355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Ручий » Живодерня (СИ) » Текст книги (страница 6)
Живодерня (СИ)
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 14:32

Текст книги "Живодерня (СИ)"


Автор книги: Алексей Ручий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Свинья

 Он был Свиньей. Самой что ни на есть, точно говорю. Свиньей от головы и до ног, под мышками и в паху; Свиньей он и родился.

 Такого ублюдка надо было еще поискать. Из всех отморозков, каких я знал, он был самым отмороженным. И он мог по праву этим гордиться.

 Подонком он был еще с детства: на его счету значились семь задушенных собак и свыше десятка сожженных кошек; голубей и прочих мелких животных в расчет можно было даже не брать.

 В школе Свинья был самым тупым из всех, что, однако, с лихвой окупалось природной физической силой. Его три раза оставляли на второй год и, если бы не гуманизм отечественной образовательной системы, непременно выгнали бы совсем, потому что Свинья был не только необучаем, но еще и неуправляем. Он всячески издевался над своими одноклассниками, нередко избивая иных до полусмерти.

 Однажды один из них задолжал ему денег, и тогда Свинья, не долго думая, опустил его головой в унитаз школьного сортира и спускал воду так долго, что бедняга чуть было не захлебнулся. Свинье все всегда сходило с рук.

 Когда его кое-как выпустили из школы, многие, если не все, вздохнули с облегчением. Свинью не любил никто.

 Из ПТУ его исключили уже через три месяца после поступления. Он так избил мастера, что тот несколько недель потом провалялся в больнице. Уголовного дела, правда, так и не завели. Свинье везло всегда.

 Честно вам скажу, иметь дела со Свиньей было просто опасно. Этот парень был невменяем, он мог стоять с чашкой горячего чая в руке, смотреть на вас и улыбаться, а потом внезапно плеснуть его вам в лицо. Такое бывало.

 Однако он был незаменим, если дело доходило до драки. В том случае, если вам удалось склонить Свинью на свою сторону, конечно же. Подойти тогда к нему было невозможно. Свинья был ужасен в ярости.

 Он никогда нигде не работал. Но деньги у него водились всегда. Спросите как?

 Все очень просто. Неужели вас ни разу не опускали на бабки или на мобильник где-нибудь в темном переулке или же не вырывали из рук сумочку, предварительно слегка стукнув бейсбольной битой по голове? Бывало такое? Так вот, скорее всего, это как раз и был Свинья. Свинья умел зарабатывать деньги, не работая. Свинья не останавливался ни перед чем.

 Понятий чести и долга для него не существовало. Он мог запросто кинуть человека, который считал его своим другом, для него это было обычным делом. Свинья был свиньей во всем.

 В тот день он как обычно проснулся с больной от перепоя башкой. Сильно хотелось пить и есть. Мать, а жил он с одной матерью – папаша его давно окочурился в зоне – ушла на работу, ничего не приготовив ему пожрать. Она уже давно не готовила ему жратву, он и ее успел допечь. Матерясь, Свинья пошел в сортир. Посрал, попил воды из-под крана и начал думать, что делать. Мыслей не было никаких.

 Тогда он открыл свой бумажник, но денег в нем не оказалось – все деньги он пропил еще вчера. Потерпев фиаско и тут, Свинья принялся соображать, где хранит свои деньги мать. Однако ни в одном предполагаемом месте денег не оказалось: мать уже давно знала, чего можно ждать от своего сынка, а потому прятала деньги надежно.

 Свинья понял, что без денег красиво и комфортно пожить сегодня не получится. Это его сильно огорчило. Однако тут на счастье он вспомнил, что один кент из центра должен ему целую тысячу. Такой случай вернуть себе деньги упускать было нельзя.

 Свинья оделся и пошел на улицу. Был октябрь, в синем небе светило уже теряющее свое тепло солнце, клочья оранжевой листвы кружились над головой и всюду валялись на асфальте. Несколько малых пацанов сидели на скамейке возле подъезда и курили. Свинья направился к ним.

 – Эй, пацаны, деньгами на автобус не выручите?

 Один из них, видимо, главный, нехотя протянул:

 – Э-э-э… Не, извини, сами на мели.

 Он прогадал. Свинью в таких вещах провести было нельзя.

 – Меня это не ебет, пацаны. Мне нужны деньги.

 Однако малой оказался не из трусливых либо, что более вероятно, просто не знал, кто перед ним стоит:

 – Извини, я же уже сказал, что у нас нет денег.

 Больше Свинья спрашивать не стал. Он провел свой фирменный удар головою прямо в нос. Свинья не любил долго объяснять.

 Пацан полетел со скамейки, носом брызнула кровь. Остальные малые притихли, с ужасом глядя на Свинью.

 – Ну, че, сучата, теперь-то деньги есть?

 Пацаны испуганно зашарили по карманам. Их главный кое-как поднялся на колени, но Свинья тут же со всего маху врезал ему ногой по ребрам. Малой снова упал и больше встать не пытался, из карманов посыпалась мелочь.

 В общей сложности пацаны наскребли около полтинника. Свинья ссыпал мелочь себе в карман и улыбнулся:

 – Ну, вот, а говорили, что денег нет. – Он заржал. – Врать нехорошо.

 Огласив эту простую истину, Свинья быстрым шагом пошел прочь.

 На остановке он купил сигарет и закурил. Вокруг толпился народ, большинство спешило на работу. Свинья еще раз оценил про себя все преимущества своего положения. Не работать ему нравилось больше. А денег он всегда мог надыбать и так.

 Медленно подкатил автобус. Толпа хлынула к открывающимся дверям. Свинья оттолкнул двух или трех человек и оказался у самого входа первым. Нехотя взобрался по ступенькам, позлив напирающую сзади толпу. Уселся на свободное место. Двери закрылись. Автобус постоял еще секунд двадцать и тронулся.

 Свинья уставился в окно. Мимо плыли многоэтажки, грязные квадраты строек – район разрастался – какие-то люди, машины. Сквозь толпу протиснулся кондуктор.

 – Ваш билет?

 Свинья сделал вид, что не замечает его.

 – Ваш билет? – кондуктор потряс его за плечо. Свинья нехотя обернулся:

 – Пошел на хуй!

– Не понял… – кондуктор смотрел на него вопрошающим взглядом.

 – Иди на хуй, баран, – Свинья снова отвернулся к окну.

 Но кондуктор не отстал:

 – Либо оплачивайте проезд либо выходите из автобуса!

 Свинья резко обернулся и схватил кондуктора за руку. Притянул его к себе.

 – Ты че пизды хочешь получить?

 Кондуктор испуганно завертел головой, ища поддержки других пассажиров, но все либо отвернулись, либо уставились в пол. Никому не хотелось связываться с этим отмороженным типом, всех ждала их очень важная работа. Кондуктор понял, что он в безнадежном положении.

 – Ладно, можете ехать без билета, – сдался он, – но учтите: на линии контроль.

 – Иди ты на хуй вместе со своим контролем. – Свинья вновь повернулся к окну. Кондуктор принялся протискиваться через толпу дальше.

 Больше Свинью никто не беспокоил. Если кто и осмелился посмотреть на него с осуждением, то тут же поспешил отвести глаза, едва Свинья бросил на него ответный взгляд.

 Свинья вышел в центре. Вокруг начинала кипеть утренняя жизнь, только-только открывались магазины, текли хаотическим потоком люди. Он прошел метров триста по проспекту, потом свернул на тихую улочку. Здесь народу было поменьше. Еще через сто метров он нырнул в знакомую арку.

 Несмотря на ранний час во дворе уже бухали местные пьянчуги. Свинья вошел в подъезд, который встретил его резким запахом сырости, гнили и мочи. На ступеньках растеклась лужа блевотины. Лифт как всегда не работал. Ему пришлось подниматься по лестнице. Свинья этого не любил.

 Он долго звонил в дверь, пока ему не открыли. Вышел Беня – тот самый кент, который задолжал ему денег, заспанный, в семейных трусах. Видимо, он только вылез из кровати.

 – Здорово, Беня.

 – Ну, здорово.

 – Ничего не хочешь мне сказать?

 Беня почесал репу.

 – Слушай, у меня зарплата в пятницу. Может, подождешь?

 Свинья очень не любил ждать. Он взялся за дверную ручку и со всего размаху въехал дверью Бене в лоб.

 – Ой, бля, – Беня схватился за поврежденное место, – ты че, совсем охуел?

 – Это ты охуел, пидор ебаный, – Свинья схватил Беню за волосы и как следует приложил головой об косяк, – деньги мне нужны сейчас.

 Беня издал какой-то нечленораздельный звук. А Свинья принялся молотить его головой об косяк. Свинья любил такие развлечения.

 – Ладно, постой-постой, – Беня попытался вырваться, – я отдам, все отдам, сейчас…

 Но Свинья не хотел останавливаться. Если он что-то начинал, то обязательно доводил до конца. На лбу у Бени показалась кровь.

 – Ну, пожалуйста, – Беня почти плакал, – я сейчас принесу тебе деньги.

 Свинья нехотя отпустил свою жертву.

 – Давай, и без шуток, бля.

 Беня, пошатываясь, пошел по коридору. Квартира была коммунальная, из ближайшей двери выглянула какая-то старуха, Свинья показал ей фак. Старуха тотчас же скрылась за своей дверью.

 Через пару минут вернулся Беня, сжимая в дрожащей руке несколько мятых купюр.

 – На вот, держи, – по его лбу струилась кровь.

 Свинья пересчитал деньги: все верно, ровно штука. Он улыбнулся:

 – Спасибо, что вовремя отдал, а то другие, бывает, задерживают.

 Бене было не до шуток, он размазывал кровь и хлюпал носом. Свинья сделал шаг к лестнице, намереваясь уйти. Потом вдруг резко повернулся на пятках и сделал ложный замах. Беня вжался в косяк, в его глазах мелькнул неподдельный страх, получать пиздюлей ему больше не хотелось.

 – Да шучу я, не ссы – еще раз улыбнулся Свинья, – бывай. И Свинья пошел прочь по лестнице.

 Беня ничего не ответил. Должно быть, он здорово испугался. По крайней мере, в следующий раз долг будет возвращать вовремя, это уж точно. Свинья был доволен.

 Он вышел из парадной, вдохнул холодного октябрьского воздуха, похрустел костяшками и направился на остановку. У него уже были планы, как потратить только что полученные деньги.

 Свинья сел на автобус и так же, не платя за проезд, поехал назад. Он вышел из автобуса, не доезжая трех остановок до дома. Здесь были неплохие игровые автоматы, и компания там собиралась своя. Свинья направился туда.

 Он проиграл половину своих денег в автоматах и тогда решил пойти в знакомый кабак. По дороге он купил банку крепкого пива и выпил ее в сквере во дворе одного из домов.

 В кабаке, учитывая время суток, было довольно немноголюдно, но постепенно выпивохи подтягивались. Свинья брал кружку за кружкой, постепенно снова надираясь. Приходили знакомые, угощали его – а Свинью угощали всегда, со Свиньей лучше было дружить, – и мало-помалу он хорошо набрался. Когда его начало клонить к столу, Свинья понял, что пора сваливать.

 Он распрощался со всеми знакомыми, пропустил с ними еще по рюмке водки и выполз на улицу. Сгущались октябрьские сумерки, вдоль улицы горели фонари и рекламные вывески. Иногда проезжали автобусы. Домой идти было неохота.

 Свинья зашел за угол дома и помочился на стену. Над головой ветер шелестел ветвями раскидистой липы. Внезапно свинья понял, что очень сильно хочет ебаться. Выход был один: идти к Зайчихе. Зайчиха давала всем.

 Зайчихой ее звали за оттопыренные вперед зубы. Сама по себе она относилась к той категории женщин, которых нельзя было назвать ни красивыми, ни уродинами. Зайчиху драл весь двор и еще несколько соседних. Это было известно всем.

 Свинья пошел напрямик, дворами. По пути он перемахнул через забор детского сада, затихшего в сумерках, срезал большой угол. В окнах домов зажигался свет, в темноте сновали не люди – тени. На город надвигалась ночь. Прекрасное время для ебли.

 Свинья миновал несколько дворов, кое-где на скамейках сидели компании, судя по голосам, тоже подвыпившие. Блочные многоэтажки нависали громадами, словно скалы, острыми зубами они врезались в вечернее небо, допивая алую кровь заката. Свинья подошел к зайчихиному дому.

 Зайчиха жила с матерью. Отца ее никто никогда не видел, наверное, и самой Зайчихе ни разу в жизни не удалось лицезреть своего родителя. Мать ее крепко пила, нередко у них на квартире собирались алкаши, часто после этого зайчихину мать можно было видеть с фонарем под глазом. Попадало и самой Зайчихе. Свинья надеялся, что сегодня у Зайчихи не бухают. Хотя, по большему счету, ему было плевать.

 Свинья набрал знакомый код у входа в парадную. Поднялся и вызвал лифт. Лифт нехотя проскрежетал по шахте и открыл свои двери. Свинья вошел в него, навстречу ударил кислый запах мочи. Свинья нажал кнопку нужного этажа.

 Свинья вышел из лифта и подошел к зайчихиной двери. Обивка из дерматина давно ободралась, из-под нее торчала обшарпанная фанера. Свинья прислушался. Ни звука. Он нажал на кнопку звонка, местами подпаленную и оплавленную. Плевать.

 Дверь долго не открывали, потом из-за двери послышался зайчихин голос:

 – Кто?

 – Это я, открой.

 – Кто, я?

 – Хуя, – Свинья начинал злиться.

 Это подействовало. Заскрежетал замок, и дверь открылась. На пороге стояла Зайчиха в старом халате, на рукаве виднелась большая дырка. Свинья прислушался еще раз: вроде, в квартире не было никого.

 – Привет, – сказал Свинья, – у тебя дома кто-нибудь есть?

 – Привет, никого нет.

 – Я хочу ебаться.

 Свинья сразу пошел в атаку, медлить было бессмысленно: Зайчиха часто слышала этот вопрос, она привыкла, с ней никто никогда особо не церемонился.

 – Извини, я не могу.

 – Почему? – Свинья не любил, когда телка начинала ломаться.

 – У меня месячные.

 Свинья разозлился:

 – Какие на хуй месячные? Ты че совсем охуела, проблядь?

 – Обычные месячные, – Зайчиха сохраняла спокойствие, – когда кровь течет.

 Зайчиха никогда не ломалась и вдруг такое, Свинья готов был ее убить.

 – Меня не ебет, я тебя выебу и прямо сейчас. – Он толкнул ее в квартиру. Зайчиха попятилась. Свинья вошел вслед за ней и закрыл за собой дверь. Теперь Зайчиха испугалась.

 – Нет, пожалуйста, не надо.

 Свинью не остановили бы никакие мольбы.

 – Надо. – Он ударил Зайчиху по лицу и в живот. Потом повалил ее на пол. Она не сопротивлялась, только жалобно стонала. Свинья сорвал с нее халат.

 У нее было худое слаборазвитое тело. Ее небольшие груди с маленькими розовыми сосками не имели выраженной формы, они скорее напоминали какое-то бледное месиво. Но свинье было плевать. Он быстро стянул джинсы.

 Свинья отодрал ее как следует. Пусть знает, сука, как ломаться. Он кончил и слез с нее, надел джинсы и вышел из квартиры, не говоря ни слова. Зайчиха тупо смотрела в потолок и дрожала. Никаких месячных у нее не было и в помине.

 Когда он вышел из подъезда, на улице уже сгустился ночной сумрак. Резкий прохладный воздух хлынул в легкие, унося опьянение. Свинья понял, что устал и хочет спать. Он направился к дому – здесь было недалеко.

 Он шел, глядя себе под ноги и пиная попадавшиеся камни, когда из темноты выдвинулись несколько теней. Свинья не успел сообразить, что произошло, он только увидел белую дугу бейсбольной биты над головой, а потом все провалилось во мрак. Он слышал какие-то голоса и звуки, но они больше не принадлежали этому миру. Кто-то шарил по его карманам.

 Свинья очнулся только утром. На траве лежал иней, ясно чувствовался холод. Видимо, он провел всю ночь на улице.

 Свинья попытался припомнить, что же произошло. События всплывали в голове неясно, размыто, было ощущение, что мысли просто не помещаются внутри черепной коробки. Он попытался встать на ноги.

 Но не тут-то было. Словно за ночь он разучился ходить на двух ногах. Ему было просто не встать, его тело не позволяло этого.

 «Что за хуйня?» – хотел было сказать свинья, но вместо этого получилось: «Х-р-р-р-хрр-у». Он не понимал, что стало с его голосом. Свинья попытался сказать еще раз, но вышло то же самое «Х-р-р-р-хрр-у».

 «Как свинья», – подумал он. И тут его взгляд упал в лужу, рядом с которой он провалялся всю ночь.

 На него смотрела самая настоящая свинья. Огромный грязный боров с маленькими глазками и розовым пятачком, весь покрытый густой жесткой щетиной. Сзади вился небольшой хвостик, похожий на закрученную проволоку.

 «Не-е-е-т», – закричал Свинья в ужасе, – этого не может быть! – но услышал лишь уже знакомое «Х-р-р-р-хрр-у».

 Он заметался, по-прежнему не веря в происходящее. В реальности такое невозможно, это должно быть страшным сном! Свинья со всей силы потряс головой. Мир хаотически завертелся перед глазами, но через некоторое время остановился, так и оставшись прежним.

 Какое-то вязкое нутряное чувство подсказывало Свинье, что произошедшее с ним не является сном, это было реальностью – такой, какая она есть. Внезапно Свинья со всей ясностью осознал это.

 И тут же он почувствовал страх. Что-то подсказывало ему, что нужно бежать, прятаться, что на каждом шагу его подстерегает опасность. Возможно, это заговорили инстинкты животного.

 Потихоньку Свинья начинал привыкать к своему новому телу. Метаморфоза была непонятна, чудовищна, невозможна, но нужно было жить.

 Он побежал. Побежал, как могут бегать только свиньи, мелко-мелко семеня ножками с копытцами. Ему хотелось жрать. Срать. Жить.

 Он пересек небольшой скверик с качелями, навстречу не попалось ни одного человека. Это радовало. Это давало шанс на жизнь. Кто, кто это сделал с ним? Что за ублюдок? Свинья готов был заплакать. Он никогда не плакал до этого, уж точно.

 Нужно было добраться до дома. Там можно было бы обдумать свое положение. Свинья бежал, изредка похрюкивая, он чувствовал вонь, вонь, исходившую от него самого.

 Он пересек полосу теплотрассы. От люков шел густой белый пар.

 Внезапно сзади раздался окрик. Неведомым ему доселе чувством Свинья ощутил опасность, а затем понял, что за ним гонятся. Он вспомнил: на теплотрассе обычно грелись местные бомжи. Они ночевали в люках, там было тепло и сухо, даже зимой. Пронзенный ужасом, он оглянулся.

 К нему приближался невысокий ободранный бомж в слишком длинном для его роста грязном пальто. В руке он что-то сжимал. Что?..

 Сверкнуло, так могла блестеть лишь сталь. Свинья все сразу понял. Он рванул со всех своих коротеньких ног, напрягая каждый мускул под толстым слоем свиного сала. Он хрюкал, хрипел и визжал от страха.

 Но далеко убежать он не смог. Его преследователь настиг его. На свинью пахнуло запахом немытого тела и перегара. Он вжался в землю, дико визжа. Им овладел животный ужас, умирать ему не хотелось. Податливая грязь поехала у него под ногами, и он плюхнулся в нее. Все свиньи любят грязь, но не при таких обстоятельствах.

 Последним, что он увидел, были кухонный нож, несомненно, острый, и хищная голодная улыбка да гнилые зубы в трещине рта, из которого воняло дешевым вином.


Помнить жертву

 Листья были желтые и красные, сухие и жесткие. Казалось, что августовские дожди смыли с деревьев зеленую краску, и из-под нее проступила ржавчина. Коррозия осени неумолимо ползла по рощам и перелескам. Однако, несмотря на это, птичий диксиленд все еще расплетал в ветвях нити своих импровизаций.

 Олег остановился у кладбищенской ограды и посмотрел на небо. Изрезанное белесыми шрамами перистых облаков, небо было чем-то твердым и холодным. Эта синяя масса дышала тем же вечным покоем, что и кладбище, укрывшееся в сосняке.

 Олег прошел через калитку и пошел по песчаной дорожке, засыпанной мелким хворостом и смолянистыми шишками. Огромный табель кладбища, рыжий от палой листвы, был испещрен крестами – грустной статистикой времени. Верховный смотритель кладбища вел здесь свою игру, помечая таким образом выбывшие фигуры.

 Воздух был по-осеннему резок, как сигаретный дым для некурящего человека. Он обжигал легкие и сворачивался в них в густой студенистый комок. Осень распространялась как болезнь, достигшая уровня эпидемии.

 Шаг за шагом Олег ступал по кладбищенской земле, земле покоя и вечности. Странно, он не увидел ни одной похоронной процессии, как будто бывают дни, когда никого не хоронят. А, может, и вправду бывают, хотя в это и трудно поверить.

 Там, за кладбищенской оградой, мир-дурак, мир-извращенец делал ходы только ему понятной игры: одних поднимал до вершин, других навсегда сбрасывал со счетов; здесь время словно остановилось, здесь находила свой финал любая игра.

 В кругу молодых берез четверо могильщиков копали новую могилу. Судя по их виду, все они уже были хорошо поддатыми; желтая куча песка росла медленно, нехотя. Сорванные ветром листья падали на нее и пропадали, сливаясь желто-рыжей массой. Хрустели сучья под ногами. Олег пинал сосновые шишки и листья.

 Он помнил эту дорогу наизусть. Даже среди тьмы и сырого тумана ненастной ночи он мог бы отыскать нужную могилу. Могилу, которую он будет помнить всю свою жизнь. До смерти, которая на кладбище перестает казаться таким уж далеким событием.

 Поворот, сохлая трава, кучи листвы и мусора, поворот, еще поворот и трава. Кресты, кресты. Серые плиты памятников, черно-белые фотографии, как хроники чьих-то черно-белых жизней, черно-белого конца черно-белой игры.

 И вот он у ограды, за которой сиротливо стоит слегка потрескавшаяся обветренная гранитная плита. Где-то наверху, среди переплетенных пальцев многорукой сосны посвистывает какая-то птица. Издалека, из ржавой бездны леса начинает монотонный крик кукушка, словно метроном отсчитывая секунду за секундой.

КОРОЛЕВ ВАДИМ МИХАЙЛОВИЧ

1960-2004

ПОМНИМ, ЛЮБИМ, СКОРБИМ

 В этих нескольких строчках, в предельно коротком монологе времени, помещена человеческая жизнь и ее конец. Словно реальность на негативе фотографического слайда. Короткая вспышка молнии.

 Олег присел на скамейку из влажных посеревших досок. Могильный холмик был густо засыпан палой листвой – материальным воплощением могильного одиночества. Видимо, здесь уже давно никто не бывал…

 А кукушка все неистовей кричала в ржавой лесной пустоте.

 – Здравствуй, – тихо сказал Олег.

 Тишина. Пение птиц и крик кукушки. Шуршание ветвей, шепот осеннего леса. Скрип досок под Олегом. Молчание камней и крестов.

 Олег открыл свою сумку. Достал бутылку водки. Следом бутерброд с колбасой и пластиковый стакан. Открутил крышку и подставил стакан к горлышку. Водка полилась неспешно, с характерным бульканьем. В ноздри ударил резкий спиртовой запах с примесью еще чего-то. «Наверное, паленая», – флегматично подумал Олег.

 Рядом были тоже могилы. Много, много могил и надгробий. С ближайшей плиты на Олега смотрел ясными глазами мальчик, совсем еще маленький. Олег как-то видел, что сюда приходила молодая пара, видимо, родители ребенка. Красивая женщина и мужчина. А ребенку, судя по надписи на памятнике, было шесть лет, когда смерть пришла навсегда забрать его игрушки. Наверное, он чем-то болел или попал под машину. Все может быть.

 Олег выпил водки и закусил бутербродом. Отметил про себя, что колбаса чуть-чуть подпортилась. А водка, похоже, действительно была паленая.

 Где-то в глубине кладбища маячили неразличимые силуэты, словно фантасмагорические куклы трагикомического спектакля. Люди приходили на могилы, приходили, чтобы не забывать и помнить. Говорят, человек жив, пока его помнят…

 Олег хорошо помнил Вадима. Таким, каким он был в лучшие свои годы – успешным адвокатом, человеком сильным и волевым, любимцем удачи и женщин, и таким, каким он встретил смерть – наркоманом с разрушенной жизнью.

 Все люди – куклы, фигуры в игре великого гроссмейстера по имени Смерть. Вадим стал фигурой в его игре, в игре Олега. В игре, которую он специально придумал для него и в которой уготовил ему главную роль.

 Были ли они друзьями? О да, конечно, они были друзьями. Они знали друг друга с детства, в школе сидели за одной партой, дружили в университете. Вадим учился на юридическом, Олег на медицинском.

 Олег прекрасно помнил, как вместе они ходили на дискотеки, снимали девчонок, как один всегда уступал другому комнату, если тому негде было уединиться со своей девушкой. Он, помнил, как они курили марихуану, глубокомысленно втягивая дым, как вели потом философские, а, в сущности, бредовые беседы. Да, чего только не было в их скоротечной юности, когда еще различия между людьми не проступают четкими контурами, и жизнь не разводит бывших приятелей по разным своим полюсам.

 Олег все бы отдал за то, чтобы вернуть это время. Хотя бы на день. Но этот вектор строго направлен лишь в одну сторону, и повернуть его невозможно без нарушения теорем и аксиом геометрии времени.

 Жизнь – подлая штука. Одним она дает все, другим – ничего. Вадим после окончания университета за несколько лет стал известным и авторитетным адвокатом, записаться на прием к которому можно было только по большому блату; Олег, нейрохирург по специальности, был обречен влачить свое унылое существование в районной больнице на довольно-таки скудной государственной зарплате. Что-то где-то сработало не так, и его жизнь пошла совсем не по тем рельсам, о которых он мечтал.

 Но это он мог бы простить любому, в конце концов, каждый – сам хозяин своей судьбы, другое дело – Марина. Марина была девушкой Олега, они вместе учились на медицинском. Это он познакомил ее с Вадимом. Лучшей женщины в своей жизни Олег не встречал.

 Усталый лист сорвался с уставшего его держать дерева и упал Олегу на руку, оторвав его от нахлынувших потоком воспоминаний. Серая могила Вадима теперь была единственным напоминанием о нем. Олег налил еще водки, помял в руках недоеденный бутерброд. Залпом выпил водку, закусывать не стал. Во рту осталась неприятная жгучая горечь. Олег бросил остатки бутерброда небольшой птице, усевшейся в траве между могилами. Потом налил себе еще и выпил.

 Все шло к свадьбе – по крайней мере, так думал Олег. Но не Марина. Однажды она просто ушла от него, ушла к Вадиму. Да, именно так. Не к кому-нибудь, а к его, Олега, лучшему другу. И Вадим отнесся к этому, как к чему-то самим собой разумеющемуся. Такого Олег простить не мог.

 Год за годом время плело свою веревку, старательно вплетая в нее нити человеческих судеб, – Вадим с Мариной поженились, а потом Вадим ее бросил. Она была слишком маленькой птицей для него. Олег знал, что у Марины потом судьба не сложилась. Она еще дважды была замужем, но так же неудачно.

 Олег так и не женился. Болото жизни засосало его всей своей грязной сырой массой, втянуло в себя, пережевало и выплюнуло. Врач в районной больнице, уважаемый человек, но не для его, Олега, амбиций. Ничтожество. Амфибия в ржавой чугунной ванне. Урод, нужный садисту-миру лишь для того, чтобы насмехаться над ним, показывать всем: вот какой он убогий неудачник.

 А Вадима преследовала удача. Крупные дела, богатые клиенты, успех и уважение – все это сыпалось на него с неба. Его судьбе позавидовал бы любой. Грустная несправедливость мира здесь торжествовала вовсю.

 Олег это прекрасно видел. Видел, как несимметрично расположились фигуры на игральной доске жизни. И тогда у него родился план. План той игры, которую он намеривался сыграть с Вадимом.

 Он собирался убить его. Но просто убить Вадима, конечно, было мало, нужно было восстановить справедливость, а для этого разрушить успех и карьеру Вадима. Переиграть его судьбу. Сбросить героя с вершин в пучину грязной и ничтожной реальности. Этой вонючей трущобы, кишащей злыми развратными организмами.

 – Да, Вадик, это так, – сказал Олег вслух, следуя своим мыслям, – и налил себе еще водки. Быстро выпил, налил еще. И снова выпил. Алкоголь начинал туманить голову.

 Какие-то люди прошли, а точнее, проплыли мимо, невесомые, влекомые могилами, чужой смертью. Проскрипела сухая сосна, взвизгнула птица. А листья все летели и летели вниз, к остывающей земле.

 Тогда-то Олегу и подвернулась Катя. Проститутка из провинции, бежавшая подобно Олегу от своих неудач, из нищеты и грязи в новую нищету и грязь. Но Олег сразу понял, что стоит этот камень немного обработать умелому ювелиру, и из него выйдет бриллиант. Он вступил с Катей в сговор, а точнее умело использовал ее в своей игре.

 Он свел их с Вадимом. Катя сразу понравилась тому. Олег слишком хорошо знал Вадима, чтобы ошибаться в таких вещах. Он вообще слишком хорошо его знал, чтобы проиграть свою игру, его предприятие было обречено на успех. Смерть была союзницей Олега.

 Сейчас Олег плохо помнит события последующих месяцев, но план его сработал как нельзя лучше: Катя стала жить с Вадимом. И Олег приступил к выполнению того, что и сейчас доставляло ему огромное удовольствие, – к разрушению красивого мифа, в ореоле которого жил Вадим. Он сделал его наркоманом.

 Для него, врача, имевшего доступ ко многим препаратам, в том числе и наркотическим, это не было проблемой. Главное, чтобы Катя все выполняла безукоризненно. Но на Катю можно было положиться: за свой немалый гонорар – а Олег решил в таком деле денег не жалеть – она легла бы в постель с самим дьяволом. День изо дня она добавляла лекарства, которые Олег ей передавал, в пищу Вадима. И вскоре те начали действовать.

 Вадим потерял сон. У него началось необратимое разрушение личности. Он больше не мог жить без наркотика, а уж его-то Олег поставлял Кате более чем в достаточных количествах. Короче, Вадим стал торчком, обычным вонючим торчком. Он начал проигрывать дела. Одно за одним. И клиенты начали от него отворачиваться. А следом и коллеги, ведь юристы, как крысы, живут тем куском, который вытащат друг у друга из пасти.

 Через полгода от красивого мифа под названием Вадим Королев не осталось ничего, кроме больной плоти, плоти отравленной наркотиком. И тогда Катя ушла от него, сыграв свою роль на отлично. Ушла, оставив Вадима без работы, без денег, в гнетущем наркотическом одиночестве. В разрушающем одиночестве. В одиночестве-убийце.

 Теперь наступала развязка. Развязка этой короткой стремительной, но результативной игры. В Олега пользу. Оставалось только поставить точку.

 Олег вновь ворвался в жизнь Вадима. Он знал, что у того проблемы, и предложил ему поехать поохотиться, заодно и развеяться. Вадим, пораженный болезнью под названием одиночество, ухватился за это как за последний свой шанс. Это и был его последний шанс, последний во всех смыслах.

 Тогда тоже стояла осень, и ржавчина поедала лес, наполняя его угрюмым безмолвием. Самое время для смерти. Время для финала. Жизнь любит опускать свой занавес осенью.

 Они уехали далеко в лес, в эту бездну опадающей листвы и редкого крика кукушки. Олег видел Вадима, Вадима другого – опущенного жизнью, придавленного грузом проблем и болезнью, и ему было по-своему жалко его. Но жалости он не отвел места в своей игре. Нужно было доигрывать до конца. Его союзница смерть не простила бы ему отступления.

 Ранним утром, в бисере росы и тумана, холодного и едкого, они шли среди длинных теней, причудливых и сказочных. В сплетении древесных рук мелькали синие лоскуты неба, неба такого же, как сегодня, похожего на патоку.

 На одной из полян, засыпанной ржавой листвой, они устроили привал. Вадим сидел под деревом, отдыхая; жизнь, похоже, ненадолго вернулась в его тело. В руках он держал ружье, стволом к себе. Олег сидел рядом.

 Олег предложил проверить ружья. И тень крупной лесной птицы пала на них, как тяжелый детский кошмар, и метнулась прочь. Вадим осмотрел ствол, а потом нажал на спуск, проверяя механизм. Раздался выстрел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю