Текст книги "Кнопка"

Автор книги: Александра Руда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Ему никто не поверил, – сказала я. – И я не верила, пока не побывала на балу.

Верная слову, данному Тарасу, я не стала говорить ректору о том, что я знаю прямого потомка мага, более того, собираюсь выйти за него замуж.

– Вот в чем проблема преемственности аптекарских семей, – вздохнул Павел. – Ты уверен, что тайн не знает никто, а, оказывается, о ней разговаривают на переменах.

– На спине жукачары, – уточнила я.

– Не суть важно. У вашего поколения нет того, что было у нашего – слепого поклонения магам. Вы слишком редко сталкиваетесь с ними, с их мощью, поэтому позволяете себе такие разговоры. В наше время даже произнести вслух слово «маг» боялись. И все, что делалось под эгидой Академии, считалось изначально верным и правильным. А вот вы, молодежь, уже совсем не такие. Но, наверное, для вас это правильно. Времена меняются.

– А потомство получилось? – Лиза справилась с изумлением и в ней заговорил аптекарь.

– Да, дети родились. Но… они не были магами. Ни один.

– И… и что с ними случилось? – прошептала куратор.

– А что случается с детьми-инвалидами, которые рождаются где-то в глубинке? – вопросом на вопрос ответил ректор.

– А матери?

– Матери получили оговоренную сумму за молчание и покинули Академию сразу после родов. Но я не удивился, когда узнал, что с большинством из них на протяжении короткого времени произошли несчастные случаи со смертельным исходом. Умение держать язык за зубами – очень редкое и ценное.

Он значительно посмотрел на меня. Я стойко выдержала его взгляд. Я уже думала о том, что быть аптекарем – это не только продавать порошки от кашля и мази от радикулита. Это еще и умение помочь человеку в самой щекотливой ситуации, и умение не удивляться, а главное – хранить все это в себе. Никому не понравится, если ты начнешь рассказывать направо и налево, кому продал примочки для выведения угрей. А уж если дело заходит о семейных тайнах…

Меня совершенно не удивило то, что ни Лиза, ни ректор не отметили безнравственности женщин, продавших своих детей. К сожалению, наш мир устроен так, что ребенок – не всегда радость и желанное чудо. И, как это ни страшно, но мы к этому даже привыкли.

– Они почти тридцать лет раскачивались на следующий шаг, – ректор встал со своего кресла и подошел к окну. – Наверное, ситуация совсем критическая, раз они решились на такое. Ведь никто не может гарантировать благополучного исхода всей операции.

– Вы даже как будто сочувствуете им, уважаемый Павел, – сердито проговорила Лиза.

– Это инстинкт размножения и продолжения рода, – напомнил ректор. – С этим не шутят. Страшно, когда некому передать свои знания, страшно, когда некому продолжить тебя.

– Мне кажется, речь больше шла о силе и власти, – Лиза стукнула кулаком об стол. – Ради этого они собираются отдать наш город во власть чудовищ!

– Наш король, чтобы занять престол, отравил собственного отца и братьев, – напомнил Павел. – Власть – это самый лучший наркотик. Уж я-то знаю о чем говорю! Если бы мне предложили убить кого-то, чтобы стать ректором столичного аптекарского колледжа, я бы, наверное, согласился бы. Но не предлагают. Что? Почему вы смотрите на меня с таким ужасом? Я говорю вам чистую правду, и, раз мы с вами сейчас на спине одного жукачары, то зачем лгать друг другу? Я только хочу, чтобы вы поняли, что маги не остановятся не перед чем. И мы не сможем это предотвратить.

– Значит, надежды нет? – упавшим голосом спросила я. А я-то надеялась, что ректор, могущественный, опытный, мудрый, разрешит все одним движением руки или одной фразой.

– Надежда, детка, всегда есть, – напомнил Павел. – Сделаем вот что. Преподавательскому составу о нашем разговоре знать вовсе не обязательно. Не все нормально воспримут весть о том, что маги из защитников превратились в убийц. Например, как вы, Лиза. Хорошо еще, что мне случайно удалось перехватить вас, когда вы шли в Академию с доносом на студентку.

Открыв рот, я в немом ужасе уставилась на куратора. Она что, была готова меня отдать магам на растерзание? Конечно, я ей не дочь и не родственница, но ведь она моя куратор! Мы вместе уже пять лет! Я очень многому у нее научилась. Что ж, придется принять к сведению и этот горький урок.

Под моим взглядом Лиза покраснела, но твердо сказала:

– Я не прошу простить меня, Таша, но прошу понять. Я делала то, что считала нужным. А теперь я не знаю, что делать. Весь мой мир перевернулся за эти сутки. Все, во что я верила и чему доверяла…

Я только кивнула. Я понимала Лизу. Мое столкновение с реальным миром магов – эгоистичных, мелочных, ленивых и самовлюбленных – происходило в несколько этапов, и то я каждый раз чувствовала потрясение. Как же я не подумала о том, что придя со своим признанием к куратору, я повергну ее в состояние шока? Как я не могла учесть того, что, если Лео мне поверил легко и просто потому что у него такая авантюрная натура, то для серьезного человека, который всю жизнь прожил со своими убеждениями, мой рассказ будет чем-то из области невозможного?

– Это вы меня простите, куратор, – тихо ответила я.

– Прекрасно, что мы теперь понимаем друг друга, – серьезно сказал ректор. – А теперь сосредоточьтесь на главном. На равноденствие я назначу общеаптекарские учения действий при Прорыве. Давненько мы их не проводили, и поэтому ни у кого мой приказ не вызовет удивления. Если все аптекари города будут готовы хотя бы морально, то мы сможем избежать значительных жертв.

– Последний раз мы такие учения проводили лет десять назад, – припомнила Лиза. – Кажется, с тех пор в них не возникало необходимости – все Прорывы были очень маленькими и мы обходились минимумом людей и средств. Коллеги будут против.

– Ничего, им полезно, – решительно заявил ректор. – А то дальше баночек со мазью от геморроя и не видят.

Я чувствовала себя лишней в этом кабинете, мне хотелось уйти. В дело вступили силы, с которыми мне не тягаться, и я уже была не нужна. Я ведь сделала все, что было в моих силах – я предупредила о готовящейся опасности влиятельных людей, и теперь мое участие сведется только к помощи людям во время Прорыва.

– Таша, можешь идти, – правильно истолковала мой отсутствующий взгляд куратор.

Вовсе не чувствуя себя обделенной от того, что планы операции по спасению города будут строить без меня, я вышла в пустой коридор. Идти на занятие не хотелось, поэтому я пошла в лечебницу – чтобы успокоиться и привести в порядок мысли, требовалось дать работу рукам. А в такой гололед там любой студент не будет помехой.

– О, Таша! – окликнул меня один лекарь, как только я появилась в переполненном приемном отделении. – Там, кажется, твоего знакомого привезли. Во всяком случае, он тебя звал. Зайди во второй кабинет.

Неужели кто-то из моих братьев умудрился себе что-то сломать? Из-за простого ушиба в лечебницу они бы не пошли! Разрываясь от тревоги, напрочь вытеснившей все мысли о предстоящем Прорыве, я помчалась в указанную комнату. Там пришлось остановиться – среди лежащих на пяти кушетках я не нашла никого, напоминающего брата по комплекции.

– Таша, сюда! – замахала мне рукой знакомая выпускница. – Тебе знаком Тарас Котов?

– Да, – я поспешила к кушетке. – Что с ним?

– Несчастный случай на работе, переломы и сотрясение мозга. Он сейчас спит, мы ему дали немного настойки мака. Симпатичный парень. Кто он тебе?

– Жених, – призналась я, борясь с двойным чувством – облегчения от того, что никто из братьев не пострадал, и жалости к Тарасу, у которого на лице застыла гримаса обиды и боли.

– Вот это да! – девушке не терпелось расспросить меня подробнее, однако ее позвал кто-то из лекарей. Бросив на бегу, что Тарас проспит еще по меньшей мере час, коллега убежала.

Я принялась помогать лекарям, принимающим пациентов с переломами и ушибами, стараясь далеко не отходить от кушетки, где спал кузнец. Он проснулся как раз в тот момент, когда я уговаривала ревущего от боли малыша не вертеться и позволить мне наложить шину.

– Таша, – позвал он меня голосом умирающего.

Я обернулась, быстро взглядом оценила его состояние и решила, что прямо сейчас угрозы для его жизни нет, и продолжила возиться с ребенком.

Тарас лежал на кушетке смирно, но так вздыхал и постанывал, что большинство пациентов примолкли и бросали на кузнеца сочувствующие взгляды.

– Ну, как ты? – спросила я, наконец закончив с ребенком, которого отдала мамаше, счастливо прижавшей свое сокровище к сердцу. Малыш тут же наградил мать серией ударов по лбу рукой в гипсе. Женщине явно было больно, но она не обращала внимания, лепеча что-то умилительное.

– Я умираю, – прошептал молодой человек с совершенно серьезным видом.

Я хотела сказать: "что за ерунда!", но вовремя вспомнила, что Тарас – по его собственному признанию – никогда в жизни ничем, серьезнее насморка не болел. Новые болезненные ситуации должны его пугать, тем более что мужчины всегда относятся к любым своим болячкам, как к смертельным.

– Тарас, – сказала я нежно, погладив его здоровую руку. – Ты не умрешь. Совсем скоро ты встанешь на ноги, просто около месяца не сможешь пользоваться рукой. У тебя на ней несколько переломов, плюс еще и ключица пострадала. Что произошло?

– Поскользнулся, когда нес бочку с заготовками. Таша, я так боялся, что я умру, но так и не скажу тебе самого главного! Таша, я же люблю тебя!

Я замерла, а мое сердце ухнуло куда-то вниз. Еще ни разу ни одни парень не признавался мне в любви. И пусть обстановка вокруг была не самая романтичная, мне было очень приятно.

– Я хочу прожить с тобой всю жизнь, – продолжал откровенничать Тарас, – и заботиться о тебе. Я так боялся, что я умру, и ты не узнаешь об этом.

– Ты поэтому меня звал? – мягко спросила я.

– Да, конечно! Просто все время так получалось, что я никак не мог тебе об этом сказать. И вдруг понял, что ты можешь об этом никогда не узнать!

– Тарас, не стоит бояться, – я погладила его по щеке, – теперь все будет хорошо. Ты не умрешь, и, если захочешь, мы с тобой еще не раз поговорим об этом. А сейчас тебе нужно отдыхать, у тебя сотрясение мозга.

– Таша, – Тарас довольно цепко, как для больного, ухватил меня за руку. – А разве ты не должна сделать мне ответного признания? Разве ты не должна мне сказать, что ты любишь меня и мечтаешь прожить со мной всю жизнь?

Что я могла на это ответить? Тарас неплохой человек, но я его не любила. Он часто вызывал у меня раздражение своими неуклюжими попытками заботы, своей уверенностью в мужском превосходстве. И поцелуи его мне не нравились. Но у меня не было другого выбора, как принять молодого человека таким, какой он есть. Во всяком случае, не похоже, чтобы он имел пагубные привычки в виде злоупотребления спиртным или азартными играми, да и руку на жену он, скорее всего, никогда не поднимет, а заработанные деньги будет нести в семью. Большинство моих сверстниц, уже имеющих по несколько детей, о таком мужчине могли только мечтать. Поэтому я просто сказала:

– Давай поговорим об этом в соответствующей обстановке, хорошо? Мне неудобно вот так, при всех.

– Таша, мне кажется, что ты не любишь меня так, как я тебя, – помрачнел Тарас. – Ты слишком много внимания обращаешь на чужое мнение. То ты боялась сплетен, теперь ты не можешь при всех сказать, что любишь меня. Что в этом страшного? Ведь я ни кто-нибудь, а твой жених!

Такая категоричность меня разозлила.

– Ты ведь даже не спросил, что я решила после твоих вчерашних признаний! – напомнила я. – А вдруг я передумала!

Такая мысль, видимо, совершенно не приходила кузнецу в голову.

– Но почему ты могла передумать? Я ведь был честен с тобой! Тем более, я же говорил, я абсолютно нормален! У меня нет ничего от моего недостойного папаши! Я клянусь тебе, Таша! Если не веришь, посмотри на меня внимательнее, ведь мои волосы абсолютно ровные! Я даже лицом – копия мамы!

Я не стала рассказывать кузнецу о наследственности. Ни я, ни даже мой ректор, уважаемый Павел, занимающийся вопросами деторождения, не могли предсказать, как отразится кровь дедушки-мага на детях Тараса. Просто не было ни одного прецедента, а если где и были, то, уверена, в это посвящены очень и очень немногие. Но, наверное, магическая кровь никак не проявится на внуках неизвестного экспериментатора. Думаю, маги бы никогда не упустили такой возможности пополнить свое количество.

– Тарас, – строго сказала я. – Я сейчас не могу разговаривать с тобой о чувствах. Я вижу перед собой больного и действую, как аптекарь. Отдыхай.

Молодой человек что-то недовольно пробурчал и отвернулся.

Я вышла в коридор, где сразу же столкнулась с Лео.

– О, – обрадовался он, – а я тебя искал. Чем закончился разговор с куратором?

Вздохнув, я потупила глаза. Как я могла доверять Лео после того, как мой куратор, с которой я проводила времени едва ли не больше, чем с собственной семьей, была готова отдать меня магам на растерзание? Почему Лео сразу мне поверил? Почему сразу же согласился мне помочь в заведомо проигрышном деле? Это какая-то хитрая ловушка?

– Таша, эй! – сокурсник помахал у меня перед лицом рукой, и, наклонившись, заглянул в мое лицо. – Что происходит? ты меня пугаешь!

– Лео, – решилась я. – Почему ты мне сразу поверил?

– Ну, – подал плечами тот, – ты была очень убедительна. Тем более, что у меня нет оснований тебе не верить.

– Но ведь даже куратор Лиза не поверила!

– Лиза, при всем моем к ней уважении, не знает тебя так хорошо, как я. Я пять лет сидел за тобой в аудиториях. Мы стояли рядом у стола, препарируя трупы. Да, ты почти никогда не обращала на меня внимания больше, чем на мебель, но я-то обращал! За пять лет, что мы были вместе, ты не солгала ни разу! Как я мог тебе не поверить?

Я изумленно подняла глаза на Лео. Он смотрел на меня таким взглядом, что я мгновенно поняла, что он сказал далеко не все. Почему-то вспомнилось, как братья намекали, что кое-кто из моих сокурсников ко мне явно не равнодушен, но я, слишком поглощенная учебой, не обращала на это внимания. О, богиня Подкова, дающая счастье и удачу, сколько всего я еще не замечала? Сколько всего я пропустила в своей жизни? Какая же я эгоистка! Оказывается, поглощенная своей великой целью, я совершенно не обращала внимания на чувства окружающих! И все несчастья, которые происходят со мной – это повод не плакаться на судьбу-злодейку и на вечное мое невезение, а только повод присмотреться к окружающим повнимательнее!

Лео, покраснел, прочистил горло, и сказал совсем не то, что я ожидала:

– Ну что, я снова в игре?

Я молча кивнула.

– Вот и хорошо! – обрадовался парень. – Ты не представляешь, Ташка, каких мы дел с тобой вместе наворотим! Ну, рассказывай, что было в кабинете у Лизы?

А может быть, я все не правильно поняла? Может быть, Лео вовсе не относится ко мне по-особенному, а ему просто скучно? Вот он и решил участвовать в таком опасном деле. Ведь совсем недавно сокурсник едва не умер, и пытался пересмотреть жизненные приоритеты. Возможно, помощь мне – это то стоящее дело, об отсутствии которых в своей жизни он сокрушался в холодном лесу, когда был уверен, что умирает.

В аптекарском деле я разбиралась хорошо. Это было легко. Можно было проводить за учебниками все свободное время, постоянно практиковаться в лечебнице – и тайны человеческого организма открывались перед пытливым взглядом. Но вот тайны человеческих взаимоотношений мне не давались. Не возможно понять, что именно думает человек, даже если ты прочитал сто или тысячу книг. Тут просто нужно быть внимательным, и – самое главное в понимании души человека – больше общаться. Наблюдать за поведением друзей в разных ситуациях. Сравнивать. Анализировать. Запоминать.

Странно, но только сегодня я поняла, какого огромного пласта знаний я себя добровольно лишила, зарывшись в сухие книги и анатомические атласы! А ведь я же мечтаю быть аптекарем, даже не просто аптекарем, а самым лучшим аптекарем! А ведь я знаю, что в аптеку приходят не только за каким-нибудь порошком или мазью. В аптеку приходят, чтобы решить какую-то проблему и ожидают от меня помощи!

– Пойдем, Лео, – сказала я. – Я тебе все расскажу. Нас вскоре ожидают великие деяния.

Ночные разговоры, или О правде

Дома меня ждали неприятности, впрочем, ожидаемые – родители в ужасном настроении.

– Таша! – отец сразу начал с крика, даже не дав мне раздеться. Мама положила ему на плечо руку, но он ее сбросил. – Ты сломала все, что я строил для вас годами!

– Папа, – я устало опустилась на стул, который стоял в прихожей, – что случилось?

– Меня выгнали с работы! – заорал отец еще громче.

Я даже не поморщилась. Я просто ждала – какую гадость Таракан подкинет мне еще? Я не знала, почему он ополчился на меня, но дела с каждым днем становились все хуже и хуже.

– Что ты натворила? – продолжал отец. – Почем господа маги выслали моему начальству письмо? Откуда они вообще знали, где я работаю?

– Я анкету заполняла, когда поступала на работу, – сказала я, рассматривая трещины на стене. – Им были необходимы данные на всех ближайших родственников.

Мама принесла с кухни чай, и, пока отец судорожно пил, объяснила мне:

– Отцу разрешили доработать на строительстве дома, и сегодня дали расчет. Он боится, что после того, как маги выразили свое негодование твоим воспитанием, его больше не возьмут на работу.

– Ну и прекрасно, – равнодушно сказала я. – давно пора было съездить к твоим родственникам в деревню. Заодно и маму оздоровишь. У братьев в школе скоро каникулы.

– Ты что, не понимаешь? – отец собрался с силами для нового взрыва негодования. – на что мы будем жить? Мы вернемся обратно в трущобы! А твоей матери нужно хорошо питаться! А твои братья? В них же, как в бездонные бочки продукты падают! Никакой прибыли от вас, только проблемы! И еще ты на моей шее! Чтобы немедленно вышла замуж! Хоть одной заботой меньше.

– Я не могу сейчас, – сказала я, с трудом вставая. Все тело ломило от усталости, я еще была очень слаба после болезни. – Тарас травмирован, лежит в лечебнице.

– Как бы там ни было, больше я тебя кормить не намерен! – рявкнул отец.

– И не надо, – я пожала плечами, чувствуя, как странное оцепенение проникает в душу. – Папа, я уже довольно давно обеспечиваю себя сама.

– Ты живешь под моей крышей! – заорал отец. – Я всегда знал, что эта твоя блажь учиться никогда ни к чему хорошему не приведет!

Молча слушая, как отец громко вопрошает судьбу за что ему достались такие ужасные дети, я открывала двери. Почему-то они мне казались невероятно тяжелыми. Я вышла на лестничную площадку, меня никто не задерживал. Я могла понять отца – он не виноват, что его начальник, в отличие от моего ректора, испугался письма из Академии. Снова тот мир, который мой папа строил, не жалея сил, разрушался. И на этот раз перед отцом стояла я, виновница очередной жизненной катастрофы. И он выплеснул свой гнев и обиду, которые накопились у него за все годы неудач, которые преследовали нашу семью с момента Прорыва пятнадцать лет назад. За то время, когда мы скитались по родственникам по деревням, когда тяжело болела мама, когда мы переехали в город и были вынуждены жить в самых бедняцких трущобах. И вот, когда, казалось бы, все устроилось, жизнь стала стабильной, отец теряет работу из-за меня. В его возрасте так нелегко начинать все сначала!

Но как же все таки мне было обидно! Как больно! Почему отец даже не спросил, а как себя чувствую я? Почему он не поддержал меня? И мама ни слова не сказала! Как же больно… Как же тяжело…

Я брела, брела, брела по улицам, ничего не замечая вокруг, пока не попала в городской сад. В нем было тихо-тихо, ни одна веточка заледеневших деревьев не шевелилась. В нем было пусто, тихо и холодно – так же, как и в моей душе. Я опустилась на скамейку, даже не потрудившись расчистить снег. И закрыла глаза, обхватив себя руками. Я устала. Слишком устала бороться за себя, за своих братьев, поддерживать, помогать, понимать. А сейчас я отдохну. Просто закрою глаза и отдохну…

… – Открой глаза, открой, – уговаривал меня кто-то. – Ну, Кнопка, хватит придуриваться, я влил в тебя столько магии, что и мертвого можно поднять! Кнопка! Таракан на твою голову! Скажи хоть что-то!

Я не хотела открывать глаза. Во всем теле была приятная легкость. В душе царила пустота. Зачем что-то делать, если мне сейчас так хорошо?

– Кнопка! Кнопка! Ну, что же мне с тобой делать, а?

Неожиданно к моим губам прижались другие, такие горячие, что я чуть не вскрикнула. И снова, как в ночь бала, я провалилась в невероятные ощущения, когда каждая клеточка тела вибрировала и горела, когда по кончикам пальцев бегали мурашки. И все же эти поцелуи были другими. Сейчас Эрнесто просил… просил меня о чем-то. Он прижимал меня к себе крепко-крепко, не давая моему безвольному телу упасть. Внезапно я поняла, что я сижу у него на коленях, что моей щеки касается жесткая и плотная ткань мантии мага. Он нежно целовал меня, слегка покачивая, как убаюкивают детей.

– Кнопка, – прошептал он в ухо, щекоча мое лицо распущенными волосами. – Все что ни делается, все к лучшему, и нет никакой причины умирать в парке из-за какой-то ерунды.

Ерунды? Он разрушил мою жизнь, и ему это ерунда?

– Ерунда? – возмутилась я вслух, открывая глаза и выпутываясь из его объятий.

– Кнопка! – обрадовался он, но тут же его лицо приняло настороженное выражение: – Что не так?

Я стояла напротив мага на дорожке, кипя от возмущения. Руки сами собой сжались в кулаки. То ли это магическая энергия на меня так подействовала, то ли поцелуи, то ли я, скорее всего, дошла до крайней точки, но мне хотелось кричать, топать ногами и убивать всех, кого я вижу.

– Я ненавижу вас! – мой голос сорвался на визг.

– Таракан на твою голову! – разозлился маг, тоже вскакивая со скамейки. – Который раз я спасаю твою жизнь, и вот она, твоя благодарность?

– Хватит! – верещала я, уже не способная себя контролировать. – Хватит призывать на мою голову Таракана! Он уже здесь! Моя жизнь разрушена! Я, по вашей милости, служила игрушкой для магов! Меня выгнали с работы! Моего отца уволили! Мы все скоро умрем! И вы еще хотите от меня какой-то благодарности? Вот моя благодарность!

Крича что-то невнятное, заливаясь слезами, я кинулась на мага, колотя его по груди руками. Мне хотелось надавать ему пощечин, выбить зубы, разбить в кровь его губы, но он был слишком высок, и мне удобнее было лупить его по телу.

– Эй, эй! – он беспомощно поднял руки и отступил на шаг, наткнулся на скамейку, упал, прикрыл лицо рукой. – Кнопка, успокойся! Эй!

Где-то на краешке сознания у меня билась мысль, что сейчас маг выйдет из себя и просто испепелит меня на месте, и я даже хотела этого, хотела, чтобы эта мучительно тяжелая жизнь побыстрее закончилась, но Эрнесто просто пережидал, когда закончится истерика, по возможности защищаясь от ударов, и ничего не делая взамен.

Когда у меня иссякли силы – а их, благодаря магической подпитке, было предостаточно, я опустилась на дорожку, уже просто всхлипывая и вытирая ладонями щеки.

– Все? – с опаской спросил маг.

Я кивнула, боясь поднять на него глаза.

– Что это было?

– К… классическая истерика, – икая, сказала я.

– Я так и думал. На, держи.

Я исподлобья взглянула в сторону лавки. Эрнесто протягивал мне руку, в которой была чашка с парующей жидкостью.

– Что уставилась? Пей. Это не яд.

В изящной тонкостенной фарфоровой чашке оказался горячий чай, да еще и к тому же такой вкусный, что я наслаждалась каждым глотком. От великолепного напитка кровь быстрее побежал по сосудам, и самочувствие самым волшебным образом улучшилось. Наконец-то я почувствовала, что сидеть на земле холодно, поднялась и неуверенно посмотрела на скамейку.

– Садись, – маг великодушно подвинулся, освобождая мне нагретое место.

– Откуда это? – спросила я, указывая на чашку.

– Из нашего буфета, – пожал плечами Эрнесто. – Свежеприготовленный для кого-то. Ничего, переживут.

– Но как?..

– Маг я, в конце концов, или не маг? – сердито спросил он. – Нет, чашку можешь себе оставить, буду я еще с ней таскаться по городу. Ну, Кнопка, рассказывай, ради чего я выдержал это представление?

– Простите, господин маг, – только сейчас до меня начало доходить ЧТО видел только что господин маг и КАК он на это отреагировал. Я совершенно ничего не понимала, и поэтому решила, что лучшим выходом из создавшегося положения будет следовать этикету. Конечно, ни в одном этикете не разрешалось сидеть на одной скамейке с магом, но…

Эрнесто легко удержал одной рукой мой порыв упасть перед ним на колени.

– Знаешь, Кнопка, – задумчиво сказал он, глядя на свою левую руку, которая тяжело придавила меня к скамейке, – мне кажется, что после всего происшедшего нам стоит уже отбросить все эти церемонии. Думаю, можно даже не обращаться «господин» к человеку, которого ты только что колотила кулаками.

Я отчаянно покраснела и спрятала лицо в ладонях. Мне было очень, очень стыдно. Как я могла? Вот уж вышла из себя так вышла. Никогда не думала, что такое может случиться со мной, ведь я всю жизнь гордилась своим спокойствием.

– Ничего, – сказал маг. – Со всеми бывает.

– Почему вы ведете себя так, гос… Эрнесто? – выдавила я из себя.

– Как – так?

– Так… по-человечески. Будто я равная вам.

– Пойдем, пройдемся, – вместо ответа предложил маг. – Холодно.

Я удивилась. Он же маг, неужели он не может согреть себя? Или у него не хватает энергии после того, как он отогревал меня, замерзшую на скамейке?

Мы пошли по темной аллее парка. Вдруг я обнаружила, что время близится к полуночи. Сколько же я просидела в оцепенении на скамейке? Четыре часа? Пять? Достаточно, для того, чтобы замерзнуть на смерть. А Эрнесто меня спас – в который раз. Уверена, что после его помощи у меня даже насморка не будет. А я вместо благодарности устроила ему истерику! А он ее терпеливо переждал. Что же творится в мире? Может быть, я попала в другой мир, пока спала – тот, где маги заботливые, внимательные и добрые к людям? Задумавшись, я перестала следить за дорогой и, поскользнувшись, со всего размаху упала на спину. Шубка немного смягчила удар, но, все равно он был довольно чувствительным.

– Подъем, – скомандовал Эрнесто привычныv, не терпящим возражений, тоном. – О чем ты думаешь?

– О вас, – честно сказала я, осторожно вставая. Маг стоял и смотрел, скрестив руки на груди. – Точнее, о вашем поведении.

– А что в моем поведении заставило тебя задуматься? – я повернулась к магу и изумленно застыла. Он поддразнивал меня! Он улыбался без обычного презрительного выражения! Он вел себя почти как нормальный парень!

– Почему, – растерянно спросила я, – почему вы ведете себя так?

– Во-первых, не «вы», а «ты». Во-вторых, я уже говорил тебе когда-то, что хотел бы с тобой подружиться. Разве не так себя ведут друзья?

Мне вспомнились нежные и горячие поцелуи. Кажется, это уже за рамками обычной дружбы. Хотя кто их знает, магов, может быть, у них такие поцелуи являются нормой для друзей?

– До сегодняшнего дня вы отнюдь не вели себя, как друг, Эрнесто, – упрямо сказала я.

– Разве? – удивился он. – Я дважды спасал тебе жизнь в лесу, я уговорил Энрико вылечить тебя, я спас твою мать от смерти – и это все, прошу заметить, бесплатно. Я же спас тебя от проректора, и сегодня, когда ты глупо решила покончить с жизнью! И ты это не называешь дружбой! Это я тебе еще не припомнил, как благодаря мне ты впервые в жизни принимала ванну!

– Вы заставили меня пойти на бал! – напомнила я.

– Да, но только потому, что мне это было необходимо, а ты никак не могла этого понять! Я был в отчаянии, а в таком состоянии все средства хороши! Ну, Кнопка, ты можешь мне ответить, что конкретно я сделал тебе плохого?

Я задумалась. Мне совсем не нравились выводы, к которым меня подталкивал наш разговор. Получается, что Эрнесто со всех сторон хороший, сделал мне много добра, а я, неблагодарная негодяйка, считаю его гадом и устаиваю истерики!

– Вы пытались изнасиловать меня, – напомнила я, собравшись с силами.

– А, – сказал Эрнесто, машинально касаясь горбинки на носу, которую он так и не выправил. – Мне об этом осталась хорошая память. Кажется, ты отомщена за ту попытку?

– Из-за вашего желания притащить меня на бал, меня выгнали с работы, – сказала я, начиная распаляться. – И пострадала не только я. моего отца тоже выгнали с работы! И теперь он винит во всем меня!

– Но я не знал, – почти растерянно произнес Эрнесто. – Я не знал, что все так обернется. Просто прецедентов не было.

– И сейчас, – продолжала я. – Вы ведете себя так, что меня это пугает! Вы же – маг! Вы же презираете людей!

– Презираем, – согласился маг. – Но кто тебе сказал, что я презираю тебя? Только идиоты все валят в одну кучу. Это как совсем отказываться от еды только потому, что тебя воротит от капусты. Я в последние дни узнал много нового. Мой отец был большим оригиналом, так что это у меня в крови. Так что я могу теперь оправдать себя за свое поведение. Так что я всем доволен. И тебе советую наслаждаться жизнью. Подумаешь, проблема – с работы выгнали. Найдешь новую. Тем более, по специальности. Я же видел, как ты работаешь, там, в Быстрице. Тебя в любой аптеке должны принять с распростертыми объятиями. Я вообще не понимаю, почему ты у нас полы мыла.

– Ради брата, – объяснила я. – Мне надо было отслужить три года, чтобы получить премиальные – доступ в вашу библиотеку. Мой брат ею грезил.

– Ясно, – сказал маг. – Теперь мне понятна причина твоей истерики. Если все время делать все для других, для себя остаются лишь слезы.

– Это было в первый раз! – попыталась оправдаться я.

– Я весьма польщен, что именно мне пришлось стать этому свидетелем, – сухо сказал Эрнесто. – Я этого долго не забуду, будь уверена.

– Вы могли все прекратить одной – двумя пощечинами, – возразила я.

– Ну, конечно! Мой отец – а у меня нет причин ему не доверять – говорил, что женская истерика – самое страшное, что может случиться в жизни мужчины. И что эту бурю лучше переждать.

– Наверное, он говорил это о магичках. Я же в ответ вас не могла испепелить или еще что-то сделать.

– Они тоже не могут, – махнул рукой Эрнесто. – А мой отец говорил о всех женщинах. Он был большой любитель женщин любого происхождения и способностей. Я это совсем недавно узнал, старейшина Пабло отдал мне дневник отца. Ну, я тебе скажу, он был и затейник.

– И вы решили его превзойти? – спросила я, с опаской раздумывая, не уготована ли мне роль первой игрушки в руках Эрнесто, на которой он собирается отточить свои навыки манипуляции, чтобы потом превзойти своего отца. Как там его звали? Ампаро Умный?

– Нет, – серьезно ответил Эрнесто. – Отец в конце концов плохо кончил. А я хочу пожить подольше. Мне его дневник на многое открыл глаза. Если бы Пабло знал, что там написано, он бы мне его никогда не отдал.