Текст книги "Скарлетт"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 58 страниц)
Глава 76
Одевшись по последней моде, Скарлетт верхом отправилась на охоту в усадьбу Джона Морланда.
Сопровождали ее два конюха, которые вели за собой Луну и новую охотничью лошадь Скарлетт – Комету. У Скарлетт имелись все основания быть довольной собой; полы ее нового костюма для верховой езды свободно спадали на не менее новое седло. Ей пришлось выдержать настоящий бой с миссис Симе (Скарлетт была похожа в тот момент на разъяренную тигрицу), из которого она вышла безоговорочной победительницей. Никаких корсетов – и точка. Шарлотта была потрясена.
Никто никогда, любила она повторять, не выходил победителем в словесной дуэли с Дэйзи Симе. «Никто, кроме меня, – подумала тогда Скарлетт. – Да и тебя, голубушка, я сумела переубедить».
– Охотничья угодья Барта Морланда, – не лучшее место, чтобы впервые предстать перед глазами ирландского высшего общества, наставляла Шарлотта упрямицу Скарлетт; Барт, конечно, человек безукоризненный во всех отношениях. Денег, правда, у него не так чтобы уж и много, но все равно он самый желанный жених в округе. Хозяйство Морланда – небольшое; за завтраком гостям прислуживают переодетые в лакейские ливреи конюхи. Да…
А ведь у нее, Шарлотты, для Скарлетт имелось гораздо более заманчивое приглашение. Вот уж где та могла предстать во всем блеске! А с поездкой к Морланду можно было бы и повременить.
«А я хочу поехать к Барту и поеду, – говорила Скарлетт безапелляционным тоном. – Барт – мой друг». Она без устали повторяла, что Барт ее хороший друг – и Шарлотта сдалась.
Правда, не только этим объяснялась настойчивость Скарлетт. Молодой женщине необходимо было побыть там, где она хотя бы на время сможет почувствовать себя спокойной и уютно. Мысль о том, что в скором времени ей придется очутиться в высшем свете, больше пугала ее, нежели доставляла удовольствие. В последние дни Скарлетт все чаще вспоминались слова Мамушки, сказавшей как-то, что она похожа на «упрямого осла в конской упряжи». Скарлетт вновь вспомнила эту фразу, когда в дом прибыли платья от миссис Симе, сделанные по парижским выкройкам. Она представляла себе, как на первом же шикарном приеме, где ей доведется присутствовать, сотни лордов, знатных дам, графов и баронесс, глядя ей в спину, будут шепотом повторять: «Посмотрите: точь-в-точь осел в конской упряжи».
– Рада вас видеть, Барт.
– Взаимно, дорогая Скарлетт. Смотрите: по-моему. Луне просто не терпится прямо сейчас отправиться на охоту. Давайте пройдем в дом – я вас познакомлю с моим гостем. Большая знаменитость, скажу вам! Я чертовски горжусь его посещением.
Скарлетт с улыбкой проследовала за членом парламента от графства Мит. «А Барт красив», – подумала она, хотя раньше ей никогда не нравились мужчины с бородой. Даже с такой аккуратной и ухоженной, как у этого гостя – мистера Парнелла. Ей приходилось слышать его имя раньше – ах, да, еще тогда, за завтраком у Барта. Теперь она вспомнила: Колум как-то рассказывал, как он ненавидит человека по имени Парнелл. Ей надо быть внимательной: она должна потом все-все рассказать Колуму об этой встрече. Но это – потом. После охоты. Ее Луна вон как возбужден! Охота так охота!
– Ну, Колум, ну почему ты такой упрямый! Первоначальный настрой Скарлетт на подробный рассказ о своих впечатлениях от мистера Парнелла очень быстро исчез, уступив место плохо скрываемому раздражению.
– Признайся, ведь ты ни разу не удосужился спокойно, без эмоций послушать, что этот человек все-таки говорит. Я, в отличие от тебя, слушала его – он просто чудо, поверь мне, окружающие ловили буквально каждое сказанное им слово. А хочет он того же, о чем мечтаешь ты: Ирландия для ирландцев, никаких выселении, долой лендлордов… Ну чего тебе еще нужно?
Терпению Колума пришел конец.
– Не будь же ты такой наивной дурой! Ты что, разве не знаешь, что этот твой Парнелл – сам лендлорд? И, вдобавок ко всему, протестант. Образование, между прочим, он получил в Англии, в Оксфордском университете. Да не печется он о справедливости! Голоса избирателей – вот что ему нужно. Это же прожженный политик. Признайся: тебя пленила его нарочитая серьезность и приятная внешность. Утверждения, что он сторонник Гомруля, сродни деревянной палке, которой размахивают, посылая проклятия на головы англичан, или морковке, которой подманивают бедного глупого ирландского ослика.
– С тобой невозможно говорить! А вот скажи, почему же он тогда заявил, что поддерживает фениев?
Колум схватил Скарлетт за руку:
– Что ты сказала?
– Ничего, – она выдернула руку. – Ты держишь меня за дурочку, читаешь мне нотации, а я не такая глупая, как тебе кажется. Я многое понимаю. Зачем, скажи на милость, тайком ввозить оружие и развязывать войну, когда можно достигнуть желаемого и без этого? Я знаю о войне не понаслышке: группа горячих голов в Америке начала ее, руководствуясь высокими моральными соображениями, а что в итоге? Я всего лишилась, потеряла многих близких мне людей. За что такая кара? А теперь послушай меня, Колум ОаХара. Я уверена, что можно вернуть Ирландию ирландцам без крови и огня. Умоляю, никаких больше денег для Стивена на покупку оружия! Ты слышишь меня? Я не хочу, чтобы все эти ружья тайно хранились в городе, в котором я живу. Пускай их увезут из церкви! Мне наплевать, как ты с ними поступишь: бросишь их в болото или куда-нибудь еще. Только избавь меня от них. Немедленно!
– И избавь меня от тебя, ты это хотела сказать?
– Ну, если тебе так хочется, тогда…
Глаза Скарлетт наполнились слезами.
– Боже, что я говорю? А ты? О, Колум, не делай этого! Ты мой лучший друг. Ты… как брат мне. Колум, миленький, не будь же таким упрямым! Я не хочу воевать!
Слезы, стоявшие в глазах женщины, полились обильным потоком. Колум взял ее за руку, крепко сжал.
– Ох уж этот несносный наш ирландский характер! Это он заставляет нас злиться и кричать друг на друга. Прости меня, «арун».
– А что это означает – «арун»? – спросила Скарлетт, все еще всхлипывая.
– Это значит «дорогая», «любимая». По-ирландски ты для меня Скарлетт – арун».
– Звучит красиво.
– Раз тебе нравится, я буду всегда так тебя называть.
– Тебе не удастся меня околдовать, Колум. Может быть, птички на деревьях и заслушались твоими сладкими словами, а я ничего не-забыла. Обещай мне, что ты избавишься от оружия. Я ведь не уговариваю тебя голосовать за Чарльза Парнелла. Просто дай мне слово, что из-за тебя не начнется война.
– Я обещаю тебе, Скарлетт – арун».
– Спасибо, милый. Я чувствую себя уже гораздо спокойней. А теперь мне надо идти. Впрочем, может, ты пообедаешь со мной в той моей комнате, где кажется, что за окном все время утро, хотя сейчас уже вечер.
– Увы, я занят, Скарлетт – арун». Я жду гостя, моего друга.
– Так приходите вдвоем. Нашему чудесному повару, способному накормить всю эту ораву слуг, неожиданно свалившихся на мою голову, не составит труда приготовить хороший обед для тебя и твоего друга.
– Нет, «арун», не сегодня. Как-нибудь в следующий раз.
Скарлетт и не настаивала. Она добилась, чего хотела. Перед тем как отправиться домой, она проследовала в маленькую часовенку к отцу Флинну на исповедь. В своей исповеди она говорила не только о том, что сорвалась в разговоре с Колумом. Гораздо более серьезный грех лежал тяжким грузом на ее сердце. Кровь начинала стыть у нее в жилах, когда Скарлетт вспоминала, как поблагодарила Бога за хорошую весть, узнав от Джона Морланда, что ребенок Ретта умер.
Вскоре после ухода Скарлетт в исповедальню вошел Колум О'Хара. Да, большой грех – ведь он солгал ей, сказав, что не будет иметь дела с оружием. После покаяния Колум отправился в арсенал, устроенный заговорщиками в англиканской церкви, чтобы убедиться, что оружие надежно спрятано. Он боялся, что Скарлетт будет искать его.
Шарлотта Монтагю и Скарлетт уехали на неделю в гости. Там впервые Скарлетт предстала перед светским ирландским обществом: до этого на публике она присутствовала лишь однажды – на воскресной мессе. Скарлетт не хотелось расставаться с Кэт на целых семь дней, но, с другой стороны, день рождения Кэт с большим количеством приглашенных на торжество был совсем недавно. Миссис Фиц все еще ходила поджав губы, проклиная в душе детей, которые здорово поцарапали в бальном зале дорогой паркет. Так что вряд ли Кэт успела соскучиться по ней. Кэт была хоть и маленькая, но весьма деловая девочка: она любила прохаживаться по дому, оценивающе разглядывая новую обстановку комнат и новых слуг.
Скарлетт и Шарлотта со своей служанкой Эванс отправились на железнодорожную станцию в Триме в элегантной четырехместной карете Скарлетт. Усадьба, в которую они ехали, находилась в графстве Монахан – слишком далеко, чтобы ехать в экипаже. Скарлетт пребывала скорее в состоянии легкого возбуждения, нежели нервничала. Поехать сначала к Джону Морланду – это была отличная мысль. Шарлотте приходилось волноваться за двоих, хотя она и не подавала вида. Будущее Скарлетт в высшем свете зависит от того, насколько благоприятное впечатление она сможет произвести на окружающих в течение этой недели. Впрочем, и ее, Шарлотты, будущее тоже. Она бросила взгляд на Скарлетт. Как же она потрясающе выглядит в своем зеленом дорожном платье из ангорки! А ее глаза – такие выразительные и запоминающиеся – просто дар божий! А эта изящная, стройная фигурка, не затянутая в корсет, – сколько мужских сердец учащенно забьется, сколько злых женских язычков начнут перемалывать новенькой косточки! Скарлетт выглядела именно так, как Шарлотта всегда хотела, чтобы выглядела ее близкая подруга: красивая, средних лет американская вдова, обаятельная женщина, отличающаяся той свежестью, которая обычно присуща жителям отдаленных колоний. Может, немножко грубовата, но это даже забавно. Романтическая натура, что, как правило, отличает иностранцев ирландского происхождения. Весьма, а может быть, просто сказочно богата, что дает возможность ощущать себя абсолютно свободным человеком. Хорошо воспитана – сказывается наличие крови старой французской аристократической фамилии, но при этом решительная, полная бьющей через край жизненной энергии – истинно американские черты. Непредсказуема, но с хорошими манерами. Несколько наивна, однако жизненного опыта не занимать. В общем и целом – увлекательное и занятное дополнение к кругу людей, все или почти все знающих друг о друге и радующихся, если предоставляется возможность поговорить о ком-нибудь новом, не из их круга.
– Как по-твоему, может, мне стоит еще раз назвать тебе имена возможных гостей? – озабоченно спросила Шарлотта.
– Умоляю тебя, Шарлотта, дорогая, не надо больше. Все равно я никого не запомню. Самый важный из всех – герцог, затем следует маркиз, за ним идет граф, потом все эти виконты, бароны, баронеты… Я могу говорить всем мужчинам «сэр», как и на Юге; обращения «милорд», «ваша светлость» здесь не приняты, но я ни в коем случае не должна называть даму «мадам», как обращаются у нас в Америке, Потому что здесь так обращаются только к королеве Виктории, а уж она-то точно не ожидается там, куда мы едем. И пока меня специально не попросят обращаться по имени, я должна продолжать улыбаться и никого никак не называть. Даже «мистер» и «мисс» нельзя говорить, пока не убедишься, что все это просто смешно. Почему не назвать собеседника «глубокоуважаемый», наконец?
Шарлотту внутри всю передернуло. Слишком уже самоуверенна и легкомысленна Скарлетт.
– Обрати внимание, Скарлетт. Среди приглашенных есть люди, не имеющие титулов, но от этого не менее уважаемые, чем герцоги некоролевских кровей. Представители семейств Хербетов, Берков, Кларков, Лефроев, Бленнерхассеттов…
Скарлетт прыснула. Шарлотта замолчала.
– Эх, будь что будет, – махнула она рукой.
Дом, в котором оказались женщины, являл собой архитектурное сооружение внушительных размеров с типичными чертами готического стиля – многочисленными башнями и башенками, высокими окнами из цветного стекла, напоминавшими окна соборов, коридорами длиной более ста ярдов. Скарлетт даже поежилась, когда все это увидела. Ее уверенность в себе едва не угасла. «Ты же О'Хара», – тут же напомнила она сама себе и бодро направилась к каменным ступенькам парадного входа. Ее гордо поднятый подбородок как бы предупреждал окружающих: эта женщина шутить с собой не позволит.
…В день приезда на ужине она улыбалась той улыбкой, которая адресуется всем присутствующим – даже лакею, замершему за ее стулом с высокой спинкой. Кушанья подавались отменные, пища была обильной, стол был накрыт с большим вкусом, но Скарлетт едва дотронулась до еды. Сорок восемь человек сидели за столом, и все сорок восемь жаждали поговорить с ней, Скарлетт буквально купалась в лучах восхищения, исходившего от каждого в зале.
– …А под Новый год мне приходилось стучаться в каждый дом в городе, входить, выходить, снова входить и везде выпивать по чашечке чая. Для меня по-прежнему загадка, как это я не стала такой же желтой, как китаянка, выпив в этой удивительной стране такое количество чая, – весело рассказывала она человеку слева от себя, а тот, затаив дыхание, слушал историю странствий госпожи О'Хара.
Пока хозяйка убирала со стола и готовила его к карточным играм, Скарлетт занимала отставного генерала справа от себя подробным, с массой деталей рассказом об осаде Атланты. Южный акцент Скарлетт совершенно не соответствовал представлению собравшихся об американской речи, говорили они потом всем, кто был готов их слушать. А вообще эта американка – чертовски умная женщина.
И «чертовски привлекательная», надо сказать. Бывшее обручальное кольцо с роскошным бриллиантом и не менее красивым изумрудом, подаренное ей Реттом, блестело и переливалось, притягивая взоры, на чуть более, чем принято, открытой груди Скарлетт. Шарлотта распорядилась переделать его в изящную подвеску, и теперь Скарлетт носила его на золотой цепочке, такой тонкой, что Делало ее почти невидимой.
После ужина Скарлетт играла в вист – здесь она была известная мастерица. Ее партнерша выиграла столько, что с лихвой хватило компенсировать проигрыши, которые у нее были на трех предыдущих званых вечерах. С этого момента Скарлетт стала желанным карточным компаньоном как для дам, так и для представителей сильного пола.
А на следующее утро все отправились на охоту. И в седле, на лошади, которую ей предоставили хозяева усадьбы, Скарлетт не растерялась, показав себя опытной и бесстрашной наездницей. Ее успех был предопределен – ничто так не ценится у англо-ирландской знати, как умение хорошо сидеть в седле.
Шарлотте Монтагю надо было быть всегда настороже, чтобы не выглядеть кошкой, которая довольно облизывается после большой тарелки густой сметаны.
– Ты довольна поездкой? – спросила она Скарлетт, когда они возвращались домой в Баллихару.
– Я наслаждалась каждой минутой! Как я тебе благодарна за это приглашение, дорогая Шарлотта! Все было просто замечательно. А какая чудесная идея оставлять пирожные перед спальней гостей! Мне перед сном всегда так хочется есть, да, наверное, и не только мне.
Шарлотта смеялась, пока у нее на глазах не выступили слезы. Скарлетт надулась:
– Не понимаю, что смешного в том, что у меня такой здоровый аппетит. Карты продолжались за полночь, и после ужина было достаточно времени, чтобы проголодаться.
Вдоволь насмеявшись, Шарлотта стала объяснять. В домах, куда приглашаются люди с утонченными манерами, принято ставить в коридоре перед комнатой дамы блюдо с пирожными. Исчезновение блюда является сигналом для обожателей: дама принимает ухаживания и приглашает мужчину войти к себе в спальню.
Скарлетт покраснела:
– Боже мой, Шарлотта, я съела все до единого! Что должны были подумать горничные?
– Не только горничные, Скарлетт. Все, должно быть, до сих пор гадают, кто тот счастливчик или счастливчики. Ведь ни один человек не признается. В противном случае его просто не будут считать джентльменом.
– Я от стыда не могу смотреть теперь всем этим людям в глаза. Какой скандал, какая гадость! А они мне казались все такими милыми!
– Но, дитя мое дорогое, порядочные люди как раз и придумывают такие штучки. Все знакомы с правилами, но никто им не следует. Люди получают от этого удовольствие, но чаще всего оставляют все в тайне.
Скарлетт хотела было возразить: там, откуда она приехала, все люди честные и порядочные, но вовремя вспомнила Салли Брютон из Чарльстона, которая говорила о «развлечениях» и «свободном поведении» так, словно супружеская неверность и неразборчивость в знакомствах были обычным явлением.
По лицу Шарлотты Монтагю гуляла довольная улыбка. Если чего-то и не хватало, чтобы о Скарлетт О'Хара стали слагать легенды, так это эпизода с пирожными. Отныне за ней укрепится репутация милой провинциалки с хорошими манерами, в меру утонченной.
Шарлотта стала высчитывать, когда же наконец она сможет покончить с этими до смерти надоевшими светскими раутами. Еще месяц-другой – и потом ее уже ничем не заставишь окунуться в скуку всех эти модных вечеринок.
– Я распоряжусь, чтобы тебе каждый день доставляли «Айриш Тайме», – сказала она Скарлетт. – Нужно, чтобы ты изучала там буквально каждое слово. Любой, с кем тебе доведется встретиться в Дублине, будет считать само собой разумеющимся, что ты в курсе последних новостей.
– Дублин? Ты мне раньше не говорила, что мы отправляемся в Дублин.
– Разве? А мне казалось, что я говорила. Тогда прошу прощения, Скарлетт. Дублин – это центр всего, тебе там наверняка понравится. Это настоящий большой город, а не какая-нибудь разросшаяся деревня, вроде Дрозды или Голвея. А дублинский замок – одно из самых удивительных сооружений, которые мне доводилось видеть.
– Замок? Настоящий? И не разрушенный? Не знала, что такой существует. А что, в нем живет Королева?
– Нет, благодарение Богу. Королева – мудрый правитель, но ужасно скучная женщина. А в замке живет представитель Ее Величества – вице-король. Тебя представят ему и вице-королеве в тронном зале…
И миссис Монтагю нарисовала такую картину блеска и великолепия, которые ожидают О'Хара, что образ чарльстонской святой Сесилии изрядно потускнел в глазах Скарлетт. Она неожиданно осознала, что всем сердцем стремится к успеху у дублинского общества. «Это поставит Ретта Батлера наместо», – подумала она. И он перестанет что-либо для нее значить.
А Шарлотта в это время думала, что больше нет смысла скрывать заманчивые перспективы, открывающиеся для Скарлетт. После такого успеха на прошлой неделе приглашение обязательно придет. И теперь я наверняка не потеряю больше ни пенни с задатка, внесенного за номер-люкс в «Шелбурне», который я заказала на весь сезон, как только в прошлом году получила письмо от Скарлетт.
– Где ты, моя маленькая Кэт? – с этими словами Скарлетт вбежала в дом. – Мамочка вернулась, солнышко!
Она провела в поисках добрых полчаса, прежде чем обнаружила Кэт в конюшне, сидящую верхом на Луне. Скарлетт даже испугалась, глядя на дочку: такой крошечной она казалась по сравнению с могучей лошадью. Вполголоса, чтобы не испугать Луну, Скарлетт позвала Кэт:
– Иди скорее и обними свою мамочку.
Ее сердце заколотилось от с раха, когда несносный ребенок лихо спрыгнул с конской спины на солому в опасной близости от внушительного размера копыта с металлической подковой. На мгновение Кэт пропала из виду, как вдруг в следующий момент ее смуглое личико возникло над калиткой стойла: она вскарабкивалась на нее, не догадываясь, что можно просто взять и распахнуть ее. Скарлетт опустилась на колени, заключив ее в свои объятия:
– Ты себе не представляешь, мой ангел, как я по тебе скучала. А ты скучала по мамочке?
– Да.
Кэт выскользнула из ее рук. «По крайней мере, она скучала по мне, – подумала Скарлетт. – Она никогда раньше этого не говорила». Скарлетт поднялась с колен, когда горячая волна всепоглощающей любви к Кэт сменилась чувством немого обожания – ее нормальным состоянием.
– Я не знала, что тебе нравятся лошади, котенок Кэт.
– Нравятся. Я люблю животных.
Скарлетт заставила себя говорить бодро.
– Хочешь, я тебе куплю пони? У тебя будет своя собственная маленькая лошадка – как раз для такой крохи, как ты.
«Надо постараться не думать о Бонни. Я поклялась тогда, что не буду держать Кэт под стеклянным колпаком, потому что так я потеряла Бонни. Сразу же после рождения Кэт я сказала себе, что не буду мешать ей быть самой собой, ограничивать ее свободу. Пусть растет, резвится, как вольная пташка. Я не представляла, что это окажется таким сложным – мне хочется защитить ее, заслонить от возможной опасности. Нет, нельзя нарушать свою клятву. Я верю, что поступаю правильно. У Кэт будет пони, если она того захочет, а я буду стоять неподалеку, смотреть, и сердце мое будет готово выскочить из груди от страха за нее. Я слишком люблю ее, чтобы в чем-то ограничивать».
Скарлетт не подозревала, что в ее отсутствие Кэт, не сказав никому ни слова, отправилась путешествовать по городку. Теперь, когда ей исполнилось три года, у нее появилась потребность в общении с другими детьми. Кэт хотелось поиграть с кем-нибудь ее возраста. Она надеялась встретить своих ровесников, которых родители приводили к ней на день рождения. Как-то она увидела группку из четырех ребят, игравших посреди широкой улицы. Когда Кэт приблизилась к ним, те в страхе пустились наутек. Двое, отбежав на безопасное, с их точки зрения, расстояние, стали кидать в нее камни. «Кальек! Кальек!» – кричали они. Кельтское слово «кальек» – ведьма они скорее всего узнали от своих матерей.
Кэт взглянула на мать:
– Да, я хочу пони.
«Они бросаются камнями», – хотела она добавить и рассказать матери про мальчишек и про то слово, которым ее обзывали. Кэт нравилось узнавать новые слова. Но это ей не пришлось по душе. Она не будет спрашивать.
– Я хочу пони сегодня, – сказала она.
– Сегодня я уже вряд ли смогу найти тебе пони, моя крошка. Я поищу завтра, хорошо? Обещаю тебе. Пошли в дом, уже пора пить чай.
– А чай с пирожными?
– Обязательно с пирожными, моя прелесть.
Поднявшись в спальню, Скарлетт с наслаждением сбросила с себя дорожное платье, надела свою любимую юбку, блузку и яркие крестьянские чулки из толстой шерсти.
К середине декабря Скарлетт стала ощущать себя пленницей в собственном доме. Она металась в замкнутом пространстве, словно птица в клетке. Она ведь стала забывать, как ей всегда были ненавистны такие короткие пасмурные дождливые зимние дни. Несколько раз Скарлетт собиралась отправиться к Кеннеди, но всякий раз воспоминания о неудачном для нее вечере, на котором были все знатные люди города, останавливали ее – она больше не будет чувствовать себя с ними так же свободно, как прежде. Время от времени Скарлетт немного ездила верхом. В этом не было необходимости, ибо конюхи регулярно выгуливали лошадей. Но ей очень хотелось хоть ненадолго вырваться из четырех стен, в которых она проводила почти все свое время. Даже обжигающе холодный дождь ее не останавливал. Когда же выдавались солнечные деньки, Скарлетт наблюдала, как маленькая Кэт ловко седлала своего лохматого пони шотландской породы, бойко трусившего по замерзшей лужайке возле дома. Скарлетт знала, что повреждается дерн, и весной это неизбежно скажется, но Кэт угомонить было невозможно – просто вся в мать. Попытки Скарлетт уговорить Кэт поиграть в доме, даже в конюшне, чаще всего заканчивались ничем.
В канун Рождества Кэт зажгла свечку с изображением Христа во младенчестве, а потом все свечи, до которых она могла дотянуться, на рождественской елке. Затем Колум поднял ее, чтобы она смогла зажечь и все остальные.
– Какой чудной обычай у англичан, – заметил он. – Так можно и весь дом спалить.
Скарлетт посмотрела на горящие свечи и висящие на елке красивые украшения.
– Я думаю, что все это очень мило, пусть даже этот обычай ввела королева Англии. Кстати, я укрепила веточки остролиста на всех окнах и дверях. Все кругом ирландское, кроме этой комнаты, Колум. Не будь брюзгой.
Колум рассмеялся.
– А ты, Кэт О'Хара? Неужели ты тоже считаешь, что твой крестный – брюзга?
– Ага, сегодня ты такой, – ответила Кэт.
Колум засмеялся еще веселей.
– Что ж, устами младенца… Сам виноват – напросился.
Когда Кэт заснула. Колум помог Скарлетт достать припрятанный для девочки рождественский подарок. Это был игрушечный пони-качалка размером с настоящего.
Когда на следующее утро Кэт увидела игрушечного конька, она пренебрежительно протянула:
– У-у-у, неживой.
– Это тебе, дочка, чтобы ты могла играть в плохую погоду дома.
Кэт залезла на пони и начала качаться. Она решила, что для Ненастоящей лошадки он совсем даже ничего.
Скарлетт облегченно вздохнула. Теперь она не будет чувствовать себя такой виноватой перед Кэт, когда поедет в Дублин. Там на следующий день после Нового года Скарлетт должна будет встретиться в отеле с Шарлоттой.
