Текст книги "Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв."

Автор книги: Алексей Бокщанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Выше отмечалось, что по замыслу правительства морские экспедиции, предпринятые в этот период, преследовали не только дипломатические, но и внешнеторговые цели. Прежде всего они должны были способствовать развитию централизованной государственной торговли китайской казны со странами Южных морей. Но в источниках сообщается и о купцах, сопровождавших правительственный флот. Кроме того, такие моменты деятельности экспедиций, как борьба с пиратами и освоение морских путей в Южных морях, а также организация торговых баз Китая в Малакке, Самудре и других местах, шли на пользу как централизованной, так и частной китайской торговле в этом районе. Само установление еще более тесных «официальных» связей между Китаем и странами Южных морей в результате морских экспедиций начала XV в. объективно способствовало развитию торговли между обеими сторонами. Поэтому можно сказать, что внешнеполитическая активизация начала XV в. положительно отразилась на китайской морской торговле в целом.

Однако нельзя упрощать картину, полагая, что, организуя экспедиции начала XV в., китайское правительство имело целью поощрение частной морской торговли китайских купцов. Факты показывают, что частная китайская торговля в заморских странах в начале XV в. продолжала ограничиваться правительством. Так, в начале 1404 г. был издан очередной «запретительный» указ. Он не разрешал иметь морские корабли в частном владении, а все частные суда предписывал переделать для речных и каботажных перевозок. Местным властям приказывалось запрещать населению выходить в море и возвращаться обратно, если кому-нибудь все же удастся уйти[696]696
  Тань Си-сы, Мин да чжчн цауань но, цз. 13, стр. 28а.


[Закрыть]. Мотивировался указ 1404 г. тем, что многие жители провинций Фуцзянь и Чжэцзян вступают в «связь с иноземцами и становятся разбойниками».

Затем, в 1407 г., специальным указом для Дайвьета и Тямпы предписывалось этим странам следовать китайским нормам морали и запретить местному населению частным образом выходить в море для торговли[697]697
  С. Сакума, Мэйсё но кай кин сзи саку, стр. 48.


[Закрыть]. Не нужно объяснять, что в Тямпе, которая не была занята китайскими войсками, этот указ не мог возыметь действия. Но он интересен для нас как подтверждение того, что в самом Китае запрет на выход населения в море продолжал существовать.

В 1409 г. был подтвержден запрет на вывоз из Китая тюля и узорного шелка[698]698
  Тань Си-сы, Мин дa чжэн цзуань яо, цз. 14, стр. 32а.


[Закрыть].

В 1430 г. в провинции Чжэцзян было запрещено жителям прибрежных районов выходить в море даже для ловли рыбы. Губернатор провинции пробовал добиться отмены решения, но безуспешно[699]699
  Там же, цз. 19, стр. 26a.


[Закрыть].

Наконец, в 1433 г. последовал новый указ, запрещавший китайскому населению выход в море. Ответственность за его строгое соблюдение возлагалась на нанкинский цензорат. Непосредственным толчком к появлению указа 1433 г. послужил следующий доклад цензора Гу Цзо: «Прежде уже были запретительные установления на частные сношения с иноземцами. В последние годы чиновники, военный и гражданский люд, не соблюдая запрета, часто незаконным образом строят морские корабли, обманно называют себя исполнителями поручений императорского двора и самовольно уходят в иноземные страны, возмущая иноземцев и вовлекая их в разбой. Те из них, кто уже схвачен, понесли тяжелые наказания. Следует подтвердить прежний запрет, объявить этот указ всему военному и гражданскому населению приморских районов и разрешить всем людям доносить о нарушителях. Если донос подтверждается, то давать доносчикам половину имущества из дома правонарушителя. Те же, кто будет знать о нарушителях, но не донесет, а также те, кто в военных гарнизонах и государственных учреждениях не будет соблюдать запрет, – всех наказывать»[700]700
  Чжан Вэй-хуа. Мин дай хайвай маои цзяньлунь, стр. 23.


[Закрыть].

Однако, придерживаясь, как и прежде, политики «морского запрета», китайское правительство в начале XV в. не делало попыток распространить ограничения на частную торговлю иноземцев в Китае. Это не значит, что среди придворных и чиновников не было сторонников повторения мероприятий 1394 г. О том, что такие стремления сохранялись, но в начале XV в. китайское правительство не шло им навстречу, свидетельствует следующее «изречение» императора, относящееся к 1403 г.: «Иноземцы уплачивают дань, преодолевая опасности пути, и, если они и продают что-либо, то это для возмещения путевых расходов. Как же можно издать указ о всеобщем запрете [на их торговлю]?»[701]701
  Лун Вань-бинь, Мин хуй яо, т. I, стр. 249.


[Закрыть]. Естественно, здесь перед нами «официальная» версия, оправдывавшая допущение иноземной частной торговли. На деле эта торговля допускалась правительством не во имя заботы о «возмещении путевых расходов», а ради отмеченных выше политических целей – «привлечения» иноземцев.

Поощряя частную торговлю иноземцев в Китае, минское правительство в начале XV в. пошло даже на освобождение ее от налогообложения. Сохранилась запись следующего «высочайшего» решения по этому вопросу, относящегося к 1403 г.: «Торговые налоги взимаются государством для ущемления людей, занимающихся второстепенными занятиями (т. е. китайского населения, занимающегося ремеслом и торговлей. – А. Б.). Разве же они берутся ради прибыли? Ныне иноземцы, следуя хорошему примеру, прибывают к нам издалека. Что мы получим, посягая на их прибыли? А убыток и ущерб великому престижу – большой»[702]702
  «Мин ши», цз. 81, стр. 29035(1–2).


[Закрыть]. Мы видим, что, несмотря на прикрытие этого решения мотивами сугубого «бескорыстия», здесь проступают и истинные цели правительства, несущие политическую окраску.

Таким образом, в начале XV в. китайское правительство отнюдь не отказалось от проведения политики «морского запрета» для китайского населения, что не мешало его стараниям, направленным на всемерное расширение дипломатических связей, государственной торговли и частной торговли иноземных послов и купцов в Китае. В связи с этим говорить о «смягчении» политики «морского запрета» в начале XV в. можно лишь по сравнению с положением, сложившимся в 1394 г. С другой стороны, нет никаких оснований для предположений о более строгом, чем раньше, его соблюдении.

В этот период казенная государственная торговля и частная иноземная торговля в Китае достигли большого размаха и приносили немалые прибыли как императорскому двору и центральным властям, так и местным властям и частным лицам. Как отмечают источники, в начале XV в. «дань» и сопровождавшие ее товары начали поступать в Китай беспрерывным потоком круглый год, без каких-либо определенных сроков и ограничений[703]703
  «Гуандун тун чжи», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть]. В результате прежде редкие иноземные товары теперь попадали не только в казну, но и в частные руки: «Удивительные товары и огромные драгоценности, прежде мало встречавшиеся в Китае, переполнили казну и рынки. Бедный люд получил распоряжение (читай „разрешение“. – А. Б.) покупать их, и многие разбогатели на этом. А нужды государства также с избытком удовлетворялись [этими товарами]»[704]704
  Чжэн Хао-шэн, Шиу шицзи чуе Чжунго юй Я-Фэй гоцзя-цэянь цзай чжэнчжи, цзинцзи хэ вэньхуа-шан гуаньси, стр. 101.


[Закрыть].

В 1406 г. гуандунские власти докладывали императору, что товаров, доставленных из-за моря «в дань», поступает настолько много, что не хватает перевозочных средств для доставки их в столицу. В ответ на это было приказано сооружать промежуточные склады для хранения товаров по дороге в столицу[705]705
  «Гуандун туи чжи», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть]. В 1434 г. столичным служилым чиновникам Пекина и Нанкина было разрешено получить свое жалованье черным перцем и сапановым деревом по определенной расценке в ассигнациях[706]706
  Чжан Вэн-хуа, Мин дай хайвай маои цзяньлунь, стр. 31.


[Закрыть]. Все эти примеры свидетельствуют о довольно широком распространении заморских товаров в Китае в первой половине XV в.

Когда после 1436 г. китайское правительство перешло к постепенному сокращению внешних связей со странами Южных морей, это неминуемо должно было отрицательно сказаться на казенной государственной торговле. Пытаясь сократить расходы на поддержание дипломатических отношений, правительство наряду с ограничением сроков прибытия иноземных кораблей в Китай уже в 1436 г. начало сокращать ответные выплаты иноземцам за привезенную «дань»[707]707
  Янь Цун-дянь, Шу юй чжоу цзы лу, цз. 8, стр. 376.


[Закрыть]. Это, конечно, снижало заинтересованность последних в торговле через государственные каналы. С дальнейшим сокращением числа «даннических» кораблей, приходивших в Китай, быстро уменьшался и объем государственной торговли. В результате, судя по докладу одного из казначеев, уже в 1458 г. центральная казна испытывала недостаток в поступлении заморских товаров[708]708
  Чжан Вэй-хуа, Мин дай хайвай маои цзяньлунь, стр. 36.


[Закрыть].

Тем не менее китайское правительство не отказывалось от проведения политики «морского запрета». Дважды, почти подряд– в 1449 и 1452 гг., – были изданы новые строгие указы, запрещавшие населению прибрежных провинций «частным образом» уходить в море[709]709
  Ли Цзянь-нун, Сун, Юань, Мин цзинцзи ши гао, стр. 163.


[Закрыть]. Однако они, как и прежде, не могли остановить частной морской китайской торговли. После 1452 г. правительство уже не пыталось прибегать к строгому проведению в жизнь морского запрета в течение 70 лет, хотя формально он продолжал существовать. В результате многократных экспедиций китайского флота в страны Южных морей помимо стремления самого китайского правительства создалась более благоприятная, чем когда-либо раньше, обстановка для развития частной морской торговли китайских купцов в этом районе. Поэтому на протяжении всей второй половины XV – начала XVI в. наряду с сокращением государственной торговли происходил рост частной китайской морской торговли.

Интересно отметить, что китайское законодательство конца XV в., несмотря на отсутствие формальной отмены морского запрета, допускало возможность выхода частных лиц в море, хотя это и было связано со строгими ограничениями и контролем. Один из дополнительных пунктов к статье «Об уходе за границу частным образом и запрете выходить в море» в «Да мин люй», относящийся к концу XV в., гласил: «Каждый, кто покинет прибрежные места и выйдет на кораблях в море, не имея пронумерованного талона (хао пяо) или приказа, разрешающего выходить в море, и если он сделает это по уговору с влиятельными и сильными лукавцами, а также возьмет с собой военный и гражданский люд, построит большой корабль, имеющий больше двух мачт и превышающий принятые нормы, возьмет с собой запретные товары и, выйдя в море, направится торговать в иноземные страны, тайно войдет в связь с пиратами и заодно с ними задумает набрать шайку, станет их пособником [и будет чинить] грабежи мирного люда, считается изменником и будет приговорен к обезглавливанию»[710]710
  «Да мин люй», т. 8, стр. 436–44а.


[Закрыть]. Далее подтверждался строгий запрет на вывоз оружия и ставились количественные ограничения для частной торговли сапановой древесиной и черным перцем.

В целом эта статья направлена против пиратов и контрабандистов. Однако важно подчеркнуть, что согласно ей юридически разрешалось выходить в море, имея на то специальное удостоверение или разрешение свыше. В этом несомненно проявилось ослабление правительством Китая в конце XV в. политики «морского запрета» под влиянием происшедших за столетие изменений – упадка централизованной и роста частной морской торговли.

В результате довольно быстрого расширения частной китайской морской торговли и иноземной купеческой торговли в Китае в конце XV – начале XVI в. нужды Китая в заморских товарах, как и в начале XV в., вполне удовлетворялись: «Кладовые были переполнены иноземным перцем, древесиной, медными барабанами, кольцами и драгоценными камнями. Иноземные товары продавались очень дешево, и много бедных людей разбогатело, пользуясь распоряжением о их закупке»[711]711
  «Гуандун тун чжи», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть]. Здесь только не уточнено, что это были кладовые местные гуандунских властей, а не центрального правительства. Подтверждением этому может служить сохранившийся в «Мин ши лу» доклад гуандунских властей императору, помеченный 1509 г. В нем сообщалось, что в 1507, 1508 и 1509 гг. в центральную казну отправлялись лишь такие редкие товары, как слоновая кость, рог носорога и т. п. Остальное же поступало в местную казну и пускалось ею в свободную распродажу[712]712
  Чжан Вэй-хуа, Мин дай хайвай маои цзяньлунь, стр. 39.


[Закрыть].

В том же докладе 1509 г. говорилось, что речь идет об иноземных товарах, поступавших в казну в виде налоговых отчислений. Следовательно, в начале XVI в. центральная казна и местные власти получали большую часть иноземных товаров не через централизованную государственную торговлю, как в начале XV в., а через налоговые отчисления с частной внешней морской торговли. Эти отчисления были весьма внушительны. Так, тот же доклад 1509 г. сообщал, что только в этом году местные власти распродали единовременно поступивших от налогов и не отправленных в столицу товаров на сумму в 101 200 лян серебром (ок. 3775 кг серебра)[713]713
  Там же.


[Закрыть].

О заинтересованности местных гуандунских властей в развитии морской торговли свидетельствует тот факт, что размеры их жалованья зависели от количества поступивших иноземных товаров[714]714
  «Мин ши», цз. 325, стр. 31784(1).


[Закрыть]. В докладе одного из сановников начала XVI в. говорится, что за месяц в гуандунской казне скапливалось иноземных товаров на много десятков тысяч лян серебром[715]715
  «Гуандун тун чжи», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть].

С середины XV в., когда китайское правительство ослабило свое внимание к политике в странах Южных морей, центральные власти в значительной степени отказались от контроля над управлениями торговых кораблей. Свидетельством этому служит указ 1430 г., отменявший предварительные доклады в столицу о прибытии кораблей с «данью». К началу XVI в. управления практически полностью находились под контролем местных властей, захвативших в свои руки «встречу» иноземных кораблей. Об этом говорит следующий доклад императору, поданный начальником гуандунского управления Би Чжэнем в 1509 г.: «Согласно старому порядку все корабли, приплывавшие морем [в Китай], поступали исключительно в распоряжение управлений торговых кораблей. Ныне же ими распоряжаются военные инспекторы и чиновники из Сань сы (провинциальные правления, сосредоточивавшие гражданско-налоговую, – судебно-цензорскую и военную власть. – А. Б.). Прошу сделать так, как было прежде»[716]716
  «Мин ши», цз. 81, стр. 29035(2).


[Закрыть].

Решение этого дела было поручено Ведомству обрядов. Оно предложило оставить за управлениями торговых кораблей лишь контроль над официальными посольскими миссиями с «данью», а дела морской торговли передать прочим провинциальным властям. Но императорский указ по этому поводу удовлетворил просьбу Би Чжэня. При этом император ссылался на пример Сюн Сюаня, который, будучи начальником гуандунского управления торговых кораблей незадолго до Би Чжэня, пользуясь приятельскими отношениями с влиятельным временщиком Лю Цзянем, сумел добиться монопольного права распоряжаться всеми иноземными кораблями[717]717
  Там же. стр. 29035(2–3).


[Закрыть]. Интересно отметить, что поводом для действий Сюн Сюаня послужило отстранение его от взятия налогов с купеческих кораблей из Малакки.

Однако «дело» Би Чжэня интересно для нас тем, что Ведомство обрядов предложило отделить функции по контролю над официальными посольствами из заморских стран от внешнем торговли. Это показывает, что к началу XVI в. дипломатические и внешнеторговые функции было все труднее совмещать в рамках одних и тех же контрольно-административных органов вследствие значительного развития внешней торговли Китая и все большего ее обособления от посольских связей и подношения «дани». Однако борьба между центральными и местными провинциальными властями за прибыли от внешней торговли не дала возможности создать в начале XVI в. обособленные друг от друга дипломатические и внешнеторговые органы в морских портах Китая. Это, как увидим ниже, имело немаловажные последствия для внешнеторговых связей Китая в дальнейшем, когда возникли дипломатические и военные конфликты между китайскими властями и португальскими колонизаторами.

Но борьба за расширение легальных возможностей для частной внешней морской торговли на этом не закончилась. Быстрое развитие этой торговли в конце XV – начале XVI в., отвечавшее интересам тех слоев господствующего класса, которые были связаны с ремеслом, торговлей и интенсивным ведением сельского хозяйства и широких кругов городского населения юго-восточных провинций Китая, поощрялось, разумеется не без собственной выгоды, местными властями этих провинций. Последнее обстоятельство усиливало позиции сторонников развития внешнеторговых связей. Один из сановников гуандунского наместничества, У Тин-цзюй, настоял на том, чтобы иноземные купеческие корабли в начале XVI в. могли беспрепятственно и в любое время прибывать в Китай[718]718
  «Мин ши», цз. 325, стр. 31783(2).


[Закрыть]. А в 1514 г. он предложил узаконить это, введя новые специальные правила о «дани» и торговле иноземных кораблей[719]719
  Т. Фуцзита, Чжунго Нань хай гудай цзяотун цза као, стр. 364.


[Закрыть]. О судьбе этих предложений данных нет. Однако трудно судить, как могла бы развернуться борьба по вопросу о внешнеторговых связях в Китае в дальнейшем, если бы не вторжение на Дальний Восток первых западноевропейских колонизаторов.

Глава V.
Влияние вторжения на Восток первых западноевропейских колонизаторов на внешние связи Китаи

Ко второму десятилетию XVI в. в отношениях Китая со странами Южных морей сложилась следующая картина. Система номинального вассалитета этих стран, лежавшая в основе политики Минской империи, пришла к этому времени в упадок. «Официальные» посольские связи перестали быть систематическими. Но, хотя времена активизации внешней политики Китая в этом районе отошли в далекое прошлое, результаты ее продолжали сказываться. Это прежде всего проявилось в расширении внешнеторговых связей между Китаем и странами Южных морей. Вопреки стремлению минского правительства направить эти связи в русло централизованной торговли, во второй половине XV – начале XVI в. неуклонно росла частная морская торговля. Правительство было вынуждено отступить от строгого соблюдения «морского запрета». Проводниками китайского влияния в странах Южных морей по-прежнему были многочисленные переселенцы-колонисты. Вслед за активизацией китайской политики в этом районе в начале XV в. их число быстро росло, а экономические и политические позиции, несмотря на то что китайское правительство их не поддерживало, к началу XVI в. значительно окрепли.

В этих условиях сначала китайским торговцам в странах Южных морей, а затем и китайским властям пришлось столкнуться с экспансией на Дальнем Востоке первых западноевропейских колониальных держав – Португалии, а затем Испании.

На первых порах португальцы не стремились основывать в Азии новые политические и торговые центры. Они силой оружия и подкупом пытались занять наиболее важные торговые пункты в бассейне Индийского океана и Южных морей, превращая их в базы своего политического и военного господства и занимаясь грабежом и комиссионной торговлей. Центральной базой португальской экспансии в Индийском океане стал захваченный в 1510 г. город Гоа в Индии. Здесь помещалась ставка португальского вице-короля, который распоряжался всеми португальскими колониями в Азии и Восточной Африке.

В 1511 г. португальские корабли под начальством д'Альбукерка подошли к г. Малакке и захватили его. С этого времени он стал основным опорным пунктом распространения португальской экспансии в странах Южных морей. С захватом Малакки связано первое официальное известие о португальцах, поступившее в столицу Китая. Бежавший султан Малакки Мохаммед прислал в Китай посла с просьбой о помощи против португальцев. Однако китайское правительство, отказавшись от политики поддержания номинального вассалитета в отношении стран Южных морей, оставило эту просьбу без внимания. Как отмечено в «Мин ши лу», за этим посольством последовали другие, но китайские центральные власти не; приняли никакого решения по этому вопросу[720]720
  Цзе Цзы, Путаоя циньчжань Аомэнь ши кэ, стр. 6.


[Закрыть]. Запоздалая реакция на просьбы Мохаммеда о помощи наступила лишь в 1520–1521 гг., когда китайским властям самим пришлось столкнуться с португальской экспансией[721]721
  Китайские торговцы, еще не разобравшись в намерениях португальцев, оказали им в 1511 г. помощь при захвате Малакки; находившиеся в Малакке пять китайских судов, не договорившись с местным султаном по какому-то вопросу, перешли на сторону португальцев (V. Purcell, The Chinese in Southeast Asia, p. 284).


[Закрыть].

Укрепившись в Малакке, португальцы стали рассылать оттуда разведывательные и захватнические экспедиции своего флота в различные страны Южных морей. Есть данные, что в 1515 г. Жорж Альварес высадился в пункте Тамао в провинции Гуандун, недалеко от Гуанчжоу[722]722
  Местонахождение Тамао остается спорным вопросом. Существует мнение, что это Наньтоу в уезде Дунгуань, что это залив Сицао, что это гавань на о-ве Сячжоу и, наконец, что это о-в Хоучуань, иначе о-в Святого Джона (см. Т. Фуцзита, Чжунго Нань хай гудай цзяотун цза као, стр. 373–377; Н. В. Кганер, Новейшая история стран Дальнего Востока, ч. 2, стр. 10).


[Закрыть]. По его приказу здесь был водружен каменный столб с португальским гербом[723]723
  Н. В. Кюнер, Новейшая история стран Дальнего Востока, ч. 2, стр. 10.


[Закрыть]. В 1516 г. к берегам Китая прибыл состоявший на службе у португальцев итальянец Рафаэль Перестрелло.

В 1517 г. в Тамао бросило якорь первое официальное португальское посольство во главе с Фернао д'Андраде. Основной его задачей было завязать торговые отношения с Китаем. Поэтому д'Андраде попытался договориться с гуандунскими властями о правилах торговли и одновременно выяснить возможность вступления в официальный контакт с центральным китайским правительством. Кроме того, португальцы хотели создать крепость-факторию в непосредственной близости от китайских берегов. С этой целью корабль под командованием Маскаренаса был послан вдоль берегов Китая к провинциям Фуцзянь и Чжэцзян[724]724
  Там же, стр. 11.


[Закрыть]. К тому же, зная, что султан Малакки обращался к Китаю с просьбой о помощи, португальцы стремились добиться признания китайским правительством своего захвата Малакки. В этом плане интересно отметить, что пришедший к берегам Китая флот д'Андраде состоял из пяти португальских и четырех малаккских кораблей[725]725
  Там же, стр. 10.


[Закрыть].

Д'Андраде удалось договориться с местными китайскими властями о торговле в Тамао (где и раньше велась иноземная торговля) и доставке португальских товаров прямо в Гуанчжоу. Сам он прибыл в Гуанчжоу на двух кораблях и, уходя, оставил посольство во главе с Томе Пиресом, которое должно было добиться заключения торгового соглашения с центральным китайским правительством. Пирее долгое время не мог получить разрешения местных властей на поездку в столицу. Но он воспользовался путешествием императора на юг страны и, дав взятку одному из дворцовых евнухов, получил доступ к императору.

Однако португальцы сами помешали успеху миссии Пиреса. Около 1518 г. в Тамао прибыли корабли Симао д'Андраде – брата первого португальского посла. Люди д'Андраде повели себя здесь как полные хозяева – не считаясь с местными китайскими властями, возвели форт, стали грабить окрестное население, обстреляли из орудий побережье Китая. Об этих действиях было доложено императорскому двору. Тогда-то китайские сановники вспомнили о захвате португальцами Малакки: цензор Цю Дао-лун подал доклад, указывая на сюзеренные обязанности Китая по отношению к Малакке и предостерегая от признания ее захвата португальцами[726]726
  «Мин ши», цз. 325, стр. 31783(2).


[Закрыть].

В результате посольство Пиреса было выслано из столицы[727]727
  Судьба Пиреса и его спутников точно неизвестна. По одним данным, они были схвачены и казнены в Гуандуне, по другим – посажены в тюрьму (Н. В. Кюнер, Новейшая история стран Дальнего Востока, ч. 2, стр. 14–15).


[Закрыть]. Императорский указ предписывал португальцам возвратить султану Малакки его владения. Одновременно в Сиам было направлено послание с призывом оказать помощь Малакке против португальцев[728]728
  «Мин ши», цз. 325, стр. 31778(2).


[Закрыть]. Но, как отмечено в «Мин ши», Сиам на это воззвание не откликнулся.

Одновременно китайский флот получил приказ изгнать португальцев из Тамао. Корабли С. д'Андраде были блокированы в бухте, и только буря помогла пяти из них уйти. Это произошло в 1521 г., а в 1522 г. к берегам Китая подошло посольство Де Мелло, отправленное непосредственно из Лисабона. Суда китайской береговой обороны атаковали корабли Де Мелло еще до того, как он успел высадиться на берег. Португальцы ушли, потеряв два корабля.

Спустя год, в 1523 г., пять кораблей под командованием Педро Гомеса снова подошли к китайским берегам. На этот раз португальцы не пытались завязать с Китаем официальные отношения, а, высадившись, начали грабить побережье.

Китайский флот атаковал их, и португальцы отошли, потеряв два корабля.

Так закончилась первая попытка португальцев устроить торговую факторию на территории Китая, наладить торговлю и дипломатические отношения с китайским правительством. Однако она имела далеко идущие последствия для внешних связей Китая со странами Южных морей – после семидесятилетнего перерыва в 1521–1522 гг. вновь был подтвержден строгий «морской запрет».

Прежде всего эти мероприятия коснулись провинции Гуандун, где в 1517–1523 гг. развернулись основные события, связанные с попытками португальцев наладить торговлю и захватить факторию вблизи китайских берегов. Как отмечено в источниках, «с тех пор как был наложен полный запрет на плавание морских кораблей, различные иноземцы, которые по установленному порядку должны были доставлять дань, стали редко прибывать в Гуанчжоу. Тогда корабли с данью стали заходить в Чжанчжоу и Цюаньчжоу (пров. Фуцзянь. – А. Б.). Торговля в городе Гуанчжоу пришла в запустение и уже не возвращалась к тому, что было прежде»[729]729
  «Гуандун тун чжи», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть]. Как известно, именно через Гуанчжоу поддерживались основные связи со странами Южных морей.

Центр связей с заморскими странами переместился в порты Фуцзяни ненадолго. Другой источник сообщает, что вскоре здесь были проведены аналогичные мероприятия[730]730
  Янь Цун-дянь, Шу юй чжоу цэы лу, цз. 9, стр. 206.


[Закрыть]. Однако это было вызвано не только португальской экспансией, но и новыми столкновениями с «японскими пиратами», борьба с которыми велась затем в течение нескольких десятилетий. В 1523 г. в Нинбо прибыли сразу два претендента на звание официального посла Японии. Один из них дал взятку высокопоставленному евнуху и получил признание китайских властей как посол, а вместе с этим право отправляться торговать в столицу. Тогда его соперник напал на Нинбо и учинил там грабеж. Столичный цензор Ся Янь подал доклад, обвиняя в случившемся сановников из управления торговых кораблей. Вследствие этого управления в провинциях Фуцзянь и Чжэцзян были закрыты[731]731
  «Мин ши», цз. 81, стр. 29035(3); цз. 75, стр. 28973(1).


[Закрыть]. Это знаменовало прекращение официальных отношений через эти провинции. Осталось лишь управление в Гуанчжоу, которое тоже бездействовало ввиду мер, предпринятых против португальцев. Таким образом, к 1523 г. внешние связи Китая через юго-восточные провинции оказались под запретом центрального правительства.

Характерной особенностью запрета 1521–1523 гг. было сочетание мер по прекращению частной внешней торговли с пресечением всяких дипломатических связей с заморскими странами. Это было вполне закономерно в условиях, когда вплоть до XVI в. минское правительство не шло на отделение органов, ведавших внешнеторговыми связями, от дипломатического аппарата. Но последствия обеих сторон запрета были неравнозначны. В условиях сокращения посольских связей стала весьма незначительной и централизованная морская торговля. Поэтому, прекращая эти отношения, центральное правительство мало что теряло в финансовом отношении. Иное положение с запретом на частные внешнеторговые связи. При широком развитии частной морской торговли к началу XVI в. это болезненней, чем раньше, отразилось на юго-восточных районах Китая. Местные власти этих провинций и широкие круги частных лиц, связанных с внешней морской торговлей, понесли на этом существенные убытки, как о том прямо сказано в «Шу юй чжоу цзы лу»[732]732
  Янь Цун-дянь, Шу юй чжоу цзы лу, цз. 9, стр. 206.


[Закрыть].

Если раньше существование «официальных» связей открывало путь для поддержания торговых отношений в замаскированном виде даже в условиях строгого «морского запрета», то теперь эти возможности были отрезаны. В начале 20-х годов XVI в. китайское правительство пыталось осуществить запрет на деле, и даже иноземные корабли с «данью» предписывалось отгонять подальше[733]733
  Цзе Цзы, Путаоя циньчжань Аомэнь ши кэ, стр. 7.


[Закрыть].

Вполне естественно, что запрет 1521–1523 гг. вызвал новое обострение внутренней борьбы в Китае по вопросу о внешних связях. Она шла по двум линиям: во-первых, путем подачи петиций; во-вторых, путем практического неподчинения «морскому запрету».

Доклады с просьбами и предложениями о возобновлении внешних связей и морской торговли стали поступать почти сразу же после установления строгого «морского запрета» и полного прекращения отношений с заморскими странами[734]734
  Там же, стр. 16.


[Закрыть]. Доводы некоторых из них сводились к тому, что португальцам. уже дан отпор и поэтому следует вернуться к традиционным связям с заморскими странами[735]735
  Там же, стр. 16–17.


[Закрыть]. При этом не выдвигалось, прямого требования разрешения частной торговли, но и легализация «официальных» связей могла иметь большое значение в качестве первого шага на пути к восстановлению прежнего порядка.

Очень радикален был пространный доклад военного губернатора провинций Гуандун и Гуанси, начальника Цензората Линь Фу (источники относят его к концу 20-х годов XVI в.). В нем весьма подробно описывалось положение, сложившееся в южных провинциях Китая в результате проведения политики «морского запрета». Свой доклад он начинал с того, что прекращение внешних связей «во имя искоренения вреда заодно с ним запрещает и полезное, что приводит к нехватке средств на нужды армии и государства, забвению установленных царственными предками законов и потере расположения со стороны иноземцев»[736]736
  «Гуандун тун чжн», цз. 89, стр. 49а.


[Закрыть]. Далее Линь Фу писал, что португальцы– это исключение среди всех прочих людей, прибывающих из стран Южных морей, и что этим странам издавна разрешалось поддерживать и дипломатические и торговые связи с Китаем. Нужно, как и было сделано, порвать связи с португальцами, писал он, но прекращать связи с остальными странами «это все равно что из-за отрыжки прекратить есть»[737]737
  Там же.


[Закрыть].

Прекращение внешних морских связей через Гуандун, продолжал Линь Фу, приводит к перемещению центра морской торговли в г. Чжанчжоу, где она ведется полностью нелегальными методами (ибо управления торговых кораблей в Фуцзяни и Чжецзяне были закрыты. – А. Б.), а также к запустению гуандунских рынков. Дальше докладчик излагал, почему Китаю выгодна морская торговля: во-первых, благодаря ей пополняются доходы центральной казны за счет отправки в столицу части иноземных товаров, поступающих в виде налога. Во-вторых, она дает средства для содержания армии в Гуандуне. В-третьих, за счет полученных средств выплачивается жалованье чиновникам Гуандуна и Гуанси и пополняется местная казна. В-четвертых, прибыли и внешняя морская торговля повышают благосостояние местного населения. Линь Фу делал вывод, что торговля приносит прибыль и государству, и чиновникам, и народу. «Это полезно, – писал он, – так как. приносит пользу народу, а не то чтобы, как выражаются, открывает лазейку к наживе…»[738]738
  Там же, стр. 49а.


[Закрыть].

Затем докладчик переходил к возражениям своим противникам. Он писал, что некоторые склонны разорвать все внешние связи, опасаясь вторжения с моря врага. Но таким врагом-могут быть лишь португальцы, парировал он, а португальцам надо и впредь давать отпор. Однако, отдавая должное этим опасениям, Линь Фу предлагал наладить регулярное патрулирование китайского побережья флотом береговой обороны и тщательно выяснять намерения каждого корабля, идущего к берегам Китая.

Доводы Линь Фу отражали точку зрения широких слоев, заинтересованных лиц южных провинций, а также местной администрации и армии.

Одновременно к императорскому правительству стали поступать доклады, призывающие не отступать от твердого курса на прекращение всех внешних морских связей. Один из таких докладов, датированный 1524 г., ратовал за введение в действие всех прежних ограничений и наказаний в отношении частных морских торговцев. Другой, датированный 1525 г., требовал сурового наказания тем «сильным домам», которые нарушают «морской запрет»[739]739
  Чжан Вэй-хуа, Мин дай хайвай маои цзяньлунь, стр. 44.


[Закрыть]. Наконец, некоторые «жалобщики», как, например, Ван Ша-вэнь, были обеспокоены самим фактом обсуждения вопроса о внешних морских связях при дворе, считая, что восстановление их «повредит репутации» Китая[740]740
  «Мин ши», цз. 325, стр. 31776(2).


[Закрыть].