Текст книги "Дом на горе"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 9. БЕЛКА

Неизвестно кем перепуганная белка как оглашенная мчалась через поляну, наискось к дороге.

– Ружьё бы теперь! – с сожалением воскликнул Паша и погрозил белке кнутом.

Костя, в душе которого никогда не умирал заядлый охотник, спрыгнул с телеги и кинулся навстречу белке. Ружьё, конечно, было бы очень кстати, а вот попробуй, если ты настоящий охотник, взять зверька голыми руками!..

Остановившись на минуту, Костя сорвал с плеча пиджак. Белка, ничего не видя и не слыша, летела прямо на мальчика. Когда она была уже совсем близко, Костя вытянул вперёд руки с пиджаком и упал на землю. Что-то упругое и сильное ударилось в пиджак.

– Ага, векша, попалась! – восторженно заорал Костя, крепко прижимая под пиджаком драгоценную добычу. – Паша, тащи мешок! Есть трофей!

Паша остановил подводу, схватил пустой мешок и только было собрался бежать к Косте на выручку, как увидел, что белка как ни в чём не бывало скачет по траве.

– Эх ты, голова, два уха! Выпустил! – с досадой крикнул он лежащему на траве приятелю и, раззадорившись, тоже пустился за белкой.

Костя, обнаружив свой непростительный промах, поднялся, чертыхнулся и снова бросился в погоню.

Белка выскочила на дорогу, заметила подводу и резко изменила направление. Теперь она как бы оказалась меж двух огней: с одной стороны, улюлюкая и размахивая мешком, бежал Паша, с другой – нажимал на неё Костя.

Белка бестолково заметалась. Мальчишки то и дело падали на землю, стараясь накрыть её пиджаком или мешком. Со стороны казалось, что они ловили какую-то редкую бабочку, которая никак не давалась им в руки.

Так бы, наверное, и ушла рыжая белка восвояси и потом в кругу бельчат, в уютном дупле, не раз бы хвалилась, как она ловко провела своих преследователей, если бы в охоту не вмешался ещё один человек. Это была девушка лет двадцати пяти, среднего роста, с тугими русыми косами, уложенными вокруг головы. Через её правое плечо был перекинут красный плащ, похожий на свёрнутый флаг, а в левой руке она держала букет полевых цветов.

Увлеченные охотой за белкой, Костя с Пашей не заметили, откуда появилась девушка, но, судя по тому, как блестели её туфли, словно щёткой высветленные сухими травами, можно было угадать, что девушка прошла немалый путь полями и перелесками.

Она давно уже стояла около кустов и с улыбкой наблюдала, как мальчики азартно гонялись за белкой.

Белка, наконец сообразив, в чём её спасение, помчалась к перелеску.

Какое бы, казалось, девушке дело до мальчишек и до резвой белки! Но она вдруг положила на землю цветы, распахнула красный плащ, бросилась вперёд и, как сачком, накрыла белку. Зверёк забился, но, почувствовав сильные руки девушки, вскоре успокоился, притих. Девушка закутала белку в плащ, оставив маленькое отверстие для мордочки, и взяла на руки.

Белка смотрела сиротливо, жалостливо.

Подбежали запыхавшиеся, красные Костя с Пашей. Увидев белку на руках у незнакомой девушки, они растерянно переглянулись.

– Послушайте, – осторожно начал Костя, – это наша белка… Мы её сколько гоняли!

– Ваша? – удивилась девушка. – А может быть, общая? Вы гоняли, а я поймала.

– Ловкие вы очень! – нахмурился Паша. – Мы семь потов спустили, а вы тут как тут. Из-под самого носа выхватили!

– Если так – не спорю. Возьмите, пожалуйста! – Девушка протянула Паше закутанную в плащ белку. – Только жалко мне её. Убьёте, а шкурку – на шапку. А какой хороший зверёк, мог бы пригодиться.

– Что вы! – обиделся Костя. – У нас так не водится, чтобы убивать. Что ни поймаем, всё в школу несём… для живого уголка.

– В школу? – переспросила девушка, и лицо её осветилось улыбкой, словно она встретила добрых старых друзей. – Тогда, мальчики, молчите, я сейчас угадаю, из какой вы школы.

– Так уж и угадаете! – не поверил Паша. – Мы же не меченые.

– А вот увидите…

Девушка прикрыла глаза, потёрла лоб, словно что вспоминала, потом лукаво оглядела ребят:

– Ну вот и отгадала!.. Вы из высоковской школы.

Ребята оторопело переглянулись.

– Может, вы и директора нашего знаете? – удивлённо спросил Паша. – И учителей?

– Знаю. Директор – Фёдор Семёнович Хворостов, преподаватель русского языка – Клавдия Львовна, географ – Илья Васильевич Звягинцев, историк – Матвей Иванович Полозов…

– Вот и не угадали! – тихо, не скрывая печали, сказал Костя. – Историк у нас теперь другой. Матвей Иванович на войне погиб.

– Вот что… А я этого не знала, – так же опечаленно призналась девушка. – Я ведь давно школу закончила… в сороковом году. – Она вдруг пристально оглядела мальчиков: – Расскажите мне про школу… про всё расскажите.

– Садитесь с нами, подвезём, – предложил Костя, показывая на подводу. – Вы, наверное, к Фёдору Семёновичу?

– Теперь вы угадали! – кивнула девушка.

Забрав свои цветы, она села на телегу. Паша осторожно вытащил из плаща белку и сунул её в мешок.

Подвода тронулась. Костя сидел рядом с девушкой и искоса посматривал на неё. Интересно, откуда она родом: из Почаева, из Соколовки или из Липатовки? Но спросить никак не удавалось – девушка засыпала их вопросами.

И ребячьи языки развязались. Да и как могло быть иначе, если в школе прожито семь лет, полных труда, радостей и открытий, если известен каждый школьный закоулок, изучен каждый шаг учителей!

Паша в своих рассказах больше напирал на хозяйственную сторону школьной жизни. Школа теперь не чета старой: просторная, двухэтажная, под железной крышей. Строили её все восемь колхозов; одних брёвен пошло на стены, может быть, не меньше тысячи. А какой у них физический кабинет, школьный музей!

– А сад? – нетерпеливо спросила девушка. – Я ведь помню, как мы его закладывали.

– Живёт, здравствует… От морозов все сады в районе погибли, а наш школьный выжил. Потому как из семечек выращивали!

Костю больше занимала судьба учителей. Он рассказал про Фёдора Семёновича. Учитель прошёл всю войну рядовым солдатом. Домой он вернулся по ранению: правая рука его висела, как плеть, – мёртвая, безжизненная. Это было большое горе для Фёдора Семёновича. Деятельный, живой человек, он любил физический труд, движение. Надо ли привить яблоньку в школьном саду, взрыхлить грядку на огороде, установить плуг в борозде или отрегулировать сеялку – он всегда учил наглядным примером. «Делай, как я!» – казалось, говорили его ловкие, отточенные движения. А теперь он мог рассчитывать только на слово. И ребята видели, как страдал их учитель. Левой рукой он пытался писать или рисовать на доске, брался за лопату, садовый нож, но всё получалось не так, как прежде.

Костя уже не помнит, с чего это началось, но все школьники, точно по сговору, принялись помогать Фёдору Семёновичу. На уроке, едва только учитель, по привычке, подходил к классной доске, как около него вырастал кто-нибудь из учеников: «Фёдор Семёнович, что нужно нарисовать? Скажите, я сделаю».

Когда учитель появлялся на пришкольном участке, за ним следили десятки ребят и по первому его знаку хватались за лопаты, мотыги, грабли. Особенно отличался Митя Епифанцев. Он отдал по кружку юных мичуринцев строжайший приказ: «Научиться прививать яблони так, как Фёдор Семёнович».

Началось повальное увлечение прививками. Чтобы набить руку, школьники упражнялись на чём только можно. Щадя пока яблони, они делали надрезы в форме буквы «Т» на молодых берёзках и осинах, вставляли в надрезы черенки с глазками, забинтовывали деревца тряпками и мочалой.

Потом Митя привел юннатов к Фёдору Семёновичу, и те «держали экзамен» – показывали учителю своё умение владеть садовым ножом.

И в зависимости от того, одобрительно ли учитель кивал головой и замечал: «Хорошо», «Умеет», «Молодец», или хмурился и говорил: «Пусть на берёзе поучится», – Митя выставлял юннатам оценки: одних зачислял в «перворазрядники по прививке», других – в «резерв».

Весной Фёдор Семёнович пришёл с «перворазрядниками» в колхозный сад.

– Желаем помочь вам, Василий Кириллыч! – сказал он садовнику.

– Дело доброе… У вас рука счастливая: все ваши прививки всегда хорошо приживались. А вот теперь… – Садовник покосился на правую руку учителя.

– Вот они – моя правая рука… – кивнул Фёдор Семёнович на учеников. – Не беспокойтесь: привьём не хуже прежнего.

И ребята под присмотром учителя привили саженцы мичуринскими сортами.

Но Фёдор Семёнович всё же не мог смириться с тем, что одна рука его беспомощна. Он начал заниматься лечебной гимнастикой: захватывал здоровой, левой рукой кисть правой и, преодолевая острую боль, часами поднимал и опускал её. Учителю казалось, что он занимается гимнастикой втайне от всех, но ребята об этом хорошо знали.

На уроках они зорко следили за больной рукой учителя, в перемены азартно спорили, сколько ещё нужно времени, чтобы рука совсем ожила, а горячие головы даже уверяли, что видели, как Фёдор Семёнович держал в правой руке топор и рубил дрова.

Мало-помалу рука учителя заметно окрепла, обросла мускулами, и только из-за неправильно сросшейся кости рука не сгибалась. По совету местного врача, Фёдор Семёнович решил этим летом поехать в Москву, на операцию к известному хирургу…

– Так его нет в школе? – озадаченно переспросила девушка.

– Скоро должен приехать. Его все ждут… – ответил Костя и невольно посмотрел вдоль дороги: а вдруг из-за поворота покажется Фёдор Семёнович, высокий, худощавый, а в руке – обязательно в правой – тяжёлый тюк с книгами или учебными пособиями?.. Учитель, откуда бы ни возвращался, всегда привозил что-нибудь для школы.

За разговорами не заметили, как подъехали к Высокову. Девушка увидела дом на горе и спрыгнула с телеги:

– Хорошо, ребята, рассказали!.. Спасибо вам. Я, пожалуй, пройду прямо к школе, сад посмотрю…

Взяв с телеги плащ и цветы, девушка помахала мальчикам рукой и легко пошла по белой тропинке. Костя проводил её взглядом, потом вдруг схватил мешок с белкой, догнал и сунул мешок ей в руки:

– Возьмите!

– Так это же ваша белка. Сами передадите Фёдору Семёновичу.

– Возьмите, возьмите! Раз в школу идёте, без подарка нельзя… Вы затем и ловили белку. Я знаю!

– Опять угадал! – засмеялась девушка, принимая мешок. – Тогда пусть это будет наш общий подарок – от троих.

– Пусть общий! – облегчённо согласился Костя.

Глава 10. РОДНОЙ ДОМ

С волнением приближалась девушка к школе. Это чувство не покидало её с той минуты, когда она сошла на маленьком полустанке с поезда. Добраться до Высокова оказалось нетрудно: у коновязи стояли попутные подводы, и возчики охотно соглашались подвезти девушку. Но она попросила высокого старика захватить её чемоданчик, а сама налегке направилась к родному селу, но не большаком, а кратчайшим путём, который знала с детства.

Узенькая тропинка сначала тянулась лесом. То её пересекали узловатые обнажённые корни деревьев, то укрывали тёмно-зелёные мшистые коврики, то она круто сбегала в лесные овражки, где пахло сыростью, прелым листом, дикой смородиной.

И кратчайший путь оказался самым долгим. Девушка собирала цветы, забиралась в заросли малинника или черничника и лакомилась ягодами.

Потом, когда лес поредел, на полянках стали попадаться грибы. Они словно сбегались на звук её лёгких шагов, и девушка не могла равнодушно пройти мимо них.

Красная плащ-накидка превратилась в кошёлку. Вскоре она стала тяжёлой, и девушка спохватилась: к лицу ли ей появиться с такой необычной ношей в родных местах? К счастью, повстречались на пути трое ребят, и девушка пересыпала все грибы им в кузовки…

Слева невдалеке лежало Высоково: памятный порядок изб, широкая прямая улица, высокие тополя и могучие берёзы с чёрными шапками грачиных гнёзд.

Девушка на минуту приостановилась. Может быть, всё же сначала зайти домой, где она так давно не была?.. Нет, сперва в школу. Ведь это тоже дом, родной и близкий!

Тропка бежала среди хлебов. На межниках и углах делянок девушка заметила высокие шесты с перекладинами. На них то и дело садились птицы и, как зоркие часовые, всматривались в поле.

«А ведь это школьники о птицах позаботились, – догадалась девушка. – Когда я училась, мы тоже такие шесты в поле ставили».

И чем ближе девушка подходила к школе, тем всё больше и больше видела она примет и знаков того, что в светлом доме на горе живут люди с отзывчивым сердцем и трудолюбивыми руками.

Изреженная аллея белоствольных берёз и лип, ведущая к школе, была пополнена молодыми посадками, а старые, видавшие виды деревья окружены почтительной заботой: мёртвые ветки спилены, срезы и дупла тщательно обмазаны смолой.

Через глубокую, обрывистую канаву был перекинут лёгкий мостик из жёрдочек. Он казался зыбким, обманчивым, ненадёжным, и девушка на минуту задержалась: не обойти ли мостик стороной? Но тут в глаза ей бросилась дощечка с надписью: «Сделано школой».

И девушка, устыдившись своего недоверия, смело вступила на мостик и на самой середине даже слегка подпрыгнула.

Там, где «школьная гора» круто спадала к речке Чернушке и курчавилась кустами, из земли пробивался родничок. Был он маленький, неприметный, но такой живой и неугомонный, что только самые лютые морозы могли смирить его, да и то ненадолго. Весна ещё только подавала первую весточку о своём приближении, а родничок, точно храбрый подснежник, уже пробивался на волю, и, не умолкая, звенела его серебряная песенка.

Вода в роднике была такой обжигающе студёной, что от двух глотков у ребят начинало ломить зубы. Казалось, пробуравив толщу земли, родничок прибежал к школе с самого Северного полюса. Но школьников это не страшило. Они с удовольствием пили родниковую воду в жару и холод. Мальчишки пили на спор, на выдержку – кто из них дольше не застучит зубами, а девочки даже немного верили, что если перед экзаменами выпить родниковой воды, то непременно достанется счастливый билет.

Трудно сказать, за что именно, но все школьники очень любили свой родничок. Они обнесли его деревянным срубом, обложили булыжником, рядом поставили деревянную скамеечку и привязали к колышку искусно сделанный берестяной черпачок.

И, хотя сейчас девушка совсем не испытывала жажды, она всё же завернула к родничку и выпила глоток воды. Потом по крутой тропинке поднялась к плодовому саду. Это был добрый сад, гордость школы, в котором оставил следы своего труда не один выпуск учащихся. Были тут плодовые деревья с толстыми стволами и крепкими сучьями, полные сил и здоровья, густо обсыпанные плодами; были и маленькие саженцы-первогодки, трепетно вздрагивавшие на ветру.

За садом раскинулся просторный участок, аккуратно разграфлённый на грядки, делянки, клетки, – место увлекательных юннатских опытов.

Но мало ли на земле хороших садов и огородов! И, пожалуй, не это изумило сейчас девушку, а то, что ни сад, ни опытный участок не были ограждены ни колючей проволокой, ни частым тыном, ни дощатым забором. Вместо этого весь пришкольный участок был обнесен зелёной изгородью, да с задней стороны тянулась глубокая канава, которую ребята именовали «противокоровьим рвом».

«А ведь когда я училась, наш школьный сад имел прочную ограду, и сторожа с берданкой, и злую собаку. Где же теперь всё это?» – подумала девушка.

Но, как ни вглядывалась девушка в глубину сада, она не заметила ни поломанных сучьев, ни ободранной коры, ни помятой травы. И опять, как у мостика, взгляд её упал на дощатый щит, прибитый к шесту. «Здесь всё выращено детьми!» – было крупно написано на щите.

Так вот она, чудесная сила, что охраняет сад надёжнее, чем самые прочные заборы и неподкупные сторожа! И девушка вспомнила, как Фёдор Семёнович любил мечтать о том времени, когда все сады будут без оград и заборов, а просёлочные дороги украсятся плодовыми деревьями. Так неужели это время настало?

Девушка вступила в сад, шумящий широкими кронами. Его можно было читать, переходя от дерева к дереву, как живую школьную летопись.

Вот эту раскидистую, крепко вцепившуюся корнями в землю яблоньку-антоновку посадил Андрюша Новосёлов. А эти деревья, помоложе, вырастили Серёжа Ручьёв, Миша Печерников, Марина Балашова… Хорошие они были ребята, верные и отзывчивые друзья!

А вот дело и её рук – три вишнёвых деревца. Девушка посадила их в тот год, когда вступала в комсомол. Как они разрослись, окрепли, как широко и привольно раскинули свои ветви! До самого последнего класса девушке так и не удалось попробовать сладких вишен, зато сейчас деревца были густо унизаны ягодами.

Шустрые, вездесущие воробьи не зевали и, прыгая с ветки на ветку, беззастенчиво клевали спелую вишню. Девушка спугнула воробьёв и потянулась за ягодами. И то ли потому, что вишни давно созрели и подсохли на солнце, или потому, что это были ягоды с её родного деревца, – они показались ей необыкновенно вкусными.

– Та-ак! – раздался вдруг негромкий голос. – Что это за лакомка в саду объявилась?

Девушка обернулась. По садовой дорожке, осторожно отводя ветки яблонь, шла учительница Клавдия Львовна, невысокая, полная женщина с гладко зачёсанными назад седеющими волосами. Девушка, опустив мешок с белкой на землю, бросилась к учительнице, схватила её за руки, потом обняла и крепко поцеловала.

– Галя!.. Кораблёва? – Клавдия Львовна отступила назад, чтобы лучше рассмотреть девушку. – Да нет… Какая там Галя! Галина Никитична. Вот нежданно-негаданно!

А девушка что-то быстро говорила, смеялась, совала в руки учительнице букет увядших цветов, потом насыпала ей в ладонь горсть спелых ягод:

– Вы только попробуйте! Это с моего дерева…

– Нашла? Узнала?

– Как не узнать!.. Мне здесь всё памятно. Только вот… – девушка покосилась в сторону, – без изгороди как-то странно. Неужели вы её нарочно сняли?

– Да, вполне обдуманно. С согласия детей и родителей. Устроили как бы открытый сад – заходи, любуйся, пробуй!

– И неужели никто у вас яблоки не обрывает?

– Как тебе сказать… – усмехнулась Клавдия Львовна. – Бывает, конечно, что кто-нибудь из молодёжи и созорует. Но школьники тут во все глаза смотрят. Чуть что – шум поднимут на весь белый свет: и через правление колхоза и через стенгазету. Так что, если и пропадёт какая толика яблок, – не жалко. Главное, люди честнее становятся, детский труд начинают уважать… Да что мы всё про сад толкуем, – спохватилась учительница. – Ты о себе, Галенька, расскажи! Знаем мы с Фёдором Семёновичем, что ты на фронте была, потом институт заканчивала. Ну, и как?

– Успешно, Клавдия Львовна. Госэкзамены выдержала. Диплом на руках – преподаватель биологии средней школы. Как приворожил Фёдор Семёнович меня тогда к жукам да травкам, так и пошла по этой дорожке.

– Жалеешь? – Учительница пытливо посмотрела в глаза девушки.

– Нет… довольна! – Галина встряхнула головой. – По душе мне это дело.

– Рада за тебя!.. И от души поздравляю! – Учительница пожала ей руку. – Где работать думаешь?

– Направили в наш район. Сдала документы, школу ещё не получила. Пока там суд да дело, я дома решила побывать… Да, Клавдия Львовна, мы белку для живого уголка поймали! – Галина шагнула к мешку.

– Какую белку? И кто это «мы»? – не поняла учительница.

Галина передала учительнице мешок с белкой и рассказала про встречу с ребятами.

– Узнаю Галю Кораблёву! – засмеялась Клавдия Львовна. – Ни одной живой твари, бывало, не пропустит, всё в школу тащит…

– Помню, помню… Я раз Фёдору Семёновичу яички какой-то бабочки принесла, целую щепотку. Он ссыпал их в пустую чернильницу и забыл. А из яичек потом гусеницы вывелись, расползлись по всей комнате. Уж мы их собирали, собирали…

– А помнишь, Галенька…

И воспоминания, как полноводная река, закружили обеих, понесли…

В саду послышались тяжёлые шаги, и кто-то многозначительно кашлянул:

– Мир доброй беседе!

Галина оглянулась, вспыхнула и бросилась к отцу:

– Здравствуй, отец!

– Здравствуй, дочка! – Никита Кузьмич Кораблёв, обтерев рот ладонью, степенно расцеловался с Галиной, потом покачал головой: – Чудеса на белом свете! Чемодан твой дома давно, а тебя нет и нет. Уж не беда ли какая приключилась, думаю, в дороге? А теперь смекаю, что за беда… – Никита Кузьмич покосился на Клавдию Львовну: – Дочка ещё с дороги передохнуть не успела, а вы её уже в полон захватили!

– Неповинна, Никита Кузьмич, прошу поверить! – Учительница развела руками. – Я думала, что Галина Никитична уже побывала дома и пришла проведать школу.

– Вы с Фёдором Семёновичем никогда не виноваты, – с лёгким укором сказал Никита Кузьмич.

– Ничего, отец, ничего… – перебила его Галина. – Я по дороге, на минутку всего и забежала… сад посмотреть.

И, кивнув учительнице, она потянула отца к дому.

Глава 11. НА «ШКОЛЬНОЙ ГОРЕ»

Дома Галину Кораблёву не знали, куда посадить, чем угостить. Мать вдруг вспомнила, что дочке недавно исполнилось двадцать пять лет, и решила задним числом отметить день рождения. Поставила тесто на пироги, принялась прикидывать, кого из родных позвать в гости.

– Обожди, мать, с гостями, – остановил её Никита Кузьмич. – Прежде своей семьей посидим… поговорим тишком да ладком. Давно ведь мы дочку не видели…

– Гости как-нибудь потом, – согласилась с отцом Галина. – Мне ведь скоро в район нужно – назначение в школу получать.

Но Анна Денисовна всё же не утерпела: на другой день напекла пирогов, ватрушек и созвала самых близких родственников – своего двоюродного брата Тимофея Новосёлова и двух сестёр мужа. Чай устроили в саду, в беседке, обвитой хмелем.

Никита Кузьмич, обычно словоохотливый и гостеприимный, на этот раз был неразговорчив, хмуро тянул с блюдечка чай и искоса поглядывал на дочь.

Зато гости интересовались всем: как Галина сдала экзамены, куда её направляют на работу, долго ли она пробудет дома.

– Значит, судьбу свою твёрдо определила? Учительница теперь? Вроде нашего Фёдора Семёновича? – Новосёлов внимательно оглядел племянницу: – А вспять не пойдёшь? Не отступишься?

– Что вы, Тимофей Иванович! – вспыхнула Галина. – Да теперь уж поздно.

– И думать об этом не смей! Выбор твой верный. Великое это дело – ребятишек растить! Одно имя чего стоит: учитель!..

– А ты вот походи с годок в учительской шкуре, тогда скажешь, какое это дело, – перебил его Никита Кузьмич. – Стожильная работенка!..

– Я не говорю, что лёгкая работа! Учитель, он кто? Садовник. Сад растит. И если ты любишь хорошие плоды, так, будь добр, потрудись в саду: вскопай, полей, подвяжи, сухую веточку обрежь… – Дед Новосёлов вновь посмотрел на Галю: – Ты, племянница, в нашу школу просись… под крылышко к Фёдору Семёновичу. И знают тебя здесь все, и к дому близко…

– Какая же у дочки учительская солидность может быть, если её все здесь с пелёнок помнят? – недовольно сказал Никита Кузьмич. – И как с мальчишками дралась, и как телят пасла… Так и останется Галкой да Галинкой, по отчеству никто не назовёт. Ты, Тимофей, дочку мне не сбивай, пусть подальше от дома устраивается – в районном центре, скажем, а ещё лучше в городе.

– Устраиваться в городе и жить, как Мария Антоновна, – усмехнулась Галина, вспомнив преподавательницу химии, которую отец ей всегда ставил в пример.

Мария Антоновна жила тихо, спокойно, имела свой домик на околице деревни, огород, небольшую пасеку и всё свободное время отдавала хозяйству.

– А хотя бы и так, – подтвердил Никита Кузьмич. – Мария Антоновна – человек достойный… живёт в своё удовольствие…

За кустами послышались приглушённые голоса. Анна Денисовна вышла из-за стола и вскоре подвела к беседке Варю и Митю Епифанцева. Они поздоровались со всеми, кто сидел за столом.

– Здравствуйте! – кивнула им Галина и, к стыду своему, обнаружила, что не помнит ни девочки, ни мальчика.

– Это кузнеца Балашова дочка, парторга нашего, – подсказала мать. – А это сынок Егора Епифанцева.

– Мы к вам, Галина Никитична! – выступила вперёд Варя. – Посмотрите наше просо на участке… Может, что посоветуете.

Галина с интересом посмотрела на школьников:

– А почему вы ко мне обращаетесь? Ведь у вас есть свои учителя!

Варя переглянулась с Митей и пояснила: Фёдор Семёнович в отъезде, посоветоваться ребятам не с кем. А Галина Никитична – преподавательница биологии и недавно была на практике в колхозной школе, так сказала им Клавдия Львовна.

– Это верно, была, – призналась Галина. – Но, не видя вашего проса, трудно что-нибудь сказать.

– Так пойдёмте, Галина Никитична! – воскликнул Митя. – Сейчас все наши юннаты в сборе!

– Это как так «пойдёмте»! – Никита Кузьмич строго посмотрел на школьников. – Видите: гости собрались, чай пьём, беседуем… Повежливее надо быть, молодые люди!

Митя покраснел:

– Если не вовремя, мы подождём…

– Нет, нет… Пожалуй, я посмотрю. – Галина вышла из-за стола и кивнула отцу и матери: – Я скоро вернусь!..

– Вот и правильно! – одобрительно ухмыльнулся дед Новосёлов. – Раз ребятишки зовут – иди! От них не закроешься, не упрячешься… Если ты, конечно, с живинкой учитель, а не душа чернильная…

– Ох, и дипломат эта Клавдия Львовна! – покачал головой Никита Кузьмич. – Дочка, видишь ли, ребятам нужна, опыт проверить…

– Да уж Хворостовы теперь из школы её не отпустят… Не такие они люди! – Новосёлов весело подморгнул и налил браги: – Чокнемся, Кузьмич! За дочку, за новую учительницу!

* * *

Пришкольный опытный участок находился за школой, на южном покатом склоне холма.

Здесь было что посмотреть!

На земле, опутанные шершавыми плетями, лежали полосатые арбузы. Желтели небольшие дыни, выросшие на одном стебле с могучими, тяжёлыми тыквами.

Далее шли делянки с пшеницей, овсом, рожью, кормовыми травами, овощами. Некоторые делянки были уже убраны, и только по углам торчали колышки с этикетками, поясняющими, что и кем здесь выращивалось.

Шагая рядом с Галиной Никитичной, Митя охотно рассказывал ей о юннатах высоковской школы: они размножили новый сорт картофеля с большим содержанием крахмала, вырастили семена ранней капусты, сочной, крупной моркови и всё это передали колхозу.

– Ой, Митя, – перебила его Варя, – чего ты расхвастался? Галина Никитична и без нас, наверное, всё знает.

– Кое-что помню… – улыбнулась учительница. – В своё время тоже была юннаткой.

– А знаете, как колхозники зовут пришкольный участок? – не унимался Митя. – «Наша агрономическая лаборатория».

Варя невесело усмехнулась:

– Хороша лаборатория!.. А с просом засыпались, как миленькие…

Девочка подвела Галину Никитичну к небольшой делянке с просом. Около неё толпилась почти вся «просяная бригада». Не было только Кости и Паши.

Варя рассказала учительнице, как они проводили свой опыт.

Галина Никитична несколько раз обошла посевы, потрогала метёлки проса. Варя следовала за ней по пятам, и лицо её становилось всё более сумрачным. Как она с пионерами ни старалась, как ни выпалывала сорняки, но всё же запущенному просу помочь не удалось, и оно выглядело низкорослым и тщедушным.

Совсем немного лет живёт на белом свете Варя Балашова, жизнь её только разгорается, как утренняя заря перед долгим солнечным днём, но девочка хорошо знает, что в жизни, может быть, нет ничего дороже твёрдого слова и завершённого дела. И вот колхоз поручил им первую серьёзную работу. Что же теперь они скажут людям?

– Да-а, просо незавидное. Похвалиться нечем, – сказала Галина Никитична. – Я вот когда со станции шла, колхозные посевы смотрела. Так там просо и то лучше.

– Прямо скажу: ничего у нас не получилось, – с огорчением призналась Варя. – Наобещали всем, слово дали… А выходит, на ветер мы слово бросили… Болтуны, трепачи! – И она кинула сердитый взгляд на ребят.

– Зачем же так? – остановила девочку Галина Никитична. – Просо – культура трудная. Не удался опыт – надо его второй раз поставить и третий!.. На то вы и юннаты.

– Будем считать, что опыт в этом году не состоялся, – сказал Митя Епифанцев. – А пока можно на сено просо скосить, не жалко.

– А мы-то старались! – разочарованно протянула Катя Прахова. – Стоило ли тогда огород городить?

– Что-то я не замечал особого вашего старания… – сказал Митя.

– Я же тебе объяснял, – проговорил Витя Кораблёв: – Ручьёв всё дело развалил. Пусть он и отвечает!

– Спросишь с такого! Он и носа на участок не кажет… – сказала Катя и обернулась к Варе: – Ты передала Ручьёву, что мы его зовём?

– А как же… Он обещал быть. Сама не знаю, почему он задержался, – растерянно ответила Варя.

– Ждите, ждите! – усмехнулся Витя. – А я уверен, Ручьёв не придёт. Знает, что его дело нечисто…

Он не успел договорить, как сквозь зелёную изгородь продрался Костя и неторопливо подошёл к делянке с просом. В руке он держал чёрную кепку, доставал из неё тугие, толстые стручки гороха, вышелушивал из них горошины и с аппетитом жевал их.

– Года не прошло, а Костя Ручьёв уже здесь, – насмешливо сказала Варя. – И седьмого гонца посылать не надо… Тебе что же, с нами и делать нечего?

– Воду в ступе толочь – тоже, говорят, дело… – начал было Костя, но, заметив свою недавнюю попутчицу – позавчера он узнал, что это дочь Никиты Кузьмича Кораблёва, – мальчик смешался, замолчал и, нагнувшись, принялся натягивать кепку с горохом на голову. Кепка не налезала, стручки посыпались на землю.

– Вот полюбуйтесь! – вспыхнула Варя. – Горохом забавляется… Ему и горя мало!

– А что прикажете, слёзы лить? – буркнул Костя.

– Нет, как ты смел подвести нас! – окончательно вышла из себя девочка. – Загубил посевы на делянке, развалил просяную бригаду… Что ты за товарищ такой!

– Ты потише! – насупился Костя. – Ещё неизвестно, кто из нас лучше… Ты Ваню Воробьёва помнишь?

– Это из Соколовского колхоза?.. И что?

– Он уже медаль получил… вот что! За высокий урожай. Понимает в земле толк! Не то что наш брат, школьник…

Вытянув шею, Костя посмотрел за зелёную изгородь. У водопоя призывно ржали кони; на дороге, попыхивая синим дымком, катился трактор; за рекой, уходя к горизонту, раскинулись спеющие хлеба.

– Нет, хватит нам на пришкольном участке копаться!.. На простор надо выходить, в поле! Настоящее дело делать.

– А ты ведь собирался десятилетку заканчивать? – с искренним изумлением спросила Варя. – А теперь что же – учение не по душе?

– Не беспокойся! Учение я не заброшу, – усмехнулся Костя. – Только я хочу, чтобы оно с толком было. Чтобы мне перед людьми краснеть не приходилось… Ты вот объясни, – неожиданно обратился он к Варе: – почему в других бригадах один урожай, а у твоей сестры в полтора раза выше?

– Подумаешь, экзаменатор явился! – фыркнул Витя. Он уже давно хотел вмешаться в разговор и всё выжидал удобного случая. – А ты сам-то знаешь?..

– Погоди, Виктор, не сбивай его, – остановила Галина Никитична брата и с любопытством поглядела на Ручьёва.

Смуглый, чубатый, озорно блестя тёмными глазами, он с такой горячностью говорил об учении, что его нельзя было не слушать.

– И я не знаю, – признался Костя. – Да и откуда нам знать! – Он помолчал, потом вслух подумал: – Вот если бы так сделать… И в школе учиться, и в колхозе работать. Чтобы десятилетку закончить и в земле толк понимать.