Текст книги "Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

5. ГЛАВА О РАССМОТРЕНИИ АЛГЕБРЫ С РАЗНЫХ СТОРОН

До революции многое в жизни человека зависело от того, в какой семье он родился – богатой или бедной, крестьянской, дворянской, рабочей или купеческой. От факта рождения зависело прежде всего образование. Было два вида образования для детей: классическое и реальное. Классическое образование давала восьмиклассная гимназия. В курсе гимназических наук мало внимания уделялось естествознанию и математике, зато усиленно учили древние языки – латинский и греческий. Сорок процентов учебного времени дети долбили языки, на которых ни один народ уже не говорит. Зато окончившие гимназию могли поступить в любой институт и университет. Реальное училище древние языки не преподавало, там изучали физику, математику и естествознание. Училище готовило юношей к работе в хозяйстве государства. Оно не давало права поступить в университет, но открывало возможность поступления в техническое, торговое или промышленное учебное заведение.

В таком училище и учились братья Говоровы.

– В университет я и не стремлюсь, – сказал Лёня учителю математики Лазареву.

– Да?.. Любопытно узнать, куда же вы стремитесь, – прищурился учитель. – Думается мне, профессию себе вы уже наметили.

– Наметил, – кивнул Лёня. – Я хочу стать строителем судов.

– Очень любопытно, – сказал учитель. – А вы знаете, что судостроение – это самая трудная инженерная профессия?

У всех, кто ходит в школу не по обязанности, есть свой любимый учитель. Почти всегда это учитель того предмета, который больше всего нравится, но если случается и не так, то вместе с учителем начинаешь любить и его предмет.

У Лёни любовь к математике и любовь к учителю Лазареву счастливо совпали. Два года он обожал математика тайно и даже не мог подумать, что с таким великим и всезнающим человеком можно подружиться, поговорить обо всём, о чём захочется, и иметь более серьёзные отношения, чем разговоры у классной доски об уроке, заданном на дом. Казалось, что Лазарев, преодолевший все человеческие слабости, есть живое воплощение величия и силы математики.

Александр Иванович был поразительным человеком, хотя никогда не старался кого-то поразить, наоборот, держался скромно. Мягко и доброжелательно разговаривал он с инспектором, явившимся на урок, и с отличником, выучившим математику на две недели вперёд, и с дремучим двоечником Пашкой Стахеевым, который всегда совал шпаргалку под промокашку и не мог даже сообразить припрятать её в другое место. Однако и хитрый Аркадий Леденцов, у которого шпаргалку можно было обнаружить за шиворотом, под языком, в пуговице и в местах ещё более неожиданных, не мог вывести учителя из состояния душевного равновесия.

– До чего ж бездельник, – говорил Лазарев мягким голосом. – Даже шпаргалку не желаете своими руками сделать и тут чужим трудом пользуетесь…

Но самое главное, конечно, в том, как Лазарев объяснял свою математику. На каждом уроке совершалось маленькое чудо. Неодушевлённые вещи оживали. Раздвигались границы слов и понятий. Из-за привычной внешней стороны житейских обстоятельств показывался новый смысл.

Что может быть более бездушным и лишённым ощущений, чем цифра?

Можно сказать: «один пожарный потушил пять пожаров», а можно сказать: «один воришка украл пять копеек». Ни единица, ни пятёрка ничего не почувствуют и никак не переменятся от того, что их переставили из одной фразы в другую. Пять копеек, пять пожаров, пять человеческих жизней или пять баллов в классном журнале – разница не волнует цифру «пять». Ей важно, что каких-то предметов или событий ровно пять, остальное не имеет значения.

Так, да?

А вот и не так.

Когда Лазарев рассказывал о цифрах, они оживали и вступали друг с другом в разные отношения. Добрые чётные цифры всегда делились пополам. Жадные нечётные не желали делиться. Но и они не были совершенно безнадёжными скрягами, поддавались воспитанию: можно сложить две нечётные цифры, и сумма добреет, соглашается делиться пополам. Выходило, что и цифры, соединяясь, становятся лучше. Все цифры складывались с удовольствием и безотказно умножались. Но едва дело доходило до вычитания, тут маленькие упирались. Они не способны много отдать. Становилось ясно, что от малого много не возьмёшь. Если сам имеешь мало, много ли дашь даже лучшему другу?

– Сперва сам выучись, – говорил Лазарев, – стань большим человеком. Если сам не знаешь, чему ты можешь научить? Если сам не имеешь, что ты можешь дать?.. А вот допустим, что ты имеешь некую однурадость. – Лазарев выписал на доске красивую единицу. – Если ты пользуешься ею один, она так и остаётся одной. Но предположим, что половину её ты отдал товарищу… – Лазарев подчеркнул единицу, а под чертой написал математическое обозначение половины: 1/2. – То есть ты разделил свою радость на одну вторую. Что получишь ты в результате?

1: 1/2 = 1 х 2 = 2

– Два! – закричали с мест сообразительные ученики.

– Правильно, господа реалисты. Получается дверадости. Отсюда вывод: если радость делишь, она умножается.

Опять – маленькое чудо. И так на каждом уроке.

В третьем классе начали проходить алгебру.

За несколько дней прочитал Лёня учебник и понял, что настоящая математика только тут и начинается. До сих пор были детские игрушки, простейшая цифирь. Он прямо-таки заболел алгеброй. Уравнения снились по ночам. Со знакомыми разговор непременно сворачивал на алгебру, если те в ней хоть слегка разбирались.

Как-то раз засидевшийся у папаши в гостях чиновник уездного казначейства Буриданов заявил, растопыривая пышные усы:

– Толкуя про алгебру, господин обучающийся, надобно вам знать, что она есть наука фантастическая и вполне противоположная!

– Как?! – задохнулся от возмущения Лёня. – Я не позволю.

– Позвольте уж вам не позволить не позволять чего-либо государственным служащим! – помотал указательным пальцем чиновник Буриданов. – Потому что научным образом доказано много ошеломительных абсурдов. С помощью алгебры мошенник докажет булочнику, что двухкопеечная булка стоит всего копейку, а пьяный печник сумеет вас убедить, что косая труба – это всё равно что ровная. Последнее более имеет отношение к геометрии, но тоже математика. Вас дурачат алгеброй, господин обучающийся!

– Извольте доказать, – процедил Лёня сквозь зубы, с трудом сохраняя вежливость.

– Всенепременно, – согласился Буриданов. – Получив лист бумаги и грифель, я непременно докажу вам, что два равно единице.

Чиновник Буриданов в самом деле быстро доказал алгебраически, что дваравно одному.

Лёня сжёг за ночь три свечи, выискивая ошибку в буридановском доказательстве, но не нашёл. Всё соответствовало правилам, формулам и законам математики.

Лёня приплёлся в училище осунувшийся, бледный и хмурый. В душе было такое ощущение, будто обманул верный друг.

После уроков подкараулил в гардеробной учителя Лазарева:

– Господин учитель, у меня вопрос.

Лазарев отдал обратно швейцару своё пальто и сказал:

– До сих пор мне казалось, господин Говоров, что вам всё в жизни предельно ясно.

Лёня мало думал в тот момент о жизни в целом.

– В жизни-то ясно, – сказал он, – мне в алгебре непонятно. Вчера папашин знакомый чиновник доказал, что два равняется одному.

– В самом деле? Это всемирная катастрофа. Пройдём в класс, Говоров, разберёмся, может ли так быть, а если нет, то почему.

– Уж пожалуйста, – бормотал Лёня, следуя за учителем. – А то ни сна, ни покоя от такого положения…

Они расположились в ближайшей классной комнате.

Взяв мел, Лёня стал писать буридановское доказательство.

– Допустим, у нас А равно В. Умножаем каждую часть этого равенства на В.

– Умножайте, – кивнул Лазарев.

– Теперь отнимаем от каждой части равенства по А в квадрате.

– Производите, – разрешил Лазарев.

Лёня написал и это действие.

– А теперь, – сказал он, – в левой части равенства выносим А за скобки и в то же время правую часть раскладываем по формуле разности квадратов чисел: В плюс А, умноженное на В минус А.

– Совершенно справедливо, – согласился Лазарев.

– Теперь делим каждую часть равенства на В минус А…

– И что получится? – спросил учитель, внимательно, с едва намеченной в уголках губ улыбкой глядя на Лёню.

– Чепуха получится: А равно В плюс А! – в отчаянии ответил Лёня. – А поскольку у нас по условию А равно В, то мы имеем право написать, что А равно А плюс А, то есть одно А равно двум А. Разделив равенство на А, получим, что единица равна двум…

Наступила тишина в классе. Лёня и Лазарев разглядывали чудовищные математические выкладки на классной доске:

А = В, АВ = В ², АВ – А ²= В ²– А ², А(В-А) = (В + А)х(В-А), А = В + А, А = А + А, 1А = 2А, 1 = 2

Лёня смотрел на результат с ужасом, а Лазарев поглядывал на доску с лукавым недоумением.

– Давайте, наконец, присядем, – предложил учитель, и они сели за соседние парты. – И припомним, что в природе есть такое явление: НИЧТО. Пустота, не имеющая ни количества, ни качества. Если вы с ним встретитесь, к вашей жизни прибавится ничто. Если расстанетесь, потеряете тоже ничто. Но если вы вздумаете на него умножать, всё, что имеете, превратится в такое же ничто. В математике ничто обозначается цифрой ноль. Если вы вздумаете делить на ноль, получится такая невообразимая чушь, что сама государственная канцелярия не разберётся. Посмотрите…

Лазарев подошёл к доске и написал, кроша мел: 25:0.

– Как думаете, что будет в частном?

Лёня подумал вслух:

– Раз делим на ничто, значит, как будто вообще не делим, и в частном так двадцать пять и останется. Да?

– Чем проверяется деление?

– Умножением, – сказал Лёня. – Умножаем частное на делитель и получаем делимое.

– Проделайте! – Лазарев ткнул в доску пальцем.

Изучая математику, нельзя не удивляться…

Произведя проверку, Лёня ахнул:

– Ноль получается!

– Вот именно! – Лазарев не отнимал пальца от коварного кружка. – Что бы вы в частном ни поставили, при проверке получится ноль. Словом, деление на ноль не имеет смысла и в математике запрещено. Теперь вспомните, чему у вашего чиновника равнялось В минус А?

– Нулю, – сказал Лёня и всё понял. – Деление на ноль есть бессмыслица, значит, и всё доказательство – бессмыслица.

Алгебра не подвела… Она оказалась сложнее, но и умнее, чем ему раньше представлялось.

– Рад, что вы интересуетесь нашим предметом глубже программы, – стирая с доски отвратительное для математика деление на ноль, сказал Лазарев. – Жаль только, что в жизни вам всё уже ясно.

– Я так сказал, не подумав, – повинился Лёня. – Сложностей и в жизни достаточно встречается.

– Приходите, спрашивайте, – сказал Лазарев. – Помогу решить, если сие окажется в моих силах. Вот мой адрес.

И он вручил Лёне визитную карточку, небольшой квадратик плотной бумаги, где красивым шрифтом были напечатаны имя, отчество, фамилия, чин и адрес учителя.

– Спасибо, – поклонился Лёня.

Он сразу как бы повзрослел: ему вручили визитную карточку! Он даже в книгах не читал про такое, чтобы мальчику его возраста уважаемый человек вручал бы свою визитную карточку.

Обрадованный и загордившийся, бежал домой через училищный двор Лёня Говоров. Шутка сказать: любимый учитель похвалил! Да ещё пригласил в гости! Да ещё вручил визитную карточку! Тут возомнишь о себе.

Сбросив шинель и шапку, он вбежал в столовую и крикнул:

– Ничего ваш Буриданов в алгебре не смыслит! Мне учитель Лазарев сразу ошибку показал! Там деление на ноль!

Александр Григорьевич сказал мамаше, накрывавшей на стол:

– Переверни, мать, тарелку господина реалиста. Пообедает через два часа в одиночестве.

– Папаша, за что?! – опешил Лёня.

Александр Григорьевич наконец посмотрел на сына.

– Кто тебя учил говорить про старшего: «ничего не смыслит»? Если у тебя от бесед с господином Лазаревым гордости и бахвальства прибывает, я убедительно попрошу Александра Ивановича таковые беседы с тобой прекратить.

– Ох, Лёнечка, – добавила мамаша, перевернув тарелку. – Когда человек привыкает гордиться в молодости, ему нечем будет гордиться на закате жизни. Папаша правду сказал. Иди подумай об этом на тощий желудок.

Два часа голодания – наказание больше обидное, нежели тяжёлое. К тому же в комнате лежит недочитанная книга французского писателя Луи Буссенара про капитана Сорвиголову. Но, взяв книгу, Лёня не сразу раскрыл её на заложенной лентой странице. Сперва задумался, сосредоточив взгляд на чернильнице. Он давно заметил, что сосредоточение взора на простом предмете не даёт мыслям разбегаться по сторонам и как бы настраивает их двигаться в определённом направлении.

В самом деле, чем ему гордиться? Не сам ведь догадался, а Лазарев растолковал. И за что ругал Буриданова? Ведь тот не со зла сердится на науку, а потому только, что мало в ней понимает. Виноват, по уши виноват, и надо хорошо прощения попросить у папаши, чтобы в самом деле не наговорил чего учителю Лазареву…

Пришёл, отобедав, Коля. Положил на стол перед братом кусок ситного хлеба и морковку.

– Больше ничего не удалось стибрить…

Рука потянулась за хлебом, но на пути Лёня внушил ей другое задание, и рука, не дрогнув, отодвинула гостинец.

– И этого не надо было, – сказал он.

Коля обиделся:

– Зачем же я тащил? За гордость наказали, а он пуще загордился.

– Я не загордился, – объяснил Лёня. – Я хочу быть честным.

– Но никто ведь не видит! – возразил Коля.

Лёня взял карандаш и написал на листке «+1».

– Вот скажи, брат, когда ты хороший при других, и мы это обозначаем как плюс один, а когда никто не видит, ты плохой, и мы это обозначим как минус один… – Лёня написал рядом «—1». – Какой ты получаешься в итоге?

– В сумме получаем ноль, – не медля сказал Коля.

– Вот так-то. Нолём мне быть обидно. Скачи отсюда, тебе не велели меня развлекать. Забери морковь и ситный, они на слюнную железу вредно действуют.

– Нет, ты всё-таки ужасно гордый, – с почтением сказал Коля, запихал в карман еду и ушёл, тихо притворив дверь.

6. ГЛАВА О ТОМ, ЧТО АТАМАН ЗА ВСЁ В ОТВЕТЕ

Летом играли в чижика, в лапту, в салочки и в казаки-разбойники. Когда кончилась осень и с неба вместо дождя сперва понемножку, а потом густо и подолгу сыпался снег, реалисты строили снежную крепость. Самых маленьких посылали добывать строительный материал. Они резали тонкими дощечками слежавшийся снег на одинаковые ровные кирпичики и подносили к месту постройки. Ребята постарше выстраивали из этих кирпичей толстые высокие стены.

Третьеклассники устраивали военный совет. Делились на две ватаги: одна на оборону крепости, другая – в нападение. Кричали, стараясь переорать один другого, пока не выбирали наконец коменданта крепости и атамана нападающей ватаги. Тогда наступала так называемая рабочая обстановка. Кричать имели право только комендант и атаман. Остальные за громкий крик получали от них подзатыльники.

В этот раз обороняющиеся выбрали комендантом крепости Аркадия Леденцова, как самого, среди своих, сметливого. Нападающая ватага выбрала атаманом Леонида Говорова.

Сразу стихли крики.

– Завтра пришлю парламентёра, – сказал Лёня Аркадию. – Он объявит войну, и мы вас как следует поколотим.

Аркашка заорал:

– Колотил один такой по булыжнику башкой! Да остались от башки одни мелкие куски! Это тебе не алгебра, а военные действия. Так закидаем снарядами, что все в плен сдадитесь! Только не забудь правило: отступать нельзя! Если вперёд идти не можешь, сдавайся в плен, поднимай руки и кричи: «Сдаюсь на милость победителя!»

– Я все правила хорошо помню, – сказал Лёня. – Даже такие, про которые ты никогда не слышал. Пошли, ребята.

И он увёл свою ватагу в другое место, чтобы обсудить план сражения.

Ребята проникли в каретный сарай училища через окно в задней стене и расселись там, в полумраке, на телеге и дровнях.

– Они сейчас пошли морозить ледышки, – сказал Лёня, – а вы знаете, что, если хорошая ледышка заедет по лбу, желвак обеспечен. Болеть будет долго. А главное, что после этого в мозгах мутится, и человек уже не воин. Остаётся сдаться в плен. Силы у нас равные: сколько ребят в крепости, столько и в ватаге. И если они сколько-нибудь народу своими ледышками повыбьют, крепость нам не взять.

– А почему ты не договорился, чтобы ледышки запретить? – спросил Коля. – Прошлую зиму договаривались без ледышек.

– Договаривались, и не так интересно было, – возразил Лёня. – Война есть война, а если тебе никакая опасность ранения не грозит, это уже не война, а одно баловство получается. Мы не будем запрещать ледышки, пусть противники на них всю свою надежду полагают. Это во-первых. А во-вторых, мы тоже получаем право воевать ледышками! Поэтому первое приказание: Вася, Митя и Агафон сейчас пойдут к верхнему колодцу и сделают сто ледяных снарядов. Приказание окончательное и обжалованию не подлежит.

– Слушаюсь, ваше благородие, – сказал Вася, а за ним повторили эти слова Митя и Агафон.

– А вы не надувайтесь, другим работа потяжелее предстоит, – сказал Лёня.

– Мы не надуваемся, – пискнул маленький первоклассник Агафон. – Нам любопытно, что ты дальше скажешь!

– Всё узнаете, – сказал Лёня. – А теперь лезьте в окно. Не задерживайте военный консилиум!

Опасаясь задержать консилиум, Митя, Вася и Агафон быстренько выскользнули в окно.

– У леденцовских против наших ледышек будут стены, – продолжал Лёня развивать планы. – Нам тоже надо иметь средство против ихних снарядов. Поэтому мы сделаем себе щиты!

– Приду-у-умал, атаман, – разочарованно проговорил Коля. Будучи братом, он присвоил себе право на критику, сомнения и недовольство. – Где мы столько досок раздобудем? Это немыслимое дело.

– Если я предлагаю, Николай Говоров, какое-то дело, – сурово ответил ему Лёня, – значит, оно вполне мыслимое. И ты должен был уже привыкнуть, что я прежде мыслю, а потом раскрываю рот, чем мы с тобой, между прочим, друг от друга и отличаемся. Дело в том, что леденцовский отец новый склад строит у пристани. Там валяются в куче обрезки досок, как раз такие, как нам нужны. Ни пилить, ни резать не надо. Пойдём и наберём на всю ватагу.

– А это не воровство? – не стерпел Коля с возражением.

– Какое же воровство, когда их всё равно сожгут?

– А держатели?

– Для держателей я попрошу у папаши гвоздей и немного верёвки, он не откажет, – сказал Лёня. – Сейчас обсудим план боя, потом пойдём за досками…

– Гляди, какой у нас атаман: даже о гвозде заботится! – подал кто-то голос с телеги.

– А ты как думал? Атаман за всё в ответе, – сказал Лёня.

Назавтра день был воскресный. Утром делали щиты втайне от противника. После обеда леденцовская ватага засела в крепости и подняла на высоком шесте флаг. Говоровский отряд собрался за ближайшим забором. Щиты положили друг на дружку – получилась как бы куча обрезков от досок. Митя, Вася и Агафон притащили последние сделанные ими ледышки. Ледяных снарядов пришлось по пять штук на каждого.

– Лёнь, а что ты ещё придумал? – спросил Агафон.

– Очень хитрую штуку, – ответил Лёня. – Понимаешь, мы пойдём в наступление не всем отрядом, а со всех сторон, по одному. Леденцовским придётся кидать ледышки не в кучу народа, а в одиночек, и они не попадут.

– Ага, – кивнул Агафон, мало чего поняв. – А стену как ломать будем?

– Ну, ногами, – сказал Лёня. – Итак, Агафон, я назначаю тебя парламентарием. То есть парламентёром. Отнесёшь противнику ультиматум. Вот тебе белый флаг (там его и выбросишь, когда придёшь в крепость) и вот тебе ультиматум.

Размахивая белым флагом, с ультиматумом в руке, Агафон побежал к снежной крепости.

Его впустили, и Аркадий Леденцов, восседавший на где-то найденном старом стуле, принял перевязанную лентой бумагу.

Развернув её, прочитал вслух:

– «Коменданту снежной крепости Аркадию Леденцову…» Мне, значит. «Я, атаман храброй ватаги Леонид Говоров, иду на тебя войной и объявляю ультиматум: сдавайся! Если станешь сопротивляться, вся твоя крепость будет разрушена, а тебя самого и всех твоих солдат мы поколотим и возьмём в плен…» Какая наглость! Эй, подать сюда парламентёра!

Маленького Агафона толкнули в спину, и он, не удержавшись на ногах, ткнулся лицом в снег у ног Леденцова.

– Можешь встать, – произнёс Аркадий. – Теперь скажи: какие у нашего врага задуманы против нас военные секреты?

– Никаких секретов не задумано, – пробормотал Агафон.

– Так не бывает, – сказал Аркадий. – Всегда какие-нибудь секреты задумывают. И Говоров не такой, чтобы без хитрых секретов обойтись. Ну, будешь говорить?! – вытаращил он глаза на Агафона.

– Не буду говорить! – ответил мальчик.

– Ну-ка, суньте ему снег за шиворот! – скомандовал Аркадий.

Агафону насыпали за воротник снегу.

– Теперь скажешь?

– А чего говорить? – заплакал Агафон. – Я не знаю…

– Говори: как он будет на нас наступать?

Не выдержав пинков и щелчков, Агафон выдал:

– Наступать на вас решено со всех сторон, чтобы вы не могли попасть сразу в кучу народа. А стену ломать будем ногами.

Больше из Агафона ничего вытянуть не удалось, и его отпустили.

Мальчишка вернулся к своим заплаканный, и видно было, что парламентёра колотили.

– Им это даром не пройдёт! – сказал Лёня. – Что, тайну вырывали?

– Вырывали, – всхлипнул Агафон.

– Вырвали?

– Вырвали, – признался он, опустив глаза.

– Вот и хорошо, – тихо произнёс Лёня. – А ты наступать будешь в последнем ряду. Николай, выдай ему щит!

Получив щит, Агафон понял, почему хорошо вышло, что он проговорился, и успокоился, что от своих ему не попадёт, но обиделся, что его считают таким простофилей.

Говоров совсем не собирался распылять своё войско, а тем более разбивать крепкую снежную стену валенками.

– Ватага, станови-и-и-ись! – скомандовал Леонид. – Не нарушай строй клина! Хорошо! Первая шеренга – двое, вторая – трое, третья – четверо. Четвёртая шеренга, что за беспорядки? Куда пятый лезешь? Твоё место в пятой шеренге. Щит держи широкой частью кверху, тоже мне витязь! В шестой шеренге остаются трое. Повторяю наши действия: я бегу впереди, остальные за мной. Всем кричать «ура» во всю глотку… От переднего больше двух шагов не отставать! Щит ниже глаз не опускать, кто опустит, тот, считай, уже убитый, потому что у них ледышек целые кучи. Николай Говоров, повтори, что надо делать за десять шагов до крепости?

– Быстро бросить все ледышки в крепость! – сказал Николай. – Чтобы на головы противника посыпался град снарядов и он был ошеломлён и ошарашен!

– Правильно усвоил, – похвалил брата Леонид. – Митрий, повтори ты, что надо делать, когда добежим до самой крепости?

– Первым трём шеренгам рушить щитами стену, вторым трём шеренгам держать щиты над головами, чтобы сверху не попало! – доложил Митя. – При образовании дырки всем кидаться внутрь, срывать флаг и хватать Леденцова!

– Верно изложил. Агафон, какая твоя будет задача?

– Подойти к Леденцову и дать ему по лбу десять щелбанов за подлое избиение парламентёра под белым флагом! – сказал довольный своей задачей Агафон.

– Береги правую руку, чтоб не замёрзла, – предупредил Леонид. – Заходи со стороны солнца. Ватага-а-а-а… Внимание… Вперёд!

Ватага выскочила из-за забора и помчалась на штурм. Громкое «ура-а-а-а-а-а!» разнеслось над пустырём.

Противник не сразу сообразил, что нападающие не собираются разбегаться в разные стороны. Леденцов ожидал, что вот-вот Говоров начнёт перестраивать войско, и не убирал людей с той стороны, откуда не было нападения. А когда он убедился, что Агафон его надул, и приказал всем оборонять одну сторону, было поздно. Ватага подбежала близко без всяких потерь – едва ли два десятка ледышек стукнули по щитам. Тут ватага остановилась, и туча ледяных снарядов полетела на крепость, сшибая со стен обороняющихся. После этого стрельба из крепости стала совсем бесприцельной, и стену ломать начали не только первые три шеренги, но и те, кому по плану надо было держать щиты над головами.

Ворвались в крепость, и после короткой драки, изваляв обороняющихся в снегу, согнали их в один угол.

– Сдаётесь на милость победителя? – спросил Леонид.

Противники уныло подняли руки.

Митя сорвал с шеста флаг. Крепость пала.

– Что же ты, Леденцов, нарушаешь правила ведения войны? – спросил Лёня. – Разве парламентёров допрашивать можно? Разве их колотить полагается? За такие действия по Гаагской конвенции судят международным судом.

Леденцов огрызнулся:

– Я ещё выясню, где ты досок наворовал… Ответишь!

– Я-то отвечу, атаман отвечает за всё… А тебя я за нарушение правил ведения войны приговариваю к десяти щелбанам. Василий и Митрий, взять его под руки!

Леденцов попытался вспрыгнуть на стену, но Вася с Митей схватили его и завернули коменданту руки назад.

– Ребята, чего ж вы смотрите?! – заорал Леденцов, но его воины не шелохнулись, опасаясь, что за бунт в плену, а это тоже является нарушением правил ведения войны, им влетит.

– Он вправе, – высказался Пашка Стахеев, сынок самого богатого елабужского купца. – Разве парламентёрам можно снег за шиворот насыпать? Этого ни в каких военных правилах не сказано. Терпи, Аркаха, сам виноват.

– Агафон, исполняй мой приказ! – скомандовал Леонид.

Маленький Агафон подошёл к Леденцову и отщёлкал тому по лбу десять полновесных щелбанов.

Леденцов завыл.

После исполнения приговора объятия конвоиров ослабли, и он вырвался, вскочил на стену, спрыгнул вниз. Отбежав, остановился и погрозил кулаком:

– Вражда на всю жизнь! За доски ты ещё ответишь!

Надо сказать, что Леденцов-папа оказался разумным человеком и за обрезки своих досок никаких претензий Говорову не предъявил, даже похвалил за сообразительность:

– Молодец, малый. Так и в генералы выйдешь, голова работает.

Вражды с Леденцовым тоже не получилось: Аркадий как легко вспыхивал, так быстро и остывал. Потом они даже стали приятелями, но об этом подробный рассказ впереди.