Текст книги "Рейхов сын"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– День добрый, геноссе. – поприветствовал тот подошедшего. – Фриц Грубер, СС-Тотенкопфрербаенде. (4)

– Отто Весрейдау, «Великая Германия». – мужчины обменялись рукопожатиями. – Спасибо, что отозвались.

– Ну, полно вам. – штурмбанфюрер рассмеялся. – Не мог же я оставить вас, со сломанными двигателями посреди этих пустынь. К тому же, по сообщениям метеослужбы, приближается песчаная буря, а пережидать ее на открытой местности удовольствие гораздо ниже среднего.

– Не могу с вами поспорить. – ответил гауптман. – Это удовольствие сидит у нас в печенках еще с Ливии. Слава Богу полк переводят обратно в Европу.

– Как я понимаю, вы ехали в Александрию, когда вас застигла эта неприятность? – поинтересовался СС-овец.

– Да. – кивнул Весрейдау. – Видимо забились топливонасосы.

– Ну что ж, у нас тут есть небольшая автомастерская, к завтрашнему утру ваш транспорт будет как только что сошедший с конвейера.

– Это очень любезно с вашей стороны, герр Грубер.

– Прошу вас, просто Фриц. – рассмеялся штурмбанфюрер, шутливо, будто капитулируя, поднимая руки.

– Тогда зовите меня Отто. – улыбнулся гауптман. – И, все равно, спасибо вам.

– Немцы должны помогать друг другу, особенно в этих диких краях. Ваших солдат разместят и накормят, я уже дал распоряжение на этот счет. Вас же, Отто, и ваших офицеров прошу внутрь. Я взял на себя смелость подготовить небольшой обед.

– Боюсь, я сейчас единственный офицер в роте. – вздохнул Весрейдау. – Кто убит, кто в госпитале… Война.

– Понимаю. – кивнул Грубер. – Ну что ж, мой адъютант проводит вас, чтобы вы могли привести себя в порядок с дороги, а затем прошу ко мне в кабинет. Общество у нас не скажу что изысканное, зато повар готовит выше всяческих похвал.

Полчаса спустя Весрейдау уже отдавал должное искусству местного кашевара в компании четырех офицеров СС.

– Сто лет не ел ничего подобного. – совершенно искренне сообщил он. – Должен признать, что в службе в СС есть свои прелести.

– Недостатки тоже имеются. – спокойно ответил Грубер. – Невыносимая скука, например. Мы, по сути, совершенно оторваны от мира. Сюда даже недельной давности газеты не поступают. Нормальную же работу радио в Египте только начинают налаживать.

– О телевидении остается лишь мечтать. – поддакнул толстенький круглолицый оберштурмфюрер представившийся гауптману как Курт. – А уж о женщинах и подавно.

– Вы не взяли с собой семьи? Понимаю. – кивнул Весрейдау. – Но разве у вас не бывает увольнений в город, господа?

– У нас их вообще не бывает. – ответил штурмбанфюрер. – Объект не только режимный, но и секретный.

– Даже так? Я заметил трубы и цеха, полагаю у вас тут какое-то производство. – СС-овцы хмуро усмехнулись. – Но тогда вы, наверное, нарушили инструкцию, отозвавшись на наше радиосообщение о поломке.

– Нарушил. – легко согласился с этим утверждением Грубер. – И черт бы с ней, дорогой Отто. Мы, скажу вам честно, уже видеть один другого не можем, и, потом, вы же немцы. Как мы могли подвернуть опасности жизни истинных арийцев, да еще и из элитной части? А производство… Ну, в некотором роде, у нас тут есть кое-что из разряда галантереи и бытовых товаров. Мыло там…

Он неопределенно помахал рукой в воздухе.

– Кожаные перчатки. Так, мелочевка. Это, скорее, нечто вроде трудового лагеря временного содержания для неблагонадежных элементов. А что мы все на сухую разговариваем, господа? – он поднял свою рюмку со шнапсом. – Прозит.

Офицеры выпили.

– А разве выгодно производить вашу продукцию в этих местах? – поинтересовался Весрейдау. – Честно говоря, я совершенно не понимаю ничего ни в галантерее, ни в парфюмерии, так что прошу простить мое невежество.

– Ну, на уровень планируемой мощности мы еще и не начали выходить, но, полагаю, это вопрос не столь уж долгого времени. – ответил Грубер, цепляя вилкой ломоть мяса. – Сырья в избытке, рабочая сила практически бесплатная. Не возить же местных папуасов в Европу.

Хозяева дружно посмеялись. Видно было, что эта тема для шуток в их среде давно избита.

– Погодите. – удивился гауптман. – Вы хотите сказать, что смогли приохотить к работе арабов? Воистину – вы чудотворцы, господа. Англичанам это, по крайней мере, не удалось.

– Вы не обратили внимание на надпись над воротами? – улыбнулся мужчина в форме гауптшарфюрера представившийся Весрейдау как Франц.

– Помню, там была какая-то надпись арабской вязью, но я не силен в этом языке.

– Там написано: «Работа – это жизнь». Фриц сумел все организовать по образцу предприятия в Германии, где служил раньше.

– Да, под Маутхаузеном. – кивнул тот. – Даже жаль, что его окончательно закрывают, хороший и интересный был проект. Хотя, кто знает? Возможно, если туда будет поставляться африканское сырье, тамошние печи заработают вновь.

– Пусть уж лучше здесь. – заметил Отто. – В Европе и так хватает дымящих труб.

СС-овцы как-то странно переглянулись после этой, безобидной в общем-то, фразы гауптмана.

– Производства решено переместить в Африку и Переднюю Азию. – нехотя ответил Грубер, а затем добавил совершенно непонятную для гауптмана фразу. – Раз уж еврейский вопрос был решен таким занятным образом, в Европе просто не будет нужного нам сырья, а так заодно почистим жизненное пространство на востоке. Но что мы все об этой скучище? Отто, вы ведь воевали с Роммелем, кажется? Расскажите нам о ходе кампании.

Дальнейшая беседа прошла в теплой и дружественной обстановке, и промышленности более не касалась. Офицеры закончили обед (хотя по времени это был скорее ранний ужин), перешли в соседнюю комнату, закурили… В общем засиделись практически до темноты. Наконец гауптман засобирался.

– Отто, бросьте. – убеждал его Грубер. – У нас есть замечательные гостевые аппартаменты, там все уже готово.

– Спасибо, Фриц – не могу. Солдаты – они ж как дети малые, а у меня они уже не первый час без догляду. Я спать не смогу, если не буду знать, что они не под присмотром офицера.

– Ну что ж. – вздохнул штурмбанфюрер. – Хотел приберечь подарок до утра, но вручу тогда уж сейчас. Все равно вы на завтрак не задержитесь, я вижу.

Он извлек небольшую шкатулочку из ливанского кедра и протянул ее гауптману.

– Это вам. Производство нашей мануфактуры, так сказать. Идеально подойдет к парадной форме.

Весрейдау открыл ее, и извлек кожаные перчатки дивной выделки.

– Бог мой, какая прелесть! – воскликнул он, примеряя подарок. – Замечательная работа! Я вижу вы и впрямь отменное сырье используете.

– Да уж, это не жидовские шкуры, которые шли для производства в Рейхе. – ответил довольный произведенным эффектом штурмбанфюрер.

– Ну, сомневаюсь, что они на их поставке так уж сильно наживались. – ответил гауптман.

Все четверо СС-овцев расхохотались его словам так, будто он произнес великолепнейшую шутку.

«Странные они какие-то. – подумал Отто. – Действительно, длительная изоляция от общества сильно влияет на людей».

В барак, выделенный для его солдат, он вошел в отличном настроении, да так и замер на пороге. Солдаты ужинали на своих лежанках сухпайком, и это при ломящемся от блюд – в основном мясных, – столе!

– Вы что, охренели? – Весрейдау даже не разозлился от изумления. – Вам что, нормальной еды не дают? Линдер, что здесь происходит?

Фельдфебель, которому был адресован последний вопрос медленно, словно нехотя, поднялся со своего места.

– Герр гауптман, мы этого жрать не будем.

– Не по-онял. – протянул Отто.

По мере того, как фельдфебель давал пояснения, кровь отливала от щек Весрейдау все сильнее и сильнее.

– Водитель наш, из автобата, Сайер, разговорился с местными механиками, которым поручили машины осмотреть. – Линдер кивнул в сторону молодого парнишки, лет семнадцати, который сидел забившись в самый дальний угол, и глядел на открытую банку тушенки у себя в руках с поразительной смесью ужаса и отвращения во взгляде. – Спросил у них, что здесь за завод такой, среди пустыни. Оказалось – концентрационный лагерь, где арабов к труду приучают. Заставляют делать различные товары… – фельдфебель сглотнул. – Из своих соотечественников, герр гауптман.

– Что?!!

– Они… Они смеялись еще так весело. – раздался из угла какой-то неживой голос водителя. – Шутили надо мной. Говорили, что арабы – и не люди вовсе. Что их вот только так и можно использовать.

Парнишка всхлипнул.

– Как сырье. Кто работает, тот еще поживет. А кто не работает или заболел – в переработку. Говорили, что тех, кто работает хорошо, мясом подкармливают. Человеческим.

Сайер забился в молчаливой истерике.

– Вот мы и думаем. – мрачно заключил Линдер, наблюдая как разом несколько солдат пытаются влить водителю в глотку спирт. – Нам-то из какого мяса ужин приготовили? Может оно еще утром намаз совершало?

Весрейдау поглядел на ломящийся от яств стол, перевел взгляд на свои руки, затянутые в новенькие перчатки, и пулей вылетел из казармы. На улице его, ветерана французской и североафриканской кампаний, вдоволь повидавшего и грязи и смерти, долго, до желчи, рвало, затем он судорожно, будто подарок был пропитан ядом, сорвал перчатки с рук, бросил их в зловонную лужу и припечатал каблуком сапога, шумно глотая воздух.

– Я же говорил тебе, Курт, что этот гауптман точно знает, что у нас за заведение. – донесся до него голос Грубера, который куда-то шел с пухлым коротышкой по своим делам. – А ты ныл все про секретность. В Рейхе наше дело понимают и поддерживают все, даже такая вот военная косточка. Как он про жидовские шкуры-то удачно ввернул, а?

Ответ оберштурмфюрера прозвучал невнятно, толи из-за того, что СС-овцы удалялись от гауптмана, толи оттого, что горло его перехватил очередной спазм.

Наконец, отдышавшись, Отто заметил стоящего рядом Линдера, который протягивал командиру свою фляжку.

– Бля, Фредди – мы разве за это умирали? – хрипло спросил его Весрейдау.

Порт города Брест

12 августа 1941 г., около десяти часов утра

В гавань неторопливо входила U-199 с тремя белыми флажками, обозначающими три потопленных за время похода транспорта.

– Удачно сходили, – заметил стоящий на набережной мичман.

– Главное, что вернулись, – ответил ему молоденький светловолосый лёйтенант.

– Тоже верно.

Субмарина на самом малом ходу пересекла гавань и пришвартовалась у пирса.

– Йоган, собачий сын! – воскликнул лёйтенант, и двинулся к столь же молодому, но темноволосому и смугловатому лёйтенанту-механику, появившемуся на палубе. – Мы вас уже похоронили и оплакали!

– Значит век жить буду, – невозмутимо ответил тот, спрыгивая на причал. – Здравствуй, дружище. Что нового?

– Нового то, – помрачнев ответил светловолосый, – что долго в гавани вы не простоите, так что отдыхайте поактивнее.

– Это с чего бы так? Мы ж только что вернулись. Нам ремонт…

– Будет, – прервал его встречающий, утягивая подальше от чужих ушей. – Не знаю точно, что затевается, но между Кале и Амстердамом стягивают войска и баржи. Чуешь, чем это пахнет?

– Десантом в Англию пахнет. А ты-то откуда знаешь, про стянутые войска?

– Держу в кабаках уши открытыми, и не особо заливаю глаза. Старший офицерский состав, он тоже отдохнуть любит. От трудов, или что у них там, в штабах, вместо труда. Да и по флотилии слухи ползали, а вчера пришло подтверждение. Будем всеми силами наводить на британских коммуникациях шухер…

– Кого наводить?

– Топить все что плавает. Через неделю начнем – край.

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

29 августа 1941 г., 19 часов 00 минут

– Егор Михайлович, а ты чего такой смурной в штабу сидишь? – удивился вошедший в комнату Вилко. – Да еще и в полном одиночестве? Взбодрись! Скоро в Турцию отправляемся, опять французов и англичан гонять будем. Взбодрись же!

– Отправляетесь, – вздохнул Бохайский. – Только без меня.

– Чёй так? – изумился батальонный комиссар и, по совместительству, командир роты самоходных орудий.

– Переводят меня, Арсений Тарасович, – ответил подполковник. – Под Астраханью новый танковый полк формируют, вот мне его и принимать. А вы уж… Без меня.

– О как! – мигом потерявший всю свою обычную бесшабашную веселость и говорливость Вилко присел рядом с командиром и боевым товарищем. – И кого на твое место? Или еще не решили?

– Отчего же не решили? Вполне решили, – с мрачной усмешкой произнес Егор Михайлович. – Тебя.

– Да етить же ж колотить! – в сердцах возопил Вилко. – Вот и за что мне такое большое хохлятское счастье, ослепительное, как встреча с граблями в темном сарае?!! А как политработник я свои обязанности когда выполнять буду? Жена и так ест поедом, что дома только ночую.

– Ништо, Тарасыч, справишся. Тем более что комиссарство с тебя снимут. Тебя совсем в армейские переводят, так что будешь ты нормальный, полноценный комбат, а не врио какое.

Вилко печально поглядел на подполковника, и ответил одной из излюбленных фразочек Бохайского:

– Вот где ж я так нагрешил-то, а?

На подступах к Бейруту

31 августа 1941 г., 17 часов 17 минут

105-и миллиметровые leFH 18 1-го батальона 61-го артполка 35-ой пехотной дивизии уже битый час пытался выковырять засевшего в деревне врага. Укрытая складками местности в каменистых предгорьях Ливанского хребта, контролирующая одну из важных обходных троп, она была изрядно укреплена и костью застряла в горле командования. Несмотря на сравнительную малочисленность и скверную вооруженность обороняющихся, длительный артобстрел, дважды перемежавшийся попытками пехоты выбить врага с позиций, результатов пока не давал.

– Плакало мое повышение, чую, горючими слезами. – зло сплюнул наземь командир батареи, риттмейстер Глюк.

– Герр офицер, – окликнул раздосадованного Глюка унтерфункмайстер Штольц, – сообщение от полковой разведки. Ни англичан, ни французов там нет – одни местные ополченцы.

– А может и не плакало… Передай пехоте чтобы отошли подальше, сейчас там будет весело. – отозвался риттмейстер, и, уже громко, срывая голосовые связки, заорал: – Батарея, слушай мою команду! Химическими снарядами – заряжай! Перетравим этих зараз как клопов!

Усталые солдаты начали подтаскивать к пушкам и вскрывать ящики с химическим оружием. Их дело маленькое – командир сказал травить, значит будем травить. Командиру виднее.

(0) Не хотел бы я приземлиться с парашютом в вашей стране, как враг

Если ваш Советский народ так сурово поступает с захватчиками

Вуди Гатри, «Мисс Павличенко»

(1) Солдаты Третьего Рейха, отправляясь в отпуск в военное время, обязаны были носить с собой личное оружие.

(2) 1 июня 1940 года 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800) был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800). Наименование «учебный» по-прежнему сохранялось для конспирации.

(3) Абверштелле – специальные отделы Управления разведки и контрразведки ОКВ (Абвер), создававшиеся, как правило, при штабах военных округов и военно-морских баз. Абверштелле 117 специализировалась на подготовке диверсионных групп из подростков. В нашей истории она была создана позже и дислоцировалась в Минске.

(4) SS-Totenkopfrerbaende – части охраны концлагерей.

Часть IV. Последний довод Ямамото

Уми юкаба

Мидзуку кабанэ

Яма юкаба

Куса мусу кабанэ

О:кими но

Хэ ни косо синамэ

Каэрими ва сэдзи (0)

Погибнуть за Императора и за Родину – это

наивысшая честь для военного человека. Цветы

восходят в поле, где прошёл тяжкий, храбрый бой.

И даже под угрозой смерти боец будет вечно верен

Императору и его земле. Жизнь и смерть одного

человека ничего не значит. Империя превыше всего.

Ямамото Исоруку

Остров Оаху, база ВМС США «Перл-Харбор»

01 сентября 1941 г., 07 часов 55 минут

Еще не затихли последние ноты сигнала к подьему флага. Звездно-полосатое знамя США, поймав ветерок, развернулось на флагштоке, хлопнуло от порыва и заполоскалось в легком потоке. Горнист оторвал свой инструмент от губ и… замер, в изумлении уставившись в небо над островом Форд. Вслед за ним, один за другим, начали оборачиваться в ту сторону и другие матросы и офицеры Тихоокеанского Флота.

– Что это, черт возьми, такое? – кто-то из младших офицеров высказал мучающий всех вопрос.

Над островом, в самом центре Перл-Харбор можно было наблюдать множество самолетов. Еще несколько секунд спустя с различных направлений появились еще больше аэропланов, украшенных японскими опознавательными знаками.

– Джентльмены… – в полном изумлении отозвался другой офицер. – Да нас, похоже, атакуют!

И, словно в подтверждение этих слов от самолетов отделились первые бомбы и торпеды, нацеленные на стоявшие у причалов и бочек тяжелые корабли.

А ведь еще несколько минут назад ничто не предвещало того, что это солнечное воскресное утро станет последним днем мира для США. Флот занимался своими повседневными делами. Армейская авиация, чтобы облегчить охрану от диверсий, сосредоточила свои самолеты, установив их аккуратными рядами, на определенных участках, доступ на которые был запрещен. Как обычно, личному составу было разрешено увольнение на берег, а корабли стояли на якоре в переполненной гавани Перл-Харбор. Были установлены обычные при пребывании в базе вахты, да у некоторых зенитных орудий занимали посты небрежно составленные малочисленные расчеты – считалось, что эти люди занимают посты у орудий скорее в целях тренировки, чем в порядке подготовки к действительному нападению. Большая часть боеприпасов оставалась в артиллерийских погребах. Боевой готовности объявлено не было, и на некоторых кораблях в ожидании воскресной утренней проверки были открыты все водонепроницаемые двери и люки. Офицеры и матросы думали о предстоящем дне отдыха. Светило ласковое солнышко, а за вершины гор цеплялись легкие «барашки».

Даже воздушную разведку на случай возможного подхода японских авианосцев никто не высылал. Командующий флотом считал, что доминирующим фактором в войне являются линейные корабли, и мало интересовался ударной силой самолетов.

Нет, нельзя сказать, что американцы совсем не ожидали атаки и не готовились к войне. Ожидали и готовились: еще 9 апреля генерал-майор Мартин и контр-адмирал Беллинджер, командующие армейскими и морскими воздушными силами на Оаху, представили доклад. В нем говорилось, что Япония может предпринять рейд быстроходных авианосцев на Гавайские острова. Однако, неоднократно возникавшая на протяжении многих лет опасность войны с Японией заставила очень многих уподобиться людям, которых часто пугали волком. Военно-морской флот США получал так много предупреждений об опасности, что у моряков, привыкших к этой постоянной «военной панике», притупилось чувство реальности опасности. В результате, все направленные на борьбу с диверсиями меры оказались просто ненужными, а когда произошло нападение, отразить его в Перл-Харборе оказались совершенно неготовы.

Люди, наблюдавшие атаку, были полностью растеряны и не могли поверить своим глазам. Девять самолетов пикировали на базу гидроавиации на оострове Форд, сосредоточив огонь на самолетах, в то время остальные атакующие направили все свое внимание на корабли.

В это же время около двух десятков одноместных истребителей атаковали авиабазу корпуса морской пехоты в Эва, всего в двух милях к юго-западу от оострова Форд. Эти самолеты внезапно налетели с северо-запада и, действуя на бреющем полете, обстреливали аэродром из пулеметов. Они хищными птицами носились во всех направлениях, пока все самолеты корпуса не были подожжены или разбиты, а затем предприняли атаку вспомогательных и ремонтируемых самолетов. Личному составу корпуса от их огня также сильно досталось.

Синхронно с ними другая группа японцев атаковала базу гидроавиации на Канэохэ, расположенную с другой стороны Оаху. Они приблизились на малой высоте и шквалом огня обрушились на стоявшие на якоре гидросамолеты. Скоро на поверхности воды были видны только горящие и тонущие гидросамолеты «Каталина».

Следом подошла эскадрилья легких бомбардировщиков и, на бреющем полете, начала бомбардировку и обстрел аэродрома и его инфраструктуры. По всему берегу горели самолеты и ангары. База Конэохэ была полностью выведена из строя – на ней осталось менее десяти гидросамолетов, из них лишь один – неповрежденный.

Подверглись атаке и другие армейские объекты на аэродроме Хикам, рядом с Перл-Харбором, и на аэродроме Уилер, в центре острова. Армейские самолеты, установленные в целях лучшей защиты их от возможных диверсий близко один к другому на рулежно-подходных дорожках, оказались очень удобными целями. Японцы, бомбардируя с пикирования и с горизонтального полета и обстреливая на бреющем полете, подожгли ангары и самолеты. В течение первых же нескольких минут была уничтожена почти вся армейская авиация в районе Гавайских островов.

Но основной целью авиации тюдзё (1) Нагумо, конечно же были корабли – около ста тридцати бомбардировщиков, торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков атаковали стоящие на якоре суда.

У острова Форд стояли в два ряда восемь заякоренных линкоров. Шесть из них расположились у стенки попарно. «Оклахома» была пришвартована к борту «Мэриленда», «Западная Вирджиния» к борту «Тениси», а «Пенсильвания» – к борту «Аризоны». «Калифорния» расположилась в одиночестве у нефтяной пристани, и «Невада», за кормой «Пенсильвании».

С другой стороны острова стоял переоборудованный в корабль-мишень экс-линкор «Юта», крейсер «Рэйли» и гидроавиатранспорт «Кёртис». За кормой «Юты», у причала, борт о борт расположились авианосцы «Лексингтон» и «Энтерпрайз». Остальные корабли – крейсера, эсминцы, субмарины, госпитальное судно, а также транспорты, плавучие мастерские, буксиры и канонерские лодки, – были рассредоточены по гавани, да и не являлись приоритетными целями. Перед японцами стояла задача вывести из строя, а лучше – потопить, основные силы. Линкоры и авианосцы. Наверное, можно сказать, что самолеты ринулись на них подобно хищным птицам, каковыми, по сути своей, они и являлись – пускай и рукотворными.

Надо отдать должное выучке американских моряков – зенитные рассчеты заняли свои места в считанные минуты и открыли шквальный огонь, но… было уже слишком поздно. Первые бомбы и торпеды уже устремились к своим целям.

Японские торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики сосредоточили свою атаку на тяжелых кораблях. Все стоявшие снаружи линкоры и «Лексингтон» в самом начале налета получили удары одной или нескольких торпед. Пикирующие бомбардировщики, атаковавшие одновременно с торпедоносцами, засыпали тяжелые корабли дождем бомб. На кораблях моментально заполыхали пожары, но восьмисоткилограммовая бомба (по сути, представлявшей собой крупнокалиберный бронебойный снаряд, снабженный стабилизаторами) в этом варианте истории благополучно миновала дымовую трубу «Аризоны» и угодила в корму линкора, повредив винты и перо руля на этом корабле.

На «Оклахоме» не было возможности быстро задраить все открытые двери и люки или герметизировать поврежденные отсеки. В самом начале атаки корабль получил три попадания торпед в левый борт и сразу же начал крениться в эту сторону. Дифферент на борт быстро достиг почти критического размера, когда опрокидывание корабля стало бы неизбежно, и лишь после этого, мужественными действиями экипажа, корабль удалось отстоять от катастрофы. Однако, еще год линкор простоял в ремонте.

Получили значительные повреждения (достаточно значительные, чтобы Японский Императорский Флот не вспоминал о них минимум полгода) и остальные линкоры, хотя затонул по результатам налета только «Юта», ошибочно принятый японцами за действующий линейный корабль флота, а также крейсера «Хелена» и «Гонолулу». А вот «Легсинктон» и «Энтерпрайз» подданые тэнно Хирохито превратили в пылающие филиалы преисподней. Пускай Нагумо Тюити и разделял мнение своего Генштаба (как, впрочем, и американского) о решающей роли в войне на море именно линкоров – по крайней мере, разделял до сего дня, – однако совсем не горел желанием отражать своими пятью авианосцами («Дзуйкаку» еще не вступил в строй, и в атаке, естественно, участия не принимал), двумя линкорами, тремя крейсерами и девятью эсминцами входящими в «Кидо бутай» ответный авиаудар американцев, в связи с чем первичными целями назначил все что летает, и все, с чего можно взлететь.

«Невада», которая стояла на якоре одна, была единственным линейным кораблем, давшим ход во время атаки. Когда начался налет, старшим по званию офицером на корабле был лейтенант-коммандер Томас, который совершенно логично рассудил, что у него будет больше шансов спасти корабль, если он выведет его в открытое море, где линкор сможет маневрировать. Не ожидая проведения обычной подготовки, линейный корабль развил ход и начал двигаться к выходу из гавани. Пройдя мимо объятых пламенем «Аризоны» и «Пенсильвании» на расстоянии не более чем пятнадцать метров, он повернул на фарватер. Пикировщикам Нагумо представлялся необычайно удобный случай потопить корабль на фарватере, закупорив таким образом выход из гавани, однако увлеченные избиением неподвижных «Лексингтона» и «Энтерпрайза» они упустили этот шанс, и корабль смог выйти в открытое море со сравнительно небольшими повреждениями, нанесенными слабо еще слетанными и не так хорошо подготовленными пилотами с «Сёкаку».

Но смелый прорыв «Невады» мало уже что менял. Разгром Тихоокеанского Флота США был полнейшим – все линкоры получили значительные повреждения, а оба авианосца просто перестали существовать как боевые единицы. И мало уже роли играло то, что все находившиеся вне базы корабли еще в самом начале атаки получили тревожное сообщение: «Воздушный налет на Перл-Харбор. Тревога не учебная. Повторяю – тревога не учебная». Предупреждать было особо и некого.

А днем позже немцы начали операцию «Зеелёве».

Из письма начальника морских операций адмирала Старка от 20 ноября 1940 г.

«Можно считать, что относительно малая глубина воды в Перл-Харборе ограничивает необходимость применения там противоторпедных сетей. Для успешного сбрасывания торпед с самолетов нужна глубина минимум 75 футов, а желательная глубина 150 футов».

Из инструкции о безопасности кораблей в районе Гавайских островов.

«…никакая ответственная иностранная держава не будет провоцировать войну нападением на наш флот или базу, но безответственные и заблуждающиеся граждане такой державы могут попытаться блокировать вход в гавань, установив мины или предприняв внезапное нападение на корабли в Перл-Харборе…»

Из письма министра военно-морских сил полковника Нокса военному министру Стимсону от 24 января 1941 г.

«Безопасность Тихоокеанского флота США во время пребывания в Перл-Харборе и безопасность самой военно-морской базы Перл-Харбор в течение последних нескольких недель снова была предметом изучения Военно-морского министерства и находящихся в строю кораблей. Повторное рассмотрение этого вопроса отчасти было ускорено все возрастающей серьезностью обстановки, с точки зрения отношений с Японией, и сообщениями из-за границы об успешных налетах бомбардировочной и торпедоносной авиации на корабли во время их пребывания в базах. Если вспыхнет война с Японией, то вполне возможно, что военные действия начнутся с внезапного нападения на флот или военно-морскую базу Перл-Харбор.

По моему мнению, существующая в случае такого налета опасность большой катастрофы для флота и военно-морской базы требует более быстрого принятия всех мер, которые повысят готовность армии и флота противодействовать такому налету. Можно считать, что в подобном случае возникнут два вида опасности, а именно (в порядке их значительности и вероятности):

1) бомбовая воздушная атака;

2) торпедная воздушная атака…»

Из письма начальника морских операций адмирала Старка командующим флотами от 28 августа 1941 г.

«Настоящее послание должно считаться предупреждением о предстоящей войне. Переговоры с Японией, имевшие целью стабилизовать обстановку на Тихом океане, прекращены, и агрессивное выступление Японии ожидается в самые ближайшие дни… Дальнейшее поведение японцев предсказать невозможно, но военные действия могут начаться в любой момент».

Из письма Военного министра Стимсона командующему Гавайским отрядом генерал-майору Шорту от 28 августа 1941 г.

«Если войны нельзя избежать, то США желательно, чтобы Япония первая совершила открытый враждебный акт. Такую политику не следует истолковывать как ограничение ваших действий в той степени, которая может создать опасность для вашей обороны. До начала Японией военных действий вам предлагается предпринять разведку и принять также другие меры, какие вам кажутся необходимыми, но эти меры должны приниматься таким образом, чтобы они не вызывали тревоги гражданского населения и не выдавали своей цели».

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

06 сентября 1941 г., 11 часов 00 минут

Отношения со своим преемником на посту батальонного комиссара у Вилко не складывались. Молодой и резвый младший лейтенант госбезопасности, поставленный на эту должность, проявил то, что начальство называет «похвальное усердие», а отбывший к месту новой службы Бохайский характеризовал как «такую б мощь – да в мирных б целях». По-хорошему-то Арсений Тарасович резвого мамлея, конечно, понимал – сам был некогда юн и отлично себя в этом возрасте помнил. Хотелось комиссару громкой славы, блестяще раскрытых происков врага, разоблачения вражеской агентуры, карьерного роста, наконец, а не кропотливой, нудной и тяжелой работы по воспитанию личного состава. Выслужиться лейтенант хотел, проще говоря.

Все это Вилко понимал, о бдительности помнил, и где-то, возможно, и рад был бы помочь младшему лейтенанту, но видеть в каждой тени врага, а в каждом движении – заговор… Нет, этого новоявленный комбат не понимал, не разделял и вообще считал чистой воды паранойей. Впрочем, терпеть комиссара Ванницкого приходилось – сослуживец все же, куда от него деваться? – осадить же его, умерить пыл, майор не спешил. Приглядывался. Прикидывал, свернет себе младший лейтенант шею, или же поумнеет.

– Ба, Андрей Владимирович! – воскликнул Вилко, увидав в коридоре штаба бригады Ванницкого, с папкой подмышкой. – Ты что тут делаешь?

– Да вот… – нехотя ответил комиссар. – Жду. К начальнику особого отдела бригады на прием записался.

– О как. – с неопределенным выражением хмыкнул комбат. – С докладом?

– Да нет. – Ванницкий поморщился. – Посоветоваться хотел. Сомнения у меня есть.

– Посоветоваться со старшим товарищем, это всегда полезно. – покивал майор. – А что ж ты ко мне не подошел? Может и я чем помог бы?

– Да дело тут такое… По нашему ведомству. – лицо младшего лейтенанта стало кислым окончательно, он оглянулся воровато, и, понизив голос произнес, глухо, зловеще, как персонаж дешевой пьески. – Подозрения у меня есть по поводу некоторых товарищей в нашей части. Конкретно – в нашем батальоне. Ну, вы понимаете?