Текст книги "Лейтенантами не рождаются"

Автор книги: Алексей Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Меня миновала эта участь: за побег из плена и работу в должности комиссара в администрации госпиталей города Ашафенбурга американской зоны оккупации в Германии я был награжден орденом Отечественной войны второй степени.

В Москве наши пути-дороги разошлись. Выйдя от Конюховых, зашли в «забегаловку», взяли по «сотке» и по кружке пива, рукавом «закусили», тепло попрощались друг с другом и разошлись каждый в свою сторону. Я почему-то сразу пошел на Казанский вокзал.

Из всех московских вокзалов Казанский – самый большой и бестолковый, всегда переполнен людьми, вокруг обычно шляется много шпаны, проституток, бомжей и лиц без определенных занятий. В этой людской круговерти нужно было вести себя очень аккуратно, обворовать и даже убить здесь могли в любую минуту. Делалось это просто: преступная группировка из три-пять человек в военной или милицейской форме подбирала какого-либо «веселого» человечка, выводила его из зала и за углом обирала до нитки. Если он вдруг пытался сопротивляться, его тут же «успокаивали», документы забирали и – попробуй узнай, что это был за человек. Иногда обирали прямо в здании вокзала. Обычно это происходило так: заприметив кого-то из пассажиров в зале ожидания с большими чемоданами, проследив за ним и поняв, что едет он один, без друзей и провожатых и вступиться за него некому, находили предлог и начинали с ним драку. В этой суматохе чемоданы исчезали, шпана разбегалась, и найти потом вещи или задержать кого-либо практически было невозможно. Дежурные милиционеры, как правило, никакой помощи не оказывали, скорее, помогали грабить и «заметать» следы.

Кое-как разобравшись в расписании движения поездов, я нашел номер поезда, который должен был следовать до Свердловска. Вскоре объявили посадку, и мне с большим трудом удалось втиснуться в один из общих вагонов и кое-как примоститься на одном из боковых сидений.

Ехать в таком вагоне – одно «удовольствие», из-за табачного дыма почти ничего не видно, кругом пьют, кто спирт, кто водку, многие самогон и даже одеколон.

В военную пору все железнодорожные станции имели единую вывеску: КИПЯТОК. При подъезде к любой станции первое, что бросалось в глаза, – это написанное крупными буквами слово КИПЯТОК и под ним до десятка кранов с горячей водой.

В то время горячий чай в общих вагонах проводники не готовили, а в вагон-ресторан пробраться практически было невозможно. Единственная надежда – это кипяток на привокзальных станциях. Сейчас только вспоминаешь, какие вкусные были ржаные солдатские сухари с кипятком. Это помнят только те, кто хлебнул горя и радости в то военное лихолетье, будучи в пути на фронт или на формировку. Молодое поколение этого не знает, а «динозавры» вымирают и уходят в небытие.

Садясь в поезд, я рассчитывал, что он обязательно пойдет через станции Верещагино и Пермь. И каково же было мое удивление, когда поезд пошел совсем другой дорогой, в обход Перми и Верещагино.

Прибыв в Свердловск, я окончательно загрустил, деньги кончались, а по продовольственному аттестату получать почти нечего. Выбраться из Свердловска в Пермь было значительно сложней, чем из Москвы в Свердловск.

По правде сказать, в трудные периоды моей жизни мне все-таки везло. Повезло и на этот раз. Я встретился с каким-то капитаном, фамилии сейчас не помню, он с маленьким мальчиком пробирался в Горький. Закурив папиросу, угостил капитана.

– Чего ты такой грустный? – спросил он.

– Как не загрустишь, когда здесь бардак похлеще, чем в Москве на Казанском вокзале. Билет при такой суматохе не достать, к кассам даже не подойдешь, а в вагон без билета не пустят.

– Ерунда! Уедем! – заверил капитан.

– А каким образом?

– В наше время, – усмехнулся он, – надо быть предприимчивым, наблюдательным и шевелить мозгами. Я вот, когда мы ехали сюда, в одном из вагонов у проводника стащил ключи. Теперь, имея в кармане своего «кондуктора», мы можем открыть дверь в тамбур любого вагона. Ты постой с мальчиком и посмотри за вещами, – предложил капитан, – а я выясню, с какого пути и когда будет отправляться очередной поезд в нашем направлении.

– Только смотри внимательно, – крикнул я ему вслед, – и хорошенько разберись, куда пойдет поезд, а то опять в Москве окажемся.

Минут через 30–40 капитан, насвистывая веселую песенку, подошел к нам.

– Ну вот и все, дело сделано, – заверил он, – ровно через час с третьего пути отправляется поезд «Свердловск – Пермь – Горький». Надеюсь, он тебя устраивает?

– Вполне – ответил я.

– Так вот, – сказал капитан, – я – старший по возрасту, слушай мою команду. Вещи взять! Правое плечо вперед! Прямо в привокзальный сквер шагом марш!

– Нам необходимо привести себя в порядок, – пояснил он, – помыться, побриться, подшить новые подворотнички, почистить сапоги. Одним словом, перед посадкой нам нужно прилично выглядеть, чтобы не привлекать внимания военных патрулей. А минут за 10–15 до отправления поезда мы обойдем состав с другой стороны и наметим для себя вагон и тамбур, который откроем моим «кондуктором». За 3–5 минут до отхода поезда организуем посадку, а там нас уже никто не тронет. Ты доберешься до своей станции Верещагино, а я до Горького.

– План ясен, задачу понял, теперь садись, закурим и помолчим, – сказал я. Посидели, помолчали.

– Ну все, пора вставать, – сказал капитан. – Берем вещи и к поезду.

Выбрали мы почему-то седьмой вагон. Когда по радио объявили отправление поезда, открыли тамбур. Карманный «кондуктор» сработал безотказно. Долго не могли найти место, куда бы можно было приземлиться. Кое-как усадили мальчика, а сами пошли к туалету в тамбур. В общем, с большими мучениями, но без приключений мы и доехали до станции Верещагино.

Мать жила в Павловске, это в 35 километрах от станции. Расстояние небольшое, но добраться до дома было не просто. Рейсовых автобусов в то время не было. Но в какой-то мере удача и здесь сопутствовала мне. На привокзальной площади раздавались голоса: «Кому до Павловска? Идите за мной». «Кому до Очера – за мной, кому до Сивы, кому до Большой Сосновы?»… Я побежал за человеком, который приглашал до Павловска, но полуторка (грузовая машина) была набита до отказа. Я бросился к другой, которая шла до Очера, тут место нашлось и мне удалось у борта в уголке «приземлиться» на свои пожитки.

На павловской машине шофер оказался знакомым парнем, в Павловске их дом был почти напротив нашего. Его звали Валерка Носков. До войны мы еще без штанов бегали вместе с ним по улицам поселка. Я попросил его передать матери, что буду ночевать в Очере у ее знакомой тетки и там ее подожду.

В ту пору частных грузовых машин не было. Обычно шоферы договаривались с завгаром и с молчаливого согласия администрации отправлялись в «левый» рейс, как тогда говорили – на шабашку. Деньги делили, видимо, в зависимости от субординации, вначале рассчитывались с гаишниками, которые следили за посадкой и отправкой с привокзальной площади, а затем – между собой.

Работать в те годы шофером грузовой машины было мечтой многих, но осуществить ее было не просто. Все шоферы были связаны с торговлей, доставкой товарно-материальных ценностей. В этой сфере всегда есть шанс иметь «левый» товар, а следовательно, возможность для спекуляции и воровства.

Когда я на станции садился в кузов машины, то даже не подозревал, что на дорогах иногда бесчинствуют бандиты. В Очерском районе в то время скрывалось три группы дезертиров, бежавших с фронта. Вот они-то и орудовали на дорогах района.

Дороги в ту пору были очень скверные, из-за больших ухабов машины шли медленно. Бандиты выбирали такой участок, когда шофер вынужден был «переключаться» на вторую или первую передачу, чтобы выбраться из очередной ямы. В этом случае машина становилась легкой добычей для нападавших. У шофера обычно отбирали деньги, водку, которой расплачивались некоторые пассажиры, а у людей в кузове забирали деньги и ценные вещи.

Время поездки до Очера пролетело быстро. В кузове шли разговоры о нападении на машину. Люди травили разные байки, и было трудно разобраться, где правда, а где вымысел.

Утром мать прибежала к тетке в Очер, и мы с ней сразу же направились в Павловск. Встреча оказалась радостной и тяжелой, со слезами. В Павловск пришла на меня похоронка, и для матери я второй раз родился. Все 10 километров от Очера до Павловска прошли в непрерывных разговорах и планах на будущее. Я был недостаточно уверен в себе и не очень четко представлял, где и кем буду работать. Ведь на войну ушел сразу после 10-го класса, специальности и рабочей профессии у меня не было. Кроме как убивать на фронте, ничему дельному не научился. Положение мое было примерно такое же, как у российских молокососов, которых призвали в армию, толком ничему не научили, а сразу загнали на чеченскую бойню. Оставшись в живых, они являются хорошим материалом для пополнения рядов криминальных структур, так как гражданской специальности у них нет. Правда, многие из них воровать, а некоторые и убивать научились еще до призыва в армию.

Не имея гражданской специальности, трудно выбрать правильный путь в жизни. Одни спивались и кончали жизнь под забором, другие объединялись в воровские шайки, тащили все, что попадало под руку: уводили скот колхозный, грабили товарные поезда, устраивали разбойные нападения на отдельных граждан. Были даже и такие случаи, когда двое – трое мужиков с оружием в руках входили в городские трамваи или автобусы и «шерстили» пассажиров. Такие мародеры часто погибали в перестрелках. Так был убит при ограблении поезда мой соученик по школе в Пермском судозаводе Михаил Сажин. Парень он был неплохой, но «заскоки» наблюдались еще в младших классах школы, где мы учились. Семья у Михаила была хорошая, но невезучая. Мать – прекрасная учительница, отец рано умер, младшая сестра, будучи студенткой Пермского университета, из-за несчастной любви бросилась под колеса поезда. Брат Михаила Виктор окончил Пермский университет, работал в различных школах города, впоследствии был директором средней школы в Нижней Курье.

В Павловске было много знакомых, бывших мальчишек и девчонок, они возмужали и стали симпатичными женщинами и мужчинами. За период с 1942 по 1945 г. судьба у многих изменилась. Так, мой близкий друг Леонид Бояршинов был убит на фронте в 1943 г. Коля Ларионов, дальний родственник, после нашего купания в ледяной воде на Павловском пруду простудился, долго болел и умер. Сергей Касьянов – майор, инвалид войны, почти слепой, не дожил до Дня Победы.

С Леонидом Б. и Сергеем К. нас связывала забавная история. Летом 1942 г. я после госпиталя в Тюмени приехал к матери в Павловск на три месяца. У мамы была хорошая знакомая – Нина Тычинкина, студентка III курса мединститута. Мы познакомились, подружились. Она была строгих правил, да и я не был донжуаном. Когда через три месяца расставались, она обещала меня ждать. Ждала до тех пор, пока не получила на меня похоронку. Вскоре после этого в Павловск приехал также после госпиталя на три месяца Леонид Бояршинов. Они познакомились и вскоре поженились. После отпуска Леонид Б. уехал на фронт и через месяц был убит.

Сергей Касьянов был нашим общим знакомым, вначале он утешал Нину Т., а затем их дружба переросла в любовь. Сергей, хотя и очень плохо видел, но обладал довольно предприимчивым характером. Жизнь в то время в тылу была очень трудная, люди голодали, сытыми были администрация, работники торговли и те, кто воровал и имел «левые» заработки.

Сергей К. организовал «охоту» на колхозных поросят, втянул в это дело и Нину Тычинкину. Так с ранней весны и до поздней осени они «промышляли» на колхозных фермах, таская поросят, иногда овец и даже телят.

В жизни многое начинается хорошо, но быстро кончается, так закончилась и эта «кооперация» по добыче бесплатного мяса. Сергей заболел и умер. От него у Нины остался симпатичный сын. Личную жизнь ей удалось устроить, она вышла замуж за хорошего мужчину.

Все эти подробности при встрече рассказала мне сама Нина Тычинкина. Я ее не осуждал. Все невзгоды этих лет я познал на своей шкуре.

Лето кончалось, приближалась зима, а у меня не было теплой обуви, нужно было идти лично к директору завода и просить талон на приобретение валенок. Когда привозили водку и прочий дефицит – мыло, табак, соль, одежду, – за всем нужно было идти на поклон и просить талоны. Снабжение по карточкам и талонам продолжалось до 1947 г. О талонах на водку вспомнили при Горбачеве, за это его проклинали, а, мне кажется, это было правильным решением.

(Сейчас, когда наступила демократия проституции и разврата, когда Жванецкий похвалялся по телевидению, что он в любое время суток может в тапочках сбегать и купить «пузырь» без всяких проблем, жить стало страшно. Россия спивается, и на улицу выходить небезопасно.)

Однажды у рабочего клуба повстречался с Касьяновой Августой Николаевной, сестрой Сергея. Она работала директором клуба. Увидев меня, спросила:

– Ты все еще не работаешь?

– Нет, – ответил я.

– Приходи завтра в клуб, поговорим, может быть, что-нибудь и придумаем.

– Хорошо, вечером зайду.

Беседа состоялась, поговорили обо всем, вспомнили Сергея, Леонида, а затем она посмотрела на меня и как-то неопределенно спросила:

– Может, ты поработаешь у меня в клубе художественным руководителем?

Я также полушутя-полусерьезно произнес:

– Ну что, можно поработать.

Я в это время в клубной самодеятельности принимал активное участие.

Режиссером в клубе работал симпатичный «старикан» Гусев Иван Яковлевич. Доморощенный артист также вышел из художественной самодеятельности. Сколько он в ней пробыл, мало кто помнил, всем казалось, что со дня рождения. Любовь к театру передалась мне от отца, он также в свое время в свободные от работы вечера руководил театральным кружком в рабочем клубе Пермской судоверфи в Нижней Курье. А я частенько отирался за кулисами сцены во время репетиций и спектаклей, и многое осталось в памяти. Впоследствии, будучи уже в старших классах школы, я со своей любимой учительницей немецкого языка самостоятельно готовил небольшие пьесы, которые с успехом шли на школьной сцене. Собственно, это была вся моя «профессиональная» театральная подготовка, которая привела к работе художественным руководителем в рабочем клубе поселка Павловск.

Сейчас, как только вспомнишь, так вздрогнешь от такого нахальства, а в то время что-то получалось и даже говорили, что совсем неплохо. Зрительный зал клуба был рассчитан на 200 мест, и все билеты расходились до открытия спектакля. Иногда выезжали с постановками в Очер и другие населенные пункты и везде имели успех.

Я прекрасно понимал, что скоро моя «балаганная» карьера кончится, а поэтому нужно искать что-то более серьезное. Шел конец июля 1946 г. Просматривая газеты, я увидел что уже почти закончился прием заявлений для поступления в вузы города Перми. Искать счастья в других городах не было средств. В начале августа приехал в Пермь, зашел в университет, вежливо отказали, мол, прием закончен. В мединституте – аналогичная картина, и, совсем отчаявшись, решил заглянуть в приемную комиссию сельхозинститута.

И, как обычно со мной бывало, в последний момент мне повезло. Этот день был последним в работе приемной комиссии. Прием заявлений был закончен, уже прошли вступительные экзамены, однако отдельные абитуриенты еще приходили из других вузов, где они не прошли по конкурсу. Это были, как правило, девушки, парни же проходили вне конкурса и зачислялись на учебу в первую очередь.

В приемной комиссии были деканы факультетов, оформлявшие документы по зачислению абитуриентов в число студентов. Девушками, приходившими из других вузов, они не интересовались. А вот на меня обратили внимание. После собеседования были разные предложения. Помню, меня активно уговаривал декан зоотехнического факультета профессор Никольский, очень симпатичный мужчина, обещавший принять меня без вступительных экзаменов с предоставлением общежития. Это было очень заманчивое предложение.

В это время в приемной комиссии появился декан инженерно-землеустроуительного факультета доцент Зиновий Михайлович Шапиро. Он сразу понял, что я еще окончательно не определился с выбором специальности и пригласил меня на собеседование в деканат.

Кафедры и лаборатории факультета размещались в правом крыле здания на втором этаже. Зиновий Михайлович долго со мной беседовал, интересовался всякими мелочами моей жизни.

– Ты мне нравишься, – сказал он, – твое место на нашем факультете, а хвосты «крутить» разным скотинякам на зоофаке, по-моему, малоприятное удовольствие.

Так определилась моя судьба с учебой и дальнейшей жизнью на многие годы.

На факультете училось много бывших фронтовиков, впоследствии многие из них стали видными учеными, руководителями предприятий и организаций, это: Н. Булычев, П. Хлебников, М. Цума, И. Хлебутина, А. Чудинов, Л. Пушков, Ю. Щедрин, Е. Шадрин, А. Белянин, Г. Кёниг и др. Учились мы у замечательных преподавателей-профессоров: В. Прокошева, А.П. Никольского, А. Назарова, А. Герасимова, И. Герасимова, М. Петухова, Адамовича; доцентов: Я. Ротина, Г. Дажина, Ю. Славнова, Н. Масалкина, Е. Азарина, А. Вострокнутова, Л. Златогорского, С. Третьякова. Многих из них давно уже нет в живых, на их место пришли молодые, но все-таки, как мне кажется, менее талантливые ученые.

И вот здесь на этом факультете я с любовью встретился своей – Лазаревой Ниной Петровной. Прожили мы с ней долгую жизнь, оба состарились, и сын наш, Александр, уже тоже в довольно зрелом возрасте. А все помнится, как будто было вчера.

Детство жены прошло в г. Оханске под присмотром бабушки. В семье было четыре дочери: Людмила, Алевтина, Нина и Диана. Алевтина, Нина и Людмила получили высшее образование. Диана Петровна пошла по стопам своей матери, работала воспитателем в Оханском детском доме. Мама – Лазарева Анна Федоровна всю свою жизнь проработала завучем в Оханском детском доме. Это был замечательный воспитатель с чутким отзывчивым сердцем, всегда веселая и жизнерадостная, все отдававшая своим детям.

Я окончил институт, получил диплом с отличием и был приглашен на работу вначале на кафедру геодезии к профессору Н.А. Назарову, а затем на кафедру земпроектирования к доценту Я.П. Ротину, где я и проработал до 1958 г. до поступления в аспирантуру при Московском институте инженеров землеустройства. Моим научным руководителем в аспирантуре был академик Сергей Александрович Удачин, один из видных ученых в области организации земельных угодий.

Вот так закончились для меня два больших периода в моей жизни: период Отечественной войны и период дерзких мечтаний во время моей учебы в институте и аспирантуре. Многие мечты сбылись, я был принят на работу преподавателем в Пермский государственный университет им А.М. Горького на экономический факультет.

Жизнь шла и диктовала свои условия. В работе происходили перемены. Вскоре я стал одним из организаторов экономического факультета: вначале работал в должности заместителя декана, а затем двадцать лет деканом крупнейшего факультета в университете.

Оглядываясь на замечательное прошлое, через которое прошел вместе со своим народом за годы советской власти, содрогаюсь при мысли – до чего омерзительны те, кто ради своих амбиций смог разрушить такую страну, разграбить ее и довести свой народ до скотского состояния. Нужно сказать честно, народ во многом сам повинен в том, что сотворили с ним криминальные демократы. Но что бы ни случилось, а жизнь продолжается!