Текст книги "Напоминание"

Автор книги: Алексей Гравицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Что это?

Сергей безразлично глянул на листы.

– Это? Ты хочешь знать? А Виктор тебе не рассказывал?

– Нет. Да. То есть хочу, но не рассказывал.

– Может он делал правильно, а я поступлю подло, но я расскажу тебе. Расскажу, потому что сам хочу знать то, что мне не говорят. Хочу знать то, что мне знать не следует. Я расскажу тебе, если ты захочешь, но учти, ты можешь пожалеть о том, что узнала это.

– Пусть.

– Ты уверена?

– Да, не тяни.

– Это, – Сергей поднял с кровати листы.

– правда, вернее сказать это – часть правды. Это одна из причин, по которой меня ловят, и – одна из причин, по которой ловят Виктора. В нашем обществе могут казнить только за то, что ты знаешь это, – Сергей потряс листами. – так что подумай, прежде чем прочитать. Стоит ли?

Он положил две страницы на кровать между собой и Катериной. Она смотрела на бумагу с непонятным выражением на лице, ее пальцы потянулись к листам, замерли, а потом решительно ухватились за бумагу и потянули ее к себе.

Она принялась читать. Сначала жадно, потом замерла, вернулась к началу, стала читать по новой и очень медленно. Взгляд ее рассеивался, концентрировался на бумаге, опять рассеивался, затуманивался и возвращался к тексту. Только через полчаса она осилила первый лист, выдранный им из словаря, посидела, молча взялась за второй, который был закладкой. Сергей подвинулся и смотрел теперь ей через плечо. Пока она изучила лист, он успел раз пять прочитать стихотворение. Когда-то оно показалось ему странным и не совсем понятным, теперь... Теперь он чувствовал, что все равно ощущает его не так, как сам автор, но стихотворение стало ближе, чем тогда. Катерина дочитала, взгляд ее замер, так и сидела несколько минут. Наконец она протянула ему два листа, он сложил их сунул в дневник, а дневник убрал в один из внутренних карманов своего костюма.

– Ну что?

Она помотала головой и ничего не сказала. В глазах ее стояли слезы.

Больше они практически не разговаривали. Он остался в ее номере, просидел до вечера на кровати, потом, уступая ей место перебазировался в огромное мягкое кресло. Она потушила свет. Сергей не знал спит она или нет, но сам не спал. Сон не шел. Сергей думал, много думал. Он вспоминал тот странный сон про Бога. Что это было? Плод больной фантазии? Галлюцинация? Чья-то дурная шутка, еще более дурацкая чем те, что снились ему уже много лет? А может это был Бог? Нет, он сказал, что не Бог. Он сказал, что не надо верить, то есть надо, но не в него, а в себя. Верить в себя?

Это хорошо, когда что-то из себя представляешь, а когда ты уже ничто... Он ничто? Да, почти так. Он больной кусок плоти с больным рассудком, с больным сознанием и воспаленными нервами. Он не может верить в себя, все что у него осталось – боль и отчаяние. С этой мыслью он и отключился...

...Он открыл глаза. Земля раскачивалась из стороны в сторону где-то там, внизу. Нога болела, голова болела, самого его мутило. Он долго соображал, прежде чем додумался, что висит на чьем-то плече. Кто-то шел через лес и нес его на плече, тащил его бесчувственного, тащит теперь, когда он пришел в себя. Интересно кто его тащит?

– Витя? – Сергей сам поразился своему хриплому голосу, напоминавшему даже не голос, а хриплый звериный стон.

Тот, кто тащил его остановился, замер.

– Витенька, это ты?

Плечо двинулось от облегченного вздоха.

Сильные руки обхватили безвольно висящего Сергея. Он задохнулся, земля и небо поменялись местами, все завертелось. Когда пейзаж замер, Сергей понял, что сидит на земле. Рядом стоял и молча курил тот, кто волочил его на плече – Виктор.

– Это ты, – обрадовался Сергей. Он хотел подняться, но вдруг замер. Он вспомнил при каких обстоятельствах он расстался с Виктором в последний раз. Он вспомнил лицо, которое стояло перед глазами, свое бегство, которое нельзя оправдать ничем, Виктора с автоматом, он вспомнил выстрел.

– Витя, я...

– Не оправдывайся, – Виктор зашвырнул окурок в кусты и опустился на землю рядом. – Ты не сбежал... не успел... А потом, если бы ты видел свои глаза... В них было такое, такое... В общем я выстрелил, потому что должен был... Но только по ногам, потому что знаю – ты бы не струсил, не побежал бы со страху. И потом ты мне друг.

– Спасибо.

– Серега, скажи мне, что случилось?

Почему ты побежал? Ты ведь не смерти боялся, не боли, нет. Чего? Что случилось?

Он смотрел на Сергея внимательно, силясь понять, не так, как обычно. Обычно Виктор видел этого человека насквозь. А теперь он ждал объяснения, ждал долго, пока Сергей пытался сформулировать свои мысли и чувства в доступные слова.

– Извини, – выдавил Виктор выслушав рассказ.

Он поднялся, отряхнулся, помог подняться Сергею. Сергей поднялся морщась и кряхтя, встал на здоровую ногу.

Вторая была грубо замотана разодранным рукавом от гимнастерки. Виктор посмотрел на него, подставил плечо. Сергей оперся на плечо друга.

– Пошли, – предложил Виктор.

Сергей кивнул, и они заковыляли.

Интересная война. То беготня стрельба, то ранения госпитали, а то хождение по лесу. Кстати как они опять оказались в лесу вдвоем? Где свои? Опять этот вопрос, хм. Где чужие?

– Витя, а где мы?

– В лесу.

– Я вижу, что не на пляже. Как мы здесь?

Что случилось?

– А я откуда знаю? Я в тебя шмальнул из автоматика-то, ты и грохнулся. Я испугался, думал пристрелил ненароком, бросился к тебе. Подбегаю, опускаюсь на колени, тут ка-ак бабахнет. Я рядом с тобой и грохнулся. Кругом какой-то гул, ничего не слышу, только гудит, как башку в аквариум с водой сунул, приблизительно такое же ощущение.

– Что мокро?

– Да не мокро, а гудит все. Гул глухой-глухой и раскатистый, а толком ничего и не разобрать. Я башкой пока тряс, чего-то случилось. Все как побегут, ну и по мне пробежались тоже. От двоих я закрываться пробовал, еще трое пробежались почувствовал, а потом вообще ничего не помню. Прихожу в себя, рук, ног не чувствую, все болит. Повалялся, потом поднялся, смотрю, а ты рядом лежишь. Я посмотрел на тебя, пульс пощупал – живой. Ну кое-как завалил на плечо и потопал.

– Куда?

– Туда, – Виктор махнул рукой в сторону.

– а спрашивать все равно не у кого. На поле одни трупы, да танки покореженные были когда я прочухался.

– И что дальше?

– Идем дальше.

– Куда?

– А куда хочешь.

– Сдохнуть я хочу.

– Фи! – скривился Виктор, но жест этот так не подходил к его теперешнему внешнему виду, что Сергей ухмыльнулся.

– А что, ты знаешь куда идти?

– Нет.

– Если ты со мной не согласен, – обронил Виктор. – то можешь сам выбирать направление. Мне все равно куда идти.

– Мне тоже.

Некоторое время они шли молча. Потом Сергей вспомнил, спросил:

– Слушай, Витенька, а что с тобой происходит в той жизни? Куда ты делся, тебя ведь нет в гостинице?

– А ты откуда знаешь, что меня там нет?

– А я там был. Более того, я и сейчас там.

– А...

– А из психушки я сбежал.

– Как?

Сергей вздохнул и подробно рассказал, как ему удалось сбежать.

– А ты?

– А я узнал, что меня должны арестовать и попробовал бежать через первый этаж, там меня чуть не поймали. Я бегом на третий и через Катин номер...

– Это я знаю.

– Откуда?

– От Кати.

– Ну вот. Я убежал, они еще стреляли в меня, но попасть так и не смогли. И не догнали, теперь прячусь.

– Где?

– Все больше по подвалам. Долгая история, – отмахнулся Виктор. – потом расскажу.

– А откуда ты вообще узнал, что тебя должны арестовать?

– Это все благодаря Яну.

– Старшему следователю? – не поверил Сергей.

– Яну, – поправил Виктор.

Сергей кивнул. Дальше пошли молча. Скоро стало смеркаться, и они остановились на ночлег. Сергей отключился моментально...

...Это повторилось еще раз.

Та же дымка, та же серость вокруг, только зеркала больше не было.

Сергею очень захотелось проснуться.

– Тебе это не светит, – истеричности в голосе поубавилось, зато появилась издевка.

– Что?

– Не проснешься ты, пока я с тобой не закончу.

– Это как понимать?

– Ха-ха, поговорить я с тобой хочу, – голос несся отовсюду, это действовало Сергею на нервы.

– Наговорились уже, – мрачно заметил Сергей.

– Нет, отчего же. Ты приятный собеседник, хотя зеркало и раздолбал. Мне интересно с тобой поговорить еще.

– А мне с тобой не интересно. Не хочу я тебя видеть и говорить с тобой не хочу.

– Хамишь?

– Нет.

– Что с тобой? Где твое любопытство, где сила воли? Они ведь были у тебя в прошлый раз. Что произошло?

– Я устал. Уйди, оставь меня. Хоть ты оставь меня в покое, у меня и так проблем хватает. Не хочу я ничего.

Не надо мне ничего, нет. Нет! И разговоры мне эти надоели. И ты мне опротивел.

– Ты опротивел сам себе.

– Опять? Ну и хрен с тобой, у меня нет сил спорить. Уйди!

– Я не могу уйти. Я это ты сам. Ты не можешь бежать от себя.

– Пшел вон! – закричал Сергей. Раньше он мог разбить зеркало, теперь он не мог ничего. Что можно сделать с голосом? Не слушать! Точно, это так просто. Сергей заткнул уши. Голос прозвучал в его мозгу:

– Напрасные хлопоты, ха-ха. От меня так не закроешься, не отгородишься.

– Уйди, скотина!

– Что-о-о? – голос дико взревел, взорвался, в него вернулась прежняя истеричность. – Да как ты смеешь, козявка, так со мной разговаривать? Как ты смеешь так говорить с Богом? Я...

– Ты говорил, что ты не Бог, ты говорил, что Бога нет, – спокойно отозвался Сергей.

– Ну да, нету, – в голосе послышалась растерянность. – Я и не говорил, что он есть.

– А это мы сейчас разберемся, есть Бог или нет. У меня к тебе просьба, мой друг Виктор хотел с тобой повидаться, пригласил бы ты его сюда, а?

– Нет! – отрезал голос.

– Отчего же?

– Нет и все!

– Ну хорошо, – разозлился Сергей. – Хорошо, тогда я сам. Ведь это сон, а во сне могу делать, что левая задняя пожелает.

Он вспомнил, как в детстве во сне, убирал из своих снов все страшное и неприятное, когда от этого страшного просыпался посреди ночи. Он представил себе Виктора.

Никакой уверенности в Сергее не было, была только злость, но неожиданно рядом появился полупрозрачный силуэт, стал крепнуть.

– Нет! – вспискнул голос.

Силуэт стал проявляться увереннее, становился все четче. Сергей обрадовался, но тут силуэт друга растворился в воздухе, исчез.

– А я ошибся, – голос хихикнул. – Ты силен, очень силен. Но для того, чтобы спорить со мной на таком высоком уровне, как ты попробовал, нужна не только сила.

– Уйди, оставь меня со своей философией, достал, – Сергей снова почувствовал себя усталым. – Уйди, не хочу тебя видеть.

– А чего ты хочешь?

– Ты и сам знаешь это лучше меня.

– И все же?

Сергей задумался, а хочет ли он сегодня того, чего хотел вчера.

– Вот именно, так чего ты хочешь?

– Ничего, нет. Оставь меня. Прекрати, перестань, я не могу так больше. Зачем? Зачем тебе все это надо было?

Остановись, дай людям покоя.

– Еще не время, пусть люди сами завоюют себе покой.

– Завоюют? А почему они должны его завоевывать? Он у них был, а ты его отнял. За что?

– Я уже говорил.

– И все же, скажи. Скажи откровенно.

Зачем ты это сделал? За что ты нас наказал?

– А ты уверен, что это наказание?

Сергей промолчал. Голос тихо усмехнулся, продолжил с грустью:

– В 1941 году началась война. Страшная, кровавая, отчаянная, но люди тогда поверили в себя. Вера в себя – это важно, но впрочем об этом я уже говорил. А потом война кончилась. В 1945 году. Люди живут недолго, память чуть дольше. То поколение, которое помнило войну не понаслышке, а пережило ее, то поколение не забыло. Дети их тоже помнили, даже Помнили. Да это была Память, а не выученные главы из учебника истории. Но прошло лет пятьдесят с небольшим... – голос замолк, Сергей слушал тишину, потом голос продолжил. – Внуки тех, кто пережил войну, уже не сохранили той Памяти. Знаешь, День Победы праздновали, но праздновали не саму Победу, а красное число на странице календаря. Праздник начал терять свой смысл, он стал еще одним безликим поводом выпить. Парк Победы, огромный мемориал, дань Памяти, стал превращаться в парк развлечений.

Памятники... Ну, например, памятник защитникам неба какие-то сопляки расписали х...ями, названиями модных рок-групп и отношениями между Машей и Сашей. Обидно! Хотя "обидно", это не то слово. Замысел родился сам по себе. Если что-то забыто, то об этом надо напомнить.

Но я ждал, думал опомнитесь. Куда там. Вы не только забыли, вы стали забывать умышленно, вычеркнули, отреклись, предали и прокляли. Я подождал круглой даты и напомнил. То, что с вами теперь происходит, это не та война. Это не историческая хроника, да и не может быть такой. Это всего лишь напоминание. И ты хочешь, чтобы я остановил это все? Нет! Теперь вы остановите это сами. Сами, без помощи Бога, царя, президента, науки и техники. Вы остановите это сами, на одной только вере в себя. А не остановите, вам же хуже.

Голос прервался, Сергей думал о нем теперь, как о чем-то большом и могучем, грустном и не злом, переживающем за беды человечества больше, чем само человечество. Нет добрым обладатель голоса не был, он был жесток, но он не был и злым.

– Все, – голос звучал теперь мягко и устало. – Извини, что поговорить с тобой мне не удалось... Не удалось так, как хотелось, но... Знаешь, это не разговор с кем-то кто выше тебя, это всего лишь сон. Постарайся забыть его, Сережа. Забудь, память об этом разговоре не принесет тебе никакой радости, забудь.

Дымка стала таять, Сергей почувствовал, что сейчас проснется.

– Нет, стой! Подожди! Пожалуйста, не уходи. Ну задержись, задержись хоть на минуту.

– Нет, не хочу и не могу. Забудь этот идиотский сон, забудь. Это просто разговор с самим собой. Это всплеск больного разума. Это сон, нормальный сон, который мало кому был дан за последние годы. Забудь.

Сергей не мог забыть. Он мог попробовать забыть того визгливого, истеричного насмешника с дикой улыбкой и масляными пятнами вместо глаз, но он не мог забыть этого, большого, грустного, бесконечно человечного, хотя и жестокого.

– Нет, я прошу... Я очень прошу, не уходи. Вернись. Пусть не сейчас, пусть после, но вернись. Ты нужен мне, я хочу поговорить с тобой. Умоляю, вернись.

– Это сон, – в который раз повторил голос. – глупый сон, который надо забыть. Забудь...

...– Нет, – вскрикнул Сергей.

Он почувствовал тепло руки на своем похолодевшем лбу. Он открыл глаза. Катя стояла рядом с ним.

– Что с тобой, Сережа?

Сергей лежал, трясся мелкой дрожью. По холодным вискам текли капельки ледяного пота. Он приподнялся на локте, ответил с трудом:

– Ничего, просто кошмар приснился.

– Кошмар? Приснился? – Катя удивленно заморгала. – Хотя сейчас всем кошмары сняться, только давно перестала считать это сном. Вставай, Сережа. Если ты хочешь уйти сегодня, то надо это делать сейчас, пока гостиница не проснулась.

Сергей посмотрел в окно. Рассвет вяло втекал в город. Светлело, но солнца и солнечных лучей видно пока не было. Сергей поднялся с кровати, начал одеваться. С трудом влез в брюки, свободнее во все остальное. Встал, сделав упор на здоровую ногу, но все равно поморщился. Катя смотрела на него с сочувствием.

– Может не надо? Оставайся здесь. Как ты пойдешь?

– Надо, Катюша. Здесь меня найдут в два счета.

– А где тебя не найдут?

– Не знаю.

Катя тяжело вздохнула:

– Ты хоть перекуси.

– Нет, некогда. И потом с полным желудком тяжело передвигаться.

– Ну хоть чашку кофе.

Сергей посмотрел на нее. Ее глаза не просили, они умоляли. Сергей сел.

– Чашку кофе я выпью с удовольствием, но потом мне надо идти.

– Как ты пойдешь?

– Ногами, – отрезал Сергей. – Возьму палку, буду на нее опираться. Кать, а Кать, у тебя есть палка?

Сергей плаксиво растянул последние слова. Она наконец улыбнулась, но отрицательно покачала головой.

Сергей тоже повеселел, глядя на эту улыбку.

– Ладно, нет, так будет, – Сергей молча выпил кофе, встал и, опираясь о стены, пошел к двери.

– Ты куда?

– На лестницу.

Сергей вышел в коридор, доковылял до лестницы, которая убегала крутым зигзагом вниз и так же стремительно другим концом уносилась вверх. Сергей одной рукой взялся за перила, которые забором шли вдоль лестницы, второй схватил один из прутьев этой загородки, напрягся. Пластиковый прут, хоть и крепкий, не был рассчитан на то, что кому-то понадобиться его выломать. Он заскрежетал, выгнулся и со щелчком вылетел из загородки. Сергей довольно повертел прут в руке, взял его за один конец, а второй упер в пол. Опираясь на прут, как на трость, Сергей вернулся в номер.

– Ну вот, смотри. Чем тебе не трость?

Катя покачала головой.

– Может все-таки останешься?

– Нет, – голос Сергея прозвучал тверже, чем ему хотелось бы. – Мне надо идти.

Она взяла его за руку.

– Сережа...

– Не надо.

– До свидания, Сережа.

– До свидания.

Сергей лег на пол, заглянул под тумбочку – веревка все еще лежала там. Он протянул руку, достал пыльный моток веревки, попытался подняться – не получилось. Сергей беспомощно посмотрел на Катю, та вздохнула, подошла, помогла встать на ноги.

– Спасибо, – поблагодарил Сергей.

– Не за что, – тоскливо усмехнулась Катя.

Сергей размотал веревку, перекинул ее, как и несколько лет назад, через подоконник, привязал, подергал за другой конец – привязано крепко. Сергей сел на подоконник, задергался, пытаясь взять свою импровизированную трость так, чтобы она ему не мешала. Подошла Катя, протянула руку.

– Давай помогу.

Сергей с благодарностью протянул ей палку от перил, перекинул ноги через подоконник, ухватился за веревку и начал медленно осторожно спускаться вниз. Этот спуск, хоть и не первый, дался ему сложнее, чем предыдущие. Сергей работал только рукам, иногда боялся, что не удержится, слабые пальцы отпустят веревку и он грохнется вниз. Наконец ноги коснулись земли. Сергей привалился к стене, поднял голову и махнул Кате рукой. Веревка задергалась, нервными рывками стала подниматься вверх, исчезла в проеме окна. Сергей ждал. Прошло около минуты, прежде чем веревка снова появилась в окне. К ее концу был привязан теперь прут от перил.

Сергей подождал, когда его "трость" спустится на доступный ему уровень и, не отрывая плеча от стены, к которой привалился, начал отвязывать палку. Руки тряслись, узлы не поддавались. Сергей попытался успокоиться, отвязал прут, жадно схватил его, оперся.

Катино лицо показалось в окне. Сергей помахал ей рукой, послал воздушный поцелуйчик и, не оглядываясь, стараясь не привлекать к себе внимания, медленно похромал прочь.

Катя смотрела ему в спину, в глазах ее стояли слезы. Почему-то казалось, что больше никогда его не увидит, никогда не увидит и Виктора. Она стряхнула слезы, пристально смотрела в удаляющуюся спину. Может обернется? Вот сейчас. Нет, сейчас. Но Сергей так и не обернулся. Его, уменьшающаяся с каждым шагом, фигурка вскоре совсем пропала из поля ее зрения. Это навсегда.

Катя затащила веревку обратно в номер отеля, номер, который стал для нее тюрьмой, закрыла окно, задернула занавески и горько заплакала.

На этом месте дневник Сергея Александровича Волкова обрывается. Есть, правда, в нем еще несколько корявых трудно разбираемых абзацев, на них и базируется то, что написано ниже. Хотя на девяносто процентов вся пятая часть является вымыслом (или не вымыслом) автора. Во всяком случае, настоящая дальнейшая судьба Волкова в точности мне не известна. Те события, которые будут описаны ниже вряд ли имеют какое-либо отношение к Сергею Александровичу, а если и имеют, то самое малое, хотя не исключены совпадения.

Часть пятая.

Помните о них.

Обязательно помните!..

Они погибали, как тысячи, тысячи других...

Они хотели рисовать, играть на скрипке и

учить детей арифметике...

Они очень хотели жить.

В. Кунин.

Они вошли в полуразрушенный дом. Пол завален хламом, непонятным мусором. Сергей присел на корточки, погрузил руку в кучу тряпья, вытащил оттуда оборванную куклу с треснутой фарфоровой головой.

– Смотри, Витя, чего я нашел.

– Ну и на х... она тебе нужна? – ядовито поинтересовался Клюв.

Клюв – это было конечно не имя этого человека, а кличка. Клювом его назвали видимо за непомерно большой нос, а может и еще за что, Сергей не знал. Вообще их было четверо:

Клюв, Брюзга, Демон и... Ну вот, как звали четвертого, Сергей забыл.

А может и не знал никогда, к этому четвертому обращались редко, сам он тоже помалкивал. С остальными все просто: Демон, наверно потому, что Дима, Брюзга, потому что старый зануда, Клюв... Впрочем про него уже говорилось.

Итак их было четверо, все четверо до войны были уголовниками. Все четверо попали в штрафбат, все четверо утверждали, что искупили кровью. Может врали? А все равно, один черт – уголовники. Все четверо нравились Виктору и не нравились Сергею.

Однако Сергей вынужден был терпеть их общество.

Сергей не ответил, хмуро опустил куклу на пол, поднялся на ноги. Шесть человек мерно разбрелись по дому, принялись изучать остатки той жизни, которая некогда теплилась здесь.

Сверху, куда ушел Клюв, раздался вдруг дикий вопль. Пять человек стремглав бросились на крик, у лестницы сбились в кучу, одновременно пытаясь подняться на второй этаж, наконец протиснулись. Сергей не торопился, а потому оказался наверху последним и мало, что видел за широкими мужскими спинами. Когда протиснулся, узрел радостно сияющего Клюва. В одной руке тот сжимал трость, в другой держал пропыленный цилиндр.

– Ты чего пугаешь? – накинулся Виктор на радостно сияющего Клюва. Охренел совсем?

– Во, – продемонстрировал Клюв свои трофеи. – И вон еще!

Палец Клюва смотрел куда-то за дверь, Сергей проследил за направлением и увидел вешалку, на которой висели пыльный мятый фрачный костюм, бывшая когда-то белой, сорочка и галстук-бабочка.

– И стоило так орать? – поинтересовался Сергей, пытаясь добавить в голос, как можно больше пакостных ноток, дабы отомстить за все насмешки, которые ежеминутно слышал в свой адрес.

– Мужики, – заорал вдруг Демон, тыча пальцем в костюм. – А я внизу фотоаппарат видел, давайте в нем сфотографируемся.

– Так может он не работает.

– Кто?

– Я! "Кто, кто?" – передразнил Клюв. – фотоаппарат твой.

– Пойдем проверим.

Веселой толпой скатились вниз, нашли допотопный фотоаппарат.

– А это вообще может работать? – Спросил Клюв.

Виктор повертел странную конструкцию, что-то нажал, чем-то щелкнул.

– Да вроде работает, и пленка есть, – прокомментировал он свои действия.

– Ура! Тогда пошли наверх, – обрадовался Клюв.

Опять поднялись наверх, на пол полетели грязные, пропотевшие гимнастерки. Они по очереди облачались в то, что когда-то было фрачным костюмом, напяливали цилиндр, фотографировались, переодевались. Они веселились.

Веселье кончилось на утро.

Оно оборвалось лающей командой, автоматной очередью и последним криком боли. Сергей выглянул в окно, на улицу, туда, куда только что вышли Брюзга и тот четвертый, имени которого Сергей не помнил. Их больше не было. Те, кто еще вечером веселились, влезая в костюм и валяя дурака с тростью и цилиндром, лежали теперь серыми тушами на грязной земле.

Сергей подскочил, побежал вниз, к Виктору. Комнаты промелькнули перед ним, ступеньки бросились в лицо, пронеслись размытой рябью. Сергей чуть не растянулся на лестнице, но удержался, а ,перепрыгнув через последние пять ступеней, налетел на Клюва.

– Куда летишь? – рыкнул Клюв.

Сергей не успел ответить, неизвестно откуда появились Виктор и Демон.

– Там не выйти, – бросил Виктор на ходу.

– надо пробовать с другой стороны, через окна.

Сергея развернуло и понесло. Не сразу, но понял, что Виктор схватил за руку и тащит за собой, начал шевелить ногами. Клюв, бегущий впереди, кинулся к окну, в последний момент свернул, грохнулся на пол. Остатки оконного стекла влетели в комнату вместе со свинцом автомата, посыпались Клюву на голову. Клюв откатился, смахнул мгновенно выступившую кровь с поцарапанной щеки, отполз от окна.

– Рус, сдавайс, – крикнули с улицы.

Сергей беспомощно посмотрел на Виктора, тот хищно ухмыльнулся. Клюв поднялся на ноги, отвесил в сторону окна непристойный жест:

– Вот вам, суки!

"Суки" не поняли или не услышали. Из-за окна снова послышался голос:

– Рус, сдавайс. Мы хранить ваш жизн.

– Сдавайтесь, ребята, – ухмыльнулся Виктор.

– Ага, сейчас. С чего это?

Виктор посмотрел на Клюва, процитировал с страшным акцентом:

– "Они хранить ваш жизн", разве не понятно?

– Манал я их во все дырки с их обещаниями, – огрызнулся Клюв и начал зло постреливать в разбитое окно. Попадал он в кого-нибудь или нет видно не было, но те, в кого он стрелял явно не были довольны перспективой получить пулю. Клюв кинулся на пол, по стене напротив окна с неприятным звуком пошли трещины. Клюв поднялся, выматерился и снова пальнул в окно, и снова увернулся. Стена напротив окна зацвела новыми розочками трещин.

Виктор прошел вдоль стены к соседнему окну, оглянулся на "цветущую"

стену, усмехнулся:

– Ах, как они тебя сейчас продырявили бы! Кр-расота!

– Ты может быть им помочь хочешь? – ехидно поинтересовался Клюв.

– Хочу, – ответил Виктор. – Только не им.

Виктор поднял с пола кусок кирпича, сделал шаг в сторону, швырнул кирпич в окно. Брызнуло стекло. Виктор вернулся к окну, перестрелка продолжилась. Сергей и Демон стояли и молча наблюдали, потом, как по команде, пришли в движение.

Теперь они отстреливались вчетвером.

Отстреливались зло, остервенело. Казалось уже, что оружие в их руках не стреляет, а затравленно лает, а то и просто тявкает. Однако долго так продолжаться не могло. Пистолет в ладони Сергея вдруг тихо щелкнул пустотой:

– Витя, у меня патроны кончились, – пожаловался он другу.

– У меня тоже, – Виктор яростно отбросил в сторону никчемный теперь кусок железа.

– И что теперь?

Перестрелка прекратилась. На улице тоже перестали стрелять, прошелестели чьи-то шаркающие шаги, раздался знакомый голос:

– Рус, с вами говорить.

– Господа, – это был уже другой голос, практически без акцента и со значительным словарным запасом. – Вы окружены, вам предлагается сдаться. Мы гарантируем вам бесопасность и сохранение жисней.

Они молчали понурые и уставшие. Голос повторил:

– Господа, вы меня слышите? Мы предлагаем вам сдаться. Вы окружены. Выходите по одному с поднятыми вверх руками. Мы гарантируем вам бесопасность. Мы сохраним ваши жисни.

– Ну и что теперь? – повторил Сергей.

Демон неожиданно резко подскочил с пола, где сидел, дернулся в сторону двери.

– Куда? – мирно поинтересовался Виктор.

Голос его прозвучал спокойно, но что-то пригвоздило Демона к полу.

– Так куда ты собрался? – повторил Виктор.

– Туда, – тихо ответил Демон.

– Зачем?

Демон снова задергался, на побледневшем лице выступил нездоровый румянец:

– Сдаваться! Они сохранят жизнь, – он отчаянно умолял всем своим видом, повторил затравленно. – Они сохранят жизнь. Жить хочу!

– Я вижу, – с могильным юмором усмехнулся Виктор.

– Что ты видишь? – взвился Демон. – Что еще остается? Здесь сидеть? А они передумают, ворвутся сюда с автоматами и покрошат нас в мелкий винегрет. Зачем умирать, когда можно жить? Я пошел!

Он резко развернулся, но с места не сдвинулся, повторил уже не так уверенно:

– Я пошел...

– Иди, – спокойно ответил Виктор.

Он прошаркал к выходу. Изуродованный паркет жалобно скрипел под его ногами, потом шкрябнула дверь, другая, послышалось уже с улицы:

– Не стреляйте, я сдаюсь.

Клюв выглянул в окно:

– От жалко, пульки кончились, а то бы этой твари да в затылок.

Сергей ошалело посмотрел на Клюва, на Виктора. Виктор только усмехнулся.

– А дальше что? – спросил Сергей.

– Дальше, – Клюв начал яростно, но вдруг запнулся. – дальше...

– В одном он прав, – подал голос Виктор.

– Здесь сидеть смысла нет. Застрелиться? Так патроны кончились.

Сопротивляться? Так... А-а, черт! Идиоты, стрелять надо было меньше.

– Предлагаешь последовать его примеру?

Жить хочешь?

– Жить? Как жить? – Виктор с жалостью посмотрел на Клюва.

– Лучше умереть львом, чем жить собакой!

– У-у-у, дорогой, куда тебя понесло.

Мертвый лев, конечно, лучше живой собаки, но лучше быть живой собакой и хоть умереть львом, чем сдохнуть, как собака.

– Предлагаешь сдаться?

– Нет, не предлагаю. Сдаюсь, как это не противно.

Их под дулами автоматов ввели в барак, заперли. Сергей опустился на пол, из его головы никак не уходил удивленный голос с легким акцентом:

– А остальные?

– Что остальные? Остальных вы положили.

– Как?

– Еще здесь, во дворе.

– Сдесь? Вас было четферо? Не восможно!

Они вломились в дом, изрешетили все двери (на всякий случай), после вбегали в комнаты, но никого не нашли.

– Вы дрались, как лев, – сообщил пораженный немец, посмотрел на них и поправился. – Как левы.

Их притащили сюда, обыскали, забрали все, что могли. Единственное, что как-то умудрился утаить Виктор, перочинный ножик.

Сергей осмотрелся. Грязный барак, дощатый пол, хотя нет, даже не пол гнилые доски настелены прямо на землю. В дальнем углу перегородочка, за этой перегородкой навален всякий хлам. Видимо этот хлам лень было выносить из барака и его свалили в кучу в дальнем углу. Тряпье, какая-то солома, еще куча всякой дряни и грязь. Грязь везде, грязь и вонь.

Сергей содрогнулся. На него смотрели люди, нет, тени людей. Он вспомнил психушку, несчастных сумасшедших, тенями сидящих по углам. Те сумасшедшие были людьми, в сравнении с этими тенями. Те были чистые, ухоженные, тихо сидели по углам. Эти...

О, Боже... Измученные, грязные, оборванные, с пустотой в глазах и беспросветной болью на лицах. И эти надвигались на него, как в самом страшном ночном кошмаре. Не люди, тени, зомби.

Сергей передернулся. Что могло довести людей до такого состояния? Он узнал ответ на этот вопрос раньше, чем ему хотелось бы.

На утро их подняли, накормили помоями, но это лучше, чем ничего, и выгнали из барака.

Весь оставшийся день они копали. Сергей поначалу воспринял это спокойно, даже построил целое философское размышление. Зачем придумывать какие-то невообразимые тренажеры с сомнительной эффективностью? Лопата вот лучший тренажер. Он компактен, легок в использовании и работа с ним идет на пользу обществу. После обеда, которого не было, вся его философия, которой пытался себя подбадривать, распалась в прах, испарилась. Копал он теперь вяло, каждое движение давалось с неимоверным трудом, в груди хрипело от тяжелого усталого дыхания, руки уже не поднимались.

Вечером их отогнали, как скот, обратно в барак. Сергей переступил порог и грохнулся на пол. Кто-то прошел мимо, кто-то прошел по нему, даже не заметив, кто-то поднял его и оттащил в сторону. Сергей остатками сознания уловил лицо с вымученной улыбкой. Виктор!

На утро все повторилось.

Помои, лопата, негнущиеся руки и подкашивающиеся ноги, барак. Так повторялось теперь каждый день, счет которым Сергей давно потерял.

Однажды копая он не выдержал. Ноги подломились, в глазах потемнело и Сергей почувствовал, что падает.

Сквозь гул в голове скорее почувствовал, чем увидел или услышал, что моментально подскочил надсмотрщик, что-то рявкнул, ударил ногой, закованной в сапог. Боль отрезвила, гул в голове и мухи перед глазами исчезли, но сил подняться не было. Получил еще один удар и еще, потом снова рявкнул голос. Сергей попытался подняться, но руки разъезжались в разные стороны. Неизвестно откуда взявшаяся сила подхватила его и подняла, пресекая попытки упасть подперла его же лопатой. Надсмотрщик пришел в неописуемую ярость. Сергей видел, как сильный удар откинул, помогавшего ему подняться, Виктора в сторону, повалил на землю.