Текст книги "Глазами сокола (СИ)"

Автор книги: Александра Довгулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 17. Волшебное зелье

Первое впечатление часто бывает обманчивым. Оно способно исказить человека так же, как кривое зеркало – его отражение. Королева Мирида знала об этом с раннего детства. По крайней мере, ей говорили подобное не раз. «Больше наблюдай прежде, чем судить», так наставляли е1 самой, так она учила и свою дочь в те счастливые и светлые дни, которые удавалось «вырвать» у обязанностей царственного венца, когда она просто могла побыть матерью. Но только теперь она имела право с уверенностью сказать, что понимает значение этих слов до конца.

Колдун вовсе не был страшен, по крайней мере, когда королева наблюдала за ним не через стенки волшебного сосуда. Он даже чем-то напоминал ей резвящегося щенка, восторженного, забавного и неуклюжего – так искренне он радовался удивительному открытию. Он даже накрыл стол, достав из закромов самые роскошные кушанья, что у него были. И то, что Мирида не могла вкусить обычной пищи, подобно человеку, ничуть его не останавливало! Ведь так требовал обычай: радушных хозяин обязан усадить желанного гостя за богатый стол. А обычай следовало соблюдать и чтить! Вышло, что угощением наслаждался лишь Шварцвальд. Колдун не мог есть из-за волнения, Мирида – из-за недавнего превращения… К слову, пурпурный попугай справедливо полагал, что заслужил лакомство! В конце концов, если бы не он, учёный так и сидел бы, уткнувшись носом в гербарий, не видя дальше его шершавых страниц.

Колдун с гордостью рассказывал Мириде о своей жизни в пустыне, о наблюдениях, что он вёл и о снадобьях, что он изобретал в своей лаборатории… Мирида проникала всюду, исследуя жилище своего нового знакомого. Имени, кстати, тот так ей и не сказал: оно было известно вовсе не благодаря его открытиям, оттого учёный страшно его не любил. Пусть его все зовут Отшельником или Пустынником! Лучше он станет красивой легендой, оставив после себя действительно удивительные труды об этом мире.

Эти разговоры не были пустыми или бесполезными. Вести беседы с гостями во время застолья тоже было обычаем его народа. Да и много радости ему доставляли рассказы о собственных трудах. Он поведал своей гостье много дивного! О специальном лакомстве для белок, которые теперь служили в башне не хуже обученных слуг; о системе очистки воды, которую он изобрёл; о своём саде и новых сортах растений, которые сумел получить… Королева объяснялась с ним почти на равных: у неё уже достаточно ловко получалось управляться с лёгким пером и бумагой, правда почерк был лишён былого изящества. Она изложила свою историю на бумаге, не видя смысла скрывать её от старика жадного до знаний, жившего, к тому же, отшельником. И рассказ её привёл учёного в настоящий восторг!

– Я изучил множество документов о проклятьях, меняющих облик полностью или частично, – оживлённо поведал он, – но такой интересный результат наблюдаю впервые! Чтобы человек преобразился и стал такой неустойчивой субстанцией как ветер! Невиданное явление!

А после этих слов колдун с совершенно неожиданной для пожилого человека прытью вскочил со своего места и направился к лестнице. Под его ногами скрипели ступеньки, а дверь жалобно заворчала, когда он вошёл в кабинет. Мирида лёгким дуновением направилась за ним, рассудив, что разговор никак не выглядел законченным. Да и попугай, жалея об оставленных ореховых сладостях, полетел за своим человеком. А то ещё натворит дел! Знает он этот лихорадочный блеск глаз учёного: какая-то идея явно посетила его безрассудную голову. И нет никакой гарантии, что она была безопасной! Пропадёт он без пурпурного попугая!

А колдун и правда что-то задумал: зарылся в сундук с желтоватыми свитками, да тетрадями побелее и поновее. Он что-то искал. И когда пол кабинета оказался почти полностью покрытым бумагами, а в сундуке почти ничего не осталось, он извлёк из его недр тонкую рукопись в кожаной обложке, издав победный клич. Старик водрузил находку на стол, прямо поверх записей о ботанике. Для Мириды не составило труда разглядеть, что сокрыто под кожаной обложкой, хоть старик и склонился над ней низко-низко. А посмотреть на что, несомненно, было! Признаться, сперва Мирида даже не знала, что и думать. Труд этот явно не был плодом изысканий хозяина башни: почерк был совсем не таким, а язык повествования был каким-то… чрезмерным. Так писали научные трактаты прошлых эпох. Но это была не книга по истории или военному делу, какие королеве приходилось держать в руках. То была рукопись полная странных и, чего там говорить, отвратительных гравюр, изображавших обнажённых людей, их мышцы, органы и прочие гадости подобного рода….

– Вот! Это то, что нам нужно, Ваше величество! – воскликнул колдун.

Он указывал пальцем на какие-то строки на развороте. На этой страннице картинок не было, не считая витиеватых букв заголовка. И колдун, казалось, был в тот момент просто счастлив. Он просто излучал радость и предвкушение! Даже пальцы его чуть подрагивали от нетерпения!

– Глупость! – вдруг подал голос попугай, сидевший на спинке хозяйского стула.

– И вовсе нет, Шварцвальд! Вовсе нет! – возразил учёный.

Между птицей и стариком завязался спор, который, впрочем, кое-что прояснил для Мириды, ставшей его невольной свидетельницей. Странная книга полная мерзких зарисовок, была исследованием по анатомии. Но истинная ценность её заключалась в том, что в рукописи было описано, как создать настоящее человеческое тело! Здоровое, красивое, в случае удачного результата…. Загвоздка состояла в том, что жизни в таком организме было бы не больше, чем в сорной траве. Ведь ни одному смертному, какими бы знаниями или волшебными силами он не владел, какие бы диковинки ни умел бы создавать, сотворить живую душу было не под силу. А случаев, когда человеческая душа покинула навсегда отведённое ей при рождении тело и осталась частью этого мира, было настолько мало, что проведение эксперимента, по сути, было бесполезным.

А тут такая уникальная возможность испробовать столь удивительный метод! Возможно, даже получится его усовершенствовать! И Мирида подумала, каково это было бы вновь обрести способность говорить, пройтись своими ногами по земле или провести гребнем по собственным волосам? Может, это и правда бы выход для неё? Ведь волшебная метель вовсе не была заколдована, она просто сменила своё земное воплощение, без надежды на возврат старого облика. Любое колдовство – это лишь иллюзия, лишь внешнее изменение, которое можно обратить. То, что случилось с королевой, было куда тоньше и сложнее. То, что случилось с ней, меняло её естество, её суть. Так почему бы не попробовать? Если нельзя вернуть всё, что было, то, хотя бы, можно начать сначала жить жизнью более привычной и более естественной для неё: в мире людей, а не воздушных потоков.

Создание нового тела могло занять много недель, но учёный приступил к подготовке незамедлительно, лишь королева дала своё согласие. Колдун рассказывал ей какие ингредиенты понадобятся, как готовятся нужные снадобья и что должно выйти в итоге. Это действительно было удивительно сложно и совсем не походило на магию. Ни тебе заговоров, ни тебе формул на странных языках. Только расчёты, взаимодействие определённых компонентов (минералов, вытяжек из растений и многих других), смешанных в определённую фазу лун.

– И никакого колдовства! – заверил он, – только наблюдения! Наука! Чистая и прекрасная наука. Он проверял свои кладовые, попутно рассказывая, что скрывает цветное стекло той или иной колбы причудливой формы, маленькие бутылочки и неприметные коробочки. Порошки, снадобья, зелья, эликсиры, яды… И вдруг, королева подумала, а может ли учёный помочь ей и с другой бедой?

– Зелье, чтобы скрыть от себя самого воспоминания? Да это вообще просто и даже неинтересно! Вот вспомнить забытое куда сложнее. Здесь нужно что-то посильнее снадобий, что-то действительно великое!

Через два дня Мирида вновь неслась по воздушным путям на север, куда буря унесла её пропавшую дочь… Ветрам была совершенно несвойственна способность хранить надежду, ведь надежда – это очень человеческое, упрямое чувство. Но ведь Мирида была человеком куда в большей степени, чем метелью…

А колдун и попугай принялись за работу. Учёному предстояло сделать очень многое… Не так просто создать тело, подходящее человеческой женщине! Оно не будет постепенно стариться и умрёт, однажды, с виду совсем юным. Оно не будет вечным, прослужив всего одну человеческую жизнь. Правда, довольно долгую, если старик постарается…. Оно не будет способно дать новую жизнь потому, что не будет способно на перемены, как всё время меняются люди… Но учёный постарается сделать его удивительно красивым! По своему разумению, конечно…

Глава 18. Пожар

Северяне не любили сушь. Засуха в этих местах была явлением редким, необычным, а потому, справляться с ней было куда сложнее и непривычнее, чем со снегом или дождями, насыщавшими добрые болота и дававшими жизнь скудной растительности после зимы. Долгие сухие дни лишь с виду были безмятежными. Солнце могло высушить торфяники, скрытые под слоем желтеющей травы… Пожары – вот чего боялись здесь куда больше, чем зимних холодов.

Старый солдат вновь появился на пороге дома вдовы. Без доспехов, и меч его был укрыт под плащом, но даже это не скрывало от стороннего наблюдателя военной стати. Он пришёл ради разговора, который показался Сириусу пустым. Его бывший учитель вновь говорил ему о несуществующем долге, о людях, которые только и ждут его появления. Но охотник был непреклонен, и лишь детские привычки, вспомнившиеся внезапно, не позволили ему и вовсе не пускать старика на порог.

– Ты же сам понимаешь, – сказал ему Сириус, – Хранители не были князьями, они были лишь хорошо обученным солдатами с толикой благородной крови. Род Медный пошёл от младшего брата одного из княжеских наследников. Ему не было суждено править.

– И зачем ты решил мне напомнить то, чему учил тебя я, Вольфрам?

В ту минуту Сириус обратился к нему по имени, хоть и избегал этого. Он очень хотел достучаться до гостя, очень хотел быть услышанным.

– Белоус, ты, видно, забыл, что мы не были царями. Мы были Хранителями. И долг наш был долгом лишь до тех пор, пока Медные китобои и воины признавали нас своими лордами. И ты сам учил меня, что Хранитель цитадели не помазанник Божий, что не право крови даёт возможность взять в руки булаву и гарпун, а лишь статус лучшего. И просто так сложилось, что несколько поколений лучшие рождались в нашем роду. Настолько хорошо Хранители готовили своих сыновей и дочерей, что многие стали верить, что лишь при правлении наших родичей цитадель устоит против надвигающегося чёрного океана. Я не обязан править, так как сами жители острова не захотели и дальше служить моей семье. И ты это знаешь.

Всё до последнего слова Сириуса было правдой. Ониоба это пнимали. Казалось, старый солдат уходил из дома бывшего ученика смирившимся… Казалось. Но значило ли это, что он отказался от задуманного? И пусть Сириусу очень хотелось, что это было так, ему не верилось…

Он не мог оставаться в этот день в доме хозяйки. Пусть это и было проявлением слабости, но, сказав лишь, что вернётся к вечеру, Сириус отправился на почтовую станцию, чтобы снять быструю лошадь. Ему казалось, что взгляды преследуют его. Охотнику слышались взволнованные шепотки за спиной, и чудилось, что то и дело кто-то указывал пальцем в его сторону. Нужно было выбраться, вновь стать незаметным, уйти хоть ненадолго. Он не будет убегать. Сириус лишь на время покинет полный чужих взглядов мир маленького города. И лишь верхом он выехал за городские ворота – понёсся во всю прыть.

Напряжённые мышцы сильного животного под ним, встречный ветер и дорога, уходящая дальше, чем мог уловить человеческий глаз. Это было то, что нужно! Там, где жил Вольфрам Медный не было столь длинных дорог, негде было дать волю бегущему под тобою скакуну. Вольфрам Медный рос среди скал и шумных волн. Он учился верховой езде лишь на небольшой арене и, порой, во время прогулок по узким дорогам, упирающимся в галечный пляж, на котором, неизбежно, любая лошадь уставала и печалилась. Даже в минуту страшной опасности бежать Вольфраму было некуда. Все его пути обрывались, даже не начавшись толком, всюду поджидал чёрный океан. Сложись всё иначе, мальчик так и остался бы пленником Медного острова, пленником ещё и ответственным за жизни сотен людей.

Сириус же был волен выбирать, охотник был куда свободнее Медного наследника. И он выбрал: никогда больше не садиться на корабль, способный стремительно бежать по солёным волнам, никогда не возвращаться на остров, который некогда был ему родным, никогда не становиться правителем…

Сириус возвратился ещё засветло. И лишь войдя в город понял, что что-то не так. Бил городской колокол. Пока далеко, но охотник слышал его отчётливо. Молодой мужчина не мог сказать, в какой момент смутное чувство тревоги сменилось осознанием случившейся беды. Точно, ещё до того, как он увидел пылающий дом, который считал своим. Какая-то сила заставила его сорваться на бег ещё до поворота на знакомую улицу, и он знал, что на ней увидит.

Здание пылало так, что, казалось, сложено было вовсе не из камня. Дым чёрным смерчем поднимался в чистое небо, вокруг сновали люди, безуспешно пытавшиеся потушить пожар, пока огонь не решил посетить и соседей. На первом этаже со страшным треском лопнули слюдяные окна. Они когда-то были украшены простым и изящным узором, что доставляло радость хозяйке. Теперь они были пылью…. А вот и сама она стоит в толпе, окружённая соседскими женщинами, тщетно пытавшимися её увести. Мельба даже не плакала.

Сириус приметил всё это за доли секунды, меньше, чем за мгновение, как и то, что Селесты нигде не было видно.

Едва дыша, он изучал всё вокруг, пытаясь разглядеть светлые волосы, тонкую фигурку, но не мог. Взгляд его то и дело возвращался к горящему дому, глаза и горло щипало. И пусть он запретил страху взять над ним верх, ему всё равно было страшно до тошноты от мысли, что девушка могла остаться внутри.

Как-будто не по собственной воле он двинулся сквозь толпу зевак, которая мешала тем, кто передавал по цепочке вёдра. Отстранённо он услышал как кто-то делал ставки, когда обвалится крыша. Кто-то опасался, что огонь успеет перекинуться на соседние дома. Разве это было важно? Кто-то окликнул охотника, голос был мужским. Не Селеста, значит, можно не останавливаться. А кто вообще знал, что Селеста могла быть в доме? Он так хотел скрыть её пребывание в нём, что теперь страшился: а вдруг он преуспел? Вдруг случилось самое страшное, и королевна уже задохнулась в дыму пожара?

Его ноги внезапно остановились, почти интуитивно, он уловил нотки женского голоса, едва слышные даже его охотничьему уху. Это была она. Сириус страшился поверить, боялся обмануться, зацепиться за бесплотную надежду. Но это действительно была Селеста.

Королевна стояла в отдалении, под навесом крыльца одного из домов. Увидев, что он наконец-то заметил её, девушка подняла руку, до этого скрытую наспех накинутым дорожным плащом, казавшегося на ней необъятным. Он сделал королевну почти незаметной. Но главное она была жива.

Сириус побежал к ней. И прежде, чем девушка успела сказать хоть слово, охотник заключил её в объятья. И ему было всё равно, что кто-то может увидеть их в этот момент. Его больше не волновали чужие взгляды, слухи, даже пылающий дом, у которого в этот момент обрушилась крыша.

Она обняла его в ответ…

Глава 19. На юг

От дома Мельбы остались лишь каменные стены, покрытые сажей. Сириус знал, что это полностью его вина. В тот же день он отдал большую часть своих сбережений хозяйке, не смотря на её протесты. Охотник теперь порадовался, что хранил ценности в местном банке, хоть соседи и недолюбливали его владельца. Когда-то охотник оказал ему услугу, а теперь и он поступил с ним честно: безропотно отдал на руки неудачливому вкладчику всё, что причиталось…

Мельба так и не плакала. Она сказала Сириусу и Селесте, что не горюет об этом доме, ведь в нём она почти не была счастлива. К тому же, ей было где остановиться: через две улицы стоял дом её давней подруги, которая сама предложила помощь. Ей, но не Сириусу и неизвестной благородной девушке. Пусть кто-то и считал причиной пожара сухую ветошь на чердаке под черепичной крышей, но многие винили в случившемся именно охотника, а вернее неведомых врагов девушки, которую он согласился охранять. Никому не нужны были столь жестокие противники. Жители города были готовы помогать Мельбе, которая была одной из них. Но Сириус отныне стал чужаком в их глазах. И даже хозяин постоялого двора, казалось, был недоволен принимая плату за ночлег.

Сириус лежал на чужой постели, которая, казалось, ещё хранила запах предыдущего постояльца. Сон не шёл. Будто он ещё не знал, где находится охотник, будто ищет его в месте предыдущей ночёвки, хотя раньше находил к нему дорогу и в пути, и в лесу, когда приходилось дремать на голой земле. Что же случилось с ним? Не только Сириусу не спалось в ту ночь. Оттого, когда звёзды ещё мерцали почти незаметно на фоне освещённого двойной луной неба, в его дверь постучали.

Сердце подпрыгнуло и гулко застучало в ушах, хоть за дверью была Селеста, охотнику не пришло и мысли, что это могла быть она. Девушка заметила беспокойное выражение его лица и выступивший на висках пот. Но красноречивей всего был охотничий нож, обнажённое лезвие которого блеснуло в свете ночных светил.

Они заперли дверь на засов, долго молчали, не глядя друг на друга. Сириус боялся, что по его вине девушка напугана… А Селеста гадала, понимает ли он, что боялась она больше всего за него?

– Сегодня их нет, – вдруг произнесла она, нарушая ночную тишину.

Сириус не сразу понял, что та имела в виду, но Селеста ничуть не смутилась. Кивком, лёгким и изящным, она указала на окно, за стеклом которого мирно мерцали звёзды.

– Танцующих огней, – пояснила она, – я боялась, что всё дело в них…

И это была правда: в птичьем облике она часто задумывалась, что будет, если в ночь двойной луны не будут переливаться радужные блики? Сумеет ли она обернуться человеком, сбросив оперенье? Сумеет ли сохранить облик до наступления полудня третьего дня, или обернётся животным, лишь только небо перестанет расцвечиваться сотнями всполохов? Теперь, хотя бы, часть её сомнений, которые с каждым днём множились в девичьей душе, отступила, и ей стало легче, хоть немного. Было кое-что, что ей нужно было сказать охотнику, а времени было мало, ведь вскоре, она не сможет поговорить с ним , как человек с человеком….

– Ты ведь понимаешь, – спросила она, – что всё случившееся не могло быть простым совпадением?

Сириус понимал, конечно, он уже давно перестал верить в случайность подобных событий. Лёгкое удивление посетило его оттого, что и девушка того же мнения. Но тут же он отругал себя за это неуместное чувство. Давно пора понять и принять: охотник имеет дело с человеком, который лишь внешне напоминает наивного ребёнка. Светлые волосы и по-детски невинное лицо введут в заблуждение кого хочешь. Какой она великой правительницей могла бы стать, если бы овладела способностью использовать свой облик себе во благо, если бы хитрость и предусмотрительность вошли бы у неё в привычку. И какой бы опасной противницей стала бы Селеста тогда для врагов своего небольшого, но богатого королевства. Сам Сириус никогда не мог похвастаться талантом политика, как бы не старался постичь премудрости этой науки. Так зачем было удивляться тому, что девушка, которая рождена была, чтобы царствовать, заметит столь очевидную закономерность?

– Я в такие совпадения не верю, – ответил Сириус.

– Это хорошо…

Она кивнула, немного задумчиво. Охотник боялся, что Селеста откажется теперь иметь с ним дело. Отчего-то мысль, что девушка может пожелать отыскать себе другого компаньона для путешествия, охотника пугала. Он не хотел слышать, как королевна признаёт, что он оказался не тем, кто ей нужен. Отчего-то молодому мужчине казалось, что он подвёл её, хоть и не по его вине прошлое вновь пыталась до него добраться. Но она ничего не сказала об этом, как и не сказала она и того, что сомневается в способности мужчины выполнить своё обещание.

– Какой у нас план? – спросила она и улыбнулась.

Улыбнулась, глядя ему в глаза, не таясь. Как никогда раньше. И вдруг Сириусу ужасно захотелось коснуться этих слегка изогнутых в уставшей улыбке губ. Хотя бы пальцем. Он знал, что не имел права желать чего-то подобного.

– Думаю, ты согласишься не ждать осени, чтобы отправиться в путь?

Она рассмеялась, но это не было злой насмешкой. От её смеха на душе стало легко. Он чувствовал, что что-то между ними было иначе. И вдруг, он понял, что именно: она вела себя с ним как с равным. А ведь это длилось уже некоторое время! Охотник так зациклился на своих злоключениях, что не замечал этого. Они были равны, она знала теперь, кем он был рождён. И осознание этого, как и того, как именно всё теперь менялось, ошеломляло его.

Главное: они оба знали, что сегодня в полдень королевна вновь обернётся птицей, и дома, который давал ей надёжное убежище, теперь не было. С рассветом они двинулись в путь, настолько быстро, как могла позволить купленная кобылка, несущая двух седоков…. Сириус планировал поменять её при первой возможности…. Но не судьба вверенного ему животного волновала всадника в тот момент, а только руки девушки, обнимавшие его, пусть и только чтобы удержаться.

Они отъехали от города достаточно далеко, когда полдень почти наступил. И тогда их стремительная скачка прекратилась. Лошадь была рада отдыху, а вот Селеста была напряжена и задумчива: девушка чувствовала, что птица вот-вот вырвется на свободу. Ей всё труднее было говорить, всё тяжелее казалось человеческое тело.

– Селеста, думаю, я люблю тебя.

Девушке показалось, что она ослышалась, что силы близившегося превращения сыграли с её ухом злую шутку. Но Сириус и правда сказал это. Сказал, хоть и не планировал, хоть и не произносил этих слов даже в мыслях. Но теперь, когда они прозвучали, он признал, что это чистая правда. Что он наконец-то понял, что с ним творилось в последнее время. Сириус не ждал ответа, не ждал взаимности. Просто осознал это, и был рад своему открытию, рад, что есть объяснение всем его странным поступкам. И было оно очень простым.

Селеста молчала не только потому, что никак этого не ждала в ту минуту, но потому, что слова человеческого языка уже начали казаться чужими, что месяц без человеческой речи уже подбирался к ней. Она взяла его за руку. Его ладонь была тёплой и грубой. Это помогла.

– Сириус, – сказала она, – я не буду обманывать тебя. Это не вовремя. Я сама не знаю, как тебе ответить, не знаю, что именно ты для меня значишь. Не так… Ты ведь понимаешь? Всего этого слишком много. Ты не безразличен мне, но… Не сейчас, когда-нибудь, наверное, я смогу разобраться в этом всём и ответить тебе… Но, однажды, я пойму.

– Когда-нибудь ты мне ответишь? Обещаешь?

– Да, я обещаю. Прости…

Она больше не могла противиться силе волшебства, стремившегося изменить её. Её рука в руке Сириуса задрожала, стала совсем невесомой, потом обратилась бестелесной дымкой, он больше не мог её удержать. В воздухе кружились перья.