Текст книги "Царская экспертиза"

Автор книги: Алексей Ракитин

Соавторы: Ольга Ракитина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Царская экспертиза

1

Лето 1889 года выдалось на юге России жарким и на редкость засушливым. Ни капельки дождя не пролилось с неба с самого начала июня! Зато каждый день нещадно палило неутомимое обжигающее солнце. Если рано на зорьке, лишь только небо окрашивалось розовым, где – то в туманной дали у самого горизонта ещё и показывалось какое – нибудь нечаянно заблудившееся облачко, то с восходом солнца оно исчезало как дым, как призрак, не оставляя о себе даже памяти. К полудню донские степи накалялись так, что ни ступить босой ногой, ни поваляться на мелком песочке у обмелевших водоёмов не представлялось возможным.

Впрочем, Алексею Ивановичу Шумилову все эти прелести жаркого донского лета были только в радость. Он погружался в них с удовольствием, впитывая каждой клеточкой тела памятные по глубокому детству ощущения тепла, неги и покоя. Уже много лет его жизнь была неразрывно связана с холодным Петербургом, с его северными дождями и туманами, с повисшими над каналами и реками мостами, со всей той бестолковой суетой, что прячется за эвфемизмом «столичная жизнь». Закончив с золотой медалью Училище правоведения и, послужив некоторое время в прокуратуре санкт – петербургского судебного округа, Шумилов покинул сие достославное казённое учреждение после скандального дела Мариэтты Жюжеван, гувернантки – француженки, обвинённой в отравлении восемнадцатилетнего Николая Прознанского. Алексей Иванович заступился за цинично оговорённую женщину, благодаря чему справедливость восторжествовала, а сам он потерял работу.

Объективности ради, правда, следовало бы заметить, что по сплочённым рядам коллег из окружной прокуратуры Шумилов не тосковал и ностальгических воспоминаний не испытывал. Теперь он работал юрисконсультом по вопросам межевого права в «Обществе взаимного поземельного кредита», организации, занимавшейся кредитованием дворян под залог их поместий. Помимо этой службы, не требовавшей большой занятости, Шумилов вот уже десять лет был чем – то вроде частного сыщика, этаким русским Натом Пинкертоном без лицензии, без разрешения на подобный род деятельности и вообще без каких – либо особых прав. Можно сказать, что ремесло это само нашло Шумилова, ему для этого не пришлось прикладывать каких – то особенных усилий. Это был как раз тот случай, когда сначала человек работает на репутацию, а затем уже репутация начинает работать на него. Шумилова приглашали для негласных расследований в тех случаях, когда полиция не могла или не хотела по тем или иным причинам докапываться до ненужной истины или же когда из – за соображений конфиденциальности в полицию обращаться было нежелательно. Адвокаты, знакомые, люди, попавшие в затруднительные ситуации, обманутые мужья и недоверчивые отцы были в числе клиентов Алексея Ивановича. Он умел делать своё дело быстро, ловко, умело, не считаясь со своим временем и затратой сил, лишнего не просил, а главное – всегда был честен. Не было случая, чтобы он употребил полученные сведения (а их было немало – тайных, подчас постыдных секретов) в целях собственной наживы.

Пару раз случалось, что в процессе работы Шумилов узнавал о том, что недобросовестный работодатель пытался использовать его работу для того, чтобы ввести в заблуждение следственные власти и правосудие. При возникновении подобной коллизии Шумилов не шёл на сделку с совестью, и даже соблазнительная возможность получения очень высокого гонорара не могла заставить его участвовать в подобной афере. Он расставался с такими нечистоплотными клиентами без сожаления, оставаясь верным своим понятиям чести.

О его работе быстро пошла слава, особенно после ряда громких судебных процессов, которые без негласных расследований Шумилова прошли бы совсем иначе и наверняка были бы проиграны защитой. С уходом из прокуратуры Алексей не принимал более непосредственного участия в судебных слушаниях, довольствуясь ролью этакого «непубличного человека». Но не было в Петербурге ни одного крупного адвоката, агента Сыскной полиции или работника прокуратуры, который не знал бы фамилию Шумилов.

Летом 1889 г. Алексею Ивановичу выпала редкая возможность навестить родных в Ростове – на – Дону. Он вознамерился провести на своей «малой Родине» месячный отпуск и вот уже неделю жил в большом деревянном родительском доме, расположившемся в глубине старого, знававшие лучшие времена сада на самом берегу Дона. Когда – то это была обширная усадьба – с выгоном, лугом, с огородами и даже арбузной бахчой чуть ли не в четверть версты длиною. Теперь же распроданное по частям прадедушкино наследство являло собой лишь остатки былого мощного хозяйства. Да и то сказать – теперь ни к чему уже были коровники и прочие прелести натурального хозяйства: город значительно разросся и поглотил окрестные луга, степи, бахчи и пасеки. Люди зажили по – городскому – с извозчиками, конкой, водопроводом, с ежедневными визитами кухарок на рынки, где всегда можно было купить всё, что пожелаешь и притом отменного качества. Но этот древний любимый сад вокруг родного дома, памятный с детства, в котором Алексей когда – то ловил майских жуков, знал каждое дупло и каждый камень, под которым можно было отыскать притаившуюся лягушку, он воспринимал как постаревшего друга. В этот приезд сад неожиданно оказался меньше, чем помнился прежде, куда – то исчезла таинственность зарослей и извивов тропинок, стал обыденнее и словно беднее.

По утрам, встав у открытого окна, Алексей срывал горсть спелой, крупной, почти как слива, черешни, что тянула свои ветви прямо в комнату, потом бежал босиком по тенистой тропинке мимо яблоневых и грушевых деревьев, на ходу стягивал с себя тонкую льняную рубаху и с разбегу прыгал в прохладную поутру донскую воду. Эх, это было хорошо! После длительного купания, нанырявшись вволю и чувствуя приятную легкую усталость, он возвращался в дом, где на террасе уже накрывали стол для обильного завтрака. И чего только здесь не было! Вареники в сметане, омлет, нарезанный крупными ломтями ароматный домашний хлеб с парным молоком, густая простокваша, домашние ветчина и колбасы… И черешня, много черешни – желтая, розовая, красная, темно – бордовая. Ею в эти недели были заполнены все фруктовые вазы, миски, она лежала горкой на хрустальном подносе и манила своей румяной пышность, своей тугой, наливной полнотой. Алексей Иванович в первые дни пребывания в родительском доме только ею одной и питался, да всё никак не мог наесться.

Так замечательно сложилось, что в это же самое время к родителям приехал и старший брат Алексея – Сергей. Разница в возрасте между ними была небольшой, всего полтора года, но внешне старший брат мало походил на младшего: здоровенный (весом далеко за центнер), смуглолицый Сергей на фоне невысокого бледного Алексея казался сущим бандитом. Единственное, что явно роднило братьев – это кривые ноги потомственных кавалеристов, но обладателями таких ног была большая часть населения Дона. Жил Сергей в Туле, там держал конезавод, разводил скаковых лошадей, причем весьма успешно. Начинал с небольшой фермы, но постепенно расширил дело, и теперь был уже известным в кругах специалистов коннозаводчиком. Разведение лошадок было для него нечто большим, нежели просто способом зарабатывания на кусок хлеба с маслом; породистые лошади и всё, что с ними связано, являлись его страстью. Он холил своих питомцев, как иная мать не холит своих детей. Навыписывав из – за границы кучу новейшей литературы по коневодству и ветеринарии, Сергей Иванович оснастил свой завод по последнему слову европейской науки: с особым питанием, всевозможными развивающими процедурами, выучкой и массой хитрых секретов, благодаря которым только и можно было вырастить настоящих породистых лошадей, будущих скаковых чемпионов. Выставки, бега и конкурсы были для Сергея Ивановича самой притягательной темой разговора. Он мог часами обсуждать свое детище, своих любимых лошадок, московские ипподромные новости, достоинства пород и прочие сугубо специальные вопросы, интересные только знатокам, каким Алексей – даром, что казак! – вовсе не являлся. «Дай ему волю – заговорит всякого», – со сдержанной снисходительностью думал о брате Алексей, но на поводу у Сергея не шёл, а всегда отстранялся от многословных разговоров о лошадях.

Сейчас Сергей Иванович приехал в Ростов по делам: ему нужно было получить подтверждение о поставке лошадей в Войско Донское. Это позволило бы ему «обскакать соперников» в очень выгодном деле – получении казённого заказа на поставку скаковых лошадей в армию, в части московского военного округа. Эх, если бы всё сложилось, так, как хочется! Это могло бы решающим образом изменить не только жизнь самого Сергея Ивановича, поставив его в один ряд с крупнейшими коннозаводчиками центральной России, но, главное – дать толчок к значительному расширению дела. От таких перспектив захватывало дух. И именно ради этой вожделенной мечты он уже в течение двух недель целыми днями мотался по городу и окрестностям, с кем – то встречался, кому – то наносил визиты, осматривал хозяйства других донских конезаводчиков. За короткое время он свёл либо возобновил прежние знакомства со всеми сколь – нибудь заметными лицами администрации Войска Донского. Возвращался в отцовский дом Сергей только к ночи; был он обычно предельно утомлён, но с каждым днём делался всё более доволен. «Поди переоденься к столу, конюшней от тебя пахнет», – шутила, встречая его по вечерам, матушка.

Родители не могли нарадоваться одновременному приезду сыновей, столь долгожданному, сколь и редкому. Старались угодить им, чем только возможно. Семейство Шумиловых было большим, дружным, кроме Сергея и Алексея была ещё дочь Мария, выданная замуж в Таганрог за местного предводителя дворянства и младшенький, Дмитрий, закончивший два года тому назад Харьковский университет и поступивший служить на ростовскую таможню. Завтракали все в разное время, но ужинать собирались вместе за большим столом в гостиной первого этажа. После ужина выходили на веранду и долго пили чай, шутили, спорили, смеялись. Иногда просили Алексея что – нибудь рассказать из его криминальной практики, хотя обычно диапазон горячо обсуждаемых тем был много шире: говорили о народовольческом терроре, потрясшем несколько лет тому назад Россию, о марсианских каналах, открытых не так давно Скиапарелли, о спиритизме, тайнах египетских пирамид, об эпидемиях холеры, балканском вопросе и т. п. – словом обо всём том, что занимало читающую публику в конце девятнадцатого столетия. Частенько Дмитрий брал в руки гитару, на которой играл мастерски, и тогда нежный перебор приглашал всех желающих к исполнению романсов прямо на свежем воздухе, под куполом из виноградных лоз, оплетавших веранду. Так трогательно – милы были эти семейные посиделки при свете фонарём висящей в небе Луны, когда дневная жара сменялась мягкой вечерней негою, а воздух делался густым и тягучим от запаха цветущей петунии. В чёрном небе, таком высоком и чистом, искрились россыпи звёзд, такие ясные, переливчатые, словно протёртые спиртом бриллианты на чёрном бархате витрины ювелирного магазина. Алексей чувствовал неповторимость этих вечеров и старался сохранить их в памяти, запечатлеть навсегда. «Когда – то мы ещё вот так все вместе соберёмся?» – думал он порой и твёрдо знал, что увезёт эти дорогие сердцу воспоминания в далекий Питер, и запомнит на всю оставшуюся жизнь.

Алексей Шумилов замечал в эти дни в старшем брате разительную перемену, произошедшую за те два года, что минули с их предыдущей встречи. Непоседливый и неугомонный балагур, картёжник и ловелас, каковым был Сергей прежде, исчез. Теперь это был успешный коммерсант, тонко чувствующий конъюнктуру рынка и умело балансирующий на грани законности. «А почему бы и нет, если это приносит выгоду?» – таков был его девиз.

Встретившись с братом как – то раз за завтраком, Алексей услышал от него весьма нетривиальный монолог:

– Эх, Алёшка, посмотри, что кругом творится. Россия строится, растёт! Какие деньги вокруг куются! Сколько вокруг сильных, быстрых, алчных! Если будешь рохлей, мягкотелым интеллигентом – тебя сожрут, не поперхнутся. Погляди на потомственное дворянство, на всю эту голубую кровь. Вот сейчас они (заметь, я себя к ним не причисляю, хотя тоже дворянин), позакладывали свои земли, поместья, вскорости промотают остатки прежних состояний по заграницам, по балам и маскарадам, по казино, по кокоткам, а дальше – то что? Пшик, ничего от них не останется. Даже мокрого места. Сейчас надо дело делать деньги, поворачиваться, ловить момент. Каждый разумный человек на своем месте пытается урвать кусок. И это нормально! Станешь спорить?

– Нет, не стану, – отмахнулся Алексей, – тебя послушаю…

Менее всего он желал за завтраком начинать диспут на тему смысла жизни. Но вот матушка, внимательно выслушавшая Сергея, не сдержала любопытства:

– Серёженька, сынок, а что такое «интеллигент»? Сейчас везде можно слово это услышать, да только всяк его по – разному перетолковывает…

– Интеллигент, маменька, это такой типический персонаж нашей расейской действительности: человек, обезьянничающий с западных либералов, прежде всего французских, этакий вечный оппозиционер Власти, – объяснил Сергей, – Но в отличие от народовольцев, бросавших бомбы и совавших кинжалы в жандармов, интеллигент борется с Властью гадким подхихикиванием и невнятным критиканством. Короче, маменька, наш русский интеллигент – самая безответственная, самая бесхребетная и при этом самая сволочная часть образованного общества.

– Да неужели? – изумилась мать, – Ты, верно, шутишь?

– Нет, маменька, – вмешался Алексей, – Серёжа, конечно, ёрничает, но он по большому счёту прав. Слово «интеллигент» придумал в 1876 году журналист Боборыкин. Это слово не надо путать с французским «intellectuels», поскольку понятие «интеллигент» не связано ни с умом, ни с образованием. Наиболее точный его смысл – это «вечная оппозиция», но не политическая, а моральная, насколько вообще можно говорить о морали применительно к людям, лишённого религиозного чувства, ведь «интеллигент» – это всегда атеист.

– Ну – у, мальчики, наговорили, ну наговорили, – мать сокрушённо покачала головой, – Как – то всё очень запущено в ваших столицах, так сразу и не разберёшь…

– Короче, Анна, свет, Никифоровна, «интеллигент» – это внутренний супостат, – подытожил отец, внимательно выслушавший объяснения сыновей, – Но ты голову этим себе не забивай, лучше поторопи Пашку с оладьями.

– Вся философия на голодный желудок заканчивается призывом к топору, – добавил шутливо Алексей.

Однако старший брат не был настроен шутить и продолжил прерванный было монолог с прежним напором:

– Вот ты, Алексей, сидишь на золотой жиле – сделки с недвижимостью, с землей. Колоссальные наделы через твои руки проходят, шутка ли сказать, в крупнейшем в России обществе поземельного кредита работаешь! Так шевелись, не упускай свой шанс! Куй завтрашнее благополучие!

– Ты, братец Серёжа, рака за камень не заводи, на меня твоё цицероновское красноречие не действует. Скажи прямо чего хочешь, – ответил Алексей.

– Давеча вечером случилось мне присутствовать на обеде в Купеческом собрании, там один купчик обмывал покупку рыбного заводика.

– Обед, как водится, плавно перетёк в ужин и закончился глубоко за полночь к утру…

– Ну – у, как водится, – не стал спорить Сергей, – Да только ты меня не сбивай. Не в заводе дело, и не в купчике этом… Ну, не важно… Так вот, представили меня там одной молодой даме, весьма состоятельной, как я понял. Поговорили, то да сё… Как я понял, знакомство произошло не без умысла.

– Что ты имеешь ввиду?

– Думаю, она от кого – то слышала, что брат у меня младший, то есть ты, Алёша, в Обществе взаимнаго поземельного кредита юрисконсультом, аж в самом Петербурге; вот она и решила свести знакомство.

– Если она 17–летняя вдовица действительного тайного советника, то я уже согласен. А что ей нужно?

– Попросила меня познакомить с тобой. Видишь ли, помощь ей нужна в покупке земли. Алёша, это как раз по твоей части. Ты же там, в столице, поди собаку съел на этом деле. Так лови момент! При желании и известной поворотливости, если с умом подойти, можно не одно состояние нажить на этих сделках. И, заметь, почти не нарушая законов!

– Ой, братишка, твои слова да Богу в уши… Если б это было так просто, то все бы наши делопроизводители в миллионщиках давно бы ходили. Ты мне лучше скажи, что за дама – то?

– Некто Максименко Александра Егоровна, купчиха, вдова, но очень молодая, то есть совсем молодая, года 23, не больше. Так что от 17–летней вдовицы действительного тайного советника не очень далеко. Кстати, весьма недурна собой. Это ещё одна причина, по которой тебе стоит с ней познакомиться! – и уже совсем другим тоном – шутливо – игривым – добавил: – Не тебе, пню замшелому, молодых вдов перебирать. Бери то, что есть. Сколько тебе? 35 уже стукнуло. Матушка вон спит и видит женить тебя, а то, говорит, в этом Питере за ним и присмотреть некому.

Алексей поморщился, точно сжевал дольку лимона. Это была воистину набившая оскомину тема. Возникала она со стойкой периодичностью, что, в общем – то, и было понятно – матушкино представление о том, что мужчина может состояться как личность и быть счастлив только под присмотром доброй супруги в окружении трёх – четырёх – пяти детишек, основывалось на мощном и неопровержимом доводе – «все так живут».

Видя, что Алексей пропустил мимо ушей указание на женскую привлекательность искательницы знакомства и не проявляет ни малейшего энтузиазма от перспективы заняться на отдыхе делами, Сергей пустил в ход тяжёлую артиллерию:

– Ну, пожалуйста, Алёша, сделай это для меня. Видишь ли, она здесь очень влиятельная, у неё здесь обширное знакомство и для продвижения любого, в том числе и моего, дела её расположение может сыграть немаловажную роль.

– Влиятельная? – переспросил Алексей, – Наверное, я ослышался, ты же сам говорил, что она совсем молода. Откуда же взяться столь заметному влиянию?

– Да уж я и не знаю толком, а только все с ней носятся, все её знают. Я прежде чем с нею познакомился фамилию Максименко от полудюжины разных людей услышал. Может, потому что завидная невеста? У такой женщины вдовство долго не протянется, уж ты мне поверь. Да и потом, Алексей, ты же мне сам рассказывал, сколько злоупотреблений в сфере сделок с землей: и стоимость участков искусственно завышают, и многократный залог осуществляют, и одни почвы за другие выдают, и мздоимство разнообразное имеет место, и прочие прелести. Поэтому её желание избежать подобных эксцессов и провести сделку через надёжного человека вполне понятно. Я и сам бы точно так же действовал – попытался бы купить землю не напрямую у продавца, а стал бы приискивать невыкупленный залог в обществе поземельного кредита. Главная загвоздка – найти достойного человека в помощники. И ты внакладе не останешься – комиссионные можно взять очень приличные. Ну, что скажешь? Да не ломайся ты, право!

Горячий заинтересованный взгляд брата говорил красноречивее его слов.

– Ну, что ж, считай, что завтрак ты мне – таки испортил. Когда же мы отправляемся к Александре Егоровне?

– Завтра же поедем. Думаю, это не отнимет много твоего времени. Спасибо, выручил братишку!

Следующим утром – таким же солнечным и ярким, предвещающим жаркий день, Алексей Иванович облачился в светлый костюм из тонкого белёного льна, так шедший к его темно – карим глазам и окрасившейся свежим загаром коже, облился дорогим одеколоном, купленным в столичном парфюмерном магазине француза Ланжерона и казавшимся совершенно чуждым сермяжной обстановке провинциального Ростова, и вместе с Сергеем Ивановичем направился в дом г – жи Максименко, что располагался на самой престижной в городе Николаевской улице.

Путь был неблизкий. Братьям пришлось более получаса идти по извилистым ростовским улицам – кое – где мощеным, а кое – где безо всякого мощения. Впрочем, по плотной утрамбованной земле идти было легко. Всю дорогу Сергей Иванович пребывал в приподнятом настроении и говорил без умолку:

– Я вас познакомлю, а потом должен буду почти сразу уехать – у меня на час пополудни назначена встреча. А вечером ты мне расскажешь, как все прошло. Договорились?

– Ну да, если ты только опять не приедешь под утро и не начнёшь рассказывать извозчику о персидском походе Степана Разина. Тогда я запущу в тебя матушкиным фикусом.

– Ладно – ладно, будет меня пугать. В фикусе с кадкой более двух пудов веса, ты его просто не поднимешь.

– Одной рукой! – отмахнулся Алексей, – Полетит в окно со свистом!

Николаевская, несмотря на то, что являлась одной из трёх улиц, составлявших деловой центр города, была очень тиха. Сплошь застроенная большими, в два – три этажа особняками, она утопала в тени шелковиц, высаженных вдоль проезжей части и дававших спасительную тень. Обитатели здешних особняков были по всем приметам людьми состоятельными, ценившими удобство и основательность. Дом Максименко в этом отношении не являлся исключением. Он представлял собою большое каменное строение в два высоких этажа, несколько отстоявшее от проезжей части и отгороженное от улицы добротной кирпичной стеной. Перед его окнами был разбит сиреневый палисадник. От типичного купеческого дома особняк отличался оштукатуренным фасадом с лепниной и кокетливым балкончиком второго этажа, хорошо видимым из – за высокой стены. Сама эта стена, оштукатуренная и украшенная поверху металлическим декором, была под стать богатому дому.

Братья прошли в отворённую калитку в воротах и Сергей, озираясь, простёр руки:

– Вот он наш, русский, исконный, сермяжный частнособственнический инстинкт. Никаких тебе решётчатых оград; глухая стена, ставни на окнах, кавказец без намордника во дворе и сторож с берданкой. Вот он – дух капитализма! Ты, Алексей, читал Прудона?

– На сон грядущий я читаю Моммзена, – отмахнулся от него Алексей.

На звук колокольчика, после заметного промедления явилась невзрачная горничная в белом фартуке. Приняв у братьев трости и шляпы, она повела их длинным полутёмным коридором вглубь дома. После яркого дневного света глаза не сразу привыкли к полумраку, и потому Алексей с трудом различал детали интерьера. Однако, от его внимания не ускользнуло то обстоятельство, что гардины во всех комнатах хотя и отличались между собою цветом, но украшены были одинаковыми тканными бурбонскими лилиями. Такое полотно было очень дорого и для этого дома его закупили, видать, немало. А значит, его оформитель не испытывал стестнения в средствах. Кроме того, в одной из комнат Алексей заметил настенный телефон: для Ростова, в котором первую телефонную станцию пустили лишь тремя годами ранее, это вещь была большой диковиной и косвенно указывала на высокий социальный статус её обладателя.

Наконец, миновав ряд просторных, но сумрачных комнат, братья вышли на просторную открытую террасу на противоположной улице стороне дома. Им открылся вид на садовую лужайку и небольшой розарий. В неглубокой тени низкорослых акаций Алексей заметил украшенные лентами качели, а чуть дальше, между деревьями – беседку. Сад был ещё молодой, а качели и беседка казались совсем новёхонькими. Как всё это было непохоже на старый шумиловский сад! «Не иначе, как хозяева обустроились тут недавно," – решил Алексей.

Терраса, по всей вероятности, была любимым местом хозяйки: светлая, полная воздуха, она в то же время была защищена от ярких солнечных лучей нависающим балкончиком второго этажа и погружена в приятную прохладную тень. На накрытом тугой крахмальной скатертью столе возвышался остывающий самовар – этакий медно – красный гигант с пузатыми боками. В серебряных блюдечках янтарём переливалось ароматное варенье, а над ним вилась пара ос, явно прицеливаясь для посадки. Изящный двухместный диван – лавсит и кресла из плетеной ивовой лозы гармонировали со светлым деревянным полом и точёными резными столбиками, увитыми виноградом и уходящими вверх, в основание балкона. На маленьком лаковом ломберном столике на другом конце террасы были разложены карточки и бочонки для игры в лото. Идиллическая картина!

Хозяйка была не одна. Напротив нее за столом с самоваром сидел молодой человек – белокурый, кудрявый как херувим, с тонкой, нежной, способной вмиг наливаться густым румянцем кожей. Рядом в кресле – качалке, расслабленно откинувшись, полулежала ещё одна молодая женщина.

– Доброго вам дня, Александра Егоровна! – заулыбался Сергей, – Исполняя давешнее обещание, привёл вам моего братца. Вот, позвольте рекомендовать: Алексей Иванович собственной персоной.

Навстречу поднялась молодая, никак не старше двадцати трёх лет, улыбающаяся женщина. Светло – русые волосы её были высоко подобраны, открывая круглую, слегка полноватую шею, плавно перетекавшую в сдобные плечи и роскошный бюст, уютно прятавшийся в складках кружев. Впрочем, самое начало заманчивой ложбинки было предусмотрительно оставлено открытым, притягивая взоры и заставляя мужчин безотчетно напрягаться в присутствии этой пышащей здоровьем, молодой и полной чувственной энергии женщины. Утреннее домашнее платье, легкое и очень открытое, стоившее, пожалуй, никак не менее полугодового оклада столичного чиновника средней руки, было в кружевах и оборках, казавшихся неуместными в своей чрезмерности.

– Очень рада, очень рада видеть вас обоих. Я непременно хотела с вами познакомиться, Алексей Иванович. Это такой счастливый случай, что вы приехали в наши края.

Женщина проговорила всё это нараспев, манерно подавая руку для поцелуя и не сводя с Алексея больших серых глаз с поволокой. Затем, повернувшись, жестом радушной хозяйки пригласила к столу.

– Господа, позвольте представить вам моих друзей, – продолжила она. – Аристарх Карлович Резнельд и Софья Карловна…

– … его сестра, – с улыбкой добавила молодая женщина, полулежавшая в кресле – качалке. Была она столь же молода, как и хозяйка дома, но весь её облик казался как – то бледнее: не было в ней той сдобной полноты, довольства в глазах, а светлые брови и ресницы делали лицо, в остальном весьма привлекательное, каким – то бесцветным. Да и одета была куда как проще: простое ситцевое платье

в мелкий цветочек с голубыми лентами, голубой же бант в белокурых волосах. У нее с братом было большое внешнее сходство, но, удивительное дело, в облике Аристарха те же самые черты лица, белокурые вьющиеся волосы и общая сухость фигуры выглядели гораздо более привлекательно. «Прям какая – то насмешка природы, – подумал Алексей Иванович, – кому же из двоих более нужна красота? Понятное дело – женщине, а в этой семейке получилось всё наоборот».

Аристарх Карлович поднялся со своего стула, с важностью подал руку вошедшим. Его юное, почти мальчишеское лицо выражало самодовольство, а глаза смотрели надменно и насмешливо, что никак не вязалось с дряблым, совсем не мужским рукопожатием. Начался самый банальный разговор только что познакомившихся людей, из тех, о которых потом и вспомнить нечего – о погоде, об общих знакомых, о давешнем благотворительном обеде городского головы, устроенном для сбора пожертвований на борьбу с холерой…

– Господа, не желаете ли чаю? У нас тут сласти, угощайтесь. А может быть… может быть шампанского, прямо из ледника, такая красота по нынешней жаре! – Александра Егоровна взяла холёной ручкой серебряный колокольчик на крошечном подносе и начала звонить.

– Шампанское в полдень – это прям совсем по гусарски, – усмехнулся Сергей. – Но поскольку повод имеется, то почему бы нет?

Алексея несколько смутила перспектива пить шампанское с малознакомыми людьми. Обычно шампанским отмечали достижение договорённостей в важных делах, другими словами, распитие спиртного следовало за деловой частью беседы, а не предшествовало ей. Поэтому он проговорил:

– Может быть, мы поговорим сначала об интересующем вас предмете? Мне Сергей рассказал в общих чертах…

– Да – да, конечно, – согласилась хозяйка. – Прошу в кабинет, там вполне удобно.

На террасе появилась девушка в глухом тёмном платье и белом фартуке. Хозяйка дома повернулась к ней и с неожиданным раздражением проговорила:

– Где тебя черти носят, Палашка! Пару шампанского в кабинет. Скажи Тимофею, чтоб самое холодное выбрал. Да живее поворачивайтесь, а то как мухи полудохлые ходите, дар – р – моеды

«Э – ге, а барышня – то с характером», – не без удивления отметил про себя Алексей.

Через открытые двери хозяйка повела гостей через анфиладу полутемных комнат в кабинет. Это была выработанная многими поколениями южан традиция – в дневные часы держать деревянные ставни на окнах прикрытыми. Таким образом, можно было поддерживать в комнатах приятную прохладу в противовес горячему, раскаленному воздуху снаружи дома.

Но в кабинете, против ожидания, было светло, ставни за окнами оказались открыты. Окна выходили на запад, и солнце ещё не успело накалить воздух в кабинете. Интерьер был строг, если не сказать аскетичен и этим заметно контрастировал с другими комнатами. Здесь не было ни картин, ни фотографий, ни подушек, ни узорчатых салфеток, ни массы прочих забавных мелочей, которые почему – то так милы женскому сердцу. Выбеленые мелом стены, простые книжные шкафы, большой дубовый неполированный стол, старое кресло с деревянными подлокотниками и протертым кожаным сиденьем, а вдоль стен – видавшие виды деревянные стулья.

– Простите, Алексей Иванович, а можно ли узнать где именно вы служите? – поинтересовалась Александра Егоровна после того, как все расселись.

– Я служу юридическим консультантом в «Обществе взаимнаго поземельного кредита», иногда ещё называемом Дворянским, хотя последнее наименование неофициально, – ответил Алексей. – Землевладельцы, испытывающие затруднения с деньгами, либо желающие их привлечь без продажи недвижимости, закладывают у нас свои поместья. На руки они получают сорок процентов оценочной стоимости.

– Сколько сделок проходит за год? – поинтересовался Сергей, поддерживая разговор. – Каков осреднённый размер одной сделки?

– Обычно в год проходит от пяти до шести тысяч залоговых сделок. Половина из них касается залога имений стоимостью двадцать и более тысяч рублей. Устав Общества не позволяет выдавать залоги менее одной тысячи рублей, так что, как видите сами, клиент у нас крупный. Примерно пять процентов сделок проходит с имениями стоимостью более ста тысяч…

Принесли две запотевшие бутылки шампанского в ведёрке со льдом. Сергей принялся их откупоривать.

– Скажите, Алексей Иванович, а отказы от обратного выкупа случаются? – спросила Александра Егоровна.