Текст книги "Напоминание"
Автор книги: Алексей Гравицкий
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Он приоткрыл глаза и тут же потерял сознание, а может пришел в сознание. Начался кошмар. Наверно он засыпал и просыпался, а может терял и вновь обретал сознание. И там и тут над ним мелькали какие-то лица, приближался и отдалялся гул голосов.
Лица, голоса, боль. Боль ноющая, боль во всем теле. Затем вспышка боли, и снова лица и гомон, но уже другие. И боль такая же ноющая и снова вспышка боли. Невыносимо. И снова, и снова, и снова...
Он думал, что попал в ад и так будет продолжаться вечно, но все имеет свой конец. Судьба сжалилась над ним, и он снова погрузился в спасательную тьму.
Когда он пришел в себя, он понял, что чувствует себя гораздо лучше. Боль чуть отпустила и было совершенно ясно, что он жив. Вот только непонятно спит он или нет.
Он открыл глаза. Да, он спит. Это не отель и даже не современная больница. Он попытался повернуться, но у него ничего не вышло. Во-первых было больно, а во-вторых неудобно, он весь был опутан бинтами. Он повернул только голову. На душе полегчало, перед ним сидел Виктор и улыбался самой искренней улыбкой, на которую только способен человек.
– Витя, – захрипел Сергей. Голос его звучал так будто он не разговаривал несколько дней, но так оно наверно и было.
– Ну что, прочухался?
– Вить, а мы где?
– Прочухался, – довольно протянул Виктор. – Мы в госпитале. С тобой все в порядке теперь. Доктор сказал, что ты будешь жить, теперь я это и сам вижу. Я же тебе говорил, что все будет в порядке. Ну вот, а теперь спи.
И Сергей закрыл глаза и послушно заснул.
Только засыпая он вдруг подумал, что вот теперь, когда все хорошо, он заснет и не проснется. Точно теперь он умрет! Но он не успел испугаться...
... Он проснулся. Комнату заливал солнечный свет. "Мороз и солнце, день чудесный," – мелькнуло в мозгу. Сергей оглядел комнату и понял, что находится в номере Кати и лежит на той самой кровати, на которой совсем недавно лежал его лучший друг. Виктор теперь сидел в кресле рядом, голова его упала на грудь и он мерно похрапывал.
Сергей закрыл глаза и задумался. Он жив и все хорошо. Он на несколько мгновений испытал полнейший покой.
Божественное чувство, но все хорошее быстро кончается. А что дальше?
Сны ведь не кончились. Что-то внутри Сергея сжалось и отвратительно защекотало. Виктор всхрапнул немного громче, чем раньше и зашевелился. Сергей открыл глаза.
– О, ты проснулся? – услышал Сергей его заспанный голос. – Тогда быстро к делу.
Сергей повернул голову к Виктору:
– Холодный ты делец, сукин сын, – выдавил Сергей. – хоть бы поинтересовался как я себя чувствую.
– Я уже поинтересовался, – Виктор улыбнулся, потянулся, зевнул и пристально посмотрел на Сергея. Взгляд его стал серьезным, каким-то тяжелым, чугунным что ли, и он снова заговорил тихо и быстро. – Слушай, Серега, слушай и запоминай, повторять не буду. У нас тут кое-что произошло и мы кое-что приврали.
Понимаешь, скрыть от полиции твое состояние не вышло, ты ведь, как это... э-э-э... – Виктор замялся.
– Давай, – поторопил Сергей. – не тяни кота за яйца. Что еще?
– Ты, хм, – Виктор стряхнул с себя оторопь легко и непринужденно, как вы стряхнули бы пылинку с костюма.
– Ты помнишь, где ты стоял перед тем как заснуть? Ты стоял у окна, окно было открыто, ты заснул и упал там, где стоял. А теперь вопрос на сообразительность, угадай, с какой стороны окна ты приземлился?
– О, Б-боже, – Сергей представил себе всю картину произошедшего со стороны, ему стало плохо.
– Вот-вот, но ты не волнуйся, у тебя наверно есть ангел хранитель, потому что ты не очень сильно поломался. И скажи спасибо Катюхе, это она тебя собрала с асфальта и склеила. Другого врача в гостинице не оказалось, а со стороны полиция никого не пустила бы кроме своих, а они все загружены срочной работой. Сам понимаешь гепешникам все о тебе известно. А теперь запоминай хорошо, потому что наши показания должны сходиться. Значит так: ты заснул на ходу, потому что очень устал, ты не спал несколько дней, ну скажем, ты был занят работой, ты ведь ученый, а значит вопросов не будет. Дальше, сюда ты зашел в поисках своего брата, то есть меня, а я сюда пришел к своей гм... невесте. Ты стоял у окна, никто тебя не трогал, ты просто заснул и вывалился. Несчастный случай, понимаешь?
– Понимаю, но ведь так все и было.
– Да, так, но только без снов, аномалий, этой войны и прочей пурги. Сам понимаешь про это никто знать не должен и про мое ранение тоже.
– Я что же дурак?
– Не знаю, – ехидно заметил Виктор. – И еще, ты ничего не знаешь, ты заснул и вывалился. Пойми, то что ты сам похож на отбивную это никого не удивляет, а вот откуда взялась колото-резанная рана на твоем теле никто понять не может. И ты этого тоже не знаешь, наверняка за что-то зацепился пока падал.
– Мог бы мне этого не говорить, – обиделся Сергей. – Что я идиот? Ничего не понимаю?
Сергей спохватился, но поздно и он приготовился выслушать от Виктора, что сей факт (на счет идиотизма)
еще мало изучен, и лично Виктор этого вслух не говорил, но если Сергей так настаивает... Но Виктор сказал совершенно серьезно:
– То, что ты вывалился из окна для тебя было новостью. Я рассказал тебе об этом и ты мягко говоря растерялся.
Если бы я тебе в тот момент задал вопрос, на который ты не знаешь ответа или знаешь, но не хочешь говорить, что бы ты ответил? Где гарантия, что ты не натрепал бы черти чего, о чем потом пожалел бы?
Сергей замолк и задумался. Виктор довольно ухмыльнулся, без стеснения оценив свои способности убеждения на десять баллов по пятибалльной системе.
– Ты прав, извини, – буркнул Сергей и Виктор улыбнулся еще шире.
– Ладно лежи, а я пойду свистну нашего дорогого старшего следователя. Я ведь здесь не просто так сижу, я , милорд, караулю ваше пробуждение.
Виктор поднялся и вышел. Через пять минут дверь распахнулась и впустила целую кавалькаду. Первым влетел полный энергии Ян, за ним пытающийся чуть приостановить первого Виктор, который понимал, что останавливать Яна, все равно что пытаться собой преградить дорогу бронепоезду и потому улыбающийся, и наконец несколько растерянная хозяйка номера. Вся процессия выглядела настолько комично, что Сергей с трудом сдержал улыбку.
– Друг Волков, я рад...
– Просто Сергей, – разрешил Сергей.
– Друг Сергей, я рад, что вы поправляетесь.
– Я тоже, как ни странно это звучит, – улыбнулся все-таки Сергей.
– У меня к вам несколько вопросов.
– Я готов на них ответить.
– Скажите пожалуйста...
И началось. Ян спрашивал, Сергей отвечал. Иногда он отвечал правду, иногда полу-правду. Некоторые вопросы были вполне понятны, другие, вроде: "скольким метрам равны три этажа этого здания?" – несколько смущали Сергея, а иногда просто ставили в тупик. Наконец допрос закончился. Ян оказался обвешан лапшой и был явно не удовлетворен ответами. Пылу в нем поубавилось, а на лице крупными буквами можно было прочесть: "Я разочарован". Он поднялся, извинился, попрощался и пошел к выходу. У двери он немного помедлил, помялся в нерешительности и выжал из себя:
– Сергей, скажите, а вы... как бы это...
А вас ночные кошмары не мучат? Что вам снилось, когда вы заснули в последний раз?
Сергей закрыл глаза, чувствуя, что краснеет.
– Ничего мне не снилось, – пробормотал он себе под нос.
– Ну извините. Еще раз извините, до свидания.
Хлопнула дверь, а потом раздался голос Виктора настолько ядовитый, что пушкинский анчар загнулся бы от первых же слов.
– А мальчика-то кошмарики по ночам тоже терзают.
Сергей открыл глаза. Виктор занял свое место в кресле и с непонятной улыбкой смотрел на дверь.
– Только вот не пойму я, Витя, чему ты радуешься.
– Тому, что гепешники тоже страдают.
– Подумаешь, они тоже люди. Вот если бы тот хорь мучился, которого... который покончил жизнь самоубийством, я бы порадовался, а тут... Жалко парня.
– А ему тебя нет.
– А ты откуда знаешь?
– Мальчики, только не ссорьтесь, – вклинилась в разговор Катя.
Виктор приклеил парадную улыбку и нежно попросил ее сходить узнать у полиции может ли Сергей переселиться в свой номер.
– ...а на обратном пути закажи этому сердобольному пожрать.
Катя встала и безропотно пошла к двери.
Виктор проводил ее ласковым любящим взглядом и, когда дверь за ней захлопнулась, повернулся к Сергею.
– Ну чего его жалеть?
– Витя, он же как мы. С ним можно договориться, объяснить ему, что трупы в гостинице это результат ночных кошмаров, что никто в этих смертях не виноват.
– Ну кто-то в них все равно виноват, и твой Ян это прекрасно знает. И как получаются эти трупы он тоже знает, но если предположить, что твоя версия верна и свалить все на него. Пусть у него голова болит?
– Нет, Витя, пусть заберет отсюда своих ребят и оставит людей в покое, и пусть обратится в высшие инстанции, может что-то изменится. Он же реальная власть, он же выше нас с тобой.
– Серега, – Виктор усмехнулся. – детский сад! Как можно быть таким наивным? Да он все это знает без тебя и гораздо лучше тебя. И что с того? Он молчал, молчит и молчать будет.
– Почему?
– Почему? – переспросил Виктор. – Да потому, что ты сам сказал: он такой же человек, как и мы. Ему, как и нам не нужны неприятности. Ты говоришь, что он власть? Ха-ха три раза. Он такая же власть как мы с тобой, он такой же, как мы, ты сам сказал. Он не власть даже для жулья и уголовников, для отлова которых создана галактическая полиция, потому что ловит он не жуликов, а честных людей, которые переходят дорогу на красный свет, а настоящее ворье ловят другие, ребята покруче. Он не власть, он на самой низкой ступеньке, чуть выше нас с тобой: вора и ученого, хотя какой ты ученый, так колесико в махине современной науки. А теперь эта власть даже ниже меня, потому что власть в нашем обществе принадлежит тому, у кого есть деньги, у кого их много, а у меня их теперь предостаточно.
Сергей слушал эту тираду в мрачном молчании. Он был не согласен с Виктором, а вернее не хотел с ним соглашаться. Он видел этот мир всегда несколько иначе, чем Виктор, мир этот казался ему розовым, безоблачным. Видимо, подумал он, каждый смотрит на окружающее со своей колокольни. И все-таки он не хотел соглашаться с Виктором, но аргументов в свою пользу найти не смог и потому только выдавил:
– Как это грубо.
– Да, грубо. Грубо, грязно и некрасиво, но это так.
Сергей смолчал, а Виктор продолжил:
– И если ты скажешь этому следователю, что ты, как и он, боишься спать по ночам, что у тебя те же проблемы, то в лучшем случае он тебе посочувствует, а ты ему, вы выпьете и поплачетесь друг другу в жилетку. Это в лучшем случае, если он окажется человеком, а если он такой же скот, как его предшественник, то ты запросто можешь оказаться в психушке.
– Но он же тоже...
– Ну и что?
На этом разговор окончился, потому что дверь распахнулась и вошла Катерина, но у Сергея остался неприятный осадок.
Он очень скоро переселился обратно в свой номер, но Виктора от этого реже видеть не стал.
Заходила к нему и Катя, и полиция, и конечно Марина. Все утешали, ободряли, а полиция еще и расспрашивала. Ободрения ему были уже не нужны, он и сам чувствовал, что идет на поправку, а от расспросов начинала болеть голова и в глубине души зарождалась ярость. Так что визиты эти его не очень трогали.
Он чувствовал себя прекрасно и, что самое главное, ему снова хотелось жить. Он перестал хоронить себя заживо. От этого на душе становилось легко и приятно.
Когда он засыпал, он оказывался в госпитале, и рядом снова сидел Виктор, и они снова говорили о чем-то.
А потом появлялась молоденькая медсестра очень приятного вида, и Виктор начинал к ней клеиться, а потом, когда она выходила из палаты, если конечно раньше не выходил Сергей, он непременно говорил Виктору:
– Витя, кончай свои кобелиные штучки.
На что Виктор с неизменной улыбкой отвечал:
– Так это ж во сне. Ты себя контролируешь, когда спишь?
Потом он просыпался, лежал у себя в номере на кровати и все повторялось заново: Виктор, Катя, Марина, полиция. Так шло время. Он почти поправился. Он уже ходил и чувствовал себя, как раньше, будто ничего и не произошло, но врачи почему-то держали в постели. Шло время.
В то утро он проснулся разбитым и разозленным, правда непонятно почему. Все вроде бы было как всегда и во сне и на яву. Во сне его выписали из госпиталя, и они с Виктором со дня на день должны были вновь отправиться на фронт. Это его не огорчало, но когда он проснулся, то чувствовал себя препаршиво.
Он лежал на кровати и курил. Привычку эту он подцепил месяца три назад. Когда Виктор в первый раз увидел его с сигаретой, он наиграно выпучил глаза и с испугом в голосе сказал:
– Сережа, ты же не ку!..
– Как видишь, уже ку, – мрачно отозвался Сергей.
– Ну тогда дай закурить, – улыбнулся Виктор.
Сергей вспомнил эту сцену, а потом ту, другую, еще более раннюю в вагоне поезда:
– Браток, закурить есть?
– Я не ку...
А потом воспоминания нахлынули и покатились тяжкой волной, и на душе стало совсем мерзко. Из меланхолии его выдернул стук в дверь. Не открою, подумал Сергей, ну кто это может быть? Полиция? Ну ее на хер. Виктор? Зайдет попозже, не развалится.
Стук возобновился с нарастающей настойчивостью. Может это Катя? Да, было бы совестно ей не открыть после всего того, что она для него сделала, но лучше так, чем сорвать на ней зло. И все-таки не хорошо, ведь он жив только благодаря ей.
Да, нет! Не Катя это! Катя тактична, чего это ей стучать если не открывают? А ведь стучат уже третий раз. Но кто это тогда? Может Марина?
– Встань, открой и посмотри, болван, – пробурчал он себе под нос.
В дверь постучали в четвертый раз. Он поднялся с кровати, потопал к двери. Вот всегда так, подумал Сергей, решишь не открывать, а потом открываешь, а надо быть твердым до конца.
Он открыл дверь, на пороге стоял жизнерадостный железный болван и помигивал лампочкой. Сергей чертыхнулся, решил, что больше в жизни на настойчивый стук дверь не откроет.
– Чего тебе? – недовольно спросил Сергей.
– Вам письмо.
Робот протянул конверт, поклонился и пошел куда-то по коридору. Сергей взял конверт, закрыл дверь и вернулся на кровать. Он глянул на письмо. Оно могло быть только от нее. Светка, подруга детства жившая с ним и его родителями в соседнем доме, не признавала компьютера и писала письма старым способом. Он рассмотрел конверт, ну точно! Сергей растянулся на кровати и распотрошил конверт, предвкушая удовольствие. На листе бумаги было красивыми печатными буквами написано:
"Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна..."
Дальше шли подробности о том, что Светка зашла к ним домой и обнаружила спящую, как она подумала в начале, Наталью Сергеевну, а потом выяснилось, что она не спит а мертва. А еще позже приехал доктор и сказал, что это голодная смерть. Но он уже не видел того, что там написано. Строчки поплыли перед глазами, в ушах зашумело, а в голове, как молотком, долбило: Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна. Умерла Наталья Сергеевна. Умерла мама.
Умерла мама! Умерла мама!!! Умерла... умерла. Умерла! Умерла!!!
Умерла... НЕТ! НЕ-ЕТ!!! Он кажется крикнул в голос, но не обратил на это внимания. Он не хотел верить. Он не мог верить, но больше ничего не оставалось, потому что внутри сидело чувство потери, опустошенности.
Ему захотелось бежать, кричать и выть.
Потом, через вечность, которую он провел лежа на кровати и глядя в потолок, это прошло. Прошло все, осталась только пустота. Больше ничего не хотелось: ни бежать, ни кричать, ни выть, ни валяться на кровати – ничего. А самое главное не хотелось жить!
Он встал, положил письмо на тумбочку и вышел на балкон. На балконе было свежо, дул легкий ветерок, но он ничего не чувствовал. Он подошел к загородке и посмотрел вниз. Где-то далеко внизу была земля. Такая твердая, подумал он. Ничего, это будет быстро и не больно, больно было раньше.
Вдруг вспомнились дурацкие философствования на тему: что есть самоубийство? Слабый поступок сильного человека, или сильный поступок слабого? Глупость. Белиберда!
Может еще глупый поступок умного, или умный поступок глупого? Смелый трусливого, или трусливый смелого? А может это трезвый поступок пьяного, или пьяный поступок трезвого? Хм, средний поступок среднего человека? Нет! Чушь собачья! Бред. Самоубийство это последний рывок отчаявшегося человека, это против основного инстинкта – инстинкта самосохранения, но это как рефлекс. Это никакой поступок никакого человека. Уже не человека, потому что он был уже не человек. Он был человеком раньше и может быть будет им после, но не сейчас. Хотя нет он никогда уже не будет человеком!
Он решительно перекинул ногу через перила...
А жаль...
Он перелез через перила, еще держась за них, глянул вниз. Хотя не очень-то и жаль, ведь он сможет ощутить чувство свободного полета, как в детстве во сне.
Чувствуя, что в нем снова что-то шевельнулось, какие-то чувства, он злясь на себя еще раз глянул вниз, решительно отпустил перила и шагнул в никуда.
Стоя на балконе он не слышал, как барабанили в дверь, как потом эта дверь поддалась грубой силе, влетела в комнату, а вместе с ней вломился Виктор. Он ничего этого не слышал и не видел, он только почувствовал, уже падая вниз, как что-то дернуло его, останавливая падение, и потянуло вверх больно врезаясь в шею.
Виктор, уперевшись одной рукой в перила, другой тянул его вверх, обратно на балкон. Сергей сначала висел, ничего не соображая, потом чисто рефлекторно, чтобы его не удушили, вывернулся и схватился за руку, которая держала его за шиворот.
Виктор схватил его второй рукой, уперся животом в перила и потянул, перехватывая вцепившееся в его руку тело.
Сергей увидел лицо Виктора перекосившееся от напряжения, с дергающейся в нервном тике щекой и вздувшимися на лбу венами. Он так и видел эти вены какое-то время, потом в глазах просветлело, и он увидел, что лежит на кровати, а перед ним в кресле возле бара сидит Виктор. В руке Виктора был крепко зажат стакан, рука его мелко тряслась, и содержимое стакана расплескалось до половины, пока он донес стакан до рта.
Сергей поднялся с кровати:
– Витя, зачем?..
Виктор встал с кресла, поставил уже пустой стакан на стойку бара. Рука его сжалась в кулак, мелкое ровное подрагивание сменилось на резкие нервные рывки. Кулак дернулся вверх и вперед. Не смотря на все предшествующие события и потраченные силы, удар получился на славу. Сергей отлетел и грохнулся обратно на кровать. Виктор дрожащей рукой потер другую и сел в кресло:
– Зачем? Сука ты!
– Витя, я... – Сергей сидел на кровати и тер челюсть, удар несколько привел его в чувства.
– Пошел ты знаешь куда, – перебил Виктор. – О чем ты думал, урод убогий? Да замолчи не поясняй! Ты вот о ней подумал? – Виктор ткнул пальцем в фотографию Марины, которая стояла в рамке на тумбочке у кровати.
В глазах Сергея метнулся целый букет чувств, такой, что Виктор, видя успех своих речей, продолжил:
– А мать свою ты вспомнил? – и увидел, как Сергей сразу сник.
Он поднялся с кровати, взял с тумбочки письмо и протянул Виктору, а сам подошел к бару, где его уже ждал знакомый стакан. Сергей поднял его, посмотрел на него с разных сторон и вылил его содержимое, но не в рот, а на пол, затем разжал пальцы.
Стакан грохнулся на пол, разлетелся на мелкие кусочки. Сергей глянул на блестящие осколки, усмехнулся своим мыслям, потом взял сигарету и поперся на балкон. Виктор дернулся было следом.
– Сиди ты! – бросил Сергей на ходу. – Я только покурю, – и видя, что Виктор еще стоит, думая идти за ним или нет, добавил. – да не прыгну я вниз, я уже прыгнул.
Виктор посмотрел ему в след, опустился в кресло. В глаза ему кинулись холодно поблескивающие осколки стакана и письмо, которое он все еще сжимал в руке. Да он уже прыгнул, подумал Виктор, он пересилил законы природы, пересилил закон самосохранения.
Он прыгнул, пролетел все эти этажи. Он прыгнул и теперь лежит разбитый, посверкивая осколками. Может быть еще не поздно собрать эти осколки и склеить? Конечно не получится так, как было раньше, но лучше так, чем сопьется или повесится. Да, самое время склеивать, и кто теперь это сделает лучше него?
Однако решить это одно, а сделать – совсем другое дело. И вникнув во все подробности, Виктор не нашел ничего лучше, как натрескаться вместе с Сергеем водкой. От водки облегчение не пришло, но зато на утро пришло похмелье. Они, как две серо-зеленые тени, спустились в ресторан и заказали завтрак, но есть его не стали, а только выпили по две чашки остывшего кофе и молча сидели теперь над третьими. Виктор видел и ощущал боль друга, как свою, но помочь не мог. Просто не знал как и чем помочь.
Сергей долго сидел погрузившись в свои страдания, бездумно блуждая взглядом по полутемному залу ресторана.
Наконец его взгляд остановился на Викторе, сначала бездумно, потом сосредоточился, затем в глазах появилась мысль. Сергей казалось понял состояние друга, но молчал. Молчал долго, потом наконец выдавил, чтобы хоть что-то сказать:
– Витя, а чего ты вообще ко мне пришел?
– Когда? – Виктор выглядел непривычно мрачным и хмурым.
– Когда я... гм, в самый неподходящий момент.
– Ну извини, – Виктор казалось ошарашен.
– А что мне было делать, когда в мой номер (тоже кстати в самый неподходящий момент, ведь я там был не один и мы с ней не водку трескали) влетает твоя Марина, бледная как смерть, и начинает кричать, что у тебя неприятности, и что из-за них ты решил сигануть с балкона, а тридцать пятый этаж это тебе не третий, – Виктор обиженно посмотрел на Сергея. – Ты чего, Серый? – забеспокоился Виктор.
Сергей не знал "что он", но у него что-то нехорошо защекотало внутри и видок был такой, что если бы увидел себя со стороны, то обязательно задал тот же вопрос, что и Виктор: "Чего это ты?"
– Витя, – по слогам проговорил Сергей. – я ее уже два дня не видел.
– Ну и что? – упрямо повторил Виктор. – она забегает и говорит, что вы мол сидели, а тебе письмо принесли, а в письме про то, что какая-то Наталья Сергеевна умерла, а ты... То есть как два дня?
– А вот так, – Сергей издал какой-то ненормальный истерический смешок. – вчера ее у меня не было и позавчера она ко мне не заходила. Сегодня я ее тоже не видел, так что уже третий день, а вчера было два дня.
– Что за бред? Но ведь она сама сказала, что...
– Я не знаю, что она тебе сказала, но факт остается фактом.
Сергей почувствовал, что он начинает сходить с ума. А может он наоборот прозревает? Начинает прозревать. В памяти пошли всплывать какие-то неясные оговорки, которые временами проскакивали у Марины, потом мелькнуло еще одно воспоминание и еще одно из последних, причем очень четко и ясно.
– Она много чего говорит, – пробормотал Сергей и, посмотрев на ошалевшего Виктора, добавил. – Витя, ты помнишь тот день, когда мы вчетвером бежали по лесу и наткнулись на врага, а потом ты их увел и запутал?
– Помню, но...
– Мы тогда бежали долго, а потом переночевали в лесу, ожидая тебя, и ты пришел только на другой день.
А что ты делал днем между теми двумя снами? Ведь там был день. Ведь не мог же ты проспать двое суток.
– Не помню, – буркнул Виктор.
– Вспомни.
– Это что, так важно?
– Это очень важно, жизненно важно. От этого может зависеть судьба земного населения.
– Ну ладно, – пробормотал Виктор потупясь, будто признаваясь в какой-то постыдной слабости. – в номере я весь день просидел.
– Что?
– Ну да, – пробормотал Виктор еще больше смущаясь, что было не в его характере. – сидел в номере и боялся выйти, а вдруг увижу твой труп? Так переживал за тебя, как ты там без меня в лесу, а выйти и зайти к тебе боялся, вдруг тебя уже нет.
Сергей расчувствовался от этого признания, но быстро пришел в себя, вспомнив про цель своих расспросов, задал следующий вопрос.
– А с Мариной ты не говорил?
– Да нет же говорю, никуда я не ходил.
– Ну может она к тебе заходила?
– И ко мне никто не заходил, и ни с кем я в тот день не встречался и не общался. Сидел пиво хлестал и в игрушку компьютерную резался – все пытался ни о чем не думать. А что?
– Я тоже дергался из-за тебя, а она ко мне зашла и сказала, что ты жив.
– Ну и что?
– Она знала, что ты жив.
– Откуда?
– Не знаю, но думаю на эту тему.
– Да брось, просто утешала тебя и все.
– Нет, она знала, – упрямо повторил Сергей.
Виктор хмуро посмотрел на друга. Чего это он? Явно нервное расстройство. Оно и понятно – мать умерла.
Виктор был уже не рад, что разговорил Сергея, но вдруг вспомнил начало беседы и, ничего еще не поняв, вздрогнул. В горле пересохло, он спросил:
– К чему ты клонишь?
Сергей не ответил, но на лице его сменилось и смешалось несколько выражений: боль, тоска, озлобленность, ярость, снова грусть смешанная с какой-то теплотой и снова гнев – потом лицо его очистилось от эмоций и он взял себя в руки. Виктор почувствовал стальную непоколебимую решительность, которая исходила от Сергея. Он и не думал, что этот человек может излучать столько внутренней силы.
Сергей резко поднялся и развернулся, собираясь идти.
– Ты куда? – остановил его голос Виктора: спокойный, ровный, без эмоций – обычный.
– Выяснить кое-что.
– Я с тобой, погоди. – Виктор поднялся из-за стола и сделал шаг.
– Нет, – голос Сергея прозвучал негромко, но властно, с металлом в голосе.
Виктор остановился и внешне не проявил никаких эмоций, хотя в голове стучалась и билась, словно птица в клетке, одна и та же мысль. Господи, неужели он на столько не разбирается в людях, ведь казалось, что знает Сергея, как свои пять пальцев. А Сергей стоял в двух шагах от него и думал о том, что не может быть чтобы он так изменился за последние месяцы.
– Витя, ты меня здесь подожди, ладно, – проговорил он вдруг извиняющимся тоном.
– Ладно, – выдохнул Виктор с непонятным Сергею облегчением и опустился обратно за столик. – Жду.
– Жди меня, и я вернусь, – бросил Сергей, развернулся и пошел. Куда? Виктору оставалось только догадываться.
Сергей преодолел несколько этажей огромного здания гостиницы, прошел твердым уверенным шагом по коридору и уткнулся в малоизученную дверь. Нет с человеком, что жил за этой дверью он общался довольно часто, но он предпочитал принимать гостей, а не ходить в гости, а с женщинами общался только на своей территории. Ну на крайняк на нейтральной. Теперь обстоятельства вынуждали его идти против принципа и он без стука вошел в дверь и перешагнул порог.
В комнате было пусто, но в ванной шумела вода и оттуда доносился мелодичный напевающий что-то голос. Сергей посмотрел на часы и вспомнил, что сейчас только девять утра. Желание ввалиться в ванную и устроить разборку на месте поутихло и он приземлился в кресло. А куда спешить? Теперь спешить некуда, теперь она никуда не денется. И он расслабился, отдаваясь на волю воображения, которое живо рисовало варианты сцены, которая произойдет в этой комнате в ближайшем будущем. Забегая вперед можно сказать, что все вышло совсем не так, как представлялось. Что ж, так всегда бывает.
Она никуда не делась. Напевая и вытирая голову, зарывшись лицом в полотенце, она вышла из ванной минут через пятнадцать после того, как в ее номер зашел Сергей. Сергея она не видела, и это разозлило его, хотя он уже держал себя в руках.
– Привет, – сказал Сергей холодно.
Напевание оборвалось, и Марина дернулась, услышав знакомый голос. Из дебрей полотенца появилось еще не накрашенное, но такое же милое личико, на нем засветилась улыбка.
– Привет. Ты вошел, а я не слышала.
Голос ее звучал как всегда нежно и ласково, в груди у Сергея что-то екнуло. Именно этой ласки ему и не хватало. Но он воскресил в памяти все события этого утра и снова похолодел. Она смотрело на его злое угрюмое лицо и улыбка ее растворилась в испуге.
– Сережа, что случилось?
Сергей нервно хохотнул.
– Случилось? Да случилось и многое.
Например погибла моя мать, но тебя ведь это не волнует.
– Сережа я не...
– Что ты не? Не знала? Не ври! Ты все знала.
– Сережа...
– Ты знала все. Ты всегда знала все. А я-то дурак обрадовался, что ты тоже знаешь про эти сны, про кошмарные сны, которые теперь уже реальнее, чем моя жизнь. Думал хорошо, что не надо тебе объяснять, что не примешь за маразматика. А потом огорчался, что ты мучаешься от тех же кошмаров, переживал за тебя.
– Сережа...
– А еще я любил тебя. Я дурак, но я любил тебя, а ты... Ты... Ты, – он захлебнулся словами, которые не могли выразить эмоций и всхлипнул, а потом захохотал истерически и завсхлипывал, и забился в истерике.
Она вышла из комнаты и тут же вернулась со стаканом воды. Она подошла к нему, опустилась рядом с ним на колени и подняла на него взгляд полный мировой скорби.
– Да, Сережа, конечно ты прав, – она протянула ему стакан воды и положила руку на колено. Он принял воду, нервно дернул коленом, стряхивая ее руку, и начал давясь и всхлипывая пить. Руки тряслись, в горле стоял ком и старался не пропустить воду, и вода проливалась, и стекала по рукам и подбородку. Марина села на поручень кресла и стала поглаживать его, как ребенка, успокаивать.
– Да, конечно это я виновата, Сережа, только успокойся, – приговаривала она и от этого пропадали неизвестно куда так четко отточенные аргументы.
Постепенно вода кончилась, а вместе с ней пропали и всхлипы, и ярость, и жар гнева, и предвкушение расплаты. Не осталось ничего, только пустота и холод.
– Холодно, – всхлипнул он в последний раз и замер.
Ее пальцы, несущие успокоение, пробежались по его заледеневшим рукам. Она поднялась и отошла куда-то. Скрипнула дверь старинного шкафа (весь ее номер был обставлен в каком-то давно забытом стиле), прошлепали ее голые ноги по полу, и на Сергея обрушилась лавина мохнатого пледа. Он вздрогнул и съежился. Она заботливо укутала его, и он почувствовал тепло. Она снова села рядом. Он попробовал отстраниться, но кресло было маленьким и у него ничего не вышло.
– А теперь ты должен выговориться, только спокойно, без нервов, а потом я тебе кое-что расскажу.
Он открыл было рот, но вместо слов у него вырвался очередной всхлип и он замолк. Через какое-то время он сказал не поднимая головы:
– Ты всегда все знала заранее, – голос его звучал неестественно глухо и тихо. – Ты знала, что Виктор будет жить, а не погибнет там в лесу, уводя за собой немцев. Ты знала, что умерла моя мама, и что я получил письмо извещающее меня об этом, ты знала, что я не смогу пережить этого и попробую покончить с собой. Ты всегда все знала наперед. А теперь я спрошу тебя откуда ты все это знала? – он сделал драматическую паузу, только барабанной дроби не хватало. – А все очень просто. Ты работаешь в науке это раз. Ты работаешь в засекреченной лаборатории – два. Ты никогда не говорила над чем ты работаешь и у тебя есть на это право, ведь это секрет – три. Ты всегда все знала заранее, но об этом я уже говорил. Ты знаешь о моих снах и говоришь, что с тобой лично происходит тоже самое, хотя мне ты ни разу не "снилась". Теперь осталось добавить немного смекалки и мы придем к простому выводу, – он попытался сделать торжественный вид, но это у него не получилось и он закончил. – Современная наука дошла до того, что научилась влиять на сновидения масс, причем очень эффективно и ваша сверх секретная лаборатория экспериментирует на населении нашей планеты. Все просто – логика, дедуктивный метод, Шерлок Холмс и доктор Ватсон.