Текст книги "Наследники Раскола"

Автор книги: Александра Герасимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

15.

– Там какой-то дяденька! – глаза Пунечки были круглыми и испуганными.

С огорода по направлению к дому, действительно, шел мужчина. Карина вышла вперед. Человек подошел совсем близко. Вид у него был вполне мирный.

– Простите, я, наверно, напугал вас, юная фрейлейн, – обратился незнакомец к Пуне.

Голос у него был приятный:

– Дело в том, что я заблудился. Много дней плутаю на болотах.

Участок, действительно, был самым крайним.

– Шел, шел, гляжу дачи. И одна из калиток открыта.

Девочки переглянулись – вчера они без спросу ходили за крупной садовой малиной, переползшей за пределы огорода и, наверно, забыли запереть калитку.

– Скажите, пожалуйста, а где я вообще нахожусь? – несколько неожиданно попросил незнакомец.

– Это дом короля Гьергичии, – с достоинством произнесла Шуша.

– А, ну, значит, рыбак рыбака… – флегматично подытожил молодой человек. – Дело в том, что я тоже король. Позвольте представиться. Франк Оливер король Цегенвейский.

Карина взвизгнула и бросилась ему на шею.

– Что вы? Кто вы? – Франк еще пытался отбиваться.

– Мы думали, вы погибли! – вопила Карина. – А вы живы! Срочно возвращайтесь домой!!!

За этой сценой уже некоторое время с крыльца дома наблюдали король Гьергичии и король Эсверии.

– Это – король Цегенвеи! – закричала королева Долесонии.

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – без тени иронии ответствовал Кристофер, спускаясь с крыльца, чтобы пожать руку Франку.

Он был странно мрачен, а Карина, наоборот, вся так и сияла. Делая понятным свой восторг, она раскрыла подлинную суть их Путешествия. И вот уже все пьют чай с яблочным пирогом и обсуждают грядущие события.

– Я ждал вас, – неожиданно сказал король Гьергичии. – Я дружу с королем кира-матиасцев. И он рассказал мне про двух странников, созывающих королей на Битву. Но вы молчали, и мне оставалось только ждать. Наверно, вы не доверяли такой некоролевской обстановке?

Алик обвел рукой стены, обитые лакированной вагонкой и украшенные бумажными картинками.

– Да-да, я понимаю, что все это очень серьезно, – это уже Франк реагировал на идею объединения. – Безусловно, я поведу свой народ на Битву… Вы говорите – она должна состояться третьего марта следующего года… Ну, значит, я успею… Сейчас у меня другие дела…

Говорил он отрывисто, что-то прикидывая прямо по ходу.

– Франк, вам нужно ехать домой! – настаивала Карина.

– Нет-нет, я не могу, – отвечал король цегенвейцев.

Карину так и подмывало все расспросить и все рассказать, но за столом сидели дети.

– Дух захватывает от перспектив, которые открывает объединение, – говорил Алик. – Оно может поставить театр во главе всех искусств, наук и ремесел. Представляете, кирейцы, как профессиональные литераторы, работают над пьесами. Матиасцы-математики и цегенвейцы-физики отвечают за спецэффекты. Ворликийцы-химики – за грим…

Карина и Крис вздрогнули и переглянулись.

– …Синейцы-художники создают декорации и открывают новую эпоху в оформлении сцены. Драдуанцы сочиняют музыку. Хестилотцы дают новую плеяду актеров – ух, хотел бы я их поучить! Гугнеатцы дополнят Систему новыми психологическими методами воздействия на аудиторию. Эсверцы создают препараты, облегчающие переход в измененное состояние сознания – без этого классная игра не возможна…

Посмотрев на вытянувшиеся лица слушателей, Алик засмеялся:

– Не думайте, что я сумасшедший. Просто у меня было время подумать. Я понимаю: всем кажется, что именно их мир окажется главным после объединения, и что суть объединения совсем не в этом. Но… как заманчиво!

Король гьергивичей так непосредственно сказал последнюю фразу, что все засмеялись.

– Правда, может статься, что объединение не даст нам ничего, – продолжал Алик. – Актерство – совершенно особый вид искусства. Художник нарисовал – осталась картина. Музыкант сочинил – остались ноты. Писатель записал – осталась книга. А от сыгранного спектакля ничего не остается!

– Но память… – предположила Карина.

– Память жива, пока живы зрители… Рецензии живут несколько дольше, но они никому не интересны.

– И все равно, из века в век вы ставите новые спектакли, – Карина пыталась понять, к чему клонит король гьергивичей.

Тот вскочил с места:

– Это наше предназначение – чертить знаки на песке! Мы не можем сохранять создаваемое в приемлемых формах. Книги горят только по несчастью, а спектакли «горят» по ходу исполнения. Единственное, что мы можем, – это ставить памятники отыгранным спектаклям как надгробия людям, которых уже никогда не будет.

– Но ведь можно записывать спектакли на видео, – подал голос король Франк.

– Не понимаю, – сказал король Алик, и все уставились на цегенвейца.

Франк охотно принялся рассказывать про особенности видеозаписи, цифровой формат, компьютерную графику. Гьергивичи даже рты раскрыли от изумления, и тут стало видно, как они схожи между собой.

Наконец, король Алик не выдержал:

– А вы позволите, не дожидаясь объединения, поехать в Цегенвею? Видеокамера не решит проблемы театрального искусства, но, вероятно, приведет к созданию нового. Запись сюжета можно вести не за один раз… Проводить съемки в разных уголках страны… Произвольно управлять вниманием зрителя… Монтировать только лучшие кадры…

Скоро все было решено. Франк написал сопроводительное письмо королю Алику и вложил в него весточку родным – возвращаться в Цегенвею он пока не собирался.

– Франк, езжайте домой! – в который раз повторяла Карина, но цегенвеец смотрел на нее уже с досадой.

Вечером того же дня Карина, Кристофер и Франк уезжали из гостеприимного дома правителей Гьергичии.

– Как?! – вдруг переполошился король. – Неужели вы так и не посмотрите на игру великого Алика Манковича? А я уже послал известие, чтобы ждали королевских гостей на следующем представлении!

– К сожалению, нам надо спешить, – извинился Кристофер.

– Но королевские гости, я думаю, все равно могут быть, – заметила Карина, поглядывая на замерших принцесс. Те, смешно вылупив глаза, с трудом сдерживали зарождавшийся вопль.

– Да вы же смотрели этот спектакль восемь раз! – не понимал Алик внучек. – Но если хотите…

– А-а-а!!! – и три девочки повисли на плечах деда.

16.

– Уважаемый Франк, вам, действительно, лучше ехать в Цегенвею. – начал Кристофер. – Ваша невеста неважно себя чувствует… Я думаю, вы знаете, почему… Сейчас особенно важно, чтобы вы были рядом…

– Я не совсем понимаю вас.

Крис немного помедлил, а потом сказал:

– Кримхильда беременна, и у нее тяжелый токсикоз.

– Но почему она мне ничего не сказала?

– Не успела. Вы скрылись так внезапно…

– Да, я получил невероятное письмо и должен был отреагировать немедленно.

– Но почему сейчас, когда прошло столько времени, вы не возвращаетесь?

– Я не решил проблему, из-за которой уехал.

– Франк, если она связана с тем письмом, которое вы получили, то, скорее всего, его писали те, кто решил помешать Битве, уничтожив королей, – подала голос Карина.

– Письмо написал человек… – сказал Франк. – Знакомый и дорогой мне…

– Франк, поверьте! – простонала Карина. – Они все могут подстроить!!!

– И все-таки нет сомнения, что письмо написала юная девушка по имени Сусанна…

– Значит, ее заставили.

– Такие письма нельзя заставить написать.

– Франк!!! – хором начали Карина и Кристофер.

– Хорошо, я дам вам прочитать его, – сказал король цегенвейцев. – И больше не будем к этому возвращаться.

Франк достал из кармана серо-голубой куртки сложенный вчетверо лист. Как и рассказывала Барбара, он был исписан от руки.

«Дорогой Франк, когда ты. прочитаешь это письмо, меня не будет здесь, – начала читать Карина. – Ты не сможешь с удивленной, но как всегда дружеской улыбкой, прийти за разъяснениями. Это было бы слишком мучительно для меня – остаться в том же месте, когда рухнет мир, наполнявший все содержанием. Я уезжаю. Уезжаю навсегда. Но хочу сказать: «Я люблю тебя!»

Карина остановилась и подняла глаза на Франка. Тот молчал, и королева продолжила:

«Я всегда любила тебя. Но сейчас мое чувство дошло до предела. То, что раньше было легко, оказалось тяжело. То, что представлялось невозможным, стало легким. Это письмо будет долгим. Пока я пишу его, я будто говорю с тобой.

Я знаю, ты скептически относишься (или относился) к слову «любовь». Амалия рассказывала, что однажды ты поставил вопрос о том, чтобы говорили друг другу люди, если бы в языке не было глагола «любить». Не знаю про других, а я: «Франк, когда я вижу тебя, в моей душе загорается такая радость, что все вокруг меняется, начинает искриться и сиять. День без самой мимолетной встречи с тобой, прожит зря.

Франк, ты тот человек, без которого я не могу помыслить свою дальнейшую жизнь. Об этом, конечно, еще более негоже говорить юным девам, чем о своей любви (но, сжигая за собой мосты, почему бы не перекопать еще и дороги?) – мне бы хотелось просыпаться на твоем плече, ворошить руками твои темные кудри. Мне с тобой так хорошо!

Мы ведь с тобой так похожи! Все, что я открываю в тебе, есть и во мне. Я люблю тебя, Франк. Люблю!!! Люблю!! Люблю! – но с каждым словом все ближе миг моего отъезда. Я долго не решалась уехать. Я чувствовала, что вдали от тебя мне будет очень плохо. Уезжаю же я потому, что Кримхилъда слишком решительно захотела войти в твою жизнь. Неизвестно кем данной властью она принялась переписывать сценарии судеб. Франк, мы же созданы друг для друга! Неужели ты этого не чувствовал! Никто и никогда не будет тебя любить, как я!!!

Я знаю, что любовь нельзя ни вырвать, ни выпросить, ни вымолить. Я уезжаю. Но если в твоем сердце… Если ты тоже… Я буду ждать тебя 11 числа в Сиреневой долине. Письмо 10-го тебе передаст Гумберт. Но только не приезжай с сочувствием и участием… Я верю в них, но мне нужно другое. Прости, если нарушила твой покой. Я всегда буду помнить о тебе, куда бы ни завела меня дорога. Сила заклятия спала, и я направляюсь в другие миры. Прощай! Или до свидания?

Любящая тебя Сусанна».

Противоречивые чувства переполняли Карину. Она прекрасно понимала, что перед ней образец непростительного юношеского максимализма. Но чувствовала также, что это любовь, настоящая, большая, горячая.

– Так вы, значит, любите ее? – сглотнув, спросила она.

– Нет.

– От подобных посланий никогда не было толка… Но зачем вы поехали?

– Я очень хорошо отношусь к ней… Знаю с детства… Хотел поговорить по-человечески…

– Поговорили?

Кристофер с тревогой смотрел на Карину. Она буквально сверлила взглядом цегенвейского короля.

– Н-нет… – помедлив, сказал Франк. – Не успел. Гумберт, вахтер, отдал письмо слишком поздно.

– Конечно, что хорошего можно ожидать от Гумберта, – проворчала Карина.

– Сусанна – совсем ребенок, – Франк хотел все объяснить. – Она – сестра моего друга Стефана Штайна. Он умер много лет назад… После Ядерного взрыва мы, шестнадцатилетние юнцы, оказались во главе тысячи детей. Красное зарево горело неделю, черный дождь пролился на землю, и в положенный срок никто из взрослых не вернулся. Решено было идти на разведку к городу. Только Стефан высказался против…

Франк тяжело замолчал, но снова продолжил:

– Чтобы доказать опасность затеянного похода, он сам сходил к городу. Стефан вернулся, когда мы заканчивали сборы… Кожа висела на нем лохмотьями, волосы выпали, в глазах полопались сосуды. Стефан успел рассказать, что города больше нет, о радиации, о зеркальном котловане… Умирая, он просил, чтобы я позаботился о маленькой Сусанне.

Франк смотрел куда-то в сторону, но Карина видела, что глаза его блестят.

– Я всегда опекал эту девочку. Следил за ее успехами, решал какие-то мелкие проблемы. Наверно, это и послужило причиной…

– А почему Сусанна писала от руки? – спросил Крис.

– Могли «полететь» настройки принтера. Юным девам проще сделать все по старинке, чем разбираться в технике.

17.

Теперь путешественники ехали втроем. Появление Франка Карина расценивала как знак свыше, что признаваться в любви – бесполезно. Бывало, она украдкой посмотрит на Кристофера, потом заметит короля цегенвейцев и дальше уже смотрит только на дорогу. Тема «Почему признаваться в любви могут только мужчины?» была главной для нее в те дни.

«Скорее всего, причина в исходном шовинизме нашего общества, – думала она. – Важные решения должны принимать мужчины. А любовь – это, безусловно, очень серьезно. Доминирование мужчин существовало и до Раскола. Даже среди магов была всего одна женщина. И та занималась такой легкомысленной вещью, как литература. Не физикой! Не химией!! Не психологией!!! Но и потом не суждено было возникнуть государству с чисто женским управлением. Обязательно нужно было объединить кирейцев с матиасцами!»

Карина фыркнула:

«В мире, где главную роль играют мужчины, женщина может служить только объектом выбора, а не его субъектом. Общество может предоставить келью в монастыре «соблазненной и покинутой», наделить полезной работой «старую деву». Но ту, которая написала подобное письмо, оно отторгает. Поступок Сусанны – социально опасен. Та, которая призналась, что любит, потом может сказать, что и разлюбила».

Карина посмотрела на Франка: «А в нем, действительно, что-то есть. Недаром в него так влюблены Кримхильда, Сусанна, Барбара… Стоп! При чем тут Барбара? А на совете, когда она говорила про Франка, то покраснела…»

– Франк, – обернулась Карина. – А что вы преподаете?

– Сопротивление материалов, называемое в народе «сопромат».

Именно этот предмет собиралась сдавать подвыпившая девушка! Карина не спускала глаз с цегенвейца: «Мне обязательно нужно понять, что это за человек. Кем надо быть, чтобы у окружающих начинало «сносить крышу»? В чем секрет? Я хочу знать!!!»

Все последующие дни Карина изучала Франка. Изучала как самостоятельный феномен, как единичный случай, методом включенного наблюдения. Очень скоро она могла рассказать все про его лицо, фигуру, походку, манеру речи.

Франк был несколько ниже Кристофера и более плотного телосложения. Но полным его было нельзя назвать: «Ни в коем случае!» Волосы были темные и вьющиеся: «Их, действительно, так и хочется ерошить!» Умные спокойные глаза без вызова смотрели на мир из-за очков в черной роговой оправе: «Ему можно рассказать все!» Тонкая линия усов придавала молодому человеку странное сходство с котом: «Может из-за этого с ним так уютно и комфортно?» Результатом такого пристального внимания стало то, что Карина сама влюбилась в короля цегенвейцев.

Секрет Франка остался для нее не разгаданным. Не понимала она и как можно делить сердце между двумя мужчинами – Криса в те дни она любила еще сильнее. На привалах Карина и Франк часто уходили побродить одни.

18.

Уже много дней моросил мелкий дождик, окутывая все цветами тоски и безысходности. Серое небо лило свои серые слезы на серые листья и серую землю. Люди с серыми лицами тускло смотрели на путешественников. Жители Фандории не отвечали на вопросы, только надвигали ниже свои блестящие от воды капюшоны. Флаги с размытыми геральдическими цветами были приспущены и перевязаны не меркнущими даже от воды траурными лентами.

Стражники, охраняющие королевский дворец, не впустили путешественников и отказались доложить о визите.

– Мы Посланники Мира! – безуспешно убеждал их Кристофер. – Мы привезли очень важное сообщение!

– Король и королева никого не принимают, – лишенными интонации голосами отвечали они.

– Кто-то умер?

– Должен умереть.

– Кто?

– Дочь короля, прекрасная Изольда.

– Она больна? – с надеждой спросила Карина, зная, что Крис может вылечить кого угодно.

– Она совершенно здорова, – монотонно бубнили стражники.

– Что же у вас происходит?! – горячился Франк.

– Это слишком долгая история. Ее может понять только родившийся на этой земле.

Так и не узнав ничего, путники остановились в городе. Они сняли комнаты в харчевне, находящейся неподалеку от дворца. Карина, отказавшись от еды, сразу ушла к себе. Путешественница чувствовала странное раздражение и апатию. «Пока не кончится этот убийственный дождь, не будите меня», – сказала она мужчинам, провожавшим ее печальными взглядами. Франк сказал, что, все-таки поел бы что-нибудь. Тогда Кристофер решил вернуться к замку: «Попробую поговорить со стражниками». И ушел в дождь.

Франк остался один. Хозяин принес холодного мяса и кислого вина. Он ушел, не проронив ни слова. Франку расхотелось есть, и он принялся пить. В харчевне появился новый посетитель. Незнакомец хлопнул дверью, бросил на лавку мокрый плащ. Цегенвеец, заразившись общей молчаливостью, ничего не сказал, когда этот невозможный человек плюхнулся за его стол и стал глотать чужое вино.

– Вы, похоже, не фандорец, – сказал незнакомец. – Я родился в этой стране, но после некоторых событий отказался от подданства и уехал.

Франк меланхолически гадал, сколько лет этому человеку.

– Я считаю, что все происходящее здесь – справедливо и не разделяю всеобщей скорби, – с напором продолжал незнакомец. – Много веков девушек отдавали в жертву дракону – и ничего. А теперь выбор пал на королевскую дочь и, пожалуйста, мировая трагедия. Когда уводили мою невесту, король даже не отменил торжеств в честь годовщины правления. Бедную Шарлоту заставили поверить, что происходящее – часть праздника. И теперь я специально приехал, чтобы…

Глаза человека нехорошо сверкнули. Он налил себе очередную кружку и залпом осушил ее:

– Я не представился. Меня зовут Гарольд Дюк. Вы, наверно, ничего не поняли из того, что я вам наговорил? И хорошо…

Незнакомец хотел замолчать, но возбуждение, в котором он находился, рвалось наружу:

– Сразу после Раскола появилось предсказание, что Спаситель вернется на Землю в облике белокурой девушки из Фандории. Одновременно с предсказанием появился страшный дракон, который требовал себе в жертву всех светловолосых девушек, достигших совершеннолетия. Если их утаивали – он насылал болезни и стихийные бедствия, уничтожавших в иные времена до двух третей населения. С веками белокурые стали рождаться реже. Шарлота Форестер могла стать последней жертвой дракона. Но Слава Небесам этого не произошло!

Гарольд зло усмехнулся:

– Все-таки Высшая Справедливость существует – у короля родилась златокудрая дочь! Как страшная тайна охранялась тайна ее волос. Но все равно дракон учуял принцессу. Страшный рев потряс тогда землю. Новая жертва была обозначена!

– Пока принцесса не будет отдана дракону, в стране будет идти дождь. Проклятия дракона никогда не повторяются, что вполне объяснимо… Но ничего страшнее этого дождя не было. Люди умирают, погруженные в черную меланхолию. Все работы в королевстве встали. Никто не моет посуду, не чистит зубы, не пишет философских трактатов, хотя преподобный Фандор был великим мыслителем. Погода изменится только тогда, когда дракон получит Изольду.

Гарольд резко встал и направился к двери.

– Вы куда? – Франк не понял, что разговор окончен.

– Пойду смотреть, как будет умирать принцесса.

– И вы ничего не попытаетесь сделать? Неужели никто… – Франк непроизвольно дотронулся до рукоятки меча.

– Мо-ло-дойче-ло-век, – противно растягивая слоги, сказал Гарольд, – только не думайте, что вы первый храбрец в этом краю! И до вас рождались способные сразиться с уродливой гадиной!

– Почему же дракон до сих пор жив?

– А потому что убить его невозможно! – взвился Гарольд. – Вы понимаете не-воз-мож-но!!! И не корчите из себя рыцаря без страха и упрека! Мне тошно от этого. Самые храбрые воины, до смерти влюбленные в своих девушек, возвращались с горы в слезах, а потом сходили с ума или уезжали из королевства!

– Я точно должен победить эту тварь! – решительно заявил Франк.

– Он раздавит вас как букашку! Прихлопнет и не почувствует! – издевательски кричал Гарольд приближающемуся Франку.

Король был непоколебим. Твердой походкой он шел к двери. Когда мужчины поровнялись, раздался странный свистящий звук. Цегенвеец не сразу понял, что это такое. Только когда холодная сталь уткнулась ему в грудь, король увидел, что Гарольд обнажил против него свой меч.

– Я должен вас убить! – сказал безумец. – Потому что у вас есть преимущества перед былыми храбрецами. Вы – не фандорец, и Изольда – не дама вашего сердца. Но я не позволю вам убить дракона!

Франк сам не знал, как так получилась, но в следующую секунду он отразил смертельный выпад. Цегенвеец давно не тренировался в бою, но не зря в нем текла кровь древних королей – он отражал удар за ударом.

– Своим упорством вы мешаете мне придти к началу мистерии! – злился Гарольд. Франк, наоборот, становился уверенней и спокойней. Неизвестная сила управляла его движениями. Единственной ошибки со стороны противника хватило, чтобы меч нашел открытую шею…