Текст книги "Цунами. Сотрясатели Земли"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Неубедительно.

– Вы не можете!

– Могу. И если не прекратите меня преследовать, смогу прямо сейчас.

– Мы отберем у вас предметы.

– Валяйте, я посмотрю.

Нашли ребенка. Если бы могли, забрали бы уже у близнецов.

Прозрачные не отстали ни в эту ночь, ни в последующие, да и днем капали на мозги. Иногда Мезальянц взрывался и орал на них прямо среди улицы, или в ресторане, или в другом людном месте, и тогда люди опасливо отходили в сторону или отсаживались: мало ли, что на уме у этого психа. Иван Иванович быстро брал себя в руки, говорил, что его специально выводят из себя, и на какое-то время успокаивался. Но преследователи решили взять его психику измором – и делали успехи. Мезальянц никак не мог понять технологию их прозрачного камуфляжа: не то новейший хитрый светопроводящий материал, не то эти гады на самом деле где-то неподалеку, а Иван Иванович видит только голограммы.

В ночь на семнадцатое августа Мезальянц остановился в гостинице на берегу Мраморного моря. От недосыпа у него были красные глаза и бледное лицо, и когда Иван Иванович решил принять душ и сбрить почти недельную щетину, он почти не узнал себя в худом осунувшемся разноглазом человеке.

Эк они меня обработали, подумал Иван Иванович.

– Посмотрите, во что вы превратились, – сказали прозрачные, стоя за спиной. – Вам нужно отдохнуть.

– Дайте побриться спокойно.

– Отправляйтесь в Соединенные штаты, в Калифорнию. Там мы оставим вас в покое, а вы сможете насладиться...

– Достали...

Не умывшись, Мезальянц вышел из ванной и включил телевизор. Шли новости. Освещались последние события в России, в том числе перестановки в Совете Безопасности. Первый продвинулся еще на одну ступеньку.

Глупо было ожидать, что Свиридов всерьез отнесется к ультиматуму. Это, в общем, и не ультиматум был, а предупреждение – беги, командир, куда подальше, скоро будет жарко. Неясно, правда, послушался командир или только рукой у виска покрутил. Но это уже Ивана Ивановича не касалось, он сделал все что мог и теперь собирался сделать все что хотел.

На самом деле Мезальянцу вовсе не нужна была голова Первого. Не Первый, так кто-нибудь другой рвался бы к власти, и не факт, что было бы лучше. Иван Иванович хотел, чтобы там знали: он жив, на свободе и обладает тем, чем хотел обладать Первый, да и любая другая шишка. Иван Иванович хотел, чтобы там испугались.

А они не испугались. Мало того, Первый еще и на ступеньку выше приподнялся. Об этом Мезальянц узнал из вечерних новостей. Никакой паники в Кремле, никто не бежит за границу в женском платье, никто не отрекается от завоеваний новой власти. Всем хорошо, все довольны.

Поэтому стоило эти довольные рожи сделать постными. Прямо сегодня. Прямо сейчас.

– Нет! – сказали прозрачные. – Не здесь! Здесь нельзя! Это не то место!

– По-моему, весьма подходящее, – огрызнулся Мезальянц. На груди у него висел барсук, в кармане куртки лежала и ждала своего часа мышь. Иван Иванович решительно вышел на балкон.

Опора под ногами показалась какой-то неубедительной. Если тряхнет сильно – чего доброго, свалишься вниз и ноги переломаешь. Не обращая внимания на вопли прозрачных, он спустился вниз, вышел на улицу и отправился искать место попросторней, чтобы случайно забором не придавило.

Место нашлось недалеко от набережной, пешеходная зона со скамейками, фонтанчиками для питья, уже пустынная в это время суток.

Мезальянц остановился возле небольшой карусели, почесал затылок: что делать-то? Просто взяться за амулет? А дальше что? Ногой топнуть или дунуть?

– У вас неполный комплект! – вновь начали зудеть призраки. – Вы не сможете контролировать процесс!

– Близнецы же смогли.

– У них был петух! Третий предмет позволяет интуитивно соизмерять силу, направление и время воздействия. Вы не сможете! Человеческий мозг не в состоянии воспринимать все параметры сразу!

– А мне и не надо, – ответил Мезальянц. – Посторонись, зашибу.

Сначала ничего и не произошло. Только волосы на голове затрещали от статического электричества. Иван Иванович почувствовал себя электрофорной машиной, в лейденских банках которой скопилось сто тысяч вольт. Внимание: разряд!

Мезальянц увидел миллионы светящихся рубиновым светом нитей. Какие-то из них располагались равномерно, крест-накрест, иные захлестывались одна на другую, некоторые спутывались в колтуны.

– Если вы потянете хотя бы за один силовой меридиан, вам может не поздоровиться. Эта зона и так сейсмически нестабильна.

– В Калифорнии тоже, – не своим голосом отвечал Мезальянц.

Зрелище было одновременно ужасающим и прекрасным, он не мог оторвать взгляда от этой мешанины. Он прекрасный аналитик, он разберется. Начнем с простого: развернем вот эту петельку...

Земля, словно батут, вогнулась и вспучилась. Карусель, стоявшая неподалеку, сорвалась с оси и, бешено вращаясь и завывая рассекаемым воздухом, пронеслась над Иваном Ивановичем, едва не отрезав ему голову. Город мгновенно проснулся: запричитали автомобильные сигнализации, закричали птицы, в некоторых окнах зажегся свет.

– Осторожнее! – послышался окрик прозрачных, но Мезальянцу было уже не до них.

Петля распуталась, но в переплетении силовых меридианов, произошли разительные изменения: где-то некрасиво выперли узлы, где-то, наоборот, лопнули вполне красивые и аккуратные квадратики.

– Мать вашу. – Мезальянц решил закрутить петлю обратно, но сделал еще хуже. Меридиан, который он только что выпрямил, видимо, был под напряжением и от повторного вмешательства лопнул. Свободный конец вырвался из руки и унесся в глубь города, вызывая деформацию и вибрацию других меридианов.

Иван Иванович упал на землю ничком: такой болтанки он не чувствовал даже в океане. Вокруг рушились дома, переворачивались машины, искрили провода, взрывался и горел бытовой газ.

Страха не было. Вернее, страх был, но как-то отдельно, будто сознание разделилось на рациональное и животное. Животное тряслось, металось вокруг, как коза на привязи при виде тигра. Рацио с градусником, секстаном и секундомером оценивало окружающие разрушения.

– А дальше что? – спросил Мезальянц у прозрачных.

– Дальше все пойдет по нарастающей. Вы своим вмешательством запустили движение всей тектонической плиты. Резонанс может достигнуть гор Кавказа, и вот там разрушения будут колоссальными! – Призраки будто прогноз погоды зачитали.

– А как это остановить?

– Вы обязуетесь впредь подчиняться нашим инструкциям?

– Да, мать вашу, обязуюсь! Что делать?!

– Поднимите до колена вон ту ячею и резко отпустите. Встречная волна погасит резонанс.

Ячея, видимо, состояла из других напряженных меридианов: Иван Иванович весь взмок, пока поднимал, что было весьма странно, потому что руками-то он ничего не поднимал, но оставалось странное фантомное ощущение колоссального напряжения мышц. С красивым теньканьем отпущенные меридианы упали на землю, и тут же город вокруг начал сыпаться, словно доминошный. А еще через полминуты все успокоилось, будто и не было.

Иван Иванович стоял на месте, один в кромешной тьме. Вдалеке все горело, взрывалось и рушилось, но он стоял будто на островке тишины и темноты. Потянуло дымом.

– Теперь вы понимаете, какое мощное орудие оказалось в ваших руках? – спросили из тьмы. – Мы предлагаем вам выгодное сотрудничество. Вы делаете то, что мы скажем, в обмен мы поможем вам самому занять место, на которое претендует так ненавидимый вами Первый. Вы сможете диктовать вашу волю всему миру, как некогда диктовали греческие боги.

– Даже так? – уныло спросил Мезальянц. Потом его вырвало, и полоскало очень долго, а прозрачные что-то бухтели, бухтели...

Ветер вдруг поменял направление, теперь пахло не дымом, а морем.

Иван Иванович выпрямился, чтобы отдышаться. С моря приближался странный шум, смутно знакомый по прошлой жизни. Мезальянц напряг память и вспомнил – так шумела волна, на которой «Ярославец» доскакал до Микронезии.

Цунами!

Какое цунами на Мраморном море? Его цыпленок вброд перейдет. Иван Иванович попытался разглядеть высокий гребень, но почти до самого горизонта горели огромные, будто не с земной поверхности видимые звезды. Откуда здесь большая волна?

– Вы что-то видите? – спросил Мезальянц.

Ответа не последовало. Иван Иванович оглянулся, но его окружала только рубиновая сеть силовых меридианов, уходящих до самого горизонта. Никого не было рядом – ни живых людей, ни воображаемых привидений. Прозрачные ушли, молча, будто что-то поняли и списали Мезальянца со счетов.

Иван Иванович попытался бежать. Он мчался, словно молодой: огибал большие и перепрыгивал малые преграды, с ходу оценивал обстановку и принимал правильное решение.

Но шум становился все ближе и ближе. К нарастающему гулу катящейся воды примешивался скрежет металла, треск и скрип древесины, слышны были панические крики людей и животных. Иван Иванович знал, что нельзя, но все же оглянулся.

На самой границе пробиваемой зрением темноты ворочалась бесформенная куча какого-то хлама. Вон яхта. Косяк шезлонгов. Тряпье, штанги от зонтиков. Лодки. Велосипеды. Автомобили. Автобус.

Человеческие тела.

Волна была невысокой – едва доставала до окон второго этажа. Она уже теряла силу и скорость. Но убежать от нее Мезальянц все равно не успевал. Поэтому он стоял и почти без страха ждал, пока его смоет.

– Утонуть в двухстах метрах от моря, – пробормотал он. – Окунуться в алебастр.

Его накрыло, ударило, расплющило, вырвало мышь из сжатой ладони, а потом он перестал себя чувствовать.

12

Юся с самого начала знал, что Далила не питает к нам никаких материнских чувств. Ей надо было переключиться, не зацикливаться на том, что разваливается ее семья. Тут весьма кстати подвернулись мы.

И мы нехотя, между делом, склеили ее брак. Юся надеялся: еще немного, еще чуть-чуть, и у него появится настоящая мама. Но любви к себе пробудить так и не смог. Далила была слишком брезгливой, а мы обладали слишком выразительной внешностью. Максимум, чего Юся смог достичь, – доброго расположения к себе.

– Я и подумал: может, если мы будем сами по себе, она нас полюбит? Я не хотел...

– Окунись в алебастр, – сказал я жестко. – Ты не мог знать наверняка, что они нам помогут. Зато точно знал, чем это все может закончиться.

– Я знаю точно, они правду сказали. Они сказали – Мезальянц сделает все за вас, а мы вас потом разделим.

– Кто – они?

– Ну, эти... которые невидимые...

– И что? Вот он сделал, а мы все еще на одной паре ног ходим и одной задницей на унитаз садимся.

– Наверное, он не то сделал, что они хотели. Они говорили про Америку!

– А что, в Америке не люди живут? В Америке пускай все в алебастр окунется, так, что ли?! Тьфу, Юся, лучше бы ты идиотом остался!

Сказать, что мне стало хреново, – это ничего не сказать. Мне всучили ядреную бомбу, чтоб чего не вышло, а я сам у себя ее спер. И жахнул так, что чертям тошно стало.

– Еще раз и без истерики, – как можно спокойнее сказал я брату, хотя дерьмо во мне кипело почти у самой крышечки. Все и так было ясно, но я надеялся на чудо. – Ты через девчонок свистнул предметы, отдал их Мезальянцу, а потом подкинул мне подделки?

– Да.

И как теперь жить бок о бок с предателем? Получается, что все было зря. Бегство это через полмира, капитаны и Викса, Змей и Лэйла, смерть несчастного Сорри – все коту под хвост. Потому что Юся захотел суверенитета.

– Ты хоть понял, что подставил всех? – спросил я. – Сейчас этот урод начнет города рушить направо и налево. Он силу почуял, он теперь может расхреначить весь мир!

Юся не ответил. Конечно, он понял.

Мы сидели в постепенно редеющих сумерках и тупо таращились в мерцающий экран. Магнитуда более семи баллов. Место тектонического разлома. Все могло случиться и само по себе, но Юся был абсолютно уверен, что это дело рук Мезальянца.

– Вы чего не спите, российский герб изображаете? – спросил Макс, стоя на лестнице в полосатом халате, который делал его похожим на басмача.

– Новости смотрим, – буркнул я в ответ.

– И чем нас радуют новости? – завязывая пояс на ходу, Макс стал спускаться.

– Землетрясение в Турции.

Макс сел рядом со мной. Не знаю, почему, но он благоволил именно мне.

– Погибшие есть?

– Не знаю. Но разрушения сильные. И цунами.

– Цунами в Турции?

– Опасность цунами не в высоте волны, а в длине нагона, – как маленькому, объяснил я Максу. – Там, говорят, почти триста метров волной накрыло.

Макс замолчал, задумавшись о чем-то своем.

– Вы так остро сопереживаете туркам? – спросил я. Мне не хотелось думать о предательстве брата, поэтому я собирался нахамить Максу.

Макс посмотрел на меня и тихо сказал:

– Одиннадцать лет назад я жил в Армении. Спитак. Ты слышал о таком городе?

Я сглотнул.

– Я тогда один выжил, из всей семьи. А это были папа с мамой, бабушка, четыре брата и сестра, совсем маленькая. И я их всех вытаскивал из-под завала один, потому что кругом вой стоял до небес. Ты хочешь еще о чем-то спросить?

Я молчал. Молчал и Юся. Глядя на заплаканное Юсино лицо, Макс охолонул, взял себя в руки.

– А почему вы так сочувствуете туркам?

Я рассказал все, от истории нашего рождения и до сегодняшних розысков. Макс умел слушать и ни разу не перебил. И только когда я закончил, он выругался. Наверное, по-армянски, потому что в русском языке я таких слов не слышал, да и на иврите и идише так никто не говорил.

– Может, не догадаются? – спросил он после недолгих раздумий.

Но они догадались.

Еще до полудня появился наш добрый эвакуатор – Рудольф Кассатикетс.

– Привет, – широко улыбнулся он. – Не забыли меня?

Забудешь тебя, как же. У Далилы тут же стало скучное лицо.

– Чем обязаны? – спросила она сквозь зубы.

– Я бы очень хотел поговорить с нашими героями, – не обратил внимания на грубость, сказал красавец. – Можно?

Спасибо Максу, он отправил девчонок гулять. Нас же, словно провинившихся школьников, вызвали на ковер, и Рудик ласково, но твердо спросил:

– Молодые люди, надеюсь, с вашими артефактами все в порядке?

– Я хочу в туалет, – сказал вдруг Юся.

– Чего? – спросили Далила с гостем.

– Мы в туалет хотим, – подтвердил я слова брата.

Живот и впрямь сильно крутило. Мы ушли в туалет, и по пути я спросил:

– Это у тебя план такой – через канализацию смыться?

Юся ничего не ответил. Он был сосредоточен на каких-то своих невеселых мыслях. Подумай-подумай. На этот случай, наверное, ты себе петуха и оставил.

Когда мы вновь предстали перед Кассатикетсом, Далила нервно теребила полу ухо плюшевого тигра.

– Итак... – начал Рудольф.

– Предметов у нас нет, – сказал я. – Их украли.

– Да? – усмехнулся Кассатикетс. – Как это?

– Обыкновенно. Ваша охрана оказалась никуда не годной.

Рудольф посерьезнел:

– Хватит нести чепуху. Вы подписали договор и обязаны...

– Ваш договор – обычная туалетная бумажка, – сказал я. – Мы несовершеннолетние.

– Но это война, здесь не бывает несовершеннолетних!

– Мы даже не граждане Израиля, – усмехнулся я.

Рудик проглотил эту пилюлю. В конце концов, это его служба решила, что нас можно взять на испуг.

– Но ваша мама все-таки подписала документ, – совершенно справедливо заметил он. – Она является гражданкой Израиля и ответит за вас обоих.

– Вот еще глупости, – вдруг рассвирепела Далила. – Я прекрасно знаю каждую букву договора. Там написано: содействовать властям в охране артефактов. Я вам тут же доложила об угрозе этого, как его... Мезальянца. Это не содействие? Вы сами прохлопали этого жулика! Самый дешевый адвокат докажет мою невиновность!

– Мы разберемся, – пообещал Кассатикетс Далиле и снова обратился к нам: – Сколько у вас похитили предметов?

– Два, – ответил я и посмотрел на Юсю. Тот кивнул. Но что-то в его взгляде мне не понравилось.

– Надеюсь, вы добровольно передадите оставшийся третий предмет государству, – сказал Рудольф. Сказал с угрозой.

– Нет, – ответили мы с Юсей в один голос.

– Что? – Брови у Кассатикетса сделались домиком.

– У нас его нет, – сказал Юся.

– В смысле? – теперь вместе с Рудиком обалдел и я.

– Я выбросил его, – ответил Юся. – Только что, в унитаз.

Я побледнел. Вот зачем Юсе понадобилось в туалет.

– Юся, – выдохнул я. – Зачем? Ты же... петух же...

– Я подумал, ты будешь меньше сердиться, если я опять стану идиотом. – Юся не смотрел мне в глаза, но я знал, что они у него вновь сделались карими.

Немая сцена длилась недолго. Пока Макс и Далила смотрели на нас, Рудик сорвался с дивана и скрылся в глубине дома. Три раза что-то хлопнуло, взвизгнуло и взорвалось.

Макс бросился посмотреть, что произошло. Послышалась ругань, возня, Далила тоже вскочила и умчалась вслед за мужем и внезапным гостем. А мы с Юсей остались предоставленными друг другу.

– Да вы свихнулись, что ли? – послышался визг Далилы.

Судя по звукам, между взрослыми завязалась нешуточная драка, с проламыванием стен и голов. Мы с Юсей присели на диван.

– Ты что, действительно выбросил петуха? – спросил я, хотя сомневаться, в общем, не приходилось.

– Ты же сам сказал, что лучше бы я оставался таким, как раньше, – пожал плечами Юся. – Я подумал, что и впрямь так было бы лучше для всех.

– Но как раньше уже не будет, разве ты не понимаешь?

– Скоро я вообще ничего понимать не буду.

– Юра, я ведь не хотел, чтобы ты снова стал растением. Люди не всегда говорят то, что думают.

– Мне больше нравилось, когда ты меня Юсей звал. Так роднее получалось. – Юся шмыгнул носом. – Егор, ты простишь меня, пока я еще нормальный? Потому что идиоту все равно будет.

Я бы обнял сейчас своего непутевого брата, но моя правая рука совершенно не была для этого приспособлена. Да и непутевым, если хорошо подумать, был я сам.

– Конечно, прощу, – сказал я. – Куда я денусь?

– У нас друг к другу врожденная привязанность, – пошутил Юся.

В это время драка в коридоре закончилась так же резко, как и началась. Помятый, с рассеченной щекой и залитым кровью пиджаком, мокрый, как цуцик, Кассатикетс появился в коридоре.

– Собирайте манатки, – сказал он. – Вы не оправдали доверия.

И ушел. А мы встали. Кто-то же должен закрыть дверь.

У туалета стоял, запрокинув голову, Макс. Из носа у него текла кровь.

– Представляете, унитаз расстрелял, подонок, – с сильным прононсом сказал он. – Фаянс вдребезги, осколок ему едва в глаз не попал, а он, вонючка, полез искать эту вашу штуку.

– Нашел? – спросил я.

– Вы смеетесь? Это же канализация. Теперь городской отстойник просеивать придется. Через ситечко. Вы чего такие квелые? Мы же победили.

Мне не хотелось расстраивать Макса.

– Можно, мы мультики посмотрим? – спросил я.

– Да смотрите, конечно, – ответил он.

13

– Разрешите доложить?

– Ну, давайте уже, не тяните резину.

Свиридов включил аудиозапись. Первый слушал и менялся в лице. Как хамелеон: то пунцовел, то бледнел, то шел пятнами. На его красивом лице двигались желваки, раздувались ноздри, губы то сжимались, то кривились в сардонической улыбке. Выразительное лицо.

– Это что?

– Это Мезальянц, звонил на конспиративный номер двенадцатого августа.

– Он что, совсем рехнулся?

– Обладание предметами отрицательно сказывается на здоровье, вы же знаете. На душевном – в том числе.

– Вы таким образом намекаете, чтобы мы прекратили розыски? Или что?

– Он уже сделал первый ход, в Измите. Вы видели, какие там разрушения: огромная трещина в земле образовалась. Про человеческие жертвы уже не говорю – меньше, чем в Армении, но и не мало – приблизительно семнадцать тысяч. И это за три минуты! У меня есть предложение выждать. Если Мезальянц продолжит наступление – попытаемся накрыть его встречным огнем. Но мне кажется, что он не продолжит.

– Вы знаете, что надо делать, когда кажется?!

Свиридов знал. Но идти на принцип не хотел. По опыту он знал, что пережить можно все, в том числе и начальника-самодура. Или уволят, или на повышение пойдет. По всему выходило, что Первый уйдет скоро очень далеко, а Свиридов останется. Если, конечно, не снимут.

– Я считаю, что надо подождать. Не имеет смысла искать его сейчас, когда он, скорей всего, изменил внешность и затаился. Ресурсы истратим, а толку никакого. Такого ценного ресурса в Микронезии лишились из-за спешки.

– Хватит, мы этот вопрос уже обсуждали!

– Мне-то что? Это не мой агент погиб.

Разговор заходил в тупик.

– Ваше предложение?

– Выждать срок. Пять дней можно подождать. Если он не объявится – значит, либо сам погиб, либо затаился. В любом случае предметы быстро не всплывут.

– Вы испытываете мое терпение.

На эту реплику Свиридов ничего не ответил, хотя так и подмывало щелкнуть каблуками и гаркнуть: «Рад стараться!» Мезальянц бы именно так и поступил. Свиридову было жалко такого работника, но независимость суждений и поступков хороша в меру. Не на службе.

– Разрешите идти?

– Идите, – нехотя отпустил Первый.

Чувствовалось, что Первому хочется сказать напоследок что-нибудь обидное, но все казалось мелким и детским.

Ничего, думал Свиридов. Скоро у тебя дел будет невпроворот, и тебе станет не до меня. А я еще поработаю. Если, конечно, не снимут.

14

Распоряжение о нашей с Юсей депортации пришло на следующий день, на электронную почту Далилы.

Юся зычно храпел, поэтому я почти не разобрал горячего спора между нашей матерью и Максом, хотя и догадывался, что спорят они о вчерашней угрозе красавца. Макс требовал от жены, чтобы она «боролась», а Далила парировала тем, что «у нас дети». И я впервые был на ее стороне. За спокойную жизнь с Юсей я бы сейчас сам взорвал этот Измит со всей Турцией. А еще лучше – Москву. Ведь самый очевидный способ был! Сравнять ее с землей, чтобы и камня на камне не осталось.

Вскоре шум прекратился, и в нашу комнату тихо постучал Макс.

– Заходите, – разрешил я.

Макс проскользнул тигром, прикрыл дверь. Сел на кресло, кивнул на спящего Юсю:

– Как он?

– Нормально, – ответил я. – Только к вечеру что-то закапризничал.

– Он что, и вправду?..

– Он всю жизнь был олигофреном. А как петуха получил в личное пользование, так дела в гору пошли.

– Именно петуха?

– Откуда ж я знаю? Просто он с ним не расставался. Конечно, не исключено, что все три предмета в нем запустили «просыпание». – Я посмотрел на храпящего Юсю. – Но сейчас все хуже стало. С предметом он не храпел.

Мы помолчали. Я видел, что Макс собирается с духом, чтобы сказать какую-то гадость.

– Ну? – спросил я. – Еще какая-то засада?

– Да, – кивнул Макс. – Пришло официальное письмо. Правительство настаивает на вашей высылке из страны в недельный срок.

Что ж, так я и знал.

– А чего так много времени дали? – спросил я. – Мне собраться – только рот закрыть.

– Мы не хотим, чтобы вы уезжали. Далила подаст прошение о воссоединении семьи, мы добьемся...

– Не надо, Макс, – оборвал я его. – Мы не хотим.

– Почему? У тебя ведь была возможность сравнить, где живется лучше! Вы умрете, сопьетесь, вас никто на работу не примет.

– Но мы никому не будем мешать. Далила не любит нас, мы для нее – чужие люди. Мы не хотим сидеть на вашей шее, даже если вам это будет приятно. К тому же ничего у вас не получится.

– А если получится?

– Вы взрослые, вам и решать.

Я был уверен, что у Макса ничего не выйдет, но пусть его... В конце концов, его дело. И Далилы.

Последние дни мы проводили в основном на пляже – лепили песочные замки, купались, пугали своим внешним видом отдыхающих. Была еще одна причина, по которой мы пропадали из дома, – чтобы девчонки меньше общались с Юсей. Я не хотел, чтобы они видели его смерть. Меня самого приводило в бешенство быстрое угасание его разума и что я ничего не могу с этим поделать, но я-то помнил его прежнее состояние.

Его будущее состояние.

Сначала Юсю стали интересовать игрушки-трансформеры – и Макс накупил ему целую гору. Весь день Юся с моей помощью упражнялся в трансформации роботов. А на следующий день он начал игрушки ломать. Как, в общем, и все дети. Поэтому-то я и стал уводить его из дома на пляж. Совок, ведерко, мокрый песок – эта игра даже мне была интересна. Мы строили Понпеи и Нан-Мадол, закапывали, а потом откапывали игрушечного робота, имитируя похороны и спасение Барбары. Разыгрывали крушение яхты.

За те пять дней, что Макс бегал по инстанциям и юридическим конторам, Юся успел пройти путь до пятилетнего малыша. Он уже не выговаривал буквы, его невозможно было заставить почистить зубы или поесть. Порой очень хотелось навешать ему подзатыльников и сказать: «Соберись!» Но с тем же успехом я мог наказывать телевизор за то, что он показывает всякую фигню.

Макс вернулся расстроенный. Процедуру усыновления можно начать только в стране, гражданами которой мы являлись, то есть мне с Юсей в любом случае нужно было выметаться из Израиля.

– Я поеду с вами, – сказал Макс.

– Не надо, – ответил я. – Вы знаете наш адрес, я – ваш. Если станет совсем невмоготу, я дам сигнал «мэйдэй», честное слово.

– Мидей! – повторил Юся.

– Какой сигнал? – не понял Макс.

– Сигнал бедствия.

– Сос, что ли?

– Точно.

– Мидей! – Юся придерживался морской терминологии, даже впав в детство.

Макс немного помолчал, а потом сказал:

– Не злись на Далилу. Она хорошая мать, только не поняла еще, что вы тоже ее дети. Ей надо привыкнуть. Она поймет.

– А из-за чего вы поссорились?

– Из-за посуды.

– Из-за чего? – Я даже рот открыл.

– Из-за посуды, – повторил Макс. – У меня холостяцкая привычка: первое и второе есть из одной тарелки. Не в ресторане же. А Лилька наоборот – у нее для каждой порции отдельная тарелка, у нас этих наборов штук сто, наверное.

– Это она в бабушку, – сказал я. – То есть в свою маму.

– Мама! – повторил Юся.

– Поэтому после каждого обеда – гора тарелок, чашек, блюд. У нас, конечно, посудомоечная машина, но объедки убирать и складывать в машину грязную посуду уже мне приходится. Когда Лильки нет, мы с девчонками по моей методе питаемся, но если Лилька узнает – скандал. А я скандалю, потому что посуды гора... – Макс задумался и сказал: – Спасибо вам. И впрямь – впустую ведь ссоримся.

– Не за что, я беру по умеренной таксе, – сказал я.

– Ни за што! – подтвердил Юся.

Мы с Максом засмеялись. Юся, скорей всего, не понимал, над чем мы смеемся, но тоже радостно захохотал.

– Когда нам лететь? – спросил я.

– Билеты на двадцать третье число, на завтра. Ни о чем не беспокойся – я сам все сделаю.

– Спасибо, – сказал я. – А то с Юсей сейчас даже в туалет трудно сходить.

– Тулет? – спросил Юся. – Падем в тулет?

– Нет, не сейчас, – успокоил я его.

Наши злоключения, кажется, подходили к концу.

15

Как Боря ни умолял, а Глеб все равно настоял на самолете. Все быстрее, чем на поезде.

На счастье капитанов, родители встретили Виксу прямо в аэропорту. Викса облапила отца за пояс, а потом вцепилась мертвой хваткой в мать, да так и стояла, пока Боря и Глеб расписывали родителям достоинства их любимого чада.

– Она не болела? – спросила мать. – Там ведь тропические болезни всякие, насекомые, змеи.

– Да окунитесь... – Глеб кашлянул, и Боря осекся. – Никак нет, здоровее всех нас была.

– А Егор? – спросил отец.

– Близнецы тоже в порядке. Их же мать к себе в Израиль забрала!

В слове «Израиль» Боря сделал ударение на последний слог.

– Мы так боялись, что вы не прилетите, – сказала мать. – Как сказали про землетрясение, я так и решила: все, опять рейс отложат.

– О, я вам сейчас случай в аэропорту расскажу, как раз во время тряски! – обрадовался Грузин, но Глеб стиснул его локоть. – Ой! Ты чего щиплешься?

– Не отвлекай людей, они сто лет дочку не видели, – процедил Татарин. – Закругляемся уже.

– А, ну да, – согласился Боря. – Счастья, здоровья. Викуся, пиши. Ну, мы пошли?

Викса оторвалась от мамы, улыбнулась сквозь слезы и сказала:

– Не забудьте окунуться...

– Да ты что! Первым же делом! Вот сейчас как...

Глеб утащил коллегу куда-то в недра аэропорта, а мама спросила:

– Куда вы все время окунаетесь?

– Это идиоматический оборот, мама. Означает – я тебя люблю.

Держась за руки, они втроем вышли из аэропорта.

– Не дал попрощаться как следует, – ворчал Боря.

– У нас регистрацию на рейс вот-вот объявят, старый ты хрен! – заругался Глеб.

– Ты за три месяца не мог попрощаться?

– Окунись в алебастр! – взмолился Боря. – У меня уже геморрой вылез, я помру в дороге!

– В поезде точно помрешь – больше недели ехать.

– Больше недели? – задумался Боря. – Целая бесконечность.

– Вот и я о том же. Гони монету!

Борю госпитализировали прямо в аэропорту Владивостока: за час до приземления у него открылось кровотечение. Когда его выносили из самолета, он слабым голосом спросил у Глеба:

– Ты меня навестишь?

– Я тебя три месяца подряд без перерыва наблюдаю! Обойдешься.

Но не прошло и двух дней, как Татарин прискакал в больницу ни свет ни заря.

– Боря! – орал он с улицы. – Боря! Они прислали!

Грузин спал. Его соседу по палате, который как раз лежал возле раскрытого окна, вскоре надоели эти вопли, и он растолкал Борю:

– Эй, капитан, просыпайся, там что-то прислали.

– Окунись в алебастр, я спать хочу.

– Да проснись ты, завтрак скоро!

– А? Чего прислали? Кто прислал? – проснулся Боря. – А, это ты... – и снова опустил голову на подушку.

– Змей с женою прислали! Яхту! – доносилось с улицы.

– Кто там орет спозаранку? – спросил капитан в подушку.

– Там какую-то яхту жена-змея прислала, – перевел сосед.

– Не жена-змея, а Змей с женой, – сказал Боря, не открывая глаз, потом сладко почмокал, перевернулся на другой бок и плотнее закутался в одеяло. И тут же подскочил, как ошпаренный, и выглянул в окно.

Под окнами прыгал Глеб и размахивал руками.

– «Ярославец» пригнали? – уточнил Боря.

– Да нет же, яхту! Такую же, которую на острове взорвали! На ней хоть в открытый океан можно! Нулевая!

– Вот ведь... – Боря отошел от окна, почесал щетину, а потом махнул рукой и пошел к двери.

– Ты куда, обход скоро! – предостерег сосед.

– Какой там обход, – отмахнулся Боря. – Приключения ждут!

16

О личном досмотре перед высылкой из страны вспоминать не хочется. Главный таможенник с целой бандой помощников перетряхивали, прощупывали, прозванивали весь наш багаж, а нас осмотрели тщательней, чем осматривают живой товар работорговцы на невольничьем рынке. Даже рентген сделали, чтобы, по выражению главного таможенника, мы не спрятали контрабанду в «складках местности». Макс, который нас сопровождал, громко возмущался, но остановить процедуру не мог.

Так бесславно окончилась наша история. Властелинами мира мы не стали, да и на управдома я сейчас вряд ли походил.

Я думал, уже в Шереметьево нас встретят красивые опрятные люди в умопомрачительных костюмах, как агенты из фильма «Матрица», увезут в застенки и долго будут пытать, чтобы узнать, куда мы подевали артефакты. Что мне им ответить? Что петуха сломали, а барсука с мышью потеряли? Посмотрим, понимают ли они юмор.

Однако я прошел паспортный контроль, получил багаж, вышел на улицу, а встречающих все не было. Никто не перехватил автобус, на котором мы с Юсей ехали из аэропорта. И в метро никто не обратил на нас внимания.