Текст книги "Ад"

Автор книги: Алексей Кацай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Однако в конце концов относительный покой вперемешку с вооруженным нейтралитетом все-таки закончился в тот миг, когда все было готово, и я произнес:

– Ладно, давайте попробуем все-таки немного охладить наших детишек. Что-то они сильно разбаловались.

Бабий покосился на Лианну, все это время простоявшую в стороне, перевел взгляд на термосы возле ног перемазанных сажей парней, потом взглянул на глыбу, которая, как мне показалось, прекратила свое вращение и начала приближаться к обожженному берегу, и наконец обозленно уставился на меня.

– Вы что задумали? – гневно зашипел он, и звук его голоса начал сдвигаться в область инфразвука.

Одновременно лицо Дмитрия начало приобретать свекольный оттенок и через секунду не отличалось от цвета лавы, пылавшей позади него.

– Вы что задумали? – повторил он и вдруг завизжал: – Не да-а-ам. Не дам. Это же – живые существа. Их надо изучать, а не эксперименты над ними ставить. Нам, может, один шанс из миллионов выпал, а вы и его потерять хотите?!

– Мне кажется, что из-за вашего поведения у нас самих резко уменьшаются шансы выбраться из этого приключения живыми, – насколько можно спокойно возразил я и вздохнул: – И что же мы за народ такой? Вместо того чтобы спасательные работы организовать и пробиваться к городу, разбазариваем свои силы на какую-то потустороннюю относительно себя чепуховину. Политика, блин, уфология, какие-то разборки детективные! Черт знает что! Да что же такое с нами со всеми творится? Давайте же дело делать! Слышите, Дмитрий Анатольевич, конкретное дело, а не болтовней заниматься. Людей же как-то спасать надо! Вместе спасать, слышите, вместе! Гуртом. Спросите вот Лианну об этом, она вам все объяснит, если у вас совсем крыша поехала.

Я уже кричал и немного кривил душой, потому что в круговороте последних событий и сам болтался, как та инфузория без туфельки в болоте. И меня не извиняли ни подозрения в совершении мной убийства, ни появление на сцене местной истории отпетых командармов и главнокомандующих, ни…

Каждый человек должен отвечать за всех людей на свете. Если он человек, конечно. Всю жизнь я пытался следовать именно этому принципу, но в последние дни что-то во мне сломалось. И мой крик относился скорее именно ко мне самому, а не к Бабию. Но он этого не понял. И что-то вдалбливать ему я уже не имел ни сил, ни желания.

– Ребята, – повернулся я к Семену и его напарникам, – открываем термос и бросаем его в ту мерзость.

«Та мерзость» была уже рядом с берегом. И мне показалось, что она медленно подныривает под него. Будто предчувствует что-то нехорошее. Какое-то мгновение я колебался, но потом резко махнул рукой, и голубой цилиндр, с шипением расплескивая клубы пара от разлитого азота, мелькнул в сизом воздухе, летя по заданной мной траектории сквозь дым и причитания обезумевшего Бабия.

Послышался глухой взрыв. Над местом падения в бесцветное ослепительное небо ввинтился серый смерч пара, и что-то тяжелое так тряхнуло каждую клетку тела, что я, оглохший и ослепший, упал на колени. Повертел моментально ставшими негибкими мышцами шеи, оглядываясь вокруг. У всех членов нашей компании позы были почти одинаковыми. А Дмитрий, встав на колени, тяжело рвал.

Еще раз встряхнув головой, я посмотрел на озерцо и ощутил, как бешено заколотилось мое сердце. Благодаря резкому перепаду температур, глыба раскололась на три неравные части, замершие на почерневшей корочке застывшей лавы. Эта подгоревшая корка, сквозь которую еще просвечивался красноватый фон, медленно расширялась по всей поверхности озерца. Оно остывало.

Сработало. Сработало, мать твою за ногу! Только надо что-то придумать, чтоб бросать термосы издали. Потому что такой предсмертный вопль удивительного каменного существа не каждый выдержит. А в том, что это все-таки было существо, я уже почти не сомневался.

– Ничего, Дмитрий, – прохрипел я в направлении Бабия, который, кряхтя и вытирая рот, поднимался с колен. – Выдрессируем их немного, а потом и изучать станем.

– Выдрессируем, выдрессируем, – чуть не заплакал тот. – А если это – разумные создания? А как же тогда Меморандум Вальдхайма? Или вам к убийствам не привыкать?

Ах ты гаденыш! Я почувствовал, что сейчас смешаю Бабия с его любимыми бабешками, но замер, увидев Лианну, которая мертвой куклой застыла неподалеку. Подогнутая нога еще больше делала ее похожей на сломанную игрушку.

– Ч-черт! – выдохнул я, бросаясь к девушке.

И черт, как всегда, был рядом. Потому что снова уже знакомая волна ужаса подхватила нас. Дмитрий тоненько завизжал, задрав голову. Семен сбил меня с ног, с выпученными глазами бросившись куда-то в сторону. Его ребята тоже кинулись врассыпную. А меня какая-то жуткая, неподвластная моему сознанию сила, снесла с места. Однако я, обо что-то споткнувшись, упал и уже в падении успел заметить огненный цветок нового лавового выброса.

Вместе с шуршанием падающего камня и душным дыханием раскаленного воздуха пришло успокоение. Но относительное, как и все в этом мире. Потому что в висках пульсировало: «Лианна! Лианна!» И расцарапанную грудь пропекала вина собственной неосмотрительности. Идиот! Ведь если нас, крепких мужиков с железобетонной нервной системой, гибнущее существо поставило на колени, то что же оно сделало с девчонкой!.. Эх ты болван!

К счастью, Лианна только потеряла сознание, и, наверное, именно это спасло ее от последнего инфразвукового удара. Приводя девушку в чувство, я поймал себя на том, что уже полностью воспринял сумасшедшую гипотезу Бабия. И еще отметил, что последний выброс произошел именно в том месте, на котором недавно, что-то почувствовав, останавливалась Лианна. Ах ты умница наша!..

Девушка слабо застонала и раскрыла пустые глаза, которые понемногу наполнялись окружающим миром. Если бы еще этот мир не был таким ужасным!.. Но тут изменить я ничего не мог. Я мог лишь ласково притронуться к щеке Лианны и успокаивающе погладить ее ладонью.

– Все нормально, Анютка. Все нормально. Как говорил Колумб, открыв Америку: «Путь в Индию найден!»

Она прислушалась к чему-то внутри себя и попробовала улыбнуться:

– Да. Я чувствую. Все нормально… И ты живой.

– Все мы живые и еще долго жить будем. Вот отдохнешь немного – пойдем с тобой Михая искать. Мы ему нужны, – бормотал я, немного раздражаясь от того, что совсем не знал, как вести себя с больной семнадцатилетней девушкой. С пьяными злыми мужиками, типа Алексиевского, мне было намного легче. Таким образом, какой-то сдвиг по фазе я тоже имел и этим становился ближе к Лианне. Только вот с какой стороны?

Впрочем, когда я повел ее к людям, суетившимся возле нового адского озерца, то поддерживал девушку за талию с левой стороны. Со стороны сердца. А как только она доверчиво прижалась ко мне, ощутил и его биение под маленькой упругой грудью. Поэтому, еще за мгновение перед тем, как она внезапно остановилась, я уже знал, что это произойдет. Потому что маленький трепетный комочек, пульсирующий в Лианне, слабо вздрогнул и рывками начал биться быстрее.

– Что? Что такое? – спросил я, уже зная, что она ответит.

– Снова. Снова… Вот здесь. Оно уже близко. Выходит.

– Та-а-ак. А ну-ка, Анюта, отойти немного и подожди меня. Только никуда не ходи. Хорошо?

– Хорошо. Я подожду. Я… Я уже привыкла ждать.

Наверное, мысль о том, как надо поступать, уже давненько шевелилась во мне, потому что я уже точно знал, что надо делать. Оставив Лианну, я трусцой побежал к людям, среди которых заприметил Бабия, Семена и его товарищей. Выхватив их из водоворота суеты, я подробно объяснил им, что нужно делать, и побежал назад к Лианне, время от времени озираясь и наблюдая за тем, как моя команда под скулеж Бабия тянет к нам термосы с жидким азотом.

– Да прекрати ты хлюпать, – резко оборвал я Дмитрия, когда все они, кашляя, приблизились к нам. – Есть идея. Не будем мы губить твою любимую форму жизни. Просто попугаем немного.

Не знаю, поверил мне Дмитрий Анатольевич или нет, но скулеж прекратил и даже начал снимать на камеру то, как мы выливаем жидкий азот на потрескавшуюся от жары и всепланетной лихорадки землю. Жидкость мгновенно испарялась и белый изящный пар перемешивался с черным дымом, сочащимся вместе с угарным ветерком со стороны нефтеперерабатывающего завода.

И когда Лианна снова прошла по увлажненному, еще прохладному асфальту, на котором быстро исчезали островки инея, то… То через минуту она на мгновение замерла и, вдруг взмахнув руками, будто крыльями, побежала к нам и бросилась мне на грудь. Словно в реку с моста.

– Нету, – с придыханием шептала она, целуя мою перемазанную физиономию, – нету! Оно ушло! Оно испугалось тебя, Роман!..

А я смущенно отворачивал от нее лицо, время от времени встречаясь с насмешливыми глазами Дмитрия и замороченными взглядами Семена с товарищами. Они, хоть и по-разному, но не понимали того, что произошло на их глазах. А мне было наплевать и на иронию Бабия, и на непонятливость оранжевожилетчика.

Потому что моя была сверху. Потому что я ощущал себя сказочным принцем-победителем, которого осыпают цветами и поцелуями самые красивые девчата его королевства. Потому что побежденное чудовище убежало с поля боя, испуганно поджав свой покрытый каменной чешуей хвост. Потому что я – черт меня возьми! – нашел-таки средство борьбы с лавовым нашествием, и теперь можно было не бояться того, что спустя некоторое время на месте Юнаков будет бурлить огненно-вязкий океан магмы, переполненный до краев отголосками человеческой боли и ужаса.

А фиг тебе, природа! Ты сильна. Ты – обесчеловеченная стихия. Но ведь и я – стихийный человек! И мы с тобой еще потолкаемся на бревнышке!..

Ни до этого победного мгновения, ни позже, никогда больше в жизни я не ощущал такого приступа эйфории, не зная того, что почти в это же самое время кто-то другой, добрый и умный, уже изобретал еще одно средство для борьбы с кремняками. Или, вернее, не изобретал, а вспоминал хорошо забытую старину. Однако в то мгновение я физически ощущал справедливость пословицы о крыльях, вырастающих за спиной. И когда меня неожиданно ударили по ним, то у меня даже заныли лопатки.

А сделал это Алексиевский, который, неуверенно пошатываясь, вынырнул из клубов черного дыма, поднимающихся от шин перевернутого горящего «ситроена». С обожженной бородой, с оторванным рукавом рубашки, со своим неразлучным портфелем, зажатым просто под мышкой, и с водочным перегаром изо рта он появиться, словно чертик из шкатулки и, уставясь на нас черными бельмами своих очков, прохрипел:

– Слава богу! Хоть кого-то нашел!.. Роман, Волчара, беги за мной. Там Михая убивают…

6

Бежать, к сожалению, мы не могли. Мое тело от испытаний последних дней уже давно превратилось в сплошную рану. Душа, кстати, тоже. Алексиевский, задыхаясь, с трудом тянул ногу, вывихнутую где-то в свободных странствиях. Лианна, после того как я зло накричал на нее, приказывая оставаться на месте, держалась позади. Впрочем, и она, обиженная и смертельно уставшая, не могла передвигаться быстрее, даже если бы и сильно захотела этого. Про нетренированного Дмитрия, тащившего, посапывая, свои телеприбамбасы, я уже и не говорю. Кстати, идти с нами его тоже никто не приглашал. Само побрело. Вместо него была бы куда полезнее парочка оранжевожилетчиков. Но Семен, переговорив со своими товарищами, составить нам компанию отказался наотрез. Мол, приказа такого не было.

Ну-ну… А мы, без приказа захлебываясь едким дымом, сбивая ноги о груды кирпича, напарываясь на остро-недобрые взгляды встречных людей, топали через потрескавшиеся улицы, захламленные дворы и выжженные пустырища.

– Понимаешь, Волк, – бубнил над самым ухом Алексиевский, – ты не думай, что я тогда испугался и вас бросил. Нет! Я по делам пошел. Понимаешь, у меня на Юнаках знакомый фотограф живет… Жил… Нашел я его мастерскую, пленку проявил. – Он вдруг запнулся, как-то испуганно взглянув на меня. Но, увидев, что я не обращаю на него внимания, неуверенно продолжил: – В общем, считай, что я в разведку пошел. Замаскировался под всяких там… Интересное, я тебе скажу, дело, – в его голосе задребезжали подобострастные нотки. – Вот видишь, и пригодилось оно.

Вот еще, незаконнорожденное дитя Мата Хари и Штирлица! Я искоса взглянул на него:

– Ну и каковы же итоги, рыцарь пера и кинжала?

– К Айку люди потянулись. Даже Пригожа с ним разговор имел.

– Чего-чего? – не поверил я своим ушам. – Какой такой разговор?

– А черт его знает! Приехал на микроавтобусе, нашел Айка да и закрылся с ним в машине. Долго они там о чем-то базарили. С час, наверное. Я поблизости крутился, но только то и услышал, когда они уже на свежий воздух вышли, как Пригожа сказал: «Итак, ваши силы плюс мой авторитет могут иметь довольно приличную массу!» А Айк тогда еще захохотал: «И деньги!..»

– А потом?..

– Потом? Собрали они с десяток уколотых ребят, насовали им каких-то бумажек да и разослали по всем Юнакам. С прокламациями, что ли. Еще людей собирать. Стоп! – вдруг воскликнул он, резко остановившись. – Близко уже. Давай помедленнее пойдем. Ведь их там сотни, наверное, с полторы, а нас…

И он, обернувшись, посмотрел на Лианну с Бабием.

Только сейчас до меня дошло, в какую авантюру я влез: побежал выручать Михая практически в одиночку. Надеялся, чудак, что у Айка человечков всего ничего, что оранжевожилетчики моего приказа послушают… А фигушки!.. Да и начальничек их с сатанистами уже какие-то соглашения соглашает. Плохо… Сорок минут назад, пребывая в состоянии эйфории, я, наверное, не контролировал себя, решив, что мне подвластно все. Но теперь…

Оглядевшись вокруг, я понял, что мы дворами вышли к Юнакскому рынку. Вот за этой пятиэтажкой с почти полностью выбитыми оконными стеклами должна находиться рыночная площадь. Двое мужиков, которые до этого, громко кряхтя, вытягивали из подъезда кожаный диван, внезапно выпрямились и посмотрели на нас. В песочнице с поваленным грибком несколько ребятишек, возившиеся с какими-то сломанными игрушками, тоже повернули лица в нашу сторону. Издали мне показалось, что на месте глаз у них просверлены сквозные черные дырки.

– Дружище Волк, – запыхтел Алексиевский, и я даже вздрогнул. – Тут за углом есть киоск «Горпрессы». Я точно не помню, но, кажется, дверь у него была открыта. Из него еще Айкова шпана всякую порнуху вытаскивала. Может, спрячемся пока что там? Понаблюдаем…

Хотя как наблюдательный пункт киоск оказался действительно удачным местом и заскочили мы в него сравнительно тихо и незаметно, но бригада наша была немного великовата для подобного помещения. Однако про тесноту мы почти сразу же забыли, потому что рядом с нами, за квадратными экранами чудом уцелевших стекол, разворачивалось действо из какого-то фантастического триллера.

За поваленной изгородью рыночной площади, посреди остатков разрушенных торговых рядов, тускло полыхало лавовое озерцо с неизменным кремняком посредине. Вокруг столпилось около ста лиц неопределенного пола и такого же возраста.

Впрочем, присмотревшись внимательней, я снова с некоторой тревогой отметил, что среди них было много людей возраста более чем почтенного. Некоторые из них держали чадящие факелы, скрученные из какого-то вонючего тряпья. Их жирный дым доносился и к нам, оставляя в ноздрях гадко-слизистые ощущения.

Мне показалось, что толпа чего-то ждет, шурша приглушенными расстоянием разговорами и вяло передвигаясь вокруг озерца. От его близости к толпе я пришел в некоторое изумление, вспомнив недавний контакт с бабешкою, устроенный мне Дмитрием Анатольевичем.

Впрочем, такому свободному передвижению могло способствовать и огромное количество человеческих единиц, бессмысленно блуждающих между единиц других. Все они слегка покачивались развинченными движениями дряблых тел. Даже издали было понятно, что толпа наполнена алкоголем или наркотиками до самых краев. Михая среди них видно не было. А по белой стене полуразрушенного админздания ползли огромные, криво выведенные черной краской цифры: 666. Рядом с последней шестеркой таким же цветом выделялась широко открытая дверь.

Наблюдая за толпой, я не уловил того мгновения, когда на фоне этой двери появилась фигура в уже хорошо знакомой мне маске с не менее знакомым крестом на груди и юбочке, сделанной из резиновых приспособлений для мужской интимной жизни.

– Маги-и-и-истр! – донесся до нас душный выдох толпы, замедленно падающей на колени. Но не наклоняющейся, как положено, в поклоне, а отклоняющейся назад и выставляющей, таким образом, очень интересные места навстречу своему вожаку. Зрелище было не для слабонервных, тем более что многие из мужчин и женщин были обнажены до невозможности.

Магистр поднял руки и что-то произнес, после чего основная масса людей, не вставая с колен, приняла все-таки более-менее вертикальные позы. Впрочем, кое-кто из них не удержался и упал-таки на спину. Да так и остался лежать, не имея сил подняться. А магистр что-то говорил, делая медленные пасы руками и ритмично покачивая головой, закованной в уродливую маску. К сожалению, то, что он говорил своим сподвижникам, нам слышно не было. Вдруг я заметил, что несколько мужчин из задних рядов что-то прокричали магистру. Тот на мгновение прекратил свою речь и затем одобрительно кивнул, указывая рукой в направлении нашего тайника. С десяток «заднерядных» человечков поднялись и побежали к нам.

– Ч-ч-черт! – прошипел Алексиевский, толкая меня на Бабия, как раз настраивавшего свою видеокамеру, и двинул к выходу, вдавливая Лианну в стенку киоска.

– Стой, балда! – успел я схватить его за плечо. – Стой тихо! Тихо!.. Ни звука!

Алексиевский начал было сопротивляться, но внезапно окаменел. Я успел закрыть на задвижку дверь киоска, и в это время до сих пор поднятые металлические ставни вдруг сами с грохотом упали, отрезав нас от света божьего… Или сатанинского. И мы остались в полной тьме, переполненной старыми запахами железа и типографской краски.

У меня была плохая команда, это так. Но, несмотря на разницу в возрасте и темпераменте, несмотря на разницу в отношении ко мне, мой приказ относительно тихого поведения был выполнен на все сто. Никто не проронил ни звука. Даже тогда, когда киоск начали обвязывать какой-то толстенной проволокой. Даже тогда, когда его начали переворачивать. Даже тогда, когда этот железный сундук поставили на ребро, а потом снова начали наклонять, кантуя и ставя на другую грань. Даже тогда, когда во время очередного переворачивания с тихим треском вылетели оконные стекла и их острые края начали резать нас, оставляя на коже невидимую липкую боль, – даже тогда моя команда молчала. Только Алексиевский тихо шипел, отыскивая после каждого оборота свой упавший портфель. Только Лианна настырно хваталась за меня, безошибочно отыскивая мое тело в сплетении падающих тел. Только Дмитрий принципиально не пытался за что-то ухватиться, обеими руками оберегая свою видеокамеру.

Я не верил в то, что сатанистам не было слышно, как в киоске иногда что-то бухает. Но, как бы там ни было, никто из них так и не заглянул в середину. Тогда я отнес это на счет их одурманенности да нашего везения. И лишь спустя некоторое время понял, что был не прав.

А гудение толпы и визжание магистра становились все ближе и ближе, пока не стали различимыми отдельные слова. Пока, покачнувшись в последний раз, наша мышеловка наконец не замерла и кто-то грузный не вскарабкался на нее.

– Ну что, братва моя, – узнал я чуть подвывающий голос Айка, – так лучше?

– В нату-у-уре! – заревела братва. – Теперь слышно. Теперь ви-и-и-идно.

– Трибуну себе устроил, сучонок! – прохрипел было Алексиевский, но я ткнул его локтем в мягкий живот, и он поперхнулся.

Припав глазом к щели между стенкой и жалюзи, я выглянул наружу. Другие тоже нашли какие-то дырки. Поскольку мы находились прямо под Айком, то и обзор у нас был одинаковым. Правда, в отличие от него мы видели только передние ряды, оставив видение панорамное детям Сатаны.

– Бог умер, – торжественно провыл над нами Айк. – Кто не верит, тот пусть пойдет к развалинам церкви и посмотрит на это. Бога никогда не было. А был лишь мелкий фраер, который украл этот мелкий мирок у светосиятельного и который противопоставил своё – уже не мелочное! – коварство его доверчивости да и заточил творца нашего в подземных мирах. Да, братва, я не лоханулся – творца! Именно – творца. Потому что все, сотворенное с нами Богом, было в натуре издевательством над человеческой сущностью, созданной совсем не им. Потому что действительно клевые паханы так не ведут себя. Так ведут себя только злые отчимы. Вспомните, что предлагал нам Бог-отчим. Путь к спасению, к царству небесному – через страдание. Но человек не создан для страданий. Человек создан для счастья и наслаждения. Мы всегда говорили об этом, но нам не верили. И вот сейчас, когда после тысяч лет зловещих заклятий, через руины Бога наш творец возвращается к нам, даже последний Фома-неверующий может убедиться в нашей правоте. Скажи вот ты, братишка, как спасся твой сын, как спасся ты сам, что спасет нас?

Стоящий перед самым киоском упитанный мужичок лет пятидесяти, в сером пиджаке, накинутом на голое тело, поднял свои чуть остекленевшие коровьи глаза:

– Вау светосиятельному, дарующему нам наслаждение и лишающему нас страха! Вау магистру, ведущему нас огненными тропами кайфа к светосиятельному!..

– Ва-а-а-ау! – заорала толпа, даже металлические стенки киоска задребезжали.

– Последнее время я считал, что потерял сына, – снова поднял руку мужичок, призывая к тишине. – Многие из вас знают, как он жил. Я страдал, по глупости своей считая, что он прозябает в наркотиках и разврате, и не понимал, что он уже нашел путь к спасению из этого одичавшего мира. И только тогда, когда светосиятельный прислал к нам пламенное освобождение, когда его слуги продырявили к чертям собачьим крепостные стены земной поверхности, я понял сына своего и пошел за ним. Пошел через великий кайф…

Мужчина вытянул из кармана пластмассовый шприц.

– …по огненной жизни к вечному спасению, лишившись страхов своих. Теперь не пугают меня ни искры, ни раскаленный камень, ни пламя, ни издевательства дураков. Потому что не ощущаю я ни боли, ни страха, как те неверующие. А ощущаю лишь вечный кайф безо всякого рая и царства небесного. И за этот дар благословляю творца нашего! И пусть весь мир зальет океанами магмы, но мы, кто уверовал в светосиятельного, с улыбкой и без ужаса будем служить ему!!! Поскольку верим, что другого пути нет… Кто не с нами, тот против нас! – вдруг завизжал он, выкинув затасканный лозунг, и в его коровьих глазах вспыхнуло что-то холодно-рептилиевое.

Толпа загудела, забормотала, забурлила пузырьками одобрительных выкриков. Кто-то обнимался, кто-то целовался, кто-то хохотал и танцевал на месте, а двое юнцов метнулись к лавовому озерцу и, словно цветы, начали швырять камни в молчаливого кремняка. Молчаливого снаружи. Потому что я ощутил, хоть и несколько слабоватую, волну далекого полуночного ужаса. Рядом тихонечко затрепетала Лианна.

А людям было все равно: они хохотали, веселились, целовались, и к ним присоединялось все больше и больше человекоподобных существ. Инфразвук на них не действовал. Стресс был преодолен. Более того, я увидел, как те первые юнцы побежали по краю озерца, расплескивая ногами маленькие язычки желтоватого пламени. Я наблюдал эту картину какое-то неуловимое мгновение через щель, внезапно возникшую в нагромождении вспотевших тел. Но та сразу же сжалась, выдавив на меня из пространства ощущение невыразимого изумления и дохнув в лицо нереальностью ужаса и реальностью безнадеги.

– Ти-и-ихо! – загрохотал сверху по железу голос Айка. – Тихо, братва!..

И братва моментально смолкла. И я понял, что с некоторых пор приказы магистра будут выполняться неукоснительно. И Лианна чуть ощутимо дрожала рядом со мной, и грубый Алексиевский тяжело хекал в свою невидимую во тьме бородищу:

– Мне говорили, говорили, что кое-кто после наркоты может по огню ходить, а я не верил!..

А к Айку, очевидно, уже кто-то подошел, потому что, напрягая слух, я различил, как этот кто-то попросил:

– Дай ему дозу, ломает чувака!

– А что это за кадр? Наш? – спрашивал таким же шепотком Айк.

– Наш, наш, – отвечал кто-то. – Тот, который тебе про Михаеву Лианку рассказал.

– Хорошо, дай. Но не балуй его, держи на привязи.

Заточенные в металлической тьме, обливаясь потом и размазывая по коже кровь из порезов, мы слышали все это и яростно молчали. Молчала и толпа, ожидая новых слов магистра. И тот сказал.

Таки сказал…

– Братва! Мы объединены огнем, кайфом и новыми способностями. Всем нам не страшна смерть, потому что нас оберегают каменные слуги светосиятельного. Но в то время, когда мы славим их, когда мы спасаемся возле них, именно в это время враги сатаны убивают сторожей человеческих, оставляя наших детей и братьев, дочурок и матерей, родителей и дедов наших без надеги на спасение.

– Сме-е-е-ерть! – заревела, заорала, забурлила толпа.

– Среди нас была чувиха, которая прикидывалась нашей и которая теперь вместе с врагами сатаны охотится на каменных сторожей и гробит их своим холодом и предательством.

– Сме-е-ерть!..

– Среди нас есть чувак, который считался нашим братаном, но разрешил паскуднице слинять, и теперь она охотится на каменных сторожей, гробя их своим холодом и предательством.

– Сме-е-ерть, сме-е-ерть!

– Что же делать нам с теми, кто охотится на каменных сторожей, гробя их своим холодом и предательством?

Толпа взбесилась, и даже авторитет магистра не сразу ее успокоил. Но все же успокоил…

– Братва! Мы можем сейчас пойти и замочить наших врагов. Но не испытание ли это, через которое проводит нас светосиятельный? Может, эти паскуды нужны ему, и мы в своей приземленной чувырлости не понимаем замыслов сатаны? Так пусть он сам подаст нам знак, что враги его заслуживают смерти. Приди, светосиятельный, – завыл Айк, – сойди ко мне, наполни меня, стань мной!..

Он выл, повизгивал и, очевидно, приплясывал на крыше киоска, потому что топанье его ног эхом стучало в моих висках.

– Шаман! – прохрипел Алексиевский. – Ей-богу, шаман! И на что он надеется, козел?

Но свои ожидания магистр просчитал точно. Он вдруг замер, поскольку топот его босых ног прекратился, и внезапно бросился к левому краю крыши. Потом – к правому. После пошел по кругу.

– Чую, светосиятельный, чую, – бубнил он. – Они рядом, рядом. Здесь?.. Нет. Может, здесь?.. Тоже нет… Я-а-а-а-а, – неожиданно заверещал он, сдвигая свои причитания в сторону не инфра-, а ультразвука (интересно, как реагировали на это кремняки?), и спрыгнул с крыши киоска на землю.

В щель мне было видно, как он попятился от него, растопырив руки и раздвигая ими толпу.

– Здесь, здесь… Отворите эту халабуду! – вдруг закричал Айк, падая на колени.

Послышалось скрежетание проволоки, которую раскручивали несколько пар крепких рук. Потом эти руки рванули, поднимая жалюзи, и мы будто улитки, вытащенные из раковин, оказались перед обозленной многоглазой толпой.

– Слава тебе, светосиятельный, слава! – завопил Айк, откидываясь назад.

– Слава, слава! – ревела ему в такт орда, тоже падая на колени.

А магистр уже легко поднялся на ноги и, растопыренными руками удерживая трех крепких ребят позади себя, подошел к нам, вплотную приблизив свою безобразную рожу к моему лицу.

Мы молча уставились друг на друга. В прорезях маски поблескивали совсем трезвые и хитроватые глазенки Айка. Вдруг он прищурил один глаз, подмигивая мне. И я даже захлебнулся от злости.

Вот гад! Вот сволочь! Он же знал! Знал с самого начала, что мы сидим в киоске, и играл с нами, словно сытый кот с мышью. Айк снова заработал себе очко, не оставив, кажется, мне никаких шансов на реванш. Я отвел взгляд от разрисованной физиономии и узнал в парне, стоящим за Айком, одного из тех деятелей, которые помогали Семену таскать термосы с жидким азотом.

Господи, да неужели ты среди нас совсем человеков не оставил?!..

Нет, наверное. Потому что вытягивали нас из киоска безо всякой человечности. Да мы на нее и не надеялись. Даже Алексиевский не делал никаких попыток маневрирования, окаменев и сжав в кулаке проволочную ручку своего имиджевого портфеля. И даже тогда, когда гудение голосов разрезал резкий звук автомобильной сирены, он не пошелохнулся.

Лишь толпа медленно, словно вязкое полузастывшее желе, раздвинулась в стороны, в узком пространстве, открывшемся перед нами, я увидел знакомый микроавтобус, из которого выпрыгнуло несколько оранжевожилетчиков и солидно выплыл Пригожа.

«Эге, дела-то, наверное, у него пошли круче», – автоматически отметил я. А за ним черно-кожаной молнией заструился гибкий, словно пантера, мой – совсем недобрый! – знакомый. Юрка Гемонович. Гегемон.

– Что здесь происходит? – оглядываясь по сторонам, спросил Пригожа.

Но слова его упали в угрюмую тишину. Никто не желал выскакивать вперед магистра, а того рядом уже и не было. Пришлось и мне оглядеться. Айк стоял немного позади киоска, молча сложив руки на груди. Рядом с ним двое мужиков придерживали парня с разбитым в кровь лицом. Сначала я его не узнал, и только вскрик Лианны подсказал мне, что это ее Михай слабо сопротивляется в крепких лапах, скрутивших его.

– Что здесь происходит? – повторил Пригожа, но уже не так уверенно.

Гемонович, в кожаной жилетке на голое тело (этот наряд уже становился какой-то униформой), замер рядом с ним, быстрым взглядом проведя рекогносцировку местности. Лианна, с длинным всхлипом оторвавшись от нашей группы, бросилась к Михаю, и тот со стоном обнял ее, погружая окровавленное лицо в запыленные волосы девушки. Его охранники хотели было отогнать Лианну, но Айк поднял руку и они снова замерли. Молчание затягивалось, но вот-вот должно было оборваться, словно чересчур натянутая струна. Или тетива лука.

– Эти люди пакостили нам, – торжественно взвыл Айк, не опуская ручищ, – и должны быть наказаны.

Гемонович быстро подошел к нему и что-то зашептал на ухо. Я обратил внимание на то, что Юрку никто не пытался задержать. Очевидно, его здесь знали.

Переговоры длились недолго. Несколько раз Айк отрицательно качал головой, но, очевидно, должен был согласиться с какими-то аргументами Гегемона, потому что в конце концов махнул рукой и обратился к толпе:

– Братва! Все вы видели силу светосиятельного. Эти лохи, которые только что находились за пару километров отсюда, его волей оказались рядом, ожидая нашего приговора. И мы, объединенные великой волей к спасению, вынесем его. Честно и справедливо.

Толпища одобрительно загудела, а я был поражен тем, что такое наивное надувательство может иметь место в конце второго тысячелетия в цивилизованной Украине. Пусть и с добавкой «почти». Впрочем, в последнее десятилетие у нас и не такое место имело. Что было неопровержимым фактом.