Текст книги "Царская экспертиза"

Автор книги: Алексей Ракитин

Соавторы: Ольга Ракитина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Алексей выбрался из своего укрытия под валуном и отвёл подальше за холмы свой возок. Его очень соблазняла мысль задержаться у этого холма и посмотреть, что же именно разыскивал здесь колдун, но по здравому размышлению он решил закончить слежку. В конце концов, он всегда сможет вернуться сюда ещё раз и всё внимательно осмотреть.

Хёвинен повернул назад. Шумилов правил за ним, наблюдая за мерно покачивавшейся далеко впереди сутулой спиной. В одном месте швед съехал с дороги и у крохотной мелкой речушки, почти пересохшей этим засушливым летом, подвёл лошадь к воде – напоить. Шумилов проделал то же самое и решил не провожать шведа до Ростова: ничего особенно интересного он от этого не ожидал. Всё самое интересное швед проделал за городом.

Шумилов поворотил обратно к холмам. Остановив повозку возле первого из холмов, Алексей в точности повторил действия Мартти: взошёл наверх, осмотрелся. Сразу же бросились в глаза несколько свежих холмиков земли, оставшихся после раскопок шведа, земля выглядела уже совершенно сухой. Повсюду виднелись отпечатки больших сапог колдуна.

Встав на колени перед одной из закопанных ям, Шумилов принялся выгребать грунт руками. Сделать это было несложно, поскольку земля ещё оставалась рыхлой. Внимательно просмотрев выбранную землю, он досадливо сплюнул – ничего необычного, земля как земля – суглинок пополам с песком. Шумилов перешёл к другой заполненной землёй яме; там повторилось то же самое. Очевидно, что выкапывать все ямы смысла не имело: сам Мартти их потому и закопал, что ничего интересного в них не нашёл.

Однако, верный чувству долга, Шумилов обошёл два других холма, на которых вёл свои раскопки швед. Алексей осмотрел следы его ног, сосчитал выкопанные и обратно закопанные ямы – всего их оказалось восемь – но не заметил ничего необычного. Он поймал себя на мысли, что даже толком не знает, что именно хочет увидеть. Воистину, он искал то, не зная что.

Шумилов вернулся к своей повозке, выпил воды, полил водой разгорячённую голову. Настроение было ниже среднего, он чувствовал себя уставшим и одураченным, к упадку сил добавилась и головная боль, усиливавшаяся с каждой минутой. Полдень в донской степи – это настоящая беда для путешественника: солнце печёт плечи, слепит глаза, пот раздражает кожу, хочется снять одежду, но делать этого нельзя ни в коем случае.

На обратном пути в город, сидя в возке, Шумилов ломал голову над увиденным сегодня. Напрягая всё своё воображение, он пытался понять, чем же именно Мартти Хёвинен занимался у него на глазах. На поиски клада его действия никак не походили: слишком уж мелкие ямы он выкапывал и при этом вовсе не руководствовался какой – то письменной схемой, что было бы логично для человека, ведущего планомерный розыск. На археологические раскопки его действия походили ещё меньше, чем на кладоискательство. Вероятнее всего, Мартти искал нечто, связанное с его, так сказать, «профессиональной деятельностью» – скажем, какие – то коренья или минералы. Но почему тогда он выбирал те места на холмах, где растительность практически отсутствовала, где практически не было ни кустов, ни даже травы? Может, знахарь ловил змей или других зверьков, которые живут в норах? Может быть, он использует змеиный яд для приготовления своих зелий? Конечно, это возможно… Да только Шумилов прекрасно знал, как надо ловить змей: палка с развилкой, крепкий мешок, для самой хитрой змеи надо припасти стакан воды, чтобы залить нору. У шведа не было с собою ни палки, ни мешка. Кроме того, степную живность – змей, ящериц, землероек – легче найти вблизи согреваемых солнцем валунов, а Мартти близко не подходил к ним. Нет, он вовсе не ловил змей!

Шумилов был твёрдо уверен, что знахарь не обнаружил его слежку. Но при этом где – то в глубине его подсознания стало зарождаться и неудержимо крепнуть подозрение, что всё сегодняшнее утро Мартти Хёвинен просто – напросто водил его за нос.

Домой Алексей Иванович вернулся совершенно разбитым и притом с чудовищной мигренью. Однако, спуску себе не дал: распряг возок, увёл кобылку в конюшку, насыпал в ясли зерна, дал напиться, поговорил с нею немного. Лошадь самое умное животное в доме, с нею совершенно необходимо разговаривать. Тем более, что этот день Шумилов немало заставил её пострадать на солнцепёке.

Зайдя в сарай с инструментом, Алексей взял лопату и отнёс её в возок. В самом деле, сколько можно разгребать землю руками? Лишь после этого он зашёл в дом, сбросил грязную одежду, умылся и как был, с голым торсом отправился в летнюю кухню через двор. Там поел холодных вареников с вишней и выпил два стакана домашнего вина. Головная боль как будто бы отступила.

Выйдя в сад, он отыскал родителей в его дальнем углу, условно называемом пасекой. Несколько лет назад отец увлёкся пчеловодством, купил три пчелиных семьи и ульи для них. Он с удовольствием тратил время на возню с этим хозяйством, не преследуя при этом никакого коммерческого интереса: работа с пчёлами была для него своего рода отдохновением души. Сейчас он с сеткой на лице проверял рамки, а матушка читала ему газеты, расположившись в шезлонге поодаль. При появлении Алексея она прекратила чтение и повернулась к нему:

– Лёшенька, на тебе лица нет, почернел весь! Ты здоров?

– Как индийский слон! – ответил Алексей, присаживаясь подле неё. – Мне завтра утром опять понадобится возок. Я воспользуюсь вашим, вы не возражаете?

Анна Никифоровна только пожала плечами и посмотрела на мужа, дескать, как тот скажет. Иван Васильевич с ответом не поспешил; он аккуратно вставил рамку на место, затем закрыл улей крышкой, отступил от него и только после этого отбросил с лица сетку.

– Я разговаривал с Мишей, – коротко уронил он вместо ответа. Фразу следовало понимать так, что он пообщался со своим братом Михаилом Васильевичем.

Алексей догадался, о чём пойдёт разговор, но ничего не сказал, предоставляя отцу возможность высказаться самостоятельно.

– Миша рассказал мне о том, что ты с ним встречался и решал какие – то там вопросы, – продолжил после паузы Иван Васильевич. – Произошло нечто, о чём мы не знаем?

– Можно сказать, да, – кивнул Алексей. – Как вы помните, Серёжа предложил мне организовать сделку по покупке земли местной богачкой, госпожой Максименко. Когда я занялся этим вопросом, у меня возникли подозрения, что меня желают использовать «втёмную». Другими словами, с помощью моих услуг госпожа Максименко желала бы обмануть третье лицо. Я счёл сие недопустимым.

– И что же? – спросил отец.

– Я предпринял некоторые шаги, чтобы мошенничество не состоялось.

– Лёшенька, может тебе отойти от этого дела? – спросила мать. – Не мешайся в него. Ну их, миллионщиков этих. У них ни ума, ни совести! Не тягайся с ними. И нам спокойнее будет.

– Брательник – то, старший хорош! – буркнул Иван Васильевич. – Втравил, значит, Лёшку, а сам в Тулу усвистал. Я ему письмецо – то отпишу! Ишь хитрован какой!

– Знаешь, мама, я так тебе скажу, – заговорил Алексей. – Ты любишь мои рассказы слушать про то, как я в Питере то одного мошенника разоблачу, то другого поймаю. Но я ведь объявлений в газеты не даю и никого к себе не зазываю. Люди сами ко мне идут со своими рассказами и просьбой помочь. Я так понимаю, что у Бога на мой счёт есть какой – то план.

– Какой такой план? – не поняла матушка.

– Раз вокруг меня на каждом шагу возникают такие случаи, значит, я не вправе делать вид, будто их не замечаю. Я так думаю, Бог хочет, чтобы я их замечал. Может, это единственные добрые дела в моей жизни. Когда на Страшном Суде будут взвешивать всё, содеянное каждым из нас, может именно эти поступки мне и зачтутся.

– Лёшенька, они ведь тебя погубить могут, – неожиданно зашептала мать. – Для них, для купчин – то правила неписаны! И напасть из – за угла могут, и отомстить коварно. На дуэли – то они не вызывают!

– Знаете, маменька, а вот этого я вообще не боюсь. Коли Бог не попустит, так волос с головы моей не упадёт.

– Да что ты всё на Бога – то киваешь! Ты сам – то не плошай! Что ты делаешь – то! – почти закричала на сына мать, но тут неожиданно сурово её осадил отец:

– Слышь, Никифоровна, ты тут не выступай! Твой сын взрослый мужчина. И цену слову знает. Когда я на Крымскую войну отправлялся, ты у меня на стремени висела, позорище устроила! Все шли воевать, и ни у кого жена такого не вытворяла. Перед людьми стыдно было! А я ничего, вернулся живой… и дырки в шкуре заросли. Так что кончай тут свои бабские сантименты разводить! Сказала раз, сказала два, теперь всё, ша!

И затем совсем уже другим тоном, спокойно и буднично, он обратился к сыну:

– Вот что, Лёша, помощь тебе какая требуется?

– Нет, ничего не надо. Вот только возок назавтра.

– Понятно. Возок бери, без разговоров. Оружие у тебя какое есть?

– Револьвер, нож. – Алексей вытащил из кармана свой складной «zolingen», открыл лезвие.

Отец только хмыкнул:

– Ногайку мою возьми. Не всё же из пистолета палить, верно? А ногайка каши не просит: и за пояс сунуть можно, и в сапог, и под полой пиджака спрятать запросто. И вот что ещё…

– Да?

– Никому не позволяй себя запугивать. Даже родной матери!

11

Колдун, словно уставший от бесцельных раскопок предыдущего дня, теперь поехал совершенно другим маршрутом. От Ростова он двинулся строго на юг и отъехал довольно далеко, аж за Батайск. Миновав этот городок и отмахав от него версты три в сторону Кагальника, Мартти свернул с широкого тракта и углубился в окрестные холмы. Шумилов следил за его перемещениями тем способом, что и давеча: близко не приближался, прежде чем перевалить холм, забегал на его вершину с биноклем и наблюдал, куда направляется знахарь.

Шумилов не мог не отметить, что процедура раскопок в этот раз несколько отличалась от предыдущего: на одном и том же месте Хёвинен копал гораздо дольше обычного, углубляясь в рыхлую почву чуть ли не на аршин. Временами швед отдыхал, с трудом разгибая онемевшую спину и придерживаясь руками за поясницу. Затем истово, словно подгонял его кто – то, принимался опять копать. Сделав яму, Мартти присаживался в ней на корточки и подолгу оставался в таком положении. Шумилов был чрезвычайно заинтересован этим обстоятельством, прежде знахарь так не поступал. Один раз Мартти выскочил как ошпаренный из ямы и припал лбом к земле, неестественно задрав зад к небу и сложив руки на затылке. Швед оставался в этой неприличной позе минуты полторы – две, никак не меньше. Выглядело это столь странно, что Шумилов не нашёл рационального объяснения такому поведению; в конце концов он решил, что знахарь совершил некое ритуальное действо, вознёс молитву своему бесу или что ещё.

В целом, Мартти проявил удивительную для его возраста работоспособность: за два с половиной часа он выкопал три довольно глубоких ямы. Грунт был достаточно мягким, но, тем не менее, каждая из ям была такого размера, что скрывала колдуна, когда он садился, с головой. Поднимаясь, он забрасывал выкопанные ямы землёй и переходил на новое место.

Алексей проглядел в бинокль все глаза, но так и не смог понять, что именно занят Мартти Хёвинен в ямах. Возможно, он нашел здесь именно то, что искал весь день накануне. Быть может, именно поэтому его раскопки сопровождались столь странными манипуляциями? Шумилову оставалось только ждать, надеясь, что дальнейшие события объяснят поведение колдуна.

Окончив в четверть одиннадцатого работу, Мартти уложил на дно телеги лопату и какой – то странный предмет, завёрнутый в мешковину – не то банку, не то коробку, похожую на те, в которых продают чайный лист в кондитерских лавках. Притомившись от работы, швед расстелил в тени телеги тряпицу и прилёг отдохнуть. По всей видимости, колдун действительно был человеком не совсем здоровым. Ему, вероятно, трудно было переносить жаркое время дня. Впрочем, и куда более молодому Шумилову вчерашнее пребывание на солнцепёке стоило чудовищной мигрени. Полежав с четверть часа и восстановив силы, Хёвинен принялся за еду. Меню было небогатым: сало, хлеб, сырое яйцо, луковица.

Без двадцати минут одиннадцать колдун взобрался на бричку и тронул вожжи. Лошадь послушно двинулась в сторону Ростова. Что ж, самое время; Шумилов уже знал, что Хёвинен всегда возвращается домой в половине первого пополудни, плюс – минус четверть часа. Алексей Иванович принял решение не провожать знахаря, а остаться здесь и осмотреть места сегодняшних раскопок самым тщательным образом.

Дождавшись, когда бричка Хёвинена скроется за поворотом, Алексей выполз из – за валуна, служившего ему укрытием, и направился к собственной повозке. Он подогнал её к тому месту, где совсем недавно стоял возок шведа и с лопатой в руках поднялся на холм.

Шумилов принялся ворошить выкопанную колдуном землю, которая осталась лежать рядом с небрежно закопанными ямами. Ничего интересного не увидел, обычная земля. Переворошив все кучки, ничего достойного внимания он так и не обнаружил. Алексей выпрямился, осмотрелся; другого выхода у него, видимо, не было, работу колдуна следовало повторить в полном объёме.

Алексей принялся выбрасывать грунт из той же самой ямы, что этим утром уже выкопал колдун. Засыпанная, но неплотно утрамбованная, она легко вскрылась. На глубине двух штыков лопаты Алексей почувстовал, как металл скользнул по твёрдому гладкому предмету. Но это был явно не был камень, при соударении с которым лопата издаёт характерный лязгающий звук. Через полминуты Шумилов понял, что именно он откопал – это была широкая, явно нечеловеческая кость. Возможно, это была часть тазовой кости крупного животного, например, коровы или лошади.

Подцепив находку лопатой, Шумилов выбросил её на край ямы и осмотрел. По большому счёту он сам не знал, что хотел увидеть. Ветеринаром Шумилов не был, поэтому визуальный осмотр мало что мог ему сказать. Кость как кость. Поскольку грунт вокруг неё в яме был рыхлым, Алексей заключил, что колдун тоже выкапывал эту кость, но потом бросил в яму, засыпав землей. Стало быть, сама кость оказалась колдуну неинтересна, не её он искал здесь. Тогда что же?

Шумилов решил продолжить раскопки, расширяя яму вглубь и в стороны. Не пройдя и вершка вбок, Алексей почувствовал под лезвием лопаты новое препятствие. И, судя по звуку, это опять была кость. Что за напасть, так и будем по частям таскать на поверхность скелет коровы? Отвалив в сторону пласт грунта, Шумилов опустился на корточки перед новой находкой.

И отпрянул в инстинктивном, безрассудочном отвращении: вся кость кишела мелкими отвратительно – белыми, полупрозрачными мокрицами. Потревоженные светом и воздухом, они суетливо расползались во все стороны, влекомые обратно в толщу земли инстинктом самосохранения. «Тьфу ты, леший, какая пакость!» – в сердцах воскликнул Шумилов. Он быстро выпрыгнул из ямы и постучал ногами о землю, опасаясь, что некоторые из бесцветных созданий могли залезть ему в туфли.

Со всею возможной быстротой он засыпал яму и перешёл к другой. Теперь он примерно понимал, что именно искал Мартти Хёвинен, но версия требовала проверки. Несмотря на всё своё предубеждение, Шумилов опять взялся за лопату. В конце концов, эксгумация останков не такой уж и редкий следственный приём. Не прошло и десяти минут, как и во второй яме он отыскал крупные кости, по которым ползали мелкие бесцветные насекомые.

Сомнений быть не могло, этот холм действительно был могильником животных, причем не очень давний. Так вот что раскапывал здесь колдун! Стало быть, загадочному знахарю понадобились останки мёртвых животных. И совсем неважно, какие останки каких именно животных. В этой ситуации важно было совсем другое: действия Мартти Хёвинена противозаконны и, вероятнее всего, опасны. Повреждённый скотомогильник может грозить району тяжелейшей эпидемией скота. А останки плоти, сохранившиеся в захоронении, богаты трупным ядом, вызывающим тяжелейшие отравления. Противоядия ему нет!

Да, именно теперь всё вставало на свои места: Мартти Хёвинен и был тем самым Блокулой, которого Гунашиха рекомендовала Александре Егоровне. Не надо пользоваться мышьяком, обратись – ка к Блокуле, у него есть яд стократ скрытнее и сильнее. Да, примерно так Гунашиха и сказала будущей вдове… Взяла рублей пятьсот, если не больше и сняла с себя всю ответственность. Договаривайся, дескать, девонька. А потом ещё двести рублей срубила с Антонина Максименко. Заработала везде, где смогла.

Шумилов пока ещё не понимал, каким именно образом готовит свои смертоносные зелья колдун, но то, что его манипуляции каким – то образом связаны с извлечением из останков трупного яда, представлялось ему почти доказанным. Сделанное открытие Алексей считал чрезвычайно важным; теперь следовало подумать над тем, как лучше распорядиться собранными сведениями.

Он наскоро забросал яму землёй, внимательно осмотрел холм, убеждаясь в том, что ничего здесь не оставил, и вернулся к своему возку.

Алексей Иванович застал Антонина Максименко за физическими упражнениями. Антонин, по пояс голый, босой, стоял в своей небольшой комнатке и держал в вытянутых руках блестевшие, выкрашенные чёрной масляной краской полупудовые гантели. На шее учителя гимназии выступили бисеринки пота.

– А что ж это вы не на воздухе занимаетесь? Вышли бы во дворе…

– Там мне как – то не по себе, – как – то смущенно ответил Антонин. – Там все начнут глазеть. Уже пробовал. Кухарка просто подойдет, упрёт руки в боки и стоит, таращится.

Было в этой способности Антонина краснеть и смущаться что – то очень трогательное и по – человечески достойное. Другой бы на его месте непременно постарался бы всему двору продемонстрировать свои гимнастические снаряды, свой красивый мускулистый торс. Но такая показуха, видно, здорово претила нутру Антонина. И это очень импонировало Шумилову.

– А вы бы пару раз гантелю подле её ног уронили… а ещё лучше прямо на ногу… всё любопытство как рукой снимет, уверяю вас.

– Никогда не думал об этом, – признался Антонин. – Вы не станете возражать, если я закончу занятие?

– Нет, что вы, работайте, я покамест книжки ваши пересчитаю. – Шумилов присел к письменному столу и, заложив нога на ногу, приготовился ждать.

– А вы не боитесь, что я вам самому уроню гантелю на ногу? – полюбопытствовал Антонин.

– Нет, не боюсь. Я же не кухарка, я – гантелеустойчивый. Мне, кстати, на голову и табуретки роняли и как видите, ничего. Я и табуретоустойчивый тоже.

– Вы так шутите, что ли?

– Антонин, я никогда не шучу, у меня нет чувства юмора, понимаете? Непонятно почему, многие люди часто у меня уточняют, не пошутил ли я часом? Не смотрите на меня так; отсутствие юмора – явление совершенно неопасное и незаразное.

– Ну – ну, расскажите про табурет, – попросил Антонин, интенсивно размахивая руками и пыхтя как паровоз. – Кто вас так обидел?

– Один плохой человек. Он посчитал, что я представляю для него угрозу. По большому счёту, так оно и было, но главную угрозу представлял вовсе не я, а мой спутник, который в ту минуту с видом агнца притулился в уголке.

– В самом деле? А что за спутник?

– Агент Сыскной полиции Агафон Иванов. У него прозвище такое «Агафон – мозги вон!» В детстве он зело славно бился во Пскове на кулачках, говорят, лучший боец был на псковщине. Как только у них начинались пасхальные игрища, «Агафон – мозги вон!» выходил впереди своего квартала и клал одного за другим лучших бойцов противной стороны. С ним потом один на один уже и драться перестали: что толку, всё равно башку снесёт! Потом его угораздило попасть в Сыскную полицию. Там он оказался совершенно случайно: помог полицейскому задержать преступников на железной дороге. Шесть человек. Выкинул из поезда всех шестерых. Потом их подобрали на дорожном полотне со сломанными спинами и шеями.

– Вы шутите?! – Антонин даже прекратил свои упражения и внимательно поглядел в глаза Шумилову.

– Вы уже второй раз повторяете свой вопрос. Отвечаю, Антонин, читайте по губам: я не шучу, поскольку не имею чувства юмора. А что касается Агафона, то он держит на разведённых в стороны руках восемь пудов.

– Да вы издеваетесь надо мной, что ли? Сказки рассказываете? – Антонин с негодованием посмотрел на Шумилова. – Я тут с полупудом в руке пОтом обливаюсь.

– Ну, уж извините, не сделал я вам комплимента. – Алексей улыбнулся. – А что касается Агафона, то всё, что я говорю, – чистая правда. Это человек чистый как слеза, кристальный… У него есть золотое правило, я бы сказал, сермяжное…

– Да, какое же?

– Он увечит того, кто нападает с оружием. Увечит радикально – ломает все пальцы, ломает руки, чтобы уже никогда бандит не бросился на другого человека. Урок на всю оставшуюся жизнь преподносит. Тому, кто ударил меня табуретом по голове, он порвал сухожилия в плече: вывернул руку и дёрнул. Оставил навеки инвалидом, поскольку сухожилия не восстанавливаются. Наверное, это правильно. На всю оставшуюся жизнь этот бандит запомнит, что нельзя бить другого человека табуретом по голове.

– Вы, Алексей Иванович, какие – то дикие истории рассказываете, – пробормотал растерянно Антонин. – А как же христианское отношение к ближнему своему, как же понятие гуманизма, мы должны всё это отринуть? Получается, что в одном мы – гуманисты, в другом – звери какие – то?

– Вы знаете, Антонин, на Руси вплоть до Петра Первого практически не было рецидивной, то есть повторяющейся преступности. По очень простой причине. Наказания были членовредительскими: за бандитизм на первый раз пороли кнутом и клеймили, при повторной поимке – рубили левую ногу от лодыжки и правую руку от запястья. Понятно, что бандит без лодыжки и запястья уже не бандит. Ему останется только подаянием побираться, и то, если кто – то подаст такому калеке… Люди – то видят, какие увечья у человека, понимают, что перед ними бывший бандит, душегуб. Поэтому, бандиты на Руси, конечно, были, но… только до второй поимки. Мне кажется, в подобной правовой норме есть своя жизненная правда. И она нисколько не противоречит христианскому миропониманию.

– Ну, не знаю. – Антонин задумался. – Я не готов так сразу вам возразить. Но я подумаю.

– Подумайте обязательно. Что же касается той истории с табуретом, разбитым о мою голову, то я из неё сделал один важный вывод.

– Какой же?

– Нельзя ходить на задержания в одиночку…

– Понятно.

– Поэтому сейчас я пришёл к вам, – закончил свою мысль Шумилов. – Мне нужна ваша помощь в задержании.

Антонин на несколько секунд задумался над услышанным, затем, крайне озадаченный, поинтересовался:

– Снова шутка?

– У вас комната какая – то странная, не обращали внимание? Эхо перекатывается от стены к стене; один и тот же вопрос слышится по несколько раз. Я вам снова повторяю: Антонин, я вовсе не шучу, у меня вообще нет чувства юмора. Мне требуется ваша помощь в задержании человека, возможно, имеющего прикосновение к отравлению вашего брата.

– Так что ж вы молчите, не о том всё говорите?

– Жду, пока вы закончите возню с гантелями и начнёте меня слушать.

Антонин моментально отложил гантели, схватив полотенце, сбегал к умывальнику во дворе и ополоснул там торс, после чего вернулся в комнату и принялся одеваться. Через пять минут он в сопровождении Шумилова уже шёл по направлению к городскому саду.

– Расклад у нас такой, Антонин, – объяснил ему Алексей Иванович. – Человек, подозреваемый мною в изготовлении яда, которым был убит ваш брат, занимается тем, что раскапывает скотомогильники. Полагаю, его интересуют остатки плоти на костях, либо мокрицы, питающиеся этой плотью: и то, и другое чрезвычайно ядовито, ввиду высокой концентрации трупного яда. В отличие от ядов минеральных яды животного и растительного происхождения – так называемые токсины – в настоящее время изучены сравнительно слабо. Поиск методов их распознавания – это задача судебно – прикладной химии на следующее столетие. Число токсинов достаточно велико, они разнообразны по своему воздействию на организм и степени эффективности; по мере развития биологии число этих ядов будет только возрастать. Трупный яд стоит в ряду самых мощных токсинов, едва ли уступая самым сильным змеиным ядам, но в отличие от них не имеет столь выраженной клинической картины, что затрудняет распознавание отравления. Будем считать, что с теоретической частью покончено. Вопросы есть?

– Конечно, есть! Во – первых, насколько я знаю, при массовом падеже скота, скажем, от чумы или сапа, его не хоронят, а сжигают. Откуда же скотомогильники в Донской Области?

– Область Войска Донского находится в безлесной местности. Для полного сожжения трупа, согласно опыту судебной медицины, требуется на единицу массы сжигаемого тела не менее двух единиц массы дров, а желательно даже ещё больше. Теперь задумайтесь над тем, что если масса коровки, скажем, тридцать пудов, а таких коровок, скажем, пятьсот, то сколько же потребуется на их сожжение дерева? Правильно, очень много, – ответил Шумилов. – Поэтому падший в ходе эпидемий скот хоронят, согласно санитарным нормам, выработанным Ветеринарным управлением Министерства внутренних дел. Кстати, к созданию сего уважаемого ведомста приложил руку тот самый министр граф Дмитрий Андреевич Толстой, некрологи которого вы столь внимательно изучали во время моего прошлого посещения. Ветеринарное управление он выделил из состава Медицинского департамента Министерства в самостоятельное подразделение в 1884 г.

– Тогда другой вопрос: власти же должны были побеспокоиться на тот счёт, чтобы скотомогильники не вскрывались разного рода негодяями. Ведь тогда конца эпидемиям не будет! Почему эти меры не работают?

– Хороший вопрос, Антонин, только немного детский. Давайте выпьем пива с сосисками и я вам всё подробно объясню!

Шумилов с Максименко расположились в почти пустом шатре и сделали заказ. Через минуту они уже вовсю уплетали горячие сосиски и запивали их штофом чёрного портера.

– Захоронения падшего скота должны осуществляться на возвышенных местах, дабы толщина грунтового слоя между водоносным горизонтом и нижней точкой могильника была наибольшей и с условием обязательной засыпки в захоронение негашёной извести. Химия, полагаю, вам в общих чертах известна? Негашёная известь вступает в реакцию с водой, содержащейся в трупах, связывает её, в результате чего происходит реакция гашения. Труп же в свою очередь как бы усыхает, мумифицируется, не разлагается, либо разлагается гораздо медленнее. Засыпка в скотомогильники негашёной извести резко снижает угрозу распространения заразы через почву и почвенные воды. В таких могильниках нет паразитов – трупоедов, останки животных как бы законсервированы во времени. В таком состоянии они могут оставаться десятилетиями. Способ достаточно эффективен, но есть в его использовании одна загвоздка: негашёная известь нужна в любом приличном крестьянском хозяйстве. С её помощью крестьяне раскисляют почву, готовят из неё белила для покраски домов. Поэтому, когда похоронной команде выдают, скажем, тридцать мешков извести, для засыпки в скотомогильник, то у начальника команды возникает сильный соблазн продать половину или даже две трети этого количества крестьянам. В результате захоронение скота производится с грубым нарушением предписанных Ветеринарым комитетом норм.

– Понятно. Что требуется от меня?

– План таков: мы задерживаем подозреваемого в момент раскопки скотомогильника и предлагаем ему добровольно рассказать о том, каким именно образом и каким ядом осуществлялось отравление вашего брата.

– Вы шутите? Он не признается в своём соучастии, ведь для него это равносильно тому, чтобы добровольно отправиться на каторгу! – воскликнул Антонин.

– Не горячитесь так, – Шумилов успокаивающе похлопал собеседника по руке. – Почему же обязательно на каторгу? Я ему объясню, что в наших силах повернуть дело так, что каторга не будет ему грозить. Можно ведь аргументировано доказать, что Блокула и Гунашиха не знали наверняка, что яд будет направлен против человека. В конце концов, убийцей считается не тот, кто яд готовил, а тот, кто непосредственно его использовал против человека. Никому же не приходит в голову обвинять аптекаря, готовящего яд для крысиной потравы, в подготовке убийства, правда?! В нашем случае отравителем является именно Александра Егоровна… либо её немецкий дружок.

– Но всё равно я очень сомневаюсь, что этот Блокула и Гунашиха захотят рассказать в полиции о своих махинациях.

– Разумеется, не захотят. Чай не дурные. Но мы их принудим.

– Принудим?

– Из двух зол человек выбирает меньшее. Поэтому нашего Блокулу надо поставить в такое положение, чтобы он постоянно выбирал одно из двух зол. Разумеется, его выбор должен будет соответствовать нашему плану. От вас, Антонин, требуется присутствие на месте событий, соблюдение некоторых требований, о которых я скажу чуть позже, и защита меня в случае нападения.

– Вы думаете, этот человек сможет напасть? Какой резон?

– Убить меня.

– Раскопка скотомогильника и убийство – слишком разные преступления.

– Вы так считаете? А мне кажется, что для этого человека моё убийство – оптимальный выход из тупиковой ситуации. Прямо – таки идеальный. Дабы он не попытался проверить это предположение на практике, мне надо, чтобы вы были рядом и соблюдали следующие условия: во – первых, не вставали на линии огня моего пистолета, загораживая цель; во – вторых, не подходили к колдуну ближе, чем на три сажени, поскольку он сможет дотянуться до вас лопатой или метнуть нож; в – третьих, не поправляли и не дополняли сказанное мною. Запомните, если я в процессе разговора чего – то не скажу, то сделаю это намеренно. В – четвёртых, необходимо, чтобы вы отступали от противника, в случае его наступления на вас и атаковали в случае нападения на меня. Вопросы?

– Вы мне дадите пистолет?

– Я дам вам лопату. Этого будет вполне достаточно. Особо подчеркну, что со стороны нашего противника возможны действия, призванные спровоцировать нас на необдуманные поступки. Он будет стараться сломать наш «рисунок поведения», например, может попробовать изобразить приступ падучей болезни, либо начнёт отпускать издевательские комментарии в ваш или мой адрес, полагая вызвать наш гнев и тому подобное. Это весьма распространённый среди преступников приём. Сбивая нас с толку разного рода посторонними разговорами и неожиданными действиями, колдун, возможно, будет искать момент для внезапного нападения или бегства. Полагаю, всё же, нападения, поскольку это позволит ему решить проблему, созданную нами, так сказать, наиболее радикально. Вы не должны поддаваться на такие действия.

Антонин внимательно слушал Шумилова, изредка кивая.

– Обращаю ваше внимание на то, что наши действия будут с формальной точки зрения незаконны, – продолжал между тем Алексей Иванович. – Мы не имеем права присваивать себе полномочия полиции. Узнав о раскопках скотомогильников, мы должны были бы оповестить об этом властные инстанции и самоустраниться от дела. Лишь исключительные обстоятельства заставляют нас пренебречь буквой закона. Под таковыми я понимаю те разоблачительные сведения об Александре Егоровне, которые мы не сможем получить от колдуна иным способом.