Текст книги "Скарлетт"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 58 страниц)
Глава 86
В последующие недели Скарлетт постоянно думала о Люке. Она была неугомонна и по утрам одиноко мчалась по дорогам, по которым они ходили вместе. Наряжая вместе с Кэт елку, она вспоминала, с каким удовольствием переодевалась к обеду в первый вечер его приезда в Баллихару, а когда тянула с Кэт косточку желаний рождественского гуся, то загадала, чтобы он побыстрее возвращался из Лондона.
Иногда она пыталась представить, что он обнимает ее, но всякий раз злилась до слез, потому что тут же на память приходило лицо Ретта, объятия Ретта и смех Ретта. Это потому, что она знает Люка недавно, говорила она себе. Со временем его присутствие затмит воспоминания о Ретте, это вполне естественно.
В канун Нового года, громко барабаня, сопровождаемый двумя скрипачами и Розалин Фицпатрик, играющей на кастаньетах, появился Колум.
– Колум, я потеряла всякую надежду, что ты когда-нибудь придешь домой. С таким началом этот год просто обязан быть хорошим.
Она разбудила Кэт, и они встретили первые мгновения 1880 года с музыкой и любовью.
Первый день нового года начался со смеха, когда пирог вдребезги разбился о стену, разбрызгивая крупицы теста и смородину над танцующей Ретт, которая закинула голову и открыла рот. Но потом небо затянулось тучами, и ледяной ветер безжалостно рвал шаль Скарлетт, когда она совершала новогодние визиты. Колум пил в каждом доме спиртное, а не чай, и разговаривал с мужчинами о политике, пока Скарлетт не вышла из себя.
– Не зайти ли нам в бар, дорогая Скарлетт, поднять бокал за Новый год и новую надежду ирландцев? – спросил Колум, когда они побывали в последнем домике.
Ноздри Скарлетт вздрогнули от запаха виски, исходящего от него.
– Нет. Я устала, замерзла и иду домой. Пойдем и тихо посидим у камина.
– Тишина – это то, чего я больше всего страшусь, Скарлетт. Тишина позволяет тьме закрадываться в душу человека.
Колум, пошатываясь, вошел в бар Кеннеди, а Скарлетт устало потащилась в Бит Хаус, плотнее укутываясь в свою шаль. Ее красная юбка и голубые с желтыми полосками чулки выглядели бесцветными в холодном сером свете.
Горячий кофе и горячая ванна – пообещала она себе, когда открывала тяжелую парадную дверь. Она услышала подавленный смешок, входя в холл, и у нее сжалось сердце. Кэт, наверное, играет в прятки. Скарлетт сделала вид, что ничего не подозревает. Она закрыла за собой дверь, бросила на стул свою шаль, затем огляделась.
– С Новым годом. О'Хара, – сказал граф Фэнтон. – Или это Мария Антуанетта? Этот костюм крестьянки – единственное, что создали лучшие портные Лондона для костюмированных балов в этом году?
Он стоял внизу у лестницы.
Скарлетт посмотрела на него. Он вернулся. Ах, зачем он застал ее в таком виде. Это совсем не то, что она запланировала. Но это неважно. Люк вернулся так скоро, и она больше не чувствовала себя усталой.
– Со счастливым Новым годом, – сказала она.
Фэнтон шагнул в сторону, и Скарлетт увидела Кэт на лестнице позади него, которая обеими руками придерживала на взъерошенной голове сверкающую драгоценностями диадему. Она сошла по ступенькам к Скарлетт, зеленые глаза ее смеялись, и она еле сдерживала улыбку. Сзади тянулось длинное ярко-красное бархатное платье, окаймленное горностаем.
– Кэт надела твои регалии, графиня, – сказал Люк. – Я приехал устраивать нашу свадьбу.
Скарлетт отказали ноги, и она села на мраморный пол, кружок красной, зеленой и голубой нижних юбок выбился из-под нее. Короткая вспышка гнева смешалась с шокирующим волнением победы. Это не может быть правдой – слишком все легко и лишено всякой занимательности.
– Кажется, наш сюрприз удался, Кэт, – сказал Люк.
Он развязал широкие шелковые ленты у нее на шее и взял диадему из ее РУК.
– Ты можешь теперь идти. Мне надо поговорить с твоей мамой.
– Можно раскрыть коробку?
– Да. Она в твоей комнате.
Кэт посмотрела на Скарлетт, улыбнулась, затем убежала, хихикая, наверх. Люк подобрал платье в левую руку, в которой была диадема, и сошел вниз к Скарлетт, протягивая к ней правую руку. Он был очень высоким, крупным, с темными глазами. Она взяла его за руку, и он помог ей подняться.
– Пойдем в библиотеку, – сказал Фэнтон. – Там камин, есть бутылка шампанского, надо выпить за нашу сделку.
Скарлетт пропустила его вперед. Он хочет жениться на ней. Она не может в это поверить. Она цепенела в шоке, лишенная дара речи. Пока Люк наливал вино, она грелась у огня. Он протянул ей бокал, она взяла его. Ее сознание стало понемногу отмечать, что происходило вокруг, и голос вернулся к ней.
– Почему ты сказал «сделка». Люк?
Почему он не сказал, что любит ее и хочет, чтобы она стала его женой?
Фэнтон коснулся ее бокала ободком своего.
– Что же еще есть брак, как не сделка, Скарлетт? Наши уважаемые адвокаты разработают контракты, но это только формальность. Ты же, конечно, знаешь, чего ожидать от брака, ведь ты не девочка и не какая-нибудь простушка.
Скарлетт осторожно поставила свой бокал на стол. Затем она так же осторожно опустилась на стул. Что-то ужасно не так. В его лице, в словах не было теплоты. Он даже не смотрел на нее.
– Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне, – медленно произнесла она, – «чего ожидать».
Фэнтон нетерпеливо передернулся.
– Очень хорошо, пожалуйста. Я буду достаточно щедрым, предполагаю, что именно это тебя беспокоит.
Он сказал, что он самый богатый мужчина в Англии, хотя думает, что она уже узнала об этом сама. Отметил, что у нее есть способности, выразив подлинное восхищение ее хитростью в подъеме по социальной лестнице; пообещал, что у нее будут свои деньги. Он обеспечит ее нарядами, экипажами, украшениями, слугами и вправе ожидать, что она окажет ему честь. У нее пожизненно останется Баллихара, которая, кажется, развлекает ее. По этой же причине она может играть и в Адамстаун, когда ей захочется испачкать свои ботинки. После ее смерти Баллихара достанется их сыну, к нему же перейдет Адамстаун после кончины Люка. Соединение двух смежных землевладений все время было главным поводом для брака.
– Безусловно, основное условие сделки в том, что ты обеспечиваешь меня наследником. Я последний по своей линии, и мой долг продолжить ее. Как только я получу сына от тебя, ты можешь делать все что угодно, в рамках разумного, конечно.
Он снова наполнил свой бокал, затем выпил его до дна. Скарлетт может поблагодарить за диадему Кэт, сказал Люк.
– У меня, об этом даже не стоит говорить, не было и в мыслях сделать тебя графиней Фэнтон. С женщинами твоего типа я люблю играть. Чем сильнее дух, тем больше удовольствия подчинять его своей воле. Это было бы интересно, но менее интересно, чем с твоим ребенком. Я хочу, чтобы мой сын был такой же, как она – бесстрашный, с крепким здоровьем. Кровь Фэнтонов стала жиже, и вливание твоей крестьянской жизнестойкости исправит это. Я заметил, что мои арендаторы О'Хара, твои родственники, живут до преклонного возраста. Ты ценное достояние, Скарлетт. Ты принесешь мне наследника, которым можно будет гордиться, и ты не опозоришь ни его, ни меня перед обществом.
Скарлетт уставилась на него, как животное, загипнотезированное змеей. Но она порвала чары и взяла со стола бокал.
– Я соглашусь, когда ад заледенеет! – закричала она и бросила бокал в камин. Алкоголь вспыхнул ярким пламенем. – Вот твой тост о нашей сделке, лорд Фэнтон. Убирайся из моего дома. У меня мурашки от тебя.
Фэнтон засмеялся. Скарлетт напряглась, готовая броситься на него, вцепиться в его смеющееся лицо.
– Я думал, что ты заботишься о своем ребенке, – насмешливо сказал он. – Должно быть, я ошибся.
Эти слова остановили Скарлетт.
– Ты огорчаешь меня, Скарлетт. Я предполагал, что у тебя больше разума, чем ты показываешь. Забудь о своем уязвленном самолюбии и посмотри, что у тебя в руках. Непоколебимое положение в мире для тебя и твоей дочери. Это беспрецедентно, но у меня есть власть нарушать все, даже закон, если я захочу. Я удочерю ее, и Кэт станет леди Кэтрин. «Кэти», вне сомнений, – имя для кухонной служанки. Как моя дочь, она получит немедленный и безоговорочный доступ ко всему лучшему, что ей будет надо или что она пожелает. Друзья, замужество – ей придется только выбирать. Я никогда не сделаю ей больно, она слишком ценна для меня как модель моего сына. Можешь ли ты лишить ее всего этого из-за того, что твое желание романа со мной не состоялось? Я так не думаю.
– Кэт не нуждается в твоих драгоценных титулах и во «всем лучшем», милорд, не нуждаюсь в них и я. Мы хорошо справлялись без тебя и останемся на своем пути.
– Как долго, Скарлетт? Не слишком рассчитывай на свой успех в Дублине. Ты была знатью, а знать живет не очень долго. Даже орангутанг может быть знаменитостью в провинции вроде Дублина, если он хорошо одет. У тебя остался еще один сезон, два в лучшем случае, потом тебя забудут. Кэт нужно покровительство имени и отца. Я один из немногих мужчин, у которых есть власть, чтобы снять позор с внебрачного ребенка. Нет, подожди возражать, меня не волнует, какую сказку ты придумала. Тебя бы не было в этом захолустном уголке Ирландии, если бы ты была желанна в Америке. Хватит. Это начинает наводить на меня скуку, а я ее ненавижу. Дай мне знать, когда придешь в чувства, Скарлетт. Ты согласишься с моей сделкой. Я все время получаю то, что хочу.
Фэнтон направился к двери.
Скарлетт окликнула его. Ей надо было узнать одну вещь.
– Ты не можешь заставить все в этом мире делать так, как тебе надо, Фэнтон. Не приходило ли тебе в голову, что твоя племенная кобыла-жена может родить девочку вместо мальчика?
Фэнтон повернулся к Ней лицом.
– Ты сильная, здоровая женщина. Со временем я получу мальчика. Но даже в худшем случае, если у меня будут только девочки, я сделаю так, что одна из них выйдет замуж за мужчину, который сменит свою фамилию на мою. Тогда моя кровь все равно унаследует титул и продолжит наш род. Мой долг будет исполнен.
Холодность Скарлетт равнялась его.
– Ты все взвешиваешь, не правда ли? Что если я бесплодна? Или ты не можешь стать отцом?
Фэнтон улыбнулся.
– Моя мужественность доказывается, внебрачными детьми, которых я раскидал по всем городам Европы, так что твое намерение обидеть меня не удалось. Что касается тебя, то у тебя есть Кэт.
Удивление выразилось у него на лице, и он подошел к Скарлетт, заставив ее вздрогнуть от его неожиданного приближения.
– Перестань, Скарлетт, не драматизируй. Не сказал ли я тебе только сейчас, что я подчиняю своей воле любовниц, а не жен? У меня нет желания дотрагиваться до тебя. Я забыл диадему, а она должна быть у меня до свадьбы. Это сокровище моей семьи. Придет время, ты наденешь ее. Дай мне знать, когда капитулируешь. Я еду в Дублин подготовить дом к сезону. Письмо застанет меня на площади Меррион.
Он поклонился ей с церемонной пышностью и ушел, смеясь.
Скарлетт гордо и высоко держала голову, пока за ним не закрылась парадная дверь. Затем закрыла двери библиотеки на замок. Обезопасив себя от глаз слуг, она бросилась на толстый ковер и дико зарыдала. Как она могла так ошибиться во всем? Как она могла сказать себе, что научится любить мужчину, в котором нет любви? И что она теперь будет делать? Ей представилась Кэт на ступеньках, коронованная и смеющаяся от удовольствия. Что ей делать?
– Ретт, – горько плакала Скарлетт, – Ретт, ты нам так нужен.
Глава 87
Скарлетт внешне никак не проявляла свой стыд, но жестоко обвиняла себя за чувства, которые испытывала к Люку. Когда она оставалась одна, то скребла свою память, как полузажившую чесотку, наказывая себя этой болью.
Какой же дурой она была, вообразив счастливую жизнь в семье, построив будущее на том, что один раз за завтраком Кэт разложила яйца на три тарелки. И какое это смехотворное тщеславие, уверовать, что она может заставить его полюбить. Весь мир засмеет ее, узнав об этом.
У нее были идеи мести: она расскажет всем в Ирландии, что он предложил ей свою руку, а она отказала; она напишет Ретту, и он приедет убить Фэнтона за то, что тот назвал его ребенка внебрачным; она рассмеется в лицо Фэнтону перед алтарем и скажет ему, что у нее не может быть больше ребенка, что он сам одурачил себя, женившись на ней; она пригласит его на обед и отравит. Ненависть горела в ее сердце. Скарлетт распространила ее на всех англичан и страстно ухватилась за обновленную поддержку фенианского братства Колума.
– Но мне не нужны твои деньги, дорогая Скарлетт, – сказал он. – Работа сейчас состоит в планировании действий системной лиги. Ты слышала наши разговоры на Новый год, не помнишь?
– Скажи мне снова, Колум. Ведь должно быть что-то, в чем я могу помочь.
Делать ей было нечего. Членство в земельной лиге было открыто только для арендующих фермеров, у них нет никаких действий до весеннего сбора ренты. Только один фермер с каждого владения заплатит за аренду, все остальные откажутся, и, если их сгонит землевладелец, все пойдут жить в дом, за который рента уплачена.
Скарлетт не видела в этом смысла. Владелец просто сдаст землю в аренду кому-нибудь еще.
– О, нет, – сказал Колум, – тогда вмешивается лига. Они заставят всех остальных не вмешиваться, и, лишившись фермеров, землевладелец потеряет свою ренту и сгубит только что засеянные поля, потому что некому будет ухаживать за ними. Это была идея гения, и он сожалел, что сам не додумался до такого.
Скарлетт отправилась к своих кузинам и попыталась заставить их вступить в земельную лигу. Они могут приехать в Баллихару, если их сгонят, пообещала она.
Все без исключения О'Хара отказались.
Скарлетт с горечью пожаловалась Колуму.
– Не вини себя за слепоту других, дорогая Скарлетт. Ты делаешь все необходимое, чтобы исправить их неудачи. Разве ты не О'Хара и не честь этого имени? Знаешь ли ты, что в каждом доме в Баллихаре и в половине домов в Триме хранятся вырезки из дублинских газет о сияющей ирландской звезде О'Хара в замке наместника английского короля? Они закладывают их в библию вместе с молитвенными карточками и изображениями святых.
В день святой Бриджид шел мелкий дождик. Скарлетт произнесла ритуальные молитвы о хорошем годе для фермеров с таким жаром, с каким ни один священник их не читал, и у нее появились слезы на глазах, когда она перевернула первый пласт земли. Отец Флинн благословил его святой водой, затем передал воду остальным, чтобы они выпили ее. Фермеры молча покидали поле, склонив головы. Только Бог может спасти их. Никто не выдержит еще один такой год, как прошедший.
Скарлетт возвратилась домой и сняла грязные ботинки. Потом она предложила Кэт выпить какао в ее комнате, пока она прибирает и упаковывает вещи для Дублина. Ехать надо раньше чем через неделю. Она не хотела ехать – там будет Люк, а как смотреть ему в лицо? Только высоко подняв голову. Ее люди ожидают от нее этого.
Второй сезон в Дублине был даже большим триумфом для Скарлетт, чем первый. Приглашения на все мероприятия в замке дожидались ее в «Шелбурне», да еще пять небольших танцевальных вечеринок и два поздних ужина в частных апартаментах королевского наместника. Она также нашла в запечатанном конверте наиболее желанное предложение: ее экипаж будут пропускать в специальные ворота позади замка. Больше не будет многих часов ожиданий на Дам-стриг, пока экипажи въезжают по четыре за один раз во двор замка, чтобы высадить своих пассажиров.
Еще были карточки, приглашающие ее присутствовать на вечеринках и обедах в частных домах. Они славились как более интересные, нежели мероприятия в замке с сотнями приглашенных. Скарлетт засмеялась. Орангутанг в хороших парадах, это она-то? Нет, она им не была, и это подтверждала кипа приглашений. Она О'Хара из Баллихары, ирландка, гордящаяся этим. Она происходит отсюда! Не имеет никакого значения, что Люк будет в Дублине. Пусть насмехается, сколько ему угодно. Она сможет посмотреть ему в глаза без страха и стыда.
Она разбирала стопку, выбирая приглашения, и крохотный пузырек возбуждения поднимался в ней. Приятно быть желанной, приятно носить красивые платья и танцевать в красивых залах. Что с того, что общественное мнение в Дублине поддерживает англичан? Она теперь знает, что улыбки и наряда общества, правила и поступки, чествования и остракизм, триумфы и поражения – только неотъемлемая часть игры. Ничто из этого не было важно, ничто не имело значения в реальном мире, вне позолоченных бальных зал. Но игры придуманы, чтобы в них играть, а она хороший игрок. Она была рада, что приехала в Дублин после всего. Она любит выигрывать.
Скарлетт мгновенно узнала, что присутствие графа Фэнтона возбудило весь город и послужило поводом для разных толкований.
– Моя дорогая, – сказала Мэй Таплоу, – даже в Лондоне люди только об этом и говорят. Каждый знает, что Фэнтон считает Дублин третьеразрядным провинциальным поселком. Его дом не открывался десятилетия. Какая причина привела его сюда?
– Не могу представить, – ответила Скарлетт, смакуя мысль о реакции Мэй, если бы она сказала ей.
Фэнтон, казалось, появлялся во всех местах, куда ходила она. Скарлетт его приветствовала холодно, учтиво и не обращала внимания на выражение высокомерной уверенности в его глазах. После первой встречи она даже не почувствовала раздражения, когда случайно встретилась с ним взглядом. Он больше не мог причинить ей боль.
Не он сам. Но ее пронизывала боль, когда она снова и снова замечала спину высокого темноволосого мужчины, одетого в бархат и парчу, и это оказывался Фэнтон. Ведь в каждой толпе Скарлетт искала Ретта. Он был в замке год назад, почему бы ему не быть и в этом году на этом вечере в этой комнате?
Но везде постоянно был Фэнтон. Куда бы она ни смотрела, с кем бы ни разговаривала, колонки какой бы газеты она ни читала. Хорошо, что он не уделяет ей особого внимания, тогда бы сплетники преследовали и ее. Но как бы она желала, чтобы его имя было у всех на языке каждый день.
Слухи постепенно объединились в две теории: он приготовил свой запущенный дом для тайного визита принца Уэльского; или он поддался чарам леди Софии Дадлей, о которой все говорили в мае во время лондонского сезона и которая повторяла свой успех теперь в Дублине. Это была древнейшая история в мире – мужчина буйно прожигает свою жизнь, избегая ловушек женщин многие годы, а потом вдруг бац! – когда ему уже сорок, он теряет свою голову и сердце перед красотой и невинностью.
Леди Софии Дадлей было семнадцать. У нее были волосы цвета золотого выдержанного сена и глаза, голубые, как летнее небо, сама кровь с молоком, что могла и фарфор пристыдить. По крайней мере, так рассказывали баллады, написанные о ней и продаваемые на каждом углу.
Она действительно была красивой, застенчивой девушкой, которая находилась под сильным контролем своей амбициозной матери и которая часто и привлекательно всхлипывала от внимания и ухаживаний, обращенных на нее. У Скарлетт было достаточно времени ее рассмотреть. Личная гостиная Софии была рядом с гостиной Скарлетт. Это была вторая из лучших комнат по меблировке и с видом на церковь святого Стефана, но, судя по людям, соперничающим в желании попасть туда, она была первой. Ни в коем случае это не означало, что у Скарлетт не было посетителей; богатая и везде принятая вдова с восхитительными зелеными глазами будет постоянно в центре внимания.
«Почему я должна быть уязвлена, – подумала Скарлетт. – Я вдвое ее старше, и мой черед уже был в прошлом году». Но иногда она с трудом сдерживалась, когда имя Софии связывали с Люком. Всем было известно, что герцог попросил руки Софии, но все согласились, что она сделает лучше, если выберет Фэнтона. Герцог знатнее, чем граф, но Фэнтон в сорок раз богаче и в сто раз красивее, чем герцог. «И он мой, если я захочу его», – порывалась сказать Скарлетт. О ком они тогда будут писать баллады?
Она отругала себя за мелочность. Она сказала себе, что была дурочкой, думая над предсказанием Фэнтона, что ее забудут через год или два. И она старалась не волноваться из-за маленьких морщинок около глаз.
Скарлетт вернулась в Баллихару к рабочим часам Первого воскресенья, радуясь, что уехала из Дублина. Заключительные недели сезона тянулись бесконечно.
Хорошо быть дома и лучше думать о чем-то реальном, вроде просьбы Пэдди О'Фаолайна о распределении торфа, чем о том, что надеть на следующую вечеринку. И она была на седьмом небе, когда сильные маленькие ручонки Кэт почти задушили ее в приветственном объятии.
Когда последний спор был разрешен, а последняя просьба удовлетворена, Скарлетт пошла на веранду выпить чай вместе с Кэт.
– Я оставила тебе половинку, – сказала Кэт. Ее рот был весь в шоколаде от эклеров, которые привезла Скарлетт из Дублина.
– Это смешно, котенок Кэт, но я не очень голодна. Не хочешь еще немного?
– Да, спасибо. Можно я съем сейчас?
– Да, можешь, мисс поросенок.
Эклеры исчезли прежде, чем опустела чашка Скарлетт. Кэт вся отдавалась такому занятию, как поглощение эклеров.
– Куда мы пойдем на прогулку? – спросила ее Скарлетт. Кэт ответила, что хотела бы сходить к Грейн.
– Ты ей нравишься, мама. Я ей больше нравлюсь, но ты ей тоже очень нравишься.
– Это будет очень мило, – сказала Скарлетт. Она рада была сходить в башню. Башня внушала ей чувство спокойствия, а в ее сердце его было мало.
Скарлетт закрыла глаза и прислонила свою щеку к древним гладким камням. Кэт заерзала.
Затем Скарлетт потянула веревочную лестницу к высокой двери, чтобы проверить ее. Дверь подверглась атмосферному влиянию и покрылась пятнами, но была достаточно прочной. Однако Скарлетт подумала, что неплохо ее заменить новой. Если она порвется и Кэт упадет… – невозможно даже подумать об этом. Она так хотела, чтобы Кэт пригласила ее наверх в свою комнату, что еще раз с намеком дернула лестницу.
– Грейн будет ждать нас, мама. Мы сильно нашумели.
– Хорошо, сладкая, я иду.
Мудрая женщина не выглядела старее, была такой же, какой ее увидела Скарлетт в первый раз. «Я даже могу поспорить, что на ней те же шали, что и тогда», – подумала Скарлетт. Кэт хозяйничала в маленьком темном домике, доставая с полки чашки, сгребая горящий торф в кучку светящихся углей для чайника. Она чувствовала себя здесь, как дома.
– Я наполню чайник в ручье, – сказала она, вынося его на улицу.
Грейн любовно наблюдала за ней.
– Дара часто приходит ко мне, – сказала мудрая женщина. – Это ее доброта к одинокой душе. Мне сердце не позволяет отослать ее, потому что она это правильно понимает. Одинокая узнает одинокую.
Скарлетт взъерошилась.
– Она любит оставаться одна, но ей не надо быть одинокой. Я ее спрашивала столько раз, хочет ли она, чтобы дети пришли к ней поиграть, она все время говорит «нет».
– Это мудрый ребенок. Они пытались закидать ее камнями, но Дара слишком быстра для них.
Скарлетт не могла поверить, что правильно расслышала.
– Они делают что?
– Дети из города, – ровно сказала Грейн, – охотились в лесу за Дарой, как за животным. Однако она услышала их задолго до того, как они приблизились к ней. Только самые большие подошли на достаточное расстояние, чтобы бросить камни, которые у них были. И они так приблизились к ней, потому что могли бежать быстрее, чем Дара. Но она знала, как убежать от них. Они не стали преследовать ее до башни, они боялись призрака юного лорда, убитого здесь.
Скарлетт была в ярости. Ее драгоценную Кэт мучают дети Баллихары! Она выпорет всех до единого своими собственными руками, сгонит с земли их родителей и разнесет все в щепки! Она поднялась со своего стула.
– Ты обременишь ребенка руинами Баллихары, – сказала Грейн. – Сядь, женщина. Другие будут такими же. Они боятся любого, отличного от них. От того, кого боятся, пытаются избавиться.
Скарлетт опустилась на стул. Она знала, что мудрая женщина была права. Она сама заплатила за свое отличие от других. Ее камнями были холодность, критика, остракизм, и она сама все это вынесла. Кэт только маленькая девочка. Она невинна. И она в опасности!
– Я не могу ничего сделать! – вскричала Скарлетт. – Это невыносимо. Я должна остановить их.
– Нельзя остановить невежество. Дара нашла свой способ и этого достаточно. Камни не поранят ее душу. Она в безопасности в своей башенке.
– Этого недостаточно. Что если в нее попадет камень? Что если ее поранят? Почему она не сказала мне, что одинока? Я не вынесу того, что она несчастлива.
– Послушай старую женщину, О'Хара. Послушай своим сердцем. Есть земля, о которой люди знают только из песен сичэйн. Имя ее Тирнаног, и она лежит под холмами. Там есть мужчины и женщины, которые обнаружили дорогу в эту землю и которых больше никогда не видели. В Тирнаног нет смерти и нет разложения. Там нет грусти и нет боли, нет ненависти, нет голода. Люди живут в мире друг с другом, и им всего хватает без всякого труда. Вот этого хотела бы ты для своего ребенка. Но послушай, где нет горестей, там нет и радости. Ты понимаешь смысл песни сичейн?
Скарлетт отрицательно покачала головой.
Грейн вздохнула.
– Тогда я не могу облегчить твое сердце. У Дары больше мудрости. Предоставь ее самой себе.
Как будто старуха позвала ее. Кэт вошла в дверь. Она сосредоточилась на тяжелом, наполненном водой чайнике, и даже не посмотрела на мать и на Грейн. Обе молча наблюдали, как Кэт методично повесила чайник на крючок над углями и сгребла под ним побольше углей в кучку.
Скарлетт пришлось отвернуться. Она знала, что если бы продолжала смотреть на своего ребенка, то не смогла бы остановить себя от желания крепко обнять Кэт, защищая от внешнего мира. Кэт не понравилось бы это. «Я не должна плакать, – сказала себе Скарлетт. – Это может испугать ее. Она почувствует, как я сама испугана».
– Смотри, мама, – сказала Кэт.
Она осторожно наливала кипящую воду в старый коричневый фарфоровый заварочный чайник. Сладкий запах поднимался от пара, и Кэт улыбалась.
– Я бросила нужные листья, Грейн, – ликовала она и выглядела гордой и счастливой.
Скарлетт схватила шаль старушки.
– Скажи мне, что делать, – взмолилась она.
– Ты должна делать то, что тебе дано делать. Бог защитит Дару.
«Я ничего не понимаю из того, что она говорит», – подумала Скарлетт. Но каким-то образом ужас прошел. Она выпила напиток Кэт в молчании, в теплой, пропахшей лекарственными травами темной комнате, довольная тем, что у Кэт есть место, куда она может приходить. И башенка. До своего возвращения в Дублин она заказала новую, более крепкую, веревочную лестницу.
