Текст книги "Пилот мечты"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Клим Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Любимым приемом был крупный план корабельного отсека: все трясется, дрожит, а потом вдруг прямо в объектив вылетает какой-нибудь здоровенный агрегат и пугает всех до поноса.

Вокруг корабля вились пиратские флуггеры и поддавали жару из твердотельных пушек, и никакая актерская игра была не в силах испохабить шикарные взрывы, крупноплановые пролеты камеры с самыми головокружительными виражами и километры огня.

Горело, кстати, отлично! Именно так, как оно бывает в космосе и верхних слоях атмосферы на скорости шесть километров в секунду.

– Тащ кавторанг! Уничтожена зенитная батарея номер три!

– Прорвемся! Пра-ар-р-рвемся!!! – талантливо рычал Василий Кнорозов, вцепившись в рукояти управления. Где шлялись пилоты в это время – не знаю. Видимо, их уже убили. Все четыре штатные смены.

– Капитан! Прямое попадание! Вышел из строя силовой эмулятор!

В зале охнули.

На роль пиратского флуггера был назначен, ни много ни мало, торпедоносец «Фульминатор», который в пикировании с дистанции ста метров всадил в борт рейдера нечто размером с отечественную торпеду ВТ-1000.

«Яхонт» в это время шел через фронт знаменитого дургианского урагана, его шестисотметровое тело бросало и мотало, как черепашку в центрифуге. Торпеда здорово прошила бронепояс, переборку и рванула в отсеке дейнекс-камеры. Падают люди, кругом кровавые кишки, все горит, взрывается – красота!

– Они собираются сериал закрывать? – прошептал Самохвальский, наклоняясь ко мне. – Кораблику гарантированный каюк. Без эмулятора, да в таком урагане!

– Приказываю герметизировать отсек и приступить к борьбе за живучесть! – лихо скомандовал капитан.

В зале заржали. Бороться за живучесть следовало десять минут и триста километров назад.

Наконец рейдер отбился от зловредных флуггеров. Причем центрового мерзавца, который перекочевал из предыдущего сезона, капитан очень ловко таранил носовой оконечностью корабля с шикарным золоченым гербом Российской Директории. Конец негодяя был ужасен: ему размотало кишки клювом левой головы гербового орла!

Многострадальный «Яхонт» ахнулся на скалы, что, впрочем, не оставило заметных следов в его экстерьере. По-хорошему, всем, кто чудом выжил, надо было срочно собирать манатки и валить оттуда, обгоняя собственный визг! Там должен был течь люксоген, сочиться дейтерий, радиация расти, как бамбук после дождя!

Но бравые парни справятся, кто бы сомневался. Починят, добудут топлива, а Латынина попутно расскажет кавалеру, что такое настоящая любовь.

Мы приготовились смотреть, как экипаж будет выкручиваться, когда меня кто-то потрогал за плечо – я сидел крайним у прохода.

– Вы не подскажете, кадет Пушкин здесь?

Я обернулся. Здравствуйте! Прямо на меня смотрел вестовой начальника истребительного факультета каперанга Федюнина.

– Сидите, сидите! – шепнул он, пресекая мою попытку вскочить с места. – Александра Пушкина вызывает к себе Вадим Андреевич. Так он здесь?

– Здесь… вон он, в следующем ряду.

– Вы не могли бы его позвать?

Пушкин нас услышал, заоборачивался, а потом и увидел, кто пришел по его душу. Сашку уволокли. Зачем он Федюнину? Да еще в выходной?

Я тогда не знал.

В кабинете начфака состоялся примечательный разговор. Для многих, в том числе для вашего покорного слуги – судьбоносный. Именно с него началась моя длинная одиссея, именно он оборвал размеренность моего существования.

Пушкин предстал пред очи Федюнина и двух боевых офицеров. Федюнин его расспрашивал, задавал странные вопросы, а потом выгнал в соседний кабинет, решать некую задачу по моделированию противодействия флуггерам с невиданными тактико-техническими характеристиками.

Сашка удивился и ушел. Но переборочка тонкая. Его чуткое ухо слышало всю последующую беседу до последнего слова. Правдивый же Сашкин язык мне эту беседу пересказал. Но это было потом, на борту тяжелого авианосца «Три Святителя».

Беседа вращалась вокруг личных дел кадетов. Офицеры изучали наши персоны и горячо интересовались у Федюнина нашими выдающимися качествами. Федюнин консультировал, предлагал кандидатуры, офицеры сомневались, спорили. Наконец были отобраны двенадцать человек с третьего курса, что, как легко догадаться, составляет полную комплектацию эскадрильи.

Один сегмент беседы касался лично меня. Поэтому вот он, дословно, как передал Сашка и запомнил я:

– …Думаю, что можно рекомендовать Румянцева, Валентин Макарович.

– Румянцев? Вы уверены, Вадим Андреевич?

– Он хороший пилот, личное дело перед вами.

– Хороший… золотая медаль по пилотажу… «истребитель-снайпер»… Это впечатляет. Но я не об этом спрашивал. Из личного дела явствует, что с дисциплиной у парня неважно, а еще он у вас постоянно попадает в неприятности. Драки, самоволки, гауптвахты… Особенно гауптвахты… мы же его не на соревнования повезем!

– М-м-м… Валентин Макарович, Румянцев при всем этом находчив, смел и нахален – идеальные свойства истребителя. Я в нем уверен. Не подведет.

– Не буду спорить, вам виднее – это ваши люди. Значит, Румянцев. Далее… Власик. Что о нем скажете?

И так далее.

Не на соревнования нас везли.

Нас отправляли на Наотар.

Глава 3
СИЯЮЩИЙ НАОТАР

Май, 2621

Тяжелый авианосец «Три Святителя»

Система Дромадер, орбита планеты Наотар

Разведсводка: Как и предполагалось, конкордианское верховное командование не предоставило полной информации по ситуации на планете Наотар. По состоянию на 1-00 08.05.2621 можно уверенно констатировать полное господство сил противника на орбите планеты. В случае активизации наступательных действий эскадра прикрытия продержится не более двух часов.

Решение Главнокомандующего ВКС РД: Даю добро на формирование и отправку Экспедиционного Флота «Наотар».

Главком Пантелеев

Служба технической разведки – ГШ ВКС: На орбите Наотара зафиксирован обмен сигналами по варианту Титана.

О сражении за Наотар написано много. На настоящий момент, естественно. А тогда он был строго засекречен. Во избежание панических настроений.

Теперь же всем рекомендую «Памятку о ксенорасе джипсов», «Памятку о Наотарском конфликте» и фундаментальные труды доктора исторических наук, капитана первого ранга Г. Ф. Елисеева: «Джипсы. Конец цивилизации» и «Необъявленная война».

Если же не имеете склонности к научным монографиям, тогда нет ничего лучше остроумнейшего сочинения контр-адмирала А. Р. Пушкина. Хорошая, качественная беллетристика. Шикарные батальные сцены, все очень наглядно!

Только не надо забывать, что это по сути художественная литература, да и писал Пушкин, основываясь исключительно на собственных воспоминаниях. В результате – страшная путаница и множество искажений фактов. Даже сериал «Рейдер „Яхонт“» у Пушкина перепутан с полнометражной киносагой «Фрегат „Меркурий“». Но это не в упрек. Главное – настроение тех грозовых дней передано Пушкиным от и до.

А дни выдались такие, что только держись!

Возле планеты Наотар – это в Конкордии – появился флот таинственных звездных кочевников. И флот непростой, не из обычных звездолетов. Ибо летают джипсы на управляемых астероидах. Рой – вот верный термин.

Мы, Великораса, тогда с джипсами были знакомы шапочно. Знали, что есть такие, но не более того. Астероидные рои джипсов попадались на орбитах планет неоднократно, никаких признаков агрессии не проявляли. А тут…

Джипсы выбросили на поверхность Наотара десант: гигантские башнеподобные объекты, названные условно «домнами», и большую группу «комбайнов». Комбайны – диковинные машины на шести сферических колесах четырехметровой высоты – срыли до основания городок Рита, передавив кучу людей. А домны – имеющие высоту в несколько сотен метров каждая! – укоренились на площадке неподалеку. Зачем – мы тогда не знали.

Конкордианцы пригнали эскадру для отражения агрессии, ведь, по любым меркам, джипсы открыли военные действия, причем предельно цинично, без видимых причин. Клонская эскадра попыталась выбить астероидный рой с орбиты планеты.

И вот тогда на сцене появились главные действующие лица: истребители джипсов, более всего похожие на редкозубую расческу, а потому прозванные «гребешками». И вот кто бы мог подумать, что эти нелепые аппараты продемонстрируют феноменальные боевые качества!

Как подобное уродство может летать, да еще в атмосфере, было категорически не ясно. Но уродство летало, и еще как! В атмосфере гребешки развивали скорость в десять Махов, то есть десятикратно превышали скорость звука! Тогда как конкордианский «Джерид» при атмосферном полете дотягивает только до 8М, и то в режиме форсажа, превращаясь в пулю, неспособную к активному маневру. А гребешки умудрялись менять вектор движения на сто восемьдесят градусов за девять секунд, совершенно не теряя скорости!

Джипсам, видимо, забыли сообщить, что при этаком фортеле пилота размажет перегрузкой, а у флуггера поотваливаются крылья. Еще им не рассказали, что рентгеновский лазер, вписанный в габариты флуггера – оружие низкотемпное, которому требуется некоторое время на перезакачку стрельбовых накопителей.

В совокупности получилась картинка: чрезвычайно верткий аппарат, превосходящий лучшие машины Великорасы по скорости разгона на прямой почти в полтора раза, по скорострельности бортового вооружения – в пять-десять раз, а по маневренности… По маневренности джипсы нас обставили на полтора порядка! Даже самые легкие наши разведывательные зонды не умели так крутиться – разваливались от перегрузок!

Результат плачевный. Нескольких шестерок гребешков хватило, чтобы полностью выжечь клонский десант, пытавшийся уничтожить поле домен. Целый танковый полк, вместе с дивизионом ПКО, ракетно-артиллерийским дивизионом и всеми ротными зенитными средствами ничего поделать не смог и погиб в полном составе!

На орбите четыре десятка гребешков выпотрошили линкор «Яшт» и едва не отправили вслед за ним линкор «Кавос».

За все время боев клоны сумели завалить всего четыре гребешка, потеряв – помимо линкора «Яшт» – более сорока флуггеров, танкодесантный корабль «Элан-87» и практически весь личный состав десанта.

От ракет джипсы обычно уворачивались, а большинство орудийных установок просто не успевало на них наводиться.

Упрямцы из Сетад-э-Бозорг – конкордианского Генштаба – прислали в район Наотара специальное оперативное соединение «Тиштрия». И получила та «Тиштрия» мировых пенделей. Сражение на орбите клоны продули вчистую, после чего запросили помощи у собратьев по Великорасе – у нас то есть.

Наш экспедиционный флот «Наотар» был страшной силой. Линкоры, авианосцы, целое стадо фрегатов, мониторы, десантные корабли – мы приготовились воевать по всем правилам.

Только не понимали мы тогда, что при традиционных тактических схемах подавляющее численное превосходство не играет никакой роли. Конвенциональный бой флуггеров с гребешками превращался в некое подобие соревнований по бегу. Как вы думаете, двести школьников смогут обогнать одного олимпийского чемпиона?

Очередное сражение объединенные силы Великорасы проиграли.

Флот «Наотар» вышел из боя и удалился в метрополию для восполнения потерь. Так как эти драматические события неслись буквально галопом, ни о какой правильной организации тыловых служб речи не шло, и штаб прибег к импровизации на грани фола: убыль личного состава частично компенсировали за счет привлечения кадетов военно-космических академий, то есть нас – молодых и необстрелянных.

Так мы оказались на борту тяжелого авианосца «Три Святителя».

Было спешное формирование эскадрилий.

Были суточные учения в районе астероидного скопления Флоры.

Было выдвижение к месту проведения операции.

И был бой. Читайте мемуары контр-адмирала Пушкина, там все подробно описано!

Мы – Андрей Румянцев и Вениамин Оршев – оказались по воле командования в составе эскадрильи И-03 19-го отдельного авиакрыла, приписанного к тяжелому авианосцу «Три Святителя». Комэск – Григорий Алексеевич Бердник.

– Ну что, соколы, – сказал он нам с Веней, – определяйтесь с тактическими позывными. Как вас в эфире величать?

– Я буду Кометой, можно? То есть разрешите, товарищ капитан-лейтенант? – ответил я.

– Комета? Похоже на сбитый флуггер, кадет. Ассоциации поганые. Или ты не суеверный?

– Так точно, товарищ капитан-лейтенант, похоже! Но это вражеский флуггер!

Бердник рассмеялся.

– Молодец, не теряешься! Правильно тебя Федюнин рекомендовал: смелый и наглый! Пусть будет Комета!

– А я буду Мефодием, – постановил Оршев.

Так на вертикальном оперении моего «Горыныча» появилась хвостатая звезда, а на оршевском киле – иконописный старец со свитком в руках. Венечка всегда любил выпендриться, выпендрился и сейчас. Хотя даже его святому Мефодию не сравниться с позывным нашего однокашника Пушкина! Тот летал в соседней эскадрилье И-02 и назвался «Лепаж» – по имени знаменитого дуэльного пистолета, лишившего жизни его не менее знаменитого однофамильца.

Итак, девятнадцатого мая экспедиционный флот «Наотар» со всей военной тавтологичностью вернулся на Наотар. Первым делом посыпались форс-мажорные дела. А именно: немолодые люксогеновые двигатели линкора «Кавказ» выкинули корабль из Х-матрицы на шестьдесят пять тысяч километров дальше расчетной дельта-зоны.

Это само по себе не страшно. Плохо то, что линкор по несчастливой случайности попал сразу в операционную зону джипсианских гребешков, которые и навалились со всех сторон. Пришлось спешно поднимать флуггеры. Линкор спасли, хоть и не справились бы вовремя без помощи конкордианских коллег, которые подтянулись от орбитальной крепости «Шаррукин-17».

Тот бой начался внезапно и прошел быстро.

Никаких особых впечатлений: прилетели, захватили чужие метки на радарах, выпустили ракеты. Меток было немного – тринадцать штук. Две из них погасли, а остальные убрались прочь. Когда мы добрались до линкора, гребешков уже и след простыл.

Я рассматривал бронированную махину «Кавказа» и думал, что я поразительно везучий на неприятности человек.

Сперва Титан и драка с непонятными чужаками.

Теперь Наотар и опять драка с чужаками.

Причем обе драки – совершенно секретные! И в обоих случаях чужаки были великолепно вооружены…

Двадцать первого мая началась операция «Сияние».

Наше начальство наконец сообразило, что надо менять правила игры, а лучше саму игру. Да, двести школьников не обгонят одного чемпиона по бегу, зато они в состоянии его затоптать.

Мы подняли флуггеры на виду у роя джипсов.

Флот развернул боевые порядки. Линкоры в несколько залпов выпустили гигантскую свору тяжелых ракет.

Джипсы действовали схематично, отреагировав массовым вылетом гребешков, и не учли при этом фланговой угрозы со стороны конкордианского флота. Друзья-клоны выпустили ракеты из-за планетного диска загодя, рассчитав время упреждения, так что огромные дуры стали рваться прямо в гуще вражеского роя!

Десятитонные БЧ пенетраторов вышибали из астероидов тучи каменного щебня, а фугасы порождали облака плазмы. Страшных гребешков в те минуты погибло видимо-невидимо. Джипсам временно стало не до нас, и ударное соединение флуггеров вышло к Наотару. Цель – домны!

Почти триста бортов, выстроенных в плотный ордер, прикрывались искусственной маскировочной завесой «Сияние». Это была работа отряда информационной борьбы на флуггерах «Андромеда-Е».

Мы смели воздушное прикрытие! Маневренность и скорость гребешков не могла им помочь, так как маневрировать вдруг стало просто некуда: огромный объем простреливался нами во всех направлениях.

Тридцати гребешкам ничего не стоило умыть нас в крови и пламени, но теперь – теперь игра поменялась! Там, где пасовала техника, выигрывала тактика.

Торпедоносцы и штурмовики вышли на рубеж атаки.

Уродливые домны падали под ударами управляемых бомб одна за другой! Но одну башню мы расстрелять не успели. И тогда выяснилось, зачем джипсов принесло на планету. Домны оказались гигантскими инкубаторами, которые собирали органические и неорганические материалы для выведения потомства. Тех самых гребешков!

Мы не стали выжигать молодняк, а джипсы не стали выжигать нас, хотя могли. Ведь с орбиты к месту побоища устремились почти все наличные истребители врага! Они сохранили потомство, а мы – лицо. А заодно и кучу жизней. И, вроде как, выиграли.

Мы получили приказ возвращаться на авианосцы. А джипсы тем временем посадили на поле с домнами астероид! Никогда такого не видел. Космическая скала садилась на планету, как какой-то десантный катер!

Это они детишек своих проклятых забирали.

А два других астероида наши и клонские комендоры распистонили. Событие радостное, нет слов! Да только на орбите прямо по маршруту возвращения образовался плотнейший метеоритный поток из обломков, через который нам пришлось прорываться.

Почти все прорвались. Но все-таки не все.

Ваш покорный слуга схлопотал маленький такой камушек прямо в двигательную секцию. Парсер сообщил, что у нас накрылся калибровщик фабрикатора дейтерий-тритиевых капсул, а это означало, что в остальном совершенно исправная машина не может задействовать маршевые движки.

Мощный «Горыныч» оказался в положении лежачего паралитика. Вроде все конечности на месте, а не пошевелиться.

Сами посудите: стоило мне дать тягу, как в камеру сгорания направилось бы термоядерное топливо в виде ДТ-капсул… Это-то хорошо, что направилось. Но плохо, что без всякого контроля со стороны системы калибровки. Минута работы, затем – перегрев и прогорание стенок камеры, огонь в топливной системе, огонь по всему двигательному отсеку и – взрыв. Умница парсер не мог позволить мне столь глупого суицида и заблокировал маршевые.

Я угробился бы, без всяких сомнений! После страшного напряжения последних часов, после того, как я чудом выжил в бою, после того, как нас накрыла почти сотня гребешков, а мы не могли стрелять… Ваш Андрей Румянцев был очень сильно неадекватен. Оч-ч-чень.

Хотелось домой, я орал матерные слова в разнообразных сочетаниях, колотил по пульту и требовал от парсера разблокировать двигатели. Словом, вел себя, как шимпанзе в зоопарке, а вовсе не как пилот в кабине.

Парсер мудро проигнорировал мои вопли насчет «разблокировать двигатели» и сообщил, что приступает к выполнению программы экстренной посадки. Если я, конечно, не возражаю. То есть товарищ пилот может попробовать приземлиться сам, но в космос мы уже точно не летим, по крайней мере не на этом «Горыныче».

И вот тогда-то и случилось первое приключение из целой серии, которая сделала мою судьбу совсем нескучной.

Посадка получилась экстренной – это еще мягко сказано. Слава богу, что он такой добрый и обеспечил прекрасные метеоусловия. Слава «Горынычу» за отменное качество его планера. Слава штабу – по его воле я расстрелял все ракеты и сжег море горючки, так что машина была облегчена до последней крайности. Ну и парсеру слава – он усадил флуггер на одних маневровых, а я даже синяка не набил, хоть и нагадил со страху полные ботфорты.

– Да-а-а, – протянул я, чтобы как-то отреагировать на ситуацию, – ну и попал…

Вляпался я знатно. Хуже был бы только местный океан, где я рисковал тихо и без затей утонуть.

«Горыныч» упокоился в тысяче километров от зоны штурмовки. На карте место посадки обозначалось как Сумеречные Леса. Титанировое тело моего боевого коня пропахало широкую просеку среди деревьев. Точнее, среди наотарских макрофлорозоидов. Но будем говорить – «деревья». Сознание человека любит следовать знакомым шаблонам. Раз имеется лес, должны быть деревья – и точка.

С тем же успехом местную растительность можно было назвать цветами. Или папоротниками. Или грибами. Я не силен в биологии, тем более ксенобиологии, но флуггер окружали вовсе не деревья. Да полно, у меня нет уверенности, что некоторые формы вообще можно было причислить к растительности!

На левой плоскости флуггера лежал цветок. Пожалуй что цветок. Было в нем при жизни двадцать метров росту, а стебель в талии – метра полтора.

Справа от кабины покачивался бамбук подозрительно красного цвета. На его стволе то и дело открывались щели, откуда вырывался едва заметный лиловый пар. Этот веселый бамбучок определенно дышал. И вполне возможно, выдыхал он что-то потоксичнее кислорода или углекислоты.

Поверх фонаря кабины разлеглась лиана, покрытая веточками и листиками, а равно ресничками и иголочками. Вдруг лиане лежать надоело – и на меня уставились глаза! Да-да, целая батарея фасеточных глаз!

Лиана пришла в движение, шустро перебирая ветками, и уползла.

Дерево, в которое флуггер уперся носом, изрядно покосилось. И вот оно, недовольно фыркнув, извлекло из почвы десяток корней и отошло от помехи на пару метров. Его условно скажем кора (этакий весьма своеобразный ярко-зеленый глянцевый слой), поврежденная моим «Горынычем» при посадке, истекала желтым соком. К этой ране за минуту слетелся рой бабочек, которые покрыли ствол гирляндой совершенно цветочного вида.

Приглядевшись, я обнаружил, что бабочки, полакомившись желтым соком, и в самом деле превратились в цветы. По крайней мере они явно отказались от дальнейшего автономного существования, поскольку выпустили длинные щупы-стебельки, которые основательно укоренились в плоти дерева. В то же время крылья бывших насекомых свернулись так, что стали совершенно неотличимы от лепестков, формирующих чашечку цветка.

– Весело живете, – пробормотал я.

Лес был густой и вполне оправдывал свое название. Под его пологом царил сумрак, хотя Дромадер стоял почти в зените и жарил вовсю. И был тот сумрак наполнен псевдорастительной жизнью, названия коей отсутствовали в моем словаре.

– Включить аварийный маяк, – приказал я парсеру, вдоволь насмотревшись.

– Принято, – ответил тот приятным женским голосом.

– Доложи обстановку. Исправность оборудования, связь, тактическая обстановка.

– Флуггер к полету не пригоден, – констатировал парсер вполне очевидный факт. – Связь работает на прием, на передачу работает только аварийный маяк. Не могу засечь присутствия каких-либо аэрокосмических аппаратов, Анализ ранее принятых переговоров позволяет предположить, что в данный момент боевые действия в районе конфликта приостановлены, ведутся только поисково-спасательные операции.

– Великолепно! Как думаешь, нас найдут? – поинтересовался я.

Парсер защебетал, что, конечно же, всенепременно найдут в полном соответствии с планом поисково-спасательных операций и распорядком эвакуационных мероприятий.

«…И психологических методичек, – подумал я. – Наши премудрые военные психологи преотлично вправляют парсерам мозги насчет того, как вправлять мозги брату-пилоту вот в таких аховых ситуациях».

Если судить здраво, наличествует только один шанс из ста, что меня обнаружат в Сумеречных Лесах за тысячу кэмэ от места боя. А это означает перспективу пренеприятнейшей робинзонады.

Я поинтересовался у парсера, как понимать окружающее: шагающие деревья, лианы с глазами и порхающие птеродактилями пятиметровые цветки. Парсер сообщил, что биосфера Наотара, в основном, состоит из переходных растительно-животных форм жизни, классификаторно относимых к особому царству флорозоидов.

– Покидать флуггер не рекомендовано, – предостерег парсер. – Уровень выживаемости человека без специального снаряжения в местных лесах составляет двадцать семь процентов на месяц пребывания.

Да, месяц я здесь точно не протяну… Согласно грубой прикидке выходило, что статистика отводит мне только неделю.

Но флуггер оглядеть надо, и просто необходимо размять ноги, а то я с ума сойду в этой душегубке!

Убедившись, что маяк исправно пилит эфир, а пистолет Шандыбина заряжен и покоится в нагрудной кобуре, я полез наружу.

Автохтонных форм жизни я не опасался. До тех пор, пока работают сервоприводы скафандра «Гранит», я представляю собой бронированного монстра, не слишком ловкого, но практически неуязвимого.

Опять-таки, пистолет. Как показала история, для человека самый опасный зверь – другой человек, или иное мыслящее высокоразвитое существо. Еще древние римляне по этому поводу высказывались однозначно: homo homini lupus est!

Правда, эрудированный Коля Самохвальский говорил, что точный смысл поговорки переводом не отражается, и что для римлян соль ее была вполне положительной. Но для нас – их далеких наследников, все именно так: человек человеку – волк, причем в плохом смысле. Самые страшные монстры не умеют стрелять из пушек, а значит, угрозы не представляют. А люди – вполне. Могут и представляют.

С такими мыслями я спустился на жирную черную землю.

Что мы имеем?

«Горынычу» крышка. Аварийной посадки он не пережил.

«И все из-за маленькой хрени! – сокрушался я. – Цена этому дозатору двести терро. А без него вся моя машинерия – хлам. Вот ведь невезуха! Сдох бы он минут через десять, я бы уже болтался на орбите! Там меня нашли бы в сто раз быстрее».

– Человек человеку – волк, – повторил я тупо. – Что же именно Коля говорил о первоначальном смысле поговорки?

И я постановил расспросить Колю Самохвальского, когда вернусь на авианосец. Если вернусь. Если Коля вернулся.

Я вспомнил, при каких обстоятельствах видел его машину крайний раз. Он шел со своим ведущим из эскадрильи И-02 в полукилометре от меня. Как же звали ведущего? Фрайман? Кажется, так.

Когда началась свистопляска, они отстрелялись «Оводами», и тут между нами вклинился одинокий немецкий «Хаген» из группы прикрытия. Пара джипсов вышла в лобовую атаку… Видимо, пыталась прорваться. Прежде чем обоих мерзавцев нашли ракеты, один из них успел влепить в немецкий флуггер фатальную дозу излучения.

«Горынычи» Самохвальского и Фраймана скрыла огромная огненная каракатица – все, что осталось от суперсовременного истребителя. На радаре сплошная засветка, но мои живые глаза видели, что и с той стороны что-то взрывалось. И неслабо взрывалось! Колька, Колька, мы не были друзьями, но потерять тебя вот так… Как это все глупо!

Что там еще было?

Было многое, но сколько я смог заметить и осознать?

Дело было настолько жарким, что глядеть на коллег я просто не успевал. Помню, что слышал позывные Оршева в эфире. Его вызывал Бердник: «Мефодий, Мефодий, не увлекаться, вернуться в строй!» И в ответ: «Здесь Мефодий, вас понял».

То есть Вениамин был жив. По крайней мере когда мы выставляли барраж над разродившейся домной.

А Колька? Сашу Пушкина на его «Лепаже» я засек, а Самохвальского – нет. Ну, дай ему Бог!

«О себе побеспокойся!» – потребовал рассудительный внутренний голос.

И то верно. Горевать о судьбе Николая в данный конкретный момент не стоило. Во-первых, без тела не хоронят. Во-вторых, мое собственное тело находилось в глубокой заднице и рисковало украсить список пропавших без вести.

Я отдавал себе отчет в том, что думаю про всякое постороннее из чистого эскапизма, чтобы как можно дольше дистанцироваться от неприятностей текущего момента.

Итак, что же мне делать?

Для начала прикинуть ресурсы. Энергии в скафандре хватит на двенадцать часов, вдобавок можно прихватить батареи из флуггера. Допустим, это сутки активной ходьбы. Учитывая, что двадцать четыре часа я идти не смогу, то полтора дня я пробуду под защитой весьма надежной скорлупки, и только потом она превратится в полуторацентнеровый якорь.

Пистолет. Куцый набор выживания: аптечка, веревка, нож, компас, сухпай, наручный планшет, фонарь, зажигалка. Даже сигарет нету – все оставил у палубных техников.

Далеко я так уйду? В таких-то джунглях? Однозначно, нет.

Значит, надо что? Надо отставить панику и сидеть в кабине. Здесь по крайней мере работает маяк и есть шанс, что меня услышат и найдут. Кроме того, здесь безопасно и никакие чудеса местной эволюции не сумеют меня схомячить.

А если не услышат?

Через пару дней у меня закончится вода и придется шагать в сторону ближайшего клонского поселения тысячу километров. Полтора месяца в джунглях. В лучшем случае полтора. Потому как темп двадцать километров в день на такой местности – это утопия.

И ведь не факт еще, что наотарская псевдоживность годится в пищу…

Я живо представил, как года через два клонская геологоразведка натыкается на мои дочиста обглоданные косточки и хоронит их по зороастрийским обычаям в умеренно почетной обстановке. Опознавательный жетон передают военным Российской Директории, и мое имя высекают на памятной доске, что на Аллее Героев. Одна судьба – две могилы.

Меня передернуло. Вот как плохо иметь развитое воображение!

Решено, робинзонаду оставим на самый крайний случай.

Я решил прогуляться по просеке, которую так ловко вывалил «Горыныч» при аварийной посадке. В конце концов, когда за мной прилетят, надо же как-то поспешествовать собственному спасению! Посадочную площадку подготовить, например. Или, я не знаю… сигнальные костры разложить?

Просека – метров триста изрубленных в капусту флорозоидов, дорожка солнечного света в империи вечного полумрака.

Изрядно парило. Датчики показывали сорок три градуса по Цельсию и девяносто восемь процентов влажности. Надо полагать, местные квазирастения затянут эту прореху за день-два, а может и быстрее, учитывая завидную подвижность некоторых экземпляров.

Я добрел до конца просеки и задумался. Костер – это хорошо. Только что здесь жечь? Лес-то в кавычках, древесиной здесь и не пахнет. Допустим, если полить химтопливом от вспомогательного газогенератора, загорится и здешняя трава-переросток. Но вот вопрос: как живой лес отнесется к огню? А вдруг он его зальет соком, задушит лиловым туманом – дыханием здешних бамбуков, а меня разорвет на куски хватательными корнями?

И еще вопрос: как слить это топливо? Я же не техник, я пилот. Без специнструмента до баков не добраться. Да, одни вопросы.

Хорошо хоть голова занята насущными проблемами.

Когда я собрался возвращаться, произошло сразу два важных события: парсер сообщил, что засек неопознанный флуггер, который движется на малой высоте по направлению к нам – это раз; два – я обнаружил, что не могу ступить и шагу.

– Не понял! – громко сказал я.

– Что именно? – спросил парсер. – Уточняю: параметры флуггера определить не могу, направление юго-восток, скорость…

– Да какой флуггер! – заорал я. – Что с… эй! Эй! Выплюнь!

Последняя фраза, донельзя глупая, была адресована, понятное дело, не парсеру.

Справа от меня обнаружился папоротникообразный объект. Его листья обнимали меня за талию, над шлемом болтались штук двадцать красненьких глазок на стебельках, а центральная часть ствола раскрылась сверху вниз зубастой пастью. И вот эта пасть заглотила мою правую ногу целиком.

– Выплюнь! Фу! – повторил я.

Папоротник не реагировал. Вот было бы интересно, если бы послушался!

– Зафиксирована кислотная атака поверхности, – сообщил скафандр. – Разновидность кислоты неизвестна. Агрессивность ее действия превосходит карборановую кислоту.

– Чего?! – соображал я по-прежнему небыстро.

– Зафиксирован резкий скачок температуры. Зафиксировано введение неизвестного катализатора. Возможно, пентафторид сурьмы. При сохранении темпов атаки, каталитическое проплавление скафандра произойдет через четыреста семь секунд.