Текст книги "Глубокое бурение [сборник]"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

После непродолжительных раздумий Диболомы решили, что в большинстве – уважают.

– А теперь другой вопрос: уважаете ли вы всех, к кому обращаетесь на «вы»?

– Как правило – нет, – удивился Скип. – Это что же получается: форма вежливости – это вовсе не форма вежливости.

Из угла, занятого философом, послышался смех:

– Вот видите, вы уже сомневаетесь. Нет, форма вежливости таковой и является, но ведь вежливость – она не столько в уважении личных качеств сикараськи, сколько в признании его личного пространства.

Вот тут Диболомы действительно удивились:

– Личное пространство? В смысле – частная собственность, недвижимость?

– Нет, именно личное пространство, – Лой-Быканах сладко зевнул. – Эх, закурить бы…

– Надо?

– Нет, в завязке, я же говорил… Так вот, личное пространство сикараськи – это насколько близко она вас к себе подпускает. Чем ближе подпускает – тем меньше пространство – тем больше она вам доверяет… ну, или меньше боится.

Диболомы погрузились в крутые раздумья, а философ продолжал:

– А что делать, если личное пространство по той или иной причине не может быть регламентировано? Где взять необходимую дистанцию?

– Если чего-то нет, но очень нужно – это придумывают, – подал голос Скип.

– Умница, – похвалил философ. – Именно придумывают. И пресловутая форма вежливости – именно придуманная дистанция. Вы мне не доверяете и даете понять, чтобы я держался на расстоянии – говорите «вы». Едва барьер непонимания сломан, возникает доверие, то есть «ты».

– А если сикараська хамит? Она ведь тоже «тыкает»! – очнулся Уй. – Какое уж тут доверие?

– Пытается взломать твое личное пространство, – философ опять зевнул. – Так что между нами: доверие или дистанция?

Пока Диболомы решали сложный вопрос, Лой-Быканах уснул.

– Доверие! – радостно крикнули Уй и Дуй.

Ответом послужил могучий храп.

– Эй, а про смысл жизни? – возмутился Скип.

Но Уй убедил его не будить философа. В конце концов, куда он денется до завтра?

– Говори.

Патриарх не обернулся к Гыну, он продолжал о чем-то напряженно думать. Тем не менее визит мудреца не остался незамеченным, и Патриарх нашел нужным первым начать разговор.

– Я… – Гын попытался приветствовать Патриарха, но не смог.

Вопрос задать он тоже не сумел.

– Зачем пришел? – спросил Патриарх, не оборачиваясь.

– Я только посижу тут, рядышком… – пробормотал мудрец. – Я быстро…

Патриарх не ответил.

Мудрец плюхнулся задом на камни, тут же вскочил и поковылял обратно с максимально возможной скоростью. Он отчетливо понял, что не только не хочет знать, как устроена Среда Обитания, но даже более – яростно противится, чтобы узнали другие.

Гын вернулся к поверженным Рытркынам, и уложил Бздына рядом с Дыном. Малоприятное зрелище – наблюдать собственную разбитую голову в двух экземплярах. И чем они виноваты? Всего-то и хотели – узнать, как же все устроено в мире, а вон как получилось.

Вообще-то они и сейчас хотят. Это у них жизненная установка такая – хотеть. Все сикараськи хотят все знать, несмотря на то, что орешек знанья тверд, и тверд весьма. Но главным образом сикараськи хотят жить. Все их многочисленные хотения происходят от жгучего, словно блямба, желания жить.

Тяжело вздохнув, Гын покопался в складках своего плаща, потом обыскал Дына с Бздыном, нашел тинную труху – и густо засыпал раны.

Мироздание, думал он, осторожно ступая по мокрым круглым камням, оно ведь не только вокруг, оно и в словах. В этом все дело. Среда Обитания – всего лишь Среда. А слова – гораздо больше. Они гораздо больше, чем даже то, что за границей Среды.

Больше бесконечности!

Спустя какое-то время оба Рытркына зашевелились, а вскоре и очнулись.

– Ну надо же быть таким тупым! – простонал Бздын, разминая шею.

– Правда, Гын, ну зачем же так, – Дын ткнул пальцем в остывшие мозги, понюхал и аж заколдобился.

– Погорячился, – Рытркын-оригинал отвел взгляд. – Ладно уж, идите.

– А сам что? – Дын и Бздын, кряхтя и постанывая, встали на ноги.

Гын махнул рукой и побрел вдоль берега. Потом остановился, обернулся к недоумевающим мудрецам и попросил:

– Насчет слов у него спросите. Ну, если знает, конечно.

Не дождавшись ответа, Гын-Рытркын пошел своей дорогой, а совершенно обалдевшие Дын и Бздын – своей.

Целый этап экспедиция провела в брачных играх. Подключились даже клячи и Раздолбаи. И когда Тып-Ойжон наконец вспомнил, зачем они сюда попали и куда вообще шли, никто из попутчиков не выразил острого желания продолжить погоню. Великих трудов стоило мудрецу привести в чувство ходоков и воина:

– Вы что, не понимаете? Тут и так непонятные вещи творятся, а если мы ее не догоним, то вообще может наступить Всеобщий Каюк.

Дол-Бярды не без оснований полагал, что если Каюк не наступил до сих пор, то вряд ли наступит когда-нибудь еще, но Ыц-Тойбол довольно быстро опомнился и стал готовиться в путь, глядя на него засобирался Гуй-Помойс… В конце концов чувство долга возобладало и над воином.

– Куда это вы? – удивилась Великая Матерь, когда на рассвете, подпинывая Раздолбаев и понукая кляч, путешественники выдвинулись из поселения.

– Смилуйся, Матушка, – запричитали Раздолбаи. – Уводят, бичи, на поиски глюка, а мы уже здесь любим…

– Какого глюка? Кто бичи? – у Матери защемило в груди от предчувствия вечной разлуки.

Вновь пришлось пускаться в объяснения, но тут уж мудрец пустил в ход все красноречие, которым обладал, ибо чувствовал – против любви долг бессилен.

– Если мы ее не найдем, – закончил Тып-Ойжон, – может случиться все, что угодно.

– Даже Всеобщий Каюк, – добавил воин, скорее, для себя, чем для Матери.

– Кстати, – осенило Ыц-Тойбола, – а она мимо вас не пробегала?

Великая Матерь долго переваривала услышанное. А потом начала:

– Раньше циритэли жили на Другом Краю Света…

– Я думал, он общий… – разочарованно протянул мудрец.

– Он думал, – передразнила бабища. – А потом как грохнет: Край лопнул, и в небо какая-то штуковина улетела. И горы начали расти.

Экспедиция напряженно ожидала трагической развязки.

– Мы сначала испугались, а потом пещеры нашли, жить там стали…

– А с Краем-то что? – спросил Ыц-Тойбол.

– Да кто ж его знает? Он же по ту сторону, а мы – по эту.

Казалось, Великая Матерь знает, что с Краем на самом деле, но не хочет говорить. Никто из путешественников не осуждал ее за скрытность: в конце концов, Матерь о них же заботится.

– Это она, макитра, – понял мудрец.

– Я? – глаза Великой Матери заволокло влажной пеленой.

– Да нет, – мудрец замахал крыльями, – нет, что вы… Это зловещая тварь, которую мы преследуем. Она таки провалилась сквозь Среду.

– А как она смогла в небо улететь, если провалилась? – насторожился воин.

– Не знаю, – огрызнулся Тып-Ойжон. – Я практик, мне эксперимент нужен, чтобы понять. Если исходить из того, что пространство – шар, а Среда – это пространство…

– А меня Гын-Рытркын учил, что Среда – это плоскость, – возразил Ыц-Тойбол.

– Это распространенное заблуждение! – вспылил мудрец.

Назревал научный диспут, но воин вовремя прервал дебаты:

– Короче, мы ее ловим, или здесь остаемся?

– Здесь! – в один голос крикнули Раздолбаи и клячи, а вместе с ними – Великая Матерь.

– Ловим! – очнулись ходок с мудрецом, и Гуй-Помойс их поддержал.

– Ну куда вы? – всхлипнула Матерь. – На небо ваша тварь улетела, и не вернется, поди.

– Есть, люсь, такое слово – надо, – Дол-Бярды ласково потрепал ее по щеке.

– Заскучаю я за тобой, – не унималась бабища. – Да и за всеми остальными…

Мудрец деликатно кашлянул:

– Прошу меня простить, но научная мысль никогда не стоит на месте. Мы уходим навеки, но останемся с вами навсегда…

С этими словами он откусил мизинец на левом крыле.

– Посыпайте каждый день тинной трухой, – вложив палец в ладонь онемевшей Матери наставлял Тып-Ойжон. – И вырастет новая сикараська, вылитый я.

Ходоки и воин по примеру мудреца так же оставили по частичке себя на утеху бабам и на посрамление мужикам. Раздолбаи с клячами тоже порывались чего-нибудь оставить на память о себе, но Ботве и Тым-Тыгдыму запретили себя калечить, а сами Раздолбаи как-то боялись себе вредить.

Великой Матери не осталось ничего, кроме как согласиться с решением возлюбленных чад своих. Она проводила путешественников до непримечательной щели, затаившейся в беспорядочном нагромождении каменных плит:

– Это тропа сквозь горы.

– Ничего себе, тропа, – возмутился Гуй-Помойс. – А чего такая кривая? Перпендикуляр где?

– Перпендикуляр в голове, крепыш, – вздохнула Великая Матерь. – Вернетесь?

– Обязательно, – соврал воин.

Экспедиция, сопровождаемая бесконечным нытьем Раздолбаев, брюл-брюла и пан-рухха, вклинилась в межгорное пространство. И когда наконец после пятидневного похода где-то далеко меж скал показался выход, Тып-Ойжон понял, что Великая Матерь похожа на Патриарха.

Это его несколько обескуражило, ибо философы прямо говорят, что Патриархи не живут среди сикарасек, не обжигают горшки, и уж тем более не рожают детей (о последнем философы, скорей всего, вообще ничего пока не знали). Патриархи всеблаги и всезнающи, Патриархи сотворили Среду и сикарасек, а потом ушли, что-то такое важное сказав напоследок… Что же они сказали? «Тащитесь и развлекайтесь»? или «Плодитесь и размножайтесь»? Мудрец понял, что совершенно не помнит последних слов, так что это вполне могли оказаться «Разделяй и властвуй» и «Рога и копыта»…

А еще Патриархи держат власть над миром.

Вспоминая все, что ему известно о Держателях Неба из обязательного курса философии, Тып-Ойжон совершенно не заметил, как их компания вышла из скальных нагромождений и оказалась на высоком песчаном холме.

– А может, вернемся? – Тым-Тыгдым жалобно заглянул в глаза мудрецу.

– Не думаю, – пробормотал тот, созерцая пейзаж.

Внизу шумела вода. Очень много воды. А у воды сидел Патриарх.

На следующий день спор о смысле жизни продолжения не возымел, поскольку заказчики и подрядчики потянулись в контору Диболомов, и в ближайший период то Уй на Скипе, то наоборот, выезжали молодые архитекторы проводить рекогносцировку, проследить за соблюдением технологии строительства на развернувшихся уже площадках, и вообще много у них теперь появилось дел.

Едва посыпались заказы, Ваз-Газижоку отпоили до полной регенерации грибным взваром и велели убираться, но несостоявшийся шеф Диболомов внезапно попросился помощником.

– Ты же ничего в архитектуре не смыслишь! – осмеяли его Уй и Дуй.

Тогда Ваз-Газижока обиделся и заявил, что, создавая новый облик города, необходимо, конечно, использование современных технологий и последних тенденций, но при этом очень важно опираться на культурное наследие, и тут же набросал несколько витиеватых проектов, несущие конструкции которых вполне могли выдержать свет Блямбы.

Диболомы почесали затылки: краткая речь архитектора поразила их гораздо сильнее, чем эпохальные открытия философа.

Так, оставшись в конторе совершенно один, Лой-Быканах перебирал четки, медитировал и продолжал думать о бытии и о месте сикарасек в Среде Обитания, порой искренне сожалея, что выбросил кальян.

Как-то под вечер усталые хозяева со своим помощником вернулись в «Стандарт» и застали философа в крайнем возбуждении.

– Что такое? – спросил Скип, наблюдая лихорадочные зигзаги Лой-Быканаха по студии.

– Я нашел, нашел!.. – бормотал эксцентрик. – Я нашел его!..

– Лично мне кажется, что он что-то потерял, – тихо, чтобы не отвлекать философа, высказал свое мнение Ваз-Газижока.

– Нет! – торжествующе проревел Лой-Быканах. – Нашел его! Смысл жизни нашел!

Скип понял, что тревога ложная и вернулся к кульману. Уй последовал его примеру. Но Ваз-Газижока полагал, что не выслушать философа будет невежливо и участливо поинтересовался:

– И в чем же?

Философ ткнул пальцем куда-то в бок:

– Вы его видите?

– Патриарха? – все проследили за направлением пальца. – Не видим.

– Вот именно! И я не вижу. Как только до меня доперло, для чего живет сикараська, он слинял.

Это становилось любопытным. Патриарх Лой-Быканаха успел изрядно всем надоесть своим присутствием, постоянно отвлекал внимание от работы, но при этом ничего не говорил, а только загадочно колыхался в эфире.

– Я могу легко объяснить его исчезновение, – Дуй, глядя в чертеж, отчаянно грыз стило. – У тебя, Лой, закончилась интоксикация балданаками, вот глюки тебя и покинули. Теперь окончательно становится понятно, что Патриархов не существует.

– Нет, они существуют, – философ уселся на задние ноги, передние закинул одна на другую, а руки скрестил. – Иначе откуда появились сикараськи?

– По-моему, этот вопрос мы уже решили, – заметил Уй. – Все на свете из дерьма.

– А логически подумать? – усмехнулся эксцентрик. – Оно-то по любому не само по себе лежало, его кто-то оставил.

Ваз-Газижока сморщился:

– Ну сколько можно об этом говорить? Противно даже…

– Путь к истине всегда лежит через нечистоты, такова специфика, – извинился Лой-Быканах.

Но Диболомы то ли слишком загрузились массовыми застройками, то ли устали за день, а может, их вообще разочаровала философия – увы, дальнейшего развития разговор не получил. И это эксцентрика рассердило.

– Ну и ладно, – вышел вон и дверью хлопнул.

Тотчас архитекторы увидели перед собой Патриарха.

– Эх, вы, преобразователи, – плюнул он.

Диболомы даже слова в ответ вставить не успели: глюк унесся в окно и грохнул ставней.

– Псих какой-то, – фыркнул Дуй, не отрываясь от плана застройки.

Дел, в общем-то, действительно было немало.

Мудрец хотел уже с радостным криком бежать навстречу Держателю, но воин вовремя захлопнул Тып-Ойжону клюв:

– Куда?!

– Но это же Патриарх!

– Сам вижу. Но откуда мы можем это знать?

– Он мир держит, разве не заметно? Вон, видите? – у него на гребне светило привязано.

Действительно, на спинном гребне Патриарха, привязанная к переднему шипу на веревочку, висела яркая блямба, которую мудрец назвал светилом. Сам Патриарх, подперев чешуйчатой лапой щеку, меланхолично вглядывался в водную гладь.

– Почему же он держит мир, если он держит светило? – прикопался Тым-Тыгдым. – Как-то все это антинаучно.

Мудрец в сердцах чуть не врезал брюл-брюлу шпор:

– Потому что свет – одна из основ Среды. Без света мы долго не протянем…

Ходоки пошептались и Ыц-Тойбол выразил следующую претензию:

– Все равно что-то у вас не сходится. Патриарх внизу сидит, а светило, – он ткнул пальцем вверх, – на небе. Как такое возможно?

Этот вопрос поставил Тып-Ойжона в тупик. Он долго морщил лоб и теребил шапку, потом вздохнул:

– Я же говорил, что я практик… Ну, давайте понаблюдаем за ним, что ли, и вы сами увидите!

Решили, что наблюдать некогда, но сейчас спускаться все равно не будут: кто его знает, этого Держателя, а вдруг сожрет?

Устроились на ночлег. И тут мудрец высказал свои предположения насчет Великой Матери.

– Не понял, – помотал головой Дол-Бярды. – Получается, что я с Патриархом любовью занимался?

Его успокоили: не он один, да и Великая Матерь такая баба, что никак не откажешься. Что сикараська перед Патриархом? – да просто недоразумение, все равно что плотник супротив столяра. В конце концов, не воин выбрал Великую Матерь, а она его. Не стоит этим вопросом грузиться, все уже позади.

– А она-то как мир держит? – удивился Тым-Тыгдым. – Это так антинау…

– Заткнись, бич, – цыкнули Раздолбаи, тихо грустящие по бабам.

– По-моему, все мы прекрасно понимаем, как она это делает, – ухмыльнулся мудрец.

Вечером все обалдели от погружения блямбы, наутро, едва что-то начало шипеть, вскочили и увидели подъем светила. И озадачились: ведь восход был слева, а закат справа, а тут снова, выходит, все поменялось? А еще оказалось, что Раздолбаи с клячами сбежали.

Пока мудрец и воин поносили Тым-Тыгдыма и Ботву, Ыц-Тойбол внимательно следил за Патриархом.

На берегу разыгралась трагедия: какой-то мудрец-теоретик грохнул двоих таких же мудрецов, настолько похожих на него самого, что в глазах рябило. Ыц-Тойбол узнал в грозном мудреце Гын-Рытркына, наставника в лесном стойбище.

– Жрать хочет, – посочувствовал Гуй-Помойс.

Добив коллег, теоретик поковылял к Патриарху, но, едва потоптавшись рядом с Держателем, стал возвращаться.

– Он что, Патриарху сначала предлагал? – старый ходок уважительно хмыкнул.

Но вот теоретик вернулся к телам, сложил рядком, начал производить какие-то манипуляции, и Тып-Ойжон догадался:

– Он их тинной трухой посыпает!

– А зачем бил? – удивились остальные.

– Вы меня спрашиваете? – в голосе мудреца звенела железная ирония.

Вот другие теоретики поднялись, обменялись с первым какими-то репликами, и первый пошел прочь, а двое направились к Патриарху.

Сколько уж теоретики болтали с Держателем, никто не знал, но мудрец не вытерпел и заявил:

– Все, ничего не хочу ждать, я пошел, – и припустил вниз по струящемуся песку.

Ходокам и воину оставалось подхватить нехитрый скарб и пуститься вдогонку.

Теоретики ничуть не удивились, увидев подбежавшего со стороны гор практика в сопровождении ходоков и воина. Патриарху же, похоже, и вовсе было плевать.

– Скажите, пожалуйста, – начал Тып-Ойжон, поскольку впервые за несколько периодов встретил коллег. – Это Край Света?

– Нет, – ответили мудрецы. – Середина.

Лой-Быканах стремительно мчался по Среде Обитания. Великий вопрос: в чем смысл жизни сикарасек? – он разрешил на мах, но вслед за этим вопросом следовало реализовать ответ.

Сикараськи живут, чтобы понять замысел Патриархов. А понять Патриарха можно только одним способом – отыскав его и задав волнующие вопросы. Где искать Патриархов, философ не знал, но предполагал, что если бежать очень быстро, то в конце концов на кого-нибудь из них да наткнешься. Можно было, конечно, и балданаков накуриться, но этак недолго снова в благоговение впасть. Свобода трезвой мысли торкала сильней, чем чача из борзянки или сушеные грибы, так что возвращаться к кальяну и четкам эксцентрик не собирался. Единственное, что осталось у него от прошлого – это мантра «Вышли хваи». Ее он в данный момент и повторял про себя, чтобы не сбить дыхание.

Что-то мелькнуло под ногами, Лой-Быканах споткнулся, полетел кубарем, и ткнулся носом в чей-то зад. Торопливо отстранившись, философ увидел спину Патриарха. Тот сосредоточенно кряхтел.

– Э… Здравствуйте? – философ поспешно отполз в сторону.

– Я занят, – напрягся Держатель.

– Понимаю, понимаю, – Лой-Быканах тактично отвернулся, и даже уши закрыл.

Вскоре специфически запахло. Кто-то похлопал философа по крупу, и он оглянулся.

Из всех неаппетитных процессов процесс творения оказался самым неаппетитным. Но отворачиваться было неудобно, приходилось терпеть.

– Что тебе, родимый? – Держатель, зачерпнув из кучки немного вещества, что-то такое лепил.

– Да вот… пришел…

– Да? А мне почему-то показалось, что ты несся куда-то, как угорелый.

– Искал. Кого-нибудь… из ваших.

– Так хапнул бы борзянки, – усмехнулся Патриарх. – Самый верный способ.

– Спасибо, я уж как-нибудь так.

– Спросить, что ли, хотел? – пальцы Держателя так и порхали, и в них постепенно угадывалась маленькая сикараська с крыльями. Последний штришок – длинный хвост – и сикараська встрепенулась и порскнула в небо.

– Точно.

– Валяй.

– Я угадал смысл жизни?

– Откуда я знаю, что ты угадал, – оставшееся вещество Держатель сгреб, слепил огромный комок и зашвырнул куда-то далеко.

– Ну, типа… Смысл жизни заключается в поиске Патриархов, – выпалил философ.

– Не в поиске, а в познании. Зачем нас искать, мы рядом, и даже ближе, чем ты думаешь.

– Где?

Патриарх вытер руку о бедро, а потом постучал пальцем по голове философа.

– Думай. Вы же по образу и подобию леплены…

При одной мысли, из чего именно, Лой-Быканаху стало дурно, но, едва приступ брезгливости отступил, его осенило:

– В сикараськах?

– Молодец, – похвалил Держатель. – Только не надо все буквально понимать, потрошить сикарасек не надо. И так жрете друг друга почем зря.

Все ответы – в сикараськах, философ почти в эйфорию впал. Во мне – все ответы!

– Я понял! – прошептал он. – Смысл не в поиске, главное – понять замысел Патриархов. Все с самого начала было так просто… так гениально просто…

В экстазе философ побрел, не разбирая дороги, но тут его окликнул Патриарх:

– Эй! Благоговеть только не надо. А то знаю я вас…

Это замечание встряхнуло философа. В мозгу что-то щелкнуло, и он вспомнил Главный Вопрос.

– Куда делась, куда делась, – Держателю уже изрядно надоело отвечать докучливым сикараськам, но положение Патриарха все-таки обязывало. – Вот она.

И он ткнул пальцем в жарко пылающую на небосводе блямбу.

– Сотворили вас на свою голову, креатив так и прет изо всех щелей, – Патриарх смерил взглядом Тып-Ойжона. – Если б вы еще понимали, что делаете.

В общем, пока эта тварь убегала, она достигла критической массы. Среда не выдержала, и тварь провалилась сквозь нее.

– И упала за Край Света, да? – догадались теоретики.

– Нет, сначала она выпала с Другого Конца Света, – поправил Держатель. – Это трудно объяснить, потому что в Среде все относительно, но попробую.

Он поднял камень, раскатал в колбаску, а потом расплющил. Получилась длинная узкая лента.

– Вот Среда, какой воспринимают ее сикараськи – плоская и долгая. Не такая узкая, конечно, иначе вы свалились бы в Небытие, но в общем – примерно такая. Однако подобная модель пространства конечна, поэтому нам пришлось ее закольцевать, – лента превратилась в кольцо. – Тут возникает другая проблема: те, кто снаружи, никогда не пересекутся с теми, кто внутри, поэтому разрываем кольцо, одну сторону переворачиваем, лепим – и получается бесконечная односторонняя поверхность. Теперь никто не одинок.

– Я понял! – вскричал Тып-Ойжон и выхватил из рук Патриарха модель Среды. – Вот тут она провалилась, – он проткнул ленту ногтем, – а отсюда – выпала, – палец мудреца, пролезший в отверстие, пошевелился. – Это с той стороны гор. Она прорвала Другой Край Света, улетела в небо, но, так как все относительно, в результате упала сюда, – и в ленте образовалась еще одна дырочка.

– Соображаешь, – согласился Держатель. – А я как раз тут сидел… думал, чего бы такого новенького запампасить… вдруг как сверху упадет что-то, как бабахнет! Я испугался даже, вот и получилось – целое море. Хорошо получилось.

Все с уважением посмотрели на взволновавшуюся стихию и без лести согласились – действительно, хорошо.

– А я это… – подал голос Ыц-Тойбол. – Ну, вот улетела она за Край Света, провалилась… а обратно-то почему вылезла?

Тут Патриарх смутился. Оказалось, любопытство присуще не только сикараськам, поэтому он заглянул следом за упавшей блямбой, мол, что это?

– Она же голодная! А у меня солнышко над головой болтается – чем-то же надо было до сих пор Среду освещать. Вот ваша макитра и погналась за солнышком: едва голову убрать успел, она из воды как сиганет – и вверх. Так и играю с ней, по утрам и вечерам…

Что потом спрашивали Дын с Бздыном, путешественники уже не слушали. Поход оказался напрасным – Патриархи все решили наилучшим образом, ничего исправлять не пришлось.

– Может, обратно пойдем? – предложил Гуй-Помойс.

– Ходоки назад не возвращаются, – хмуро ответил Ыц-Тойбол.

Старый ходок лишний раз убедился, какого правильного спутника выбрал.

Дол-Бярды отрабатывал удары. Мудрец вообще растерянно кусал края шапки, и флюгер на ней вертелся, как заведенный.

Ыц-Тойбол неожиданно остановился:

– Зато Тып-Ойжон стал Патриархом.

Все уставились на ходока:

– Что?

– Ну, Патриархи ведь творят мир. Тып-Ойжон мир изменил, и стал Патриархом.

Мудрец подумал, потом посмотрел на спутников и заявил:

– В таком случае мы никуда не возвращаемся. Что нам делать там, где мы уже есть? Вперед!

Подумал немного и добавил:

– А кляч я новых вылеплю.

– Что еще? – Держатель с опаской отодвинулся от надвигающегося Лой-Быканаха.

– А ну, – философ был настроен весьма решительно, – говори: что вы напоследок сикараськам сказали?