Текст книги "Глубокое бурение [сборник]"
Автор книги: Алексей Лукьянов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
Сикараська, использованная в качестве закуски, под воздействием реактивов практически полностью переварилась. Кое-что, правда, осталось, и теперь эти фрагменты мудрец аккуратно вылавливал с помощью пинцета. Часть глазного яблока, веко с ресницами, половинка клешни и еще какие-то незначительные детальки. Все это Тып-Ойжон безжалостно порубил на мелкие части и присыпал тинной трухой.
Надо сказать, что эксперимент этот был смелой научной догадкой и беспрецедентным прорывом никто не знает куда. Давным-давно Тып-Ойжон обратил внимание, что если сикараське оторвать ногу, то вырастет новая. Но никто еще не проверял: вырастет ли у ноги новая сикараська? На самом деле эксперимент с ногой Тып-Ойжон уже провел, и в чулане у него топтались уже две ноги с нижней половиной туловища – точная копия ног и туловища нашего мудреца. Верхняя часть еще не наросла.
Теперь же в распоряжении Тып-Ойжона имелся совершенно уникальный материал: эти частички восстановятся в готовых сикарасек, но новые сикараськи будут уже наполовину состоять из его страха, а значит издалека они будут казаться больше, чем есть на самом деле. Тогда можно будет вплотную заняться изучением свойств измененного пространства.
В том, что пространство изменится, Тып-Ойжон не сомневался ни на мгновение. И оказался, к своему глубокому сожалению, абсолютно прав.
Вскоре бежать стало невмоготу и Раздолбаи свалились, обессиленные, в траву.
– Слышь, бич? – спросил Старое Копыто. – Ты еще торчишь?
– Ы-ы, – помотал головой Торчок, и бородавка безвольно повисла у него меж глаз. – Чача закончилась.
– Какая чача? – насторожился Желторот. – Ты что, стырил чачу у того бича? Да нас за такие дела сожрут в ближайшей подворотне.
Старое Копыто в надежде осмотрел равнины. Никаких подворотен вблизи не оказалось. Зато треть неба по прежнему занимал офигительный глюк.
– Нет, – покачал головой Старое Копыто, – нас сожрут прямо здесь. Вон та хрень, которую Торчок видит.
Желторота тут же осенило.
– Слушай, так это же Торчок виноват: увидал эту хрень под чачей, а она теперь нас сожрет.
– И че? – не понял Старое Копыто.
– Ну… Он во всем виноват. Пусть его и жрут.
– Точно, – обрадовался Старое Копыто. – А мы тут вообще не при делах.
Они схватили безвольного после чачи Торчка и поволокли по направлению к глюку.
Жертвоприношение, однако, непредвиденно затянулось. По какой-то непонятной причине глюк не желал приближаться, и даже наоборот: чем дольше шли Раздолбаи, тем дальше он становился; к тому же Торчок пришел в себя и вырывался. В конце концов Старое Копыто не на шутку обиделся:
– Что же это такое? Тащим его, тащим, а он еще и упирается. Я тебе категорически заявляю, бич, дальше я тебя не понесу. Сам иди, как хочешь.
– И я тоже, – поддержал его Желторот. – Мы с ним цацкаемся, а он как бич последний…
Пришлось Торчку идти самому.
Но и тогда дело не пошло быстрее. На исходе следующего дня Желторот спросил у Торчка:
– Бич, зачем мы туда идем?
– А куда мы идем? – встрял в разговор Старое Копыто.
– Туда, – Торчок показал пальцем в маячащий на горизонте глаз, который был теперь величиной с небольшой холм. – Там сплошной торч.
– Да? – удивились попутчики. – Тогда пошли быстрее.
Быстрее не получалось. Прошел еще один день, и в тот момент, когда глюк напоминал размерами Ложу Мудрецов, Раздолбаи наткнулись на шатер.
– Эй, бичи, есть кто дома? – поинтересовался вежливый Желторот, отбрасывая полог в сторону.
Послышался гулкий металлический звук удара, и Желторот со счастливой улыбкой отправился в нокаут. Остальные Раздолбаи слегка насторожились: хозяева явно не обрадовались гостям.
Близилась ночь. Гуй-Помойс вновь развел костер, потому что внезапно поднявшийся ветер пронизывал до самых костей. Сикараська в подсумке висела теперь на том месте, где провел предыдущую ночь Ыц-Тойбол. Молодой ходок меланхолично смотрел на звезды, пристроившись так, чтобы рана…
Ыц-Тойбол невольно вскрикнул. Он не чувствовал боли, забыл во время экспериментов об откушенном хвосте, но сейчас ему показалось, что тот на месте. Боясь оглянуться, ходок осторожно потянулся лапой за спину и нащупал привычный толстый чешуйчатый отросток.
– У тебя хвост долго отрастал?
– Первый раз полтора этапа прошло. Потом привычка вырабатывается, дело чуть быстрее идет, – Гуй-Помойс удивленно посмотрел на спутника.
Ыц-Тойбол похолодел.
Хвост – орган не сказать, чтобы слишком важный, поэтому ходоки в случае возникшего дефицита провизии хряпают висячку, если, конечно, таковая имеется. Отрастает висячка не так быстро, как, скажем, палец, или ухо, или нога. Палец, например, вырастет за два дня, ухо за полтора, нога – за десять дней, если очень большая. А хвосты отрастают долго.
Если же хвост отрос за один день, то это может означать только одно – день был не один.
– Как все это антинаучно, – фыркнул брюл-брюл, дослушав отчет хозяина.
– Да уж, – крякнул воин, ковыряя в котелке, – не сказать, что шибко умно вы поступили. И что же нам теперь прикажете де…
В это время полог распахнулся, в ярко-белом проеме появился двуногий тонкошеий силуэт, и раздался голос:
– Эй, бичи, есть кто дома?
Бол-Бярды отреагировал настолько быстро, что мудрец даже моргнуть не успел, как котелок, только что бывший у воина в руках, со звоном врезался в голову пришельца.
Сначала Тып-Ойжон подумал, что это враги, те самые, для защиты от которых Дол-Бярды на всякий случай оторвал панцирь со спины Ботвы.
– Дердеккель, – выругался воин. От непроизвольного метательного движения, благодаря которому так успешно была отражена внезапная атака неизвестного противника, ороговевшая шкура Дол-Бярды треснула и начала отслаиваться.
– Враги? – трусливо пролепетал мудрец.
– Откуда здесь взяться врагам? – раздраженно буркнул Дол-Бярды. – Я не понимаю, откуда здесь вообще кто-то мог взяться? Я отправлялся в пустынное место, а здесь народу больше, чем в «Веселых сикараськах». У меня линька на пять дней раньше началась из-за этого… дердеккель…
Воин стремительно выкатился на улицу, чтобы выяснить, кто же такой посмел без спросу войти в его шатер, и остолбенел. Перед ним стояли еще двое неизвестных сикарасек, склонившихся над поверженным. Один из них, шестиногий, задумчиво вылизывал котелок.
– Торчок, сейчас он нас порвет на хлястики, – одноглазый на четырех ногах боязливо отпрянул от шатра.
– Вы тут чего делаете? – Дол-Бярды был сама угроза.
– Вот, в гости пришли, – не прекращая вылизывать котелок, нахально заявил Торчок. – А вы тут котелками швыряетесь. За такое извиняться надо, бич.
– Вы меня извините, – продолжил воин, – но я таких, как вы, на завтрак ем и в зубах потом не ковыряю.
– Хамите, – парировал Торчок и швырнул котелком в Дол-Бярды.
Реакция у воина, конечно, не чета каким-нибудь там Раздолбаям, но когда это инстинктивная реакция, да еще и во время линьки… Кулак Дол-Бярды независимо от его желания встретил летящий снаряд, и тут же воин закричал: от резкого движения шкура вся пошла трещинами и несколько немаленьких кусков ороговевшей ткани отвалились, являя миру нежную розоватую кожицу.
На шум выскочил Тып-Ойжон, и первое, что бросилось ему в глаза – это день. Впрочем, он тут же отвлекся на своего попутчика, корчившегося перед шатром. Рядом с ним лежал какой-то тип, состоящий из пуха, клюва и когтей. Рядом стояли двое сикарасек, вид которых показался Тып-Ойжону знакомым.
– Мы нигде раньше не встречались? – спросили они одновременно.
В образовавшуюся паузу можно было впихнуть всю Ложу Мудростей, тем паче, что и Раздолбаи, и сам мудрец вспомнили, где они друг друга могли видеть.
– Это что, продолжение погони? – Старое Копыто отпрянул еще дальше.
– Нет, это, скорей всего, засада, – усмехнулся Торчок. – Правда, кто кому попался…
Неуловимым движением он извлек неизвестно откуда кривой нож. Старому Копыту показалось, что именно таким ножом крошил свой хвост хозяин «Веселых сикарасек».
Тып-Ойжон уже знал, кто попался. Он сдернул с головы шапку и запустил ею в Торчка. Пока тот пытался справиться с тяжелой, украшенной флюгером долгополой шапкой, мудрец в прыжке припечатал пяткой нос Старого Копыта. Инерция удара развернула Тып-Ойжона лицом к Торчку как раз в тот момент, когда тот справился с шапкой и занес оружие, чтобы обрушить тяжелое лезвие на голову мудреца. Мудрец вывернул шею под неестественным углом и сомкнул клюв на запястье нападавшего.
– Ва-ау… – бородавка на макушке Торчка чуть не отделилась от головы и не унеслась в небо. Нож упал мудрецу под ноги.
Дол-Бярды даже позабыл о том, что линяет. Такой техники боя он не видел никогда в жизни.
– Это… – восхитился воин, но в это время очнулся Желторот. Он увидел перед собой небо и произнес:
– Я та-арр-чуу.
– А я? – проскулил Торчок.
– Теперь нас точно порвут, – резюмировал Старое Копыто.
Нападавших ввели в шатер и усадили в загон для кляч.
– На вопросы отвечать четко, не отвлекаясь на посторонние темы, – начал допрос Дол-Бярды. Мудрец обильно смазал его заживляющей мазью из сока борзянки и тинной трухи, так что боль и зуд, возникшие при сбрасывании шкуры, отступили.
– А от вас не борзянкой так вкусно пахнет? – спросил Старое Копыто. Тут же что-то хрустнуло и Старое Копыто взвыл от боли – пан-рухх укусил его за хвост.
– Тьфу, – сплюнул Ботва. – Ты что, не моешься, что ли?
– При чем тут?.. – заревел Старое Копыто, но пан-рухх вновь цапнул его за хвост.
– Отвечать на поставленные вопросы четко и не отвлекаясь, – рявкнул Ботва.
– Иначе мой пан-рухх вас съест, – пообещал воин.
Раздолбаи встали по ранжиру и замерли.
– Кто вы?
– Раздолбаи, – в один голос рявкнули Раздолбаи.
– Ботва… – обратился Дол-Бярды к пан-рухху.
– Честное слово, – взвизгнул Старое Копыто и поджал хвост.
– Так… – протянул воин. – Зачем пожаловали?
– Случайно, – опередил всех Старое Копыто, и теперь на все вопросы отвечал сам, как лицо заинтересованное.
– Что делаете на равнинах?
– Идем.
– Долго?
– Чуть меньше этапа.
– Куда?
Старое Копыто задумался.
– Только не ешьте меня, я покажу, – взмолился он через минуту тягостного молчания, так и не сумев сформулировать цель путешествия.
Воин задумался. Наказать нахалов стоило: несколько неприятных мгновений они ему доставили. Да и опозорили перед мудрецом. Но, с другой стороны, выяснить, что делают здесь эти трое – без снаряжения, без запасов, без всего необходимого для дальнего перехода…
– Любезный Дол-Бярды, я могу с вами поговорить с глазу на глаз? – спросил мудрец шепотом.
– Сидите тут и не рыпайтесь, – пригрозил Дол-Бярды пленникам, и вышел из шатра в сопровождении Тып-Ойжона.
– Вы ничего не замечаете? – мудрец обеспокоено осмотрелся.
– Э… – воин оглядел равнины. – Нет.
– На улице день.
– Да? – Дол-Бярды вновь посмотрел по сторонам и оказался вынужден согласиться с точкой зрения мудреца. – Действительно, день.
– А ведь ночь наступила совсем недавно, или я ошибаюсь? – мудрец вопросительно уставился на воина.
Дол-Бярды наконец понял, в чем дело (борзянка изрядно притупляет реакцию), и хлопнул себя по лбу:
– Вы правы, сейчас самая середина ночи. Но почему тогда день?
– Давайте обойдем шатер, и я покажу вам, что случилось.
Воину ничего не оставалось делать, как проследовать за Тып-Ойжоном, и на другой стороне его ждал сюрприз: Дол-Бярды увидел на горизонте огромный глаз с десятками пастей.
– Что это?
– Это то, что я наделал, – повинился Тып-Ойжон.
– В смысле – результат вашего эксперимента? – понял воин.
– Именно так. Как по-вашему, далеко до нее?
Воин задумался.
– Ну… – нерешительно предположил он. – Может, до конца дня дойдем?
Мудрец тоже прикинул, но оптимизма Дол-Бярды не разделил.
– Вряд ли, – сказал он. – Скорей всего, на то, чтобы дойти до этой твари, нам понадобится день или даже два.
– А зачем нам туда идти? – напрягся воин.
– Зачем? – переспросил Тып-Ойжон. – Я объясню. Ваша линька должна была начаться через пять дней, а началась сейчас. Я шел по пустыне этап с четвертью, а вы нагнали меня за два дня. Вам не кажется, что со временем что-то происходит?
– Оно идет быстрее?
– Нет. Оно идет совсем вразнобой. Этих типов, – мудрец кивнул на шатер, подразумевая томящихся там Раздолбаев, – я видел два этапа назад, они устроили в городе такую бучу…
– Постойте, я что-то припоминаю… – напряг память воин. – Точно. За ними гонялся весь город, а они убежали в равнины…
– Вот именно. Они говорят, что идут чуть меньше этапа, а ведь на самом деле их не было в городе как минимум в два раза дольше, как я уже говорил. Со временем началась свистопляска. Теперь понимаете?
– Это все из-за эксперимента? – Дол-Бярды до сих пор не верил, что с пространством можно что-то этакое сотворить.
– Хуже. Это все из-за меня. И если вы мне не поможете, я не знаю, что будет дальше. Возможно, вы будете линять каждый день…
– Что? – взревел воин. – Выступаем сейчас же.
Гуй-Помойс долго разглядывал новый хвост Ыц-Тойбола, после чего заявил:
– Это не новый хвост. Это старый хвост.
– Что?
– Ну, смотри сам, – старый ходок взял хвост и показал его кончик Ыц-Тойболу. – Чешуя грубая, бурая. Вот шрам от пореза, вот опорная мозоль. Откуда на новом хвосте будет опорная мозоль?
Ыц-Тойбол задумался. Действительно, мозоли взяться неоткуда. Но мысль о том, что у него вырос не новый, а старый хвост, совсем уж не лезла ни в какие ворота.
Что-то было не так. Ыц-Тойбол уже много раз пожалел, что не пошел в ученики к мудрецу Гын-Рытркыну, сейчас бы ему пригодились знания мудреца. Впрочем, если бы он стал учеником мудреца, ходоком ему быть уже не пришлось бы, так что глупо сейчас о чем-то жалеть. А вот знаний действительно не хватает. Молодой ходок пристально разглядывал сикараську, и никак не мог отделаться от ощущения, что все далеко не так просто, как ему представляется. Он понял, что из-за этой сикараськи события развиваются не так, как должны. Например, если долго идешь, то куда-нибудь придешь, а здесь – полдня протопали, а даже с места не сдвинулись. Подсумки еще лопнувшие, и старый хвост, выросший вместо нового. И ведь этим дело наверняка не закончится.
Незаметно для себя Ыц-Тойбол заснул. Что ему снилось, он не запомнил, а проснулся среди ночи от шепота Гуй-Помойса.
– Слышь, – тихо толкал он напарника. – Глянь на небо.
Ыц-Тойбол посмотрел на небосвод. Казалось, все было как и прежде, но мгновением позже ходок понял, в чем дело: звезды. Как он этого не заметил раньше? Звезды не двигались, не мельтешили, как раньше; они застыли, образовав собой на темном небосводе странные замысловатые контуры, и теперь их свет не был таким живым и теплым, как раньше, они просто мерцали – и все. Как будто умерли.
– Это тоже из-за нее? – Гуй-Помойс выразительно кивнул на подсумок, висящий на суку.
– Наверное, да, – кивнул Ыц-Тойбол.
– Надо что-то делать.
– Пожалуй.
Гуй-Помойс решительно направился к подсумку и хлопнул по нему пятками с такой силой, что от сикараськи должно было остаться мокрое место. Потом он растерянно перевернул подсумок и потряс его, потом вывернул наизнанку…
– А она сбежала, – растерянно констатировал он.
– Как это? – вскочил Ыц-Тойбол. Вокруг было темно, света застывших на месте звезд явно не хватало, чтобы разогнать тьму.
– Следы, – крикнул он Гуй-Помойсу. – Ищи следы, в какую сторону она побежала, ее нельзя упустить.
Они запалили костер. В огонь полетел срубленный сук, куски дерна, Гуй-Помойс пытался выкорчевать пень, и наверняка затоптал все следы, которые только имелись. Пламя ревело и целовало небо красными, золотыми и оранжевыми искрами.
В свете костра Ыц-Тойбол разглядывал почву вокруг, и наконец увидел то, что искал. Цепь точек, уходящая в темноту. За этим занятием его и застала странная компания сикарасек, среди которых он узнал…
– Вы? – в голосе Ыц-Тойбола звучали одновременно и обида, и удивление, и радость.
– Боюсь, что я, – повинился Тып-Ойжон. – Я по ошибке продал вам не ту тинную труху.
– Эта ошибка обойдется дорого, – произнес Ыц-Тойбол. – Вы видели звезды?
Мудрец кивнул.
– Это… Я, может, что-то не так скажу, прошу простить, – взял слово Торчок. – Но, может, мы не будем нестись, как угорелые, и приляжем отдохнуть…
– Заткнись, – пробубнил внезапно вылезший из темноты Ботва.
– Опять он, – простонал Старое Копыто, – сколько можно…
Не обращая внимания на посторонних, Ыц-Тойбол и Тып-Ойжон продолжали разговор:
– Можно понимать, что это произошло прямо у вас на глазах? – спросил мудрец.
– Да. Я держал ее в подсумке.
– Эту тварь? Ну, в смысле – глаз?
– Она только издалека кажется большой. То есть не кажется… – Ыц-Тойбол хотел рассказать о непонятной сикараське, но вид старого ходока заставил его замолчать.
– Она сбежала, – угрюмо закончил Гуй-Помойс. – И ее надо догнать.
– Вперед, – скомандовал воин, и колонна из двух ходоков, мудреца, воина, трех Раздолбаев и двух верховых кляч отправилась во тьму ночи, чтобы настигнуть самую опасную тварь из всех, когда-либо встречавшихся им в жизни.
По следу шли воин и старый ходок. Если бы Гуй-Помойс раньше услышал, что ходокам нравится ходить – он сожрал бы наглеца, беспардонно путающего ходоков с бродягами. Но сейчас, когда ничто не мешало двигаться в любом избранном направлении, он внезапно испытал ни с чем не сравнимое наслаждение – идти куда-то, а не топтаться на одном месте. Вот так, в темноте, по холодку, пусть и в сопровождении каких-то нелепых и суетливых типов. Все равно хорошо.
И тут они ее наконец заметили.
– Дердеккель, – Дол-Бярды в нерешительности хрустнул суставами.
– Ее сейчас, наверное, даже в городе видят, – прошептал мудрец.
– Я та-арр-чуу… – хором воскликнули Раздолбаи.
Тварь занимала теперь ровно половину небосклона. И она не стояла на месте, а продолжала мчаться, размахивая многочисленными пастями и становясь все больше. Вот она уже заслонила собой большую часть неба. В кромешной темноте сикараська светилась темно-красным светом, по постепенно становилась все ярче и больше.
– У нее реснички, она на них катится, – объяснил Ыц-Тойбол Тып-Ойжону.
Тот задумчиво кусал края шапки. Неудобно как-то, терзался сомнениями Тып-Ойжон, один простенький опыт такими проблемами обернулся…
– Я вообще не понимаю, как она двигается, – задумчиво произнес мудрец. – Она должна провалиться, с такими-то размерами!
Как бы в ответ на слова Тып-Ойжона, Среда Обитания дрогнула, и гигантская сикараська исчезла.
– Не понял, – остановился воин.
– Я тоже, – щелкнул клювом мудрец.
Все остальные замолчали. Брюл-брюл молча жевал траву, задумчиво шевеля большими губами и помахивая хвостом, Ботва с тоской глядел на обглодыш Старого Копыта, Раздолбаи ожидали неизвестно чего, а ходоки молча смотрели друг на друга.
И тут начало светать.
Причем совершенно по-глупому, и кто бы мог подумать, что такое может происходить на самом деле. Обычно светило вспыхивало в самом центре небесного купола утром, а ближе к ночи постепенно угасало. А тут вдруг показалось из-за края горизонта, и словно нехотя поползло вверх, из багрового превращаясь в ярко-оранжевое, а потом и в нестерпимо-белое.
Наконец молчание нарушил Ыц-Тойбол:
– Мне кажется, у нас есть два относительно разумных выхода из сложившейся ситуации. Или мы возвращаемся обратно, или продолжаем погоню. Я уже выбрал погоню. Мой товарищ, как мне кажется, тоже.
Гуй-Помойс задумчиво нюхал травинку и участия в разговоре принимать не собирался.
– Если вопрос ставится так радикально… – откашлялся Тып-Ойжон. – Позволю себе заметить, что мне в данный момент никак нельзя возвращаться, пока я не пойму, что произошло и как это можно исправить.
Воин задумчиво скреб свою новую шкуру, которая за ночь успела загрубеть до той самой кондиции, когда ничто не стесняет движений и не заставляет скрипеть зубами от неприятных ощущений.
– Я с вами, – произнес он. Пан-рухх застонал, но возразить не удосужился.
– А мы дорогу назад не найдем… – жалобно проблеяли Раздолбаи.
Воин выразительно оглядел всех троих и успокоил:
– Мы вас не бросим. Нам нужен неприкосновенный запас.
Все собрались уже продолжить путь, как вдруг вмешался брюл-брюл:
– Я так и знал. Моего мнения никто не спросил: хочу я с вами идти, или не хочу? Конечно, я ведь верховая кляча, мне не…
– Заткнись… – процедил Ботва.
– Сам заткнись, – огрызнулся брюл-брюл. – Заявляю открыто и бескомпромиссно: я никуда не пойду, пока мне не дадут имя.
– Бич… – то ли предположил, то ли восхитился Желторот.
– Вас не спрашивают, – брюл-брюл гордо отвернулся от Раздолбаев и дерзко окинул взглядом мудреца.
Тып-Ойжон задумался. Всю ночь он шел пешком, не решаясь сесть верхом на вздорную клячу. Вдруг понесет? Ноги кровоточили, гудели и норовили отвалиться. Но дать имя… это очень ответственный шаг. Как бы потом не пожалеть. Да и как его назвать-то?
Все с любопытством смотрели на мудреца: как он выкрутится? Без верховой клячи ему придется туго, но, с другой стороны, нельзя же идти у той же клячи на поводу. Ботва незаметно подкрался к хвосту Старого Копыта и с удовольствием втянул в себя его запах.
– Э… И как же тебя назвать? – шаркнул ногой Тып-Ойжон.
– В смысле? – не понял брюл-брюл. – Ты что, меня спрашиваешь?
– Ну если я тебя как-нибудь назову, а тебе не понравится, забрать имя обратно все равно не получится. Так что давай-ка сам решай, – мудрец ловко спихнул проблему с именем на саму клячу.
Но кляча оказалась не так проста.
– Тым-Тыгдым, – выкрикнул брюл-брюл, как будто всю жизнь мечтал именно о таком имени.
– Значит, быть тебе Тым-Тыгдымом до конца своих дней, – Тып-Ойжон взобрался верхом на клячу. – Претензии есть?
– Никаких, шеф, – бодро гаркнул Тым-Тыгдым. – Игого.
Старый ходок и воин шли впереди, за ними следовали, оживленно о чем-то толкуя, Ыц-Тойбол и мудрец, восседавший на задравшем нос Тым-Тыгдыме, потом плелись несчастные Раздолбаи, потерявшие всякую надежду отбиться от сумасшедшего предприятия: замыкавший шествие Ботва и воин, идущий впереди, зорко следили за неприкосновенным запасом.
При этом пан-рухх счастливо пережевывал хвост Старого Копыта, умудрившись откусить его насовсем.