Текст книги "Скарлетт"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 58 страниц)
Она улыбнулась про себя, когда увидела закладку в книге «Айвенго». Розмари читала быстро.
На следующее утро рынок гудел от возмущения и невероятных догадок. Скарлетт с презрением прислушивалась к бурным разговорам. Чего они ожидали, эти чарльстонцы? Что янки позволят им просто так шляться по округе и стрелять в них? Они только ухудшат положение, если начнут спорить и протестовать. Что толку, что генерал Ли уговорил Гранта разрешать офицерам Конфедерации оставить себе оружие после сдачи при Аппоматоксе? Все равно это был конец Юга, а какая польза от револьвера, если ты слишком беден, чтобы купить к нему пули? Как дуэльные пистолеты! Кто будет заботиться о том, чтобы сохранить их? Они не пригодны ни для чего, кроме как для мужчин, показывающих, какие они храбрые, и получающих пули в свои дурацкие головы.
Она не ввязывалась в разговоры и сосредоточилась на покупках. Иначе она бы никогда не покончила с ними. Даже мисс Элеонора носилась вокруг, как цыпленок с отрезанной головой, разговаривая со всеми едва различимым торопящимся шепотом.
– Они говорят, что мужчины хотят довершить то, что начал Росс, – сказала она Скарлетт, когда они шли домой. – Это выше их сил – терпеть, как их дома обыскивают солдаты. Придется нам, женщинам, взять руководство в свои руки, мужчины слишком горячи.
Скарлетт почувствовала холодок ужаса. Она думала, что это все были только разговоры. Конечно, никто не будет ухудшать положения!
– Тут нечем руководить! – воскликнула она. – Единственное, что можно сделать, – это лечь на дно и переждать, пока буря не утихнет. Ретт, должно быть, перевез Росса в сохранности, иначе бы мы узнали.
Миссис Батлер выглядела изумленной.
– Мы не должны спускать это армии Союза с рук, Скарлетт, ты ведь понимаешь это. Они обыскали наши дома, они объявили усиление комендантского часа, они арестовывают всех дельцов черного рынка нормированных товаров. Если мы позволим им продолжать в том же духе, то скоро мы окажемся в таком же положении, как и в шестьдесят четвертом, когда их сапоги были у нас на шее и они руководили каждым нашим вздохом. Это теперь не пройдет.
Скарлетт подумала, не сошли ли все с ума. Что надеялись попивающие чай и плетущие кружева чарльстонские дамы сделать против армии?
Она это узнала двумя ночами позже.
Свадьба Люсинды Врэгг была запланирована на двадцать третье января.
Приглашения были надписаны и должны быть разосланы второго января, но они никогда не были использованы. «Ужасная оперативность» была вкладом Розмари Батлер к усилиям мамы Люсинды, ее собственной матери и всех остальных чарльстонских дам. Свадьба Люсинды состоялась в девять часов вечера девятнадцатого декабря. Величественные звуки свадебного марша раздались из открытых дверей и окон битком забитой и красиво украшенной церкви четко в момент начала комендантского часа. Их отлично было слышно в доме Гвардии напротив церкви св. Михаила.
В девять тридцать все население Старого Чарльстона вышло из церкви и пошло пешком по Митинг-стрит на прием в Саут Кэролайна Холл. Мужчины, женщины и дети, в возрасте от пяти и до девяноста семи лет, брели, смеясь, в теплом ночном воздухе, нарушая закон с вызывающим неповиновением. Командование Союза никак не могло заявить о своем неведении о происходящем, это все совершалось у него под носом. Но злодеев не могли арестовать. В доме Гвардии было всего двадцать шесть тюремных клеток. Даже если использовать офисы и коридоры, то все равно будет недостаточно места, чтобы задержать всех. Скамейки церкви св. Михаила пришлось убрать в ее тихий дворик, чтобы освободить достаточно места для каждого желающего попасть внутрь, люди стояли там плечо к плечу.
Во время приема пришлось по очереди выходить на веранду подышать свежим воздухом и посмотреть на беспомощных патрульных, дисциплинированно марширующих вдоль пустой улицы.
Этим днем вернулся в город Ретт, привезя известие, что Росс находится в безопасности в Вилмингтоне. Скарлетт призналась ему на веранде, что боялась идти на свадьбу, даже в его сопровождении.
– Я не могла поверить, что группка чарльстонских дам может победить армию янки. Я должна сказать это. Ретт. У этих чарльстонок находчивости хватит на весь мир!
Он улыбнулся.
– Я люблю высокомерных дураков, каждого из них. Даже бедного старого Росса. Я действительно надеюсь, что он никогда не узнает, что промазал на целую милю, он будет очень смущен.
– Он даже не попал в него? Думаю, что он был пьян, – ее голос был полон презрения. Затем он возвысился от страха. – Тогда бродяга все еще в округе!
Ретт похлопал ее по плечу.
– Нет. Будь спокойна, моя дорогая, ты больше не услышишь о бродяге.
Мой братец и свадьба Люсинды вселили страх в янки.
Он усмехнулся.
– Чего смешного? – подозрительно спросила Скарлетт. Она ненавидела, когда люди смеялись, а она не знала почему.
– Ничего, что ты бы поняла, – сказал Ретт. – Я поздравляю себя с собственноручным решением проблемы, а потом мой шумный братец обошел меня: не желая того, он доставил целому городу повод для радости и гордости собою. Посмотри на них, Скарлетт.
Веранда была набита битком. Люсинда Врэгг, теперь Люсинда Гримболл, бросала цветы из букета вниз на солдат.
– Хм! Я бы скорее кидалась обломками кирпичей!
– Верно, что кидалась бы. Тебе все время нравилось материальное. В то время как для Люсинды важно воображение.
Его ленивая, медлительная речь превратилась в злобное, язвительное замечание.
Скарлетт вскинула голову.
– Я иду внутрь. Я лучше буду задыхаться, чем подставлять себя под оскорбления.
Невидимая в тени ближайшей колонны, Розмари съежилась от жесткости, услышанной в голосе Ретта, и сердитой боли в голосе Скарлетт. Позже этим вечером, когда все легли в постель, она постучала в дверь библиотеки, где сидел Ретт, затем вошла и закрыла за собой дверь.
Ее лицо было в красных пятнах от рыданий.
– Я думала, что знаю тебя, Ретт, – выпалила она, – но я вовсе не знаю. Я слышала, как ты говорил со Скарлетт на веранде Холла. Как ты можешь так обращаться со своей женой? Кто будет твоей следующей мишенью?
Глава 20
Ретт быстро поднялся со стула и направился к ней с распростертыми руками. Но Розмари выставила перед собой руки ладонями вперед и отступила назад. Его лицо потемнело от боли, и он замер на месте, опустив руки. Он хотел защитить Розмари от боли, а теперь он был источником ее муки.
Его сознание было заполнено короткой грустной историей Розмари и его ролью в ней. Ретт никогда не сожалел о том, что он сделал в свои буйные молодые годы. Ему нечего было стыдиться. Кроме влияния на свою сестру.
Из-за его категорического неповиновения семье и обществу отец отрекся от него. Имя Ретта было только обведенной в кружок строчкой в семейной библии Батлеров, когда родилась Розмари. Она была младше его более чем на двадцать лет. Он даже не видел ее, пока ей не исполнилось тринадцать, неуклюжей длинноногой девочке с обрисовавшейся грудью. Однажды их мать не послушалась своего мужа. Когда Ретт начал опасную жизнь блокадного контрабандиста, она пришла ночью в док, куда причалил корабль Ретта, приведя с собой Розмари, чтобы познакомить их. Глубокое чувство нежности поднялось в Ретте при виде смущения маленькой сестренки, и он прижал ее к своему сердцу с такой теплотой, какую не мог ей дать отец. С тех пор Розмари была верна и преданна ему.
Он никогда не простил себе, что поверил маминым заверениям о том, что Розмари жила хорошо и счастливо, защищенная деньгами, расточаемыми Реттом. Он должен был бы быть более внимательным, тогда, может, его сестра не выросла бы такой недоверчивой к мужчинам. Может, она полюбила бы, вышла замуж, и у нее были бы дети.
Когда он вернулся домой, он увидел двадцатитрехлетнюю женщину с той же неуклюжестью, что и у тринадцатилетней девочки. Она чувствовала себя неуютно со всеми мужчинами, за исключением Ретта. Она не разделяла представления общества о том, как должна выглядеть женщина, как думать и как вести себя. Розмари была педанткой, огорчительно прямой и с полным отсутствием женских уловок и тщеславия. – Ретт любил ее, и он уважал ее колючую независимость. Он не мог исправить случившееся за годы его отсутствия. Он был абсолютно честен с Иозмари, разговаривал с ней на равных и при случае, даже исповедовал ей секреты своего сердца, чего он никогда не делал с другими людьми. Она поняла бесценность его подарка и обожала его. За четырнадцать месяцев пребывания Ретта дома старая дева и лишившийся иллюзий искатель приключений стали лучшими друзьями.
Теперь Розмари почувствовала себя преданной. Она увидела черты в характере Ретта, о существовании которых она не знала: жесткость в брате, которого она знала как постоянно доброго и любящего. Она была сбита с толку.
– Ты не ответил на мой вопрос, Ретт, – покрасневшие глаза Розмари смотрели на него осуждающе.
– Прошу прощения, Розмари, – сказал он осторожно. – Я глубоко сожалею, что ты услышала меня. Мне это было необходимо сделать. Я хочу, чтобы она уехала и оставила всех нас в покое.
– Но она твоя жена!
– Я бросил ее, Розмари. Она не захотела развестись со мной, как я предложил, но она знает, что с браком покончено.
– Тогда почему она здесь? Ретт передернул плечами.
– Может, нам лучше сесть. Это длинная, утомительная история.
Медленно, методично, без эмоций Ретт рассказал своей сестре о двух предыдущих замужествах Скарлетт, о его предложении и согласии выйти за него замуж. Он также рассказал ей о любви Скарлетт к Эшли Уилксу на протяжении всех лет, что он знал ее.
– Но если ты знал это, то почему, ради Бога, ты женился на ней? – спросила Розмари.
– Почему? – Ретт усмехнулся. – Потому что в ней было столько огня, и она была так беспечна, упряма, храбра. Потому что она была таким ребенком, несмотря на свою претенциозность. Потому что она была непохожа на всех женщин, которых я когда-либо знал. Она восхищала меня, сводила с ума. Я любил ее так всепоглощающе, как она любила его. Это было своего рода заболевание.
В его голосе чувствовалась тяжесть сожаления.
Он наклонил голову на свои руки и засмеялся, трясясь. Его голос был приглушен.
– Какая гротесковая практическая штука эта жизнь. Сейчас Эшли Уилкс свободный человек и женился бы на ней по первому зову, а я хочу избавиться от нее. Именно это и придает ей решительность заполучить меня. Ей хочется только то, что она не может достать.
Ретт поднял голову.
– Я боюсь, – тихо сказал он, – боюсь, что все начнется заново. Я знаю, что она бессердечна и эгоистична, что она как ребенок, который со слезами просит игрушку, а потом ломает ее, как только получит. Но есть мгновения, когда она наклоняет свою голову под определенным углом, или улыбается радостной улыбкой, или внезапно выглядит потерявшейся – и я почти забываю все.
– Мой бедный Ретт! Он улыбнулся ей и стал снова самим собой.
– Ты видишь перед собой мужчину, который был грозой судов на Миссисипи. Я делал ставки всю свою жизнь и никогда не проигрывал. Выиграю и эту. Скарлетт и я заключили сделку. Я не могу рисковать, поэтому она не должна слишком долго оставаться в этом доме. Я либо опять в нее влюблюсь, либо убью. Итак, я поманил золотом перед ней, и ее жадность на деньги перевесила умирающую любовь ко мне. Она уедет насовсем, когда закончится Сезон. А пока я должен держать ее на расстоянии, пересидеть и перехитрить ее. Она терпеть не может проигрывать, и она это показывает. Не очень занимательно выигрывать у того, кто умеет хорошо проигрывать.
Его глаза смеялись. Потом они посерьезнели.
– Это разобьет маму, если она узнает правду о моей несчастной женитьбе, но ей будет очень стыдно, если она узнает, что я убежал из-за нее. Ужасно. В этом случае Скарлетт уедет, а я буду пострадавшей, но стоической стороной, и не будет никакого позора.
– И не будет сожалений?
– Только о том, что был дураком однажды – много лет тому назад. У меня будет очень сильное утешение, если не стану дураком дважды. Требуется время, чтобы стереть унижение от первого раза.
Розмари смотрела с любопытством на него.
– Что, если Скарлетт переменилась? Она могла повзрослеть.
Ретт усмехнулся.
– Это случится, как говорят, «когда свиньи полетят».
Глава 21
– Пошла прочь, – Скарлетт спрятала лицо в подушку.
– Сегодня воскресенье, миссис Скарлетт, вы не можете так долго спать. Мисс Полина и мисс Элали ждут вас.
Скарлетт застонала. Этого было достаточно, чтобы человек стал приверженцем епископальной церкви. По крайней мере, они могут дольше спать; служба в церкви св. Михаила начиналась не раньше одиннадцати. Она вздохнула и встала с кровати.
Ее тетки не теряли зря времени и стали читать ей лекцию о том, чего ждут от нее в наступающем Сезоне. Она нетерпеливо слушала, как Элали и Полина объясняли ей важность этикета, неброской одежды, почтительного отношения к старшим, поведения, достойного леди. Ради всего святого! Она сломает себе зубы об эти правила. Ее мама и Мамушка вбивали их в нее с момента, когда она стала ходить. Скарлетт напрягла скулы и смотрела себе под ноги, когда они шли в церковь св. Марии. Они просто не будет слушать, вот и все.
Однако когда они вернулись в тетушкин дом, за завтраком Полина сказала то, что заставило Скарлетт обратить внимание.
– Незачем хмуриться на меня, Скарлетт. Я говорю тебе ради твоего же блага. Ходят слухи, что у тебя два совершенно новых бальных платья. Это скандал, когда все остальные вынуждены надеть то, что они уже носили много лет. Ты новенькая в городе, и тебе надо быть осторожнее с твоей репутацией. И репутацией Ретта тоже. Люди еще не решили, как к нему относиться, ты знаешь.
У Скарлетт заныло сердце. Ретт убьет ее, если она испортит его дела.
– Как насчет Ретта? Пожалуйста, скажите мне, тетушка Полина.
Полина рассказала старую историю: его выгнали из высшего военного училища, отец отрекся от него, было известно, что он делал деньги как профессиональный игрок на лодках Миссисипи, на скандальных золотых приисках в Калифорнии, а главное, сотрудничая со скалливагами и саквояжниками. Правда, он храбро сражался за Конфедерацию, пожертвовав ей большую часть своих грязных денег.
– Ха! – подумала Скарлетт, – Ретт действительно хорош в распространяемых о нем историях, но, тем не менее, его прошлое было отвратительным. Хорошо, что он приехал домой позаботиться о своей матери и сестре^ но до этого он неплохо провел время. Если бы его отец не голодал, чтобы заплатить страховку, его мать и сестра могли бы умереть.
Скарлетт сжала зубы, чтобы не закричать на Полину. Это была неправда насчет страховки! Ретт никогда, никогда не прекращал заботиться о своей матери и сестре, но отец не разрешал им принимать что-либо от него! Только когда мистер Батлер умер, Ретт смог купить своей матери дом и дать ей денег. И миссис Батлер пришлось даже придумать историю со страховкой, чтобы объяснить свое благосостояние, потому что деньги Ретта считались грязными. Деньги есть деньги, не могут эти твердолобые чарльстонцы понять это? Какая разница, откуда они, если они обеспечивают крышу над головой и, пищу в животе?
Почему Полина не перестает проповедовать? О чем это она говорит? Глупый бизнес с удобрениями. Это еще одна шутка. В мире не хватило бы удобрений, чтобы перевести их на деньги, которые Ретт выкидывал на такие глупости, как скупка маминой мебели, серебра, картин прапрародителей, и платя здоровым мужчинам, ухаживающим за его драгоценными камелиями.
– …некоторые чарльстонцы хорошо зарабатывают на фосфатах, но они не показывают этого. Ты должна избегать экстравагантности и хвастовства. Он твой муж, и это твой долг предупредить его. Элеонора Батлер думает, что он все делает правильно, она все время портила его; но ради нее, так же, как и ради вас с Реттом, ты должна проследить, чтобы Батлеры не ставили себя под подозрение.
– Я попыталась поговорить с Элеонорой, – фыркнула Элали, – но она не захотела и слушать меня.
Глаза Скарлетт опасно блеснули.
– Я более признательна вам, чем могу это выразить, – сказала она с преувеличенной вежливостью, – и я обращу внимание на каждое ваше слово. Но сейчас мне действительно надо бежать. Спасибо за изумительный завтрак.
Она встала, поцеловала в щечку тетушек и поспешила к двери. Если она не уйдет в эту минуту, то она закричит. Хотя ей все же стоит поговорить с Реттом.
– Видишь ли. Ретт, почему я решила сказать тебе об этом? Люди осуждают твою маму. Я знаю, что мои тетушки любительницы совать нос в чужие дела, но именно такие люди причиняют много неприятностей. Ты помнишь миссис Мерриуэзер и миссис Мид?
Скарлетт надеялась, что Ретт поблагодарит ее. Она не была готова к его усмешкам.
– Благословляю их встревающие старые сердца, – усмехнулся он. – Пойдем со мною, тебе придется сказать это маме.
– Ах, Ретт, я не могу. Она будет так расстроена.
– Ты должна. Это серьезно. Абсурдно, но все серьезные дела всегда абсурдны. И убери со своего лица выражение дочерней заботы. Тебе наплевать, что происходит с моей мамой, и мы оба знаем это.
– Это неправда! Я люблю твою мать.
Ретт подошел к ней, взял ее руками за плечи и встряхнул ее так, что она изменилась в лице. Его холодные глаза рассматривали ее, будто она была на допросе.
– Не лги мне о моей матери, Скарлетт. Я предупреждаю, это опасно.
Он был рядом с ней, прикасался к ней; губы Скарлетт раскрылись, ее глаза говорили, как долго она ждет его поцелуя. Если бы только он немного наклонил голову, она бы встретила своими губами его губы. У нее захватило дыхание.
Руки Ретта напряглись, она могла чувствовать это, он собирается прижать ее к себе, слабый возглас радости вырвался с ее дыханием.
– Черт побери тебя! – тихо выругался Ретт. Он оторвал себя от нее. – Пойдем вниз. Мама в библиотеке.
Элеонора Батлер уронила свои кружева себе на колени и положила на них свои руки, левую сверху правой. Это значило, что она готова внимательно слушать Скарлетт.
Закончив, Скарлетт нервозно ожидала реакции миссис Батлер.
– Садитесь оба, – спокойно сказала мисс Элеонора. – Элали не совсем права. Я с вниманием отнеслась к ее словам о том, что я трачу слишком много денег.
Глаза Скарлетт расширились.
– Однако я решила, что в этом нет риска остракизма. Чарльстонцы прагматичны, как все старые цивилизации. Мы признаем, что благосостояние желательно, а бедность исключительно неприятна, но бедному полезно иметь богатых друзей. Люди будут считать это непростительным, если я буду подавать ужасное вино вместо шампанского.
Скарлетт нахмурилась. Она плохо понимала, но ровный, спокойный голос миссис Батлер говорил ей, что все в порядке.
– Может, мы были более заметными, – говорила Элеонора, – но в данный момент никто не может позволить осуждать нас, если Розмари решит выйти замуж за сына, брата или кузена семьи.
– Мама, ты бесстыдно цинична, – засмеялся Ретт.
Элеонора Батлер просто улыбнулась.
– Над чем вы смеетесь? – спросила Розмари, открывая дверь. Ее глаза быстро пробежали с Ретта на Скарлетт и обратно.
– Я услышала твое гоготание еще на полпути сюда, Ретт. Над чем вы смеялись?
– Мама была циничной, – сказал он.
Они переглянулись с Розмари, как конспираторы. Скарлетт почувствовала себя отстраненной, и она повернулась спиной к ним.
– Можно, я посижу немного с вами, миссис Элеонора? Я хочу спросить вашего совета, что надеть на бал.
Элеонора Батлер вдруг увидела, как рот Скарлетт раскрылся от удивления, а ее глаза засверкали от возбуждения. Элеонора посмотрела себе через плечо, надеясь увидеть, что же удивило Скарлетт.
Скарлетт смотрела в одну точку, но она ничего не видела: она была ослеплена мыслью, которая только что осенила ее.
«Ревность! Какой же я была дурой! Конечно, именно это. Это объясняет все. Почему я так долго не могла додуматься? Ретт практически ткнул меня носом в нее, когда намекнул на название реки Эшли. Он все еще ревнует к Эшли. Он все время сумасшедше ревновал к Эшли, вот почему он так желал меня. Все, что мне надо сделать, – это заставить его снова ревновать. Не к Эшли! Нет, я найду кого-нибудь еще, кого-нибудь здесь» в Чарльстоне. Это будет не трудно. Сезон начинается через шесть дней, и начнутся вечеринки, балы и танцы. Чарльстон может быть шикарным, снобистским, но мужчины не меняются с географией. У меня будет целая свита кавалеров, шатающихся за мной после первой же вечеринки. Я едва могу дождаться этого.
После воскресного обеда вся семья пошла в Конфедератский дом, неся корзины зеленых веток с плантации и два торта миссис Элеоноры. Скарлетт почти танцевала, раскручивая свою корзинку и напевая рождественскую песенку. Ее веселость была заразительна, и скоро все четверо распевали песни перед домами на их пути.
– Входите, – кричали хозяева каждого дома.
– Пойдемте с нами, – предлагала миссис Батлер, – мы идем украшать Конфедератский дом.
Уже набралось более дюжины добровольных помощников, когда они подошли к старому дому на Брод-стрит.
Миссис Элеонора вытащила сахарное печенье, которое принесла для сирот. Две вдовы поспешно усадили сирот вокруг стола.
– Теперь мы можем спокойно развесить зелень, – сказала миссис Батлер. – Ретт, ты будешь работать на лесенке, пожалуйста.
Скарлетт уселась рядом с Анной Хэмптон. Ей Нравилось быть очень милой с этой робкой молодой девушкой, так как Анна была так похожа на Мелани. Анна тоже ее обожала. Ее мягкий голос оживлялся, когда она восхищалась волосами Скарлетт.
– Это чудесно иметь такие темные волосы, – сказала она. – Они как черный шелк.
Когда с украшениями было покончено и высокие комнаты наполнились запахом смолы и сосновых веток, дети стали петь веселые песенки. «Как бы все это понравилось Мелли, – подумала Скарлетт, – Мелли так любила детей». На мгновение Скарлетт почувствовала себя виноватой, так как не послала рождественских подарков Уэйду И Элле.
– Как это было весело! – говорила она, когда они ушли из Дома. – Я люблю канун Рождества.
– Я тоже, – сказала Элеонора. – Это хорошая передышка перед Сезоном. Бедные солдаты-янки будут сидеть у нас на шее. Их полковник не может нам простить того, что мы нарушили комендантский час.
Она хихикнула, как девочка.
– Как это было весело!
– Мама, – сказала Розмари. – Как ты можешь звать этих мерзавцев в голубых формах «бедными» янки?
– Они бы с большим удовольствием провели эти праздники в кругу своей семьи, нежели изводить нас здесь. Я думаю, они стыдятся.
Ретт усмехнулся.
– Ты и твои загадочные подруги приготовили что-то для них, готов поспорить.
– Только если нас вынудят на это. – Миссис Батлер снова хихикнула. – Мы считаем, что сегодня все так тихо только потому, что их полковник слишком набожный, чтобы приказать действовать в святое воскресение. Завтра он нам покажет. В старые времена они утомляли нас тем, что обыскивали наши корзинки, когда мы возвращались с рынка. Если они попробуют это снова, то будут опускать свои руки во что-то интересное под зеленым луком и рисом.
– Внутренности? – попыталась догадаться Розмари.
– Битые яйца? – предположила Скарлетт.
– Порошок, вызывающий зуд? – гадал Ретт.
Мисс Элеонора хихикнула в третий раз.
– И еще некоторые другие вещи, – самодовольно сказала она. – Мы разработали определенную тактику в те времена. Спорю, многие из солдат еще ни разу не слышали о ядовитом сумраке. Мне не хочется быть столь немилосердной с христианами, но они должны узнать, что мы перестали бояться их.
– Хотела б я, чтобы Росс был здесь, – сказала она резко, без смеха. – Когда, ты считаешь, будет безопасно для твоего брата приехать домой, Ретт?
– Это зависит от того, как быстро вы укажете место янки, мама. Обязательно ко времени святой Сесилии.
– Тогда все в порядке. Не важно, если он пропустит все остальное, но попадет на Бал. – В голосе мисс Элеоноры Скарлетт могла расслышать заглавную букву «Б».
Неожиданно для Скарлетт время до начала Сезона пролетело так быстро, что она едва заметила его. Самым веселым событием была битва с янки. В понедельник рынок звенел от хохота, когда чарльстонские дамы готовили корзинки с собственным оружием.
На следующий день солдаты были осторожней, они надели перчатки.
– У меня была коробка с сажей с открытой крышкой в моих покупках, – сказала Салли Брютон во время партии в вист. – А что у тебя?
– Перец. Я до смерти боялась, что начну чихать и выдам ловушку…
Новый порядок нормирования был издан недавно, и чарльстонские леди теперь играли на кофе, а не на деньги.
– Сделка, – сказала она, – мне везет. Всего несколько дней, и она пойдет на бал, будет танцевать с Реттом. Он сторонился ее сейчас, устраивая так, чтоб они не оставались вдвоем, но на танцевальной площадке они будут вместе.
Скарлетт приложила белые камелии, которые прислал ей Ретт, к завиткам волос на затылке, затем посмотрелась в зеркало.
– Это выглядит, как жир на колбасе, – сказала она с отвращением.
– Панси, тебе придется изменить мою прическу. Собери волосы наверх.
Она может приколоть цветы между волнами, это будет неплохо. Ах, почему Ретт говорит, что цветы со старой плантации должны быть единственным украшением? Мало того, что ее бальное платье было таким немодным. Она рассчитывала на свой жемчуг и бриллиантовые сережки.
– Тебе не надо прочесывать дырку у меня в голове, – заворчала она на Панси.
– Да, мэм. – Панси продолжала расчесывать длинную темную массу волос широкими движениями, уничтожая кудри, на которые Пришлось потратить так много времени.
Скарлетт смотрела на свое изображение. Да, так намного лучше. Ее шея слишком красива, чтобы закрывать ее. Намного лучше зачесывать волосы наверх: ее сережки будут лучше выделяться. Она наденет их, чтобы там ни говорил Ретт. Она должна быть ослепительной, она должна покорить всех мужчин на балу, по крайней мере нескольких. Это заставит Ретта призадуматься.
Она надела сережки. Вот! Качнула головой, наслаждаясь эффектом.
Слава Богу. Розмари отклонила ее предложение одолжить ей Панси на вечер. Хотя почему Розмари не использовала шанс, было загадкой. Она наверняка соберет свои волосы в тот же самый девственный пучок, как она всегда делает. Скарлетт улыбнулась. Она представила себя входящей в бальную залу вместе с сестрой Ретта. Это только подчеркнет, насколько она симпатичнее.
– Так хорошо, Панси, – сказала она в хорошем настроении. Ее волосы сверкали, как воронье крыло. Белые цветы будут действительно ей очень к лицу.
– Дай мне немного заколок для волос.
Через полчаса Скарлетт была готова. Она в последний раз взглянула в зеркало. Темно-голубое шелковое платье мерцало в отблесках света от лампы и подчеркивало белизну ее напудренных плеч и шеи. Ее бриллианты ослепительно сверкали, ее веселые глаза – тоже. Черная вельветовая лента окаймляла шлейф ее платья, а большой бант красовался у нее на груди, подчеркивая крохотную талию. Ее бальные туфельки были сделаны из голубого вельвета с черными шнурками, а узкая лента черного вельвета была привязана вокруг ее шеи и запястий. Белые камелии, связанные черными вельветовыми бантами, были приколоты к ее плечам. Она еще никогда не была такой миленькой.
Первый для Скарлетт бал в Чарльстоне был полон сюрпризов. Все было не так, как она ожидала. Вначале сказали, что ей придется надеть ботинки вместо туфелек: они пойдут на бал пешком. Она бы наняла извозчика, если бы знала это, она не могла поверить, что Ретт этого не сделал. Не помогло и то, что у нее не было сумочки для туфель, в которой Панси должна была нести их. Почему никто не сказал, что ей потребуется это дурацкое чарльстонское приспособление?
– Мы не подумали об этом, – сказала Розмари. – У каждого есть сумочка для туфель.
У каждого в Чарльстоне, но не в Атланте. Там люди не ходят пешком на балы. Счастливое предвкушение ее первого чарльстонского бала стало меняться в напряженное опасение. Что еще будет по-другому?
Все, как выяснила она. Чарльстон выработал формальности и ритуалы за долгие годы своей истории, которые были незнакомы в кипучей, полупограничной жизни Северной Джорджии. Даже когда падение Конфедерации обрубило расточительное благосостояние, ритуалы выжили.
В бальной комнате наверху дома Вентворфов каждый должен был стоять в очереди на лестнице, чтобы войти в комнату и пожать руки, пробормотав что-то Минни Вентворф, затем ее супругу, их сыну, жене сына, мужу их дочери, самой дочери, их замужней дочери. В то время, как играла музыка и приехавшие раньше уже танцевали, ноги Скарлетт просто ныли от желания танцевать.
«В Джорджии, – нетерпеливо думала она, – хозяева выходят встречать гостей. Они не заставляют их ждать в таких очередях».
Когда она уже собиралась войти следом за миссис Батлер в комнату, напыщенный слуга предложил ей поднос. Кипа сложенных бумажек лежала на нем, маленькие книжечки, стянутые голубой ленточкой с маленьким карандашиком, висящим на ней. Карточки танцев? Это, должно быть, танцевальные карточки. Скарлетт слышала разговоры Мамушки о балах в Саванне, когда Эллин О'Хара была девушкой, но она никогда не могла поверить, что вечеринки были такими спокойными, что девушка заглядывала в свою книжку, чтобы посмотреть, с кем она должна была танцевать. Да, тарлтонские близнецы и ребята Фонтейны надорвали бы бока от смеха, скажи им кто, что им надо будет записывать свои имена на крохотных бумажках маленькими карандашиками, такими изящными, что они могли бы сломаться в настоящих мужских руках!
Да, она хочет! Она будет танцевать и с самим дьяволом с хвостом и рогами, лишь бы только танцевать. Казалось, будто прошло десять лет после бала-маскарада в Атланте.
– Я так счастлива находиться здесь, – сказала Скарлетт Минни, и ее голос задрожал от искренности. Она улыбнулась всем Вентворфам по очереди. Наконец она преодолела эту преграду. Она повернулась в сторону танцующих, ее ноги уже двигались в такт музыке. Ах, это так красиво, так неизвестно и в то же время знакомо, как сон. Освещенная свечами комната вся жила музыкой, красками и шуршанием юбок. Вдоль стен на хрупких позолоченных стульях сидели престарелые дамы, перешептываясь за своими веерами: о молодых людях, которые танцевали, слишком прижавшись друг к другу, о последней ужасной истории, о чьей-то дочери, о затянувшихся родах, о скандалах их лучших друзей. Официанты в парадных костюмах переходили от группы к группе мужчин и женщин, обнося их серебряными подносами с наполненными бокалами и замороженным желе в чашках. Слышался шум возбужденных голосов, прерываемый смехом, старый, как век, шум удачливых людей, наслаждающихся собой. Казалось, что старый мир, красивый, беззаботный мир их юности все еще существовал, что ничего не менялось и что не было войны.
Ее острый взгляд заметил облупившуюся краску на стенах, выбоины в полу под толстым слоем воска, но она отказывалась это видеть. Лучше предаться иллюзии, забыть войну и патрули на улице. Здесь была музыка и танцы, Ретт обещал быть с ней ласковым. Ничего больше и не надо.
