Текст книги "Полосатый Эргени (сборник)"

Автор книги: Алексей Толстой

Соавторы: Всеволод Гаршин,Александр Романовский,Виктор Потиевский,Василий Немирович-Данченко,М. Алазанцев,Ф Марз,А. Чеглок,Вл. Алешин,Борис Скубенко-Яблоновский,А. Даурский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

еще раз ударить обидчика Канды. Да и как можно бояться врага, кто бы он ни

был, если тот трусливо убегает с поля битвы!

Все же, услышав имя «Куолу», молодой охотник на миг задержался на

месте, и Куолу успел юркнуть в кусты. С заячьей прытью промчался он к

береговому обрыву, который оказался здесь очень близко. Недолго думая он

кубарем скатился вниз по крутому склону, поднимая целое облако песка и

пыли.

Ао остановился на краю и сверху погрозил копьем беглецу, который

каким-то чудом ухитрился не свернуть себе шею и не переломать ребра.

– Выдра! – крикнул Ао ему вслед самое презрительное слово, какое он

знал.

Что снилось Ао

В эту ночь Ао долго не мог уснуть. Ему казалось, что горячий уголь из

костра влетел ему в грудь. Там что-то загорелось и жжет его огнем. В ушах

все еще раздавался отчаянный крик Канды:

«Уамма! Уамма!»

Кровь кипела в нем, когда он вспоминал Куолу, его звериный вой,

погоню за Куолу и свою неожиданную с ним схватку. Узнал ли его колдун в

вечернем сумраке леса?

В его мозгу вспыхивали и гасли искры. Слов у него не было.

Поздно забылся он тяжелой, беспокойной дремотой. В землянке было

душно и тесно.

Вместе с Черно-бурыми спали двадцать гостей – охотников Красных

Лисиц. Лежали все вповалку на оленьих шкурах.

Под утро ему приснилась Канда.

Он видел, будто она сидит в овраге, около ручья. Сидит так беспечно,

не знает, что вот сейчас придет Куолу и унесет ее.

Ао должен ее спасти. Вот он уже спускается в овраг. Он торопится,

бежит, он уже близко. Ао хочет приблизиться к Канде, но в этот момент

огромный лохматый медведь выскакивает из-за кустов и становится между

ними.

Медведь смотрит на него зловеще, становится на дыбы и идет ему

навстречу. Глаза у него хитрые и злые, как у Куолу.

Ао хочет бежать и не может. Ноги будто связаны. А чудовище все ближе

и ближе...

Ао крикнул и проснулся. Весь он обливался потом, а сердце его

стучало, как у птицы, зажатой в кулак.

Куолу! Это был Куолу!

Ао сделал усилие и сел на меховой подстилке. Дышать было трудно.

Кто-то ночью закрыл для тепла отдушину, и от этого в землянке еще

больше сгустился запах: чад очага и едкий дух сырых кож, содранных с

убитых оленей.

Ао на коленях подполз к выходной дыре, отодвинул заслонку и вылез

наружу. Здесь ночные страхи разлетелись, словно клочья дыма от ветра.

– А, старая выдра! – шептал он. – Это ты приходил? Погоди!

Солнце еще не всходило, но было где-то близко, за белым пологом

тумана. Оттуда уже сияли его лучи и золотили светлые края облаков. Ао

вздохнул полной грудью.

Крепкая молодая радость била в нем веселым ключом. Жажда томила его.

Пить жители поселка ходили на дно оврага. Ао сбежал вниз и стал черпать

горстью студеную воду.

Лесные свадьбы

С утра девушки начали готовиться к играм. Из мешков и сумок они

вытаскивали лучшие наряды и украшения: летние безрукавки, расшитые

разноцветными мехами, красивые ожерелья из раковинок и молоденьких хвойных

шишек, бахрому из хвостов маленьких зверьков и из птичьих перьев.

Те, кому очень хотелось казаться покрасивее, привешивали к ушам

костяные подвески. Другие румянили щеки оранжевой охрой или проводили

красные полоски на лбу и на плечах.

Цакку нацепила на подбородок блестящий перламутровый кружок,

вырезанный из раковины речной двустворки. Уже давно для этой цели в нижней

губе ее были сделаны две дырки. А чтобы они не зарастали, в них был

продернут шнурочек, свитый из крепких волокон подорожника. В первое время

губа болела, нарывала и гноилась. Было так больно, что Цакку потихоньку

плакала. Но зато, когда рана зажила, она с гордостью поглядывала на своих

подруг, у которых не хватало смелости сделать себе то же самое. Ее круглое

лицо сияло, когда она вышла на игры с драгоценным перламутром на

подбородке. Она считала себя теперь первой красавицей поселка.

Меньше всего украшений было на Канде и на Балле.

Игры происходили на лесной поляне, недалеко от поселка. После игр

Канда привела за руку своего жениха Ао к шалашу, который каждая девушка

начинала строить, как только становилась невестой. Вслед за Кандой стали

возвращаться и другие пары. Молодожены сейчас же принялись поправлять и

расширять свои весенние гнезда. Почти все девушки нашли себе мужей из рода

Красных Лисиц или из других поселков. Только тихонькой Ши не хватило

жениха.

Ши пришла из лесу поздно и с заплаканными глазами. Зато перламутровый

кружочек Цакку оправдал себя в полной мере. Волчья Ноздря – лучший охотник

Красных Лисиц – был так ослеплен блеском и игрой перламутра, что покорно

позволил привести себя в ее шалаш.

Привели новых мужей и молодые вдовы, мужья которых погибли или

пропали без вести. Красивая Балла вернулась из лесу рука об руку с молодым

Уллой.

Испытание Уа

В землянке пылал огонь. Было жарко, и пахло дымом костра.

Около очага сидели старики и старшие охотники. Перед ними стоял голый

Уа и быстро вращал ладонями заостренную палку. Нижний конец ее был

вставлен в дыру, выдолбленную в сухой деревяшке. Палка вертелась, как

веретено. От трения обложенный сухим прутом конец ее обуглился и начал

чадить. Пахучий дымок серым червячком поднимался из дырки. Старшие

серьезно и деловито следили за руками Уа. Пот градом катился по его лицу.

Мокрая спина блестела от горячей испарины.

Дым понемногу усиливался.

Уа припал ничком к своей деревянной «зажигалке» и начал раздувать

показавшуюся искру. Он прикрыл ее сухой травой и продолжал дуть в нее изо

всех сил. Лицо его раскраснелось, а щеки надулись, как пузыри.

Наконец родился огонь, трава загорелась, и юноша стал подбрасывать

тонкие ветки сухого можжевельника. Огонь лизнул их. Через несколько

мгновений пламя уже весело запрыгало и стало пожирать более толстые сучья.

– Хорошо! – сказали старики.

Тупу-Тупу сидел в сторонке на куче оленьих шкур и смеялся. Он еще с

утра привел к старикам сына Уаммы и пригнул его голову так, что тот низко

склонился перед очагом. Это означало, что Тупу-Тупу просит принять сына

Уаммы в разряд охотников.

Старик Фао похлопал Уа по спине, взял его за руку и повел к выходу.

Все вышли за ними. На лужайке позади землянок уже дожидались семь старших

охотников с оружием в руках.

Чтобы стать охотником, недостаточно отрастить волоски на верхней

губе. Нужно выдержать испытания. Нужно доказать, что можешь быть мужчиной.

Испытания начались. Уа должен был показать, как быстро он бегает, как

высоко прыгает, как ловко взбирается на деревья.

Потом начались испытания с копьем. Как далеко полетит копье из рук

Уа? Как метко попадет оно в цель? С какой силой пробьет сухую оленью

шкуру?

В те времена люди еще не знали лука и стрел. А в эпоху, когда жили

наши герои, высшим достижением было умение метко кидать копье. Это было

трудное искусство. Но сын Уаммы недаром целый год упражнялся. Перед

стариками и старшими он показал такую силу и ловкость, что ему мог

позавидовать и взрослый охотник.

Но и одного умения владеть оружием все еще было мало. Нужно было

знать, как поправить сломавшееся копье, как вставить обратно выпавшее

каменное острие и прочно закрепить его в верхнем расщепе древка.

Всем этим искусством Уа уже владел в совершенстве, и судьи остались

довольны.

Калли пришел, когда все собрались в охотничьем доме, чтобы перейти к

последним испытаниям: Уа должен был показать свою выносливость и терпение.

Юношу заставляли долго держать на вытянутой руке тяжелый камень.

Калли ударил его гибким прутом по голой спине. Его щипали, ему крутили

пальцами кожу на животе. Калли приказал ему лечь ничком и приложил к телу

раскаленный на углях кремень. Уа должен был, не охнув, дожидаться, пока он

остынет. Уа и здесь показал себя молодцом. Сильное желание стать мужчиной

помогло ему стойко перенести все муки.

Это было последнее испытание, и Калли, храбрейший охотник поселка, с

улыбкой отдал ему свое тяжелое боевое копье. Трудное испытание было

выдержано.

Старики вместе с Тупу-Тупу пришли в землянку матери Уа – Уаммы. Они

перенесли в землянку охотников вещи Уа: его постель, одежду, его мешки и

оружие, которое он себе сделал.

Уамма неожиданно для себя всплакнула. Она все еще считала сына

маленьким. И вдруг он уже охотник! Остальные женщины тоже прослезились.

Младшие братья и товарищи глядели на Уа с восторгом и завистью.

Вечером опять на лужайке кружился хоровод в честь молодоженов и

молодого охотника Уа. Только ночь разогнала всех.

Когда поселок затих, огромный и тяжелый Калли вышел из охотничьей

землянки. Он осмотрелся кругом и медленно зашагал вдоль оврага. На самом

краю обрыва сидела одинокая Ши. Весь вечер она провела одна, не принимая

участия в танцах. И теперь еще глаза ее щипало от слез. Она глядела,

пригорюнившись, вдаль, не замечая, как густеют сумерки и наступает ночь.

Калли издали заметил ее, неслышно подошел и уселся рядом.

Обоим не хотелось говорить. Они даже не смотрели друг на друга. Вдруг

Калли накрыл широкой ладонью маленькую руку Ши. Девушка улыбнулась, и ее

печальные глазки повеселели. В этом жесте она ощутила ласку, и ей было

приятно почувствовать теплоту его руки. Так сидели они до поздней ночи.

Месть Куолу

Куолу едва живой дотащился до своей землянки. Рана была неглубока, но

колдун потерял много крови. Он провалялся целый день. Иза прикладывала к

больному месту листья. Рана перестала кровоточить.

Землянка Куолу была похожа на землянки других жителей Большой реки. В

береговой круче он выкопал неправильной формы округлую продолговатую яму,

сверху прикрыл ее конусообразной связкой жердей. Промежутки между жердями

были закрыты большими кусками белой бересты, а снаружи укутаны пучками

стеблей сухой осоки, тростника, камышей и рогоза. В крыше он проделал

дымовую дыру. Другая, пошире, со стороны реки, служила дверью.

Стены внутри были обвешаны мехами зверей, пучками растений и рогами

оленей. Несколько лошадиных черепов украшали угол, в котором ютился Куолу.

Куолу лежал молчаливый и злой. Все жены не знали, как ему угодить.

Колдун капризничал: то лежал с закрытыми глазами, то требовал воды, а

когда ее приносили, опрокидывал посуду.

Через день он услышал голоса возвращавшихся домой Красных Лисиц и

послал к ним жен за обычной данью.

– За проход! А Черно-бурым сказать: Куолу будет здоров. Узнают скоро!

Пусть ждут злого ветра от моих слов!

Так стала всем известна страшная угроза: Куолу хочет мстить!

Через десять дней сам Куолу сказал об этом трем охотникам

Черно-бурых. Он встретил их возле реки, недалеко от поселка. К этому

времени рана его затянулась. Колдун стал снова выходить.

Куолу потребовал, чтобы в его землянку привели Канду. Он хочет взять

ее в жены. А если не послушают, всем Черно-бурым будет плохо.

У Черно-бурых началась паника. Колдун! Юсора! В его власти пустить по

ветру всякую беду. Захочет сделать зло – где спасенье?

Женщины приходили уговаривать Канду – пусть идет к колдуну. Они не

хотят из-за нее терпеть несчастье. Канда плакала. Ао с копьем в руке стоял

перед шалашом и грозил каждому, кто подойдет.

Через день пришло известие: колдун требует в жены не только Канду, но

и Баллу.

Ни та, ни другая и слышать не хотели об этом. Но женщины ворчали и

сердито поглядывали на красавиц. Матери пошли разговаривать с Каху. Мать

матерей взяла из костра горящую ветку и обошла с ней вокруг землянок. Это

немного успокоило взволнованные умы. Но скоро страхи возобновились.

В поселке начали хворать люди, особенно дети. Каждое лето дети

болели. В этом не было ничего удивительного. Но в этом году болезнь была

особенно злой. Тяжело заболел и умер один из стариков. С каждым днем

становилось все теплее и теплее. Тучи мух и мошек вились над поселком.

Отбросы были тем местом, где они плодились. Мух становилось все больше и

больше, они носились повсюду, быстро распространяя заразу.

В один из пасмурных дней Ао, Волчья Ноздря, Уа, Калли и Улла

вернулись с удачной охоты. Они принесли молодого олененка, разрезанного на

куски. Но, к их удивлению, никто их не встретил. В охотничьей землянке

нашли они товарищей. Остальные охотники тоже вернулись с хорошей добычей.

И старики и дети были сыты, но не было ни у кого обычного в этих

случаях веселья.

Все женщины собрались в землянке Уаммы. На полу посреди жилья сидели

с каменными лицами Огга, Уамма и другие женщины. Перед ними была вырыта

продолговатая неглубокая ямка. Свежая земля, откинутая в сторону, лежала

рыхлым валом.

У стены сидели другие матери и молча глядели на два меховых свертка

на дне могилки.

В это утро умерли девочка и мальчик – сын Уаммы и дочь Огги.

Трупики положили рядом и начали засыпать землей. Могилка была так

мелка, что детские тела покрылись только тонким слоем земли.

Вместе с ними закопали берестяную чашку с орехами, заботливо положили

рядом круглый камень – разбивать скорлупу. Поставили деревянную миску с

водой. Когда тени умерших захотят пить, они смогут это сделать, не выходя

из могилы.

Прежде чем положить детей в могилу, Уамма сняла ожерелье и надела его

на шею своему Лаллу.

Три старухи сидели над могилкой. Это были Мать матерей Каху и еще

две.

Каху сидела, скрючившись, на земле, и старческие губы ее шевелились.

Она бормотала невнятные слова. Одна из старух держала пук можжевеловых

веток. Время от времени она протягивала одну из них к очагу. Ветка

вспыхивала, и старуха передавала запылавшую хвою Каху. Та махала веточкой

над могилкой, и ароматный запах горящего можжевельника распространялся по

землянке. Когда ветка сгорала, Каху кивала, и та же старуха зажигала новую

ветку, а другая высыпала из мешочка горсть серых угольков. Каху кидала их

на могилку и пришлепывала ладонью к земле. Крючковатый нос ее почти

упирался в подбородок, седые космы спадали по плечам.

Потом Каху обошла вокруг землянки и окурила ее можжевельником.

Вдруг раздался тоненький голосок Уззы, восьмилетней дочки толстой

Огги.

– А зачем их зарыли? – Она показала пальцем на свежую могилку.

– Им там будет лучше, – сказала Огга. – Они будут жить под землей.

– Под землей темно, – сказала Узза.

– Они пойдут туда, где живут тени, – прошамкала старуха, которая

зажигала можжевельник.

– А зачем? – приставала Узза.

– Как – зачем? Они умерли, а теням куда же деваться? Вот ты спишь, а

тень твоя ходит. Так и они. Они спят в могилке, а тени будут жить.

Нехорошо, когда тень мертвого по земле ходит.

– А отчего им у нас не жить? – продолжала неугомонная Узза. – Мы бы с

ними играли. Или в лес пошли бы за ягодами.

– Глупая! Если тень будет ходить по земле, люди будут пугаться.

Заболеть даже можно, если встретишь. Пусть себе ходят под землей. Там

такие же есть леса, и речки, и травка. Там им будет хорошо.

Дети окружили старуху и стали спрашивать, что такое тени.

– Тень – такой же человек, только вроде дыма. Сейчас, в полдень,

маленький, а вечером станет большой. Когда человек ляжет спать, куда тень

девается? Вот ты сон видишь? А это тень твоя летает и все видит. А когда

человек умрет, его надо проводить под землю. Там ему будет хорошо. Там в

речке он рыбку будет ловить, в лесу ягоды собирать. Всё как здесь, так и

там. Только надо о тени позаботиться, а то она рассердится и что-нибудь

сделает вредное...

Каху вернулась еще раз к могилке и пошептала над ней. Это она

уговаривала тени лежать смирно, не выходить из-под земли и не пугать

живых.

Ни Каху, ни Огга, ни Уамма не понимали, что такое смерть. Они не

знали, что она – неизбежный и естественный конец всего живого.

Если человек погибает в бою или на охоте, это еще можно понять. Это

победитель отнял силу у побежденного или зверь оказался сильнее и одолел

охотника.

Но если кто умирает, лежа в своей землянке, – это загадка, и над ней

надо хорошенько подумать. Тут дело не обошлось без злого врага. Кто-то

отнял жизнь не силой, а колдовством, наговором. Кто-нибудь напустил сперва

болезнь, а потом и смерть. Кто-нибудь посмотрел злым глазом, от которого

уходит здоровье. Зло можно «напустить» издали. Можно наслать болезнь по

ветру. Нужно только знать такие слова. Можно сделать это из мести. Но не

всякий может это сделать, а только кто умеет.

Кто же виноват в смерти детей Огги и Уаммы? Кто сумел погубить

столько Черно-бурых?

Конечно, Куолу! Он ведь грозил отомстить и отомстил.

А всё эти Красные! Не хотят уступить колдуну, вот он и злится.

Когда Улла вместе с Ао и Волчьей Ноздрей вошли в землянку охотников,

они сразу почувствовали что-то неладное. Никто не позвал их сесть у огня.

Никто не спросил об охоте. Их встретили враждебными взглядами. Никто не

сказал ни одного слова привета. Их считали виновниками гнева Куолу и его

страшной мести.

В мастерской Тупу-Тупу

Вечером, когда в поселке все сидели по шалашам и землянкам, в летний

шалаш Канды просунулась рыжая голова. Это был Уа.

Ао лежал возле костра и раздувал тлеющие угольки. Уа молча сел у

входной дыры. Канда вопросительно поглядела на брата. Вид у него был

встревоженный.

– Что скажешь? – спросила Канда.

– Что скажу? В поселке все боятся Куолу. Вот умерли Лаллу и Го. Ведь

это его дело. Матери толкуют: всему виной Красные Лисицы. Не хотят отдать

своих жен. А из-за них Куолу мстит целому поселку. Старый Фао говорит:

надо убить Красных! А Калли и Тупу-Тупу спорят. Говорят: не надо.

Тупу-Тупу жалеет Канду. Не хочет, чтобы она шла к Куолу.

Канда со страхом слушала брата. Ао положил ладонь на голову жены:

– Не бойся! Ао не отдаст Канду.

В это время во входной дыре показалась чья-то темная фигура. Канда с

криком бросилась прочь. Вдруг все засмеялись:

– Улла!

Улла пришел сказать, что Тупу-Тупу велел звать Ао и Канду к себе.

Тупу-Тупу редко ночевал в землянке охотников. Большей частью он

проводил время в своей каменной мастерской. Тут же стоял его шалаш, в

котором на мягкой подстилке отдыхал он от дневных трудов. Мастерская

помещалась около реки, у самого устья оврага. Нужно было спуститься по

узкой тропинке и миновать кусты ивняка. Еще издали до ушей охотников стали

доноситься глухие удары камня.

– Тупу-Тупу работает!

На площадке под крутым обрывом приютился шалаш. Перед ним все было

усыпано осколками кремня. Тупу-Тупу сидел на гладком камне и бил камнем о

кремень. У края площадки под навесом сидели на земле люди: Волчья Ноздря,

его молоденькая жена Цакку с перламутром на подбородке и красивая Балла.

Все молча смотрели на Тупу-Тупу. Вновь прибывшие, не говоря ни слова,

уселись на землю и стали ждать.

Тупу-Тупу продолжал работать. Он ни на кого не обращал внимания. Он

заканчивал свой кремневый нож. Сейчас делал самую тонкую часть работы —

наводил последнюю отделку.

Около камня, на котором он сидел, лежало несколько больших кремневых

желваков. Такие желваки добывали из глубины известняков, в которых они

заполняли пустые места, размытые водой. Тысячелетия проходили, пока в

таких пустотах из просачивающейся сверху воды выделялся кремневый осадок.

Тупу-Тупу брал принесенный желвак и тяжелый ударный камень. На

большом камне наковальни он разбивал желвак ударным камнем. Требовалось

большое искусство, чтобы отбить от желвака куски, которые были пригодны

для выделки орудий. Отбив резким ударом кусок, Тупу-Тупу старательно

разглядывал его со всех сторон и, если он был хорош, пускал в дело.

Но это было только начало. Над таким куском еще долго нужно было

трудиться. Тупу-Тупу отделывал его постепенно и очень осторожно. Не

торопясь придавал кремню ту форму, которая была нужна. Короткими,

отрывистыми ударами отбивал он от куска крошку за крошкой, пока кремень не

становился по его воле то наконечником копья, то острым ножом.

Такую отделку называют ретушью.

Пещерный человек раннего палеолита еще не умел ретушировать. Его

орудия были грубы. Он кончал свою работу там, где мастер поздней эпохи

только начинал обработку орудия.

Мастерская каменных орудий не была собственностью Тупу-Тупу. Каждый

мог прийти туда и работать сколько захочет. Камни принадлежали всем.

Каждый заботился, чтобы в мастерской были большие камни. В известняках

часто находили большие круглые желваки, иногда с голову ребенка. Снаружи

они были покрыты белой коркой. Каждый умел сделать себе наконечник копья,

скребок для очистки шкуры или каменный нож.

Но Тупу-Тупу работал не так, как другие. Он был мастером своего дела.

Он любил работу как художник. Ему нравилось волшебное искусство превращать

грубый кусок кремня в изящно отточенное острие.

Он испытывал детскую радость, когда от крепкого удара кремень

выбрасывал из-под его пальцев голубоватую искру. Глаза его вспыхивали и

сверкали. Словно огонь, выбитый из камня, перескакивал в его глаза, а

оттуда в сердце. И никому не удавалось так точно отбить нужный осколок от

круглого желвака. Никто так ловко не умел, надавив со всей силой, отломить

от крупного куска тот край, который был ему нужен.

Последняя отделка была самой трудной и рискованной частью работы.

Одним неловким ударом можно было испортить все: расколоть, изломать,

свести на нет полученное долгим трудом произведение искусства.

Тысячи лет первобытные люди улучшали обработку камня. Тысячи лет

росли трудовые навыки этих «кузнецов» каменного века.

Совершенствуя свои кремневые орудия, человек улучшал самого себя.

Точнее становились движения, острее – глаз, внимательнее делался взгляд,

упорнее – характер. Упорная работа над камнем изменяла самого работника.

Труд делал его сильнее и сообразительнее и все более отдалял от угрюмого

образа жителя древних пещер, каким был его отдаленный предок.

Тупу-Тупу хмурился. Капли пота стекали со лба, глаза пристально

следили за работой. Язык по временам высовывался наружу. Наконец он встал

и бросил ударный камень.

Работа была окончена: в руках его блестело острое лезвие

великолепного кремневого ножа.

На чем порешили в мастерской Тупу-Тупу

Тупу-Тупу заговорил:

– Красным нужно бежать! – Он свистнул и показал рукой на север. —

Убьют, а жен отведут к Куолу. Сегодня заболела еще одна старуха. Еще

больше стали бояться. Сердятся на Красных.

За Красных Лисиц заступаются только Уа да он – Тупу-Тупу. Калли

молчит.

Говорили тихо, чтобы голосов их не унес ветер.

Ао спросил:

– Что же делать?

– Бежать!

– Куда?

Тупу-Тупу показал рукой на север.

Из поселка Черно-бурых было только два длинных пути: на север и на

юг, вдоль берегов Большой реки. На запад шла полоса густого леса. По ней

уйти далеко было трудно. Густые заросли и поваленные деревья загромождали

дорогу. За лесом начиналась сухая степь. Там бегали стадами сайгаки и

табуны лошадей. Там было мало воды.

На востоке за рекой начинались заливные луга. В них еще не просохли

болота. Там кучи мух, комаров, слепней. Дальше земля поднималась и болота

сменялись лесами, а за ними опять начиналась степь.

Идти на юг, в селение Красных Лисиц?

Это значит проходить мимо Куолу! Куолу зорок. Он далеко видит кругом.

Он их погубит всех до одного. Пройти незаметно до своего поселка нет

надежды. Куолу сердится на Красных Лисиц. Он будет им мстить, как теперь

мстит Черно-бурым.

Нет, дорога только одна. Туда, откуда течет река. Куолу не скоро

догадается. Пройдут пять и еще пять дней, и тогда злой глаз Куолу их не

достанет.

И тут Тупу-Тупу поведал им удивительную тайну. Он слышал это от самой

Унги, прежней Матери матерей Черно-бурых. Она говорила:

«Боишься колдовского глаза – иди к Великому льду. Дойдешь до Великого

льда – никто не найдет. На Великом льду съешь сердце хуммы. Ничей глаз зла

не сделает. Сам будешь как хумма».

Ао и Улла вскочили и стали громко смеяться:

– Туда! Туда! К Великому льду!

На этом порешили твердо. Волчья Ноздря поднял кверху копье. Он тоже

пойдет. Он не хочет здесь один оставаться – его убьют Черно-бурые, они

сердиты теперь на всех Красных. Канда, Цакку и Балла пойдут с ними. Они не

хотят идти в жены к Куолу. Лучше Великий лед!

Тупу-Тупу снабдил каждого лучшим оружием. Охотники взяли по копью и

по ножу, Ноздря – тяжелую палицу с крепкой рукояткой.

Когда стемнело, жены охотников потихоньку пробрались к своим шалашам.

Назад вернулись нагруженные всяким добром. Надели зимнее платье, взяли

провизию и необходимые каменные и костяные орудия мужей. Конечно, каждая

захватила с собой особый женский мешочек с костяными амулетами и бусами,

подвесками, красками для губ, для ногтей, для щек, красивыми раковинами,

костяными иглами и моточками тонких сухожилий. Балла, кроме всего прочего,

нацепила за спину мешок, из которого выглядывала круглая головка

маленького Курру. Он привык спать в таком положении. Как только закачалась

на спине матери его меховая люлька, глазки его закрылись; он мирно стал

посапывать носиком и крепко уснул.

Балла захватила также деревянное огниво, острый кинжал, выточенный из

мамонтовой кости, с рукояткой в виде оленя. Ао взял мешок с фигуркой

Матери матерей Красных Лисиц. Под ее защитой он чувствовал себя смелее. С

ней он спокойнее думал о дальней дороге.

В полночь явился Уа. Он принес свое копье и сумку с вещами.

– Зачем принес? – спросил Тупу-Тупу.

– Уа пойдет с ними.

Юноша показал на Ао и Канду. Уа пойдет к Великому льду. Он хочет

отведать сердце хуммы. Он не хочет больше бояться Куолу.

А вот и последние новости. Старуха Тхи умирает. Ее корчит и гнет.

Совсем посинела. Последние силы уходят...

Старики и старухи смотрят как волки. Они говорят:

– Умрет Тхи, убить надо Красных! Пусть жены их идут просить Куолу.

Пусть берет их, только бы не сердился.

В охотничьей землянке решили утром взять силой Баллу и Канду, а мужей

их убить. Тогда они послушаются.

Уа не останется с теми, кто хочет убить Ао и Уллу. Он не хочет

отдавать Канду колдуну, он уйдет вместе с ними, и пусть только Куолу

попробует показаться – он узнает, умеет ли Уа кидать копье.

Беглецы потихоньку спустились к берегу. Тупу-Тупу проводил их до

реки. Он велел им войти в воду: вода ведь не держит следов. Никто и не

узнает, в какую сторону они пошли.

Тупу-Тупу долго смотрел, как семь беглецов осторожно шагали по реке.

Потемки скрыли их. Оружейник долго прислушивался к всплескам воды и

потихоньку побрел в свой одинокий шалаш.

Тот, кто убивает носом

Первые дни беглецы торопились. Женщины поминутно оглядывались: не

следят ли, не догоняют ли?

Женщинам было трудно. Они не привыкли много ходить. Они искусницы

шить платья, делать разную домашнюю утварь, а не шагать по лесам и

болотам. Кроме того, им приходилось тащить мешки с домашним скарбом.

Особенно тяжело было Балле. Вдобавок к другим тяжестям она несла еще мешок

с ребенком.

Возле поселка Лесных Ежей беглецы переправились на другой берег. Ежи

недавно поссорились с Черно-бурыми, и с ними лучше не встречаться. Реку

перешли вброд, в кустах ивняка дождались ночи и только тогда двинулись

дальше. Тучи комаров терзали и мучили их. Развести огонь, чтобы дымом

отогнать мучителей, нечего было и думать. Шли всю ночь и все утро и только

к полудню, выбившись из сил, бросились на прибрежный песок и уснули.

Питались беглецы неплохо. Охотники каждый день убивали какую-нибудь

дичь. По старицам ловили утят и гусят, подстерегали у водопоев оленей.

Уа, вчерашний мальчик, оказался отличным охотником. Каждое утро

четверо мужчин расходились по двое в разные стороны. Ао охотился вместе с

Уллой; Волчья Ноздря любил брать себе в товарищи Уа. Эта пара не

возвращалась к костру с пустыми руками.

На третьи сутки Ноздря показал рукой на север: там туры переходили

вброд на лесную сторону. Беглецы переправились вслед за ними.

На правом берегу было суше и комаров меньше. В безлюдном краю звери и

птицы мало боялись человека. К вечеру удалось отбить от стада теленка, и

Ноздря заколол его. В другой раз на одной маленькой лесной речке нашли

большую колонию бобров. Уа метнул с берега копье в старого бобра и пробил

насквозь его хвост, похожий на толстую лопату. Копье помешало бобру

спрятаться в нору. Уа вытащил его, и тот больно укусил ему палец. Уа

прикончил его ударом камня и с торжеством притащил добычу на стоянку.

В тот же вечер беглецы были испуганы неожиданной встречей.

Женщины вместе с Уллой спустились к реке. Надо было набрать воды в

очищенные оленьи желудки.

Вдруг Улла со страхом стал пятиться от кустов лозняка. Оттуда

пристально смотрело на него темное мохнатое чудовище. Это был

длинношерстый носорог. В те времена эти звери еще бродили по равнинам

Европы. Носороги были неприхотливы в еде. От холода защищала их густая

шуба из длинных темных волос.

Носорог только что напился. С нижней губы его стекали капли воды. Он

стоял спокойно. Но вот глаза его забегали: он не любил встречаться с

двуногими. Носорог топнул ногой, наклонил голову и выставил вперед длинный

изогнутый рог. Улла побелел, как смерть. В два прыжка он очутился у обрыва

и стал карабкаться вверх по береговой круче. Женщины с визгом бросились за

ним.

Носорог остался внизу и внимательно следил за ними маленькими злыми

глазами. Решено было, не откладывая, уходить от опасного соседа. Охотники

с женами наскоро собрали пожитки и двинулись дальше. Но не успели они

пройти и тысячу шагов, как Улла вскрикнул и схватил за руку Ао. С ужасом

глядел он назад: там снова, словно из-под земли, вырос огромный зверь.

Носорог шел по их следам и нюхал землю. Зверь явно следил за вереницей

людей, пробиравшихся по берегу.

Что ему было нужно?

Носорог не хищное животное, но у него капризный и вспыльчивый нрав.

Он легко раздражается и приходит в ярость. Когда самки ходят с детенышами,

самец особенно вспыльчив и готов броситься на каждого, кто окажется

близко.

С оборотнем надо покончить

Тут произошло то, что трудно было предвидеть. Улла вспомнил о Куолу,

и его воображению представилась страшная картина: их преследует не

носорог, а колдун в образе этого зверя. Улла неистово закричал: «Куолу!

Куолу!» – и без памяти бросился в сторону. Он как безумный мчался прямо к

береговому обрыву. Ужас до того овладел им, что он, казалось, совсем

потерял голову. Но всего хуже было то, что носорог, не обращая внимания на

остальных, пустился за ним в погоню.

Улла добежал до берегового обрыва и быстро вскарабкался по кривой,

наклонившейся над кручей березе. С ловкостью обезьяны добрался он до

первых раскидистых сучьев дерева и судорожно уцепился за ветви.

Носорог подбежал вплотную, потоптался на месте, ударил рогом по

стволу и отошел в сторону. Тут он фыркнул, пошлепал длинной верхней губой

и шумно зевнул. Он ждал, но Улла забрался еще выше. Наконец зверю надоело

ждать, и он медленно удалился. Слышно было, как он ломал кусты и топтал

лесной валежник. Когда шум его шагов затих, все понемногу начали вылезать

из-за кустов.

Улла по-прежнему сидел на березе. Зубы у него стучали как в

лихорадке.

– Это Куолу! – шептал он побелевшими губами.

Как это они раньше не догадались? Вспомнились рассказы отцов. Сколько

раз оборачивался он носорогом, медведем, зубром! Вот и теперь...