, по всей видимости, опасный. Что ж это меняло дело коренным образом.

 Наверное, впервые за всю свою жизнь Сидорчук так обрадовался увиденному им трупу. Реальность вновь перевернулась на сто восемьдесят градусов. От сердца отлегло.

 Он убил преступника, попытавшегося от него скрыться. Безжалостного убийцу, перевозившего труп своей жертвы в багажнике автомобиля. Это, конечно, жестко, но допустимо. В рамках закона, так сказать. Уж он придумает, как обставить это дело так, чтобы ни один комар носа не смог подточить.

 Младший сержант Сидорчук улыбнулся. В рамках, блядь, закона, а вы как думали? Он был немного знаком с юридической этикой. Подправить пару штрихов – и дело в шляпе. Кстати, не пора ли этим заняться?

 Покинувшее Сидорчука хладнокровие вновь возвращалось к нему. Словно художник, охваченный творческим экстазом, он принялся перекраивать картину случившегося на свой лад с утроенной энергией. Его сознание оставил страх, а его воображение уже рисовало перед ним самые радужные картины.

 Теперь его ждет не наказание, а поощрение. Ведь он обезвредил опасного преступника. Возможно, его повысят в звании, а, если даже и не повысят, то премию дадут – это точно. А там, глядишь, начальство обратит на него внимание. И тогда перед ним откроются новые возможности. Возможности... Ему понравилось это слово.

 Он снова улыбнулся, посмотрел на стоявшую перед ним разбитую "Тойоту", скользнул взглядом по трупам, которым в отличие от него уже ничего не светило, устремился взглядом в даль, тонущую в теплой июньской темноте, и произнес вслух по слогам, словно пробуя на вкус:

 – ВОЗ-МОЖ-НОС-ТИ.

Анита

 Анита стоит перед зеркалом. Анита смотрит в зеркало. Свет мой, зеркальце, скажи…

 Зеркало тоже рассматривает Аниту: у Аниты ровные темные пряди волос, непослушная челка, которая то и дело падает на лоб, серые с голубым отливом глаза, небольшой аккуратный носик, озорные складки губ и гладкий подбородок. Аните немного за тридцать – лучший возраст для женщины, как считает Анита.

 Анита берет кисточку с тушью и подкрашивает ресницы. Потом косметическим карандашом подводит брови. Помадой неброского цвета слегка проводит по губам. Причмокивает, посылая себе воздушный поцелуй.

 Скоро придет Роберт. Анита улыбается при мысли о Роберте. Он – хороший мужчина. Анита кружится перед зеркалом, потом вылетает на середину комнаты и делает несколько вальсовых па. Лампочка под абажуром рассыпает над ней искры яркого света.

 На Аните легкий белый сарафан, по которому рассыпаны голубые васильки, на ногах розовые гольфы. Анита легка и беспечна. Она как ребенок или цветок. Ее глаза горят жизнью и любопытством. Ей интересно буквально все, каждая деталь окружающего мира, каждая пылинка и каждое призрачное мгновение.

 Покружившись, Анита идет на кухню. Из кофеварки наливает себе чашку черного кофе. Садится с ней у окна и берет с подоконника пачку Vogue. Пододвигает к себе пепельницу в виде обнаженной женщины. Закуривает. Выпускает ровные колечки дыма. Делает глоток кофе. Через оконное стекло на Аниту ложатся теплые лучи майского солнца.

 Анита зажмуривается и видит Роберта. Он – высокий, красивый мужчина, старше ее на четыре года. У него светлые волосы, мужественное лицо и спортивное тело. Он ухаживает за ней уже два месяца. Она ему нравится. И он нравится ей. Наверное, это и есть любовь, Анита точно не знает.

 Она пьет горький кофе, без сахара, так ей нравится больше. Курит сигарету. Смотрит в окно. Во дворе цветет сирень, и ее сладковатый запах заползает на кухню Аниты. Надо попросить Роберта, чтобы он подарил ей веточку сирени, думает Анита. Ах, Роберт, Роберт! Как же я тебя люблю!

 На столе стоит вазочка с печеньем. Анита подхватывает одну штучку своими легкими пальчиками и отправляет ее в рот. Печенье сладкое и вкусное. Но Анита не будет им злоупотреблять – ей нужно следить за фигурой.

 Докурив, Анита тушит окурок в пепельнице и допивает кофе. Потом идет в комнату и садится в кресло-качалку. Берет с журнального столика глянцевый женский журнал о моде. Легонько покачиваясь в кресле, Анита читает журнал. Она следит за модой, ей нравится красиво одеваться.

 За чтением проходит с полчаса или около того, в дверь раздается звонок. Это Роберт, Анита точно знает. Она бросает журнал обратно на столик и летит к дверям. Открывает, и на пороге появляется Роберт. Он в белом костюме и туфлях цвета слоновой кости. В руках у него букет роз. Он протягивает их Аните. Анита бросается к нему на шею и чмокает в щеку. От Роберта хорошо пахнет. Анита любит, когда от мужчин хорошо пахнет.

 – Привет, – говорит Роберт.

 – Привет, – целует его снова Анита, – спасибо за цветы.

 – Ерунда, – Роберт вырывается из ее объятий и снимает туфли, – ты достойна большего.

 – Мой милый Роберт, чего уж большего! Ты и так засыпаешь меня цветами и подарками. Я так тебя люблю!

 – Я тоже тебя люблю, – на этот раз Роберт целует Аниту.

 Анита берет букет и разглядывает его. Розы, ее любимые цветы. Хоть это и банально, но это так. И так приятно! Молодец Роберт! Он-то знает, как сделать ей приятно.

 – Прекрасно выглядишь, – говорит Роберт, и они идут в комнату.

 В комнате Роберт сидит на софе, Анита лежит, положив голову ему на колени; розы стоят в хрустальной вазе на журнальном столике.

 – Как дела на работе? – спрашивает Роберта Анита.

 – Все о-кей, – говорит Роберт, – сейчас запускаем новый проект с «Газпромом», деньги огромные.

 – И ты, конечно, будешь им руководить, – улыбается Анита.

 – Ну, там видно будет. Вообще идея наша. – Роберт гладит Аниту по волосам. – Что у тебя нового?

 – Да ничего особенного. Все по-старому, мы же виделись во вторник.

 – Ну, это было позавчера.

 – Ты соскучился?

 – Да.

 – И я соскучилась, – Анита улыбается, Роберт наклоняется и целует ее в губы.

 – С тобой так хорошо. Может, сходим куда-нибудь?

 – Не знаю, я вообще-то думал, что мы побудем у тебя дома… Вдвоем. Только ты и я.

 – Давай побудем дома, я не против, – Анита внезапно переворачивается и ловким движением пальчиков расстегивает Роберту ширинку. Потом тянется туда ртом и начинает делать Роберту минет.

 Роберт сопит, гладит Аниту по волосам. Затем отстраняет ее голову и подтягивает ее к себе. Рука его ползет по Анитиной ноге под сарафан.

 Анита отстраняется:

 – Подожди.

 – Но почему? Я хочу тебя.

 – Подожди, подожди, милый. Еще нельзя.

 – Почему нельзя? – Роберт дрожит от возбуждения.

 – Ну, потерпи, пожалуйста, еще недельку.

 – Я уже не могу.

 – Еще недельку, – Анита встает с софы и улыбается Роберту, – ради меня. Ты же потерпишь? Да?

 Роберт молчит.

 – Ты куда? – спрашивает он.

 – Мне нужно в туалет, – говорит Анита, – я хочу пи-пи.

 Она выходит из комнаты. Роберт вздыхает. Странная женщина, думает он. Потом берет член в руку и начинает мастурбировать.

 Анита стоит в туалете перед унитазом. Бедный Роберт, думает она. Но ему осталось потерпеть всего лишь неделю. Так сказал доктор. Всего лишь какую-то неделю. Всего семь дней.

 Анита задирает подол сарафана, спускает трусики и достает член. Член розовый, слегка набухший. Анита мочится. Ничего, через неделю его не будет. Не будет этого ненавистного куска плоти, который не дает ей стать женщиной до конца. Его отрежут и выкинут на помойку. Вот так.