Текст книги "Царская экспертиза"

Автор книги: Алексей Ракитин

Соавторы: Ольга Ракитина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

6

Антонин Фёдорович Максименко оказался красавцем лет двадцати пяти – двадцати семи. Про такого говорят – ладно скроен, крепко сшит. При своём среднем росте он был пропорционально сложен, лицо имел открытое, чистое, с высоким лбом, ясными карими глазами, с копной рассыпающихся тёмных волос. Наиболее примечательными в его облике были прекрасная осанка и посадка головы, характерные для военнослужащих и столь редкие среди людей штатских.

В момент появления Португалова и Шумилова он занимался самым что ни на есть прозаичным делом – чисткой сюртука. Квартирку Антонин занимал махонькую, но очень чистую. Шумилов, окинув взглядом предметы небогатой обстановки, лишённой каких – либо украшений, фотографий, картинок и вообще посторонних предметов, мысленно определил жильца как человека рационального, скромного, возможно, скрытного и при этом чрезвычайного аккуратиста, возможно, даже педанта. Кстати, из таких людей часто получаются отличные педагоги, так что на выбранном поприще Антонин Максименко вполне мог получить признание.

Португалов представил ему Шумилова, кратко объяснил причину визита. Алексей Иванович пожал протянутую руку и отметил про себя, каким по – мужски крепким и энергичным было рукопожатие его нового знакомого.

– Давайте поговорим на воздухе, – предложил Антонин Максименко. – У меня, знаете ли, и прислуга, и домовладелица очень любопытны, а стены тут картонные.

Они вышли на улицу и двинулись в сторону городского парка. Наступил уже ранний вечер, было умиротворяюще тепло и безветренно. На улицы города высыпала разряженная публика, фланировавшая во все стороны. Зажигавший фонари фонарщик, обряженный в промасленную робу, с пудовой канистрой масла за плечами и лестницей в руках, резко выделялся на фоне светлых парадных одежд гулявшей публики.

– Так вы тоже имели «удовольствие» пообщаться с этой семейкой? – обращаясь к Шумилову с невеселой усмешкой, поинтересовался Антонин. Его губы были сжаты, на загорелых щеках играли желваки; в эту минуту он имел вид весьма непримиримый.

– Я служу юрисконсультом в «Обществе взаимного поземельного кредита» в Петербурге, может быть, вы слышали об этой компании. Она ссуживает богатых бездельников благородного происхождения деньгами под залог их земель. Здесь я нахожусь в отпуске. Александра Максименко через общих знакомых обратилась ко мне с просьбой помочь в покупке земли на очень большую сумму, вплоть до миллиона рублей, – ответил Шумилов.

– Вот как? – встрепенулся Антонин. – Оч – чень интересно!.. Неужели они решились обанкротить донское отделение и увести капиталы, чтобы мне ничего не досталось…

– Не досталось ВАМ? – уточнил Алексей Иванович. – Не совсем понимаю какое отношение имеете вы к капиталам мадам Максименко? Антонин, давайте всё по порядку, иначе мне трудно будет уследить за всеми перипетиями.

– Ну, если по порядку, то это будет долгий рассказ. Поймите меня правильно: я не делаю из этого какой – то тайны, но… просто… кому сейчас интересны чужие беды?

– Антонин, давайте без реверансов. Считайте, что ваши беды интересны мне.

Антонин замолчал ненадолго, потом, собравшись с духом, начал:

– Всё началось одиннадцать лет назад, когда Николай после окончания коммерческого училища уехал в Астрахань. Там он поступил младшим приказчиком в пароходство Егора Митрофановича Дубровина, отца Александры. Правда, о самой Александре тогда ещё ничего не было известно, она появилась в этой истории много позже. Николаю, когда он попал в «Волжско – Уральскую пароходную компанию», было 24 года. Надобно было знать моего брата в ту пору! Мне его всегда ставили в пример, да и было за что. Он был очень толковый, думающий, энергичный, знал подход к людям. Казалось, он никогда не уставал и за что бы ни брался, всё у него выходило споро и весело. Любил учиться, не боялся спрашивать, постоянно с книжкой, с газетой, всегда в курсе всех новостей. Егор Митрофанович его приметил, дал повышение, и уже через пару лет Николай стал его правой рукой. И в конторе управлялся, и почти каждый день в доме у него бывал.

Они вошли в городской парк. В вечернем воздухе разносились вкрадчивые звуки вальса – это оркестр градоначальника развлекал гуляющую публику. Все трое, не договариваясь, остановились и пару минут слушали музыку. Португалов, воспользовавшись образовавшейся паузой, предложил:

– Может быть, заглянем в павильон, выпьем пива? Тут по боковой аллее буквально полста саженей…

Дошли до полосатого павильона, но внутрь заходить не стали, а расположились под навесом. Официант принёс по штофу тёмного баварского портера. Потягивая густой душистый напиток, Антонин продолжил свой рассказ:

– В 1882 г. Егор Митрофанович Дубровин овдовел. Тогда – то в его доме и появилась Александра и её мать – Варвара Андреевна Протасова. Вот уж воистину про неё сказано: на людях Ананья, а дома – каналья! Протасова была стародавней любовницей Егора Дубровина, прижила от него дочку. Но пока была жива жена Егора Митрофановича, и речи не могло быть о том, чтобы Протасову пустили на порог. Овдовев же, Дубровин дал Александре свою фамилию, официально ввёл в семью на правах наследницы, потребовал от остальных дольщиков пароходной компании признания Александры. В 1882 г. по настоянию Егора Митрофановича были выпущены акции. Они были распространены по закрытой подписке, среди узкого круга лиц. Кроме прежних акционеров – двух братьев Дубровиных, их сестры и её мужа – по настоянию Егора Митрофановича появились и новые: Варвара Протасова, её дочь Александра и мой брат Николай. У них были сравнительно маленькие доли – у Александры шесть процентов, у её матери и моего брата – по четыре. Однако, это было проделано не без далёкого прицела и дальнейшие события открыли план Егора Дубровина. Он и прежде был крупнейшим дольщиком, изначально внёсшим самую большую часть капитала, и распоряжался сорока пятью процентами акций. В 1882 году он понизил свою долю до сорока процентов, но с учётом долей матери и дочери Протасовых, а также моего брата Николая, фактически захватил в свою руки всю компанию. После 1882 года Егор Дубровин мог голосовать уже пятьюдесятью четырьмя процентами акций.

Принесли зажаренные колбаски. Это была лучшая закуска на свежем воздухе под крепкое пиво.

– Александре Егоровне Максименко было в ту пору шестнадцать, – продолжил свою сагу Антонин. – С одной стороны – почти ребёнок, а с другой – вполне сформировавшийся человек. Уже тогда было видно, что девушка пошла в мамину породу: сварлива, скаредна, по – бабьи глупа. Учиться не хотела, чтением тяготилась; картинки рассматривать – ещё куда ни шло, как дитя малое, честное слово. Самое скверное было в том, что Александра оказалась чёрствым человеком, недобрым, ярко выраженным эгоистом. Егор Митрофанович Дубровин прямо говорил: «кривое дерево растёт». Однако, это был его единственный ребёнок, чувствовал он ответственность за него перед Богом. Потому стал вынашивать план – женить на ней Николая, брата моего. Он бы мог, по мнению Егора Митрофановича, воспитать Александру, ума вложить, да и приглядеть, где надо, оградить от ошибок. Тогда и компанию пароходную отдать ей было не страшно. Примерно в 1885 г. появилось завещание Егора Митрофановича Дубровина в котором он, догадайтесь – ка…

– Оговорил в качестве условия наследования Александрой Егоровной своих капиталов её брак с Николаем Фёдоровичем, – закончил фразу Шумилов. – Весьма, кстати, распространённая практика в купеческой среде, дабы балбесы – наследники не особенно транжирили состояния.

– Именно так. Александра чтобы получить сорок процентов акций батюшки должна была выйти замуж за Николая. Она, конечно, могла и не делать этого, но в подобном случае после смерти отца в её распоряжении оставались всё те же шесть процентов, что она получила в 1882 году. Специально под Николая и Александру было задумано расширение пароходства на Дон. Наша семья родом из Аксая и Егор Дубровин считал, что Николай сможет в родных местах добиться полного успеха. Николай и Александра бракосочетались в 1885 г. и приехали в Ростов уже как семейная чета. Дела у Донского отделения пароходства пошли хорошо и Егор Митрофанович Дубровин был чрезвычайно доволен своим выбором. Он видел в Николае своего преемника, разумеется, в духовном, прежде всего, смысле. Через полтора года Егор Митрофанович скончался, успев перед смертью подтвердить завещание. Поскольку Александра уже была замужем за Николаем, то проблем с наследованием отцовской доли у неё не возникло.

– Но ведь она получила не всё. Была ведь ещё и вдовья четверть, – заметил Шумилов.

– Да, если быть совсем точным, то надо сказать, что из сорока процентов акций Егора Митрофановича десять получила Варвара Протасова, а Александре Егоровне достались тридцать. Итак, после смерти Егора Дубровина акции компании оказались распределены следующим образом: Александра Максименко имела тридцать шесть процентов – тридцать, полученные по завещанию, и шесть, выделенные ей в 1882 году; Варвара Протасова владела четырнадцатью процентами – десять получены были в счёт «вдовьей четверти» и четыре четырьмя годами ранее; мой брат Николай держал четыре процента. Остальные сорок шесть процентов распределялись между Степаном Дубровиным и мужем и женой Сичкиными. В каких долях для нас сейчас неважно, поскольку эти люди отношения к нашей истории практически не имеют. А в 1887 году между мамашей и дочерью возникли разногласия: Варвара Протасова стала вести агитацию против Николая и предлагать Александре изгнать его из Правления. Сделать это можно было, например, выпуском очередной серии акций и их продажей по закрытой подписке. Николай фактически не имел сбережений и не смог бы выбрать свою квоту. С помощью этого приёма его долю в общем капитале компании можно было бы уменьшить с четырёх процентов до, скажем, половины процента, а акционеры, владеющие менее чем одним процентом акций не участвуют в заседаниях Правления.

– То есть госпоже Протасовой было не по душе то обстоятельство, что Егор Митрофанович в своё время возвысил Николая, – подытожил Шумилов.

– Именно. Трудно сказать, чем она руководствовалась. Полагаю, считала его неровней, плебейской кровью. Может, хотела для дочки дворянина с титулом… Да сама, видать, забыла, что Александру – то в девках прижила, и что есть – пить с серебра стала только, когда Егор Митрофанович овдовел и Александру удочерил. Да что уж теперь… Варвара Андреевна человек очень гневливый, самонадеянный и, смею сказать, неумный. Она не понимала, что Николай истово работал на «Волжско – Уральскую пароходную компанию», отдавал всего себя делу, жил этим. Он зарабатывал деньги для всех, в том числе и для неё, дуры! – Антонин невольно возвысил голос, и люди за соседними столиками стали на них оглядываться.

Антонин замолчал на какое – то время и, несколько успокоившись, продолжил:

– Протасова считала, что объединив свои четырнадцать процентов акций с тридцатью шестью процентами дочери, сумеет взять компанию под полный контроль и расправиться как со Степаном Дубровиным, так и с четой Сичкиных. Но до этого не дошло. Александра Егоровна неожиданно воспротивилась плану мамаши и отказалась голосовать солидарно с нею. Между ними вышел колоссальный скандал, ругались и матерились как последние сапожники, честное слово! И дочка, дабы посильнее насолить матери, переписала свои акции на мужа.

– Что? – Шумилову показалось, что он ослышался. – Оформила доверенность для голосования на заседании Правления?

– Нет, в том – то и дело! Оформила дарственную. И сами акции были перемещены из её сейфа в «Волжско – Камском банке» в сейф Николая в том же банке.

«Ну, вот он и мотив», – подумал Шумилов.

– Скажите, Антонин, а не могло это произойти под давлением Николая? – спросил Алексей Иванович. – Я понимаю, что память о брате – это святое для вас, но всё – таки… согласитесь, это как – то подозрительно выглядит – совсем юная и неопытная жена – сколько ей тогда было?.. добровольно отказывается от миллионного состояния.

– Ну, не столь уж и юная и неопытная. Это было два года назад, ей уже двадцать один год исполнился, это точно.

– Ну, хорошо, двадцать один год, но всё – таки молодая и неопытная… Ни с того, ни с сего она передает все права на свои капиталы мужу, который, заметьте, старше, много опытнее и должен бы понимать, как подозрительно это выглядит со стороны.

– Я понимаю ход ваших мыслей, но тут надобно знать брата и Александру и их взаимоотношения: он был поглощен делами компании, заботой о семейном благосостоянии, она же – только тратила, тратила, капризничала и опять тратила. Ей было решительно неинтересно, откуда берутся деньги, главное, чтобы они были всегда и в необходимом количестве. Так что, думаю, этот перевод капиталов на имя брата объяснялся деловой необходимостью, а вовсе не желанием отобрать у жены ее состояние. Опять же, очень важным обстоятельством было страстное желание доченьки нагадить… уж извините! мамаше. Если бы не было между ними склоки, то не было бы и дарственной, я в этом абсолютно уверен.

– Это дурная кровь, – неожиданно подал голос молчавший Португалов. – Желание действовать от противного: назло мужу сяду в лужу! Весьма характерное поведения для неврастеников.

– Пройдёмся, господа, – предложил Шумилов.

Пиво было выпито, жареные колбаски съедены. Покинув столик под гостеприимным навесом, троица отправилась бродить по садовым аллеям, расцвеченным фонариками за цветными стёклами. Оркестр продолжал играть, хотя теперь его музыка едва доносилась сквозь густую зелень.

– Что же было дальше? – полюбопытствовал Шумилов.

– Уже в конце 1887 года Александра завела себе любовника – есть тут такой хват, Панфилов, мерзкая личность, в полиции служит. Николай, конечно, узнал, объяснился с женой. А она ничуть не смутилась, буду, говорит, делать то, что хочу. Ты мне не указ, и должен спасибо сказать, что я тебя из грязи вытащила. Я вам нарочито так подробно про акции и доли в капитале компании рассказывал, дабы вы ясно представляли, кто кого на самом деле откуда вытаскивал.

– Николай сам вам об этом рассказывал? – уточнил Алексей Иванович.

– Да, сам. Он вообще был достаточно сдержанным человеком и очень одиноким, погружался в работу с головой… И только со мной, наверное, и был откровенен, хотя мы виделись редко – я тогда в Таганроге жил.

– А почему же он не развёлся с нею? Жить вместе после таких слов…

– Знаете, Алексей Иванович, у нас никто не разводится, что бы там ни было. Как – то это не принято, неприлично, что ли. Клятву перед Господом давал? Давал. Вот и неси свой крест. Да и потом… он на всякие её взбрыки не очень – то внимание обращал, большим делом был занят. А она на людях изображала заботливую жену. Это у неё есть – я имею в виду, пыль в глаза пустить… Да ведь он ей и не досаждал ни в чём. Так они и жили – каждый в своем мире. А потом появился этот Аристарх. Случилось это в январе 1888 года. Причём, вот ведь ирония судьбы! – его ввёл в дом сам Николай. Дело в том, что когда Николай учился в местном коммерческом училище, он довольно долго жил у родителей этого Аристарха, подружился с ними. Потом он уехал в Астрахань, на несколько лет пропал из вида. И вдруг возвращается в Ростов главой местного отделения компании. Аристарх к этому времени подрос, и его родители попросили Николая пристроить сынка к делу. Николай сначала его в контору взял помогать по мелочи, потом в дом привёл и постепенно Аристарх стал чем – то вроде домоправителя. И даже жить стал с ними под одной крышей. Александра очень подружилась с его сестрой Софьей – они ровесницы, а с Аристархом закрутила роман, хоть он на два с лишком года моложе неё. В общем, получилась семейная идиллия. Вот только Николаю места в этой идиллии не нашлось. Я думаю, он стал им мешать, а просто развестись с ним Александра уже не могла, поскольку боялась лишиться всех своих акций, которые по глупости на него переписала. Вот тогда они и задумали убийство и просто ждали подходящего случая. И тут вдруг неожиданно Николай заболел тифом и был очень плох. Они ждали, что, может, он умрёт своей смертью, но Николай поправился. И тогда они решились на отравление.

– Они или она?

– Она, они… какая разница! Но яд подсыпала именно она!

– Вот как? – скептически спросил Шумилов. – Вы даже знаете, как это происходило?

– Да, знаю. В тот день, восемнадцатого октября, у них с утра был доктор. Вот он – Иван Владимирович – рядом шагает, если что, подправит меня. После обеда Николай пошёл к соседям, Дмитриевым. Кстати сказать, все ближайшие соседи Александры Егоровны являются служащими пароходства – и Дмитриевы, и Замахаевы. Это очень удобно – и работают вместе, и живут, и в гости друг к другу ходят. Это была идея Николая, поселиться таким «кустом», на одной улице.

– Пароходство купило для своих сотрудников несколько соседних участков?

– Нет, участок был куплен один, на нём теперь дом выстроен, в котором Александра Егоровна с мамашей живёт. Просто в соседних домах были сняты квартиры для сотрудников компании… Так вот, вечером того дня Николай вместе с Александрой отправились к Дмитриевым. Там он выпил чаю, который заварила хозяйка дома Тамара. Александра Егоровна, приняв кружку с чаем, сказала Тамаре, что сама отнесет её Николаю. Николай в это время играл с Василием Дмитриевым в шахматы в другом конце квартиры. Александра, идя к ним из кухни, должна была пройти четыре тёмные комнаты. Рядом с нею никого не было. Там – то она и подсыпала в чай заранее приготовленный яд. Николай отпил полстакана, и вскоре у него открылась страшная рвота, которую и видел доктор. А Александра, лживая гадина, сначала упрекала Тамару Дмитриеву за то, что та приготовила слишком крепкий чай, из – за которого, дескать, Николаю и сделалось так плохо. Примечательно, что потом, на допросе у следователя, Александра вообще принялась отрицать тот факт, что Николай пил из этой кружки. Когда её уличили свидетельством Василия и Тамары Дмитриевых, видевших полупустую кружку с чаем, Александра моментально дополнила свои показания утверждением, будто этот чай она сама пила. Но врёт, конечно, потому что и Тамара Дмитриева и её прислуга на допросе показали, что для Александры был приготовлен другой стакан.

– Не забудьте про лекарства, оставленные мною, – подсказал Португалов.

– Иван Владимирович оставил Николаю два пузырька с лекарствами, но потом выяснилось, что они не тронуты. Александра объяснила, что, дескать Николай сам не захотел принимать их. Но это откровенная ложь! Он не мог отказаться от лекарств после того, как буквально умолял доктора дать ему что – нибудь для облегчения состояния. Я думаю, что Александра боялась, будто оставленные средства окажутся противоядием. Кроме того, я не исключаю, что она просто не хотела, чтоб Николаю стало лучше, потому что её тешили его страдания. После визита доктора Николаю стало немного лучше, во всяком случае так утверждала прислуга. Александра ушла спать. А после полуночи началась агония. В половине четвёртого утра Аристарх поехал за доктором, но, думаю, его цель была совсем другая – он тянул время, чтобы привести Ивана Владимировича как можно позже. Полагаю, убийцы опасались, что Николай обо всём догадался и в последние минуты жизни успеет всё рассказать доктору. Поэтому Аристарх отпустил извозчика, хотя этот противоречит здравому смыслу, поскольку им тут же предстояло ехать назад.

– Да, Иван Владимирович мне рассказывал, как они добирались той ночью.

– В общем, у них всё получилось. Вы бы видели их тогда! Особенно мамаша торжествовала. Прямо светилась вся. Как же, ненавистный зять в могиле! Сейчас графья и князья гроздьями повалятся к ногам её дочери – миллионщицы! Александра тоже не проявляла никакой печали. Моя сестра, Лиза, видела, как в день похорон она целовалась с Аристархом. Ну, как это по – вашему, нормально? А через месяц Аристарх мне сказал, что хочет жениться на Александре. Это у него в порыве куража вырвалось. В театре они вместе показались буквально через 5 недель после смерти, даже сороковины не минули… Их настолько распирало ликование от содеянного, что даже ума не хватала вести себя чуть осторожнее. А может, они были уверены, что с деньгами можно все?

– Антонин, вы так уверенно рассказываете обо всех подробностях, но при этом, насколько я понял, вас не было с Николаем в тот злополучный день. Ваш рассказ, таким образом, ведётся с чужих слов… – заметил Шумилов.

– Я расспрашивал прислугу, соседей, с доктором разговаривал, побеседовал со всеми, кто мог хоть что – то сообщить о случившемся. Да и в полиции есть знакомый, который рассказал мне о некоторых деталях показаний Александры. Меня мучил вопрос, отчего умер Коля.

– А между тем медицинская и химическая экспертизы не сочли факт отравления бесспорным, – возразил Шумилов. – Поясню свою мысль: отравление мышьяком приводит к выраженным повреждениям слизистых оболочек пищевода и желудка, язвы, образовавшиеся там, сразу же бросаются в глаза при анатомировании. Кроме того, отравленный испытывает сильную, прямо – таки безумную жажду, он пьёт и не может напиться, он жалуется на огонь, полыхающий внутри. Как я понимаю, в случае с Николаем ничего подобного не наблюдалось. Далее. Уже полвека для обнаружения мышьяка в человеческих органах используется аппарат Марша, химическая установка, названная так по фамилии изобретателя. Это очень чуткое устройство. Оно реагирует на малейшие загрязнения. Нужен определённый навык работы с этим устройством, неспециалист может сделать ошибочное заключение. Был ли таким специалистом Роллер? И вообще, есть ли такие специалисты в Новочеркасске? Поймите меня правильно, я не спорю с вами, я просто рассуждаю. Далее. Напомню, что Александра Егоровна сама требовала проведения повторных экспертиз. Согласитесь, так не ведут себя убийцы.

– Я не могу этого объяснить. Мне трудно понять, на что она рассчитывала. Но я вообще уже много раз убеждался, что в её поступках мало логики. И вообще, умной её не назовешь. Но одно я знаю абсолютно точно: Николая отравила именно эта женщина, именно она подсыпала яд в его чай.

У Шумилова вдруг возникло странное ощущение, что его собеседник чего – то не договаривает.

– Да отчего же вы так уверены? – Алексей нарочно принялся провоцировал Антонина на спонтанную реакцию, надеясь заставить высказаться начистоту. – Всё, что я пока что от вас слышал – это всего лишь косвенные улики, да даже и не улики, а домыслы.

– Знаю!

Он замолчал. Алексей тоже не знал, что сказать. Повисла пауза. Наконец, собравшись с духом и глядя куда – то вбок, Антонин приглушенным голосом проговорил:

– Мне гадалка сказала, ясновидящая. И даже описание дала убийцы – точь в точь Александра: говорит, молодица – дьяволица и родинки на шее сзади под волосами в ряд цепочкой выстроились. А у Александры как раз на шее пониже волос три родинки в линейку. Таких больше ни у кого нет.

– Хм… Вы верите в мистику? – полюбопытствовал Шумилов.

– Верю, – убежденно ответил Антонин. – Да, может, это и не мистика вовсе, а необъяснимое пока наукой явление природы? Одна такая бабушка – ворожея заговором вылечила моего племянника от заикания, а деда – от грыжи. Как вы это объясните? Впрочем, вы это объяснить не сможете, поскольку материалистическая наука тут пасует.

– Давайте – ка не будем отвлекаться на дедушкину грыжу и заикающегося племянника, – предложил Шумилов. – А вот про бабушку – ведунью расскажите подробнее. Вы что же, пошли к ней узнать про смерть брата?

– Н – нет, не совсем так. Прошло месяца два после похорон, я шёл из церкви. Подходит ко мне женщина, эта самая гадалка, я её тогда первый раз в жизни видел, берёт меня за руку, и я чувствую, что рука у неё горячая, как печка, и это в мороз – то! Так вот, берёт за руку, смотрит в глаза и говорит: знаю, говорит, касатик, какая печаль у тебя на сердце, вижу кручину твою. Приходи ко мне в Замостье, всё тебе скажу: и про тебя, и про брата. Спросишь Гунашиху, тебе всяк покажет мой дом. Только приходить надо либо в нарождающуюся Луну, либо в полнолуние с трёх ночи до шести утра. Только в эти часы, дескать, она в силе. Сказала – и исчезла. А меня аж пот прошиб.

– М – да, интересно, – согласился Шумилов. – И вы, конечно же, пошли?

– Да разве мог я не пойти? Она сначала очень расплывчато говорила, непонятно. Но некоторые вещи про меня очень точно угадала. Я стал денег набавлять, и когда уже дошло до двухсот рублей, тут она и сказала и про светлые волосы, и про родинки. Я сразу понял, что это Александра.

– А вы не думаете, что она могла просто знать, кто вы такой и за двести рублей просто пересказать вам вашу же историю?

– Нет, не думаю. Откуда? Я тогда ещё только первый год в Ростове жил, даже места не имел. Только вот после Нового года в гимназию устроился. Кроме того, Гунашиха из совсем другого района города, никакого родства со мной не имеет, никаких общих знакомых. И потом – родинки! Нет, не думаю, что она меня мистифицировала. Даже не стоит пытаться объяснять подобные явления какими – то привычными нам категориями, – авторитетно заявил Антонин. – Это из разряда необъяснимого. И вот теперь как подумаю, что Николай мёртв, а эта стерва со своим ничтожеством ест, пьет и куражится над памятью брата, всё во мне вопиёт. Такая, знаете ли, волна ненависти поднимается, кажется, убил бы обоих!

– А что же следствие? Оно ведь не могло игнорировать то обстоятельство, что у Александры Егоровны был серьёзный мотив и реальная возможность отравить Николая.

– Ну, видите ли… У Дубровиных всё куплено – и полиция, и адвокаты, и уж тем более свидетели. Последние либо служат в доме Александры прислугой, либо в пароходстве, что примерно одно и то же – все они несвободны в своих показаниях. Ещё до проведения повторных химических экспертиз прокурор окружного суда вернул дело на доследование, поскольку следствие не озаботилось установлением происхождения мышьяка. Дело в том, что в доме был мышьяк! Да – да, был!

– Расскажите подробнее, – попросил Шумилов.

– В доме был чуть ли не фунт мышьяк – содержащей пасты для прикорма крыс и мышей. Она была куплена ещё за месяц до отъезда Николая в Калач. Сама Александра, разумеется, пасту не покупала. Слуга, который сначала говорил, что хозяйка велела ему купить потраву для крыс, потом от своих слов отказался. Дескать, пасту он купил по собственному почину… Полагаю, вы можете догадаться, почему это случилось. Мышьяк долгое время не могли отыскать, хотя некоторые свидетели видели, как дворник раскладывал ловушки по разным углам дома и в подвале. Не могли понять, куда же они подевались. По прошествии некоторого времени выяснилось, что всю пасту собрали, поскольку крысы на неё не реагировали, и вроде бы закопали в саду. Стали искать это место, нашли, выкопали это ведро. В нём действительно оказалась паста. – Антонин выдержал паузу и неожиданно спросил. – Как думаете, господа, количество найденной пасты совпало с количеством купленной?

– Думаю, нет, – сказал Португалов. – Пасты оказалось меньше.

– А я думаю, что нашли то же количество, что было куплено, – предположил Шумилов.

– Как вы догадались? – изумился Антонин. – Действительно, в аптечной квитанции значилось, что продано было …. унций пасты. И точно такое же количество оказалось выкопано в саду. Объясните, Алексей Иванович, почему вы решили, что найден будет весь мышьяк?

– Это слишком очевидно – травить ядом, купленным в аптеке. Такое предположение лежит на поверхности. Хоть вы и считаете Александру дурой набитой, она всё же не настолько глупа. Если Николая Дмитриевича и травили чем – то, то никак не этим мышьяком. Я вообще склонен думать, что всю эту историю с крысиной пастой Александра Егоровна замутила как своего рода дымовую завесу, которая скрыла происхождение яда, использованного в отравлении. Предполагая, что покупка пасты, её раскладывание по дому, затем сбор, закапывание в саду – всё это неизбежно отложится в головах многих свидетелей, она устроила всё это намеренно для того, чтобы сначала укрепить подозрения в свой адрес, а затем с блеском их рассеять. Дескать, вы думали, что сейчас меня поймаете – ан нет! – теперь – то вы видите, что я чиста, как слеза. Хороший ход, очень хороший! Но мы отвлеклись, продолжайте свой рассказ о следствии.

– Соседи тоже неоднократно менял показания. Сначала открыто говорили о том, что между Александрой и Аристархом существовала связь, затем утверждения такого рода из дела исчезли, остались только глухие отзвуки того, что кто – то что – то от кого – то слышал. Так, ничего конкретного. А потом вообще возникла идея, что мышьяк занесли во время вскрытия. Ха, анатом руки вымыл вместо сулемы раствором мышьяка! Удобное объяснение. Иван Владимирович вам об этом рассказал?

– Да, рассказал, – кивнул Шумилов. – Самое примечательное в этой истории то, что аптекарь согласился признать свою вину.

– А дальше ещё хуже – повторная экспертиза вообще отказалась признать отравление. То есть я чувствую, что дело планомерно разваливается. Убили человека, а виновных нет. Что же мне делать? Я словно пытаюсь пробить головой стену. Хожу, разговариваю со следователем – и толку чуть! Ничего не доказать!

– Как это ничего не доказать?! Доказать – доказать! Просто в этом движении нельзя останавливаться!

– Как же мне добиться правды? Как наказать этих негодяев?

– Прежде всего не сметь падать духом! Никогда, ни при каких обстоятельствах! Даже с пулей в сердце! Мы можем провести своё негласное расследование. И полагаю, нам по силам наказать порок. Но мне потребуется ваша помощь… Я могу рассчитывать на вас, ежели понадобиться ваше участие?

– Конечно, помилуй Бог, непременно! Всё, что смогу… – горячо отозвался Антонин.

– Безусловно, – поддержал его доктор Португалов. – Я не могу смириться ни с убийством Николая, ни с возведённой в мой адрес клеветой.

– А скажите, Антонин, вот вы в начале разговора упомянули, что покупка Александрой Егоровной земли затрагивает ваши интересы…

– Да, именно против меня это и делается.

– Как так?

– На момент смерти Николай владел тридцатью четырьмя процентами акций «Волжско – Уральской пароходной компании». «Вдовья четверть», на которую по закону может рассчитывать Александра, составляет от тридцати четырёх сколько?.. правильно, восемь с половиной процентов. Остальные двадцать пять с половиной должны перейти остальным наследникам. Неважно кто они и сколько их, главное состоит в том, что более четверти акций компании выходит из – под контроля её нынешних хозяев. В декабре прошлого года, спустя два месяца после смерти брата я попытался вступить в права наследования. Но весь клан Дубровиных объединился против меня. Фактически я был прогнан в шею. Я потребовал предоставить мне справку о доходах пароходства, финансовый баланс компании и отчёт о текущих операциях. И опять получил категорический отказ с оскорбительными комментариями в свой адрес и в адрес брата. Тогда я попробовал зайти с другой стороны и потребовал предоставить мне нотариальный акт о дарении Николаю дома в Ростове и акций Александры. Акт этот был оформлен в июле 1887 года.