Текст книги "Обитаемые земли. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Annotation

Герой повести «Две реки» Каперед надеется восстановить свое положение, отправившись на поиски редкого растения. Его чудесные свойства способны подарить смертному небывалую власть или спасти его в трудный момент.

Егоров Алексей

Книга первая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Книга вторая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Егоров Алексей

Обитаемые земли. Дилогия

Книга первая

Две реки

Глава 1

В рассветный час на дороге, ведущей в шахтерский поселок, появился человек. Его фигура плыла сквозь туман, прорезываемый лучами восходящего солнца. Тем человеком был странствующий торговец, несущий за спиной небольшой кожаный рюкзак. На поясе у него болтался узелок со всевозможными инструментами – серп, напильник и набор точильных камней, ножи и различные иголки, нитки, куда уж без них.

Его можно было счесть странствующим ремесленником, за незначительную плату ремонтирующего вещи крестьян. Но среди горняков достаточно умельцев, способных правильно заточить нож.

Основным товаром этого человека были снадобья. Обычно покупные – отвратительное барахло, но кое-что он умел делать сам. Вот эти снадобья торговец не предлагал абы кому, чаще пользовался сам. Крестьянам они не интересны.

Простой сельский люд не способен оценить уникальное действие веселящих напитков. Их тонкое, неразличимое действие не подходит их грубым натурам. К тому же, эти снадобья слишком дороги торговцу. Тяжело с ними расстаться.

Торговец знал, что выбрал неудачное время для появления возле поселка тистов.

Нечистую силу восход солнца ничуть не пугал, особенно в такой глуши. Это ближе к муниципальным центрам, с их храмами и молельными залами, твари ночи не показываются.

А здесь для них воля, где можно человека задирать, похищать детей и творить иные непотребства. Разные народы соревнуются в придумывании пакостей, приписываемых духам природы.

Странствующий торговец знал, что большинство этих россказней нелепица. Но темный человек охотно верит в эту брехню.

И даже люди, занятые, казалось бы, технически сложным ремеслом охотно верили во все это.

Быть может, из-за постоянного риска шахтеры были столь суеверны.

Торговца могли счесть одним из духов, что бродит в тумане и плюет в след честного человека.

Необычный внешний вид человека – молодое лицо, но череп с сильными залысинами, неровно растущие волосы, лишь усугубляли впечатление. Его штопаная одежда, состоящая из цветных заплаток, являлась необходимым, ремесленным символом торговца. Но попробуй объясни это дикому человеку из поселения на краю провинции. Каждый шаг торговца сопровождался звоном, стуком – то соударялись склянки, глиняные кувшинчики пустые и полные, коробочки с сухими травами и баночки с притираниями. О пояс бился походный нож, который не спасет от бандитов или волка, но с которым спокойно.

В общем, чудовище шло сквозь туман, а не человек.

Торговец не беспокоился, что его схватят и потащат топить. Потому что глубоких рек в округе нет, а топливо для костра дорого стоит. Нечистого просто изобьют, да прогонят из поселка.

Если же удастся пройти в поселок тистов незамеченным, то никто не удивится, что в трактире появился новый постоялец. Местные не любопытны.

Отправляясь сюда, торговец, которого звали Каперед, долго собирал информацию.

А шел он сюда не для того, чтобы продать вечно голодным и усталым горнорабочим мази для поддержания мужественности. Кстати, действенное средство, но помогающее не благодаря травам, на чем настаивали торговцы.

Каперед от одного знакомого ювелира прознал, что в окрестностях поселения тистов нашли свидетельства существования довольно интересного растения. Или гриба, толком никто не знал, что это за растение.

А камни, что здесь добывали вот уже восьмой десяток лет, интересны разве что спивающимся ремесленникам.

Рассказывая про очередную партию камней, ювелир сам того не понимая, навел Капереда на клад. И раскапывать это сокровище придется очень осторожно и быстро, пока слухи не распространились.

Тот ювелир уже ничего не расскажет, Каперед не чувствовал угрызения совести. Он все равно собирался рассчитаться с болтливым не в меру кредитором. Последние два года у торговца возникли проблемы со сбором припасов, приходилось влезать в долги.

Туман рассеивался, торговец смог различить неровную линию частокола. Покосившаяся ограда, исполняющая скорее сакральную роль, нежели оборонительную. Считается, что за эту границу – ежегодно освещаемую, не сможет проникнуть нечистый дух природы.

Каперед улыбнулся и подумал о том, что в горных жилах живут ничуть не мирные духи. Не удивительно, что тисты похожи на чехоточников. Тощие, харкающие кровью существа, которым запретили покидать копи.

Нет, они не рабы, но муниципальная власть накинула им на шею удавку из закона. Эти люди, потомки некогда свободолюбивого, горделивого и другие бла-бла племени, по сути, были жалкими разбойниками. Они гордятся своим прошлым, как обороняли эти холмы от армий великих полководцев, но исправно копаются в грязи, надеясь найти цветные камешки.

Каперед их не презирал, но в обычной для себя манере посмеивался над проигравшими. Он ничуть не свободней уродов, иначе стал бы заниматься этим паршивым ремеслом?

Но у него были снадобья, а у них только перебродивший виноградный сок. И то не лучшего качества, а снадобья можно сделать и сладкими, и горькими, быстротекучими и вязкими. Разум выдумывает различные названия тем ощущениям, что рождает сок растений.

Прикоснувшись к нагрудному карману, Каперед продолжил путь. Он часто проверял на месте ли бронзовая фляга. Просто привычка.

За эту флягу могут убить. Бронза! Ценный металл в этой местности. Разбойники как-то заставили его расстаться с дырявыми сапогами. Впрочем, их можно понять – была зима, они босы, а Каперед один и больше у него ничего не было.

Отхлебнуть ли? Нет, еще рано. Желания необходимо сдерживать, они как лошади. Только в узде, после долгих лет тренировок, они начинают приносить удовольствие. Они не должны подчинять, они должны нести тебя по волнам жизни. Чтобы миновать глубокие провалы, заполненные смрадом, возносить на гребень, поближе к солнцу.

Тем более та отрава, что нынче плескалась во фляге, скорее поможет забыться, чем обрести крылья. Каперед не хотел терять самоконтроль, когда подходил к поселению. Вот если его начнут бить…

Ворота были отворены, одной створки не было. Скорее всего, ее разобрали и утащили, чтобы сделать подпорки в подземной галерее. Дерево в этих местах дорого, на каменистых холмах растет жалкий кустарник, задыхающийся в сухом воздухе. Строительный лес приходится поднимать наверх по извилистой дороге, по которой как раз шел Каперед.

Вторая створка висела на одной петле, завалившись во внутреннее пространство поселения. Нечистые заходите! Такое трухлявое дерево не годилось даже для подпорок.

Они не разобрали частокол только потому, что это запретили муниципальные власти Фронталии. Строить здесь молельный дом накладно, дешевле раз в год привозить в поселок тучного жреца со свитой из мускулистых рабов для сбора дани и осуществления ритуала.

Весь поселок бродил за сидящим в паланкине жрецом, пел глупости и надеялся тем укрепить ограду.

От жуков и гнили моленья не спасали.

Представив, что это нечистые духи подговорили древоточцев напасть на частокол, Каперед рассмеялся. Он зажимал рот, пускал от удовольствия слюни, хваля духов за такую хитрость. Да, в священных текстах о таком не предупреждали!

Ворота не охранялись, однако на улице бегали дети, незанятые домашними делами. Каперед похвалил этих сорванцов, пусть резвятся, ведь дома ждет их нагоняй за то, что посмели улизнуть на волю.

Ведь потом мальчишек загонят под землю, а девчонок запрут в домах, чтобы рожали, рожали и снова рожали.

Прикидывая, сколько поколений вырождение будет продолжаться, Каперед тихонько отошел от ворот и пошел вдоль частокола. Он двигался в северном направлении, к той стороне поселка, где были шахты. Там же находились отвалы, куда сбрасывали пустую породу.

Там торговцу посчастливилось отыскать щель среди частокола – выбитое бревно. Сквозь проход тянулась тропинка, ведущая в холмы. Несмотря на суеверия и запреты, народ часто пользовался этой и многими другими дорожками. Страшно, но жрать тоже хочется. В холмах водились суслики, запрещенные в употребление животные, но в такой глуши к догматам относились проще.

Убедившись в безопасности прохода, Каперед протиснулся в щель. Он застрял, забыв снять рюкзак и ослабить пояс. Выругавшись, торговец принялся раскачиваться в стороны, срывая пряжкой ремня и пуговицами мох, обильно растущий на бревнах частокола.

Подо мхом оказался участок чистого, нетронутого гнилью дерева – четыре глубокие борозды, ровный срез.

Втянув живот, Каперед развязал одну лямку рюкзака и протиснулся внутрь.

Тропинки здесь не было, зато мусора и грязи достаточно. Местные разве что выгребную яму возле пролома не выкопали, старожилы боялись того, кто смог выдернуть одно бревно из частокола.

Но горы грязи, зловоние и угрозы стариков не могли остановить жителей поселка. Те же старики с радостью ели суп из грызунов, только для порядку ворчали.

Пройдя дальше, Каперед остановился, чтобы почистить сапоги. Внутри неприятно хлюпало, видать к естественному аромату ног путника добавили приправы. Торговец сплюнул и выругался, неприятно нырять в дерьмо ради сомнительного удовольствия оказаться в захудалом поселении, где вряд ли сыщется хоть одна шлюха.

Каперед сорвал травы, чтобы протереть обувь. Местные не столь утонченны, чтобы высказывать неудовольствие от аромата дерьма, которое идет от обуви, просто торговец не хотел, чтобы они точно знали, как ему удалось проникнуть внутрь.

Понимать-то они поймут, но доказать не смогут. Следы в зловонной грязи уже затянулись, а сбежавшиеся собаки раскидывали мусор. Они думали, что появление человека сулит им новых, почти свежих отходов.

Наивные твари, ненавидимые Капередом. Обычно они выдавали его присутствие лаем, и все местные сбегались, чтобы поглазеть, а затем отмутузить чужака. В этот раз повезло.

Плюнув во второй раз, Каперед поправил рюкзак и как ни в чем не бывало отправился в трактир.

Он знал, где находится заведение, носящее это гордое название. Знал он и о том, что это просто хибара, где один умелец с разрешения муниципальных властей торговал пойлом. Обычно разбавленным вином, чья основа доставлялась из соседних долин, а вода бралась тут же, прямо возле выгребной ямы. Реже – пойлом местного приготовления, что-то наподобие браги, что уж точно не следует употреблять тем, кто слаб животом.

Питейная работала с утра, не все мужское население направлялось в шахты. Старики да инвалиды начинали утро со стакана, разговаривали. Темы разговора неизменны, сочетаются с темным, пропитанным зловонием залом трактира.

Корчмарь разливал напитки возле стойки с пустыми бочками – единственное, что украшало питейную. Несколько длинных столов с лавками по обе стороны отлично подходили непритязательному люду.

В помещении ничто не разгоняло утренний сумрак. Туман в поселке был не столь густым, как в горах, однако света не хватало, чтобы рассмотреть вошедшего.

Каперед остановился в дверном проеме, одернув занавесь. С минуту он рассматривал людей в трактире, затем спокойно прошел внутрь. Он не беспокоился, что его остановят, потребуют назваться. Его заметили, но не обратили внимания.

– Мне нужна комната, еда после полудня и покой, – сказал торговец хозяину питейной.

Корчмарь выглядел намного лучше посетителей: худощавый, но крепкий, очевидно, бывший горнорабочий, с седой бородой и длинными волосами, стянутыми в узел.

Пожав плечами, трактирщик назвал цену, с которой Каперед не согласился. Но выбора у него не было, корчмарь не собирался сбивать цену. Он только согласился доставлять с кухни горячую воду.

Каперед внес аванс и направился в свою комнату, расположенную на втором этаже. Там же жил корчмарь со своим многочисленным семейством.

В трактире было несколько комнат для редких постояльцев. Пьяниц трактирщик не пускал к себе, пусть лучше спят на пороге, чем портят комнаты.

Комнаты эти он держал для своих родственников, которые, бывало, приезжали к нему погостить. Мытари брезговали останавливаться в трактирах, предпочитая большой дом старосты, а так же его дочерей.

Каперед закрыл за собой дверь, глубоко вдохнул, чуть не закашлявшись. Возникло желание чихнуть, торговец подавил его, зажав нос. Из глаз полились слезы, но зато он прочистил сознание.

Голова тяжело работает от усталости. В торговом ремесле слишком много напряжений, мешающих думать. Каперед весьма страдал от этого, мечтая вернуть былой покой.

В комнате давно не убирались. Толстый слой пыли покрывал небольшой стол и табурет, стоящих у закрытого окна. Ставни заколочены, чтобы воры не проникли в дом. Свет проникал в щели рассохшихся створок, едва освещая узкую комнатушку.

Соломенный тюфяк валялся на полу, от него дурно пахло травой. Каперед прислушался, но среди скрипов и стонов деревянного дома не смог расслышать шуршания насекомых. Наверняка сон будет тяжелым, блохи и клопы ждут, когда человек уляжется.

На лучшее не стоило рассчитывать. Чаще ему приходилось спать в конюшнях придорожных трактирах, на соломе, вдыхая смешанный запах пота и навоза. Там хотя бы спокойно, лошади более требовательны, нежели люди. Они не любят паразитов и грязи, требуют чистую воду и свежую пищу.

Стойло намного лучше, чем комната. Тем более Каперед редко платил за подобный ночлег. Он торговец, не лишен смекалки. Приходится крутиться, чтобы сохранить пару медных монет.

Иногда его пускали в крестьянский дом, если удавалось убедить покупателей, что это от зелья им полегчало. Подобный ночлег гарантировал компанию, неплохой стол и при удаче – баню.

А здесь же приходилось платить, да еще за паршивую конуру.

Ничего, Каперед намеревался вернуть свои вложения. В этот раз ему повезет найти кое-что ценное, а не простую сонную траву. И с кредиторами не придется расплачиваться: торговец рассчитывал покинуть эти земли и направиться на юг, к морю.

В портовых городах нужны деньги, чтобы существовать и начать собственное дело. А там глядишь, он сможет вернуться на родину. Не в столицу, с ее тремястами храмами, но хотя бы в провинциальный муниципий.

О большем не следовало мечтать. Боги не даруют свою милость дважды.

Каперед бросил рюкзак на стол, закрывая щель, из которой струился свет. Ему необходима темнота, чтобы восполнить пробел в знаниях.

Из бокового кармана он на ощупь вынул запаянный свинцовый цилиндр. Время еще есть, примерно час или два, хватит, чтобы найти нужный абзац. Срезав верхнюю крышку цилиндра, Каперед медленно, словно проводил ритуал, вынул кусочек трубчатого тела гриба.

Ему всегда нравился этот момент. Сердце замирало, предвкушая чудо. Чувства не зачерствели, остались такими же свежими, как в детстве. Когда храмовый наставник показывал им, что необходимо делать, каждый мальчишка радовался этому мгновению.

Неизменными остались действия и условия – темнота, аккуратные и плавные движения, необязательные, но создающие нужную атмосферу элементы. Пальцы как будто танцевали, словно творили волшебство. А затем аккуратно сжатый сухой комочек начинал светиться синим светом.

Чем лучше сорт крозиуса, тем интенсивнее свет. Тем больше цена.

Гриб в руке Капереда светился бледно-синим светом, утреннего неба. Любимый оттенок, хотя многие предпочитали сапфировый. В основном из-за его цены и запретности – эдикт запрещал простым гражданам владение и использование.

Класть столь ценный и прекрасный предмет на грязный стол Каперед не стал, для светящегося гриба у него имелась специальная подставка. Этот да парочка других предметов открывали, чем раньше занимался торговец.

Овальное блюдечко из керамики с искусным рельефом. Оно неглубокое, чтобы можно было налить немного воды – жидкость ускоряла реакцию, увеличивая интенсивность свечения, но снижая срок службы крозиуса. Сам гриб насаживался на острый штырек, вделанный ближе к узкому краю блюда. Полагалось, чтобы кусок крозиуса чуть-чуть, одной гранью касался жидкости.

Подливать воды в блюдо Каперед не стал. В небольшой комнате прекрасно хватало того света, что давал сухой кусок гриба. Он будет светить полчаса, затем уснет и будет готов к следующему использованию через пару часов.

Из рюкзака Каперед взял футляр со свитком. Плотная кожа защищала листы тростника от влаги и пыли. Развязывая завязки футляра, торговец искоса поглядывал на входную дверь.

Свет крозиуса мог привлечь корчмаря или его родичей, деревянный засов не выдержит удара, если в дверь кто-то будет ломиться.

Но в коридоре никого не было, никто не стоял за дверью, прислушиваясь. Из любопытства или осторожности, корчмарь не интересовался постояльцем. Он получил деньги, а разбираются с чужаком пусть соседи.

По опыту Каперед знал, что вожди подвластных племен просыпаются лишь к полудню. Значит, уже после за чужаком явятся вооруженные телохранители.

Каперед так и не смог вызнать, позволялось ли тистам содержать воинов. Или ограничились лишь привилегией для вождя – десяток телохранителей. Муниципальная власть не требовала рекрутов от жителей этого поселка. Они не годились для регулярной армии, потому что не были гражданами, а во вспомогательные части их не брали по иным причинам.

Обычно из разбойников получаются плохие воины.

Развернув свиток, Каперед забыл об угрозах, что притаились во внешнем мире. Он любил свои сокровища, которые связывали его с прошлым. Никому не позволялось видеть свитки, лампу и сломанный перстень. За них Каперед готов был убить всякого, дрался подобно демону.

Чтобы отмерить оставшееся время, торговец поставил перед собой песочные часы. Падая, песчинки отражали свет крозиуса.

У него есть полчаса, чтобы освежить в памяти информацию о растениях, дающих столь чудной эффект.

Он не сомневался, что слухи подтвердятся, и он найдет то, что столь часто описывают, но так редко держат в руках.

Старый тростник потрескался, но еще не разваливался. Его давно уже следовало заменить, купить новую книгу – золото, которого не было у Капереда. Но дело не в деньгах, даже если бы они были. Он не мог позволить себе расстаться с ценными воспоминаниями.

Были средства, чтобы избавиться от памяти. Не забыться, а избавиться. Долгое время Капереду приходилось бороться с искушением. Как знать, его судьба могла измениться, пойти иным путем.

Но он не пожелал расстаться с той жизнью, стать другим человеком. И потому он сейчас сидит в грязном трактире, в темноте едва рассеиваемой бледным светом крозиуса и читает о растениях. Тех растениях, что способны отворить дверь в прошлое, воплотить образы разума.

Они легендарны, почти не изучены. В свитке отдельно упоминалось, что описываемые свойства – мифичны. Боги или герои, употребляя настои этих растений, способны обрести власть над временем и материей. Но люди? Даруют ли подземные, живущие в вечном мраке растения или грибы такие способности простым людям.

Никто не мог ответить на этот вопрос.

Каперед мог сам употребить найденное либо продать этот товар. В любом случае он обретет известность, богатство и вернет потерянное. Он не мог решить, как поступить лучше.

Осторожность призывала расстаться с иллюзиями и продать собранное. Но то говорил не разум и не сердце, а животное начало, что наличествует у всякого человека. Ведь они не боги и не герои. Каперед хотел на себе испытать чудное воздействие.

Наградой может оказаться смерть – что ж, не слишком уж ценна его жизнь. Однако за границей испытания могла находиться гораздо большая награда, нежели слава или богатство.

И Каперед хотел обрести это. Он готов рискнуть. Ведь у него уже было богатство, известность. Ему известно, как быстро с этим расстаются низкие люди, которые по воле богов вдруг вознеслись на вершину.

Завистники не позволят насладиться ему обретенным, быстро отнимут, как уже сделали это однажды.

Каперед решил вести записи о собственном исследовании, описать весь процесс от начала, как он отправился на поиски, до заключения – употребление снадобья. Вот только он не сподобился приобрести чистый свиток, а писать на обратной стороне своей книги не желал.

Чернила испортят внутренний текст, если даже свиток выдержит испытание.

Взглянув на часы, Каперед со вздохом свернул свиток. Пора собираться, пока световой гриб не заснул. Сколько еще циклов он переживет? Каперед давно сбился со счета.

Придется опять запаивать емкость с крозиусом, но это дело может потерпеть сутки. Гриб не столь требователен, однако солнечный цвет губителен для него. Дары ночи или тьмы подземной не терпят долгих прикосновений небесного светила.

Спрятав сокровища, Каперед уселся на тюфяк, положил рюкзак на колени. Он зажмурился, глотнув из фляжки, и принялся ждать.

Трактир говорил с ним на сотни голосов, то были скрипы и искаженные голоса посетителей. Народу прибыло, хотя большинство горняков оставались в шахтах. Придется ждать ночи, чтобы направиться в подземелья на поиски. Опасное время, но выбора нет, чужака не пустят в шахты.

Шум усиливался, достигнув пика и внезапно оборвавшись. Каперед открыл глаза и потер затекшую шею. Он задремал в сидячем положении, а внезапная тишина разбудила его.

Только скрип досок да треск пламени продолжались. Все остальное стихло, пока чей-то голос не пронзил тишину.

Они были на первом этаже, спрашивали о чужаке. Корчмарь без задержки сообщил людям вождя о человеке, что поселился у него. Провожать гостей не пришлось, они знали этот трактир, иногда занимали комнатушки наверху.

Торговец подавил инстинктивное желание сбежать. Он бы так и сделал, если бы на карту не было поставлено столь многое.

Приз, огромный клад, ценнейшее сокровище манили его. Власть над материей и временем – ради этого можно и нужно вытерпеть унижение, побои и угрозы. Ему нечего дать вождю племени, чтобы поблагодарить его за гостеприимство. Если так теперь называется подкуп. Это и не желательно, вызовет ненужные вопросы.

Нельзя вызывать подозрения у здешнего правителя. Он не поймет, что ищет Каперед, но заставит его принести Это. Его телохранители наверняка смогут разговорить всякого гостя, если у вождя возникнут подозрения.

Каперед – неудачник, просто торговец фиктивными зельями. Ни на что не годен, а сюда пришел, чтобы продать парочку средств от запора наивным дикарям.

Если ему позволят остаться, он сможет продолжить изыскания. Иначе, возникнут проблемы. Вход в шахты – известный вход – находится в поселке, под охраной. Все, кто туда входят, под наблюдением, а камушки, что выносят наверх, подсчитываются и сдаются сенаторам Фронталии.

Трудно остаться в поселении, но еще труднее спуститься в шахты.

Пыль прилипала к потному лицу торговца. Его пальцы побелели, вцепившись в завязки рюкзака.

Воины уже поднялись по лестнице и направлялись к его двери. Их трое, вооружены дубинами. Боевое железо на поясе могли носить только доверенные люди вождя.

Троица остановилась возле двери, сгрудились прямо напротив. Дураки, не думают, что им окажут сопротивление. Каперед и не собирался, с одним он справится, но не с тремя сразу.

Торговец знал цену таким воинам. Они больше горлопанят, чем дерутся. В борьбе с выпивкой и дармовщиной они достигли успехов. Разбойники гораздо опаснее, почему их так много в округе. Дружинники не покидают поселения, не пытаются разобраться с ними. Боятся.

Они не стали стучать в дверь. Ее не пришлось выбивать – задвижка хлипкая. Дверь отворилась, Каперед взглянул на воинов.

Как он и предполагал, вооружены они дубинами. Этого достаточно, чтобы разгонять соплеменников, но недостаточно, чтобы угрожать власти вождя и тем более муниципальным властям. Дружинники носили простые льняные нагрудники, потрепанные по краям, забрызганные толи кровью, толи блевотиной. И воняло от троицы как полагалось – среди сатиров они бы затерялись.

Каперед поднялся, отвел руку с рюкзаком за спину.

Эти трое пришли с улицы, их пропитые глаза медленней привыкают к темноте. Не сразу они обратят внимание на вещи торговца, не попробуют украсть их.

– Ты что ль сюда незван пришел? – спросил один.

Воин не выглядел лучше остальных. Вряд ли ради нищего чужака отправится сотник. Это простые дружинники и мыслят они соразмерно своему уровню.

– Я готов явиться к вашему вождю и жалею, что вынужден отвлечь его от важных дел, – церемониально сказал Каперед.

Торговец поклонился и направился на выход.

Дружинники переглянулись, но отступили, пропуская чужака. Ответ торговца не укладывался в привычные схемы. Нечто подобное говорил мытарь или какой-нибудь представитель коллегии.

Под конвоем Каперед направился в дом вождя.

Большой дом находился за отдельным частоколом, почти в центре поселения. Ограду недавно подновляли, в ней имелись только одни ворота, возле которых дежурили четверо.

Тын невысокий, отметил Каперед, и дружинников недостаточно, чтобы власть старосты была прочна. Муниципальные власти намеренно ставили бывших вождей в подобное положение, чтобы они не чувствовали себя в безопасности.

Пусть сами ломают голову, как утихомирить племя, и исправно платят налоги, продают камушки.

Однако, кроме пары десятков дружинников, вождь держал при себе еще несколько вооруженных человек. Вооруженных хорошо – обычные наемники, которые нашли себе хлебное место, относительно спокойное. Платить им приходилось из своего кармана, но у вождей с деньгами никогда проблем не было.

Дом старосты не поражал размером, но был раза в два больше домов обычных общинников. Только священная роща, расположенная за поселением больше – то царство провидца племени, к которому за советом ходит и вождь, и простой общинник.

Двухъярусное строение, имеющее два крыла, отдельно для мужской и женской половины дома. Центральное помещение использовалось для собраний, приема гостей и просителей. Здесь же располагались, как сказали бы цивилизованные люди, административные учреждения и казначей племени.

Заглянуть бы в сокровищницу старосты, подумал Каперед. Ему было интересно, на сколько месяцев еще осталось богатств вождя. Торговец знал, что тот постоянно берет в долг. А столичные кредиторы не будут терпеть недоимок.

Уж Каперед-то знал это хорошо.

Вдоль тына тянулись гряды, на которых росла капуста, репа, чеснок и лук. Обычный огород, провинциальные вожди не строили огромных садов, не услаждали слух музыкой, не слушали пения чудных птиц, привозимых из-за моря. Да питались не лучше обычного общинника.

Каперед заметил несколько рабов. Правильно, только вождь может содержать прислугу: наложницу, да пару рабочих рук. Даже трактирщик – третий человек в поселении, не может похвастаться таким богатством.

Во дворе имелся небольшой колодец, конюшен не было. Местные племена никогда не были всадниками.

Поднявшись по ступеням крыльца, торговец не стал дожидаться, как дружинники отворят двери. Он сам толкнул створку и, подняв голову, вошел внутрь.

Внутреннее убранство было таким же бедным. Украшениями служили потрепанные щиты, очевидно принадлежавшие предкам старосты. Каперед не мог рассмотреть гербы на них, внутри было темно. Свет падал из отверстия в потолке над входом, туда же уходил дым от очага в центре зала.

Вождь расположился на большом кресле, имитирующем курульное. Наверняка предки этого дикаря сидели на чем-то другом, а уже нынешний староста подглядел эту конструкцию, когда его привезли в клетке во Фронталию.

Рядом с вождем стояли телохранители. Два рослых воина из северных племен, облаченные в кольчуги. Металлические звенья отражали свет, бронзовые умбоны на их щитах походили на зеркала. Их длинные копья оканчивались листовидными наконечниками, на поясах висели боевые топоры.

Сильные, крепкие воины. Не сравнить с дружинниками, что привели торговца.

Каперед быстро прошел на середину зала, остановился возле очага и сделал глубокий поклон.

Вождь должен оценить это.

– Скромный торговец, путешествующий в поисках звонкой монеты и целебных эликсиров, – заговорил Каперед. – Я прибыл в ваши славные земли из далекой Фронталии, что на берегу пенного моря. Я видел его синие воды, ощущал соль волн, что разбивались о белые волноломы. Зовут меня Каперед, и я рад представиться славному вождю Праку из рода Лорнов, правящему могучим и несокрушимым племенем тистов!

Дыхания едва хватило, чтобы закончить приветствие. Каперед подумал, что следовало немного потренироваться. Ему редко доводилось открывать рот, за неделю пути встретился только один крестьянин, едущий на рынок.

– Говорить ты умеешь, – заговорил Прак, вождь тистов.

Или обычный староста, если употреблять термины муниципия Фронталия.

– Различные ремесла развивают различные умения, – кивнул торговец. – Вот воины, – он указал на дружинников, – глядя на их могучие руки, крепкий торс и заплетенные косы, понимаешь, что их ремесло война. Вот женщина, – он указал на рабыню с ковшом в руках, – несущая влагу утомленному путнику, понимаешь, что она служанка богатого и гостеприимного хозяина.

Прак поднялся с кресла, ступил одной ногой на земляной пол гостевого зала, поднял руку в приветствии.

Он поблагодарил гостя за добрые слова и приказал рабыне поднести угощение. Обычная теплая вода, взятая из котелка над огнем, но само действие, важность его как ритуала – Каперед не верил, что добьется этого так просто.

Видать Прак, этот тощий седой староста, не так часто слышит в свой адрес подобных слов. Сидящие в креслах особенно слабы на лесть. Каперед тоже допустил подобную ошибку, почему теперь вынужден гнуть спину перед всякими дикарями. Племя тистов, воины, пфе! Всего лишь разбойники из окрестных холмов, негодные даже в обозные для легионов.

Чем слаще слова, тем горше правда. Но кто из этих глупцов желает вкушать горькие специи? Их уста привыкли к сладкому меду. Потому Каперед льстил так грубо, так незатейливо.

Каперед уселся на предоставленный табурет и отпил из ковша.

– Что же ты, торговец, – Прак уселся в кресло, – не явился ко мне сразу, отчего же не почтил меня?

А он не такой уж дурак, подумал Каперед. Иначе его давно бы прикончили. Вопрос старосты не застал торговца врасплох.

– Разве смеет скромный торговец, чьи богатства, – он бросил перед собой рюкзак, – только снадобья да притирания, тревожить могучего вождя? Явившись грязен на прием, я лишь оскорблю тебя!

– Полно тебе, разве похоже, что я оскорблен? Меня не смущают твои обноски, но интересно, что же за снадобья ты принес. Покажи, удиви уставшего старика.

Подперев широкий подбородок, Прак уставился на торговца. Он прищурившись ждал представления.