Текст книги "По прозвищу Святой. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Алексей Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Что ж, приступим.

Он перешёл в сверхрежим и сразу же погасил шумовые сигналы, чтобы не оглохнуть от рёва двигателей.

Достать заколку-отмычку и освободиться от оков – меньше секунды.

Ефрейтор слева даже глаза открыть не успел, как получил удар по горлу ребром ладони. После чего-то ли всхлипнул, то ли всхрапнул и повалился на скамью.

Автомат уже был в руках Максима.

Хорошо, что гипс на левой руке не закрывает пальцы, подумал он. Отвёл назад затвор и влепил короткую очередь из трёх патронов в грудь стрелку, который открыл глаза, почуяв неладное, и пытался вскочить с винтовкой в руках.

Стрелок рухнул на пол. Тело дёрнулось пару раз и затихло.

Мёртв.

Меньше трёх секунд на всё про всё.

Теперь офицеры.

Один, молодой подтянутый майор, ростом и статью напоминающий самого Максима, отставил в сторону портфель и уже был на ногах. Но пистолет из кобуры вытащить не успевал. Никак.

Максим нажал на спусковой крючок.

Он не боялся пробить насквозь обшивку «юнкерса». В-первых, высота относительно небольшая. А во-вторых, стрелял он точно.

Четыре пули швырнули майора на пол. Максим знал, что тот уже мёртв и навёл автомат на оставшихся двоих – оберста и второго майора.

Те, словно по команде, подняли руки.

Максим шагнул к ним, молча избавил от оружия, швырнув пистолеты в хвостовую часть самолёта, и ловко приковал левую ногу оберста к правой ноге майора.

– Сидите смирно, – приказал так, чтобы его услышали. – Тогда, может быть, останетесь живы.

После чего подобрал винтовку стрелка, забросил её за спину и шагнул к дверям, ведущим в кабину пилота.

Вовремя.

Дверь открылась, и оттуда выглянул один из членов экипажа.

– Что здесь… – начал он и умолк, – ствол автомата упёрся ему в грудь.

– Хенде хох, – сказал Максим два слова, известные любому советскому человеку, и ткнул немца стволом в грудь.

Тот покорно поднял руки.

– Ты кто? – спросил Максим.

– Штурман, – кадык немца нервно дёрнулся. – Штурман Ганс Шольц.

– Что там, Ганс? – послышался окрик одного из пилотов.

– Самолёт захвачен! – крикнул в ответ Максим. – Ваш штурман у меня на мушке. Делайте, что говорю, и никто не пострадает.

С того места, где он стоял, было видно, как обернулись оба пилота.

При виде штурмана с поднятыми руками и стоящего за ними Максима их глаза расширились.

– Разворачивайте самолёт! – приказал Максим и продемонстрировал автомат. – Курс – за линию фронта, к русским!

– Чёрта с два! – ответил один из пилотов. Тот, что сидел слева. Видимо, командир. – У меня приказ доставить пассажиров в Берлин, и я намерен его выполнить!

Максим обернулся.

Оберст и майор покорно сидели рядышком и старались не шевелиться.

Убитые солдат-стрелок и майор лежали на полу, и под ними уже натекли лужи крови. Ефрейтор тоже валялся на полу, но Максим знал, что рано или поздно тот очнётся.

– Как скажете, – сказал Максим, отвёл автомат чуть правее и выстрелил одиночным.

Пуля вошла точно в затылок второму пилоту, тот дёрнулся и обмяк в кресле. Кровь и мозги заляпали лобовое стекло с его стороны.

Штурман задрал руки ещё выше.

– Я лётчик и умею управлять самолётом, – сообщил Максим, перекрывая голосом шум моторов. – Для того чтобы развернуться и лететь на восток, вы мне не нужны. Поэтому или мы летим за линию фронта, или я убью всех, а потом сяду за штурвал сам. В крайнем случае, сяду где-нибудь в поле. Выбирайте. Четыре секунды на размышление, – он красноречиво повёл стволом автомата.

– Не стреляйте, – быстро ответил командир. – Я разворачиваюсь.

– Вот и хорошо, – сказал Максим. – И учтите. При первой же попытке меня обмануть, я выполню своё обещание. Как я стреляю, вы видели. Да, и ещё. Где радио?

Командир показал рукой вниз. Там, под ручками управления высотой, закрылками, шасси, газа и другими виднелась характерная коробка с двумя рычажками и тремя верньерами.

– Это рация? – спросил Максим у КИРа.

– Судя по всему, да. Сразу говорю, что стрелять в неё не стоит. Проще вырвать провода.

– Умный, да?

– Ага.

Максим ткнул стволом автомата в штурмана:

– Вырви провода у рации.

Штурман обернулся, наклонился, вырвал провода.

– Молодец, хороший мальчик. Теперь собери и брось в проход всё оружие, которое имеется в кабине.

[1] Начальник тайной государственной полиции (гестапо) Герма

нии.

Глава третья

Через минуту за дверь полетели три 7,65 миллиметровых пистолета Вальтер ППК с магазинами на семь патронов.

Максим дождался, когда самолёт лёг в разворот и вернулся в салон. Оберст и майор продолжали сидеть смирно.

Максим вышел из сверхрежима, постоял секунду, привыкая к нормальному состоянию.

Разрядил один за другим все три «вальтера» экипажа.

Затем шагнул к трупу второго майора, перевернул его на спину, снял ремень с кобурой и пистолетом, нацепил на себя поверх нижней рубашки. Вытащил и проверил пистолет (это оказался девятимиллиметровый Вальтер П38, восьмизарядный с одной запасной обоймой в кобуре).

– Вы двое, – приказал. – Снимайте ремни вместе с кобурами и оставьте их на лавке. После этого снимите штаны, сапоги и носки с вашего товарища, – он кивнул на мёртвого майора. – Они мне нужны.

Пока немцы делали сказанное, Максим направился в хвост самолёта, подобрал оба пистолета – это тоже были «вальтеры» – и разрядил их.

Затем вернулся назад.

По дороге коротким и сильным ударом приклада винтовки по голове отправил в долгий нокаут зашевелившегося было ефрейтора. Затем вытащил нож из ножен у него на поясе и освободился от гипса на левой руке. Пошевелил пальцами – нормально. Ничего не болит, всё работает.

Оберст и майор уже справились с заданием и уселись на лавку, держа руки на коленях.

– Вы ж мои зайки, – не удержался Максим. – Можете ведь, когда захотите.

Он видел, что оба немца сильно подавлены, дезорганизованы и готовы подчиняться любым приказам. Штабные, что взять, настоящего фронта не нюхали. Снаряд в двух сотнях метров взорвался – уже герои.

Максим натянул брюки мёртвого майора, его носки и сапоги. Надо же, все в пору, как на него сшито.

Мундир надевать не стану, решил. Он в дырах от пуль и в крови. А вот лётная куртка, пожалуй, пригодится. И не только куртка, к слову. Интересно, куда они дели мою защитную рубашечку? У дона Руматы из великой повести братьев Стругацких «Трудно быть богом», помнится, была металлопластовая рубашка, а у меня то же самое только из поляризованного углерита. Потому что такого материала, как металлопласт не существует, это фантастика. У себя господин штандартенфюрер Пауль Кифер оставить её не мог. Зачем? На фронте ни лабораторий, ни специалистов. Должен был отправить в тыл вместе с этим самолётом и соответствующим рапортом. Через кого? Простым солдатам-конвоирам такую штуку не доверишь. Разве что в самом крайнем случае. Значит…

– Что вам передал штандартенфюрер Пауль Кифер? – жёстко обратился он к скованным немцам, направив на них автомат. – Отвечать! Живо!

– Там, в моём портфеле, – показал глазами оберст. – Какой-то свёрток и рапорт в конверте.

Максим открыл портфель. Нашёл свёрток из плотной крафтовой бумаги и запечатанный сургучом конверт. Свёрток был перетянут бечёвкой и тоже запечатан сургучом. На свёртке и на конверте аккуратными буквами было написано одно и то же: «Не вскрывать! Шефу гестапо, группенфюреру Генриху Мюллеру лично в руки».

Максим вскрыл конверт, пробежал рапорт глазами. Там подробно сообщались его деяния, включая гибель пехотного полка в загадочном взрыве чудовищной мощности. Так же говорилось о его необычных способностях и вероятной шизофрении. Рубашка-бронежилет прилагалась в качестве вещественного доказательства тайны личности человека, который одновременно представляется старшим лейтенантом Максимом Седых из будущего и младшим лейтенантом Красной Армии Николаем Святом, лётчиком-истребителем. В заключение прилагались результаты испытаний, во время которых рубашку расстреливали на расстоянии пятьдесят, двадцать пять и десять метров из пистолета «люгер», пистолета-пулемёта MP-40, винтовки «маузер» и, наконец, ручного пулемёта MG-34. Результат нулевой. Пули рикошетили от фантастического материала, оставляя на нём лишь едва заметные царапины.

Да, такой рапорт нам не нужен. Совсем.

– Спички или зажигалку! – протянул руку к оберсту.

Тот поспешно полез в карман и вложил в ладонь Максима зажигалку.

– Лицом на пол! – приказал Максим.

Немцы синхронно побледнели.

– Спокойно, убивать не стану. Лицом на пол, глаза закрыть!

Немцы послушно легли, уткнув лица в ладони.

Всё-таки приятно иметь дело с дисциплинированными людьми, усмехнулся про себя Максим.

Он сжёг рапорт вместе с конвертом на металлическом полу самолёта. Вскрыл свёрток, достал рубашку-бронежилет.

– Ах, ты моя родная, – сказал негромко по-русски.

Снял нижнюю рубашку, освободился от бинтов, надел бронежилет и нижнюю рубашку. Другое дело. Так, теперь куртка.

– Лежать тихо! – приказал немцам и прошёл в кабину.

Судя по компасу и солнцу, самолёт летел на восток. Штурман продолжал сидеть на месте. Его кожаная куртка висела на специальном крючке для одежды.

– Поднимайтесь на три тысячи метров, низко летим! – приказал Максим.

Командир послушно потянул ручку высоты на себя. Самолёт приподнял нос и принялся карабкаться ввысь.

Максим снял с крючка куртку штурмана, натянул на себя, застегнулся.

Чуть тесновата в плечах, но сойдёт.

– Сколько до линии фронта?

– Около ста сорока километров. Полчаса.

– А до ближайшего аэродрома русских?

– Надо карту смотреть, так не скажу.

– Так смотри.

Штурман достал карту, развернул на откидном штурманском столике.

Максим снова прошёл в салон. Там ничего не изменилось: скованные оберст и майор смирно лежали на полу, ефрейтор без памяти валялся там же.

Он набил карманы пистолетными обоймами, чтобы у немцев не возникло и тени соблазна воспользоваться «вальтерами», вернулся в кабину.

– Здесь, – показал штурман на карте. – У города Переяслав. По данным нашей разведки ещё два дня назад здесь располагался полевой военный аэродром русских. Истребители И-16.

– Сколько до него?

– Сто семьдесят два километра.

– Вот туда и летим. Проложи маршрут.

– Но нас собьют на подлёте! – воскликнул штурман. – Там же русские истребители!

– Бог не выдаст – свинья не съест, – сказал Максим. – Что означает – не ссы, прорвёмся.

Пока летели, Максим на всякий случай крепко связал ефрейтора (были у него подозрения, что этот парень может оказаться не столь сговорчивым, как его соотечественники) и выяснил у КИРа насчёт места назначения.

– Переяслав, он же Переяславль, он же Переяслав-Хмельницкий и Переяславль-Русский. Город, где в в 1654 году состоялась Переяславская рада, на которой при гетмане Богдане Хмельницком было принято решение о присоединении Войска Запорожского к Русскому царству.

– Ага. Знаменитый городок. Не довелось побывать. Большой?

– Куда там. В наше время около сорока тысяч. Сейчас даже не скажу, сколько. Тысяч двадцать, вероятно. Кстати, хочешь узнать моё мнение?

– О котором тебя не спрашивают?

– Оно самое.

– Чёрт с тобой, валяй.

– Нехорошо посылать к чёрту своего товарища. Да, я не человек и не верю ни в чертей, ни в ангелов. Наверное. Но всё равно нехорошо.

– Мне нравится твоё «наверное». Но этот мировоззренческий разговор, пожалуй, передвинем на более удобное время. Хорошо, я постараюсь впредь не посылать тебя к чёрту. Так что за мнение?

– Зря мы летим в Переяслав.

– Почему?

– Потому что уже через одиннадцать дней, четырнадцатого сентября, в районе Лоховиц танки Гудериана и Клейста замкнут киевский котёл. В окружении окажутся части пятой, двадцать шестой, двадцать первой и тридцать седьмой армий. А Переяслав немцы возьмут семнадцатого сентября.

– Что ты предлагаешь? Лететь вглубь советской территории?

– Да, и подальше. Пока хватит топлива. Вполне можем долететь до Харькова, Воронежа, Луганска или Донецка. Да хоть до Москвы!

– Нет, – ответил Максим. – Это плохая идея.

– Почему?

– Потому что сесть сразу за линией фронта на советский аэродром у немецкого самолёта есть шанс, а вот чем дальше – тем их меньше. При всём бардаке, который сейчас творится, нас быстро собьют.

– Если правильно проложить маршрут…

– Нет, я сказал. Есть и другие резоны. Как тебе, например, такой. Я хочу бить врага, а не доказывать НКВД, что я не немецкий шпион. Чем дальше от линии фронта, тем это будет доказать труднее. Так мне кажется. И вообще, давай договоримся. Решения принимаю я, а твой голос всего лишь совещательный. Ясно-понятно?

– Можно подумать, об этом нужно договариваться, – буркнул КИР. – Яснее некуда.

– Вот и славно. А теперь помолчи, мне нужно подумать, что говорить нашим, если мы, паче чаяния, долетим.

Они долетели.

Последние тридцать километров по настоянию Максима Ю-52 пролетел на минимальной высоте, едва не задевая брюхом верхушки деревьев, и вышел к аэродрому незамеченным.

То есть его заметили только тогда, когда самолёт пошёл на посадку. Покачав предварительно крыльями, дабы сбить с толку расчеты зенитных пулемётов.

Удалось. Видимо, кто-то из командного состава понял, что случай особый и отдал приказ не стрелять.

«Юнкерс» сел без приключений, доехал до конца взлётной полосы, остановился и заглушил моторы.

Максим поглядел в иллюминатор – к самолёту пылила полуторка ГАЗ-ММ с десятком красноармейцев в кузове.

К тому времени, когда она доехала, и из кузова посыпались вооружённые красноармейцы, Максим под дулом автомата уже вывел из самолёта оберста с майором, пилота и штурмана, заставив их лечь на землю лицом вниз.

Вслед за красноармейцами из кабины полуторки вылез плотный круглолицый темноволосый майор. На груди майора красовалась Золотая Звезда Героя Советского Союза, орден Ленина и три ордена Красного Знамени.

Ого, подумал Максим. Геройский майор. Когда это он успел такой иконостас заработать? Не иначе Испания и Халхин-Гол.

– Здравия желаю, товарищ майор! – принял стойку «смирно» Максим. – Разрешите доложить?

Майор махнул красноармейцам. Те опустили винтовки, но продолжали держать их наизготовку.

– Докладывайте.

– Младший лейтенант Николай Свят. Двести пятьдесят четвёртый истребительный полк в составе тридцать шестой истребительной авиадивизии ПВО. Был сбит в воздушном бою тринадцатого августа у села Лугины Житомирской области. Уцелел. Вступил в партизанский отряд. Воевал, попал в плен. Во время транспортировки в глубокий немецкий тыл захватил самолёт Ю-52 и пятерых немцев. Вот они лежат. Оберст, майор, пилот и штурман.

– Я вижу только четверых, – сказал круглолицый майор.

– Пятый, ефрейтор, в самолёте. Связанный. Там же три трупа. Один солдат, один майор и второй пилот. В портфелях немцев какие-то документы. Возможно, важные.

– Вольно, – сказал майор. – Двести пятьдесят четвёртый истребительный, говоришь?

– Так точно!

– Кто командир?

– Был майор Валуйцев Иван Александрович, но его ранили на четвёртый день войны и обязанности командира исполнял его заместитель майор Петров Пётр Михайлович. Герой Советского Союза, как и вы.

Максим не зря провёл свободные полчаса в самолёте, вспоминая, что рассказывал настоящий Николай Свят и выпытывая все имеющиеся сведения у КИРа.

– Знаю Петрова, – кивнул майор. – Встречались. Хороший лётчик, Героя за финскую получил. Значит, говоришь, захватил самолёт?

– Так точно, захватил.

Майор задумчиво смотрел на Максима, потирая ладонью щёку. Затем принял решение и кивнул:

– Пошли, посмотрим, чего ты там наворотил. Оружие только оставь, ни к чему оно тебе сейчас.Савельев! – обратился он к высокому красноармейцу с двумя малиновыми треугольниками в синих петлицах (сержант, отметил про себя Максим, командир отделения, видимо). – Прими у товарища младшего лейтенанта оружие, возьми трёх бойцов и за мной. Остальным охранять пленных.

В самолёте майор быстро огляделся, прошёл в кабину, осмотрелся там.

– Хорошо стреляешь, младший лейтенант, – похвалил Максима. – Три трупа и ноль пробоин в обшивке.

– Старался, – позволил себе чуть улыбнуться Максим. – Зачем нам дырявый трофейный самолёт? Чини его потом.

Майор засмеялся.

– А летаешь ты так же хорошо? – спросил неожиданно. – Сбитые есть?

– Имеются. Два подтверждённых и один «мессер» я завалил над Лугинами. Но это подтвердить некому.

– А всего их сколько было против тебя?

– Три.

– Расскажи.

Максим пересказал то, что рассказывал ему лётчик Николай Свят. Про сопровождение бомбёров СБ-2, которые должны были ударить по житомирской железнодорожной станции.

Про зенитки и «мессеры».

Как сбили его ведомого, как он стал уводить «худых» от бомбёров и в конце концов оказался за линией фронта.

Рассказывал так, будто сам сидел в кабине «ишачка».

Майор слушал внимательно, его стального цвета глаза, словно пытались проникнуть куда-то вглубь Максима, разглядеть то, что обычному взгляду недоступно.

– Значит, остался жив и ушёл к партизанам, – резюмировал он.

– Так точно.

– Повезло. Посадить И-16 на деревья и остаться в живых, – он покачал головой. – Даже не ранили?

– А я вообще везучий, – сказал Максим. – Ранили, но не сильно, по касательной, зажило, как на собаке. С немцами этими тоже повезло. Слишком беспечны оказались, не ожидали, что я нападу. А от оков на ногах я сумел освободиться.

– Как?

Максим показал изогнутую заколку.

– Я же бывший беспризорник, – ухмыльнулся. – Приходилось разные замки открывать в этой жизни.

– Понятно, – усмехнулся майор в ответ. – Савельев!

– Я!

– Вынести из самолёта трупы и пленного и ждать снаружи!

– Есть!

– Присаживайся, младший лейтенант, – предложил он, когда сержант с красноармейцами выполнил приказание.

Они сели.

– Меня зовут Коробков Павел Терентьевич, – сказал майор и протянул руку. – Командир двенадцатого истребительного полка.

– Рад знакомству, товарищ майор, – сказал Максим, пожимая протянутую руку. – И спасибо за доверие.

– Я пока ещё ничего тебе не доверил.

– Но собираетесь, верно? Эх, жаль мои документы остались в партизанском лагере.

– Так ты сохранил документы?

– Конечно. Но на задание не брал.

– Расскажи, как попал в плен. Только коротко, времени у нас мало.

Максим рассказал.

– Получается, немцы знали, что вы попробуете спасти эту тысячу евреев, – сделал вывод майор. – Ловушку вам устроили. Засаду.

– Получается так, – согласился Максим. – Думаю, в этом есть и моя вина.

– Как это?

– Был там у них такой Георг Дитер Йегер, штурмбанфюрер, начальник военной полиции шестьдесят второй пехотной дивизии. Он за нами гонялся. Однажды был у меня в руках, а я его отпустил.

– Почему?

– Чёрт его знает, – Максим пожал плечами. – Он был безоружен и неопасен в тот момент. Может, пожалел. Проявил излишний гуманизм. Каюсь. Надо было убить.

– Надо было, – жёстко сказал майор. – Всех немцев, пришедших с оружием в руках на нашу землю, надо убить. Иначе они убьют нас, наших детей, матерей и жён. Ты готов их убивать, лейтенант?

– Странный вопрос, товарищ майор. Я их уже целый полк уничтожил. То есть не я, конечно, случайно получилось, но всё-таки.

– Да, полк. Взрыв этот фантастический… Ты понимаешь, что такие вещи проверяются?

– Разумеется. Всё должно проверяться. В том числе и я сам.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Но у меня нет ни времени, ни возможностей тебя проверять. Точнее, возможность есть, но я не хочу.

– Простите, не понял.

– Ты же лётчик?

– Лётчик.

– Истребитель?

– Истребитель.

– Ты захватил и пригнал на нашу сторону целый Ю-52 и пятерых пленных в придачу. С важными документами. Для меня этого вполне достаточно. А наша славная контрразведка из тебя всю душу вынет. И еще не известно, вернёт ли обратно. Так что спрошу ещё раз. Готов воевать, лейтенант? У меня лётного состава меньше половины, пополнения нет и не предвидится, немец прёт, как в задницу наскипидаренный. Ничем его не остановить. А останавливать надо. Понимаешь, Коля? Надо останавливать. Кроме нас некому.

– Понимаю, товарищ майор.

– Сейчас – Павел. Ты какого года?

– Двадцатого.

– А я девятого. Одиннадцать лет разницы – это ерунда. Пока партизанил летать не разучился?

– Не разучился, Паша. Что, неужто дашь машину?

– Дам. У меня три «ишачка» свободные, говорю же. Форму тебе выдадим, на довольствие поставим, а документы потом оформим, задним числом. Согласен?

– Конечно! Только…

– Что?

– Тебе за такое самоуправство от родного НКВД не прилетит потом по самое «не могу»?

– Как-как? – засмеялся командир полка. – По самое «не могу»? Надо запомнить. Не прилетит. Я – Герой Советского Союза Павел Коротков. Мои ребятки в первый же день войны одиннадцать самолётов врага завалили. Восемь «дорнье», и три «мессера». Из них два я лично. А первых сбил ещё в Испании. Шесть штук. Потом на Халкин-Голе добавил. Так что пошли все на хрен. Лучшая проверка человека наш он или нет – бой. Бой всё на свои места расставит. Так что не подведи меня, Коля.

– Не подведу, Паша.

Они пожали друг другу руки.

– Но на людях я по-прежнему товарищ майор, – подмигнул командир полка.

– Разумеется, товарищ майор. Один вопрос можно?

– Давай.

– Как тут у вас с довольствием? Честно скажу – жрать хочется, аж живот подводит.

– Что, – засмеялся майор, – фрицы плохо кормят?

– Что б их так всю жизнь кормили. Желательно короткую.

– Накормим, не переживай. И накормим, и сто грамм фро

нтовых нальём. С этим у нас пока всё нормально.