Текст книги "Наследники Раскола"

Автор книги: Александра Герасимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

17.

Синея была ограничена с востока горами, а с запада Бодиярией, порабощенной Темными Силами. Нечисть совершала разорительные набеги и вглубь страны, основанной Магом Художником. Атакам присваивались наименования цветов радуги – последней, по предсказанию, должна была стать «фиолетовая».

Замок и титул были пожалованы предкам Марты за заслуги в дни «синей» атаки. В государственной хронике значились, что сестры Грета и Лотта «оказали неоценимую помощь командованию, вовремя передав стратегически важные сведения». Огласки не получило то, как это произошло. Синейское королевство было королевством изобразительного искусства – из эстетических соображений было решено умолчать, что выжившие после жуткой бойни девушки проползли тридцать километров в собственной крови. Сначала безрукая Лотта тащила на себе безногую Грету, а потом безногая Грета ползла, таща безрукую Грету…

Пожалованный сестрам замок находился у самых дальних границ королевства. Замуж они не вышли, но взяли на воспитание племянницу Джейн, чьи потомки и стали наследниками титула. Отец Марты князь Ульрик Грет-Лоттский был ее пра-пра-пра-внуком.

Каждое новое поколение грет-лоттцев отправлялось на учебу в столицу – но после основного курса молодые люди обычно возвращались; старшие иногда принимали участие в выставках – но информация приходила сюда с большим опозданием. Долгое время жители крошечного княжества не имели никакого значения в политической и культурной жизни страны. Все изменилось, когда на королевство обрушилась новая беда.

Во время традиционного осеннего пленэра ослеп синейский король. Никто не знал, как это произошло. Очевидцы рассказывали о яркой вспышке света, но терялись в догадках о ее происхождении. Вместе с бесценной способностью видеть монарх потерял имя, навсегда превратившись из Джошуа Колориста в Слепого короля. Это имело катастрофические последствия для всей страны. Занятия живописью и графикой были запрещены во всех образовательных центрах.

Король объявил поиск нового предназначения. Пока он продолжался, некоторые семьи бежали из столицы. Наиболее отчаянные добежали до северных границ и нашли прибежище в стенах Грет-Лоттского замка, где и ведать не ведали о новом указе. Жители княжества были слишком далеки от короля, а король был слишком далек от них. Поэтому когда по прошествии многих лет «доброжелатели» сообщили правителю, что где-то все-таки рисуют, Слепой король неожиданно легализовал деятельность грет-лоттцев, сохраняя последнюю Художественную школу как исторический раритет.

Лет через сто по Грет-Лоттскому замку могли бы водить экскурсии. Туристов подвели бы к строению из серого камня. В восточной башне, самой близкой к воротам, им предложили бы надеть мягкие безразмерные тапочки. И оттуда по синим бумажным стрелочкам, кривовато навешанным по стенам, группа отправились по продуманному музейными работниками маршруту.

Сначала туристов провели бы по длинным залитым солнцем коридорам второго, третьего и четвертого этажей и предложили бы зайти в классы. Там любознательные посетители обнаружили бы «мольберты», расставленные перед «натюрмортами». Кто-нибудь из детей обязательно попытался бы стянуть свежий огурец, лежащий на керамическом блюде, но с удивлением обнаружил бы, что это просто «восковой муляж».

Туристы заглянули бы в жилые комнаты в восточной, северной и южной башнях. Самыми последними экскурсовод показал бы покои, принадлежавшие некогда княжне Марте Грет-Лоттской и будущей королеве И-и Анастасии Нежной. Посетители увидели бы две кровати, камин, большой шкаф, который был наполовину платяным, а наполовину – книжным.

На стенах – картины. На портрет «Неизвестной в синем» экскурсовод не обратил бы особого внимания, мимоходом упомянув о парадной живописи времен Грегора Светотона. Так никто и не узнал бы, что хозяйки комнаты считали, что эта женщина все видит и понимает, поэтому иногда смотрит ободряюще, иногда иронично, иногда укоризненно. Но зато не остался бы без внимания совсем небольшой портрет. Извлеченный из девичьего тайника, оказался выставленным на всеобщее обозрение портрет юного князя Дэвида Джомрока.

Безусловный интерес у посетителей вызвала бы мастерская двух девушек. Туристов туда не пустили бы – бархатная ленточка изящно перекрывала вход. На полу здесь стояли гипсовые головы, вазы с засушенными цветами, лежали какие-то коряги. Сверху была натянута леска, к которой крепились сложенные пополам открытки, записки, фенечки.

Мастерская была сравнительно небольшой, но, зато, с двумя окнами. Одно выходило на центральные ворота, другое – на галерею, соединяющую восточную и южную башни. Перед окнами стояли два письменных стола. На них – баночки с красками; обломки палитр; мелки пастели; тщательно поточенные карандаши; успевшие окаменеть ластики.

В конце экскурсии внимание посетителей еще раз обратили бы на оригинальную архитектуру первого этажа – он был шире, чем остальные и значительно выступал вперед и назад. Сверху образовывались впечатляющих размеров балконы, на которых могли расположиться несколько классов для рисования на свежем воздухе. Внизу располагались просторная кухня, кладовые, столовая, мастерские для печати литографий и скульптуры.

Замок стоял на небольшой возвышенности. Оставляя его, туристы миновали бы ворота и подвесной мост, перекинутый через широкий ров. Именно так уехали из замка Анастасия, ее муж и друзья.

18.

Теперь в Грет-Лоттском замке оставалось двадцать семь обитателей. Среди них были преподаватель Николай Леонидович, кухарка Пэм, уборщица Эсмиральда, садовник Йорк. Остальных взрослых призвали на осенние сборы королевской армии. Из девятнадцати детей самыми старшими были шестнадцатилетние Пьер и Диана, потом шли пятнадцатилетние Марта, Эльза, Джулия, Николетта, четырнадцатилетний Леон, тринадцатилетние Тимоти, Стэлла и Ирэна, одиннадцатилетние Жанна, Донован, Джон, Генриэта, Эрик, Хельга и малыши: Аля, Нора, Дик, Люк, Билли, Ежения, Алиса.

Сейчас, когда большинство преподавателей отсутствовали, специализированные занятия для младшеньких проводили старшие. Княжна занималась с ними пастелью, Эльза – моделированием. Джулия преподавала скульптуру. Диана обучала техникам акварели, Николетта – приемам графики. Леон читал лекции по искусствоведению. Николай Леонидович проводил общие для всех занятия по живописи, композиции, рисунку.

Пьер был единственным молодым человеком в замке, который не занимался изобразительным искусством ни в каком виде. Он попал в Грет-Лоттский замок давно и при весьма трагических обстоятельствах. Не выказав склонности к рисованию, мальчик под руководством старого князя Ульрика учился обращению с мечом, кинжалом, копьем.

У Пьера были седые виски, и он всегда коротко стриг волосы, что шло вразрез с тогдашней модой. Юноша даже не представлял, какой ореол привлекательности создавала ему эта «досадная» особенность. Все девушки замка проходили этап влюбленности в Пьера, но каждая наталкивалась на холод, почти враждебность.

19.

Через три дня после свадьбы Анастасии в Грет-Лоттский замок прибыли новые гости. Если бы их приезда ждали, то девушки затянулись бы в свои самые целомудренные платья, а малыши заблаговременно отказались от проказ.

В замок прибыл тринадцатый отряд Трибунала Нравственности. Его командир Экебот Маркус был некогда другом отца Марты. Потом их пути разошлись. Но, похоже, так считал только Ульрик… И сейчас Экебот гладил княжну по голове, чего девушка совершенно не выносила, и рассказывал какие-то пошлые случаи из ее детства.

В зал своей обычной лебединой походкой вплыла Диана. Беззащитно улыбнувшись, она отозвала подругу в сторону и дико зашептала:

– Пэм говорит, что не будет кормить «ораву бессовестных вояк» и грозится вылить уже приготовленный суп…

– О чем сплетничаете? – Экебот вырос между девушками.

Марта поразилась перемене, произошедшей с командиром. Он подтянулся и приосанился, а взгляд больше не был дурашливым.

– Там, э-э-э… – залепетала Диана. – Наша служанка не знает, что э-э-э… лучше предложить к обеду…

Маркус зачем-то взял Диану за руку и с гипнотизирующей доверительностью произнес:

– Милая леди, можете сообщить вашей дорогой служанке, что мы привезли все с собой. У нас много врагов, и пока мы не можем позволить себе роскошь принимать даже самые радушные приглашения. Но позвольте нам пригласить вас.

Диана отпрянула.

– Я вижу в ваших глазах тревогу за судьбу Трибунала! – еще более доверительно сказал Экебот. – Но, Марта, почему ты до сих пор не представишь меня своей подруге?!

За столом командир усадил Марту по правую руку от себя, а Диану – по левую. Со стороны подруги оказались воины Трибунала Нравственности, среди которых, ко всеобщему удивлению, была одна женщина. Рядом с княжной расположились притихшие грет-лоттцы. Стол был заставлен всевозможными яствами, но даже малыши не торопились к ним притронуться.

– Передо мной такие напуганные лица, что я начинаю подозревать вас в серьезной подрывной деятельности, – пошутил Маркус.

Хозяйка кисло улыбнулась:

– Что вы, дядя Экебот, какая подрывная деятельность… Просто про ваш Трибунал ходит столько ужасных историй…

– Что значит «про ваш»? – не преминул уточнить командир. – И что значит «ужасных»?

Девушка заерзала на месте.

– Трибунал очень жестоко обращается с людьми, Которых считает врагами! – наконец, выпалила она, Потому что это была правда.

– Что значит «жестко» и что значит «считает»?! – Командир требовал все новых объяснений.

Марта прожила слишком короткую жизнь для подобных дискуссий. Вместо того, чтобы остановиться, девушка начала горячиться:

– А разве не Трибунал сжег на костре старца Серафима! Он был славен тем, что исцелял людей и разговаривал с животными, а ему не простили того, как он поговорил с одним из командиров!

– Серафим впал в ересь! – жестко отрезал Экебот. – Спасая заслуженное старцем вечное спасение, Трибунал приговорил его к мученической смерти…

– Но, это же абсурд!!! – девушка уже не могла остановиться: – А Дэвид Джомрок? Его исключили из человеческого рода и объявили охоту сродни той, что устраивают на лис и кабанов. Разве это может быть названо «нравственным»?

– Марта, дорогая моя, – раздумчиво произнес Экебот. – Скажи, ты просто «прикалываешься», так это у вас, кажется, называется? Ты, ведь, несерьезно говорила и про Серафима и про Джомрока?

Командир вопросительно уставился на Марту, но не стал ждать ответа, а пустился в неторопливые объяснения. Кому как не взрослым растолковывать детям прописные истины!

– Дэвид искалечил судьбы тысячам людей, если считать не только несчастных женщин, но и их семьи. Разве такой человек не заслуживает наказания? И разве не должна обрушиться кара на головы тех, кто ему помогал?

Выдержав необходимую паузу, Экебот продолжил:

– Совсем недавно состоялся Суд над женщиной, которая некогда была любовницей Джомрока. Уже будучи дряхлой старухой, она все равно пыталась сбить с толку его преследователей. Но это привело к новым жертвам! И каким!!!

Марта обратилась в слух.

– Девочка семи лет! Зато она заразила князя каким-то своим детским заболеванием, и он скончался… в жутких мучениях.

Раздался грохот. Пьер, отшвырнув стул, выходил из зала. И Мартин жалобный возглас: «Нет! Неправда!», так и не сорвался с губ.

– Ну и нравы в вашем замке! – покачал головой Экебот. – Это, ведь, Пьер был? Вы тут без взрослых совершенно разболтались. Но, впрочем, именно по этой причине я и направлен сюда.

Марта думала только об одном: «Неужели и ее бабушка, как та любовница на Суде, виновата в том, что произошло?…» По этим мыслям словно из пушки выстрелили слова Маркуса:

– Дорогие мои, сейчас война…

Что тут началось… Старшие заговорили хором, а младшие разом заплакали. Но все замолчали в одну секунду, ожидая пояснений.

– Настало время последней, «фиолетовой», атаки, – говорил Экебот. – Ваши отцы и матери, братья и сестры уже два месяца сражаются у границ Синей. Неизвестно, сколько еще потребуется сил и времени. Трибунал нравственности посылает вам воспитателя. Разрешите представить вам леди Говиру.

Та единственная женщина, которая была замечена среди воинов, поднялась. Она была прямая и сухая как палка.

– Здравствуйте, дети! – с заученной бодрой интонацией произнесла воспитательница.

Ребята переглянулись.

– Леди Говира приглашена следить за вашим нравственным развитием, – рассказывал Экебот Маркус – Она будет поддерживать постоянную связь с Методистами Трибунала. Так что не очень шалите! А– сейчас леди Говира изложит распорядок дня.

Женщина достала из кармана, который условно можно было бы назвать нагрудным, многократно сложенный лист и начала читать:

7.50 – подъем,

8.00 – зарядка,

8.30 – водные процедуры,

9.00 – завтрак,

9.30 – уборка в комнатах,

10.00 – общественные работы (огород, кухня, замок),

12.00 – лекции по идеологии нравственности,

13.30 -обед,

14.00 – тихий час,

15.50 – подъем,

16.00 – полдник,

16.30 – рисование,

18.00 – коллективные игры,

19.00 – ужин,

19.30 – семинар по идеологии нравственности,

21.00 – второй ужин (кефир),

21.30 – водные процедуры,

22.00 – отбой.

Леди Говира закончила. В гробовой тишине раздался голос Леона:

– Интересно, а что это за фигня такая – «водные процедуры»?

Все так и прыснули. Даже солдаты Трибунала заулыбались. Но Говира произнесла ледяным тоном:

– Встаньте, молодой человек!

Леон развязно поднялся. Марта с тревогой смотрела на своего друга.

– Как тебя зовут?

– Леон.

– Запомни, Леон, чистота речи входит в понятие нравственного человека. Если бы твой вопрос прозвучал так: «Скажите, пожалуйста, что такое «водные процедуры?», я бы ответила: «Это система закаливания и оздоровления организма». Впредь любого ждет наказание за нецензурные высказывания!

Леди Говира потянулась к другому карману, и к ужасу детей достала еще один испещренный мелким почерком листочек.

– Система наказаний является пока самой недоработанной частью, – сказала она, словно извиняясь. – А сейчас мне нужно, чтобы вы выбрали старосту. Итак?

– Марта, – сказала Жанна.

– Марта, – сказала Ирэна.

– Марта, – сказал маленький Люк.

Имя грет-лоттской княжны называл каждый ребенок. Но девушку совсем не привлекало сотрудничество с Трибуналом:

– Я отказываюсь! Я не хочу!

– Слова «хочу» нет в лексиконе нравственного человека! – строго заметила леди Говира. – Вместо него существуют «надо» и «должен»! Ваша кандидатура утверждена!

Воцарившуюся тишину прервал Экебот Маркус:

– Рождение Нового человека не может обойтись боа крови и усилий! Но вас ждут интересные насыщенные времена!

– Это мы поняли… – мрачно произнес Леон.

Марта испуганно перевела взгляд с друга на воспитательницу, но та уже закончила демонстрацию силы.

Обескураженные и, к тому же, голодные расходились дети после собрания. «Да, повезло Настене!» – одновременно подумали Николетта, Джулия и Эльза. А Диана так и сказала: «Надо было замуж выходить!» А Леон сказал: «Пожалуйста, выходи за меня!» А Марта подумала: «А я на войну пойду!» и отправилась в западную башню.

20.

Почти под самой крышей западной башни располагалась комнатка, где хранилось военное снаряжение Греты и Лотты. Нет, это было не то самое оружие, с которым воевали сестры. Оно появилось здесь в пятую годовщину победы в «синей» атаке. Как и все жители страны, оружейники не знали, что стало с телами воительниц. Присланные доспехи и мечи были рассчитаны на здоровых людей.

Получив странный подарок, сестры приказали отнести его в западную башню, но тем же вечером написали благодарственное письмо оружейникам. Они искренне оценили мастерство, с которым все было исполнено. Однако, продолжая служить своему королю, не травмировали граждан рассказом о своем внешнем виде.

На протяжении веков комната со снаряжением была запрета как чулан с ненужным хламом. Ее заново открыл Мартин отец, когда был мальчиком. С тех пор здесь располагался «штаб» маленьких грет-лоттцев. Марта любила бывать здесь. Она зажигала свечи и примеряла то серебристую кольчугу Греты, то золотистую Лотты. Поднимала то один меч, то другой. Любовалась черепаховым и инкрустированным щитами.

Ульрик Грет-Лоттский ничего не взял отсюда:

– Преступление в грязи сборов валять эти произведения искусств!

Сейчас, к удивлению Марты, здесь уже кто-то был. Она осторожно приблизилась и заглянула. На низком стульчике спиной к ней сидел Пьер. Он всхлипывал и прерывисто дышал.

– Что с тобой? – спросила княжна.

Молодой человек вздрогнул, что-то со звоном упало на пол. По темному контуру Марта поняла, что это кинжал Греты. На пол уже капала кровь.

– Ты что?! – оторопела княжна, но все поняла и начала действовать решительно.

Она знала, что единственный способ остановить кровь из раны, нанесенной кинжалом Греты, – это приложить кинжал Лотты. Первое оружие было сделано из зуба морского чудовища; второе из рога серебристого единорога.

– Марта, уйди! Не надо! – твердил Пьер, но белое лезвие было уже в руках девушки.

Молодой человек попытался увернуться, но чуть не упал. Марта обхватила его за плечи. Поймав левую руку, опустилась на пол и дотронулась до пульсирующего бурого запястья. Кровь остановилась в ту же секунду. Вторая рука безвольно сдалась. Пьер плакал:

– Марта, зачем?… Я не могу больше жить… Я его ненавижу…

– Кого?! – не понимала Марта. – Экебота?

– Джомрока!

– Князя?! Но почему?!

– Этот подонок искалечил всю мою жизнь… – стонал Пьер. – Даже после смерти он продолжает мучить меня. Я не могу больше!

– Ты бредишь! Кто он тебе, чтобы так убиваться?! Лицо молодого человека исказила судорога:

– Он – мой отец…

– Как? Что ты такое говоришь? – забормотала девушка. – А как же Оливье де Кресс, и мама твоя Лилиана…

– Моя мать была шлюхой! – резко бросил молодой человек. – Будучи женой графа, она спуталась с Джомроком, и я родился именно от этой связи. Когда мне было восемь лет, тайна раскрылась. Отец, вернее, граф, зарезал ее прямо у меня на глазах.

Пьер дрожащей рукой провел рукой по щеке, словно стирая невидимую кровь:

– Граф хотел убить и меня, но прибежала кормилица. Она спрятала меня. Дико воя, отец ломился в ее каморку: рубил дверь мечом, царапал обшивку ногтями. Потом он заколол сам себя…

– Пьер… – прошептала Марта. – Пьер…

– Я лишился родителей, титула, даже права на хорошее отношение. Все эти годы я обманом пользуюсь добротой твоего отца. Ведь он думает, что я сын его несчастного сошедшего с ума друга…

– Папа любит тебя как родного сына! – с чувством проговорила Марта.

Пьер смотрел в огромные глаза Марты, полные сострадания и теплоты. Оторваться было невозможно. И скоро весь мир стал блекнуть и растворяться как забытая под дождем акварель. Марта заплакала от переполнявшей нежности. Ее душа словно увидела натянутые через весь мир серебряные нити, которые связывают людей и звенят мелодиями судеб, доигрывая такты за ушедших… Калерии Дорнвилль и Дэвида Джомрока уже не было на Свете. Они разминулись на пятьдесят лет при жизни и на пять минут после смерти… Но то, что они не сказали друг другу, могли сказать их дети.

– Марта, я всегда любил тебя…

– Я… я тоже… – прошептала девушка.

21.

Внешне в нем ничего не было от Джомрока. Но Пьеру досталось главное – необъяснимая притягательная сила, которая заставляла представительниц прекрасного пола поднимать голову за несколько секунд до его появления. Однако в отличие от отца сын ненавидел свой дар… Пьера приводили в глухую ярость поспешно отведенные взгляды, судорожные вздохи, двусмысленные реплики.

Тот вечер на башне был уникальным в своем роде. Молодые люди начали с кульминации в своих отношениях. Но ни Марта, ни Пьер не знали, что делать дальше. Они спустились с западной башни как с небес на землю и начали с того, с чего и надлежит всем начинать.

– Погуляем завтра? – спросил Пьер. – Ты мне расскажешь что-нибудь про Джомрока. Может и отыщется что-нибудь хорошее в его биографии. Для меня это очень важно…

Пьер поцеловал девушку в одну щеку, потом в другую. Марта отступила.

– Три, – сказал Пьер.

– Старый добрый обычай! – сказала Марта с известной интонацией.

Последний раз Пьер задержался губами чуть дольше. Но девушка, смеясь, выпорхнула из его рук и скрылась в своей комнате.

22.

В лунном свете княжна увидела Диану, сидящую на ее кровати.

– Марта! Леди Говира просила зайти к ней. Но сейчас, наверно, уже поздно…

На улице была ночь.

– А чего ты светильники не зажигаешь? – спросила княжна, нащупывая на каминной полке огниво.

– Я боюсь…

Марта замерла.

– Командир Трибунала весь вечер от меня не отходил, – продолжала Диана. – Я потом просто сбежала от него.

Марта оставила поиски и присела к подруге:

– Слушай, мне так и показалось, что он на тебя запал.

– Рассказывал о том, какое счастье служить в Трибунале Нравственности, а потом: «У тебя самая красивая грудь, какую я когда-либо видел!»

– Что, прямо так и сказал?! – возмутилась княжна.

– Ага, – жалобно подтвердила Диана. – Но это еще не все. Он предлагает мне уехать вместе с ним.

– Как?! – выдохнула Марта.

– Ну, типа замуж.

– Замуж или типа?

– Не знаю. Говорит, что мне нельзя оставаться здесь, мол, живем в такой провинции, что даже не представляем, насколько провинциальны.

– Ой, не могу, тоже мне пуп земли! – Марта растянулась на кровати. – Да, он всю жизнь как слуга! Всегда при том, кто богаче и сильнее. Уж лучше быть провинциальным…

– Дело не в этом. Я и сама чувствую, что мы – вне пространства и времени, даже повзрослеть не можем.

– И что ты собираешься делать? – спросила княжна после небольшой паузы.

– Не знаю.

– Притворись больной и завтра не выходи! – предложила Марта. -Командир Трибунала не сможет долго ждать.

В конце концов, решено было, что Диана проведет эту ночь здесь. Девушки не стали расстилать вторую кровать, разделись и легли спать, тесно прижавшись друг к другу.

– Все равно, никого лучше меня тебе не найти! – сказала Марта.

Это была старая проверенная грет-лоттская шутка.