Текст книги "Лейтенантами не рождаются"

Автор книги: Алексей Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Как я уже говорил, нас отделяло от дороги, по которой двигалась колонна фрицев, около 500 метров, это довольно много, но ближе мы продвинуться не могли, мешали мины.

Когда середина колонны противника поравнялась с нашей засадой, мы открыли ружейно-пулеметный и минометный огонь. Для немцев это было неожиданностью, так как они были уверены, что здесь нет наших войск.

Минометная батарея атаковала колонну фрицев, и они понесли ощутимые потери, а ружейно-пулеметный огонь заставил их развернуться в нашу сторону и залечь.

Немцы быстро оценили обстановку и поняли, что их атаковала небольшая группа «самоубийц». Часть танков и батальон пехоты двинулись на наши позиции, остальные продолжили движение дальше. Мы ужаснулись, когда немецкие танки дошли до середины поля и ни один из них не подорвался на минах. Пугала мысль, что мы ввели в заблуждение командование, затеяли ненужную операцию. Я решил, если в этом бою останусь живой, – застрелюсь от стыда и позора.

Но вдруг загремели взрывы, четыре танка закрутились на месте, два танка подбили бронебойщики. Из оставшихся пяти один шел напролом, прямо к нашим позициям, на ходу поливая свинцом из пулемета, остальные танки остановились и стреляли с места.

Немецкую пехоту наши стрелки отсекли от танков и прижали к земле, часть фрицев подорвалась на противопехотных минах.

Танк подошел к бровке оврага, в овраг не рискнул спуститься, подставил свой бок под огонь бронебойщиков и был подбит. В это время к месту боя подошли новые немецкие части, развернулись, приготовились к наступлению, открыли сильный минометный, артиллерийский огонь, появились бомбардировщики.

Мы начали отходить, поставленную задачу выполнили: задержали немцев на марше, заставили нас атаковать в не выгодных для них условиях и понести значительные потери в живой силе и технике. Немецкие самолеты прижали нас к земле, кругом рвались бомбы, и мы стали нести потери.

Спасли нас истребители. Они сбили три самолета, остальные беспорядочно сбросили бомбы и начали удирать.

Возвращались в бригаду с хорошим настроением. Этот бой показал, что нужно искать тактические ловушки и бить немцев более грамотно. Необходимо уничтожать немцев, а не только вытеснять их с одного участка на другой.

По возвращении в бригаду меня ожидал неприятный сюрприз. После ужина пришел посыльный из штаба и передал, что меня вызывают в ОКРСМЕРШ. Этот отдел в армии не любили все, и я не питал к нему теплых чувств. Пока шел к штабу, обо всем передумал, что могло бы заинтересовать ОКРСМЕРШ в моей службе? Всплыли старые «грехи», но я о них давно уже забыл. Пришел в отдел, дежурный доложил о моем приходе. Пригласил в комнату капитан, взгляд у него был тяжелый и неприятный. «Садитесь, закуривайте, – сказал он, – и вспомните все подробности той разведоперации, которая проводилась под вашим руководством в тылу немцев за Донцом на западной окраине станицы Каменская».

Я рассказал все подробно: как захватили «языка», расстреляли немцев в машине, как тяжело раненного немца пришлось добить при возвращении и о том, что машину сожгли. «Все?» – спросил он. «Пожалуй, все», – ответил я. «Нет, не все» – повысил он голос. Я молчал. «Что молчишь, язык присох или соображаешь, как выкрутиться?» Я пожал плечами, понимая, что, если толком не знаешь, чего от тебя хотят, лучше помалкивай. Покрутят, повертят, но сами спросят то, что им надо.

Капитан закурил, папиросу мне не предложил, посмотрел на меня изучающим взглядом и произнес: «Ты забыл рассказать о деньгах, которые ты и разведчики с твоего разрешения присвоили себе. Почему по возвращению в бригаду деньги не сдали начфину?» Я признался, что действительно разрешил солдатам взять денег, кто сколько хочет, и сам набил полную полевую сумку, а сколько их было там, не считал. В машине, в мешке, еще оставались деньги, но брать их никто не захотел. Солдатам больше понравились рыбные консервы и галеты. Остальное все сожгли вместе с машиной. Он долго не мог понять, как это я, офицер, мог приказать сжечь и не взять их с собой? Тут я тоже начал сомневаться в правильности своего решения.

«Ну, ладно, к этому мы еще вернемся, а теперь скажи, где эти деньги у тебя находятся?» Я рассказал, что денег у меня нет, как пришли, так и ушли. После возвращения из разведки, когда мы догнали свою бригаду и разыскали разведроту, полевую сумку с деньгами я повесил на крюк в «летучке» (крытая машина с инструментами и печкой). Зампотех роты старший лейтенант Абашев на «летучке» выезжал на «передок» ремонтировать подбитый транспортер. Когда вытаскивали подбитую машину, немцы, обнаружив скопление машин, обстреляли их из пушки. Один снаряд попал в «летучку», она вспыхнула и сгорела вместе с моими деньгами.

Не знаю, поверил ли капитан моему рассказу. Но проверить меня было трудно, так как зампотех роты был убит шальным снарядом. Немцы из пушек вели огонь по площадям, и один из снарядов разорвался недалеко от него.

Затем допросили всех моих разведчиков. Деньги, которые у них остались, приказали сдать начфину. Начфина не оказалось на месте, их оставили у «особистов». Как я предполагаю, деньги до начфина не дошли.

После допроса меня оставили в покое, но наказали: все офицеры, которые участвовали со мной в последней операции, были награждены орденами и медалями, а меня «обошли» – представления не было.

На другой день, в ранние сумерки, когда было уже достаточно темно, с группой разведчиков уползли на «нейтралку» наблюдать за фрицами, изучить передний край обороны и выбрать место для очередного прохода в их тыл.

Вернулся к себе – опять ЧП. Здоровенный детина, казах Давлетшин, застрелил двоих разведчиков, закрылся в землянке, никого не пускал, грозился пристрелить любого, кто к нему сунется. Подошел старшина роты, бывалый разведчик, предложил план захвата этого солдата, я внес свои коррективы. Старшина должен уговорить Давлетшина принять ужин, который ему передадут в котелке через окно на палке. В это время я кубарем скачусь в землянку, а за мной сержант Старостин. Отрепетировали план действий в соседней землянке, подключили к выполнению еще двоих разведчиков.

Все произошло быстро: я скатился в землянку, за мной Старостин, а в окно полез старшина. Когда я вскочил на ноги и хотел наброситься на Давлетшина, в темноте запнулся за труп разведчика и головой уперся в ноги нашего «героя». Это, видимо, и спасло нам жизнь. Я ухватил его за ноги, рванул на себя, он упал, и тут разведчики прижали нас к земле, не дав Давлетшину возможности добраться до автомата.

На допросе он рассказал, что после смены решил почистить автомат, отсоединил «магазин», передернул затвор и «щелкнул», нажимая на спусковой крючок, не проверив, есть ли патрон в патроннике. Раздался выстрел, в это время в землянку спускались двое разведчиков, один случайным выстрелом был убит, а другой, ругаясь, пошел на Давлетшина. Тот с перепугу или еще по какой причине быстро воткнул «магазин» обратно и нажал на спуск. Так погиб второй разведчик. После этого солдат в истерике кричал, что убьет каждого, кто войдет в землянку. Состоялся суд, был приговор к расстрелу, но последовали помилование и отправка в штрафную роту. Позор мог быть смыт только кровью.

На другой день, утром, после завтрака, меня принимали в кандидаты партии[1]1
  В партию я вступал добровольно перед очередным боем. Какие преимущества имели коммунисты на фронте? Никаких. Единственное преимущество – под огнем встать первым и увлечь за собой солдат в атаку или на выполнение поставленной задачи.
  Самоотверженно трудились члены партии и в тылу, выполняя различные хозяйственные задачи, связанные с разгромом врага. Преимуществ не имели, были дисциплинированны и достойны подражания. Все, что построено в стране за 70 лет советской власти, сделано руками народа под руководством коммунистов.


[Закрыть]. Забегая вперед, скажу, что мой кандидатский стаж составил 22 года. Я не знаю таких прецедентов. Этот случай можно было бы занести в Книгу рекордов Гиннесса.

После партийного собрания с группой разведчиков я ушел в ближний тыл за линию фронта. Проскочили передний край незаметно, немцы нас не обнаружили. Когда оказались в тылу, примерно в пяти километрах от линии фронта, натолкнулись на румын, которые начали преследовать нас. Чем бы все это кончилось, не знаю, но нам повезло. На фронте часто бывает: то «везет», то «не везет», так случается и в повседневной жизни, но на фронте чаще.

Танковый батальон выполнял локальную задачу – проводил разведку боем на том участке, где мы уходили в тыл. Командир танкового батальона не мог предположить, что на этом участке фронта у немцев по существу нет противотанковой обороны. Они ожидали наступления наших войск вдоль шоссе по направлению к Каменску, там и были сосредоточены основные противотанковые средства обороны.

Атакуя немцев на узком участке, танковый батальон смял передний край обороны фрицев и незаметно для себя оказался в их тылу. Беспрепятственное преодоление полосы обороны и отсутствие серьезного сопротивления позволило командиру принять решение – углубиться в немецкий тыл, наделать шуму, а там – будет видно.

Батальон в развернутом строю по полю устремился в нашем направлении. «Мамалыжники», преследовавшие нас, не ожидали такого поворота событий. Из атакующих они превратились в удирающих от танков, бросали на бегу оружие и даже шинели и полушубки. Для спасения своей шкуры у них был единственный путь – бежать изо всех сил в нашем направлении, что они и сделали.

Мы лежали на опушке леса и ждали разворота событий. Связи с танками у нас не было, поэтому мы вынуждены были лежать, не привлекая внимания танкистов. Они могли ошибочно принять нас за немцев и открыть огонь из пушек.

Когда рота румын приблизилась к нам на 10–15 метров, мы встали и открыли огонь из автоматов над их головами. Они остановились, подняли руки. Танкисты сообразили, что они сдаются, а вот кому – не ясно.

Знаками я приказал румынам сесть, а сам пошел к командирскому танку, чтобы решить судьбу «мамалыжников». У нас было три варианта: расстрелять, отпустить, отконвоировать в тыл. Решили обыскать их еще раз, отобрать личное оружие и гранаты, посадить всех на броню и отправить в тыл. Командиру очень не хотелось с ними возиться, он предлагал связать их и под конвоем отправить в наше расположение. Я не мог с этим согласиться, немцы уже всполошились и, наверняка, предприняли меры к закрытию прохода в своем тылу. Поэтому протащить румын через передний край обороны представлялось нереальным. Расстреливать их тоже не хотелось, уж очень жалко они выглядели, только «ротный» пытался сохранить достоинство. С другой стороны, очень заманчиво притащить сотню «мамалыжников» из немецкого тыла, это обеспечило бы нам ордена и медали. У нас же, к сожалению появилась другая задача. Поскольку танковый батальон наделал много шума, нужно было разведать, что предпринимают немцы в нашей полосе обороны и ближнем тылу.

Разместив румын на броне, договорились с комбатом, на каком участке переднего края обороны будем выходить из немецкого тыла.

Батальон без помех вернулся обратно, часть румын, видимо, постреляли немцы, некоторые из них, по всей вероятности, спрыгнули по ходу с танков, не пожелав ехать в плен.

На опушке леса мы подошли к оврагу. В нем бродили две верховые лошади в полном боевом снаряжении с седлами, в сумках – гранаты, патроны, женские меховые воротники. Одна лошадь была, видимо, командира румынской роты, вторая – его ординарца.

Я приказал связному поймать и привести лошадей. Обе выглядели заманчиво, особенно офицерская. В кавалерии служить мне не приходилось, поэтому на лошадь я едва взобрался. Она сразу поняла, с кем «имеет дело». Когда я слегка стегнул ее, она сделала «свечку» и прыгнула вперед. Вмиг я вылетел из седла, испугался больше, чем при бомбежке, и больше желания взбираться на нее у меня не было.

Среди разведчиков нашлись умельцы ездить верхом. Им была поставлена задача: по оврагу скрытно приблизиться к большому населенному пункту, понаблюдать, что в нем происходит. Если на околице немцев не обнаружат, попытаться у жителей крайних домов выяснить обстановку.

Договорились о месте встречи, они поехали вперед по оврагу, а мы свернули вправо с целью провести разведку на ближайшем хуторе. Через два часа встретились в условленном месте, обменялись мнениями и решили выходить из неприятельского тыла там, где было условлено с командиром танкового батальона.

В обоих населенных пунктах концентрировались немецкая пехота и артиллерия; видимо, ждали сумерек, чтобы незаметно для наших воздушных разведчиков выдвинуться на передний край обороны. При подходе к участку нашего прорыва мы подали условный сигнал ракетами. Наши тяжелые минометы накрыли это место плотным огнем, расчищая пространство для нашего прохода.

Немцы обнаружили нас, когда мы были уже на нейтральной полосе, открыли минометный огонь – убитых не было, ранило пятерых разведчиков. Лошадей мы оставили у себя в роте, в дальнейшем они служили нам верой и правдой. В боях захватили еще несколько лошадей и сформировали отделение конной разведки. Верхом научились ездить все офицеры в роте и пешие разведчики.

Отделение конной разведки действовало очень умело. Наша армия на этом участке фронта вела наступательные операции. Южнее нас на ростовском и северо-кавказском направлениях советские войска также быстро продвигались вперед. Сплошной линии фронта уже не было, велась «очаговая» оборона. Немцы «цеплялись» за крупные населенные пункты и выгодные рубежи обороны. Было много открытых «стыков», через которые уходили в тыл к немцам пешие и конные разведчики. Немцы главным образом пытались удержать в своих руках крупные транспортные магистрали. Если в начале войны фрицы к вечеру, как правило, отдыхали и вели слабые позиционные бои, то сейчас они и днем и ночью пытались как можно быстрее вывести свои разрозненные части, не готовые к серьезной обороне, из-под удара наших войск.

На Украине, в Донбассе, готовилось крупное окружение немецких частей. Это, пожалуй, могло быть повнушительнее сталинградского «котла». Но, к сожалению, оно не было успешным, и на этом наступательные операции на южном и юго-западном фронтах прекратились вплоть до осени 1943 г.

Наш корпус оставил каменское направление и развернул наступление в сторону Ворошиловграда, пытаясь «перерезать» железнодорожную магистраль на Каменск. Немцы, почувствовав угрозу окружения в районе Каменска, начали отводить свои войска в западном и северо-западном направлениях.

Наша бригада, с боями продвигаясь вперед, заняла ряд крупных населенных пунктов и в дальнейшем действовала в направлении шахты БИС-4, большой станицы Первозвановка и крупного хутора Грачики.

Оставалось два дня до завершения полного окружения двойным кольцом сталинградской группировки немецких войск под командованием фельдмаршала Паулюса. Второго февраля 1943 г. наши наступающие части северной и южной группировок второго, внешнего, кольца окружения соединились. Фельдмаршал Манштейн уже больше не помышлял о разрыве кольца окружения танковыми клиньями и соединении с Паулюсом. Войска Паулюса пребывали в состоянии агонии перед пленом, а Манштейн, своим сильно потрепанным в боях танковым корпусом, уже не мог оказать серьезного сопротивления и с боями отходил на запад.

Транспортные самолеты на бреющем полете вывозили из сталинградского «котла» раненых высокопоставленных офицеров, награбленные ценности и секретные документы. Самолеты часто пролетали над нашим селом, но сбить их никак не удавалось. Не видно было и наших истребителей.

По графику, составленному командиром роты, наши разведгруппы каждую ночь, а иногда и днем, уходили в ближний тыл немецкого расположения. Нас особенно интересовала большая станица Первозвановка. Через станицу пролегала грунтовая дорога, связывающая ряд крупных станиц и мелких хуторов, занятых немцами. Эта транспортная магистраль имела большое оперативное значение для ближнего тыла немецкой обороны. По дороге шло оживленное движение машин в обоих направлениях. Были замечены обозы эвакуирующихся семей полицаев, старост и других «цивильных» служащих немецкой администрации.

Мы с группой разведчиков непрерывно вели наблюдение за перемещением немцев и искали место для засады на одной из дорог, связывающих Первозвановку с другими населенными пунктами.

Немцы после поражения под Сталинградом еще не имели, как я говорил, сплошной линии обороны и, как правило, создавали крепкие опорные пункты в станицах и хуторах, обрекая последние на уничтожение.

Мирное население страдало от нашей артиллерии и авиации. Но особенно страшно было, когда немцы уходили с боями и оставляли села на разгром своим «факельщикам». Уничтожалось все, что попадалось им на глаза: люди, скот и строения. В этих «зондеркомандах» командирами были, как правило, немецкие офицеры, а исполнителями – выродки из местных жителей. Причем действовали они более жестоко, чем немцы, боясь оставить живых свидетелей своих преступлений, творили ужасающие погромы.

За прошедшие дни мы хорошо изучили близлежащую местность и подходы к станице Первозвановка, хутору Грачики и немецкому поселению им. Розы Люксембург. Однажды ночью попробовали побеседовать с жителями крайних домов этих населенных пунктов. От них узнали, где живет староста, где размещаются полицейские, как несут по ночам охрану. Постоянного гарнизона в станице Первозвановка и в немецком поселении не было. Немцы сосредоточили в них крупные полицейские формирования и усиливали их за счет убегающих полицейских подонков из освобождаемых нами сел.

После возвращения я встретился с командиром роты и изложил ему свой план действий назавтра в этой станице; а пока отправил туда наблюдателей.

Однако обстановка резко изменилась, и командир роты принял другое решение. Мне поручалось отобрать разведчиков для глубокой разведки в тылу у немцев в районе шахты БИС-4. По данным агентурной разведки было известно, что фрицы возобновили добычу угля на этой шахте, используя в качестве рабочей силы наших военнопленных, и наладили вывозку угля по железной дороге в сторону Луганска.

Перед уходом в немецкий тыл было рассмотрено два возможных варианта наших действий. Первый заключался в том, чтобы освободить наших военнопленных из бараков, охраняемых немцами из «зондеркоманды». Затем частично вооружить их за счет оружия убитых немцев. По этому варианту немцы подлежали уничтожению, так как у нас не было возможности их «таскать» по их же тылам. Вооруженной группе военнопленных надлежало поставить задачу и указать направление перехода линии фронта в наше расположение. Этот вариант имел свои «плюсы» и «минусы». Если бы все прошло удачно с освобождением военнопленных, их частичным вооружением, нужно было поднять смену из забоя, раздать немецкие продукты, проинструктировать и отправить в наше расположение, самим взорвать шахтные подземные механизмы вместе с «копрами». На все это потребовалось бы много времени, немцы могли всполошиться, перекрыть пути отхода, организовать погоню и в бою уничтожить и нас, и группу, сформированную из военнопленных.

Второй план был иным. Нам нужно было выйти к железнодорожному переезду и взорвать небольшой железнодорожный мост через балку. Это сорвало бы немецкие перевозки не только угля, но и живой силы и техники. При этом мы не были бы связаны ни с какими посторонними людьми. Нам было известно, что все мосты и железнодорожные переезды хорошо охраняются. Для выполнения задачи необходимо было скрытно подойти к переезду и железнодорожному мосту, снять часовых и уничтожить охрану. Часовых желательно убить, а охрану – как получится.

После того, как мы оценили обстановку на месте, словесно «проиграли» оба варианта, пришли к выводу, что второй более разумный. Решили начать с железнодорожного переезда. Получилось нормально – так обычно отвечали на фронте. Ответ на все удачные действия был один – «нормально». Как живешь? – Нормально. Как воюешь?

– Нормально. Как кормят? – Нормально.

При переезде находился «цивильный» служащий и два эстонца, служившие в немецкой армии. Они рассказали, что мост с каждой стороны охраняют пять полицаев и два немца. Часовые по одному человеку стоят на подъезде к мосту, смена происходит через два часа. Во время смены фельдфебель курсирует по мосту в обоих направлениях. Свободные от дежурства полицаи и немцы обычно спят в землянках или играют в карты. Днем у входа в землянку часового нет, а на ночь выставляется добавочный пост. Раз в день немцы посылают одного полицая на соседний хутор за «горилкой» и провиантом. Проверяющий охрану моста обер-лейтенант бывает один раз днем, в обед, и один раз ночью.

Через переезд каждые 1,5–2 часа следует состав. Немцы вывозят в больших количествах различные продукты, технику и сырье, включая металл, уголь и древесину.

Не упустили и такой любопытной детали. Два раза в день немцы заставляют пленных вручную проталкивать с переезда через мост пустые «полувагоны» на шахту БИС-4 для погрузки угля. Когда на шахте заполняется пять вагонов, приходит паровоз. На паровозах работают местные железнодорожники, а охрану несут немцы. Через полчаса приводят пленных, их обычно ведут строем по двое, всего 16 человек, сзади сопровождают два немца с автоматами, летом с собаками, а сейчас нет.

Посоветовавшись, приняли решение: у эстонцев отобрать оружие, связать их и затолкать под нары в сторожевой будке. Двоих разведчиков переодеть в немецкую форму и оставить в сторожке у дежурного. Немецкие машины, как правило, на переезде не останавливались. Дежурного я проинструктировал, как вести себя в различных ситуациях. При этом наказал своим разведчикам уничтожить его без предупреждения, если заметят что-то подозрительное в его поведении. Мы отошли к навесу, куда приводили пленных и укрылись за щитами от снежных заносов. Время шло медленно, нервы были напряжены до предела, постоянно беспокоила мысль: вдруг не удастся убрать немецкую охрану без шума. Шум мог всполошить немецкую охрану на мосту, и ее пришлось бы выбивать с боем, а это взбудоражило бы всю округу.

Наконец показалась группа пленных с конвоем. Конвоировали их не два немца, а три. Роли по уничтожению конвойных быстро перераспределили. Поравнявшись с будкой на переезде, один из немцев направился к ней и зашел в дежурку. Там его уже «ждали» наши разведчики, и все кончилось без шума. Когда «хвост» группы пленных поравнялся с засадой, с немцами было покончено вмиг.

Пленные заволновались; когда мы перебили охрану, некоторые пытались бежать, пришлось пригрозить расстрелом. Собрав их вместе, я объяснил, что они должны делать, как вести себя.

С одной стороны, все казалось просто. Наши солдаты и офицеры, бывшие пленные, как обычно толкают полувагон в направлении моста. Наши разведчики сидят сверху в открытом полувагоне, и, как только он поравняется с постом наблюдения у моста, трое разведчиков, переодетых в рваные шинели пленных, снимают без шума часового. В это время из вагона выпрыгивают несколько разведчиков и блокируют землянку.

Пленные с нашими разведчиками продолжают толкать вагон дальше через мост ко второму посту наблюдения и проделывают аналогичную операцию. Все так и произошло: просто, буднично, как на обычной работе. Война – это тяжелая работа, и выполняли мы ее без показухи, на совесть.

Когда вагон прошел мост и поравнялся с полицейским постом, разведчики прирезали охранника отработанным ударом ножа сзади через правое плечо. Правильно выполненный удар обычно поражает сразу в сердце и не вызывает шума.

Часового «убрали», разведчики выпрыгнули из вагона через борт, бросились к землянке и тут произошло замешательство: позади землянки сидел фельдфебель, повернувшись к разведчикам голым задом. Убивать им приходилось по-разному, в различной обстановке, но так … – первый раз. Когда он увидел наших разведчиков, поднял руки, что-то забормотал, штаны спущены на коленки… В таком виде он и отправился в «лучший мир».

Когда в землянке перестреляли полицаев, одного не досчитались. Поняли, что он ушел на хутор за самогоном и провиантом, так как время подходило к обеду.

Бывшие пленные оттолкали вагон на запасной путь и вернулись к нам. У них было очень сложное положение. Все зависело от того, какое я приму решение. Им было приказано взять оружие, кто хочет его иметь, переодеться в теплое обмундирование, конфискованное у убитых немцев и полицаев, разделить все продовольственные запасы.

Одного разведчика, переодетого в немецкую шинель, поставили на пост у моста. Сержант Старостин вошел в землянку и из автомата перестрелял всех дремавших полицаев и немцев, сидевших за столом. Когда подсчитали убитых, одного полицая тоже не оказалось. Разведчики предположили, куда он ушел, но забеспокоились, что могли прозевать его или что он мог слышать выстрелы, будучи недалеко от землянки. Тем не менее они поступили правильно: у моста поставили часового в немецкой шинели, трупы раздели и выбросили в овраг, оружие собрали, усилили наблюдение.

«Наш» полицай пришел быстро и, ни о чем не подозревая, с восторгом и поднятой бутылью самогона ввалился в землянку. В мешке за спиной у него лежало сало, украинская домашняя колбаса, свежий хлеб, жареная свинина, лук и чеснок. Все это было кстати. Отправив полицая в иной мир, мы наскоро перекусили вместе с освобожденными пленными.

Среди них было два офицера, один – капитан, второй – лейтенант. Оба из одной части, в плен попали под Каменском во время летнего наступления немцев под Сталинградом. Я предложил каждому взять солдат из пленных, раздать оружие, боеприпасы, продовольствие. Объяснил, в каких направлениях лучше двигаться, где вероятность встречи с немцами минимальная, на переднем крае наших войск вести себя спокойно, не бегать и не суетиться, иначе могут принять за немцев или власовцев и всех перестрелять.

Время поджимало. Попрощались с новым «пополнением», пожелали им удачи, чтобы двигались быстро, на хутора не заходили, дороги пересекали осмотрительно, в стычки с полицаями не вступали и помнили, что после нашего взрыва моста, немцы поднимут тревогу, организуют преследование.

Те спустились в овраг и отправились в путь в указанных направлениях. Перед уходом я нарочно громко объявил, что их путь мы будем контролировать и после взрыва моста пойдем по их следу. Сам я принял другое решение. Скоро к часовому у моста, где была первая землянка, подошел полицай с продуктами. Еще издали он закричал: «Микола, давай сюда, помоги, мешок тяжелый.» Наш часовой растерялся, не зная, как поступить: пойти навстречу к полицаю или стоять на посту? Полицай продолжал ругаться, сел на рельсы и стал звать Лысова на подмогу. Часовой молчал. Кто-то из разведчиков вышел из землянки, полицай, увидев человека в маскхалате, бросил мешок и сумку и дал деру. Часовому ничего не оставалось, как открыть огонь на поражение. Полицай был убит. Открытая стрельба нас очень встревожила. Мы ждали обер-лейтенанта, это был хороший «язык», но если он уже в пути и услышит стрельбу, то повернет обратно.

Посоветовавшись с разведчиками, принял решение – ждем еще 20 минут, если его не будет, привязываем гранату изнутри к ручке входной двери и уходим. Если кто-то попытается открыть дверь, чека гранаты выдернется и произойдет взрыв.

К отходу все было готово, мост заминировали, бикфордов шнур вывели к насыпи дороги. Дверь землянки заминировали гранатой, теперь в нее уже нельзя было войти. И в это время из-за поворота выскочил мотоцикл с коляской. В ней находился обер-лейтенант, а управлял мотоциклом лейтенант РОА. Немец должен был ознакомить его с режимом несения службы по охране моста и передать свои полномочия. Мотоцикл подъехал к мосту, из коляски вылез обер-лейтенант. Я подошел к мотоциклу со стороны офицера, второй разведчик подошел к власовцу. Офицеры все поняли, а, увидев приближающихся разведчиков, окончательно растерялись. К бою они не были готовы, власовец попытался удрать, но, получив сильный удар автоматом по голове, сник.

Обер-лейтенант получил назначение в одну из частей немецкой армии, которая должна была сдерживать наше наступление. Двоих тащить в наш тыл было накладно. Коротко допросив власовца, получили весьма скудные сведения. Он, видимо, рассчитывал, что мы и его поведем с собой, а в штабе при допросе он попытается поторговаться в надежде получить какое-либо снисхождение. К власовцам, как правило, сочувствия не было, их расстреливали. Он был уроженцем Саратова. Фамилию его не называю, возможно, еще живы его родственники, и не стоит тревожить их души. Приговор он прочитал по нашим глазам, пощады не просил, смерть принял достойно.

У обер-лейтенанта отобрали оружие, документы, планшетку с картой. Его «бортхартлюгер» (пистолет) я взял лично себе, а тот, что был у власовца, приготовил для подарка в штабе. Немецкие парабеллумы ценились нашими офицерами и были предметом зависти многих.

Немцу руки связали спереди, чтобы он мог более свободно двигаться и не задерживал движение. Обе группы разведчиков собрались вместе, одна пошла в сторону хутора Грачики, вторая осталась со мной взрывать мост. Договорились встретиться в овраге у станицы Первозвановка перед шоссейной дорогой, чтобы уходить вместе.

Когда наши разведчики ушли, мы еще раз проверили заряды, приготовленные к взрыву моста, и остались ждать проходящего поезда. График движения дал нам обер-лейтенант. В запасе у нас было еще 12–15 минут. Мы замерли, время тянулось медленно, нервы были напряжены до предела. Разговоры прекратились, мы только тревожно переглядывались. Когда вдалеке едва послышался стук колес, вздохнули с облегчением.

У моста остался один разведчик, остальные спустились в овраг и отошли. Поезд медленно приближался, и когда расстояние от моста до паровоза стало «расчетным», разведчик поджег бикфордов шнур и скатился с насыпи.

Паровоз успел проскочить мост, прозвучало два взрыва, мост осел, затем середина его провалилась, увлекая за собой вагоны. К сожалению, вагоны были пустыми, видимо, подавался порожняк для эвакуации награбленного имущества, а возможно, и для эвакуации раненых.

Мы прибавили шагу и в хорошем темпе пошли несколько в сторону от направления движения первой группы. Нам казалось, что проведенная нами диверсионно-разведывательная операция была наиболее удачной за последнее время. Двигались мы быстро, но какое-то недоброе предчувствие гнало нас вперед. Через час, сильно разогретые, сделали первый привал в небольшом лесу. Сколок леса располагался в середине большого поля. Дозоры выставлять было не нужно, кругом открытое пространство, и местность хорошо просматривалась. Мы знали, что времени на отдых у нас мало: немцы после взрыва моста организуют преследование и на наиболее вероятных направлениях нашего движения попытаются организовать засаду.

Ели быстро, запивали самогоном; тщательно осмотрели свое снаряжение, все лишнее, что могло помешать движению, зарыли в снег. Проработали варианты дальнейшего движения. Достав из планшетки карту, я показал наиболее вероятные, на мой взгляд, места немецкой засады.

Я рассуждал примерно так: немцы вряд ли могут допустить мысль, что мы днем рискнем проскочить большую станицу Первозвановка. Наш путь движения, наиболее логичный для них, – восточнее станицы по большой балке, которая уходит далеко в сторону нашего переднего края обороны. Я предполагал за них и второй вариант нашего отхода к линии фронта – это в 1,5–2 километрах западнее станицы через старые заброшенные шахты и лесные перелески, удобные для маскировки.