Текст книги "Зловредный старец (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– А это уж пусть Шедад сам решает. Сюрприз будет всем.

До полудня, под травяной чаек с плюшками, поковырялся в документах, никого не принимая, затем, поскольку на этот день торжественный царский обед был отменен, слегка поснедал прямо у себя в покоях, после чего переоделся в наряд поторжественней, нацепил корону и похромал (потому что опять артрит в коленках разыгрался) на Совет.

На входе, говорят, обликом был суров и опечален.

– Владетельные, я собрал вас всех чтобы сообщить всем пренеприятнейшее известие. – я обвел зал Совета взглядом, отметив что явились все, включая даже Тоная Старого, который, в силу возраста, имел право прислать на сегодняшнее заседание наследника. – В Ашшории случилась измена.

Зал тут же откликнулся шумом, пусть и весьма умеренным. Отсутствие Зулика заметили, безусловно, все собравшиеся, в его отъезд к свежеразродившимся женам, разумеется, верили далеко не все – скорее мало кто был к этому склонен, – но поскольку точной причины его пропажи были никому неизвестны князьям о случившемся оставалось только гадать. Впрочем, дураком никто из Владетельных не был, пропажу Главного министра с недавним покушением на царя с наследниками успешно сложили, и, однако же, это было хотя и весьма обоснованное, но лишь предположение. Теперь же Совет получил от меня подтверждение прямым, можно сказать, текстом и в зале теперь рефреном звучало «Ну я же говорил».

– Да, князья, измена! – я слегка возвысил голос. – И я обвиняю в ней Зулика, князя Тимариани! Пусть стража введет обвиняемого в зал Совета!

Реакция на появление заарестованного Главного министра оказалась несколько… странноватой. Я даже не уразумел сразу, в чем дело, пока общее мнение, с непосредственной прямотой не выразил князь Гелавани.

– Чудные дела творятся нынче в Ашшории, как я погляжу, коли изменник и заговорщик сам входит в зал, где его будут судить. – довольно громко и внятно произнес он. – Не пытали его что ли совсем?

– Так ведь и тебя, Моцк, не пытали – а есть за что. – язвительно отозвался Зулик.

– Князья, вам слова не давали. – прервал я начинающийся срачик на корню. – Но я развею ваше недоумение, Владетельные. Действительно, князя Тимариани почти не пытали, поскольку в этом не было никакой нужды. До его ареста люди, которых он нанял, дали полные признательные показания и запираться ему уже не было никакого толку. Все сказанное изменниками было записано, и сейчас помощники моего секретаря раздадут членам Совета копии этих записей – распорядись, брат Люкава. Читайте, досточтимые – чего зря языками молоть?

Надобно заметить что такой подход к судебному делопроизводству на известной Лисапету части Мангала не принят. Суд присяжных – а он, в принципе, в Ашшории применяется, поскольку по ряду споров гильдиям предоставлено право разбирать тяжбы среди своих членов, – сначала долго и упорно слушает одну сторону, затем ее свидетелей, после чего повторяет эту же процедуру с другой стороной, а председательствующий, уж если необходимо, дает пояснения на основании имеющихся у него (и только у него) документов. Подобным же образом проводятся и суды над членами Совета, которых, впрочем, уже очень много лет не случалось – на памяти ныне живущих, включая даже Тоная Старого, так вообще ни разу.

Такого же, чтоб вместо всего перечисленного участникам процесса просто раздали протоколы с обвинительным заключением, да еще и в папках из плотной толстой бумаги (тоже мое нововведение – хотелось бы, конечно, еще и скоросшиватели ввести, но с местным уровнем развития ремесел они выходят слишком уж дорого) – это прям ноу-хау.

Разумеется, все показания были таким образом отредактированы, чтобы хоть малейшая причастность Валиссы ко всей этой истории полностью исключалась. Если уж жена Цезаря должна быть вне подозрений, то невестка Лисапета и тому подавно.

Впрочем, новизна в порядке судопроизводства Владетельных ничуть не смутила – народ у нас в стране поголовно образованный, князья тем более, так что зарылись в бумаги и принялись тщательно изучать – при этом периодически издавали такие звуки, будто читают увлекательный детектив, а не написанные сухим канцелярским языком протоколы допросов.

– Есть ли необходимость вызывать в зал Совета свидетелей, чтобы они лично подтвердили написанное? – спросил я, когда с изучением материалов справились все. – Это я тебя, князь Зулик Тимариани, спрашиваю.

Вот он, момент истины! Если он сейчас решит отказаться от нашей приватной договоренности и собирается подгадить, бросить тень на репутацию Шехамской Гадюки, заткнуть его уже не удастся. Спасти его это, разумеется, не спасет, но каким образом аукнется – неизвестно. Хотя и ясно, что не чем-то хорошим.

– Нет, ваше величество. – покачал головой тот. – Все записанное – правда.

– Что же. – я прикрыл глаза, отгоняя вновь наваливающиеся головокружение и тошноту. – В таком случае я обвиняю тебя в том, что ты покушался на жизнь своего царя, в том, что хотел захватить власть над Ашшорией, отстранив от управления царскую семью и Совет князей, в том, что собирался, пользуясь своим братством перед богами с князем Латмуром из Девяти столбов, его к тебе доверием, использовать этого достойного человека в своих грязных и гнусных целях. Но более всего – обвиняю тебя в небрежности при подготовке заговора!

Кажется, если судить по вытянутым удивленным физиономиям как членов Совета, так и обвиняемого, последняя фраза задела не только кору головного мозга всех присутствующих, но и саму древесину.

– Да, князь! Я стар, и если бы руками твоих наемников прервался б мой земной путь, то сокращен он был бы лишь ненамного. Но столь бездарно организованное тобой покушение едва не привело к гибели моих наследников-царевичей, а ведь они совсем юны. Лишь мастерством брата Шаптура и милостью Дхавана[3] можно объяснить, что рана, нанесенная царевичу Утмиру, не стала для него смертельной. Для человека твоего опыта недопустимо так ошибаться. – я покачал головой. – Совершенно недопустимо.

Судя по лицам князей, тезис о непозволительности таких багов они полностью поддерживают.

– Что же, раз ты не отрицаешь своей вины, слово членам Совета. Каков будет ваш вердикт?

– Виновен. – прошамкал Тонай Дамуриани.

– Виновен. – запальчиво выкрикнул князь Лексик.

– Виновен. – мрачно кивнул Моцк Гелавани.

– Виновен… Виновен… Виновен… – понеслось со всех сторон.

Я покосился на примаса.

– С позволения вашего величества, считаю что совет высказался и единодушно признал Зулика Тимариани виновным в измене. – произнес Йожадату.

– Да будет так. Теперь, князья, нам надлежит определить ему наказание.

– По старинным обычаям, – поднялся со своего места князь Баратиани, – измена и заговор караются лютой смертью для предателя и всех его ближних, а владения его отдаются на поток и разграбление.

Молодой, принципиальный, справедливый и честный поборник традиций… Прям жаль, что его тещи в зале Совета нет – Шока Юльчанская и меня бы не постеснялась, дала бы зятю по башке. Это ж надо было умудриться на пустом месте нажить себе аж двух непримиримых врагов!

– Обычаи, это хорошо, конечно. Поток и разграбление – так и вовсе весело. А восстанавливать разграбленное кто потом станет? – поинтересовался я. – Кстати, кроме самого князя Зулика, ни один из заговорщиков уроженцем Тимариани не был. Что же касается семьи… А мы вот у преосвященного Йожадату сейчас спросим, какие традиции нам на сей счет заповедовала Троица и вся Небесная Дюжина.

Ах, ну почему рядом нет брата Круврашпури? Он бы сейчас так обосновал все, чего мне только ни захочется – ни один Конклав не докопается! А этот сыч-примас еще неизвестно что прокрякает.

– Боги… хм… Боги заповедовали нам воздавать равным за равное, что в своем своде законов записал еще просветленный Лугальзагеси, царь древнего Агаде, которому слова Небес принес сам вестник богов Каку. – примас-то, оказывается, моментально просек текущий политический момент и вовсе не горит наступать на мозоли Зуликовым зятьям. – Истинно, так записано в книге его деяний.

– Ну, с совсем равным у нас тут будет сложновато. – задумчивым тоном произнес я. – Поскольку лично князь никого не убил – только попытался, – но, думается, я смогу принять такое решение, которое не нарушит Мировую Гармонию. Ведь это именно из-за его попытки Смерть едва не прибрал царевича Утмира, я говорил об этом.

С трудом поднявшись со своего места, я добавил, подпустив в голос обличительной торжественности:

– Зулик Тимариани, Совет постановил, что ты виновен в измене, и я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, царь Ашшории, приговариваю тебя и твоих соучастников к смерти. – князь вздохнул и склонил голову, но держался, в целом, молодцом. – Но я не снимал с себя монашеских обетов, потому должен быть милосерден – ты выпьешь яду. А дабы уж полностью все было по справедливости, даст его тебе тот, кого ты искалечил – мой внук, царевич Утмир.

Князья еще даже начать-то выражать свое мнение не успели, а внучара – его и Асира стулья были поставлены чуть сбоку от моего, – уже взвился на ноги и уставился на меня бешеным взглядом.

– Ты. Даруешь. Ему. Легкую. Смерть. – процедил мальчик, и его аж затрясло от ярости.

– Не я, а ты. Собственноручно. Брат Шаптур, подай царевичу чашу с ядом. – спокойным, надеюсь, тоном ответил я.

– Да я лучше из нее сам изопью! – выкрикнул пацан.

– Нет. Ты подашь ее князю. Впрочем, не стану препятствовать твоему желанию. Брат Шаптур, наполни чашу и для моего внука, из того же кувшина, что и чашу Зулика Тимариани. – я поглядел на Утмира и добавил: – Сначала забери его жизнь, а потом делай что хочешь.

– Да будет так. – сквозь зубы бросил мне мальчик, схватил кубок и понес его осужденному. – На, пей!

Он протянул сосуд так резко, что едва не расплескал его содержимое.

– Не горячись, царевич. – Зулик принял чашу с поклоном. – Когда-то ты все поймешь.

Он осушил кубок единым глотком.

– Не думаю. – зло бросил парень, развернулся, и стремительно проследовал к Шаптуру.

Валисса приподнялась со своего места, но осела под моим строгим взглядом. Что касается Асира, то он просто смотрел на нас с матерью глазами побитой собаки, как бы даже и не до конца осознавая происходящее, либо же оцепенев от нахлынувших эмоций.

Меж тем его брат выхватил свой кубок и осушил его не менее лихо, чем перед этим князь свой, после чего вновь уставился на меня бешеным взглядом.

– Не туда глядишь. – обронил я, глазами указав в сторону Зулика.

Тот стоял с несколько озадаченным видом и разглядывал свою чашу.

– Странно. – произнес он, поднимая взгляд на меня. – Я явственно обонял запах миндаля… Яд не сработал?

– О, сработал, не сомневайся. – ответил я ласковым тоном. – Просто это было вино с миндалем, а яд в нем совсем другой.

Князь кашлянул раз, затем другой, провел пальцами по губам и поглядел на стертую ими кровь.

– Друджев ублю… – он снова закашлялся, выронил кубок, упал на колени, и сплюнул на пол кроваво-слизистый комок.

– Я обещал тебе яд, а не легкую смерть, князь.

Силы совсем оставили Зулика, он упал на бок, а затем, минут десять заходился в мучительном кашле, заплевывая зал Совета кровавыми ошметками, покуда, наконец, кровь не хлынула у него из носа и горла, а сам он не затих.

Утмир глядел на агонию своего несостоявшегося убийцы не отрываясь, и лишь когда стражники поволокли казненного за ноги к выходу, вновь обернулся ко мне. В глазах парня горело мрачное торжество.

– Ну теперь-то твоя душенька довольна? – спросил я.

– Вполне. – кивнул он, и на лице его появилась счастливая улыбка сытого волка.

Правда – ненадолго. Мальчик вдруг обратил внимание на то, что все еще сжимает в руке кубок, поглядел на него, словно вспоминая полузабытый сон, и вскинул глаза на меня. Торжество во взоре стремительно начало вытесняться испугом.

– Хорошая мысль, внук. Плесни-ка и мне, брат Шаптур, этого чудесного винца. – я укоризненно поглядел на Утмира. – Неужели же ты думал, что ради одного проклятого предателя я изведу целый кувшин доброго вина? Нет, конечно – его отрава была в чаше.

Царевич покачнулся, и, обессиленный, опустился на свое место.

– Ну и шутки у тебя, дедушка. – пробормотал Асир. – Я уже думал что сам сейчас помру.

Зал Совета шумел, но умеренно – князьям выказывать бурные эмоции не позволял гонор Владетельных, да и что они, по сути-то, такого особенного увидели? Казнь? Так в наших провинциях это вполне себе развлечение – да и не в наших тоже, – на них поглазеть даже детишки бегают. Слишком легкую смерть осужденного? Ну да, кожу с Зулика живьем не содрали, на кол не посадили тоже, так царь прямым текстом заявил, что слишком зверствовать ему обеты не позволяют, и тут он в своем праве. Да и совсем уж легкой кончина Главного министра не была – все в рамках традиций и духовных скреп Солнцеспасаемой Ашшории. Ну а то, как я на место поставил зарвавшегося внука, это вообще образец местной педагогики. Конечно мог бы еще и выпороть приказать за дерзость, но ведь царевич все же…

Все это, разумеется, надо обсудить и обсосать промеж собой, покуда слуги слизь, кровищу и мочу оттирают (молодец у меня кастелян-распорядитель – тело еще за дверь вытащить не успели, а бригада специалистов по клинингу уже споро взялась за работу), но сделать это надлежит степенно, с достоинством. Не на ипподроме же, в конце-концов.

– Тише, тише уважаемые. – призвал я членов Совета и отхлебнул из кубка. – Осталось еще несколько вопросов, требующих нашего обсуждения. И первый из них –что делать с членами семьи предателя. Князь Лексик предлагал и их предать казни…

Я сделал еще глоток, а Шедад Хатикани и Арцуд Софенине заметно напряглись.

– Он, однако, запамятовал о том, что ни жены, ни дети Зулика Тимариани полностью его не были. Брак его устроил мой покойный брат, да пребудет он одесную от Солнца, дабы разрешить спор об Аршакии, которую должен был унаследовать второй из его сыновей.

– Шкашивают, однако, што оба шына его рошдены были в один день и щас. – прошамкал Тонай Дамуриани, воспользовавшись паузой в моей речи.

– Так это его жены сказывают, князь. – улыбнулся я. – Кто же им поверит в таком деле? Разумеется, я послал верного и знающего человека расследовать это дело: судью Фарлака из Больших Бобров. Всем вам он отлично известен – был моим советчиком при суде над философом Яваном. Он опросил всех слуг и служанок, иных и с пристрастием, – иного от Мясника ни я, ни прочие присутствующие, и не ожидали, – и, разумеется, дознался до правды. Первой принесла сына Ралина, дочь князя Хатикани, и лишь двумя часами позже от бремени разрешилась дочь князя Софенине, Билкис. Посему Тимариань наследует первенец, а Аршакию – сын Билкис, и до их совершенных лет регентами при них быть их дедам, князю Арцуду и князю Шедаду. Таково мое решение. Однако!

С последним словом мне пришлось повысить голос, ибо Владетельные явственно начали выражать некоторое волнение, и довольно громко. Ну еще бы – двум моим министрам по дополнительному голосу в Совете, не говоря уже про полное распоряжение финансовыми потоками внуковых уделов. Они, конечно, царю сподвижники, но не жирновато ли?

– Однако, – продолжил я, – кое в чем прав и князь Баратиани. Оба мальчика являются сыновьями князя Зулика, который изменой навеки опозорил свой род. Так допустимо ли, чтоб они, когда вырастут, стали членами Совета?

Ой, что тут началось… Если в двух словах, то присутствующие высказали свое однозначное «нет» на мой вопрос – тут даже Шедад с Арцудом не возражали, хотя радости им это, конечно, не принесло. Причем высказывали это все князья более часа. Потом еще Йожадату на десять минут речью разродился, резюмируя позицию князей.

Утомили меня, в общем.

– В таком случае, мне видится лишь одно решение этой проблемы. – произнес я. – Господа Совет, я прошу вас Тимариань и Аршакию исключить из числа наделов Владетельных и перевести их в разряд простых княжений.

В зале повисла мертвая тишина. Еще бы – за всю историю Ашшории такого еще не бывало. Включать княжество в число Владетельных, да, такое решение Совет несколько раз принимал, а вот чтобы наоборот – нет. Случай беспрецедентный.

– Понимаю, досточтимые – вопрос сложный, выказываться о нем не каждый пожелает, потому предлагаю устроить тайное голосование.

– А это как? – удивленно спросил Скалапет Ливариади.

– О, дорогой родич, это древняя асинская забава. – пояснил я. – Каждому из членов их Совета Первейших выдают по два боба: черный и белый. Затем специальный служитель проходит с кувшином, в горло которого только кисть руки и пройдет, и каждый кладет в него по одному бобу, где белый означает «да», а черный – «нет». Считают бобы и понимают, принято предложение или же отклонено, причем никому не известно, кто за что голосовал.

– Экие, однако, затейники… – покачал головой кузен. – Не иначе, берут взятки у всех, голосуют как хотят, а потом с сожалением вздыхают, я-де, твои интересы соблюл, но вот прочие благородные…

Князья на слова Скалапета отозвались ухмылками и смешками.

– Что же, если никто не возражает, мой секретарь раздаст бобы, а затем соберет голоса. Однако, примас Йожадату не даром упоминал сегодня о законах царя Лугальзагеси. Скажи, преосвященный, разве должно в таком деле дать слово Аршакии и Тимариани?

– Нет, повелитель. – покачал головой главнопоп. – Ибо сказано было: «Судимый в своей судьбе не властен».

Хотя первое время после суда над Яваном Звезды Сосчитавшим он и бесился по поводу чересчур мягкого, с его точки зрения, приговора, очень быстро отошел, и даже, как доносили соглядатаи, высказался в том ключе, что царь-то может и прав, что не сделал из еретика мученика, а упек туда, где о нем через год никто и не вспомнит.

– Что же, тогда приступай, брат Люкава. – распорядился я. – Раздай Владетельным бобы белые и черные.

– А если кто-то не проголосует? – поинтересовалась Валисса, получая свои «бюллетени для голосования». – Или положит оба боба?

– Ну, видимо такой человек не исполняет своих, богами заповеданных обязанностей члена Совета. – я пожал плечами. – Следовательно, из числа Владетельных должен быть выгнан с позором, и от Церкви нашей – с анафемой.

Йожадату с интересом покосился в мою сторону. Кажется, я только что пополнил его личную коллекцию подлежащих искоренению грехов.

Остальные присутствующие намек уловили тоже.

Голосование прошло без эксцессов – задорно даже, с огоньком. Князья к такому виду волеизъявления отнеслись, действительно, как к забаве, громко и охотно комментируя происходящее, и отпуская по этому поводу шутки-прибаутки. А уж когда стали голоса считать…

– Вот, – произнес владетель Эшпани, когда Люкава начал, один за другим, выкладывать бобы из кувшина на специально принесенный в центр зала столик, – примерно так, досточтимые, мы и проект нового одеона в столице выбирали. Только тогда мне голосование больше понравилось.

– Это отчего же, князь Триур? – искренне удивился я.

– А казне прибытка было не в пример больше. – флегматично отозвался казначей.

Против предложения проголосовало лишь пятеро. Ну, двое-то, это нетрудно докумекать, кто. А остальные-то чего так, интересно? Вроде бы, чем меньше Владетельных, тем для оставшихся возможностей больше открывается, да и экс «полутораголосые» Арцуд с Шедадом теперь не считаются статусом повыше, чем остальные… А могли бы и двухголосыми сейчас стать, отклони мое предложение совет.

Впрочем – не срослось у моих министров двора и капстроительства повыше взлететь. Теперь и право верховного суда в двух княжествах короне перешло, и чиновники там отныне только государственные, и дружины роспуску подлежат… Очень такие вещи централизации власти способствуют, знаете ли.

Зато князьям достались деньги.

Правда к каким царским провинциям эти два, расположенные по обе стороны гор, удела прирезать (а Аршакия, с остальных сторон и вовсе княжескими землями окружена) – бог весть.

– Ну что же, царь решил, Владетельные приговорили. – подытожил я. – Брат Люкава, подготовь к завтрашнему дню указ. А вас, князья – вижу, вижу что утомились уже все, но прошу повременить и дать мне один совет.

Не скажу, что осчастливил окружающих, но, как минимум, заинтересовал.

– Как все понимают, в Ашшории теперь свободно место главного министра. Есть у меня на эту должность один кандидат, но хотелось бы услышать ваше мнение.

– И кто ше это, гошудай? – прямо, без экивоков, спросил Тонай Старый. – Неушто княщь Эшпани?

– Нет слов, никто не заслужил права стать Главным министром, как князь Триур. Заслуги его неоспоримы – даже во времена междуцарствия, когда наместники придерживали налоги и не отправляли их вовремя в Аарту, да, даже тогда он, как минимум, полные отчеты о сборах получал, и лишь благодаря его трудам ничего из собранного не разворовали. – ответил я. – За что честь ему, хвала, и указ о присвоении ордена, который вчера я, кстати, подписал. Но именно потому я и хочу, чтобы и впредь он занимал место казначея, потому как второго такого как он в нашем государстве не сыскать.

– Лестные слова, повелитель. – отозвался Триур, ничуть, судя по внешнему виду, не расстроенный. – Однако кого же вы желаете видеть на столь ответственном месте? Это должен быть опытный в управлении человек.

– О, он не только опытен. Наместник Аарты и Ежиного удела, – да, Валараш уже неделю как закончил процедуру слияния провинциальной и столичной бюрократии, сдал дела и теперь занимался исключительно вопросами колонизации и нового монастыря, – князь Штарпен из Когтистых Свиней еще и жителями вверенных ему земель любим да уважаем. Сам в трактире слыхал.

– Кандидат доштойный, повелитель. – высказался Тонай Старый, когда повисшее в зале Совета молчание начало переходить границы допустимого. – Я бы одобрил.

В общем сейм выкрикнул мне «виват», на том заседание Совета и закончили.

Оно и слава Солнцу – пока сидели дождь кончился, засветило солнышко, и мне от резкой перемены погоды недужилось все больше и больше.

– Дедушка. – Утмир пристроился рядом,едва мы вышли из зала. – Прости, я очень виноват перед тобой.

– Ничего страшного. – я улыбнулся внуку. – Просто постарайся в дальнейшем свою фантазию не выпускать за пределы разумного. Она может заблудиться.

Вернувшись в свои покои я запустил на колени князя Мышкина, который тут же принялся меня уминать и требовать ласки, развернул очередной свиток Аксандрита Геронского, под названием «Пневматика», и приступил к вдумчивому, тщательному перечислению всех матерных слов и идиоматических выражений, какие только были мне известны. Потом, от полноты чувств аж спел сурдопереводом – при этом ужасно фальшивил.

Блин! В нашей стране восходящего поца уже столетие как известен принцип парового двигателя, и ни один декоративный таракан из гильдии философов до сих пор не нашел ему практического применения! Так, ну-ка пускай ко мне завтра Золотой Язык заглянет…

Засыпал с трудом – все паровыми триремами грезил, – зато утром проснулся полный сил, бодрый, и опосля утреннего молебна с предшествующим ему докладом Люкавы, отправился завтракать.

Интересно, а вот с чего, интересно, такой прилив сил? Вроде как вчера человека на смерть отправил, за его мучительной кончиной наблюдал – так ни тогда ничего в душе не шевельнулось, ни теперь малейшего сожаления нет. Видать гораздо больше мне от Лисапета досталось, чем я воображаю себе.

Ну или может просто сволочь.

На половине пути ко мне присоединился Асир – молчаливый и задумчивый. Так и не сказал практически ничего, пока не подошли к дверям.

– Дедушка. – наследник престола повернулся и посмотрел мне в глаза. – Сегодня брат ни разу ночью не вскрикнул и не застонал. Я заходил к нему в комнату – его кошмары отступают, когда я рядом. Дедушка, он спал и улыбался.