Текст книги "Лось (СИ)"
Автор книги: Алексей Федорочев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Миша за плечом рассказчика скорчил кислую мину, закатил глаза, фыркнул и, вернув нормальный вид, заработал вилкой.
– И что дальше? – поинтересовался я, не обращая внимания на пантомиму второго приятеля. Он явно знал, о чем речь, один я отстал от жизни.
– Ничего особенного. Отметелил его, когда к нам полез, его мать потом даже с моей рассорилась. Нормальным парнем обратно не стал, но гонор поубавил. А потом переехал куда-то, куда – не знаю. Встречал потом по жизни еще несколько таких, кого-то удавалось стороной обойти, кого-то примерно так же на место ставил.
В Москве Максим по выходным ходил пинать мяч с такими же любителями, чем страшно гордился. Я с ним пару раз за компанию напрашивался, но ребята играли жестко, мне не понравилось. И не потому, что боялся получить травму, чего там бояться? Но у них только при мне игра несколько раз в срач переходила, лично я за такие слова и действия привык сразу морду бить, а они полаются-полаются и дальше носятся как ни в чем ни бывало, а я так быстро не остываю, вот и не вышло из меня футболиста.
Макс потом надо мной часто подшучивал на эту тему, но не объяснять же ему, что я их там покалечить нафиг боюсь? Так и считал приятель меня неженкой, что меня нисколько не колыхало, а себя соответственно альфа-самцом, что опять же мне было глубоко по барабану. Отступление к тому, что головастый Макс вообще-то не был ботаном и вполне мог кому-то навалять.
– Здесь уже, в смысле в Москве, у Ван-Димыча, с Натальей познакомился...
– Он по ней сох, – злорадно сдал его Мишка, – Года два страдал!
– Страдал как? Томно вздыхал вечерами и продолжал, страдая, поебывать женское население? – попытался я разрядить обстановку, потому что между приятелями накалялось.
– Примерно! – заржал Рыба, и даже Макс улыбнулся.
– Дурак был! – признался герой истории, – Но ее спесь описывать тебе не надо, сам все знаешь. И когда ты к нам устроился, а Мишка предложил тебя в долю взять, долго не хотел, извини! Думал, таким же гавнецом окажешься!
Не стал комментировать, только переглянулся с нахмуренным Мишкой. Макс в это время сердито расправился с взятым пловом и приступил к компоту.
– Так в чем суть-то претензий? – решил все же разобраться до конца.
– А нету сути! – не дал заговорить товарищу Рыбаков, – Всю суть он тебе уже изложил: одаренные – дерьмо, а он весь в сияющих латах!
– Рыба!!! – бешено дернулся Макс, но сдержался, не полез ни в спор, ни в драку. Всего лишь поставил со стуком недопитый компот и демонстративно ушел из столовой.
– Какая муха вас обоих укусила?
– Задрал уже! – даже не стал оправдываться Михаил, – Как только этот Толик в его поле зрения появился, так всё! Как с цепи сорвался! Ноет и ноет, ноет и ноет! Как будто этот Толик лично его искры украл! А у самого, между прочим, девяносто девять, ровно одной до икса не хватает! Для таких как он, у кого одной-двух искр до сотни не набирается, в психиатрии даже термин специальный есть, слово сейчас не вспомню, но в переводе с латыни что-то про ложные надежды. И не в первый раз у него рецидив. С нами в группе парень один учился – Жора Огурцов, смешное сочетание. Одаренный, как и ты, но сирота. Мать то ли умерла от болезни, то ли погибла, отец сразу другую нашел, пошли новые дети, на первого сына денег почти перестал выделять, а может и не мог, я не вдавался. А парень – умница! Так Жорка на учебу контракт с Мехтель заключил, они ему учебу оплачивали, а он потом всю жизнь на них пахать должен. Настоящая кабала, если между нами. Но Макс то ли реально тупил, то ли притворялся, но гнобил он этого Жорку со страшной силой, типа пролез в рай без мыла. А тот бесконфликтный совсем, да и младше нас был. На вид – сущий ребенок! Я уж Макса и так одергивал, и эдак, а ему все неймется! А Ван-Димыч этого Огурцова заприметил, тот ему понравился, может как раз из-за искр, мы ж тогда не знали, что ему для "девятки". Но Жорка как узнал, что с нами работать придется, так уперся и в отказ. А шеф ведь мог и контракт его перекупить через политех, были лазейки! Мы тогда с Максом крупно поссорились, месяц не разговаривали.
– А Толик – это у нас кто?
– Так один из испытателей, которых нам СБ подсунуло! Одноклассник его бывший!
– А можно еще вопрос? Как вы угадываете, кто одаренный-икс, а кто нет? Я вот не имею привычки представляться "Миша, сто с лишним искр!" Другие... – вспомнил, как Младший в первый же день между делом заявил, что у него сто четыре искры, как Наталья тоже почти сразу свой показатель упомянула...
– Трудно не догадаться о наличии искр, если ты испытываешь экз, который мы с профессором больше года до тебя разрабатывали! – хихикнул Мишка, – А с другими еще проще – медпаспорт. Вспомни: у нас с Максом серые, у тебя голубой, у Натальи зеленый. От трехсот до четырехсот желтый должен быть, а у тех, кто совсем – красный. А раз его с собой постоянно носить надо и часто предъявлять, в банке, например, то волей-неволей чужие видишь. Красные и оранжевые, признаюсь честно, не видел, только читал, зеленый только у Натальи, а серые и голубые постоянно попадаются.
Вдруг Мишка прервался, тыча вилкой мне за спину:
– Вон они, гляди! Да не на раздачу, а на вход с улицы! – повинуясь указаниям, я нашел взглядом отряхивающуюся в предбаннике компанию из трех мужчин и пяти женщин, – Сегодня что-то припозднились, обычно раньше обеда являются. Толик – это тот, что с короткой стрижкой справа.
Когда новые лица миновали двери в общий зал, узнал мужскую часть: оба-на! Давно не виделись! Фельдфебель Яшка, лейтеха Павел и Толик – еще один из казармы, с которым утром встретиться не довелось, тоже фельдфебель.
– В чем-то Макс прав, конкретно эти даже меня подбешивают! – признался приятель, – Если ты поел, то пойдем, успеешь еще на их рожи налюбоваться, шеф тебя над ними главным ставит.
– А чем конкретно они тебе не нравятся? – бросил вслед Мишке в тоннеле, тоже спеша убраться, пока они меня не узнали. Портить Якову и Ко такой сюрприз? Зачем?
– Девчонки наши – у нас, кстати, две новеньких, надо будет тебя познакомить, – вокруг них вьются, одна Катерина теперь в сторонке фыркает, но она скорее всего последние дни работает, Ван-Димыч говорил, что ей смена скоро прибудет. Вьются прямо как кошки, это надо видеть. А те на их заигрывания свысока посматривают, вроде как снисходят. С нами тоже ни разу не остались, а мы их уже на два дня рождения звали.
И тут я заржал взахлеб, осознав, какой ловушки удалось избежать:
– Так они не могут!
– Что значит, не могут? – остановился Михаил у самой двери в нашу лабу.
– Они люди подневольные, в казарме живут, оправляются по приказу! Им ни бабу привести, ни задержаться!
– А ты откуда знаешь?
– Так ночевал я сегодня там! И снова возвращаюсь к вопросу: где мне жить?
– Да что ты заладил: где жить, где жить?! К нам с Максом заселишься, мы с самого начала трехместный бокс из расчета на тебя заняли, а Ван-Димыч никого туда не разрешал селить, хотя были попытки! – и переспросил, – А это точно про казарму?
– Рыба, отвечаю! Сраный Яков меня сегодня хотел на зарядку поднять, едва отбился! У них там через стенку женская рота расквартирована, а на двери ни запоров, ни щеколды! Мне этих парней, если честно, просто жаль.
– Ты иди к себе, а я пойду Макса утешу! Вот ему радость будет! – повеселев, хлопнул Мишка по плечу и, насвистывая, удалился в сторону своего кабинета.
Глава 8.
Стал ли я обижаться на Макса? Нет, с чего бы?! В моем понимании Масюня, чье тело я занял, шел первым претендентом на звание «гандон мелкий, обыкновенный». За неделю в больнице и три дня с семьей меня ни один его бывший одноклассник не навестил, не позвонил, а ведь выпуск только-только состоялся! Масюнина постоянная партнерша по танцам и то не поинтересовалась: как там ее партнер? О чем-то, да говорит? И это при наличии пресловутого Шелеховского обаяния, которое уже мне немало по жизни помогло! В глубине души я допускал, что подсознательно внушаемое доверие сыграло в моих приключениях далеко не последнюю роль.
А то, что Макс гнобил кого-то... Жорка Огурцов, может, и золотой человек, но для меня абсолютно чужой. Максим Кудымов, догадавшийся выставить свет и ослепивший Войну, на моих личных весах перевешивал с отрывом. И еще одно – если бы шеф взял в свое время этого Георгия, то потом не взял бы меня, так чего мне переживать? Если действительно башковитый – найдет другую лазейку и устроится еще лучше. А сами по себе искры, как уже упоминал, великого ума не гарантировали, хорошая память и резвая соображалка еще не есть ум.
Уже на подходе к рабочему залу меня догнал Угорин и затащил к себе. За два месяца капитан сильно сдал – похудел, обострились черты лица, появилось много новых седых волос, а количество самих волос заметно уменьшилось, залысины стали глубже. И, кстати, перестал носить форму, с утра я его даже не сразу признал – без щегольских усиков и портупеи он смотрелся совершенно по-иному. А парни успели поделиться, что в Муромцево Угорин объявился лишь немногим раньше меня и теперь исполняет новые обязанности, став здесь по штату простым завхозом, а на деле кем-то вроде ответственного за общие вопросы. Не уверен, что можно разжаловать человека, уже вышедшего в отставку, но если меня где-то ждала награда, то ему достались все шишки. Вроде поделом, но немного жалко.
– Мишаня! – он меня обнял, больно впиваясь протезом под лопатку, – Эх, Мишаня!!! Прости! Моя вина! И что недоглядел, и что твари эти тебя утащили!
– Какие твари? – не врубился сразу, тварями обычно именовали совершенно конкретных чужаков.
– Шелеховские тварюшки! – Угорин изобразил плевок, – Виноват я! Перед всеми виноват, и перед Димычем, и перед тобой, и перед ребятами нашими! Всё тыкал вам, что раздолбаи, а сам, выходит, похлеще всех раздолбаем оказался!
– Проехали, Алексей Игоревич! – мне его унижение было не нужно.
В Москве не совсем сорок лет, но последнюю пятилетку окна не появлялись точно, до этого выявляли шальные по окраинам. А я знаю два подхода к режиму ожидания: чем дольше событие не происходит, тем больше вероятность, что не произойдет вообще, и второй, полностью противоположный: вероятность с течением времени повышается. Не буду говорить за всех, но лично у меня даже с автобусами второй вариант не всегда срабатывал, особенно когда в нашем городе стали активно менять и переименовывать маршруты. И еще я знаю кучу людей, которые расслаблялись за гораздо меньший срок.
– Погоди, дай выговориться. У всех уже прощения попросил, у кого-то даже не по разу, а тебя даже не чаял снова увидеть! Димыч говорил, что тебя крепко прихватили, никак не срасталось обратно заполучить. Хотя меня он вытащил. Я на трибунал с этапом уже настроился, но он же, знаешь, какой упрямый!
Упрямство Воронина прочно вошло в легенды, у нас так точно! Любимый девиз лабы: "Шеф всегда прав!". Я бы поехидничал, но почему-то всегда получалось, что Иван Дмитриевич своего добивался. И уже не удивлюсь, если даже его Ванечка когда-нибудь против тварей успешно выйдет.
– Он самой Забелиной условия ставил, ни в какую не отступался, меня только под его поручительство отпустили! И так же упорно тебя требовал. Я-то уже сдался, знал, что эти сучки, что получат, то уже не отпустят! А вот, поди ж ты!
– Алексей Игоревич, а вот здесь точно себя не накручивай! – я прервал собравшегося на новый виток оправданий капитана, – Мне лично Забелина сказала, что Шелеховы меня на свое молчание разменяли. Зуб у них на меня, по дурости к ним в оруженосцы метил, а потом сбежал – батя мозги вправил. Мелочь, но обидная, – рассказывать направо-налево свою полную историю с родословной я не собирался, – И у нее даже мысли не мелькало меня вытаскивать, несмотря на все петиции шефа. Это уже я сам, не спросившись, ушел, так что кончай эту бодягу! В одном толк от всех телодвижений профа был – если бы ни его постоянное дерганье СБ, Руслана Евгеньевна меня бы так быстро к вам не направила.
Угорин немного помолчал, а потом спросил:
– Точно зла не держишь?
– Не держу! – уж точно не проштрафившемуся капитану было вставать против адмирала Погибели и всей заинтересованной в отсутствии огласки верхушки (бабулино прозвище изначально звучало как Погибель тварей, но со временем второе слово потерялось, и осталась только Погибель, такое вот миленькое погоняло у родственницы).
– Тогда садись, будем работать, – и извлек из сейфа тоненькую стопку папок.
– Что это?
– Подчиненные твои. Куратор у вас... у нас теперь новый, точнее новая. Целого майора выделили, ценят Димыча! Но ты же знаешь Воронина – он с ней сразу не поладил, а тебя, как его любимчика, она уже заранее недолюбливает, вряд ли чем-то поделится, – намотал на ус, с новым куратором познакомиться еще не довелось, – Вот, собрал с миру по нитке. Изучай у меня, выносить нельзя.
– Спасибо! – узнать о новеньких я не откажусь, – Скажи сначала сам по ним.
Январское окно сломало установку «начальник – подчиненный». Угорина я простил, но начальником больше не считал, да он и сам, выпущенный под слово шефа, не рвался командовать. Теперь мы стали коллегами, делающими одно дело, и он это принял, несмотря на разницу в возрасте и опыте.
– Начну с лейтенанта – Отрепина Павла. Двадцать три, фамилия не на слуху, но сын кого-то из верхов, шел в авиацию, забраковали по здоровью.
– С полутора сотнями? – слушая Угорина, я листал папку утреннего знакомца.
– Официально – да, а неофициально – отказался спать с командиршей.
– А что так? – это для меня, воспитанного в другом мире, подобное было в диковинку, я бы как раз обратной ситуации не удивился, зато здесь случалось сплошь и рядом, и никто в сложившемся порядке ничего странного не замечал. Тем интереснее становился обсуждаемый персонаж. – Не для нее цветочек цвел?
Угорин хохотнул:
– Выражаешься ты иногда!.. Но в точку: не для нее. Целиком истории я не знаю, мне и это-то птичка на хвосте принесла по старой дружбе, но в итоге разобиженная девица тоже оказалась непростой и, видимо, из семьи повыше Отрепиных. Потому что отстранили и перевели только Пашу. Полгода прозябал в богом забытом гарнизоне, теперь получил назначение сюда. Сам вызвался. Горит желанием всем доказать, так что ты его придерживай, в голове у него одно геройство. Хотя так парень серьезный.
– Для нашего дела не худший замес. Чтобы на тварей лезть, капелька безбашенности не лишняя.
– Не лишняя, это когда капелька, – остался при своем мнении Алексей Игоревич, – Почти все остальные – фифы (прим. презрительное сокращение фельдфебеля). Все разные. Про Анатолия Крижа тебе наверняка Кудымов напоёт...
– Что, Макс и до вас добрался? – удивился я. Какой-то дружбы между Угориным и моим соседом раньше не замечалось и сомнительно, чтобы Макс делился с капитаном наболевшим.
– До меня не добрался, но мне по должности положено знать, что в ваших пустых головах творится! – отрезал Угорин, забыв, что с прежней должностью распрощался, – Криж... ни рыба, ни мясо, этот Криж. Невнятный совсем. Характеризуется с каждого места образцово, но обрати внимание – дольше года нигде не задержался. Здесь пока никак себя не показал, но они тут все никак себя не показали.
– А поподробнее можно? Что значит "не показали"? – с профессором до обеда толком поговорить не удалось, и мне пока было непонятно, что у него происходит с новенькими. Отложив папки, чтобы подчеркнуть внимание, посмотрел на капитана.
– А то и значит! Не складывается у них с "девяткой"! Вроде не дуболомов прислали, стараются, а ни они Воронина не понимают, ни он от них ничего толком добиться не может! Димыч уже руки почти опустил, пока не увидел, как ты сегодня "танцуешь". Классные ведь?!
– Неотшлифованные пока, моя старая лучше была, но поддерживаю! Классные! Еще бы попрыгать! О! Точно! Профу хотел сказать насчет прыжков еще тогда: надо закрылки какие-нибудь, чтобы хоть чуть-чуть маневрировать в воздухе, а то твари меня несколько раз подлавливали на финише!
– Димычу скажи. Мысль богатая, а у него голова не чета моей, – и вдруг без всякого перехода, – Страшно было?
– До выхода – да, а потом уже нет, некогда было.
– Так всегда и бывает. Я ведь сам семь окон отражал. Три – всадницы схлопнули, а четыре раза пришлось сутками стоять, пока поток не завернет. Всадницы с тварями рубятся, а ты стоишь как дурак, смотришь, и чего только ни передумаешь! И маму вспомнишь, и папу! А потом и мыслей не остается, кроме одной: только бы патронов хватило!
– Про патроны я тоже вспоминал, очень жалел, что мало и не трассирующие.
– Кто ж знал, что так выйдет! – вздохнул капитан, – Ладно, давай дальше. Про Крижа я вот что тебе хочу сказать – чуть что не понравится, бракуй его, имеешь такую власть. Нам пришлют другого, а приятелю твоему легче станет, а то он со всеми собачиться начал, не дело это.
– Посмотрим.
– Посмотри, это само собой, – покладисто ответил Угорин, – И последний из мужской части – Яков Перепелицин. Вот его к нам точно по остаточному принципу отдали. На тебе, боже, что нам не гоже! Я с ним все пословицы про дураков вспоминаю: "Пошли дурака молиться, так он и лоб расшибет!" – вот ровно с него списано! Вроде и задание слушает, и пыхтит-старается, а результат плачевнее всех! Один экз запорол до полного отказа, их раньше четыре было.
– Так и сейчас четыре?
– Э, нет! Свой не считай, Димыч его лично для тебя делал! С самого начала ни дня не сомневался, что ты вернешься, даже Наталье трогать не давал! Миша, говорит, приедет, тогда и возьмет.
Польстило. Как есть, польстило!
Нашел в себе силы кивнуть и вернулся к нашему барану:
– С Яковом я уже утром стакнулся. Фамилия, как у шефа, птичья, но птица эта – дятел.
– Бракуй смело!
– Все равно сначала посмотрю. А то скажут, что придираюсь на почве личной неприязни.
– И что? Имеешь полное право! Тебе восемнадцать, а ты уже двух тварей завалил, в одиночку окно схлопнул! А ему двадцать семь и все еще фифа!
– Вы-то за что фельдфебелей не любите?
– Миша, фельдфебель – это тупиковая ветвь эволюции! – слова капитана во многом вторили моим мыслям, – В СБ за редким исключением очень четкая градация: есть высшее образование – офицер. Нет – значит, фельдфебель или сержант, рядовые есть только непосредственно в частях. И с сержанта прыгнуть вверх куда как проще, чем с фифы. Девчонки, которые салабошки, сейчас до них дойдем, им начинать с этой нашивки не зазорно. Быть фельдфебелем в двадцать четыре, как Криж тоже еще можно, хотя уже вызывает вопросы: что с ним не так? Оставаться в этом звании в двадцать семь – это уже диагноз! Забелина та еще стерва, но при ней образование стало куда как проще получить, поверь, я это знаю.
– Верю! – не стал копать дальше. Сам ведь от этого звания отпихивался как мог, хотя и по другим причинам. Одно то, что все известные мне анекдоты про прапорщиков здесь рассказывали про фельдфебелей, ставит все по местам. Плюс лично мне не нравилось название.
Обсудили девчонок. В столовой не успел их разглядеть – Мишка сорвался с места как угорелый, плохого качества официальные снимки тоже мало давали представления о характерах. Три только со школьной скамьи, сказать по ним Угорину было почти нечего: старательные, исполнительные, слушаются Пашку. Ни крупных скандалов в прошлом как у Отрепина, ни выдающихся черт, вроде глупости Перепелицина. На первые роли не рвутся, держатся в тени товарищей, составить о них мнение мне предстояло самому.
– По двум оставшимся ничего не смог собрать, а они личности непростые. Начну с Королевой Светы. Ровесница Павла, фамилии своей очень соответствует – королева и есть. Умница, красавица, спортсменка!
"Комсомолка"! – продолжил я про себя.
– И прости дурака, но я свою портянку сожру, если нет с ней какой-то истории! Совершенно непонятно, что в фельдфебелях забыла, да и что вообще конкретно здесь делает – таким место в тихих респектабельных аналитических центрах!
– Хороша?
– А то!
– Отбрила? – уточнил на всякий случай, помня о своеобразной заботе капитана о психологическом климате в коллективе.
– Да я даже не совался! – открестился Угорин, – Пашка к ней клинья бьет, но она и его на расстоянии держит.
"И его"! Не просто «его», а "и его"! А ручки-то (и не только!) капитан тянул, тянул! Еще не видел эту Свету, а уже ее уважаю – несмотря на инвалидность, Угорин был огого каким дамским угодником! Достаточно вспомнить, что он всю слабую половину нашей лаборатории регулярно охаживал, невзирая на возраст и внешность. Не буду говорить за Катьку – жена Цезаря вне подозрений! – но остальных особист точно потрахивал.
– И последняя в нашем списке – Елена Краснова, – Угорин специально заострил интонацией мое внимание, – Тридцать шесть лет. Сержант, – на звании он иронично хмыкнул, – Такой же сержант, как я прима-балерина! Если со Светой еще есть сомнения, то эта – капитан или майор, а то и выше бери! Кураторша перед ней стелится – это перед простым-то сержантом! Ничего узнать не удалось, но я так полагаю, что дамочка оттуда! – он многозначительно потыкал пальцем вверх. – Надо отдать должное – никаких почестей себе не требует, живет со всеми в казарме, изображает, что Павлу подчиняется, но этими вывертами кого другого путайте! Держи с ней ухо востро!
– Учту! Спасибо! – краткий анализ капитана лишним уж точно не был. Пусть по настоящему возрасту я был его старше и намного – ему, как и Воронину только-только сороковник исполнился, но он с самого рождения варился в местной кухне, тогда как моя жизнь здесь ограничивалась неполным годом, и очень часто приходилось сталкивался с ситуациями, в которых опыт до попаданства мало помогал.
Со своими новыми подчиненными тем днем я так и не встретился – после разговора с Угориным проф по старой памяти нагрузил кучей поручений, плюс с каждым из «старичков» требовалось хоть маленько, но потрепаться – народ жаждал подробностей и по свежим впечатлениям от «девятки», и по старым подвигам, и по жизни у Шелеховых. О времени вспомнил только тогда, когда помирившиеся два "М" выцепили звать домой.
– Так-то жизнь здесь норм! – вещал Макс по дороге на новое место жительства, – Одна беда – водку в магазинах не продают!
– В смысле – не продают? По возрасту? – моему телу все еще было восемнадцать, но Мишке с Максом – по двадцать три, никакие возрастные ограничения на них уже не распространялись. Хотя я вообще никаких ограничений раньше не встречал. Хочешь – покупай, главное, плати!
– По причине полного отсутствия! Вино – пожалуйста! Пиво – двенадцать сортов, всегда свежее. Коньяк – дорогой, но есть. А водки нет как класса!
Любившего прибухнуть Макса такое притеснение страшно возмущало.
– Пока искал выход на спирт, ухаживал только за медиками. Не поверишь – конкуренция! Дважды драться приходилось! – похвастался приятель.
– Он теперь только с Юлькой спит! – встрял с пояснениями Мишка, – Старшая медсестра из местной больнички. Баба – во! – Рыба широко разведенными руками обвел воображаемые контуры пассии Макса.
– Зато к спирту доступ имеет! – не стал обижаться Макс, – А кому не нравится, тот может хлебать сухое грузинское!
– Макс! Благодетель! Так я же не со зла! – шутливо запричитал Рыбаков, – Я ж токмо ради того, чтобы Лось твою жертву оценил!
– Жертву! – осклабился Макс, – У меня, можно сказать, любовь всей жизни!
– К спирту! – уточнил Мишка.
– К родине! – веско поправил Макс.
Новое жилье приятно порадовало наличием какой-никакой обстановки – до последнего боялся, что увижу голую коробку стен. Но нет, собственная клетушка, имевшая с двумя другими общую кухню-холл и удобства, могла похвастаться минимумом обстановки. Не дизайнерская мебель, но добротные вещи в стиле эпохи застоя. Даже ковер на полу имелся и тоже, словно из того же распределителя. И ветхое сероватое постельное белье, которому очень не хватало штампа "Собственность РЖД".
– Уборщица раз в неделю ходит, к нам по четвергам, – просветил заглянувший в дверь Мишка, оставшись наблюдать, как я распаковываю немудреный багаж, – По средам надо бардак немного разгребать!
– Вот это сервис! – напоказ восхитился я, начиная внутренне раздражаться.
Но Мишка как-то угадал и мое недовольство, и его подоплеку:
– Не шмон! Если хочешь, можно попросить, будет при тебе прибираться. А можно вообще отказаться, но удобно на самом деле. Начнешь зависать у профа – оценишь. – А на мою скорченную гримасу посоветовал, – Для этого и предупреждаю про четверг – не хочешь что-то светить, убирай подальше или завтра возьми с собой. Собственное жилье пока предоставляют только семейным, а нам обещают по результатам. Всё в твоих руках – натаскай эту команду баранов, и будет тебе счастье! Всем нам счастье! – поправился он.
– Ну, где вы застряли, спирт выветривается! – проорал из кухни нам Макс.
Мы с Мишкой перемигнулись, я затолкал пустую сумку в шкаф и отправился праздновать приезд.
«Какие идиоты додумались устраивать гулянку в среду?!» – пришла на утро очень своевременная мысль под мерзкое дребезжание будильника. «Бодрячок, где ты, моя прелесть?!»
Мне еще повезло быть одаренным и хоть что-то умеющим! И все равно пришлось, пошатываясь, рыться по ящикам кухни в поисках таблеток – снимать головную боль техника не желала. Какими встали два "М", продолжившие гудеть и после моего ухода спать, лучше не описывать! Единодушно отказавшись от завтрака, стонущей компанией поползли на утреннюю оперативку у шефа, чтобы потом разбрестись по рабочим местам и умирать уже там. Самое то состояние для первого знакомства с подчиненными!
Если прекратить страдать фигней и сосредоточиться на новеньких, то команду мне подобрали красивую: все рослые – в районе метр девяносто, крепкие, спортивные. Лица приятные. Внешне даже зло следивший за моим приближением Яков производил благоприятное впечатление.
– Меня зовут Михаил Лосяцкий! – объявил я, прохаживаясь перед строем, едва сдерживаясь, чтобы не обхватить ладонями не желающую утихать голову, – При работе для краткости можно Лось. Я теперь ваша мама, папа и первая учительница в придачу. Кому не нравится, – дыхнул перегаром на нервно перебирающего ногами Перепелицина, – пишите рапорт!
– Дедушка, как я давно тебя не видела! – едва слышно шепнула Светлане Королёвой тридцатишестилетняя якобы сержант Краснова.
– Надо будет, стану вам и дедушкой и бабушкой! – подошел я к ней, изучая внешность подсыла.
Не озвучь Угорин возраст, ни за что бы ни дал больше тридцати. Я бы и тридцать, если честно, не дал, тому же Яше дамочка смотрелась ровесницей. На первый взгляд держалась она со всеми подчеркнуто ровно, но при этом всегда сохраняла в поле зрения вторую темную лошадку – Светлану. А в целом командой они были только по назначению, неявное деление прошло так: пара Краснова-Королева, Павел Отрепин опекал "школьниц", но при этом часто косил глазом на Королеву. А Яков и Анатолий по остаточному принципу держались друг друга, хотя друзьями я бы их тоже не назвал.
– С вами всеми познакомлюсь по очереди позже, пока что пара объявлений. Первое, плохое! Через три недели к нам прибывает комиссия, которая хочет увидеть если ни результаты, то хотя бы подвижки, – узнанная утром новость только прибавила головной боли вдобавок к уже имеющейся, – Поэтому, когда я говорю, что в ближайшее время с вас не слезу, пока не разберусь, что вы неправильно делаете, то меня надо понимать буквально! – насладился всей гаммой чувств, промелькнувшей на лицах моих гавриков, – Зато есть второе, приятное. Если начнем нормально работать, я подчеркиваю: нормально, а не как вы сейчас! То по итогам комиссии в моей власти похлопотать за переселение вас из казармы в обычную общагу!
А вот тут я их зацепил! Мне самому пока поощрить их было нечем, возможный пряник подсказал утром профессор, тактично отворачиваясь от моего выхлопа. На самом деле у Воронина давно стояли в резерве комнаты под команду новичков, но разозленный их неудачами и пакостями Ван-Димыч наотрез отказывался облегчать горе-испытателям жизнь:
– Пока не исправятся, пусть живут в казарме! – жестко озвучил он свой вердикт на утреннем сборище. Я даже не ожидал от него настолько принципиальной позиции, но его дружно поддержали остальные – новички не нравились всем, – И это теперь ваша с Угориным забота! – спихнул он с себя ответственность.
– А сейчас я хочу увидеть вас в деле. Павел и еще трое! – мотнул головой (о чем сразу же пожалел) на ждущие пилотов экзы, – Остальные смотрят вместе со мной.
На мое удивление в компанию к себе Отрепин выбрал Королеву, Краснову и Перепелицина. Я что, неправильно определил четверки?
– Какая программа? – подошел с вопросом лейтенант.
– От дальней стены до этой: сначала проход шагом, обратно пробежка, проход шагом спиной вперед и снова обратно гуськом. Начнем с простого, высший пилотаж пока не требуется.
– Как будто эти жестянки на что-то способны! – пробормотал, удаляясь, Павел, уже расстраивая меня своим брюзжанием.
Нельзя совсем уж придираться: по сравнению с другой четверкой эти хоть что-то показали, вторая половина вообще просто ковыляла по залу. Во время демонстрации я едва сдерживался, чтобы не взвыть и не схватится за многострадальную голову – и уже не от похмелья! Итицкая сила!
Одаренные по определению сильнее обычных людей. Можно, конечно, попиздеть, что магические способности встречаются разные, и что совсем не обязательно... а если ничего не умеешь... Пиздеж чистой воды. Маги крепче, выносливей и живучей, даже если не знают ни одной техники. Они неосознанно пускают искры на собственное здоровье, так что нечего мне тут! Собака тоже ни хрена в медицине не понимает и что слюна у нее целебная не читала, но отчего-то начинает зализывать рану.
Зато, если уже с умом подойти к процессу разгонки искр, то результаты можно получить фантастические! Передо мной стояли восемь таких примеров – бравые, мускулистые, подтянутые! Вон, по десять минут потаскали на себе по восемьдесят килограммов и даже почти не запыхались! Только какого хуя переть экз на себе, если ты маг и можешь заставить его двигаться вместо себя?! Все равно, что тащить на горбу исправный велосипед и жаловаться, что устал.
– С учебником Шарова кто-нибудь ознакомлен?
Одна из "школьниц" – Инна – робко пискнула что-то утвердительное. Остальные оглянулись на нее с недоумением.
– Только я в нем ничего не поняла, – залившись краской, призналась девушка.
А ведь считается лучшим здесь учебником! Жаль, что автор с русским языком не дружит – очень сложно написан, я его у Светланы Владимировны три раза продлевал, пока осилил.
– Ясно. А вообще по магическому искусству что-то изучали?
– Как будто кто-то даст клановые знания! – процедил Яков.
Такое ощущение, что эти люди не в магическом мире росли! Если поискать, то кругом полно разной литературы по управлению собственным даром. Издания обычно дорогие, но совсем необязательно их покупать, не думаю, что кого-то из них в библиотеке забанили.
