Текст книги "Глазами сокола (СИ)"

Автор книги: Александра Довгулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 29. Во имя любви

Через ворота Эстеврии, которые не открывались уже несколько дней, отчего нехотя поддались обледеневшие засовы, въехала одинокая всадница.

Конь её был редкой породы, легконогий и красивый настолько, насколько могло быть красивым животное с чистой родословной. Его ничуть не смущал холод, да и лёд не был ему помехой. Он скакал легко, чуть пританцовывая, радуясь каждому движению.

Всадница была смугла, черноброва и необычайно красива непривычной, насыщенной красотой. Волосы её были черны, как ночи земель, где обитали подобные ей. Стан её был тонок, изгибы тела были округлыми и плавными. Глаза же были пронзительного орехового цвета, и в форме своей повторяли что-то за чёрными кошками.

Женщина вошла в один из городских приютов, где со времён начала проклятья поселились болезнь и нищета. Здесь нашли пристанище многие, кто потерял работу или кровь из-за колдовской зимы. Теснота была такая, что нельзя было пройти меж людьми, не задев кого-то пологом отделанной мехом накидки.

Она прибыла сюда дорогой ветров по воле колдуна, благоволившего ей, преодолела путь со стремительностью недоступной простому всаднику. Женщина искала человека, который слыл теперь безумцем, хотя когда-то был уважаем всеми и любим. Поиски её были успешны: здесь, среди сирот, больных и нищих был и он.

Мужчина сидел у стены, а взгляд его не выражал ничего, кроме поглотившей его апатии. Женщина верила, что Бог милостив к тем, кто искренне предан своим любимым. И этой верой были продиктованы все её решения, которые привели её сюда. Она подошла к нему, села у ног, взяла в ладони его лицо, поросшее редкой седой щетиной.

– Бриан, – позвала она, – ты узнаёшь меня?

Несколько бесконечно долгих мгновений ничего не происходило. Но потом, нить мысли отразилась в его глазах. Она стремилась преодолеть полог тумана сумасшествия, укрывшего разум. И сумела. Он узнал её, узнал не смотря на то, что внешний вид её ничуть не напоминал о прошлом. Мужчина смог потому, что так же, как и она, оставался верен своей любви до самого конца. Он произнёс, немного неуверенно:

– Мирида?

Тем временем в тронном зале соколиного замка, где своды были расписаны золотыми птицами, парящими среди перин облаков, начинала скучать королева-ласточка. А мы ведь хорошо помним, чем кончилась для всех жителей Эстеврии её скука в прошлый раз? Неужели и теперь наших героев, да и всех, кто будет столь неудачлив, чтобы подвернуться под руку, ждут новые напасти?

Ласточка была недовольна: быть любимой, доброй и щедрой королевой было далеко не так весело, как она думала. Носить меха и есть с серебра было ей не в новинку, так что роскошь вовсе не доставляла ей удовольствия. Многочисленные советники всё больше занудствовали, министры паниковали; казна пустела, жилища ветшали, королевские хранилища не приносили уже пользы. Подданные шли ко двору бесконечным потоком, растерявшие свою красоту в борьбе с холодом и болезнями. Эти тёмные, мало что выражающие лица, едва видные среди вороха тряпья, в которое были закутаны, как мерзкая гусеница в наполовину свитый кокон, надоели ей до зубной боли. Они просили, и всегда, всегда одно и тоже! И ждали такого же ответа, как и их многочисленные предшественники.

Нет, не было ничего захватывающего в участи любимой королевы! Ни дворцовых интриг, ни государственных переворотов, только глупые, уставшие люди кругом! И тут она почувствовала колдовским своим чутьём: Мирида вернулась в Эстеврию и, похоже, она преуспела в поисках. До этого дня Ласточка лишь наблюдала издали за историей, которая теперь привела героев в башню на границе. Появился и юноша, способный разрушить чары, ласточка ясно видела: ему до того, как снять проклятье оставался один маленький шаг. Но, по неопытности, неизбежно становившейся спутником любого смертного человека, он сам этого не понимал. Ласточка с любопытством наблюдала за тем, как он теряет остатки надежды, каплю за каплей. Ложная королева прекрасно знала, что охотник понимает, что безрассудство его может запросто привести к смерти, а то и к чему похуже. Знала она и то, что он готов уже был сдаться.

Но человек, отражённый в глади волшебного зеркала, вновь взял в руки лазурный камень, надписи на котором, возможно могли быть понятны лишь Ласточкой. «Уйти, чтобы вернуться», говорилось на нём, а на его собрате «Уснуть, чтобы проснуться». Но вернуться, мог далеко не каждый. Не был артефакт создан для обычных людей. Чем же объяснялась подобная опасная глупость? Было одно возможное объяснение, и Ласточка уже догадывалась, что скорее всего, здесь была замешана любовь.

Она уже встречала таких отчаянных на своём пути. Истинная любовь рождается намного реже, чем принято считать, и, откровенно говоря, Ласточка не любила с нею связываться: слишком уж была эта сила дикой и непредсказуемой. Никто, даже она, прожившая не одну человеческую жизнь, побывавшая в разных поднебесных мирах, не знал, на что именно способна эта сила, и есть ли вообще границы у её возможностей. И если в дело вмешалась она, Ласточка обретала опасного противника. А ради чего ей стоило так рисковать? Ради скучных людей с некрасивыми лицами и шкур убитых животных, считавшихся ценными?

Впрочем, стоило и проверить, насколько силён огонь привязанности в сердце охотника. И если по законам этого мира, она не имела права отныне вмешиваться в судьбу Мириды и Бриана, то, заключив с ней договор, обернувшаяся ветром королева дала Ласточке право вмешаться в судьбу Селесты.

Сириус, летевший над фьордами, и не догадывался о том, что ему может хоть что-то угрожать в этом облике. Он искренне радовался полёту и лёгкости тела, позабыв о всякой осторожности. И вот белая башня осветилась лучами утреннего солнца. Охотник надеялся, что, не смотря на вынужденную задержку и сон, более долгий, чем в прошлый раз, он успеет до полудня: очень хотелось увидеть Селесту в её человеческом облике ещё раз! Пусть и такую: странную, не ведавшую о его существовании, но живую и прекрасную.

Тут острый взгляд сокола выхватил крошечную точку, вьющуюся над крышей башни. Она стремительно приближалась, с каждой секундой всё больше и больше напоминая своими очертаниями птицу. Нет, не просто птицу! Пёструю быстрокрылую соколицу, несущуюся навстречу! Он не усомнился ни на мгновение: королевна летела к нему навстречу. Радостный клич сорвался с его клюва. По движениям, неуловимым глазу человека, он понял: охотник узнан, королевна приветствует его. Они закружились в соколином танце, в вихре крыльев, когтей и бесконечной свободы, которую могут подарить лишь небеса. Охотник был счастлив в те мгновения. Казалось, от человека в нём почти ничего не осталось в украденном теле. А может, всё решится именно так? Они навсегда останутся животными, понимающими друг друга без всяких слов. Не будет больше бессмысленной вражды, боли и страхов. Пусть так, они проживут свои жизни судьбой, что им не была предназначена при рождении, но будут свободны и счастливы!

Два сокола под самым пологом заколдованных облаков парили крыло к крылу, летя в сторону башни, чтобы пересечь границу и навсегда покинуть мир людей… И, вдруг, Сириус заметил что-то странное в своей спутнице. Её взгляд, слишком живой и осмысленный, теперь выражал непонятное ему, холодное торжество. Он не мог представить, чтобы подобное виделось в глубине глаз Селесты, которую он знал. Тут Сириус понял, что Селеста никогда бы не согласилась покинуть свой народ по доброй воле навсегда. Не важно, в каком она была обличье, и кто был бы рядом с ней. Он закричал отчаянно, настоящий сокол мог бы так кричать лишь в минуту смерти. Спутница его, кем бы она ни была, поняла, отчего он больше не источает волны безграничного ликования, отчего раздался этот крик. Они всё ещё как животные понимали друг друга, чувствовали намеренья, не используя слов. Ещё за мгновение до того, как она его атаковала, Сириус понял, что произойдёт. Только сделать ничего не успел.

Птица вырвала камень из его сомкнутых когтей с необыкновенной силой.

Охотник падал и смотрел на солнце: как же он сразу не понял, что полдень был близок, но ещё не наступил? Мысль о скорой гибели так и не успела добраться до его головы.

Сон Сириуса

Сириус погибал. Он понимал это каким-то странным животным чувством, единственным доступным ему в этот миг. Вокруг была темнота. И откуда-то из её глубины слышался голос матери, который он часто вспоминал в минуты печали… Этот высокий и прекрасный, чистый и нежный голос, пел песню, которую он запомнил с тех времён, когда она сидела у его колыбели, когда мир ещё не был таким страшным.

Засыпай-ка, родной, я спою тебе сказку

О том, как сокол мой поменял как-то ласку

Милых рук на полёт, на просторы небес,

На края, где волшебны и горы и лес…

Улетай, сокол мой, улетай мой родной,

Может, ты никогда не вернёшься домой?

Пусть тебя ветер звёзд далеко унесёт,

Только помни, что дома тебя всё же ждёт

Лишь Любовь….

А в чужой стороне всё и правда прекрасно,

Будто кто-то плеснул с неба яркую краску…

Только сердце скулит и совсем не поёт:

В том краю волшебство, а не счастье живёт!

Прилетай, сокол мой, прилетай, мой родной,

Может, всё же, ты скоро вернёшься домой?

Пусть тебя ветер звёзд вновь ко мне принесёт,

Знаю точно: тебе снова счастье вернёт

Лишь Любовь…

Сириус опускался во тьму всё глубже, будто на дно холодного океана, а голос матери слышался всё чётче. Потом, он вдруг понял, что это вовсе не мама поёт у его колыбели, и знакомые слова произносились голосом Селесты…

Глава 30. Веря в чудо

Люди не любят верить в чудеса. Оно и понятно, ведь поверить в чудо означает признать, что есть во всех мирах неподвластное нашему пониманию. Нечто нелогичное, необъяснимое, неправдоподобное. Но любая вещь становится вполне понятной в тот момент, когда мы, переступив собственную гордость, через слепую уверенность во всесильности и исключительности человеческого рода, допускаем возможность невероятного.

Вы скажете, что в жизни так не бывает, что совпадение слишком уж сказочное. Невозможно было бы предугадать, что Сириус уже в человеческом облике не разобьётся о скалы, или не сгинет в объятьях ледяной воды, плескавшейся у их основания. Слишком уж маловероятным было бы то, что его почти безжизненное и измученное тело, безвольным мешком упадёт прямо на террасу, где уже не было колдовской зимы. И уж точно было невозможно логично объяснить, почему именно в тот момент Селеста, вдруг, закричала от ужаса, и, в попытке пробиться сквозь невидимую колдовскую преграду, произнесла слова, способные разрушить проклятье Эстеврии.

И всё же, всё можно объяснить. Просто поверьте, что память ума – далеко не самая сильная, что есть вещи куда более могущественные, превосходящие способности разума, любимого человечеством. Её ум был затуманен зельем. Даже если бы девушка призвала бы на помощь все силы своего разума, колдовство бы не позволило ей понять то, что королевна осознала в тот момент.

Помнили её тело, её сердце, и, главное, её душа. Лишённая доступа к своей фактической памяти, она была и лишена сомнений, которые порождал её жизненный опыт. Ведь было так неправильно и даже опасно испытывать привязанность к охотнику. Так было страшно спутать чувство благодарности к своему спасителю с настоящей любовью! Но теперь её сомнения не имели никакого значения, их просто не существовало! Её глаза, её сердце, её душа, вся её суть знали, что, возможно, видят смерть любимого. Это страшное, ошеломляющее открытие разрушило в миг чары забвения. Эти эмоции были настолько сильны, что уничтожили всякий след зелья в её теле, и проклятье, и невидимые стены, что отделяли землю Эстеврии от прочих.

– Я люблю тебя! – закричала она.

Произнеся это раньше, чем смогла осознать, что именно говорит, но отчётливо понимая, как это важно, Селеста почти случайно выполнила данное когда-то обещание, которого не помнила. И когда полуденное солнце коснулось босых ступней королевны, ничего не произошло. Отныне и впредь Селеста была человеком.

Самым уж удивительным было то, что бросившись со всех ног к уже узнанному Сириусу, коснувшись рукой его груди, девушка поняла, что там, под рёбрами трепещет перепуганное человеческое сердце. Затем, после мучительных мгновений ожидания, Селеста увидела, как он открыл глаза.

Сириус был жив. Нет, его нельзя было назвать невредимым но, главное, не случилось самого страшного, того, что лишило бы королевну и охотника надежды на счастливый конец. Его левое запястье было повёрнуто под неестественным углом, а правый глаз теперь навсегда был отмечен обликом птицы, который он позаимствовал нечестным путём. Это око больше уже никогда не будет полностью человеческим: тёмный белок, чуть вытянутый зрачок, жёлтый и яркий ободок вокруг него не позволят забыть о цене, которую нужно было заплатить за счастье. Но главное, он был жив. Слёзы облегчения катились по щекам королевны.

А дальше, как и должно быть в добрых и волшебных сказках всё было хорошо. В Эстеврии наступила долгожданная оттепель, и измученные холодом, голодом и болезнями жители все как один были согласны, что нет звука на свете прекраснее, чем тихий звон капели на карнизах окон.

При дворе все будто, внезапно, прозрели и поняли, что на троне последние месяцы была самозванка, таинственным образом исчезнувшая в день, когда в Соколиной столице кончилась зима. Один близорукий мальчик, любивший книги больше всего на свете, в то утро видел, как из порта исчез корабль с чёрными парусами, обратившись в дым… Правда, он никому не сказал этого: боялся, что над ним будут смеяться.

Мирида и Бриан больше не были королём и королевой. Согласно договору с Ласточкой, мать Селесты даже в новом облике не могла пересечь замковые ворота. А Бриан, как никогда раньше, чувствовал, что не имеет права более носить корону. Но судьба их не была несчастной! Нет, они поселились за пределами городских стен, в уютном и красивом доме, владея землями достаточно богатыми, чтобы они никогда не знали нужды. Там они и прожили свои жизни долго и счастливо…

Сириус и Селеста поженились, став королём и королевой. Страшившийся власти бывший охотник так и остался в глазах людей сыном неизвестного северного лорда. Лишь некоторые знали правду: верные члены совета королевы, священник, который благословил их брак, да одна из фрейлин. Это была та девушка, которая так сильно любила свою подругу, что даже не поддалась неведомым чарам колдуньи. Её теперь юная королева звала сестрой.

Эстеврия вновь встала на путь процветания. Пусть её богатства вернулись не в одночасье, однажды, измученный город вновь назовут блистательной Столицей юга.

Мир Селесты и Сириуса побежал по правильному пути, и теперь, казалось, ничто не мешало их счастью… Но кое-что волновало молодых монархов, кое-что столь малое, столь незначительное…. Когда Сириус гнался за колдовской метелью в поисках своей будущей королевы, он подобрал перо, которое принадлежало птичьей ипостаси заколдованной девушки.

Не смотря на то, что теперь проклятье было снято, оно оставалось неизменным.

Теперь оно хранилось в золотом ларце, выставленном на всеобщее обозрение, ведь история встречи короля и королевы стало легендой. Но почему оно не исчезло? Разве не было оно соткано из того же колдовства, злого и нечестивого? Значило ли это, что какая-то частичка проклятья всё же осталась непобеждённой? Король и королева не знали этого, как и того, как именно оно даст о себе знать. В то же время это могло и вовсе ничего не значить. Они берегли друг друга ценя каждую секунду, понимая, как непросто было достичь того, что они имели. Надежда на то, что их горести остались далеко в прошлом, делала их счастливыми!

Пусть живёт надежда в сердцах людей!

Конец