Текст книги "Цунами. Сотрясатели Земли"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Мы здесь застряли, – жаловалась женщина в красивом белом спортивном костюме, опиравшаяся на красный чемодан на колесиках.

– И че-на? – Мужчина был весь джинсовый. Рядом с ним стояли три большие сумки.

– Ничена, – передразнила женщина. – У меня парикмахерская в понедельник, а у тебя стрелка в Химках, забыл?

– Достала-на. – Мужчина достал сигарету, засунул в рот, увидел надпись «No smoking», буркнул «козлы-на» и сунул сигарету за ухо. При этом на пол упала другая сигарета, та, которая уже была за ухом.

– Да брось ты свои соски сосать, меня послушай, – зашипела женщина. – Смотри: скоро рейс в Стамбул. Летим сейчас до Турции, там пересаживаемся на московский – и мы в домике.

– Мы-на контроль-на не пройдем-на.

– Ты дурак, да-на? Мы в транзитной зоне будем, просто с самолета на самолет пересядем. Куда ты смотришь?!

Дяденька смотрел на Виксу.

– Эта девка-на на нас пялится-на, – сказал он негромко.

– Которая?

– Вот эта-на, – дяденька невоспитанно ткнул пальцем в девочку.

– Она нерусская, она не знает, что на людей смотреть нехорошо. Все, хватай сумки, идем брать транзитный билет.

Парочка удалилась. А Викса посмотрела на табло и поскакала к своим морским волкам.

Морские волки уже сами бегали по всему аэропорту в поисках морской волчицы. Викса уткнулась лицом в необъятное брюхо Грузина.

– Ты где шлендаешь? – спросил Боря. – Здесь тебе не Понпеи, мигом в рабство продадут.

– А тут разве рабство?

– Да везде рабство, где дети без взрослых бегают. Поймают, отвезут на крокодиловую ферму и заставят навоз за крокодилами убирать. А если плохо работать будешь – скормят по кусочкам.

Их догнал Глеб.

– Что, нашлись? Может, связать ее и в чемодан положить?

– Точно! А сами пойдем в бар, пропустим по стаканчику.

– Нет, в бар мы не пойдем, – резче, чем дозволяется ребенку, сказала Викса Боре. – Во-первых, здесь дорого.

– Откуда ты знаешь? – возмутился Грузин.

– А я хотела мороженого купить, а там такие цены...

– А во-вторых? – спросил Глеб, которому в бар хотелось, но денег, выданных щедрыми Монтазио, было жалко.

– А во-вторых, через два часа самолет в Турцию.

– И что?

– Мы долетим до Стамбула, там пересядем на самолет до Москвы. А здесь мы можем еще сутки просидеть.

– Еще сутки? – Грузин встал как вкопанный, оглянулся по сторонам, кого бы обхамить, но подходящих по масштабу кандидатур, видимо, не нашел, и решил послать всех чохом: – Да окунитесь вы все в алебастр!

– Это неспроста мы тут застряли, – сказала Викса.

Глебу эти фаталистические мысли не нравились.

– Милая, мы дождемся самолета здесь, – сказал он. – И не надо в кофе лить какао.

– Я и не лью, – обиделась Викса.

– Это образное выражение.

– А мне кажется, Викуся права, – сказал Боря. – Чего нам тут делать? А так хоть Турцию посмотрим.

– Это деньги.

– Да мы в аэропорту больше проедим, смотри, какие цены. Вот везде – и на железке, и в аэропортах – цены запредельные. Я думал, такое только у нас, а оказывается – везде. Хватит ныть, пошли билеты покупать.

Боря с Глебом какое-то время препирались, советовали друг другу окунуться в алебастр, но, едва объявили, что регистрация на рейс до Стамбула заканчивается, быстро побежали за билетами.

Оказывается, до Стамбула летели в основном русские. Все решили, что чем ждать неизвестно сколько в Гонконге, можно сделать крюк, в Турции быстро пересесть на самолет до Москвы – к тому времени, может, все проблемы рассосутся.

– С землячками полетим, – повеселел Боря. – Давно родной речи не слышал.

– Ага, – Глеб кисло улыбнулся, – мы-то с Викой не русские ни разу, по-турецки говорим.

– Окунись в алебастр, – ласково шепнул Грузин.

Уже через полчаса он радостно щебетал с теткой, которую Викса видела у табло.

– А чем плохо? – говорил Боря. – Неприятности надо воспринимать как приключения, об этом еще Честертон писал. Не торчать же в баре все это время!

Глеб махнул рукой. Он начинал подозревать, что Викса была права в своем фатализме.

7

Очень забавно идти по улице, смотреть под ноги и видеть то, что происходит под землей. Вот водопроводные трубы, словно змеи, переплелись на перекрестке, вот телефонный кабель, вот чей-то труп в бетонном блоке, лежащем в основании жилого дома. Можно смотреть на метр вглубь, можно – на километр, и все равно очень хорошо видно.

Мезальянц чувствовал себя школьником, нашедшим щелку в женскую баню. Некогда, еще в Афгане, он пробовал опий. И сейчас Иван Иванович понимал, что опий – это аскорбинки для детей. От чувства силы даже слегка подташнивало, как на карусели после сытного обеда. Как можно иметь такую вещь и не пользоваться? Они не чистоплюи, эти Кругловы, они идиоты, оба!

Это золотой век геологоразведки! Это археология без раскопок! Да мало ли этим штукам можно найти сфер применения? Понятно, зачем Первому понадобились именно эти штуковины. Имея на руках такой козырь, можно контролировать все полезные ископаемые в стране и в мире. Надо будет попробовать. Но не сейчас. Сейчас надо положить предмет в карман, разжать пальцы и немного глубоко подышать.

Сила предметов не преувеличена. Отказаться от использования почти невозможно, хочется еще немного, еще чуть-чуть; это попробовать, и то испытать, а будет ли работать в таких условиях, а не перестанет ли в этих? Иван Иванович еле-еле заставил себя отпустить барсука. Мир вокруг тут же утратил яркость, контрастность и цвет, но зато вернулась способность мыслить критически.

Понятно теперь, по какой причине Круглов всячески отказывался использовать предметы. Если одна такая штука напрочь лишает разума, на что способны две? А три? Выдержать такое давление может только очень сильная личность, неудивительно, что близнецы в конце концов сдались. Возможно, Мезальянц тоже откажется от этих крошек. Но не ранее, чем вдоволь наиграется.

Артефакты достались Мезальянцу до обидного легко, Иван Иванович подозревал, что его опять обманывают, но нет – на этот раз сделка оказалась честной. Юра Круглов оказался весьма умным и честным мальчиком, не то что его придурочный брат.

Сначала, конечно, казалось, что будет очень сложно. Иван Иванович не стал покидать лайнер вслед за Барбарой. Он рассчитывал, что в Хайфе, которая была всего-то в два раза крупнее, чем уральские Понпеи, он сумеет найти Кругловых и их мать. Сложнее будет не попадаться в поле зрения Моссада. Они наверняка пасут близнецов и засекут любое подозрительное движение вокруг дома. Придется брать Кругловых в оборот в каком-нибудь другом месте либо весьма серьезно маскироваться.

Маскировка под бомжа отпадала сразу: район был престижный, вряд ли там есть бомжи. Хотя в Париже он бомжевал в достаточно респектабельном районе, на этот раз Мезальянц решил действовать менее радикально.

Он позвонил в администрацию Университета Хайфы, представился и спросил, может ли он сделать для университета пожертвование – десять тысяч долларов? Ивана Ивановича тут же вылизали с ног до головы прямо через телефон, спросили, когда именно ему удобно посетить университет, и объяснили, как проще добраться до кампуса.

Мезальянц приехал за полчаса до назначенной встречи, чтобы провести рекогносцировку. Но, едва выйдя из салона, понял, что ему не потребуется ни рекогносцировка, ни спонсорство, ни вообще какие-то поиски. Потому что его нашли первым. На тротуаре, ведущем в кампус, чья-то, явно детская, рука написала розовым мелом: «БАРСУК + МЫШ = МИЗАЛЯНС».

Иван Иванович встал как вкопанный. Это не могло быть случайностью: русские слова, хоть и с ошибками, были посланием ему, Мезальянцу. Рядом с надписью, чуть поодаль, но тем же розовым мелом, записан номер телефона.

Мезальянц запомнил цифры и вечером несколько раз пытался дозвониться из гостиницы, но вызов всякий раз отклонялся. Решив, что это подстава, Иван Иванович, не собираясь, вышел из номера и побежал к пожарному выходу, чтобы не спускаться в лифте, как у него запищал мобильный. Это было короткое сообщение: «ne zvonite mne lutshe pishite». И тут же следующее: «eto yura».

Юра? Какой Юра?

Так он и написал в ответ: «kakoj?» Ответ пришел незамедлительно: «kruglov».

Мезальянц не сразу сообразил, что Юрой звали второго близнеца, который так быстро из овоща сделался едва ли не умней брата. Мальчик с суперинтуицией, которая заменяет знания. Что легко проверить.

«na kakom ja sejchas etage?»

«6»

Вот засранец!

«vot zasranec»

Иван Иванович рассмеялся и пошел обратно в номер. Слава богу, что не надо никуда срываться, сейчас бы это было весьма некстати.

Они переписывались всю ночь. Из разговора с Юрой Иван Иванович понял, что близнец готов подарить барсука и мышь. Безо всяких условий, только бы избавиться от артефактов.

«ja ih bojus»

Операцию он придумал идеальную, хотя и немного путаную. Юра давно уже играет с сестрами – у него, оказывается, и сестры есть – в «двенадцать записок». Кто первый находит все двенадцать подсказок, которые Юра с помощью матери или ее мужа оставляет в условленных местах, тот и получает приз. Эту игру Юра затеял, чтобы сблизиться с новыми родственниками и одновременно – чтобы не вызывать подозрения у Егора.

Одну из сестер Юра отправлял каждый день в университет писать сообщение мелом на асфальте.

Мезальянцу предстояло сделать самое простое: сидеть на скамеечке в кампусе. К нему по очереди в течение часа подойдут две девочки. Одна принесет барсука в полиэтиленовом кулечке. Ей Мезальянц должен отдать фальшивую мышь.

«u vas ved’ ostalis’ fal’shivye predmety?»

У Мезальянца фальшивые предметы остались, он всюду таскал их с собой, и вот – пригодились. Девочка, которая принесет мышонка, должна унести с собой фальшивого барсука.

Мезальянц спросил, как Юра собирается потом объясняться с Егором.

«eto moja problema»

Ну, твоя так твоя. В конце концов, у Юры был еще и петух, выкрутится как-нибудь.

Юра посоветовал не пользоваться предметами одновременно, ибо вместе они вызывают подземные толчки, которыми нельзя научиться управлять сразу, необходимо тренироваться на равнинной местности, желательно – вдали от людей. Нельзя пользоваться предметами долго – опасно для здоровья. Даже пользуясь артефактом, лучше время от времени прерывать контакт, чтобы убедиться, что вы контролируете ситуацию.

С этими инструкциями Иван Иванович и пошел на операцию. И прошла она настолько гладко, что Мезальянц опять заподозрил неладное. Лишь ощутив в ладони легкую вибрацию барсука и убедившись в том, что предмет действует, он поверил – получилось!

Теперь предстояло решить, что делать со свалившимся так внезапно призом. Еще недавно Мезальянцу казалось, что обладание артефактами само по себе наведет его на мысль, как их применить. Но в голове победителя не было ни одной подходящей мысли.

8

Запись с автоответчика Свиридов прогнал несколько раз, пытаясь понять – серьезно говорит Мезальянц или в бегах тронулся рассудком. Но даже если Иван не врал и не бредил, делать доклад Первому означало потерять место, звание, а может, и жизнь.

– Это Мезальянц, – сообщал автоответчик. – Зверинец у меня на руках. Более того – я сам его владелец. И хочу сделать тебе, мой друг, предложение, от которого невозможно отказаться. Ты уберешь Первого. Ты знаешь, насколько он опасен, а если добьется своего – станет еще и неуязвим. Убери его, позволь событиям развиваться самим по себе, без его вмешательства. Так будет лучше для всех. Но если ты этого не сделаешь, я устрою встряску. Пока точно не знаю, где именно, но встряска будет основательной. Чтобы ты понял, что я – событие случится в ночь на семнадцатое. Конечно, я мог бы сказать, что сегодняшнее затмение во Франции – моих рук дело, но ты не поверишь. Я жду пять дней. Потом буду устраивать землетрясения раз в пять дней, все ближе и ближе к границе, пока ты не сделаешь, о чем я попросил. Я буду идти до самой Москвы, мало никому не покажется.

Все, конец записи.

И на что он рассчитывает? Что Свиридов возьмет ледоруб и, как Рамон Меркадер Троцкому, раскроит Первому череп? Определенно, Мезальянц перестал адекватно оценивать ситуацию, иначе бы не звонил и не оставлял дурацких сообщений.

А если он всерьез?

9

Барбара пробыла у нас еще три дня, а потом уехала.

С одной стороны, я был рад ее визиту. Хотя бы потому, что она подтвердила мою уверенность в том, что Далила к нам с Юсей не питает сильных чувств. Таких бурных проявлений радости и любви я никогда не видел. Нам Далила так не радовалась.

Метаморфоза Юси весьма удивила нашу двоюродную бабушку. Она постоянно смотрела на него, будто пытаясь понять, как это произошло, но с тем же успехом она могла пытаться понять, по какому принципу барсук с мышью могут сотрясать землю. А вот наши приключения Барбаре, судя по ее отстраненности, были не особенно интересны. Впрочем, как и ее похождения для нас.

Хотя, если говорить начистоту, мне было немного обидно и непонятно: ведь она приехала не из-за того, что соскучилась и страсть как хотела увидеться; она ехала именно из-за нас с Юсей, из-за нашей мнимой гибели, хотя могла без лишних заморочек сообщить по телефону или электронной почтой. Но вот увидела – и мгновенно охладела. Потому я и делал вид, что не обращаю на нее никакого внимания. А Юся – тот, похоже, и вида не делал, будто знал, что Барбара его идиотом обзывала.

Только когда Барбара уехала, меня охватило странное беспокойство. Ее визит я воспринял как знак, предчувствие какой-то неминуемой беды. В прошлый раз нам пришлось сорваться с места и рвать когти через полмира. А что теперь?

Я пытался поговорить с Юсей несколько раз, но он отмахивался и только спустя несколько колов времени наконец снизошел и сказал довольно резко, чего за Юсей никогда не водилось:

– Не хочу я о ней разговаривать. Приехала, с порога раскудахталась, а оказалось, что и волноваться не из-за чего. Ну, напугал ее Иван Иванович, подумаешь.

– Но ты точно знаешь, что этот гад не приедет сюда и не начнет нас резать, чтобы забрать предметы?

– Вот ты логически рассуди. – Юся посмотрел на меня едва ли не с жалостью. – Сколько мы с ним в одном купе ехали, потом на катере плыли, потом на острове жили? И за это время он ни разу не пытался нас зарезать. Все, туши свет, давай спать.

Все вроде было логично, но мне казалось, что тут дело не совсем в логике. Как нелогичен был поступок Барбары, так нелогична вообще вся наша история, замешанная сугубо на чувствах и иррациональности предметов.

Проснулся я утром, часов в пять, и сразу понял: было нечто важное, что я не успел сразу обдумать, а потом стало некогда, но, пока не поздно, об этом надо срочно вспоминать. Упустил еще на острове, но важно это до сих пор. Что-то, связанное с лемурийцами.

Я открыл глаза и стал думать. Если по-хорошему, то даже и не известно, были они наверняка, видел я этих атлантов назгульских или они мне всего-навсего приснились. Конечно, в аэропорту вроде мелькал кто-то, на них похожий, хотя в бликах и отражениях света от хромированных поверхностей могло и показаться...

Предположим, что они все-таки были. Я привык доверять своим чувствам. В конце концов, если существуют предметы, почему бы и назгулам не существовать? Вот пришли они ко мне, пытались навешать лапши на уши. Единственное, что в их рассказе не вызывает сомнений, – за каким-то лядом этим прохвостам нужно, чтобы я сотрясал землю в определенных местах. Я отказываюсь, и они предлагают мне баш на баш. И баш, прямо скажем, замечательный. Привяжите кого-нибудь к себе, нога к ноге, поживите так сутки, а потом отвяжите – и согласитесь, что индивидуальная эксплуатация организма гораздо удобнее, чем совместная. Блин, да если бы Юся остался, как и прежде, идиотом – я бы ни минуты не сомневался и пошел на сделку. Плевать, что случится потом, – я не стал бы об этом думать. Но в том-то и дело, что Юся сейчас прекрасно понимает, что хорошо, а что плохо, и как мы будем жить, если он узнает, какой ценой я добился этой отдельности? Отдельность... слово какое-то гастрономическое, будто колбаса конская отдельная, первый сорт. Егор Круглов отдельный.

Интересно, а как бы отнесся Юся к такому предложению?

Я по-новому посмотрел на Юсю. Нет, я не думал, что он предатель, но ведь ему со мной жить так же неудобно, как мне с ним. А что, если лемурийцы решили с каждым из нас отдельную игру вести? Вдруг кто-то сломается? Вдруг кому-то надоест таскать на себе другого и он решит, что можно рискнуть и воспользоваться штуковинами? Если рассудить трезво, то это было логично. Эта версия многое объясняла в Юсином поведении.

Я ведь портил Юсе малину не меньше, чем он мне. Он обрел новую семью, а я постоянно напоминал, что эта семья у него – благодаря волшебным железякам. Он хотел больше времени проводить с матерью и сестрами, придумывал всяческие игры, чтобы наладить контакт, а я тянул его в нашу комнату или на улицу, подальше от новых родственников. Разозлишься тут.

Растолкав спавшего еще брата, я полез в письменный стол, под нижним ящиком которого прятал артефакты.

Барсук с мышонком пропали. Я перерыл всю нычку, но предметов не нашел. Перерыл еще пару раз, потом начал методично прочесывать всю нашу комнату. Нашел саблю, два пистолета, часы, кошелек с десятью крупными и несколькими мелкими золотыми монетами, нож, бритву, гребень, серебряную табакерку, носовой платок и записную книжку – видимо, девчонки когда-то играли. Но талисманов среди этой дребедени не было.

– Ты чего потерял? – спросил Юся, когда ему надоело ползать со мной из угла в угол.

– Талисманы, – ответил я.

Будто с самого начала понятно не было, он ведь знал, где я хранил артефакты, нетрудно бы догадаться, что если предметов на месте нет, то ищу я именно их.

– Сразу бы спросил. Я их перепрятал, – отчаянно зевнул Юся.

– Что?! – оторопел я.

– Перепрятал.

Вот засранец! И так спокойно об этом говорит.

– Куда?!

– Я думал, ты спросишь, как...

– Куда?!

– Да успокойся ты, успокойся, сейчас покажу...

Мы встали с пола и пошли в туалет.

– Под крышкой, – сказал Юся и ткнул пальцем в сливной бачок.

В одиночку я, конечно, снять крышку не мог, так что пришлось нам вдвоем это делать. На дне бачка тускло светился мышонок. Я осторожно засунул руку в воду, нащупал цепочку и вытащил артефакт на свет. Не вытирая, я положил его в карман пижамы, и мы водрузили крышку на место.

Барсук тоже покоился на дне смывного бачка, но уже не в нашей ванной комнате, а в общем туалете, на первом этаже.

Пока шли спасательные работы, мы молчали. Едва барсук оказался в моем кармане, мы вернулись в свою комнату. На всякий случай, чтобы из-за двери не могли услышать наш разговор, я включил телевизор. Там показывали какой-то бедлам в Турции: ночью, насколько я понял, там случилось землетрясение, да такое, что даже цунами образовалось в Мраморном море. Юся тут же уставился в экран, но я, ухватив его за подбородок, повернул к себе.

– Зачем?

Юся, погрузившийся внезапно в какие-то свои мысли, ответил:

– А ты уверен, что не хочешь спросить...

– Зачем?! – Мне это кокетство начинало надоедать.

– Ну... – Юся смутился. – Я думал, ты именно этого и хотел.

Час от часу не легче.

– Юся, ты идиот?

– Я не Юся. Я Юра.

– Хорошо. Юра, ты идиот?

– Я тебе сейчас в зубы дам.

– Да что с тобой такое? – психанул я. – Ладно, расскажи мне, как ты это провернул.

– Не скажу.

Тьфу ты, пропасть!

– Ладно, я попробую догадаться. Сам ты, в силу нашей привязанности, перепрятать талисманы не мог, значит, попросил кого-то. При мне ты о помощи ни у кого попросить не мог, из чего можно заключить, что ты давал письменные инструкции. На бумаге ты ничего не писал, на компьютере тоже не печатал. Думаю, ты просто через мобильный телефон короткие сообщения отправлял. Девчонкам писал, да? Игры твои дурацкие. Проинструктировал, конфетку пообещал – они выполнили задание. Так?

Юся был впечатлен, по лицу видно.

– Именно поэтому ты идиот. Они могли просто-напросто их стырить, – сказал я.

– Не могли. Я бы почувствовал.

Долбаные его чувства... Конечно, он был прав – талисман не ошибается, предчувствия всегда оправдываются. Но ведь риск все равно был.

– Зачем? – повторил я давешний вопрос.

– А зачем ты с утра полез их искать? – Юся сделал невинное лицо.

Быстро он перенял эту дурацкую манеру – отвечать вопросом на вопрос. Самое обидное, что ответить неправду я не мог: Юся тотчас бы почувствовал. И я ответил честно:

– Я боюсь.

– Ты? – Глаза у него округлились. Все-таки лукавить он не умеет. – Чего ты можешь бояться?

– Что предметы ненастоящие.

Ответ пришел сам по себе, наверное, это петух и на меня немного действовал. Верхнее ли это чутье, или наитие, или как хотите называйте – стало ясно, почему Барбара не идет у меня из головы. Мезальянц купил Барбару на ее собственную удочку. Она продала ему фальшивые предметы, а он показал ей фальшивые глаза. Мое беспокойство было обострившейся тоской по предметам. Но вот я достал артефакты, положил в карман, а тоска не проходит. Значит...

Я сжал в ладони оба предмета. С таким же успехом я мог сжимать два железных шарика от подшипника: тяжесть есть, а эффекта – ноль. Ни силовых линий, ни вибрации, ни волос дыбом. Артефакты были обычными подделками.

– Где они на самом деле? – спросил я. – Девчонки стащили?

– Нет, – тихо ответил Юся (не заслужил ты Юры, братец).

– Хватит мямлить. Куда дел? Я, между прочим, за тебя договор с государством подписывал.

– Он не имеет юридической силы, ты несовершеннолетний и не являешься еще гражданином Израиля, – попытался возразить Юся. – Это был акт психологического давления...

– А для Далилы он имеет юридическую силу? – рассердился я. – Она, между прочим, за тебя подписалась!

– Она... – В глазах у Юси стояли слезы. – Она меня не любит.

Твою мать... Как же до тебя это дошло, с твоей интуицией, только сейчас?

– Где предметы?!

– У Мезальянца.

– Что?!

– И он их, кажется, использовал, – добил меня Юся, кивая на экран телевизора.

10

В Стамбуле Викса с капитанами приземлились в полночь, как и взлетели. Будто время застыло. Когда на запад летишь, всегда так. А на восток, наоборот, время стремительно бежит вперед, как сквозь пальцы убегает.

В середине полета Боря стал ерзать, часто вставать и бегать по проходу, нервируя земляков. Когда ему посоветовали угомониться, он довольно резко предложил всем окунуться в алебастр. Время от времени он, конечно, присаживался, но никак не мог принять нужной позы и снова вскакивал.

– У него застарелый геморрой, – шепнул Глеб Виксе. – Он вообще не может сидеть, удивительно, как до Гонконга долетел. Сейчас скачет, боится, видимо, рецидива.

В аэропорту по этой причине побежали искать аптечный пункт. Пока искали – почти два часа прошло: туда не пускают без визы, здесь пускают, но не то, что нужно... В конце концов нашли, купили самые обычные свечки с маслом облепихи, и Боря поскакал в туалет, потому что до самолета на Москву оставалось что-то около сорока минут.

– Окунуться в алебастр, – сокрушался он. – Еще три часа в самолете до Москвы, потом девять часов до Владика... точно геморрой вылезет.

– Воспринимай это как приключение, – посоветовал Глеб.

Боря обиделся и ушел.

А через пять минут Викса испытала острейший приступ дежа вю. Моргнули лампы, мир вокруг закачался, и воздух наполнил отчаянный вопль умирающего зверя, как в ту ночь, когда она застукала близнецов за незаконным сотрясением земли. Неужели они опять принялись за старое?

В аэропорту началась паника, народ хлынул к выходам, и только Глеб с Виксой, которые стояли как раз возле несущей колонны, хладнокровно прижались к твердыне.

Кошмар длился три минуты. Несколько раз вспыхивало и потухало электричество, стоячие и висящие конструкции раскачивались из стороны в сторону, будто не решаясь, где именно упасть. Иные люди падали на бегу, кто-то оставался лежать, не решаясь продолжить бег, но большинство тут же вскакивали и бежали дальше, молча или вопя во все горло.

А потом все закончилось, так же резко, как и началось. И всего-то за три минуты официально-чопорная обстановка в аэропорту сменилась полным бардаком.

– Глеб, – тихо попросила Викса. – Ты живой?

– Вроде... – Рука Татарина легонько сжала руку Виксы (они, оказывается, так и стояли у колонны).

– Сходи, пожалуйста, в туалет.

– Зачем?

– Там Боря... как он там?

– А ты не можешь?

– Я, вообще-то, женщина.

– А, черт, – досадливо прошипел Глеб.

Осторожно, пробуя левой ногой опору впереди, будто идет не по бетонному полу, а по болоту, Глеб стал пробираться к туалету. Он преодолел чуть меньше, чем половину пути, как из туалета, точно так же пробуя ногой опору, вышел Боря. За собой он тащил чье-то тело.

– Это что такое было? – шепотом спросил он. – Это ведь не из-за меня, нет?

– Нет, не из-за тебя, – покачала головой Викса. – Это, наверное, просто землетрясение.

– Тогда, – Боря заметно приободрился, – помогайте мне этого ханурика вытаскивать.

Викса вздохнула:

– Ну ладно.

Несколько часов из аэропорта Ататюрка не вылетал ни один самолет: тестировалось все оборудование – от канализации до радаров, обследовалась взлетная полоса и самолеты. Все системы, несмотря на подземные толчки, функционировали в штатном порядке, так что с утра рейсы возобновились. В аэропорту обошлось без пострадавших, разве что в туалете от передоза умер наркоман.

До утра все пассажиры сидели притихшие и смотрели телевизионные репортажи о землетрясении. Эпицентр толчка находился в Измите, жертвы и разрушения еще подсчитывались, но кадры с улиц разрушенного города говорили сами за себя – трупов было очень много. Многие пассажиры побросали багаж и отправились в Стамбул – проведать родственников.

Боря сидел и рассказывал, как он пережил эти ужасные минуты. Почему-то все вокруг смеялись, даже Викса, хотя ей казалось, что теперь ее ничто не сможет рассмешить.

– Ну, вот только заперся в этой кабинке, только присел, а в соседнюю кабинку тоже кто-то заскочил. Я думаю – блин, окунись ты в алебастр, меня пучит и все дела, а тут кто-то рядом меня слушать будет. Я, между прочим, стеснительный очень, не люблю, когда в эти минуты посторонние люди рядом находятся. Я затих, конечно, думаю – сейчас этот свои дела сделает, вот тогда я и расслаблюсь. Но потом свет мигнул, как повело меня в сторону, и я от неожиданности... ну это... пукнул... И как раз в ту минуту, когда этот звук... ну, вы слышали. Длинно так и страшно. Я уж и про геморрой забыл, и обо всем на свете. Думаю – окунуться в алебастр, неудобно-то как, что обо мне сосед подумает? А потом как начнет трясти, а я на этом унитазе, будто ковбой на родео, только и думаю – падать нельзя, в унитаз проваливаться тоже нельзя, потому как если я в таком положении концы отдам, смеху на весь мир будет. Это ж международный скандал – русский моряк помер, свалившись с унитаза. Жене позор, внукам в школу не показаться. Но, между прочим, догадался, что это не я катастрофу устроил. Думаю – а этот ведь, который в соседней кабинке, он, наверное, террорист. Он, может, решил аэропорт взорвать – известно ведь, что сероводород взрывается. Вот, думаю, вражина, в канализацию детонатор спустил, на кнопку нажал, и весь мир в дерьме испачкал. Встаю на стульчак – прошу заметить, в носках, а не в ботинках! – смотрю, а террорист головой в унитазе. Он, оказывается, прямо с краешка порошок нюхал, там гладко и ровно. Лучше бы он в алебастр окунулся, честное слово, живей бы был.

Народ покатывался. Те, кто не понимал по-русски, спрашивали, в чем дело, им переводили, и байка распространилась по аэропорту.

Объявили самолет до Москвы, но Виксе уже не верилось, что они доберутся до дома. Викса думала, что это приключение будет бесконечным. Почти три месяца не видела родителей. Через две недели в школу. Сейчас что-нибудь случится: или на полпути откажут двигатели и они будут вынуждены сделать аварийную посадку в какой-нибудь Саудовской Аравии или Финляндии; или террористы захватят борт и направят его в Израиль или Исландию; или вообще инопланетяне захватят и доставят на Сириус...

От всех этих горестных мыслей она заснула, да настолько крепко, что пропустила обед и даже посадку. Глеб разбудил ее, когда почти все пассажиры вышли.

– Вставай, красавица. Нас приветствует город-герой Москва!

11

О том, что его гонят, словно корову в загон, Мезальянц догадался далеко не сразу, а только тогда, когда в течение недели добрался до Франции и собирался уже отправляться дальше на запад.

Странные фигуры на периферии зрения Иван Иванович стал замечать уже через день после овладения предметами. Прозрачные, практически незаметные при свете дня существа, в сумерках все явственней маячили на границе «слепой зоны». Повернешь голову – и нет никого. Но если скосить эдак кокетливо взгляд, то видно несколько привидений.

Сначала Мезальянц думал, что это побочный эффект. Мало ли, какие галлюцинации могут возникнуть при изменении цвета радужки? Но количество призраков менялось: иногда их было пятеро, иногда – двое, даже вдевятером собирались. То ближе, то дальше, то кучно, то по одному, то слева, то справа. Нет, это не было галлюцинацией. Но что тогда? Новая методика ниндзюцу?

Несколько раз Иван Иванович пробовал оторваться от преследования, преодолевал ежедневно сотни километров, но таинственные призраки настигали всюду, причем в самых неожиданных местах: в общественном туалете или в душевой гостиничного номера.

Время от времени призраки исчезали, и тогда Иван Иванович гнал во весь опор, но стоило ему расслабиться и выбрать новое направление, как появлялись вновь. Таким манером они довели Мезальянца до Ла-Манша. И тут Иван Иванович взбунтовался. До него наконец-то дошло, что преследование начиналось всякий раз, как он забирал слишком круто к северу или к югу. Именно в этот момент ему пришла в голову замечательная мысль, как правильней всего использовать артефакты. На Кавказе началась очередная заварушка. Все газеты и телеканалы судачили только о «Мусульманской добровольческой дивизии» и их дерзкой операции. Мезальянц знал, кому на руку эта операция, и можно сделать очень красивое и суровое заявление на весь мир, чтобы остановить эту войну. Ну ведь и дураку ясно, что на этой войне наживется горстка людей, среди которых, между прочим, и Первый.

Иван Иванович сделал разворот на сто восемьдесят градусов и отправился обратно. Но сначала он позвонил в Москву, на конспиративный телефон.

В первую же ночь прозрачные соглядатаи пошли в наступление.

– Вам отдали артефакты не для личного пользования, – сказали они, окружив кровать Мезальянца бесплотным кольцом.

– Убедите меня, – сказал Мезальянц. Он не верил в призраков.

– Вы должны использовать предметы в определенных местах, последовательность воздействий имеет большое значение, – продолжали духи.