Текст книги "Двенадцатый рыцарь (ЛП)"

Автор книги: Алексен Фарол Фоллмут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Как и следовало ожидать, мой день не становится лучше.

– Ой, да ладно. Снова ты? – возмущенно восклицает Ви два урока спустя, когда мы одновременно поворачиваем за угол возле здания, где проходят уроки английского. И все бы ничего, но я уже видел ее у класса Оливии по математике. – Это уже третий раз за утро. Ты меня преследуешь?

– Да, Виола, я слежу за тобой, – бормочу я, сканируя коридор за ней в поисках взгляда Оливии. – Ведь ты такая милая и дружелюбная.

– Ты можешь просто утвердить бюджет? – огрызается она, снимая рюкзак и порывисто вытаскивая из него папку. – Это займет всего пять секунд, а ты все равно просто стоишь здесь…

В этот момент я замечаю Оливию в противоположном конце коридора.

– Я не могу, Ви, я же говорил, что занят…

– Чем? – требовательно спрашивает она, и, к моему полному разочарованию, начинает идти за мной, пока я следую за Оливией. – Ты ведь можешь поговорить со своей девушкой когда угодно, Джек. Буквально в любое время.

– Просто… – выругиваюсь себе под нос, когда Оливия проскальзывает в класс, то ли не замечая меня, то ли делая вид, что не замечает. – Отлично, – рычу я, выхватывая папку из рук Ви, и показываю ей жестом повернуться, чтобы я мог расписаться на ее плече. – Ручка?

Она так выразительно закатывает глаза, что я всерьез опасаюсь, как бы это не навредило ее здоровью.

– У тебя что, нет ручки?

Если я выйду из себя, то не смогу решить эту проблему.

– Ты права, давай подпишем это позже, когда я буду более подготовлен…

– Вау. – Она протягивает ручку через плечо и пристально на меня смотрит.

– Отлично! – Я жонглирую костылями и быстро ставлю подпись, а затем пихаю ей папку, как только она поворачивается. К сожалению, наши руки случайно соприкасаются, создавая неловкий момент, но Ви тут же разряжает его очередным раздраженным взглядом.

– Ты хоть прочитал? – спрашивает она с нажимом.

– Виола, – вздыхаю я, – у тебя есть подпись, а у меня – полное отсутствие жизненной энергии. Чего тебе еще надо?

Она прищуривается:

– Эм, может быть, толику ответственности? Возможно, хоть йоту надежности?

– Отлично, измеримые цели, я поработаю над этим в следующий раз, – отмахиваюсь я и пытаюсь уйти, но она идет к той же двери, за которой только что скрылась Оливия.

Хм. Интересно.

– Постой, – окликаю я Ви. Она резко оборачивается, бросив такой злой взгляд, что он ощущается так, будто в меня плеснули холодной водой – Ты что, в одном классе с Оливией по английскому?

– Только не говори, что хочешь, чтобы я передала ей записку. – Ви складывает руки на груди, намекая, что если я даже потружусь спросить, она воспримет это так же, как и все остальное сегодня: крайне плохо.

– Нет, я просто… – начинаю я, не зная, как найти объяснение, которое не включало бы в себя то, что моя девушка, возможно, хочет меня бросить. – Я думал, ты ходишь только на продвинутые курсы.

– Эм, так и есть. – Она снова сверкает глазами. – И Оливия тоже.

– А. – Точно.

– Мы вместе ходим на физику, литературу и высшую математику, – продолжает она, нахмурившись. – Ты что, даже не знал, что твоя девушка умная?

Ну, конечно, я знал. Оливия всегда была умной, но Ви – это, по сути, мутант. Все, что я знал о ней до школьных выборов, – это то, что она очень сильно, до одержимости, увлечена учебой, в то время как у Оливии есть социальная жизнь. Так что совпадение их расписаний казалось мне маловероятным.

– Нет, я знаю, конечно, – с трудом выдавливаю я. – Просто…

– Слушай, у меня действительно нет на это времени. Приведи в порядок свою личную жизнь и не впутывай в это меня, Орсино, – раздраженно бросает Ви, резко распахивая дверь и заходя в класс.

На краткий миг я замечаю Оливию, сидящую за столом у самой двери. Она поднимает глаза, встречается со мной взглядом и сразу же отворачивается.

Ну точно, она меня избегает. Но почему? Она злится из-за чего-то, что я сделал? Или, наоборот, не сделал? Я определенно чего-то не знаю, и хотя не могу контролировать свое колено или будущее в Иллирии, это я точно могу исправить.

«Увидеть и воплотить. Я смогу решить эту проблему,» – твердо обещаю я себе.

Но тихий внутренний голос добавляет: «потому что больше ты ничего исправить не сможешь».

5

Нейтралитет не приносит очков

Ви

Когда звонит звонок на шестой урок, ко мне подходит Кайла из школьного комитета. Я как раз успела сесть за один из лабораторных столов мистера Боуна, учителя по лидерству и биологии, но Кайле это неважно. Мне удается проглотить только три кусочка своего бутерброда с арахисовым маслом и джемом, как она оказывается рядом, окутанная привычным облаком сигаретного дыма.

– У тебя уже есть бюджет на танцы «Алоха»? – требовательно спрашивает она.

Арахисовое масло прилипает к небу, что дает мне время сдержаться и не предложить ей место, куда можно засунуть этот бюджет. (Кайла отлично выполняет свою работу, но ее энергия просто зашкаливает. И, скажем так, у нас совершенно разные приоритеты. Например, я великодушно решила не поднимать тему культурной апроприации на этих «гавайских» танцах с факелами «тики» и пустыми отсылками к культуре Гавайев, потому что выбирать, за что бороться в этой школе, порой утомительно для моего душевного равновесия.)

– Ты в курсе, что могла бы приставать с этим к кому-нибудь другому? – сообщаю я Кайле, отпив воды из бутылки.

– Да, но серьезно, разве это так сложно? – парирует она, и это очень хороший вопрос, который, насколько я помню, совсем недавно я задавала его кое-кому другому.

Та же песня была на прошлой неделе, когда мы готовились к барбекю, куда я так и не пошла.

– К счастью для тебя, Кайла, я живу, чтобы служить, – сухо говорю я, вынимая документы из сумки. – Бюджет утвержден. Чек на возмещение готов, как только принесешь все квитанции.

– Э-эм, разве я не говорила, что мне нужно восемьсот долларов? – требовательно переспрашивает Кайла. Теперь, к сожалению, к нашему разговору присоединяется Маккензи, которая обычно разумна, если дело не касается ярких декораций.

– Еще раз, – я с трудом сдерживаюсь, – администрация требует квитанции. Ты тратишь деньги, я фиксирую счета и возмещаю вам расходы. Вот так все работает.

– Я могу попросить Райана сделать это, – резко говорит Кайла, а Маккензи энергично кивает. – Это ведь он отвечает за бюджет.

Ах да, Райан. Потрясающий капитан баскетбольной команды, не получивший инвестиций, который баллотировался по какой-то непонятной причине – то ли проиграл спор, то ли ударился головой. Загадка.

– Знаешь, Кайла, ты не единственная, кто хотел бы жить в мире, где казначеи выполняют свою работу, а люди позволяют тебе доесть свой бутерброд, – отвечаю я, выбрасывая остатки ланча в мусорный бак. Я почти ничего не съела, потому что, помимо того, что нужно было убрать все после мероприятия, посвященного неделе духа школы, я еще пообещала помочь брату с репетицией его монолога для осенней пьесы. Вдобавок к этому я согласилась дать интервью для школьной газеты по поводу предложенных изменений в студенческом путеводителе, на которое Джек Орсино (какой сюрприз!) так и не явился, судя по отсутствию какого-либо ответа. Впрочем, его распорядок дня, включающий доведение меня до безумия, по-прежнему работает как часы.

– Без обид, Ви, но ты ведешь себя как стерва, – вставляет Маккензи, нахмурившись.

– Я не обижаюсь, – уверяю я ее. – Просто принесите квитанции, и я возмещу вам деньги. В тот же день, обещаю.

Кайла ворчит, но, похоже, доверяет мне в этом вопросе. В конце концов, пусть я и «стерва», но очень надежная.

– Ну что, мы закончили? – спрашиваю я. – Потому что у меня есть работа.

Часть меня снова хочет напомнить, что они могли бы докучать кому-то другому. Например, Джеку Орсино, который как раз вернулся с обеда. Но он, конечно же, сидит на другом конце кампуса, в верхней части двора, среди старшеклассников-спортсменов и чирлидерш. Правда, проходя мимо его стола, я заметила, что Оливия Хадид как-то подозрительно отсутствовала.

Меня никогда не интересовало, что происходит у Оливии Хадид, и уж тем более у Джека Орсино, но учитывая, что я весь день оказываюсь в эпицентре его попыток ее отыскать, у меня возникает ощущение, что кое-кто наконец утратил вкус к тем галлюциногенам, которые Джек, похоже, добавляет в свой лосьон после бритья. Я всегда считала их странной парой. Не из-за Оливии – она умная, да и, что важно, не засранка. Чего я не понимаю, так это что она нашла в нем.

– Кажется, Оливия Хадид бросила Джека Орсино, – сообщаю я брату позже, когда мы едем домой. (Уточнение: за рулем я, потому что Баша нельзя подпускать к крупной технике без крайней необходимости.)

– Что? Не может быть, – Баш сразу оживляется, радостно выпрямляясь. – Перед встречей выпускников?

– И что?

– По сути, они же были практически королем и королевой школы!

– И что с того?

– Ты не понимаешь? – он кричит на меня в ответ.

– А тебе-то что?

– Виола, я – художник, – фыркает он. – Человеческое бытие – мой источник вдохновения.

– Я не думаю, что Джек и Оливия являются яркими примерами человеческого бытия, Себастьян.

– Разве нет? – снова возражает Баш. – Честно говоря, это очень по-гречески.

– Что?

– Его колено!

– Так?

– Он повредил колено, и она бросила его! Это как если бы Далила сама отрезала волосы Самсону и выдала его филистимлянам!

– Вообще-то, Далила фактически была похищена Самсоном, – не удержавшись, замечаю я, – что, конечно же, опускается в каждой адаптации…

Баш стонет:

– Вообще-то это дух повествования…

– Миф о роковой женщине ужасно мизогинистичен, – напоминаю ему, потому что, похоже, он не читает мамины статьи так, как это делаю я, – и, что более важно, Оливия не выбивала Джеку колено.

– Но было бы намного круче, если бы выбила, – с энтузиазмом добавляет Баш. – Это было бы что-то вроде Тони Хардинг, но в более мстительном ключе, в стиле Тарантино.

– Ты думаешь, что история Тони Хардинг недостаточно жесткая? Там ведь другой фигуристке разбили колено стальной битой. Чего еще ты ожидал, выстрелов?

– Ну ладно, – соглашается он. – Но тебе стоит добавить что-то подобное в один из своих квестов.

– М-м. – В другой ситуации я бы сразу ответила, что беспричинное насилие с применением оружия в нынешней политической ситуации этически неприемлемо и портит всю эстетику, но у меня просто нет на это сил. Поэтому я лишь нервно барабаню пальцами по рулю. – В общем, я больше не делаю квесты.

– Что? Почему? – В голосе Баша слышится беспокойство, но я упрямо концентрируюсь на дороге.

– Не знаю, просто некогда.

Когда мы сворачиваем на подъездную дорожку, я уже предчувствую – точно знаю – он собирается поговорить об этом с мамой. Эти двое постоянно беспокоятся о моем давлении, убежденные, что в какой-то момент я не выдержу, и у меня лопнет сосуд в мозгу или что-то в этом духе. И, честно говоря, может, так и будет. Люди неимоверно раздражают.

– Что случилось? – спрашивает мама, как только мы заходим в дом. Обычно она весь день пишет, но старается быть на кухне в те часы, когда всегда находятся дома: до школы, после школы и во время ужина, – всегда старается прерываться и находиться на кухне.

– Ничего не случилось, – отвечаю я, но Баш тут же объявляет:

– Ви опять поругалась со своими друзьями-ботаниками.

– Опять? – говорит мама.

Отлично. Идеальная реакция.

– Это ботаники из ConQuest – уточняет Баш, потому что в прошлом году у меня были идеологические разногласия с группой по истории США, которая тоже состоит из ботаников, но несколько другого типа.

Баш устраивается на табурете у стойки:

– Она говорит, что с квестами покончено.

– Я действительно с этим покончила, – добавляю я, но, похоже, никто не слушает.

– О, милая, – мама поворачивается ко мне с тоскливым вздохом, на секунду превращаясь в Золушку. – Им не понравилась история, которую ты написала?

– Это не история, это… – растроенно говорю я. – Ладно, неважно. Нет, не понравилась, но ничего страшного. Я все равно их терпеть не могу.

– Ты вообще никого не можешь терпеть, – бросает Баш, и я тут же бью его в живот. Он кашляет, а потом тянется, чтобы дернуть меня за косу.

– О боже, прекрати…

– Подожди, – Баш отвлекается на вибрирующий телефон. – Что? – радостно кричит он в трубку и отходит в сторону. – Да, у меня тут страница сцены…Как насчет, небольшого отступления? – добавляет он, поднимаясь по лестнице. – Джек Орсино и Оливия Хадид…

– БАШ, Я НЕ ГОВОРИЛА… Он уже ушел, – заключаю я со вздохом, поняв, что осталась один на один с пронзительным взглядом мамы. – Перестань, – ворчу я. Она всегда так делает – волнуется. Это мило, но бессмысленно. – Я в порядке, – заверяю я ее и добавляю: – Я не хочу это обсуждать.

Мама сжимает губы, зная, что настаивать бесполезно. В конце концов, я вся в нее. Когда мы не хотим, чтобы нас беспокоили, никакие попытки нас переубедить не сработают. Многие ее бывшие усвоили это на собственном опыте.

– Ладно. Как прошел день в школе? – она пододвигает мне тарелку с хумусом и свежими овощами. Я тянусь за морковью и пожимаю плечами:

– Нормально, – отвечаю, откусывая кусочек.

– Просто нормально?

Я очень медленно пережевываю и глотаю.

– А как прошло твое свидание? Ты так и не рассказала.

Теперь она делает то же самое – медленно жует, чтобы обдумать ответ.

– Я кое с кем встречаюсь, – говорит она.

– Ага, – киваю.

– Нет, не… это не по работе, – добавляет она, наклонив голову.

– Для… удовольствия? – уточняю я с серьезностью таможенника в аэропорту.

– Скажем так, все идет хорошо. – Она берет еще одну морковку. – Да, – произносит загадочно. – Очень хорошо.

– У вас что, настоящие отношения? – с удивлением понимаю я. Вообще моя мама не из тех, кто заводит отношения.

– Отношения – это громкое слово, – говорит она, что вполне предсказуемо. Она, как и я, ценит личное пространство. Мы не из тех женщин, что стремятся выбрать партнера и остепениться.

– Где вы познакомились?

– Ну, ты знаешь…

– Конечно, не знаю, мам. Мне всего семнадцать. Ты хочешь сказать, что познакомилась со своим последним кавалером в приложении? – Обычно она не скрытничает в таких вопросах. Она предпочитает искренность.

– Нет, вообще-то, – она качает головой. – Мы познакомились в продуктовом магазине.

– Ваши взгляды встретились у мясного отдела или что-то в этом роде?

– Вроде того.

Я же шутила.

– Фу, мам, ты встречаешься с мясником?

– Нет, нет, – она снова качает головой. – Он… состоит в общественной организации, – наконец объясняет она, но это звучит как ложь.

– То есть безработный?

– Нет, – закатывает глаза. – Ты такая циничная.

– Ну, ты сама меня такой воспитала, – напоминаю я ей.

– Ничего подобного. Ты такой родилась, – она тянется за ломтиком огурца. – Итак, – начинает она, и я понимаю, что сейчас будет лекция. – Что у тебя с друзьями?

Я вздыхаю, беря еще немного хумуса.

– Они мне не друзья, ладно? Друзья бы уважали мои идеи. Или хотя бы заботились бы обо мне.

– А Антония? Она вроде поддерживает тебя, разве нет?

Я чувствую небольшое сомнение. Может, я и избегаю Антонию, но и она не спешит выходить со мной на связь.

– Антония – это всего лишь один человек.

– Иногда я думаю, что тебе следует понять, почему даже это важно, – говорит мама с многозначительным взглядом, как раз в тот момент, когда Баш спускается по лестнице.

– Я это понимаю, – говорю я, потянувшись за своей сумкой. – Со мной все в порядке. У меня куча домашки.

– Ты съела весь хумус! – хнычет Баш.

– Кто не успел – тот опоздал, – отвечаю я, толкая его в бок и уворачиваясь от его попытки шлепнуть меня по затылку, прежде чем убегаю наверх.

***

Может быть, я и засиделась допоздна, играя в «Двенадцатого рыцаря». В свое оправдание скажу, что получила не менее четырехсот сообщений от Кайлы после того как сказала, что в счетах, которые она мне прислала, значится только семьсот пятнадцать долларов.

Думаешь, я вру??? – требовала она ответа. – Ты реально считаешь меня финансовой пирамидой в человеческом обличье???

Так что да, пришлось провести пару часов на вершине таблицы лидеров арены. Плюс я посмотрела новый трейлер к четвертому сезону «Войны Терний» и провалилась в кроличью нору фанатских видео. И ладно, возможно, я зашла в свой аккаунт на сайте c фанфиками почитать парочку AU⁴⁶, но это только между мной и моим злодеем эмоциональной поддержки⁴⁷, ладно? И это забота о себе. В итоге я поняла, что пора спать, когда у меня возникли галлюцинации с именем пользователя ГерцогОрсино12. Мой полукоматозный мозг, видимо, соединил кого-то другого, менее раздражающего, и письмо от Джека. (Это было впечатляюще психованное «lmao k»⁴⁸ в три часа ночи в ответ на мое предложение перевести школьный совет на цифровой формат, если мы собираемся следовать прошлогодней инициативе по снижению углеродного следа, которая теперь – mazel tov!⁴⁹ – является моей проблемой).

Я усаживаюсь за свой стол до начала урока, собираясь «отключиться» до звонка, но мое кратковременное спокойствие нарушают перешептывания двух идиотов позади.

– …слышал, она его бросила. Жесть, да?

– Думаешь, он ей изменил или что-то в этом роде?

– А почему еще она его бросила?

– Интересно, ищет ли она теперь, с кем переспать.

Моргнув, я осознаю, что они обсуждают Оливию, которая, как всегда, вошла и молча заняла свое место. В нашем классе по углубленной математике не так много девушек, так что, естественно, она – предмет отвратительных фантазий ботаников.

– Удачи тебе, – фыркаю я парню за моей спиной. Это Джейсон Ли, и шансов с Оливией у него не было бы даже если бы он вдруг превратился в Джека, стал смешным и обзавелся трастовым фондом. Рядом с ним сидит Мерф, которому я не уделяю ни капли своего внимания. Несмотря на размеры школы, нас всего около двадцати человек, и мы ходим вместе почти на все уроки: «ботаны из продвинутых классов», как мы неофициально себя называем. Джейсон – один из них, как и Мерф, и, конечно же, печально известный «славный парень» Мэтт Дас, хотя последний явно не собирается со мной разговаривать. Технически Оливия тоже отличница, хотя ее не считают «своей». Она почти всегда ходит в форме черлидерши и редко разговаривает на уроках, так что ее присутствие – как яркая аномалия, к которой все уже привыкли.

Но теперь, похоже, о ней ходят слухи, которые, возможно, я сама нечаянно запустила.

К моменту, когда я попадаю на урок продвинутой английской литературы, чувство вины за свои слова Башу только усиливается. Все вокруг продолжают обсуждать Оливию, а она либо не знает об этом, либо успешно делает вид, что не слышит. Честно говоря, мне все равно, если от этого пострадает репутация Джека, но Оливия – хорошая девушка, она держится особняком, и это отстой, что люди считают себя вправе копаться в ее личной жизни. Почему девушки всегда должны нести ответственность за разрыв? По их мнению, либо Джек изменил, и она виновата в том, что не смогла удержать его интерес, либо она его бросила, потому что злая и, возможно, глупая (в зависимости от того, кого спросишь). У подростков совсем нет фантазии.

– Ладно, ребята, настало то самое время, – объявляет мистер Михан, известный любитель Шекспира. – Наше следующее задание – разыграть сцены из произведений маэстро.

Мистер Михан также является учителем драмы, если это не было сразу очевидно.

– Давайте начнем с прощания Ромео и Джульетты: «Ужель уедешь ты?» и так далее, когда Ромео вынужден скрываться… Ах, мисс Хадид, – он оглядывает класс и останавливается на Оливии. – Кажется, вам нравилась эта сцена. Хотите сыграть Джульетту?

Оливия кивает, и сразу пять голов парней поворачиваются в ее сторону, как по команде экзорциста.

– А на роль Ромео…

Пять рук взлетают в воздух.

– Я сыграю, – говорю я, не подумав. Серьезно, вообще без размышлений, что, к сожалению, было не самым удачным решением. Я только что добровольно вызвалась играть романтическую сцену от лица озабоченного идиота. (Ну, меня никогда не впечатляла история Ромео и Джульетты, извините.)

– Мисс Рейес? – повторяет мистер Михан, слишком уж взволнованно. – Вы же знаете, что это мужская роль?

Нет, мистер Михан, понятия не имела. Ромео, говорите?

– У Шекспира обычно мужчины играли женские роли, – замечаю я.

– В соответствии с традициями того времени. – Он явно изображает Сократа, и это утомляет.

– Мистер Михан, у вас есть возражения против того, чтобы я играла Ромео, – добавляю я, – думаю, мы оба согласимся, что это было бы проблемой с учетом наших прогрессивных школьных ценностей…

– Роль ваша, мисс Рейес, – быстро заявляет мистер Михан. – Переходим к пьесе-которую-нельзя-называть…

– Спасибо, – беззвучно говорит мне Оливия из другого конца комнаты, и это меня удивляет. Ведь, в конце концов, это моя вина, что ее обсуждают.

В ответ я лишь пожимаю плечами, она чуть улыбается, и мы обе возвращаемся за свои столы.

– Еще раз спасибо за то, что ты сделала, – говорит Оливия, когда звонок сигнализирует об окончании урока литературы и конце учебной недели. Михан дал нам несколько минут поработать над сценами, так что мы выходим из класса вместе.

– Ничего страшного, – рассеянно отвечаю я, все еще злясь как минимум на четыре разные вещи одновременно. Что там на первом месте в списке? Кайла, которая уже разослала по электронной почте письмо о встрече выпускников, несмотря на то, что танцы «Алоха» сегодня вечером. Джек, который, я уверена, не удосужился его прочитать. Антония, которая радостно засыпает меня сообщениями в групповом чате ConQuest, как будто ничего не случилось, и теперь мне, видимо, придется пойти на танцы, чтобы избежать встречи c ребятами. И Мэтт Дас, который плетется позади нас, имея наглость все еще существовать.

– Последнее, что мне сейчас нужно, – это романтическая сцена с одним из этих идиотов, – шепчет Оливия с язвительным тоном, который звучит особенно мягко. – Хотя не все из них идиоты, – тут же покаянно поправляется она.

– Нет, все, – заверяю я, придерживая для нее дверь. – Но ты могла бы просто отказаться, когда Михан предложил тебе эту сцену.

– Знаю. – Кажется, первый раз, когда мы идем вместе по коридору. – Просто… это действительно красивая сцена, – с тоской произносит она.

– Немного банальная, тебе не кажется?

– Ой, да ладно. «Моя любовь без дна, а доброта,/ Как ширь морская. Чем я больше трачу,/ Тем становлюсь безбрежней и богаче…»⁵⁰, – декламирует Оливия c легким придыханием.

– Это One Direction?

– О боже, – стонет Оливия.

– Лично я считаю, что Меркуцио был влюблен в Ромео, – добавляю я, и она смеется.

– Может, и был! Главное – это чувства. Слова. Смыслы…

– Эта цитата вообще не из этой сцены, а из той, что на балконе, – замечаю я.

– Все равно, – вздыхает она. – Ты ведь не из тех, кто считает, что все, что связано с любовью, нельзя воспринимать всерьез? Я имею в виду, в чем еще смысл человеческого существования, верно? И это не только про романтическую любовь, – добавляет она. – У греков было пять видов любви: платоническая, игривая…

– Я не против любовных историй, – уверяю я ее, и это правда. В конце концов, я активно шипперю Лилиану и Цезарио из «Войны Терний». – Но, вообще-то, у греков было шесть видов любви, и один из них – секс. И именно об этом, – добавляю я, кивнув в сторону сценария «Ромео и Джульетты», – и пойдет речь. Это как «Титаник»: не столько о любви, сколько о чуваке, который переспал с богатой девчонкой на корабле и сразу умер. Если уж на то пошло, – заключаю я, – то это критика капитализма.

– Ва-а-ау… – протягивает Оливия.

– Знаю. Полный обман.

– То есть это ты называешь «не иметь проблем с романтическими историями»? – уточняет она, изгибая бровь. Мы уже дошли до угла, где обычно расходимся на обед, но она, похоже, не спешит уходить.

– Абсолютно. Просто это не тот случай.

– А как же трагедия? – не сдается она, несмотря на толпу, пытающуюся пройти мимо нас. – Судьба? Любовь, обреченная с самого начала?

– Недопонимание – классический прием любой хорошей комедии. И разве ты не заметила шутки про член? – говорю я, и Оливия смеется.

– Комедия и трагедия обе основаны на хаосе, – соглашается оная. – Но развязка? Это чистая трагедия.

– Ну ладно, трагедия автоматически делает историю романтичной? Если бы Ромео подождал пару минут, прежде чем вонзить кинжал себе в грудь, то через пять лет все бы закончилось смехом и разводом за кадром.

– Отли-ично, – стонет Оливия, – ты каким-то образом умудрилась сделать «Ромео и Джульетту» еще более депрессивной.

Я уже собираюсь сказать ей, что это один из моих талантов, когда внезапно сбоку от меня раздается грохот костылей. Конечно, это Джек Орсино, как обычно безрезультатно преследующий Оливию. Он ловит на себе несколько долгих взглядов, но, похоже, даже не замечает этого – это школа, честное слово. Найдите хоть кого-то, кто следит за тем, что происходит вокруг, поддерживает порядок и читает свои электронные письма,⁵¹ это все, о чем я прошу.

– О, привет, – произносит Джек, немного вспотевший, хотя изо всех сил старающийся это скрыть. – Оливия, – поворачивается он к ней после едва заметного кивка в мою сторону. – Идешь на обед?

– Ой, ну… Да, через минуту. Я тут заканчиваю разговор с Ви о нашей сцене по литературе, – говорит Оливия, кивнув в мою сторону.

– Ви? – Джек переводит на меня озадаченный взгляд, как будто я недавно придуманная кем-то концепция. У него темно-карие глаза, и они одновременно завораживают и слегка пугают. Разумеется, что одного лишь спортивного таланта недостаточно, если у тебя нет классической привлекательности в качестве бонуса, хотя он выглядит… слегка уставшим?

Не успеваю я додумать мысль, как он отворачивается.

– Можешь идти без меня, – предлагает ему Оливия.

– О нет, все в порядке, – слишком быстро отвечает Джек. – Я могу подождать.

Боже, Джек. Даже мне неловко.

– Ой… Ну, ладно. Завтра у тебя получится? – спрашивает Оливия, поворачиваясь ко мне.

– Завтра? – эхом отзываюсь я, увлекшаяся происходящим.

– Да, чтобы порепетировать. После школы, – поясняет она, а Джек все еще переводит взгляд с нее на меня, словно пытается решить математическое уравнение. Честно говоря, я тоже не понимаю, о чем говорит Оливия, но если это вызывает у Джека Орсино такой стресс, то пусть будет так.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Мне подходит. У меня дома?

– Отлично, – улыбается Оливия. – Я напишу тебе смс.

У нее нет моего номера. Конечно, она может написать мне в личку на любой платформе, но все же. Что ж, играем дальше. – Отлично! Пока, Джек, – нарочно добавляю я, наслаждаясь возможностью подшутить, пока случайно не встречаюсь с ним взглядом.

Ой, он и правда выглядит ужасно – как будто не спал несколько дней. В груди что-то екает, но, к счастью, ненадолго.

– Пока, – тихо говорит Джек, а после неуклюже разворачивается на костылях и уходит вслед за Оливией. Он все еще хмурит брови в замешательстве.

Джек

– Доброе утро, солнышко, – шутливо поет мне мама, когда я поднимаюсь с дивана, спотыкаясь о стопку учебников и едва не впечатываясь зубами в край кофейного столика. – Ты ведь не засиживаешься допоздна, правда?

Она бросает многозначительный взгляд на мой ноутбук, который я спрятал между подушками дивана около трех или четырех часов ночи, когда уже просто не мог держать глаза открытыми.

«Двенадцатый рыцарь» – странная игра. Она сложная, и это ощущается так, словно я заблудился в каком-то причудливом фантастическом мире с собственными правилами и языком, но я уже начинаю вникать. Я всегда воспринимал футбольное поле в некотором смысле как зону боевых действий, и игра не сильно от этого отличается. Что еще важнее, я обнаружил, что часто думаю об игре, когда не играю: о навыках, которые приобрел, о том, как использовать их в бою, о местах в королевстве, куда я мог бы отправиться, если пройду определенные уровни или смогу победить определенных противников, и тому подобное.

Конечно, это не футбол. Толпа не будет аплодировать мне за успехи в этой игре или за достижения где-либо за пределами поля. Но если учесть все остальные вещи, о которых я мог бы думать, – например, как мои товарищи по команде избегают смотреть на мое колено, или как отец теряется, не зная, о чем со мной говорить за ужином, – то игра… практически идеальный выход., Даже если из-за нее я недосыпаю большую часть ночи.

– Ты же знаешь меня, мам. Ясноглазый и с пушистым хвостом, как всегда. – Я сонно протираю глаза и тянусь за костылями. – А что ты здесь делаешь?

Она бросает на меня обиженный взгляд, и я пытаюсь убедить себя, что это лишь шутка.

– Неужели мать не может навестить своего сына, получившего травму? – она отшучивается, что является еще одним доказательством того, что я ее расстроил.

– Я имел ввиду… – Я машу рукой. Неважно, что я имел в виду. – Завтрак?

– Уже на столе.

– Отлично. – Я плетусь за ней на кухню, где она ставит передо мной огромную тарелку с яичницей и беконом и столько тостов, что ими можно накормить небольшую армию. – Ух ты..

– Я подумала, что ты проголодался, – говорит она, поймав мой взгляд. – Я помню, как ты ешь, Джек, даже если я больше здесь не живу.

Я кое-как вытаскиваю табурет и забираюсь на него, уронив при этом один из своих костылей.

– Такими темпами на диванных подушках скоро останется отпечаток моей задницы.

– Ты поправляешься, – говорит она, – и не говори «задница».

Спорить с ней с утра – явно плохая идея, поэтому я просто молчу.

– Ладно, спасибо, мам. – Я беру тост и слушаю, как она рассказывает, что каждое воскресенье теперь будет завтракать со мной перед физиотерапией, пока мой отец смотрит записи игр с другими тренерами в школе.

– Я рада, что у тебя будет возможность отдохнуть, – говорит она как бы между прочим. – Лучше тебе сейчас сосредоточиться на чем-то помимо футбола. Например, на поступлении в колледж.

Мой желудок сжимается.

– Но я поступаю в Иллирию, – напоминаю я.

Она быстро кивает:

– Да, конечно, но на всякий случай…

– И это все еще моя команда, – добавляю я, чувствуя, как тост становится сухим во рту, но заставляю себя его проглотить. – Мне все равно нужно быть там.

– О, я знаю, малыш, – говорит мама, воркуя со мной излишне сочувствующим тоном. Как будто ей, как и всем остальным, меня жалко – будто я цепляюсь за старую мечту, которая давно уже мертва. Я слышал, как она говорила что-то подобное папе. И хотя она, вероятно, об этом жалеет, в ее словах была доля правды.

Вот так просто мой аппетит мгновенно пропадает.

– Мне, наверное, стоит почистить зубы и идти – я отодвигаю недоеденное блюдо в ее сторону. – Завтрак был отличный, спасибо.

Она слегка хмурится, глядя на меня.

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

– Да, все нормально. – На самом деле, не очень. Но, по крайней мере, пока я разрубаю мечом какого-нибудь персонажа на экране, мне не приходится об этом думать. – Все в порядке, мам, честно.