Текст книги "Пилот мечты"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Клим Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Что наш эскорт?

Дела у эскорта были тухлые. В камерах заднего обзора при сильном увеличении были видны черные точки, не более. Черные точки на черном фоне. Пиратов мы не наблюдали и подавно. Зато отлично были видны тактические отметки: четверка зеленых и восьмерка красных. И отлично работала трансляция.

– Манильо! Сантуш вызывает. «Андромедам» не разогнаться, нас догоняют, сам видишь. Еще минуты три и нас достанут. Надо принимать бой.

– Комачо прав. Разворачиваемся, – подал голос Тосанен.

Хоть сегодня эти двое были в чем-то согласны. Жить охота!

– Поддерживаю. Расходимся в стороны, берем их в клещи. Начинаете вы. На дистанции пятьдесят отваливаете назад, мы на «Горынычах» ведем ближний бой, вы нас прикрываете.

– Согласен. Тойво! Ты знаешь, как я тебя люблю, но сегодня мы друзья.

– Какие вопросы, Комачо.

– Есть уверенный захват, веду всю восьмерку.

– Есть, захват подтверждаю.

– Даю оптимизацию прицеливания. Тактические отметки Аспид-1, 2 мои, Аспид-3, 4 твои. Подтверждение?

– Есть. Парсер оптимизацию подтверждает.

– Доворот лево двадцать, на дистанции двести – огонь!

Двести километров! И триста до каравана, то есть до нас, то есть до меня и моей горячо любимой тушки! Я физически ощутил, как некто злой ухватил мой желудок холодной, очень холодной рукой.

Вокруг сияли безразличные точки звезд. В недалеком тылу началось горячее дело. Я слышал его звуки – звуки космического боя!

Лязгающие команды, крики «прикрой!», сиплое, надрывное дыхание пилотов и яростный гул насилуемых двигателей, прорывающийся сквозь микрофоны. Плотоядное чавканье гашеток и слабая, на грани слуха, вибрация титанировых крылатых тел, когда с пилонов уходят ракеты.

Этот звон донесли до меня радиоволны, и я, сам не знаю как, усилием воли не позволил рукам развернуть флуггер и броситься туда, где ревела плазма и стонал титанир. Опыт двух боевых операций говорил однозначно: хочешь жить – лети и сражайся! А правда сегодняшней жизни возражала: ты не истребитель больше! Я же скрипел зубами от страха и злости да держал курс.

– Работаем залпами по два «Мартеля» в один заход. Все равно другого шанса не будет. – Голос Сантуша утратил обычную вальяжность, что было слышно даже сквозь шелест статики. – Есть дистанция! Огонь!

– Первые ушли! – Тосанен выдохнул.

– Веду Аспида-2!

– Веду четвертого!

– Огонь! – теперь выдохнул и Комачо.

Ракеты высланы навстречу врагу, управляемого оружия больше нет.

«Хаген» – машина грозная. Внутри плоскостей шесть гнезд, куда входят четыре «Мартеля» и два блока «Оводов», плюс шесть пилонов внешней подвески, куда вешай что душе угодно: хоть противокорабельные «Мурены», хоть блоки инфоборьбы, хоть пушки. Но это на флоте. А сейчас немецкие красавцы несли всего четыре «Мартеля», которые только что зажили своей недолгой жизнью.

Прочее их вооружение состояло из двух встроенных курсовых лазерпушек и пары скорострельных ионных пушек для защиты задней полусферы.

– Небраска! Комачо вызывает! К тебе летят два персональных гостинца прямо с солнечных берегов Роны! Центнер силумита и центнер урановых стержней! Имеешь шанс показать класс высшего пилотажа, а мы поглядим. У тебя осталось… секунд шесть.

Небраска ответил так цветисто, что даже бортовой переводчик не осилил хитросплетений американского языка. Хотя что он мог сказать? Что и любой в его ситуации.

А ситуация в этот конкретно момент у него была аховая. Французский «Мартель» имеет запас управляемого хода в космосе две тысячи километров. Что в известной мере компенсирует его средненькую маневренность. На Наотаре такие машинки догоняли даже неподражаемых гребешков – лучших мастеров пилотажа в известной части Галактики. А начинка у них такая, что при подрыве на дистанции триста метров конус поражающих элементов может оставить шансы, пожалуй, только забронированному по самое не могу «Фульминатору», любой другой флуггер – распылит.

И вот прямо сейчас восемь дьяволов дожирали расстояние, а их маленькие злобные мозги вовсю общались, оптимизируя решение профильной задачи «стая на стаю». Импульсы бортовых радаров хлестали по мишеням, тепловые сенсоры приготовились ловить излучение двигателей, а оптическая система намертво впилась в силуэты, выбирая выгодный ракурс. При этом головки самонаведения непрерывно согласовывались с целеуказанием от своих флуггеров.

– Сантуш! Зачем тратить две ракеты на одного?!

– Манильо! Это флуггер Небраски, он один стоит всего синдикатовского сброда. Через десять секунд можете пускать «Оводы». Поддайте жару!

Десять секунд! Вот такой он – бой в космосе. Врага еще не видно, а дело уже решают секунды. Десять секунд… насколько я помнил, «Черный гром» несет аналоги наших ракет среднего радиуса действия «Гюрза», а значит, пилот «Эрмандады» уже в зоне эффективного огня.

Тактический радар зафиксировал пуски с той стороны. Восемь ракет, по четверке на брата! И еще восемь в сторону «Хагенов»! Ох, сейчас завертится!

И завертелось.

Выпустить спокойно оставшиеся ракеты пиратам не дали. Спустя миг после второго залпа их накрыла волна «Мартелей». Пираты спасались как могли. Рассыпались тепловые ловушки, кубическими метрами сыпалось фуллереновое волокно, флуггеры отчаянно фигуряли, ставя электронные помехи с бортовых станций.

Обошли вниманием ровно один борт, которому не досталось «банана» из-за перерасхода оных на Чарли Небраску. Пилот уверенно вел машину, прорываясь в ближний сектор обстрела.

Сам Небраска показал себя с орлиной стороны. Подпустил «Мартели» вплотную и дал форсаж, устремляясь лоб в лоб на первую ракету.

Она целила флуггеру в брюхо, так что, учитывая ускорение, на долю пилота перепало 10-12g. А Чарли-то – адреналиновый мужичок! Весьма! Он умудрился завершить маневр крутейшим виражом с превышением, хотя и плавал, надо полагать, в красном тумане. Вторая ракета прошла под дюзами почти впритирку. Повезло, могла и рвануть, ведь дистанция исчислялась сотнями метров.

Его флуггер виражил и кувыркался, а в один момент метка раздвоилась – пошел в дело фантом. Пошел очень вовремя. Даже коварные мозги «Мартеля» обманулись и одной ракетой стало меньше.

От второй Небраска ушел самым аморальным образом – пролетел впритирку с флуггером коллеги, который уверенно настигало убийственное детище французских оружейников. Две ракеты жахнули разом! И красная метка стерлась с тактических экранов, а заодно с холста бытия. Два снопа урановых стержней должны были разорвать «Черный гром» буквально на куски.

Замигала и пропала еще одна метка – выстрел Тосанена был точен.

Завораживающая карусель продолжалась не более минуты, когда черный песец подкрался к звеньям нашего эскорта.

Картина повторилась, за исключением того, что все машины остались в строю. «Горынычи» увернулись, а «Хагены», оснащенные сверхмощными станциями постановки помех, свели с ума ракетные парсеры и даже не сильно отклонились от курса.

– Мадонна! – лейтенанта Манильо переполняли эмоции. – Она… черт возьми! Она не взорвалась!!! Ударила прямо в плоскость и рикошетом в небо!!! Проклятие! Я живой!!! Ух!

– Смотри за флангом! Еще два банана на три часа! – прокричал финн, с которого слетела вся природная флегма.

Еще два банана – это пираты, ушедшие от первой волны, вразнобой повторяли пуски. К ним, в свою очередь, подлетали «Оводы» – щедрой дозой бортового залпа «Горынычей».

В космосе кружилась и сверкала беспощадная свалка, когда через десятки и сотни километров несутся плевки огненной смерти, и вся надежда на железо и мастерство, мастерство и железо.

– Твою мать. Теперь я знаю, сколько стоит моя жизнь. Ровно тридцать пять тысяч терро – цену фантома, – как-то очень спокойно прозвучал голос Сантуша и резко, срываясь на крик:

– Смотри на девять часов!!! Стреляйте в него!!! Давай ловушку!!!

Тот самый «Черный гром», на который не хватило «Мартеля», прорвался к паре «Горынычей» и произвел пуск. Ничтожная дистанция – пятьдесят километров. Две ракеты устремились на ведомого лейтенанта Манильо.

– Фуллерен!!! – заорал тот.

Но было поздно. Его ведомый только и успел сказать: «Вижу слева…», как в динамиках раздался скрежет и голос стих. Его отметка продолжала движение на экране по безжизненной, абсолютно мертвой прямой. Осколки поразили кокпит и размололи скафандр со всем содержимым за доли секунды.

«Гром» выстрелил еще раз, но Манильо уже был начеку и форсажил двигатели, подводя хризолин к точке плавления.

– Комачо! Валим суку! – рыкнул Тосанен.

– Ты справа, я слева! Работаю лазером!

– Ребята, ракеты на подходе, не увлекайтесь! – это Манильо выпустил «оводы».

Чем хороши эти ракеты – влезает много, можно не стесняться. Вот и сейчас от жирной метки «Горыныча» отделились сразу шесть отметок поменьше.

– «Соколы» с Бенвениды на подходе, еще пободаемся! – снова Манильо.

– Не хер толку! Не уйде-о-ошь! – ныл в гарнитуру Комачо и было слышно, как воют стрельбовые накопители прекрасных лазерпушек «Блитцер» от «Хеклера и Коха».

– Рио! Засада!!! – заорал кто-то тем самым «нечеловеческим голосом», который столь часто помянут на страницах книг про войну. – Одиннадцать часов два флуггера! Дистанция сто двадцать! Из-за астероида прут!!!

Я так издергался за наши истребители, что не сразу догадался, что бы это значило. А когда догадался – понял, что всё. Долетались. Хитрожопый Небраска затеял свалку специально, чтобы спугнуть нас. И спугнул. И мы побежали, как звери на охоте, прямо в ловушку.

Два «Черных грома» на дюжину груженых «Андромед». Каюк и амба.

Неслись, неслись к нам поджарые истребители, и опережали их четыре ракеты класса «борт-борт».

– Не разваливаться! А то всех перестреляют! – куда там, я мог бы не надрываться, а помолчать.

Весь наш «кампфбокс» посыпался в стороны, как будто можно на тяжеленном транспорте увернуться от ракет!

Я обреченно повел стик, научно именуемый РУФом – рукоятью управления флуггером, – и «Андромеда» ухнула вниз; я продолжал прикрывать ведущего, бригадира Рио. Краем глаза успел заметить, что еще одна пара не поддалась панике и следует за нами. Только теперь нам это не поможет.

Вспухли ослепительно белые грибы. Флуггер накренился, приняв в борт ливень поражающих элементов. Быстрый взгляд на приборную доску. В правом маршевом стремительно скисала тяга.

Но ни хрена! Побарахтаемся! Одной легкой ракетой «Андромеду» не завалишь.

Судя по направлению взрыва, осколки должны были посечь реактор, вот это был бы швах! Но груз эмпориума спас, приняв на себя основной импульс удара.

Заработала кормовая точка. Кто-то заходил нам в хвост. Вот вспыхнули венчики вокруг дульного среза пушки Рио. Мимо меня с субсветовой скоростью пронеслись двести мегаджоулей смерти.

– Атака в задней полусфере, – прогундосил парсер.

– Сам знаю, дура!

Я завозил стиком, бросая флуггер в разные стороны, чтобы хоть как-то затруднить прицеливание. Еще вопрос, будут ли в нас стрелять из пушек, или не пожалеют ракеты?

Камера заднего обзора продемонстрировала, что не пожалеют. У меня на глазах «Андромеда» с удивительно несчастливым номером 666 развалилась надвое, выплеснув секундный водопад огня и рыжую медузу разлетающегося по космосу груза – эмпориумовой руды. Кабина уцелела и в ней диким криком заходился пилот, запекавшийся живьем в скафандре. Связь работала долгие секунды, терзая уши звуком смертных воплей.

– Рио! К астероиду! Давай к астероиду!!! – у нас не было шансов, но там – хоть какие-то.

Предательский булыжник, из-за которого атаковали пираты, был уже совсем рядом. Рио внял, слава господу!

Мы – все трое, оставшиеся в живых из нашей четверки – нырнули на сверхмалую. Среди скальных пиков и торосов мы могли спастись.

Но я думал о другом. Точнее, не думал, а пятой точкой чуял, что там мы поборемся.

Я нарочно подотстал, пропуская вперед коллегу, и убедился, что меня хорошо видно, а меня было хорошо видно! «Черный гром» пристроился в каком-то километре сзади.

И…

Максимальная тяга, нос в вертикаль к поверхности!

Перед глазами поплыли круги. Только не потерять сознания! Десять g. Двенадцать. Пятнадцать! Астероид все ближе, а скалы все острее… Держаться…

Дер-р-ржаться!!!

Рукоять на себя… Хорошо читать про то, как герой делает что-то из последних сил, а каково тянуть стик, когда рука весит центнер, а сил нет уже никаких?

«Гром» в заднем обзоре висит на хвосте, как приклеенный. Кажется он задействовал лазеры, но не попал и теперь тянет за мной – азартный, гад!

На себя… надо бы резко… Крошились зубы, кровь на губах, до импакта двадцать метров, десять, и флуггер – моя неуклюжая «Андромеда», препарирует астероид факелами маршевых дюз, и мы рвемся в небо!

А сзади вдруг полыхает так, что слепнут обзорные камеры. Мой преследователь увлекся, не сдюжил с управлением, а может быть, сенокса мало кушал? Не важно! Он смешан в омлет с метеоритной пылью, а я жив! Всё еще и пока.

Износа и, кажется, из ушей льет кровь. Последняя отрицательная перегрузка была очень нехороша и далась большим потом. Болят глаза и ноет перетруженный хребет.

– Опасное пилотирование, – укоризненно говорит парсер, а я считаю секунды, когда разойдется красный туман.

Впереди смутно виднеются два огонька. Рио и второй пилот с утраченным для истории именем выруливают от астероида прочь.

Слышится голос лейтенанта Манильо:

– «Соколы» здесь!

На открытом канале страшно матерится Небраска, а Комачо Сантуш раз за разом вопрошает:

– Рио, Йохансен, Румянцев, Руссо, вы живы?!

И я понимаю, что жив, жив и в этот раз не умру! Мне хорошо, непередаваемо хорошо, так что я не догадываюсь ответить. Отвечает Рио.

– Руссо сбит, погиб. Румянцев, я и Йохансен в порядке.

– Эй, Румянцев! Румянцев, на связь!

– Что с ним делать, если он сейчас отключится?

– Неудивительно, после такого фортеля. Я подобных фигур на «Андромеде» даже представить не могу! Кому рассказать – не поверят.

– Румянцев! Андрей!

– Я Румянцев. Вас слышу чисто, – наконец я выдавил из себя хоть что-то умное.

Перед мысленным взором крутилась сцена из нашумевшего германского боевика «Небеса в огне». Помните, когда Рудольф Кауфман падает на колени возле изуродованного флуггера и кричит навстречу дождю: «Ихь лебе! Я жив! Я жив!» Ни черта вы не помните…

Тот бой обошелся нам в четыре «Андромеды», один «Горыныч» и пять пилотов. Правда, с «Синдикатом» разменялись один к одному, что просто удивительно, учитывая изначальный расклад сил. Двоих записал на свой счет Сантуш, по одному Тосанен и Манильо. И одного на тот свет отправил ваш покорный слуга. Да-да! Ясен пень, на флоте подобную победу никогда не засчитали бы, но здесь понятия сильно проще.

Дело вышло неожиданно кровавым. Все пилоты на три дня повязали черные платки на рукава, а в ангарах вывесили черные флаги. Такая вот показушная солидарность. Но уж лучше так, чем никак. На их месте мог оказаться любой.

Мою «Андромеду» страшно изуродовали. Дырявая плоскость и рваный борт, плюс сильно прогоревшие дюзы. Зато весь груз уцелел. И, что важнее, уцелел я, даже в лазарет ложиться не пришлось.

Через два дня меня вызвал Роблес.

– Здравствуйте, здравствуйте, Румянцев! Выпьете? У меня припасен коньячок.

– Спасибо, с удовольствием.

– Да вы присаживайтесь. Вот… пейте. Это «Арарат». Люблю, знаете ли, российские коньяки. Как здоровье?

– Вроде бы неплохо. Уши еще побаливают, но это издержки профессии.

Поговорили о необязательном. Слава богу, что на орбитальной станции невозможно трепаться о погоде! Столько времени экономится! Потом Роблес перешел к делу.

– Вот что, Румянцев. Мы тут с коллегами посовещались и я решил: переводим вас в истребители! Вы вроде бы выражали желание, я помню. Ну а ваш последний… пардон, крайний полет со всей наглядностью доказал, что держать вас на транспорте – преступление перед концерном! Неэффективное использование кадров! Как насчет «Хагена»?

Я до того обалдел, что немедленно попросил у Роблеса сигару. Увидел в баре коробку и попросил.

– Курите на здоровье! – неловко скаламбурил херенте супериор и поднес зажигалку.

Глава 5
ХАЛТУРА И СОПУТСТВУЮЩИЕ РАДОСТИ

Август 2621 г.

Орбитальная база «Тьерра Фуэга»

Тремезианский пояс, система Лукреции, планета Цандер

«Концерн „Aurora“ („Аврора“ – богиня утренней зари в древнегреческой мифологии) по-прежнему остается флагманом авиакосмической отрасли Атлантической Директории. Согласно официальному рекламному буклету концерна объем производства одних только тяжелых транспортных флуггеров G-95 „Андромеда“ всех модификаций в 2620 году превысил 300 единиц. Согласно имеющимся у нас агентурным данным, цифра представляется даже заниженной, поскольку в предыдущие годы ряд сделок на поставки этих флуггеров не фиксировался в официальной отчетности».

Военная промышленность так называемых «некомбатантов» Объединенных Наций. Общий обзор Отдела политической разведки при Благом Совещании.

Как выяснилось, работая на концерн можно очень кудряво устроиться!

После памятной стычки с «Синдикатом» я пересел, точнее, меня пересадили на «Хаген», под аккомпанемент моего хрустального, радостного смеха.

Счастью не было предела! Германский тяжеловес мало походит на «Горыныч», который в те годы представлялся пределом мечтаний, но все же после «Андромеды» прикосновение к буграм его адаптивного противоперегрузочного кресла показалось объятием сладчайшей гурии.

Вдумайтесь, товарищи: ис-тре-би-тель!

Какой бы он ни был, с транспортником не сравнить.

Да, «Хаген» туговат в маневре, особенно в атмосферном. Да, по высшему пилотажу он заметно уступает «Горынычу», а уж тем более клонскому «Абзу». Зато это один из немногих флуггеров Великорасы с полным бронированием центроплана! А прибавьте впечатляющий ансамбль вооружения? Батарея ракет, два лазерных «Блитцера» на четыреста мегаджоулей, станция защиты хвоста… «Хаген» разрабатывался как тяжелый истребитель, как флуггер качественного усиления. Летающий танк, а не прима-балерина.

Мой «панцер» был оснащен увеличенной «хвостовкой» в виде поворотной башни с плазменным агрегатом на два ствола. А еще на его матовом боку красовался счастливый номер 151 – в сумме семь. Мы, пилоты, – народ суеверный. Да и цифра эстетически радует глаз.

Борт истребителя нес пылающую комету – мою личную эмблему со времен Наотарского инцидента.

Так вот, устроился я в самую масть.

Истребители сил безопасности – редкая и дорогая рабсила. Тем более что мне сразу присвоили второй «боевой» разряд. Присвоили бы и первый, но остереглись, чтобы я не зазнавался, не иначе.

Работа непыльная. Так страшно вкалывать, как на «Андромеде», не приходится. График полетов верстают чуть не на месяц вперед, а рабочих дней выпадает десять-пятнадцать. Свобода!

Жалование не сильно выше, чем у пилотов-работяг, но! Имеем свободное время – раз, и бар «Террагона» – два. А в баре всегда дежурит старина Августин Фурдик, чья голова набита разнообразными предложениями, как это свободное время можно употребить с выгодой.

– Смотри, Андрэ, – объяснял он, – порядок простой: ты хочешь поработать на себя, приходишь ко мне и сообщаешь месячный график полетов. Я тебе, будь уверен, подгоняю халтурки на свободное время или, если получается, на время обязательных работ. По пути там знаешь сколько можно наворотить?! Ого-го! Ты мне отстегиваешь долю за подгон и все! Двадцать процентов, я не жадный. Согласен?

– Допустим, согласен. – Я так удивился, что даже отодвинул чашку с латте, которым разгонялся по утрам, и удивление свое не замедлил озвучить. – Только я не понимаю… как? Кто позволит мне гонять флуггер, собственность концерна? Это же не велосипед: захотел – поехал! Вот приперся я в выходной день на палубу, и что? Кто меня на вылет выпустит? Что я диспетчеру скажу? Сеньор такой-то, мне тут надо до Цандера мотнуться и обратно, личная необходимость, знаете ли?

Фурдик являл собой редкий коктейль снисходительности, уверенности и желания все на свете разъяснить.

– М-м-м, Андрэ, до чего ж ты нервный… Ладно, объясню. Я беру двадцать процентов от заказа почему? Откуда цифра такая? Почему не десять? А потому что половину суммы я отстегиваю: диспетчеру, техникам, старшему смены и так далее, чтобы они вопросов не задавали. Все довольны.

– Вот бардак!

– Бардак! – просто согласился Августин. – Ты еще не понял, что вся наша контора – один огромный бордель? Все сосут друг у друга! Грубо? Грубо! Но правда. Концерн сосет бабки из звездных систем Лукреция и Барка, сосет из сотрудников: штрафы дикие, режим труда рабский, нечеловеческая экономия на всем вообще… да что я тебе-то рассказываю!

Я закивал, мол, с пониманием, мне рассказывать не надо – ученый.

– Ну вот, – продолжил он, – а сотрудники сосут из концерна по мере сил и возможностей, а также друг из друга. Многое не высасывается? Тогда появляюсь я, обеспечиваю, так сказать, максимальную втягиваемость. Или с чего я тут почти двадцать лет потолок копчу?

– Это же как-то… не знаю… вроде воровство? – Я подумал о моральной стороне вопроса. – А как же моральная сторона вопроса?

– Ха-ха-ха, уа-ха-ха-ха! – Фурдик долго ржал и не мог прийти в себя, а потом разъяснил моральную сторону, вытирая слезы платочком. – Ну ты дал! Эх! Сразу видно русского! Пойми, система Лукреции – это такой кусок, который концерн хочет проглотить разом, а никак. Великоват кусок! Ты представляешь, какие денежные потоки здесь крутятся? Если напечатать все эти миллиарды миллиардов терро на бумаге, выйдет гора размером с планету! Концерн физически не в силах контролировать такой оборот средств. Через меня проходят тысячи абсолютно легальных заказов, которые «DiR» не успевает обслужить! Но спрос есть, а значит, люди с головой и руками не из жопы, как ты, например, всегда смогут заработать. Конечно, мы нагреваем родной концерн на изрядные суммы. Одно флуггерное топливо чего стоит и амортизация оборудования! Но ты считал, на сколько концерн успел обуть лично тебя? Тут все у всех воруют! Это капитализм! Знаешь, что такое капитализм?

– Ну… Устаревшая общественно-экономическая формация, основанная на частной собственности на средства производства и на эксплуатации наемного труда.

– Чушь! Кто-то тебя обманул. Все проще! – Фурдик наставительно поднял палец. – Капитализм – это когда Комачо Сантуш сидит месяцами в отпуске за свой счет, ходит на смену, дай бог, пять раз в квартал, а одевается в костюмы за две тысячи терро, любит ботинки из крокодиловой кожи и прогуливает за раз жалование среднего работяги. Вот это капитализм!

– Слушай, а чего Комачо тогда тут прозябает? – спросил я.

– А-а! Романтик. Исчезающее поколение. Он за тринадцать лет в Тремезианском поясе только пропил больше, чем стоят тринадцать тонн люксогена. Срывался на Землю раза три, но всегда возвращался. Ему там скучно. Адреналиновый наркоман, понимаешь? Не может без опасности! А у нас всегда есть где пощекотать нервы. Главное вовремя завязать, пока деньги и сытая жизнь для тебя хоть что-то значат. Сантуш вот не завязал…

Надо ли говорить, что я согласился?

Конечно, пропить тонну люксогена за год – это круто. Я бы не смог.

Да я и не пытался.

Я просто учился жить в этих диких местах.

Первой «халтуркой» стала установка чьего-то левого бакена на орбите. Фурдик дал наводку, я согласился. Мы должны были эскортировать караван «Кассиопей» на Фтию и обратно. В ангаре техники подвесили под крыло цилиндрический контейнер раза в два больше «Мурены». Никто ничего не спрашивал, так как пилоты «DiR» заметную часть снаряжения покупают на свои собственные деньги, и чего только к своим истребителям не цепляют!

Когда шли над Фтией, я сбросил контейнер на высоте сто тысяч. И все. До сих пор не знаю, что это была за штуковина.

За один вылет я получил тысячу двести терро! Чуть меньше месячного оклада за адский труд на галере, то есть на «Андромеде».

Я катал по космосу туриста – сбрендившего миллионера из Директории Шотландия, который целую вахту проторчал на месте штурмана.

Весьма хлебным оказалось эскортирование рыботорговцев, вывозивших морские деликатесы с Цандера. Я, конечно, понимаю, что на самом деле это были банальные контрабандисты и браконьеры, но я не задавал лишних вопросов и обеспечивал безопасность их бизнеса.

Как раз тогда случилась моя вторая стычка с пиратами. Это были «Алые Тигры», традиционно кормившиеся браконьерством и трапперством и конкурентов не жаловавшие. Все обошлось. Появились два флуггера и приказали остановиться. Я пальнул в них «Мартелем», они убрались. Не захотели нарываться. И правильно. Здоровье дороже.

Одна «левая» работка оказалась занятной. Фурдик свел меня с человеком, который попросил перегнать на Фтию редкую модификацию «Андромеды» ТС. ТС означает «транспланет карго». Это наш любимый грузовик, на который установлены двигатели планетолета и два дополнительных бака с топливом.

Такой «карго» в состоянии совершать самостоятельные полеты в пределах планетной системы. Не на каждом плече, конечно, но это уже от конкретной системы зависит. Скажем, в Солнечной «Андромеда» ТС может долететь от Земли до Венеры или от Мимаса до Гипериона через Титан. Но не может совершать перелеты от Юпитера до Земли – слишком далеко.

– Сеньор, вы стартуете с «Тьерра Фуэга» и стыкуетесь с «Андромедой» ТС, она будет ждать вас вот в этом квадрате. Перегоняете «транспланет карго» на орбиту Фтии, там вас встретят. Вы согласны? Ваш гонорар составит тысячу пятьсот терро.

– У гомиков гонорар! – ответил я с брутальной усмешкой. – У мужчин – награда!

И опять скажу: не знаю, что было в грузовом отсеке «транспланет карго». Я тогда подобными мелочами не интересовался, а зря.

Одним словом, с практическим воплощением капитализма по Фурдику у меня сложилось полное взаимопонимание.

В то памятное утро я вернулся с вахты на нервах. На нас свалился изрядный кусок стресса. Долбаный «Синдикат TRIX» пытался захватить наш паром. Паром бодро улепетывал, а они его всё догоняли и догоняли. Уйти в Х-матрицу не получалось, так как пираты ловко подставляли на разгонный трек свои флуггеры.

Беготня закончилась тем, что второй паром привез двенадцать «Хагенов» и представители НВФ, то есть незаконного вооруженного формирования, предпочли не связываться. Теперь мы их догоняли, а они улепетывали.

Улепетнули.

Возле АД-186 их поджидал авианесущий рейдер, на котором они и скрылись. Обошлось без стрельбы – дистанция не позволяла. Вся погоня прошла на предельных дальностях. Но было нервно.

Чем мы обычно лечим нервы? Только не подумайте, что психоанализом.

В «Террагону» ввалилась возбужденная толпа пилотов, на лбу каждого было написано острое алкогольное голодание.

Фурдик помахал мне рукой и жестами отозвал в подсобку, оставив бар на помощника.

В подсобке он уселся на пивную бочку, а мне подвинул какой-то ящик.

– Андрэ, есть дело, – начал Фурдик, поглаживая голову. Насколько я знаю, так он боролся с жадностью. – Дело сложное и поручить его больше некому.

– М-м?

– Ученые! Свалились, как говно на голову! Им кровь из носу нужно в район Бэйдоу. Они отхватили, как я тему понял, неслабый грант на изучение каких-то геологических аномалий. Евроцентр исследования проблем планетообразования, или что-то в этом роде.

– Ага, а я их там должен выгуливать?

– А как же! Бэйдоу – это же дыра. Мы тут, считай, в столице живем! Мало ли что? Они будут базироваться на спутнике – Блэк Принцесс. Двумя лагерями: полюс и экватор. Им нужна охрана. И такси на линии. Короче: две «Андромеды» и два «Хагена» в эскорт. Неделя.

– Кто бы меня отпустил на неделю! А что платят? Я могу взять три дня за свой счет, или подмениться.

– Давай, не пожалеешь! – Фурдик, как обычно в таких случаях, наклонился и жарко зашептал на ухо. – Бабок просто ведро! Еще пара таких заказов, и мы с тобой улетим отсюда на золотых флуггерах с сапфировыми окошками!

– Согласен. Скинь время отправления на коммуникатор. И вот тебе два вопроса еще: во-первых, как мы попадем туда и обратно? Насколько я знаю, в ближайшее время рейсов до системы Шао отсюда не будет. Во-вторых, я только что из космоса и голоден, как космический волк! Организуй мне что-нибудь высококалорийное, а?

Бармен подмигнул.

– Будет тебе, сейчас скомандую. А первый вопрос… – тут он таинственно улыбнулся, – сам увидишь! Можно сказать, сюрприз. Спорю на сто терро, ты такого не видел! Кстати! Иди в зал, там сидят те самые французы. Познакомишься, они тебе все разъяснят насчет вылета. Ну, по рукам?

В баре было относительно малолюдно. Яркое утреннее освещение создавало удивительное чувство выходного дня. Как же! Утро, а ты не на работе!

Огромная голографическая панель на всю стену убедительно имитировала восход в Швейцарских Альпах. Огромный панорамный иллюминатор напоминал о реальности близкого космоса. Контраст получался ураганный. Жизнь и смерть, тепло и ледяной ноль Кельвина смотрели друг на друга, а между ними выпивали и закусывали немногочисленные хомо сапиенсы.

Я побрел знакомиться с французами. Пятнадцать человек сидели за длинным столом вдоль стены, вид имея потерянный. Рядом на невысоком подиуме расположилась компания из трех черномундирных эрмандадовцев. Мундиры вместо комбинезонов наводили на мысль об их принадлежности к командному звену.

Этих ребят я не жаловал. Поэтому я постарался о них не думать и приступил к знакомству с клиентурой. Среди клиентуры я выделил высокого мужчину со стильной гривой и надменным ртом, которого подмывало назвать «господин». Определенно, это и есть начальник экспедиции, решил я. И не угадал.

Мне навстречу встала невысокая девушка. Медно-рыжая. Если медную рыжину волос представить в виде десятибалльной шкалы, то у этой зашкаливало за двенадцать. Зеленые глаза. Вздернутый носик, прехорошенький. Вся она была какая-то ладная, тонкая, звонкая, и на вид ей я бы дал лет этак семнадцать. Малолетний имидж дополнялся несерьезным платьицем и сандалиями со шнуровкой до колен в греческом стиле.

– Аврора Роксолан, – представилась она и протянула руку. Вроде бы для рукопожатия, а вроде бы и для поцелуя. – Я начальник и научный руководитель экспедиции. А вы, надо полагать, Андрей Румянцев?

Мне хотелось спросить, из какой школы она сбежала, но ее фраза подсекла ехидный вопрос на взлете. Я обалдел. Обалдел настолько, что мой язык без костей прилип к гортани, а быстрый разум сорвался в неуправляемый штопор.

– Э… мнэ… Очень приятно. Румянцев. А вас зовут как флуггерный завод в Атлантической Директории… Аврора. Очень красиво.

Она рассмеялась и предложила заняться делом. Я бы предпочел заняться сексом, уж очень самочка попалась концентрированная, если вы понимаете, о чем речь. Предложение осталось невысказанным.

Самочке было двадцать девять лет, помноженных на докторскую диссертацию по геологии. Пока я поедал завтрак зубами, а ее ноги глазами, она очень ловко соединила планшет и коммуникатор, перебросив мне полетный план на завтра. Потом она представила коллег, которых я совсем не запомнил, и начала рассказывать о тяготах экспедиционной жизни.