Текст книги "Равноденствия. Новая мистическая волна"

Автор книги: Алексей Авдеев

Соавторы: Юрий Мамлеев,Николай Григорьев,Наталья Макеева,Наталья Гилярова,Сергей Рябов,Ольга Козарезова,Александр Холин,Наталия Силкан-Буттхоф,Марина Брыкалова,Алексей Воинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Ольга Ерёмина

Ботинки

Глубокой ночью я возвращалась домой.

Стояла поздняя осень, шёл мелкий, противный дождь, и асфальт жирно блестел в свете фонарей. Транспорт давно уже разъехался по паркам, метро не работало, даже машины проезжали чуть ли не раз в полчаса. Если бы у меня было хоть немного денег, я бы уехала на одной из ночных попуток; беда была в том, что денег не было.

Я шла по ночным ноябрьским улицам, стараясь избегать открытых пространств, пытаясь казаться лишь тенью среди теней деревьев, и меня неотступно преследовала мысль, что каблуки мои стучат все же слишком громко, даже вызывающе громко, просто оглушительно в опасной тишине ночного города. Я пыталась ступать только на носок, но шаги всё равно были слышны; вскоре мне стало казаться, что звук от соприкосновения моих ботинок с асфальтом напоминает откровенный грохот отбойного молотка.

Мне было страшно. Я шла домой, но не хотела домой. Я шла туда только потому, что моя квартира была единственным местом в мире, где я могла переночевать. Моё сердце замирало не только от страха, но и от отчаяния.

Тот день, вернее, та ночь была ночью моего краха. Полного провала. Катастрофы.

Несколько месяцев назад я, замужняя молодая женщина, имеющая отдельную квартиру и достаточное количество денег, чтобы жить на широкую ногу не работая, встретила мужчину. История банальная. Не думайте, что я легкомысленна, – нет, я сопротивлялась сама себе, я, влюбившись в него с первого взгляда, не сделала ни жеста, не сказала ни слова, способного привлечь его ко мне. Но он говорил, что влюблён, что я ему нужна…

Я всё сказала мужу. Он был в ярости, грозился убить меня, его, себя. Потом, как и следовало ожидать, он собрал вещи и ушёл. Я осталась в пустой квартире, без денег и без малейших видов на работу.

Я позвонила моему любовнику. Он попросил приехать к нему домой; я приехала и рассказала всё. И тут раздался звонок в дверь. Это была одна из его «подружек», заскочившая «на часок» без предупреждения. Разыгралась безобразная сцена, из содержания которой мне стало ясно, что влюблён он не только в меня. И я ушла в ночь.

И вот я шла по ночному городу, и мне было страшно. За себя. Я боялась, что не смогу жить дальше. Привыкшая к обеспеченной жизни, ни дня не работавшая, я буду вынуждена голодать и опускаться всё ниже и ниже. Всю жизнь любимая, окружённая вниманием, я с ужасом представляла одинокие бесконечные вечера, и от страха у меня сжималось сердце. Больше всего в те минуты мне хотелось раствориться, перестать быть вообще, без остатка; душа моя разрывалась от боли настоящей, но сущим кошмаром, беспросветным и бесконечным, мне казалось будущее. Поддавшись отчаянию, я остановилась и схватилась руками за голову, раскачиваясь из стороны в сторону… И в этот миг где-то за моей спиной раздался стук каблуков.

Этот звук мгновенно вернул меня к реальности. Секунду я соображала, что мне делать: идти дальше или переждать позднего прохожего? Прислушиваясь, я установила, что человек один; но даже от одного пьяного можно ожидать неприятностей, а мне их и так было уже много. Стук приближался, и я, осмотревшись, шагнула за угол ближайшего дома. Густая тень спрятала меня, и, не шевелясь, затаив дыхание, я стала ждать.

Звук шагов всё приближался, но высокие кусты закрывали обзор. Прямо перед домом стоял уличный фонарь, и тротуар был хорошо освещён, так что я не могла пропустить появление ночного гуляки. Каблуки стучали близко, ещё ближе… Я напрягала глаза, силясь разглядеть человека, но над кустарником, где, по моим расчетам, должна была появиться голова, ничего не было. Стук был уже рядом; я подумала, что это ребёнок или карлик, и тут из-за кустов прямо на освещённый тротуар вышли… ботинки.

Наверное, мой шок был очень сильным, потому что я не издала ни звука, просто перестала дышать. Моё сердце скакнуло вверх и остановилось где-то в горле; пальцы впились в отвороты куртки, и, пока ботинки пересекали видимое пространство, я не могла пошевелиться. Только когда они исчезли из поля зрения, я заметила, что не дышу. В тот же миг меня бросило в пот, а мозг затопила паника. Острейшее желание сорваться с места и побежать, крича во всю глотку, обуяло меня, и только ещё больший страх, что ботинки меня заметят, помог мне остаться стоять на месте.

Очень медленно я сделала глубокий вдох, потом выдох и один за другим отцепила пальцы от куртки. Острая паника прошла, а клацанье шагов постепенно затихало где-то вдали; на смену шоку пришла слабость. Мои ноги внезапно стали ватными и подкосились; наплевав на всё, я села прямо на мокрую землю, вжавшись спиной в стену дома.

Не знаю, сколько я так просидела, но думаю, достаточно долго. Первое время я всеми силами старалась удержать в голове только одну мысль: «Не думай, что это было. Не думай. Подумаешь потом». Было необычайно трудно изгнать стоящую перед глазами картину: ботинки, одни ботинки без человека, неторопливо шествующие по тротуару! Как только, победив разум, это видение возвращалось, меня начинала бить крупная дрожь. Мне хотелось кричать, звать на помощь, но что, если вместо людей?..

Мне срочно надо было домой. Но идти в ту же сторону, куда ушли ботинки, было выше моих сил. Огромными стараниями мне удалось убедить себя, что ботинки мне привиделись; я встала на трясущиеся ноги и осторожно, максимально осторожно выглянула за угол. Улица была пуста. Я прислушалась и не уловила ни звука. Крадучись, поминутно оглядываясь, я выбралась из-за угла и, ступая на кончики пальцев, побежала.

Моё сердце грохотало в ушах, щёки горели; каждую секунду я опасалась услышать стук каблуков за спиной. Мой дом всё удалялся от меня, я задыхалась, и вот в страшный момент где-то там, откуда я бежала, раздался перестук шагов. Я не поверила ушам и оглянулась – там, ещё далеко, быстро двигалось нечто маленькое, стремительно несущееся по моим следам. Я хрипло вскрикнула и побежала во всю мочь, забыв о предосторожностях.

Я не бегала так никогда в жизни. Я даже не знала, что могу так бегать. Ветер свистел у меня в ушах, рвал куртку с плеч, а впереди тянулась бесконечная пустая улица. Я уже не могла слышать шаги за спиной, но я знала, что ботинки там. И тут, когда я уже теряла силы, на дороге показалась машина.

Водитель гнал на бешеной скорости, забыв о светофорах. Собрав последние силы, я рванулась прямо на дорогу и закричала. Машина неслась на меня, фары слепили глаза, и я кричала, кричала… В последний момент водитель отвернул руль. Я услышала визг тормозов, машина по инерции проехала ещё десяток метров и остановилась. Я бросилась к ней.

– Спасите! – кричала я на весь мир. – Спасите!

Дверца водителя открылась.

– Ты что, очумела, что ли?! – заорал он, но я, не слушая, вцепилась в дверь со стороны пассажира, молясь, чтобы она не была защелкнута на замок. Дверца поддалась, и в ту же секунду я нырнула внутрь.

– А ну вылезай! – разъярённо крикнул здоровенный водила, так и не успевший выйти из машины. Я вцепилась в его рукав.

– Не надо! Спасите! Спасите! – как заведённая, кричала я, тыча пальцем в стекло. Ботинки были уже метрах в пятнадцати от машины. Водитель посмотрел на меня, потом в окно…

– Это еще что? – растерянно протянул он и, прежде чем я успела его остановить, был уже снаружи.

Я видела, как он быстро идёт навстречу бегущим ботинкам. По мере их сближения его шаги всё замедлялись, становились всё неувереннее… Ботинки подбежали к нему и остановились: пятки вместе, носки врозь. Водила неуверенно ухмыльнулся и провёл рукой в воздухе там, где должно было быть тело. Один ботинок вдруг приподнял носок и начал постукивать им по мостовой, и… чёрт возьми, нетерпеливо постукивать. С лица водителя потихоньку сползала улыбка. Он неожиданно присел на корточки, резко выкинул вперед руку, пытаясь поймать ботинки, и тут… И тут ботинок перестал стучать о землю и, взлетев над асфальтом, врезал водиле по носу. Мужик, взмахнув руками, сумел удержать равновесие, а уже в следующий миг, зажав ладонью окровавленный нос, кинулся к машине. Ботинки бросились за ним, я завизжала…

Упав на сиденье, водила трясущимися руками повернул ключ, под аккомпанемент глухих ударов ботинок о дверь вдавил педали… Ещё долго, целые несколько минут, я видела в зеркале преследующие нас ботинки.

…Недавно я рассказала эту историю совсем маленькому мальчику, и он, выслушав, спросил меня:

– А чего хотели эти ботинки? Поиграть? Или они тоже потерялись?

Может быть. Может быть, они потерялись, как и я. Может быть, если бы их встретил этот мальчик, он бы не испугался. Но я… Долгими одинокими ночами я лежу без сна и думаю, что теперь мне не страшно будущее. Теперь я знаю, чего надо бояться.

Невезучая

«Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?» – вопрошал классик и грозился «отрезать лгуну его гнусный язык». Я лично целиком присоединяюсь к его мнению – настоящая любовь, скажу вам теперь уже я лично, действительно есть. Только… Только вот не всегда она взаимна…

…Лена полюбила Сергея с первого взгляда. Ей было шестнадцать лет, и она встретила свою судьбу на Арбате, где она (любовь) работала уличным музыкантом. Одного взгляда в загадочные серые глаза Сергея хватило, чтобы девушка совершенно потеряла голову.

К её полному отчаянию, он, хотя и относился к ней достаточно хорошо, совсем не был захвачен чувством. Пустив в ход арсенал обычных женских уловок, Лена с болью поняла, что Сергей действительно незаурядный человек: ни одна не подействовала. Он всегда улыбался ей, любил поболтать о пустяках, послушать, как она восхищается его музыкой, но на этом всё заканчивалось. Максимум, чего добилась Лена, – братский поцелуй в щечку при встрече и прощании. Он не влюбился в неё с первого взгляда, не влюбился со второго… и так далее.

А она!.. Кто когда-нибудь любил до безумия, страстно, нежно – тому незачем объяснять, что творилось с Леной. Скажу только, что за пять лет любви она сумела стать его другом. Никто не знает, чего ей это стоило – смотреть в его глаза, слушать откровения (потому что Сергей действительно считал её своим другом) и думать только об одном: как ей хотелось бы обнять его, прижаться, раствориться в нём… Одинокие, бессонные ночи, тщетные старания забыть его… Это пытка, скажу я вам, господа, но сил расстаться с ним у неё не было.

И на правах друга Лена первой узнала новость, перевернувшую всю её жизнь. Однажды вечером за бутылкой вина Сергей под большим секретом рассказал ей, что женится на дочери хозяйки квартиры (он снимал комнату в большой коммуналке на Арбате). Он был радостно взволнован, и Лена, скрывая боль, поздравила его, но терпеть долго разговоры о счастливом будущем Сергея было выше её сил. Сославшись на то, что завтра рано вставать, она ушла, оставив Сергея в некотором недоумении.

А ей действительно надо было рано вставать (она работала медсестрой в поликлинике), но получилось так, что она и не ложилась. Всю ночь бродила Лена по Москве, не зная, как ей жить дальше, да и стоит ли жить…

Весь следующий день она проходила по поликлинике как тень; за ночь она изменилась настолько, что все её коллеги наперебой интересовались, что произошло. Лена отмалчивалась, но под конец рабочего дня, перед самым закрытием поликлиники, её поймала в коридоре старая врачиха. Она была ветераном медицины, давно уже ушла бы на пенсию, если бы руководство не попросило остаться. Её познания были огромны, авторитет непререкаем, а походка все ещё тверда, несмотря на то, что при взгляде на неё казалось, что она вот-вот рассыплется прямо на глазах.

– Пойдём-ка, красавица, – заявила она, ухватив Лену за рукав халата, и, не дожидаясь реакции, потащила девушку за собой в собственный кабинет. Войдя туда, она усадила Лену в кресло для посетителей и тщательно заперла дверь. – Ну, выкладывай, – строго сказала старуха, усаживаясь напротив; тут Лена сломалась. Насилие, учиненное над ней этой древней врачихой, переполнило чашу горя, и девушка, расплакавшись, рассказала всё и о своей любви, и о женитьбе Сергея.

– Да, – внимательно выслушав, скрипуче протянула старуха, и Лена, глянув на неё, первый раз заметила, как она похожа на ящерицу. – Что ж ты думаешь делать-то?

– Не знаю, – чистосердечно ответила Лена и горько усмехнулась. – Утопиться разве…

При слове «утопиться» старуха вдруг чуть заметно вздрогнула, словно бы её посетила идея.

– Утопиться ты всегда успеешь, – пробурчала она задумчиво. – А вот чего ты хочешь от него-то?

– Видеть его каждый день…

Врачиха долго молчала, а потом рассмеялась резким, злым смехом.

– Вот это я тебе устроить могу! – сказала она, и, пока Лена пыталась осмыслить услышанное, проковыляла к большому платяному шкафу в углу кабинета. Она рылась в нем, что-то бормоча; свет в маленькой настольной лампе потускнел, по стенам запрыгали тени от несуществующих предметов… Лене стало страшно: она вспомнила, как сплетничали между собой медсестры, как называли эту старуху ведьмой, а одна даже клялась, что видела, как старуха наговором вылечила ячмень у пациента… Старуха повернулась, распрямляясь, и Лена, холодея спиной, поняла, что все рассказы – правда и перед ней действительно ведьма.

– Страшно? – ехидно поинтересовалась старуха, шествуя мимо Лены к столу. – А больше-то тебе никто не поможет!

Лене действительно было очень страшно, но в то же время какая-то сумасшедшая надежда исподволь, незаметно закрадывалась в душу. «Действительно, а кто мне ещё поможет?» – сказала сама себе девушка. Волнение, жажда выстраданного такой ценой счастья, ужас – всё смешалось в её сердце. Ведьма тем временем достала откуда-то стопку и начала наливать в неё что-то из маленькой бутылочки, извлечённой из шкафа.

– Ну, девка, решайся, – наполнив стопку до краев, сказала старуха. – Видеть его будешь каждый день, обещаю. Но обратного хода тебе не будет.

Жидкость булькала и переливалась, вспыхивала искрами; по кабинету, дурманя голову, поплыл густой тяжёлый запах… Лена представила себе лицо Сергея, его улыбку и протянула руку к стопке…

Очнулась Лена в каком-то полутемном сыром помещении, и в первый момент очень испугалась. Представьте себе: только что вы были в кабинете врача, а уже через мгновение оказались в малюсенькой комнатушке, освещаемой лишь призрачным синим огоньком. К тому же, ощупав себя, девушка поняла, что её одежда куда-то таинственным образом исчезла. Испугавшись еще больше, Лена попыталась вскочить на ноги и сразу же стукнулась головой о потолок.

– Осторожней! – вдруг сказал тихим шёпотом кто-то внизу. – Больно ведь тебе!

Ничего не понимая, девушка посмотрела в направлении звука. Глаза уже привыкли к полумраку, и постепенно вокруг проступили знакомые предметы. Лена находилась в ванной коммунальной квартиры, где жил Сергей, и на неё с пола смотрело маленькое мохнатое существо с жёлтыми круглыми глазами. В крошечных пальчиках существа был зажат флакон одеколона.

– Тебя, что ль, прислали? – прошептало странное создание и приложилось к флакону.

– Куда? Прислали? – Лена была в шоке, но всё же осмелилась вступить в разговор.

– Ну, в эти… как их… В наяды, что ль? Короче, ты теперь за воду отвечаешь?

Была Лена наядой или нет, тем не менее в голове у нее помутилось, и она со стоном прямо из-под потолка свалилась в ванну. Существо, увидев это, разволновалось, запрыгнуло на табуретку и принялось усердно поливать Лену одеколоном. От резкого противного запаха девушка пришла в себя.

– Объясните мне… – слабо попросила она.

И существо объяснило, что в каждом доме, то бишь в каждой квартире, живут до сих пор всё те же домовые, водяные и так далее. Вот оно, например, и есть домовой, а в ванную зашло за одеколоном, потому что всё остальное, содержащее спирт, уже выпили.

– Ты пойми, я ведь не алкоголик, – дыша одеколоном, горько шептало существо. – Но невозможно, невозможно выносить этот бардак! Рыбки три дня не кормлены, ведро не вынесено, плита не помыта! Только гитары и барабаны кругом…

Тут Лена вежливо прервала домового.

– А я-то при чём?

– А у нас наяда недавно того… – существо неопределённо помахало крошечной лапой, и Лена поняла, что с её предшественницей случилось нечто нехорошее. – Ну а как без наяды? Кто ж за воду будет отвечать?

Из путаных объяснений домового выяснилось, что точно так же, как раньше в каждом ручье жили наяды, так и теперь в каждом отдельном отсеке системы водоснабжения должна обитать некая сущность, за этот отсек отвечающая.

– Только ты поосторожнее, – рассказав всё это и допив последние капли одеколона, посоветовал домовой. – Если кто в ванную входит – прячься. Ну, я пошёл.

– А что случилось с предыдущей? – успела спросить Лена в спину исчезающего под дверью домового. В ответ до неё донеслось:

– Лучше не спрашивай!

«Человек, подлец, ко всему привыкает», – сказал классик. Лена, хотя и не была уже человеком, сидя в тёмной ванной, постепенно смирилась с новым положением. Попробовав осмотреть себя, она обнаружила, что тело её невесомо, полупрозрачно, но самое главное – гораздо красивее, чем раньше. Рассматривая себя в маленьком грязном зеркале, она с восторгом думала, какое сильное впечатление произведет на Сергея своим новым обликом, и нетерпеливо ждала его прихода. Пару раз она слышала его голос в коридоре, но в ванную он не заходил. Лена уже устала прислушиваться, как вдруг в коридоре раздались тяжёлые шаги.

Поняв, что приближается кто-то из других обитателей квартиры, Лена в панике оглядела ванную, ища укрытие. На вешалке висели старые халаты; она метнулась туда и притаилась, поджав под себя ноги, благо всё равно ничего не весила.

Шаги приблизились, вспыхнул свет, и кто-то вошёл в ванную. Лена услышала, как пришедший защелкнул замок.

– Ну, где ты? – спросил вдруг гнусавый голос, и чьи-то руки начали шарить среди халатов.

Лена почувствовала, как сильные пальцы ухватили её за волосы и потащили, и уже через секунду она оказалась лицом к лицу с грязным небритым мужиком в тельняшке, разодранной на плече. Тяжело дыша ей в лицо перегаром, мужик осклабился, показав жёлтые гнилые зубы.

– Так я и знал, – удовлетворённо прогнусавил он. – Все вы, бабы, одинаковые. Думала, спрячешься? – Он усмехнулся и прижал её к себе. – Та тоже думала…

…Спустя два часа Лена сидела в углу ванной комнаты, поджав колени к груди. Из комнаты Сергея доносились весёлые голоса и смех; девушка знала, что скоро друзья Сергея разойдутся, и он всё же заглянет в ванную. Всё же заглянет…

Сестра

Студентов в оперу приглашают редко, поэтому я крайне удивился, когда вежливый мужской голос в телефонной трубке сообщил мне, что за мной прибыла машина, которая и отвезёт меня на вечерний спектакль. Крайне заинтригованный, я попросил собеседника обождать, а сам бросился к окну. Действительно. У нашего подъезда стояла какая-то невиданная иномарка – чёрная, с хромированными деталями, с антенной и мигалкой на крыше. Старушки на скамеечке вовсю пялились на это чудо, а поодаль уже стали собираться кучкой автолюбители.

– Ма, – крикнул я, не отрываясь от окна, – чья это машина во дворе?

Я услышал шаги матери в соседней комнате, а потом она вдруг негромко вскрикнула, и раздался хлопок, словно она шлёпнула себя по лбу.

– Ой, я же забыла сказать! – простонала она.

– Что сказать, ма? – нетерпеливо спросил я.

– Конечно, – мама говорила уже с порога моей комнаты. – Это Люсин муж прислал.

– Люськин муж? За мной?!

– Ну да, – растерянно пожала плечами мама. – Люсенька сегодня поёт, мы хотели, чтобы ты тоже послушал…

Растерянность в мамином голосе объяснялась просто. «Люсенька» для родителей, моя сестра для всех остальных была «Люська-стерва» (и это в лучшем случае). Я, прожив с ней двадцать лет в одной квартире, до сих пор не мог понять, почему не удушил её в запале одной из ссор. Большей язвы, истерички и… Господи, да меня от одного имени в дрожь бросает! Люська была не просто истеричкой, а истеричной садисткой. Она тиранила наших родителей, тиранила подруг, она была воплощением скандала. Моей давней мечтой было убраться из квартиры; я не верил, что есть на свете такой идиот, который возьмёт её в жёны. Разве что ненормальный… Но им нельзя жениться.

Представьте же моё удивление, когда Люська, познакомившись где-то с этим Жориком, через полтора месяца выскочила за него замуж! Я видел его всего пару раз – нормальный мужик, хоть и «новый русский». Вполне нормальный, но на Люське его переклинило. Слов нет, она, конечно, девица фигуристая и смазливая, но… Короче, они поженились и укатили в Европы, а мы зажили мирно и счастливо. Мама ставила свечки за здоровье Жорика – боялась, что Люська его уморит, а потом вернётся жить к нам.

Ну вот, жили, никого не трогали. Вдруг они возвращаются… Ну, тут началось. Я лично видел, как Жорик, здоровый мужик, плакал, уткнувшись маме в колени. Вот какая у меня сестрица – кого хочешь доконает. И вдруг месяц назад заявляется к нам Жорик, счастливый, как одуванчик, и объявляет, что Люську взяли петь в оперу, да и вообще, мир прекрасен. Мы сначала не поверили – у Люськи ни голоса, ни слуха никогда не было. То бишь есть абсолютный слух, а есть его абсолютное отсутствие. С голосом ещё хуже. Но Жорик уверил, что всё правда, и умотал, такой же счастливый, оставив два билета. Мама и я решили, что он просто купил Люське эту работу, чтобы она почаще дома не бывала. Родители сходили на спектакль, и я обо всем этом благополучно забыл.

– Я тебя очень прошу, Алеша, сходи, – умоляюще сказала мама. – Ну, надо.

– Ладно, – нехотя ответил я и поднял терпеливо ждущую трубку.

После спектакля Жорик предложил поехать к ним, отметить. Я был в таком шоке, что и не помню, ответил я ему что-то или нет. Я смотрел, не отрываясь смотрел на свою сестру; я не узнавал её.

Она пела не просто прекрасно, но как-то захватывающе, вся целиком. Её голос, очень чистый и точный, отличался каким-то необыкновенным тембром. Таким нежным, таким… Я смотрел на неё из зала и видел, что все её существо, вся душа изливается в звуках; казалось, она вот-вот взлетит… Это было почти волшебно, и под конец её главной арии я почувствовал, что сейчас заплачу! Моя душа рвалась за ней, за этим пением, за этим легким, неуловимым, нечеловеческим оттенком звуков…

Я ждал в машине, когда заметил спускающегося по лестнице Жорика. Люся сидела у него на сгибе локтя, всем телом прижавшись к нему, поджав ноги и как-то странно сложив руки за спиной. Жорик пересадил её с локтя на сиденье машины и сел вперёд. Я ждал, что Люся что-нибудь скажет мне, но она только резво подвинулась ближе и неожиданно потерлась носом о мой нос. Я отпрянул, а Жорик рассмеялся.

– Не боись, Леха, она теперь так здоровается! Давай быстрей, – приказал он водителю.

Машина понеслась с угрожающей скоростью. Жорик снова обернулся.

– Она сейчас наверх полезет, – предупредил меня он. – Ты придержи её за ноги.

Я, совершенно ошалевший, кивнул, толком ничего не поняв, и тут люк на крыше машины открылся. Моя сестра, едва увидев это, рванулась наверх и до пояса высунулась в люк. Я, испугавшись, обхватил её ноги. Машина летела вперёд, а моя сестра летела над ней, раскинув руки, и лицо её выражало полный восторг. Так мы доехали до их коттеджа.

Жорик вынул её из машины всё тем же странным способом и понёс в дом. Я следовал за ними, ничего не понимая. Таким порядком мы прошли несколько комнат; Жорик открыл очередную дверь, вошёл, я вошёл вслед за ним – и остолбенел. Посреди комнаты стояла клетка.

Это была хорошая, комфортабельная клетка, высотой метра четыре и шириной метров шесть. В ней стояла кормушка, автопоилка, сидячая ванна, были даже две жёрдочки. На полу рядом валялась тёмной грудой ткань. Пол клетки был устлан газетами. По одну сторону этого сооружения находилась раскладушка, по другую – клетка нормальных размеров с сидящей там канарейкой.

Я, не отрываясь и не моргая, смотрел, как Жорик открыл дверцу Люсиной (очевидно) клетки, и моя сестра впрыгнула туда и сразу же поскакала к кормушке. Жорик проследил за ней взглядом и обернулся ко мне.

– Э, парень, – глянув мне в лицо, сказал он. – Да тебе худо. Пойдем-ка выпьем.

Следующие несколько минут прошли в тумане. Очнулся я от резкого запаха и вкуса спиртного, текущего по моему горлу.

– Она что, сошла с ума? – тихо спросил я. Какой бы ни была Люся, но всё же она моя сестра. Да и родители… – Почему? Что у вас случилось? Что ты с ней сделал? – начиная закипать, набросился я на Жорика.

Он поднял руку.

– Спокойно, парень, не горячись. Я ничего не делал. Она сама… Погоди, я тебе всё объясню. Она, Люся, не очень спокойная женщина. – Он посмотрел на меня и добавил: – Ну, ты сам знаешь. Жили мы плохо, ругались… Она ревновала, хотя, видит Бог, не было у меня никого! Работа у меня такая, понимаешь? – Я кивнул. – Ну и решила, что меня приворожили. Нагнала полный дом каких-то бабок тёмных, они ей нашептали чего-то… В общем, врывается ко мне однажды и говорит: «Ты меня обманываешь, так я сама все узнаю. Буду за тобой следить!» Я говорю, хочешь – следи, твоё дело. И на работу пошел. А когда вернулся – в гостиной свечи горят, Люська без сознания на полу валяется, а вокруг неё бабка бегает. Меня увидела и шасть в дверь. Ну, я её поймал за шкирку и тряхнул. А она мне говорит, что Люська решила из своего тела выйти и за мной летать – ну, чтобы самой всё видеть. Так эта бабка её из тела-то выпустила, а потом Люська и потерялась! В смысле, душа её.

Я не верил своим ушам. Жорик, облизав пересохшие губы, выпил и продолжил:

– Ну, я сначала бабке врезал, потом стал Люську тормошить. Она лежит, как в коме, не отзывается, я ору, бью её по щекам… И тут вижу: прямо над Люськой туман такой беленький собирается. Густеет, густеет и вдруг шасть прямо ей в ноздри! Тут Люська глаза открыла, встрепенулась, я обрадовался. Бабку отпустил и только потом уже заметил, что с женой неладно.

– А что было-то?

– Ну, есть не хочет, прыгает… В первое время взлететь пыталась…

– Что случилось-то?! – заорал я, не вынеся этой пытки.

Жорик потупил глаза, а потом неохотно ответил:

– Канарейка у нас сдохла…

– Что?! – Волосы у меня встали дыбом.

– Сдохла. Канарейка. Я бабку толкнул, она на клетку. Клетка упала. Канарейка сдохла. Кенару ничего.

Несколько минут я сидел неподвижно, а потом захохотал. Да ещё как! Из глаз текли слёзы, я трясся, икал и всё равно не мог остановиться. Эта дикая история… Я выдохнул между спазмами:

– Такты теперь… с канарейкой… живёшь… И как?..

– Нормально, – отрезал Жорик. – Куда лучше, чем с твоей сестрой было жить.

В голове у меня вертелось ещё много острот, но Жорик так набычился, что я предпочел держать их при себе. Смех потихоньку отпустил.

– Ты в это веришь? – спросил я уже серьёзно.

Жорик подумал минуту, а потом встал.

– Пойдем. Её накрывать пора.

Мы снова вошли в комнату, и всё, казавшееся мне абсурдным, вдруг стало истиной. Моя сестра сидела на жердочке и прихорашивалась точно так, как это делают птицы. Видно было, что она поела и выкупалась – на дне клетки газеты были усеяны зерном и экскрементами, а вокруг ванны пол весь вымок. Я с трудом отвёл глаза от Люси и увидел, что на карнизе сидят в ряд штук пять котов и кровожадно наблюдают за каждым движением моей сестры. Жорик тем временем накрыл Люсину клетку тяжёлым покрывалом, и кошачьи морды сразу исчезли.

– Видел? – спросил меня шурин. Я кивнул. – Сутками караулят. Да ещё этот, – он злобно махнул платком, закрывая клетку с кенаром.

– А что?

– Клеится он к ней, – пробурчал Жорик. – Ох, гад! Я вот тут чую, – он постучал по груди, – он её кадрит. Так и свернул бы шею.

Сказать на это было нечего, и мы вернулись в гостиную. Посидели, выпили и решили, что завтра я привезу родителей. После этого я пошёл спать, не думая ни о чем.

На следующий день по дороге я всё пытался подготовить маму к тому, что она увидит, но все мои старания оказались бесполезными. Только подъезжая к дому, мы поняли, что случилась беда. По двору бегал Жорик, размахивая руками и подпрыгивая, а за его спиной виднелись сквозь распахнутое окно две пустые клетки.

– Улетела! Улетела! Увел он её! – надрывался Жорик.

Выскочив из машины, мы задрали головы, и я успел заметить в голубом сентябрьском небе силуэт моей сестры… Нет, силуэт птицы.