Текст книги "Ад"
Автор книги: Алексей Кацай
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
– Тоже знаю. Как и о твоей героической борьбе с теми каменными чудовищами. И еще кое с кем… Вот поэтому-то вам эту девочку беречь и надо. А у меня, Роман, – вдруг оживился он, – пока я здесь в одиночестве скучал, интересная теория – как вы их зовете? бабешки? кремняки? – относительно этих самых кремняков появилась. Вернее, относительно методов борьбы с ними. Бери Лианну и садись на кровать. Я тебе расскажу. Потому что Ляле не успел: она, как Дмитрий зашел, тебя побежала искать. Только осторожней двигайся, а то я весь загипсованный. Вот попал в переплет: не врачи, а скульпторы какие-то…
Только сейчас я заметил под покрывалом гипсовый корсет, наложенный на грудь Беловода. Да и на левую ногу тоже.
Осторожно, не отпуская Лианны, присмиревшей в моих объятиях, я устроился на краешке кровати и так же осторожно притронулся к ноге Беловода.
– Вячеслав Архипович, где это вас?
Тот помрачнел.
– Если бы я знал, Волк-волчок – серый бочок, то рассказал бы. А так… Знаю только, что где-то на Юнаках. Потому что, как сам понимаешь, из города меня на химию не доставили бы…
– Подождите, Вячеслав Архипович, – изумился я, – как на Юнаках? Как это вас сюда занесло? Вы же были у зятя Паламаренка, какие-то расчеты делали. Сами говорили об этом Ляльке по телефону. Хотя, – сник я, – Паламаренко мне говорил, что зять его уехал…
– Вот, вот… Ни у каких зятьев я не был. Помнишь, как ты мне позвонил по телефону и сказал, что через пятнадцать минут зайдешь?
– Ну…
– У меня тогда Ляля с Дмитрием сидели. Как узнали, что ты должен зайти, сбежали… Но это ваши дела, сами и разбирайтесь. А я тогда один остался. Вдруг слышу – звонок. Думаю: Волк прибежал…
– Ну…
– Не «ну», а «но»… Но это было двое настоящих волков в каких-то дурацких чулках, натянутых на головы. Скрутили меня, чем-то укололи, и очухался я уже в чужой квартире. Разговаривали со мной сначала довольно вежливо, интересовались некоторыми нашими, лучевскими, документами. Потом беситься начали. Но в это время к ним кто-то позвонил по телефону, они о чем-то переговорили да и приказали мне тоже в свою очередь позвонить… Домой. Мол, надо мне племянницу успокоить, чтобы они сами этого не сделали. Ну я и успокоил. Потом привязали меня к батарее, оставили одного сторожа, а сами куда-то поехали. А приехать назад им помешало, как понимаешь, землетрясение…
– И вы?.. – неожиданно для самого себя чуть испуганно спросил я.
– Да что я… Двое суток под обломками пролежал. Но я же – везунчик. Вот надзирателя моего жаль: его сразу же перекрытием раздавило.
Во всем этом рассказе больше всего меня поразило спокойствие Беловода. Будто он рассказывал о шалостях малолетних мальчишек-озорников. Отстраненно и немного иронично. Сам я воспринял все это с точностью до наоборот.
– А вы этих своих похитителей хоть немного рассмотрели?
– Да как? Очухался я уже в больнице. До этого держали меня в темной комнате и лампой глаза слепили.
– А один из них не был такой толстый и немного хромоватый? – спросил я, почему-то вспомнив Айка. Это уже напоминало манию.
– Н-нет… Наоборот, парни-молодцы со спортивными телосложениями. У того, что главным был, оно вообще каким-то гибким было. Подвижно-ртутным. Словно он все время ожидал нападения.
«Похоже на профессионального боевика, – мелькнуло у меня, и перед глазами на миг возникла чья-то расплывчато-знакомая фигура. – Однако откуда такие в нашей провинции? И позвонить по телефону они заставили Беловода не куда-нибудь, а домой. Значит, кто-то знал, что Лялька ночует именно там?..»
Мои мысли окончательно перепутались, оставив лишь твердую уверенность в том, что профессор был втянут в какую-то крупную авантюру. И вдобавок в роли жертвы. Впрочем, насколько я понимал, оружие, изобретенное им, стоило того. Вернее, документация на него. Но расспрашивать о том, чего на самом деле требовали похитители, я не стал. Захочет – сам расскажет…
От душного воздуха и рассказов Беловода я взопрел и осторожно, чтобы не потревожить Лианну, которая, кажется, задремала, пригревшись на моей груди, вытянул из кармана платок. Вместе с ней на желтоватую простыню Беловодовой кровати упала бумажка, потерянная Дмитрием.
Вячеслав Архипович вопросительно взглянул на меня и, получив молчаливое согласие, медленно развернул ее.
– Та-а-ак, – протянул он через минуту, – и откуда это у нас, если не секрет?
Секрета, конечно, не было никакого, и поэтому я вкратце выложил профессору все, что думал о шпионских способностях Дмитрия Анатольевича. А заодно и то, что документы на изделие «Луча» я уже видел. Также рассказал и о том, что понял профессорские намеки, брошенные им Ляльке по телефону, относительно передачи бумаг мне. И что Лялька этого распоряжения так и не выполнила. Впрочем, Вячеслав Архипович обо всем этом знал. Лариса Леонидовна расстаралась. Она это умела. Наверное, именно поэтому слушал мои сентенции Беловод невнимательно, крутя бумажку в руках, пока в конце концов не перебил меня:
– Таким образом, ты, Роман, понял, с чем мы имеем дело?
– Понял. Как понял и то, что чертежи вы передали Ляльке на хранение. Но где они сейчас, понятия не имею.
– Про это потом. А пока, Роман, лучше скажи, знаешь ли ты, что это такое? – ткнул Беловод пальцем в бумажку.
– План, – неуверенно ответил я, чувствуя себя студентом на экзамене.
– План, план. Как говорят мои обалдуи-первокурсники, целый мешок хорошего плана. А что здесь запланировано?
Я пожал плечами. Лианна шевельнулась.
– Тише, тише! Не разбуди девушку, она целую ночь не спала… А план этот, Роман…
– Острова Сокровищ.
Беловод слабо улыбнулся:
– Почти. Дело в том, что, когда я понял, что некоторые… м-м-м… серпентологи хотят поймать нашу, как ты говоришь, «змейку»… Это, кстати, ты почти верно угадал. Мне Ляля говорила… Хотя создавался прибор совсем не для этого! Поверь мне, Роман!
Я верил.
– Так вот, когда я понял, что лазер у нас рано или поздно, но обязательно заберут, то решил вывезти его с полигона. Но за нами уже следили, и забрать мне удалось лишь документацию на него. А сам лазер… Я вспомнил, как читал в каком-то старом детективе о том, что, для того чтобы хорошо спрятать любой предмет, его нужно положить на самое видное место. И поэтому я просто разобрал прибор на запчасти да и рассовал их по рабочим ящикам. А это, – он снова ткнул пальцем в бумажку, – места, где они лежат.
Я осторожно вытянул бумажку из его руки.
– А что это тут за красный крестик нарисован?
Беловод задумчиво откинул голову на подушку, и я понял, что мне если не доверяют, то относятся почему-то настороженно. Это уже Лялькина работа. И муженька ее. Я начал понемногу закипать и потихоньку отрывать от себя Лианну. Не доверяете, так и не доверяйте! Только какого черта тогда бодягу разводить! И приказывать Ляльке, чтобы передала мне документы.
Профессор, отсутствующим взглядом уставясь в потолок, не заметил стремительного изменения моего настроения. И поэтому тихонечко прошелестел, словно волна по гальке:
– Слушай, Роман, чего это мы только грустное да житейски загадочное вспоминаем? Я же тебе хотел про один метод борьбы с кремняками рассказать…
Тут он бросил все-таки взгляд на мое лицо и осекся. А я уже растопырил все свои перья и изменил мирную раскраску лица на боевую. Но начать выяснения отношений нам не дали.
За окном что-то зашипело, словно воды на горячую плиту плеснули, потом глухо бухнуло, и пол больницы вздрогнул. Послышались испуганные вскрики. Когда зашипело и бухнуло во второй раз, Лианна с побелевшим лицом впилась ногтями в мое плечо. После третьего раза в коридоре началась суета.
– Спокойно, больные, спокойно, – просунулась в палату голова какого-то мужчины главноврачебного вида. – Все под контролем. Никакой опасности нет. Это где-то вдалеке. Просто наши медузы небесные забаву себе устроили.
Несмотря на сопротивление Лианны, я припал к окну и увидел, как из темно-серебристой летающей тарелки, зависшей где-то над въездом в Юнаки, с шипением выскользнул тонкий зеленоватый луч и ударил во что-то невидимое отсюда. Там это что-то щелкнуло, и фейерверк желто-красных искр раскатился по обескровленному небу. Я представил, какой размер имеют эти искры вблизи, и холодная волна, неестественная в этом раскаленном мире, проползла у меня по спине.
2
Ко всем моим грехам прибавился еще один. А именно – угон транспортного средства. «Интересно, – думал я, неистово крутя педали, – какой срок дают за кражу велосипеда?» Потому что это была все-таки кража. Ведь закамуфлированные люди Мельниченка, горбатясь, тщательно собирали все, что только могло передвигаться, и располагали это «все» на площадке возле бывшей проходной завода. Велосипедов там было видимо-невидимо. И, кстати, в наших условиях они стали чуть не самым лучшим средством передвижения. Поскольку – бездорожье. Да и горючее для них нужно было лишь одно – прыткие ноги. Особенно такие, что, подбежав к первому же «роверу», мгновенно оседлывали его и закручивали винт педалей так, что только пыль вздымалась, клубясь в рое камуфляжников, переполненном трехэтажным матом.
Беловод и рад был бы поехать со мной, но не мог и лишь лихорадочно просил поскорее возвратиться, и рассказать о том, что же произошло на Юнаках. И внутри плескался завистью ко мне. Завистью цвета гипсовых повязок, сжимающих его тело. А Лианна и могла, и хотела метнуться со своим Михаем-Романом в поселок, но мы в три голоса (я, Михай и профессор) уговорили ее остаться, строго-настрого приказав стеречь портфель Алексиевского. Девушка прониклась важностью задания и сурово окаменела, прижав кожаное чудовище к своей груди. Я был уверен, что к нему теперь никто и близко не подойдет: такие в Лианне ощущались внешняя ответственность и внутреннее напряжение.
Мне показалось, что это напряжение передалось и мне. Только странным образом оно не уменьшалась по мере моего удаления от девушки, а наоборот возрастало. По мере приближения к Юнакам. Пока, в конце концов, не выросло до масштабов, предшествующих появлению кремняков. И хотя вокруг не было заметно ни малейших признаков новых извержений, я все же пожалел о том, что Лианны не было рядом со мной. Потому что черт его знает, что происходит сейчас там, под хрупкой скорлупой земной поверхности.
Впрочем, главным сейчас было не то, что происходило под землей, а то, что творилось на ней. Пейзажи вокруг и действительно были фантастическими. Разрушенные здания с клубами черного дыма, сочащегося из них и сквозь них. Одиночные язвы гангренозных лавовых озерец. Фон серебристо-мертвенного неба, по которому иногда пробегали красноватые отблески и в котором болтались матово-зеленоватые призраки дисков летающих тарелок. Душный воздух и ватное ощущение нереальности окружающего мира. Все это вязко переливалось друг в друга по руслу какой-то заколдованно закольцованной реки, убаюкивая цепким отупением как мысли, так и тело. Впрочем, тело убаюкивало и сиденье велосипеда, петлявшего между обломками разрушенной Вселенной.
Вибрацию напряжения, возрастающего вокруг, очевидно, ощущал не только я, потому что какая-то бабуля, одетая в мужской пиджак, надтреснуто крикнула мне вслед:
– Не езди туда, парень! Возвращайся! Там что-то недоброе творится…
Контактирование с недобрым уже стало моей второй специальностью, и поэтому я даже не обернулся, энергичней надавив на педали. Потому что для самосовершенствования в данной второй специальности надо было иметь побольше опыта.
Тем более что одна из тарелок, радиусом метров в двадцать, вдруг легко сорвалась с места и мелькнула над самой крышей почти неповрежденной девятиэтажки. Вот она на миг замерла над ней и неожиданно выбросила жало зеленоватого луча, ударив им в задомную территорию. А потом, мгновенно набрав скорость, наискосок разрезала небо, исчезая в нем. Напоминала она огромный сгусток металлизированного тумана, и казалось, что тарелка упруго оттолкнулась лучом от поверхности, что-то нарушив в ней.
За домом раздался сильный взрыв, и меня больно обсыпало градом из раскаленных камешков, а на дорогу – и чуть ли не мне на голову! – с неба тяжело свалилась коричневая глыба, исходящая едким туманом. Велосипед ударился об нее передним колесом. Два удара слились в один. Меня кинуло через руль, и я упал на колени, сильно ударившись ими об землю. Еще несколько глыб, правда, меньшего размера, уже падали рядом. Потом сверху посыпался песок. Все произошло настолько быстро, что я даже перепугаться не успел.
– Эй ты, придурок, – замахал мне рукой из черного проема окна какой-то мужик, – ты что, с ума сошел? Быстро забирайся внутрь, а то сейчас прихлопнет и мокрого места не останется!
Бросив взгляд на упавшую глыбу и на восьмерку переднего колеса, я понял, что совет разумен. И изо всех сил бросился к дому, по-дурацки пригнув голову, словно это могло спасти меня от летающих камней. И тарелок. Впрочем, если бы луч НЛО врубился в девятиэтажку, то ее стены тоже никого не защитили бы. Как и от внезапного кремнякоизвержения. Все относительно в этом мире.
В полутьме подъезда я увидел, что двери всех квартир раскрыты, и бледные, осунувшиеся люди пришибленным стадом то входят, то выходят из них. Вот из левой квартиры вышел мужчина в камуфляже, кричавший ко мне из окна дома, и молча посмотрел на то, как я, прислонившись к перилам, восстанавливаю дыхание и отплевываюсь от пыли, имеющей ощутимый привкус цемента.
– Какого это ты, дружище, велопробег устроил? Заняться нечем, что ли? Такой бугай, а без дела болтаешься… Сейчас пойдешь по квартирам, насобираешь, что есть жидкого, и принесешь сюда. А то странное дело: другие дома мы почти охватили, а до этого руки никак не доходят, – говорил он и, не оборачиваясь, тыкал в дверь позади себя.
В это время в подъезд ввалилось двое оранжевожилетчиков. Они скользнули взглядами по камуфляжнику, словно клюшками по льду, и остановили их на мне.
– Вот, – сказал один и тоже ткнул пальцем, но уже в меня, – вот парень, который нам поможет. А ну, давай-ка быстренько беги на улицу. Там одного нашего товарища ранило, теперь нет пары, чтобы носилки таскать.
– Я этому корешу уже дал задание, – ледяным тоном произнес камуфляжник.
– Не знаю, какое ты ему дал задание, но у нас дела поважней. Пригожа требует все трупы убрать, чтобы эпидемии не было, – голос оранжевожилетчика дрожал, словно крыло стрекозы.
– Валух ваш Пригожа! Пусть пойдет да спросит у Мельниченка, что он пить станет…
– Да как хворобы начнутся, то ему только живая вода и пригодится.
И понеслось. Они вплотную Приблизились друг к другу, бубня: «Пригожа… Мельниченко… приказ… начхать…», и прочие однообразные да односложные выражения. Обо мне мгновенно забыли, как недавно в больнице – Гречаник. Что ж, моя особа, конечно, мелковата по сравнению – как там пишут политологи? – с электоральными лидерами.
Воспользовавшись тем, что три электоральных единицы уже не обращали на меня ни малейшего внимания, я проскользнул в открытые двери квартиры, находящейся как раз напротив входа в подъезд. На полу в большой комнате, нарушая все правила безопасности во время землетрясений, спало четверо изможденных камуфляжников. На кухне осунувшаяся молодица колдовала над харчами, добывая их из каких-то сухих пайков и консервов. Она не удивилась тому, что у нее появился еще один клиент: положение было фронтовое. Только и того что, колупая консервным ножом жестянку, проговорила:
– Есть будете?
Получив отрицательный ответ, равнодушно пожала плечами:
– Как хотите. А вот ребят надо покормить. Изморились они, ой как изморились! Тут недавно вблизи опять что-то взорвалось. Да так, что с окон последние стекла повылетали. Громище было такое, что и мертвых поднимет. Но не ребят. Лишь перевернулись на другую сторону. Изморились ребята, ой как изморились… И я тоже, – перешла она вдруг на шепот. – Раньше я такой трусихой была – тени своей боялась, а сейчас – все равно, что будет. Только и мыслей, чтоб скорее все закончилось…
Она продолжала разговаривать сама с собой, а я ощущал, что волна всемирной усталости и равнодушия подхватывает и меня. Если еще с час назад меня даже трясло от предчувствия новой опасности, то сейчас… Я В полном смысле физическим усилием попробовал привести себя в норму:
– А что же оно взорвалось, уважаемая? Снова земле покоя нет?
– Да нет. Это где-то часа два назад началось. Новые чудеса. Те облака зеленые, что в небе появились, летали себе, летали, а потом начали лучами стрелять по тем местам, где земля потрескалась. Лазер, наверное. Я такое по видику когда-то смотрела. Кстати, после этого земля там снова вместе сходится.
– Как – вместе?..
– Как, как… А я знаю?.. Пойди в спальню – там из окна все видно.
Недоверчиво взглянув на женщину, я похромал к маленькой, когда-то уютной спальне. Вид из выбитого окна, выходящего во двор, действительно открывался интересный. Очевидно, посреди двора раньше находилось лавовое озерцо. Надо понимать, что и с кремняком посредине. Но сейчас на его месте чуть дымилась большая воронка с отлогими краями, полузасыпанными измельченной породой. Самой лавы как и не было.
«Интересно, – подумал я, снова ощущая возбуждение, – это что же, те тарелки землю латать начали? А луч вместо иглы? Тогда отдадим должное Бабию. Да и Беловоду. Эти чудеса чудесные надо не только изучать, но и использовать. А может, они и в самом деле разумные?! – вдруг застыл я, вспоминая огромное количество литературы про не меньшее число контактов представителей человеческой породы с этой небывальщиной. – Ч-черт, неужели этот валух Бабий все же прав был!.. Ой как этого не хочется!..»
Я даже зажмурил глаза, покачивая головой, и поэтому не заметил появления маленького человечка, все время крутящегося и нервно подпрыгивающего, словно на пружинах. Он, очевидно, выскочил из-за угла дома и остановился, размахивая руками:
– Сюда, Людмила Георгиевна, сюда! Здесь оно, здесь! Я же говорил, – суетился он.
Худая и плоская, но гордо выпрямленная фигура Людмилы Мирошник с неизменной линзой на груди появилась в поле моего зрения и в плотном кругу своих приверженцев. Рядом с ней шел уже знакомый мне худой парень вместе со своими коллегами в грязной, местами разорванной белой одежде. Как и линза – при Людмиле, их барабанчики были при них. Не знаю, известили ли Мирошник о гибели ее мужа, но держалась женщина довольно хорошо. Лишь ее плохо выкрашенные волосы, как мне показалось издалека, еще больше полиняли. И большие очки почему-то плохо держались на носу. Людмила Георгиевна постоянно их поправляла, и этот жест мешал ей стать окончательно величественной.
Она подошла к воронке и молча уставилась на нее. Толпа мужчин в количестве человек двадцати замерла за несколько метров.
– Я знала, – так негромко произнесла Мирошничиха, что я скорее не услышал, а угадал ее слова. Впрочем, с каждой произнесенной фразой голос Людмилы Георгиевны становился и громче, и тверже. – Я знала, потому что верила в это. Наш творец, изучая себя через нас, не желает пока окончательно уничтожать всего, что сохраняет и оберегает первоначальную геометрию и прозрачность всемирной линзы. Всего, пытающегося душой струиться к ней через весь мрак, все бездны и беды этого несовершенного мира. Посмотрите вверх, сестры и братья мои!
Она подняла руки, направив их в сторону трех летающих тарелок, которые медленно, но с какой-то скрытой угрозой передвигались параллельными курсами.
– Посмотрите на их форму. Не напоминает ли вам их совершенство совершенство всемирной линзы? – И Людмила Георгиевна вознесла над головой свой амулет. – Не напоминает ли вам их форма этот неуничтожимый символ? Напоминает. И в этом сходстве есть знамение того, что сам творец пришел к нам на помощь, что он не бросил своих детей на произвол судьбы! Берегитесь, создания тьмы! Раньше мы просто не боялись вас, а теперь заставим бояться нас. Потому что за вами – хаос, а за нами – форма, за нами – свет, за нами – творение! Идите к людям, братья и сестры мои! Идите и разъясняйте им, что они спасены, что они под защитой сфокусированного сияния. Но под защитой только в том случае, если придут к нам и встанут с нами плечом к плечу!
Народ одобрительно загудел, а я отметил, что количество его остается на прежнем уровне. Но не из-за того, что кто-то не воспринял директив прозрачной леди, а из-за того, что на место ушедших вставали новые люди. И в глазах их появлялся призрачный блеск.
– А что, права она, права эта женщина, – прошелестело сзади.
Я обернулся. Хозяйка квартиры как была с консервным ножом, так и стала, неслышно подойдя ко мне и тоже засмотревшись в окно.
– А ну его все к черту, – вдруг почти выкрикнула она, бросая нож на пол. – Пойду и я к людям, поговорю с ними, может, и действительно скорее спасемся. Вместе. Как людям и должно. Да и тарелки те недаром появились, недаром землю нашу защищают.
Она резко развернулась и, уже выходя из спальни, повернула ко мне голову:
– Когда те охламоны проснутся, скажите им, чтобы сами себе обед готовили. На кухне все есть.
Я только и был способен на то, чтобы удивленно пожать плечами, уставившись на ее спину, а потом на двери, которые она плотно закрыла за собой. Поведение людей начинало меня все больше и больше беспокоить. С моей точки зрения, в нашем положении они должны были орать, рвать на себе волосы, бессмысленно бегать по улицам и т. д., и т. п. Но если что-то подобное и происходило, то происходило лишь в отдельных эпизодах нашей эпопеи. И лишь благодаря внешним, чисто ситуативным, причинам. А в основном имела место какая-то апатия и. быстрое изменение линий поведения. Впрочем, пика паники я не видал, потому что валялся без сознания под охраной камуфляжников. Да и такая-сякая организация спасательных работ тоже, наверное, сыграла свою роль. Хотя какая там «организация»!.. Дергаемся в разные стороны, как щенки слепошарые!
Впрочем, здесь я был не прав. И это подтвердил шум, неожиданно поднявшийся в соседней комнате.
– Просыпайтесь, просыпайтесь! – громко сопел кто-то голосом, похожим на голос мужика, приказавшего мне недавно собирать по дому все жидкое. – Шеф приехал!
– Плевать я на него хотел, – отвечал другой раздраженный голос, излагая, как мне показалось, общие соображения. – Пусть он сам побегает двое суток без передышки, а я потом посмотрю на него…
– Дурак! Не в том дело, что спите, а в том, что спите в доме. Он же приказал на улице расположиться, чтобы населению не подавать дурного примера. И хоть ситуация изменилась, но… Но приказы не обсуждаются.
– Ага, на улице… Чтобы все видели, как ты, Валерка, с нами водку хлобыщешь.
Они еще спорили, но становилось понятным, что бунт на корабле подавлен в зародыше, потому что недовольные голоса постепенно стихали в подъезде. Я тоже было сунулся за ними, решив не лезть во двор через окно, дабы не прыгать на битое стекло, но в полутьме прихожей нос к носу столкнулся с помятым камуфляжником, забывшим, очевидно, что-то в квартире.
– Ты что здесь делаешь? – обалдело уставился он на меня.
– Приказано проверить все помещения на предмет неналичия человеческих единиц, – браво вытянулся я, едва не козыряя ему в ответ.
Камуфляжник почесал небритую щеку.
– Молодец! На третий этаж поднимись. Там какой-то старик вчера выходить не хотел. Говорил, что умирать в родной квартире будет.
– Есть! – продолжил я свою игру и, поскольку мужчина смотрел мне в спину, потопал наверх, сетуя про себя на то, что не выпрыгнул во двор из окна спальни.
Впрочем, до третьего этажа я так и не добрался, остановившись на следующей площадке и выглянув наружу сквозь небольшое окно подъезда.
Прямо подо мной, в окружении группы камуфляжников, стояли Мельниченко с Гречаник. Неподалеку замер почти неповрежденный джип «чероки», на котором они подъехали к дому. Неплохо майор устроился! Но сейчас Григорий Артемович устроился еще лучше, потому что, важно кивая головой, выслушивал командира отряда, рапортующего ему:
– Разрешите доложить – все более или менее нормально, товарищ депутат! Хотя, после того как те тарелки обнаружили свою активность, кое-кто запаниковал. Но мы их быстро успокоили. Да и выстрелы эти тарелочные для людей, в общем, безвредны. Если, конечно, в стороне держаться и под камни не лезть. Даже полезны, я думаю. Потому что кремняков они, кажется, отпугивают. И, кроме того, видимый луч сверху гораздо лучше невидимой лавы снизу. Хоть подготовиться успеваешь.
– Какая-то схема в действиях тарелок прослеживается? – спросил Мельниченко.
– Н-ну… Не знаю, как в других местах, а вблизи нас они по лаве стреляют. Здесь рядом три озерца было, так все они исчезли после попаданий.
– Значит, и в самом деле определенная польза от них есть?
– Как будто. Вот и люди начинают к ним спокойно относиться.
– Что за люди?
– Секта какая-то.
Мельниченко насторожился.
– Сатанисты, ли что?
– Да нет, по-моему. Тех я видел. Пьяные, разболтанные, в драку лезут. А эти – спокойные. С линзами какими-то, с барабанчиками. Да вон они там, за домом, собрались. Можете пойти посмотреть.
– Мирошничиха, – негромко и утвердительно произнесла Гречаник. – Ей никто о смерти мужа не сказал, вот она и продолжает витийствовать.
– И не надо говорить, Тамара Митрофановна, – задумчиво пробормотал Мельниченко. – Зачем женщине лишние волнения? Да и как противовес ее можно использовать, – после короткой паузы добавил он и снова обратился к камуфляжнику: – Сотрудничать с ними можно?
– Сотрудничать можно со всеми, – вдруг выкрикнул кто-то из бригады защитного цвета, – кроме тех раздолбаев!..
И чья-то грязная рука указала на конец улицы, где двое оранжевожилетчиков, перебираясь через груды мусора, тащили куда-то тяжелые носилки.
– Что, есть проблемы? – покачнулся Мельниченко.
– Есть, Григорий Артемович, – вздохнул командир отряда. – Вы же знаете, что у нас людей не хватает, поэтому мы все население стараемся мобилизовать. Но только с кем-то договоришься, разъяснишь, что делать надо, как появляются те ребята и дают людям другие задания. Иногда совершенно противоположные. Я понимаю, что они тоже приказы выполняют, но, пожалуйста, вы там наверху договоритесь как-то с тем же Пригожей. А то выходит сплошная чехарда и явная шизофрения.
– И еще, Григорий Артемович, – выкрикнул из группы молоденький, наверно, еще и не брился ни разу, камуфляжник, – тут вчера приказ был, чтобы всех людей из зданий на улицу переместить, но ведь сейчас именно на улице и становится опасно. Может, пусть в домах лучше…
Мне было видно, как Мельниченко покачнулся с пяток на носки и назад.
– Та-а-ак, – протянул он, – определенный смысл в этом есть. Подумаем. Но, согласитесь, и в домах сейчас опасно находиться. – Он прокашлялся, а потом продолжил голосом доброго отца: – Относительно же другого… Не стану скрывать, ребята, что проблема существует. Я пробую решать ее, договариваться. Однако, скажу вам по секрету, ведет себя Иван Валентинович несколько неадекватно. Дошло до того, что он обещает по окончании всей этой катавасии применить санкции к тем, кто не подчиняется его приказам. То есть именно к вам, друзья мои.
Камуфляжники тихо загудели. Мельниченко поднял руку:
– Тише, тише. Ничего плохого не будет. В этом я вам клянусь своей офицерской честью. Ведь даже в нашем сложном положении вы находитесь не только под моей защитой, но и под защитой закона. И нарушать его я и мои боевые побратимы не позволим никому. Поэтому работайте спокойно, спасайте людей и город, потому что именно от вас, обыкновенных героев нашего времени, зависит жизнь каждого из нас.
«Спасибо за внимание!» – прошептал я, стоя на площадке между первым и вторым этажом. А отряд камуфляжников уже понемногу рассасывался внизу, приглушенно лепеча: «Ишь ты!.. И кто он такой, этот Пригожа?.. Ни мэр, ни полмэра… Так, торгаш базарный… Ну мы ему, если все хорошо будет, устроим выборы… Выборы – не выборы, а этим оранжевым, если они сунутся, я точно кое-что устрою…»
Из всей группы под моим окном осталось двое. Мельниченко и Тамара. Гречаник, неуверенно покашляв, обратилась к депутату:
– Григорий Артемович, не очень круто?.. С кем, если все наладится, на выборы пойдем?
Майор всем туловищем повернулся к госпоже редакторше:
– А с ним и пойдем. Только сначала по ушам нахлопаем, чтобы знал, кто в доме хозяин. А то разошелся сильно, и если к настоящей власти дорвется, то без надлежащего урока может очень свободно выйти из-под контроля… Вы же представляете, Тамара Митрофановна, чем это может обернуться для города? – с патетичными нотками в голосе закончил он.
И я изумился тому, что Гречаник, как мне показалось, тех ноток не заметила. Совсем оглохла Тамара. Совсем.
А Мельниченко, галантно поддерживая газетчицу под локоть, уже повел ее к джипу. Я посмотрел, как машина, плавно покачиваясь, сделала разворот и исчезла за углом. Вверху, параллельно ее курсу, плыла зеленоватая мечта уфологов. Где-то, за лавовым потоком Сухого Каганца и стеной серебристого тумана, притаился Гременец. Внутри моего тела набухала пустота. Она была черной, тяжелой и болезненно плескалась от малейшего движения. Поэтому я осторожно, очень осторожно и медленно начал спускаться по ступенькам. Однако дом этот был заколдованным домом без выхода. Потому что выйти из него мне снова не удалось.
Чуть не сбив меня с ног, в плотный полумрак влетел худенький оранжевожилетчик и быстро схватил меня за руку.
– Во, – воскликнул он, – ты куда? Оставайся здесь! На улицу – ни шагу. Это – приказ Пригожи. Если кого-то увидишь, то передай и им: из здания не выходить! Опасно для жизни.
И он, торопливо развернувшись, хотел уже выскочить из подъезда, но позади его уже стояло трое камуфляжников.
– Что ты здесь такое тарахтишь? – каменным голосом спросил один из них. – Какой такой приказ? С какой радости люди должны в доме сидеть и ждать, пока им на голову крыша завалится?
– А что, лучше будет, если кому-то кирпичина на башку бахнется? – еще не остыв от возбуждения, почти выкрикнул оранжевожилетчик.
– Это не тебе решать и не тебе языком ляпать. У нас приказ Мельниченка: все население расположить на открытом пространстве. А тебе от меня такой приказ: пройди по квартирам и всех, кого найдешь, выводи на улицу. Можешь взять с собою этого парня, – и камуфляжник указал на меня.
Оранжевожилетчик бросил на него яростный взгляд.
– Да пошли вы!.. – сплюнул он себе под ноги и сунулся было на улицу, добавив: – Вместе со своим Мельниченком.
Но второй камуфляжник успел схватить его за ворот и дернуть на себя:
– Ты что-то сказало, чучело оранжевое?
Парнишка матюгнулся и крутанулся на месте, выдираясь из крепко сжатого кулачища. Это ему удалось, и он уже был почти на крыльце, когда третий мужик сделал ему подножку. Оранжевожилетчик пошатнулся, падая на колени, а нога в тяжелом армейском ботинке засадила ему под зад. Парень упал лицом прямо на грязный асфальт. Камуфляжники захохотали. Но, как оказалось, рановато.