Текст книги "Сновидец"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Джейми не воткнула иглу, а медленно, с садистским наслаждением, вдавила её в кожу и Вайми почти закричал от боли. Потом он понял, зачем нужно масло – оно убивало заразу… а также невыносимо жгло. Воткнутая в него игла, казалось, медленно раскалялась добела. От боли вспыхнуло в глазах, все мышцы напряглись до предела. Он сжал пальцы рук и ног и втянул живот, стараясь справиться с этим ощущением. Дамы жадно смотрели на него, часто дыша. Не удержавшись, Вайми обложил их матом – он знал много неприличных слов, но, увы, лишь на своём родном, так что его просто не поняли. К его подошве прикоснулась вторая игла, поскользила по коже – а потом воткнулась рядом с первой. К нему потянулась ещё одна рука с иглой… потом ещё… ещё… и ещё…

Раскрасневшиеся девушки что-то непрерывно щебетали, непрерывно вонзая иглы в грудь, плечи, бёдра, отчаянно втянутый живот юноши, отчего крупные мускулы Вайми подрагивали, живот и бёдра трепетали – и каждый острый всплеск боли отдавался в голове, рассыпая мысли колючими искрами, совершенно лишая его способности соображать. Он мог лишь молчать, весь дрожа, пока волны боли, одна за другой, прокатывались по его телу. Государь спокойно сидел возле его головы, наблюдая за лицом юноши. Взгляд Вайми невольно тянулся к нему, его рот иногда почти приоткрывался – попросить прекратить пытку – и лишь ненависть удерживала его от этого. Он то кусал губы от боли, то оскаливался, словно дикий зверёк. Краем глаза он видел стоявшего у дверей Ханнара – на лице найра застыла гримаса тоскливого отвращения. Было видно, что зрелище давно наскучило ему и он мечтает лишь об одном – прервать его… одним ударом меча. Но Вайми, если бы его спросили, отказался бы от такого милосердия – несмотря на все муки, жить ему по-прежнему очень хотелось…

В его теле торчали уже сотни игл. Рот юноши был открыт, глаза дико расширены, но сейчас он уже ничего не видел. Его голова дико моталась, из глаз текли слёзы, но ему удавалось сдерживать себя – он не пытался вырваться, не орал, не просил о пощаде. На лицах девушек начала появляться злость – упорство жертвы им явно не понравилось. Джейми загнала иголку в его сосок – и Вайми задохнулся от ослепительной боли. Сейчас всё его дрожащее тело было совершенно мокрым от пота, глаза зажмурены, зубы плотно сжаты, сквозь них вырывалось непрерывное "н-н-н-н-н-н!". Ещё чья-то рука загнала иглу в его причинное место. На сей раз Вайми всё же взвыл, дёрнувшись всем телом, оковы на руках и ногах глубоко впились в кожу. Судороги начали скручивать его бёдра, они хаотично задвигались. Он пытался выгнуться в дугу от пылавшей внизу живота ослепительной боли. Государь склонился над ним, с интересом вглядываясь в перекошенное лицо пленника – и Вайми с наслаждением плюнул в него.

Почти сразу он понял, что делать так не стоило. Нет, государь не заорал, не позвал стражу, даже лицо его не изменилось. Он спокойно утерся кружевным платком. Встал. Выдернул из ящика десяток игл и направился к босым ногам пленника. Дамы, словно комарье, брызнули в стороны от одного резкого жеста его руки.

Едва Вайми догадался, что его ждет, найр воткнул первую иголку под ноготь большого пальца его ноги. Мигом раньше юноша поклялся себе, что ни одним звуком, ничем не покажет этой твари своих мук – но сдержать клятву оказалось немыслимо. Он дико заорал от боли, и задёргался так, словно через него пропустили электрический ток.

Дав ему немного опомниться, государь воткнул рядом с первой вторую иголку. Не будь Вайми привязан, он взлетел бы под потолок с воплем боли: на сей раз игла вошла так глубоко, что упёрлась прямо в кость. Юноша почти обезумел, он дёргался всем телом в безнадёжной попытке справиться с невероятной болью. Впрочем, через несколько бесконечных мгновений в глазах всё-таки потемнело, и он мягко провалился в никуда…

……………………………………………………………………………….

…Что-то невероятно едкое ударило в нос, в горло и Вайми ошалело открыл глаза. Он уже решил, что умер – и вовсе не рад был воскреснуть.

– Очнулся? – усмехнулся государь. – Хорошо, – и он взял новую иглу. Юноша прерывисто выдохнул, отчаянно готовясь вынести новую боль. Его бёдра свело судорогой, живот начал медленно втягиваться, пока буквально не прилип к позвоночнику, мускулы напряглись, он зажмурился, часто и глубоко дыша. Иглы, одна за другой, медленно вползали под его ногти, его тело трепетало, мысли путались, он начал, подергиваясь, вскрикивать от мучительной боли. Наконец, она стала такой острой, что Вайми запрокинул голову и заорал, а потом, когда весь воздух вышел из груди, мог только тихо всхлипывать, не в силах вздохнуть – все его мускулы, трепеща в непроизвольной судороге, напряглись до того, что буквально превратились в камень. Гибкий стан юноши выгнулся до хруста, язык трепетал в приоткрытом рте, а зрачки расширились так дико, что глаза стали почти сплошь чёрными. На сей раз он был слишком напряжён, чтобы орать, но вскоре снова потерял сознание от невероятной боли. Государь тут же сунул ему под нос пузырёк с нашатырем, но Вайми ещё несколько секунд пребывал в полуобмороке и не понимал ничего. Теперь иголки торчали из-под всех ногтей на босых ногах юноши – по две в мизинцах, по три в остальных пальцах и по пять в больших. Его тело стало скользким от пота, он задыхался от боли, не в силах даже толком вздохнуть.

Государь начал задумчиво пощелкивать по хвостам игл и боль застила сознание. Вайми и без того уже совершенно обезумел от невыносимого жжения, охватившего всё тело. На какое-то время он исчез, даже не заметив, что найр прекратил пытку, а потом резко – словно в нём включили свет – очнулся, весь мокрый, с прилипшими ко лбу волосами и вопящими от боли растянутыми запястьями. Сейчас он хотел только смерти – и понимал, что всё только ещё начинается.

……………………………………………………………………………….

Потом, много раз возвращаясь к пытке в мучительных, как она, размышлениях, Вайми так и не смог решить, молчал бы он, если бы его пытали не для развлечения. В своих кошмарах он выдавал всё, что знал, обрекая Лину на смерть и боялся даже думать, что было бы с ним наяву. Когда девушки проводили ладошками по хвостам игл, миллионы раскаленных нитей боли сплетались в один узел – и Вайми замирал, с твёрдыми, как камень, мускулами и дочерна расширенными глазами, чувствуя, что его душа отделилась от тела – престранное ощущение. Тогда он видел себя со стороны – что было не менее странным… а в остальное время, весь мокрый от пота, бешено мотал волосами и не переставая вопил от боли. Он потерял всякое представление о времени и не знал, сколько это длилось – казалось, что целую вечность. Острия игл скользили по всему его телу – от ногтей рук до ногтей босых ног – но каждый раз вонзались в кожу в новом, неожиданном месте. Он словно превратился в вечернее небо, на котором, одна за другой, вспыхивали пылающие невыносимо острой болью звёзды. Вайми стонал, выгибался, мотал головой, чувствуя, что уже не в силах выносить это.

Наконец, когда иглы вонзились ему между пальцами босых ног, между рёбрами, в уши, боль достигла невероятной силы. Вайми казалось, что сейчас он просто взорвётся, разлетевшись на куски. Окончательно ошалев, он отчаянно мотал головой, хлеща мокрыми волосами по своему же лицу, стонал, судорожно всхлипывал – а не орал лишь потому, что сил на это уже не осталось.

Такой дикой боли он не испытывал ещё никогда. От неё в голове у него всё поплыло. Он видел огненных мошек, светящиеся туманы, расплавленный металл. Жжение тоже нарастало каждый миг, вызывая такую невыносимую боль, что Вайми корчился и извивался, словно пытаясь вырваться сам из себя. В диком бреду ему казалось, что бесконечные раскаленные докрасна булавки пронизывают его тело, обжигая и покрывая волдырями кожу, как летающие вспышки. Перенося эту терзающую пытку, он стискивал кулаки и кусал губы, чтобы не заорать во весь голос. Сила сокращений его сердца ужасающе нарастала с каждым ударом так, что казалось, будто оно вот-вот взорвётся. Его плоть и кровь уже не могли выносить подобного напряжения и Вайми не сомневался, что сей же миг умрет. Но он всё же видел… видел лица многих знатных найров, видел их сжатые кулаки и ноздри, раздутые от гнева. Его жалкие, почти жульнические попытки молчать… хоть как-то не поддаваться боли… они тоже были сражением, очень важным – возможно, судьба всего Найра и его племени решалась сейчас здесь, в этой комнате…

Потом все, собравшиеся вокруг него, протянули к нему руки, касаясь, казалось, всех игл сразу. Вайми показалось, что поток расплавленной стали прошёл сквозь всё его тело до головы и там распустился, словно цветок, проникая в каждую клеточку мозга. В него ударила белая, бесконечно яркая боль и юноша, выгнувшись, закричал так, что за окнами дворца отозвалось эхо. Затем его приняла тьма, недоступная даже для боли.

………………………………………………………………………………………

Три дня в темноте показались Вайми вечностью. Он пришёл в себя лишь в подвале – от холода – и с трудом пережил несколько часов мучительной агонии, не в силах не только двигаться, но даже толком дышать. Его тело превратилось в узел адского белого огня, и всё, что он мог сделать – молча терпеть эту невыносимую боль.

Он лежал, скорее, валялся, на ледяном камне пола, в совершенно тёмном каземате, где из удобств нашлась только дыра в полу. Его трясло от холода, он был весь мокрый – от боли, от стыда, от слёз, – чувствуя себя совершенно сломанным, слабым и бессильным. От его гордости не осталось и следа – теперь им владели изумление и страх. Почему он был так слеп? Столь глуп? Зачем вообще явился сюда, где нет ни чести, ни верности слову, ни добрых намерений? Что он надеялся найти здесь?

Он знал, что предал своё племя. Это было бесконечно мучительно. Из-за его глупого любопытства все они оказались в смертельной опасности – но он не мог изменить прошлое, и ждал новых чудовищных пыток почти с радостью – как достойной расплаты за все свои проступки…

Боль, правда, постепенно стихала, но её место тут же занимали другие пугающие ощущения: теперь он постоянно ощущал дрожь во всем теле, даже когда спал. Иногда его пронизывала внезапная боль, потоки жара, или, наоборот, холода. Иногда он слышал в ушах гул, словно исходящий из раковин, пение птиц или звон колокольчиков. В его голове внезапно возникали вопросы, и так же внезапно на них приходили ответы. Иногда его язык приклеивался к нёбу. Его челюсти вдруг крепко сжимались, а через какое-то время открывались вновь. Иногда он начинал зевать, как ненормальный. Его постоянно преследовала тяжесть в голове, волны тепла, боли в основании позвоночника, непроизвольные движения, необычный ритм дыхания, внутренний свет и звуки, видения и голоса, и много других невероятных ощущений.

Вайми понимал, что от пытки он сошёл с ума, но было, почему-то, не страшно – словно он наблюдал за происходящим откуда-то издалека. Он испытывал ужас и экстатическую дрожь самым неожиданным образом. Разные части его тела вдруг начинали двигаться или скручиваться. Эти невольные подергивания казались почти осмысленными, как будто кто-то забавлялся с ним, свив себе гнёздышко в самом основании его хребта.

Его мышцы теперь почти всё время были каменно-твёрдые и ныли от бесконечного напряжения, – но, может быть, лишь потому, что он всё время отчаянно мёрз. К обложенным колючим гравием стенам нельзя было даже прислониться, и он мог лишь сидеть на корточках, – лежать и даже стоять ему было холодно. Его заперли здесь со скованными за спиной руками, что причиняло массу дополнительных страданий – он не мог даже почесаться. Зуд в пылающей коже превратился в непреходящий кошмар – но Вайми благословлял оковы, потому что без них сам разодрал бы себя в клочья. Он почти не ощущал несчастных скованных рук – и, всё время, как мог, шевелил ими, чувствуя, что иначе останется без них.

Все эти три дня никто не заглядывал сюда, и он не видел ни пищи, ни воды. Ему повезло, правда, наткнуться на лужу под треснувшей стеной – воды там натекало достаточно, чтобы утолить жажду. Пить из этой лужи, со скованными за спиной руками, было очень неудобно – и очень унизительно, но последнее Вайми не трогало: всё равно, его никто не видел. Голода он почти не ощущал – есть ему, конечно же, хотелось, но никаких адовых мук по этому поводу он всё же не испытывал. Их ему доставлял холод – в подвале было едва выше нуля, что для нагого и босого юноши, к тому же, совершенно непривычного к холоду, означало бесконечную пытку. Спать он тоже не мог – лишь дремать сидя, уткнувшись мордочкой в колени и не чувствуя ничего, кроме пылающей от боли кожи и насмерть застывших босых ног. Но иногда он всё же видел сны, а непрестанная дрожь, хотя бы отчасти, согревала его. К своему удивлению, он ни разу даже не чихнул, а мучения – бесконечная смерть от холода – только укрепили его решимость. Наверное, пылающее в нём белое пламя боли и в самом деле выделяло тепло – иначе, голодный, он бы просто околел.

Когда ему стало получше, Вайми ухитрился протащить скованные руки под своей круглой задницей – это удалось ему лишь потому, что кандалы были с цепочкой, хотя и короткой, а он имел гибкий хребёт. Теперь стало куда легче – он мог чесаться, хотя бы спереди, пить из сложенных ковшиком рук, да и удобно сидеть, наконец. Это произвело поистине чудодейственный эффект: не желая умереть в этом подвале, Вайми материл найров последними словами, лупил в дверь кулаками, пока не отбил их, потом пустил в ход пятки – и тоже отбил, сел на пол – и рассмеялся, как ненормальный. Нагой, замерзающий, подыхающий от голода, он почему-то теперь верил, что всё кончится для него хорошо.

…………………………………………………………………………………………

Когда заскрежетала дверь, Вайми поднялся, готовый встретить палача. Его глаза непроизвольно зажмурились – теперь даже тусклый свет факелов был ему ярок – но никто не набросился на него, беспомощного, в этот миг. Его ресницы осторожно приподнялись – и широко распахнулись от удивления.

В дверях стояла та самая рослая девушка в белой тунике. Свой кинжал она сжимала в руке, – и длинный клинок был уже окровавлен. Вайми удивлённо посмотрел на неё, потом увидел за дверью, у лестницы, труп стражника. Горло найра было только что перерезано, и из него ещё текла кровь. Он посмотрел на кинжал в руке девушки. До него начало, наконец, доходить…

По её позе он понял, что она пришла сюда убить его – то обезумевшее от боли, полумёртвое от холода существо, в которое он превратился. Её глаза тоже удивлённо расширились, обнаружив, что нагой пленник вовсе не выглядит замученным или сломленным. Но она не была огорчена этим – скорее, даже довольна.

– Лесные дикари на удивление проворны, – сказала она, перехватив его взгляд. – Никто не знает, чего от них ждать. Говорят, это вообще не люди, а демоны…

– Кто ты? – наконец спросил Вайми.

Она неожиданно лукаво посмотрела в его глаза.

– Называй меня так, как тебе нравится.

– Тогда… тогда я буду звать тебя… Аханой, хорошо?

– Да. Позволь мне… – она убрала кинжал в ножны и достала откуда-то маленький ключ. Догадавшись, зачем он, Вайми протянул ей скованные руки – и через секунду оковы свалились с них.

Ещё какое-то время он не чувствовал рук – а потом ему захотелось завыть от пронзившей их нестерпимой, зудящей боли. Спустя целую вечность она ослабела до мурашек, потом стихла. Это было невероятное наслаждение – он снова стал из калеки сильным юношей, способным и готовым постоять за себя.

– Зачем? – спросил он. Там, наверху, эта девушка вонзала в него иглы, среди прочих, – и это было зверски больно, даже больнее, чем у остальных.

– Многим не по вкусу пришлось то, что с тобой делали. И мне тоже. Этого достаточно?

Вайми кивнул. Ему было очень неловко стоять обнажённым перед девушкой – но его парео она не принесла, и еды тоже, а есть ему очень хотелось. Он завертелся, не зная, что делать – прикрываться руками было стыдно, а приличной позы никак не получалось. Попутно он осмотрел себя, насколько мог извернуться. Удивительно, но он почти не пострадал от пытки внешне – от игл остались лишь красные точки. Они уже не болели, лишь чесались, и обещали бесследно исчезнуть в ближайшую пару дней. Ожоги же от масла оказались не более чем горящими красными пятнышками, обещавшими исчезнуть за эти же два дня.

– Что с тобой? – спросила Ахана.

– Я… – он испуганно глянул на неё из-под упавших на глаза волос, – ну… я, в общем…

– Голый, – спокойно констатировала она. – И мне это нравится.

Дикое напряжение вдруг оставило Вайми и он рассмеялся, как мальчишка. Ахана вторила ему.

– Если бы ты видел сейчас своё лицо! – сказала она, немного успокоившись. – Вот поэтому я совсем не жалею, что… – она вдруг стала серьёзной. – Запомни, здесь тоже есть люди. Как и у вас. Когда-нибудь мы будем вместе, но этот срок придет ещё не скоро. Ты лучший парень из всех, каких я знала, и поэтому я выведу тебя из дворца. Там тебя встретят и проведут дальше. Пошли!

……………………………………………………………………………………….

Ахана вела его нижними, подземными переходами дворца – темными, сырыми и вонючими, но совершенно пустыми. То и дело она отпирала и запирала за ними тяжелые железные решётки. Наконец, они вышли к подножию узкой длинной лестницы, – на неё сверху падал мерцающий красноватый свет. Оттуда доносились громкие, грубые голоса.

– Там караулка, – пояснила Ахана. – И выход на пристань. Если ты сможешь немного проплыть, тебя подберет лодка. А там… постарайся вернуться домой, ладно? Мне от тебя больше ничего не нужно, – она коснулась лба, – главную свою награду я ношу здесь…

– Сейчас я отвлеку охрану, а ты попробуй проскользнуть, – добавила она через минуту. Всю эту минуту они молча смотрели друг на друга.

Ахана повернулась и поднялась наверх. Оттуда донеслись неразборчивые голоса, потом – вдруг резкий шум. Прежде, чем Вайми успел понять, в чём дело, в проем лестницы наотмашь рухнуло тело.

Он увидел пустые глаза Аханы и что у неё в горле торчат сразу три стрелы.

……………………………………………………………………………………….

В один миг Вайми охватила дикая ярость. Он оглянулся в поисках оружия – и вытащил из ножен на поясе Аханы кинжал с узким, но толстым клинком, – похожий на зубило, он казался притуплённым к концу. Зарезать кого-нибудь такой штукой было бы, пожалуй, трудновато. А вот заколоть…

Он поудобней перехватил круглую рукоять, а потом бросился наверх. Каждый шаг причинял исколотым босым ногам острую боль, но Вайми уже не замечал этого.

Он поднимался молча, совершенно бесшумно, и потому застал шестерых стражников врасплох. Столкнувшись с одним из них лицом к лицу, Вайми изо всех сил ударил его кинжалом, снизу вверх – сквозь броню и диафрагму, в сердце. Узкий клинок в твёрдой и безжалостной руке легко пробил тонкое и скверное железо, войдя до самой рукоятки. Глаза найра погасли почти сразу и он тяжело обвис на ней, вырывая оружие из ладони. Оно засело очень прочно. Вайми отпустил его и бросился на остальных раньше, чем они успели опомниться. Ничего подходящего ему не попалось и он схватил тяжёлую железную полосу, которой запирали дверь. Ещё никогда он вот так, без остатка, не пускал в ход всё, на что способен – всю свою силу и ярость. Стражники пытались достать его копьями, но те ломались, как спички. Они все были такие маленькие, такие хрупкие…

В одну минуту всё кончилось: шесть человек легли мертвыми и комната стала похожа на бойню – даже её потолок был забрызган кровью, сам Вайми тоже, но остался цел. В голове у него было совершенно пусто, как в раскрытой могиле, во рту стоял мерзкий металлический привкус. Ещё никогда прежде он вот так, своими руками, не убивал людей, и не знал, как это окажется страшно. Голова кружилась. Он бросил полосу и, как слепой, толкнул тяжелую чугунную дверь – он задыхался, и чувствовал, что если не выйдет из этой комнаты немедля, то умрёт.

Снаружи оказалось холодно. Высоко в небе висели тяжёлые, равнодушные облака. Вайми судорожно хватал ртом воздух, одновременно пытаясь подавить приступ рвоты. Лишь когда вокруг засвистели стрелы, чиркая и ударяясь о камень, он опомнился.

Увидев, вдали, на волнах, высоконосую лодку с зелёным парусом, он кинулся вперёд – и наотмашь бросился в воду. Пристань оказалась невысокой, но холодная вода обожгла тело, мускулы свело судорогой и он, как топор, пошёл вниз. Вайми яростно заставил свои руки и ноги работать, едва не захлебнувшись под тупым давлением водной толщи, уже чувствуя под собой вязкий ил дна и слыша, как наверху, весело чирикая, вспарывают воду стрелы.

Плавал он скверно – негде было научиться – и разбивал топившие его волны судорожными рывками, то погружаясь, то отчаянно вырываясь наверх, но эти беспорядочные рывки спасли его – даже лучшие стрелки государя тут не могли толком прицелиться. Порой, потеряв силу в толще воды, очередная стрела больно клевала его в плечо или в спину, но уже не могла пробить кожи.

Вайми совсем перестал соображать. Он плыл бы вперед, пока совсем не выбился бы из сил и не утонул, но тут перед ним вырос дощатый борт лодки. Он бессознательно вцепился в него, чьи-то крепкие руки подхватили его и затащили внутрь. Едва живой от переживаний и усталости, он растянулся на дне.

Когда его сердце перестало лупить в рёбра, как безумное, он поднял голову и осмотрелся. В лодке сидело трое найров – двое угрюмых работников, один из них занимался парусом, а второй следил за рулем. Третий…

Айната было не узнать. Куда делся тот пленник, который в слезах просил отпустить его домой? Теперь перед Вайми стоял молодой принц – в роскошной куртке из тисненой кожи и в расшитом плаще, с мечом на поясе. И лицо у него было решительное и суровое… но когда Айнат взглянул на юношу, в глазах у него блестел стыд.

– А что я должен был делать? – сказал он, хотя Вайми не спрашивал. – Убить родителей, друзей, сестёр? Я и так делаю для тебя, что могу. Очень может быть, меня повесят за мою помощь. Но если мне предложат повести солдат государя к вашему дому – я соглашусь, так и знай! У меня есть семья, и жизнь тоже мне небезразлична. Пока я герой, – он презрительно покосился на свой роскошный наряд. – Ты спас мне жизнь – я спас твою. Но больше я тебе ничего не должен! И если мы вновь встретимся, то будем драться насмерть, так и знай!

Вайми устало закрыл глаза. "Домой, – подумал он. – Благодаря тебе я вернусь домой. Всё остальное тут неважно".