Текст книги "Денис Давыдов"
Автор книги: Александр Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
Недаром же по окончании войны государь прислал графу Аракчееву орден Святого апостола Андрея Первозванного, от которого граф отказался, отослав его обратно…
Но не будем углубляться в происходившее в высших эшелонах, от которых был далек даже только что произведенный в генерал-майоры Кульнев – а уж штабс-ротмистр Давыдов и подавно, – ибо они относились к числу тех, кому принадлежали не ответственность принятия решений, но трудности и опасности выполнения оных. 26 февраля корпус Багратиона двинулся на остров Кумлинг, откуда начинался «Ледовый поход» или «Зимняя экспедиция» – переход через ту лежащую между городами Ваза и Умео часть Ботнического залива, что именуется пролив Кваркен и имеет общую протяженность порядка 100 верст.
Корпус был разделен на пять колонн, пятая из которых, под началом графа Строганова {68} , обходила Аландские острова с юга, чтобы отрезать шведам пути отступления. Ее авангард, состоявший из гродненских гусар, гвардейских казаков, а также – уральских и донских казаков, вел генерал Кульнев.
К сожалению, записки Дениса о Шведской войне обрываются 15 апреля 1808 года, а потому возьмем воспоминания другого участника похода, в ту пору – уланского корнета, гораздо менее даровитого, но весьма популярного в свое время автора, Фаддея Булгарина:
«С первого шага в замерзшее море открылись трудности, которые для всякого, кроме Русского войска, показались бы непреоборимыми. Свирепствовавшая в сию зиму жестокая буря, сокрушив толстый лед на Кваркене, разметала оный на всем его пространстве огромными льдяными обломками, которые, подобно диким утесам, возвышались в разных направлениях, то пресекая путь, то простираясь вдоль оного. Вдали сии гряды льдин представляли необыкновенное зрелище: казалось, будто волны морские замерли мгновенно, в минуту сильной зыби. Трудности похода увеличивались на каждом шагу. Надлежало то карабкаться по льдинам, то сворачивать их на сторону, то выбиваться из глубокого снега, покрытого облоем. Пот лился с чела воинов от излишнего напряжения сил, и в то же время пронзительный и жгущий северный ветер стеснял дыхание, мертвил тело и душу, возбуждая опасение, чтобы, превратившись в ураган, не взорвал ледяной твердыни. Кругом представлялись ужасные следы разрушения, и сии, так сказать, развалиныморя напоминали о возможности нового переворота» [151]151
Булгарин Ф. В.Переход русских через Кваркен… С. 53.
[Закрыть].
А вот уже непосредственная хроника боевых действий:
«Следуя в голове колонны Строганова, забирая пушки и пленных, Кульнев настиг арьергард шведов, которые, сосредоточась в Эккеро, крайнем западном пункте Аландских островов, поспешно пустились через Аландсгаф к Шведским берегам. У островка Сигналскера догнал арьергард их Кульнев, захватил с бою две пушки и 144 пленных и принудил шведского полковника Энгельбрехтена положить оружие, с 14 офицерами и 442 человеками нижних чинов. Бросая ружья, фуры, пороховые ящики, остальные войска неприятельские спаслись на шведский берег. Остановя следование Багратионова корпуса на Аландских островах, главнокомандующий положил послать только конный отряд через Аландсгаф на шведский берег. Отряд сей, составленный из трех эскадронов Гродненских гусаров, Лейб-уральской сотни и 400 донцов, поручили Кульневу… Ночью выступил Кульнев, шел восемь часов по следам шведов, через ледяные громады Аландсгафа, и – „Ура!“ раздалось в рядах его отряда, когда затемнели перед ними дикие утесы шведских берегов. Изумленные береговые отряды шведов не верили глазам своим, видя гарцевание казаков по льду морскому. Шведские егери встретили Кульнева за версту от берега. С обыкновенными словами его: „С нами Бог!“ гусары атаковали шведов с фронта; казаки бросились с флангов и понеслись в тыл неприятеля. Шведы были смяты, бежали, оставили пленными 86 человек и отстреливались из-за береговых утесов и деревьев. Кульнев спёшил уральцев и послал их перестреливаться, выстроил на льду спешенных гусаров и требовал сдачи прибрежного местечка Гриссельгама, уверяя, что сопротивление бесполезно, ибо сильный корпус русский идет на Нортель, ближе к Стокгольму. Доверяя словам Кульнева, шведы прекратили бой и уступили местечко… Кульнев оставался на шведском берегу два дня, пока получил извещение главнокомандующего о заключении перемирия и приказание идти обратно» [152]152
Михайловский-Данилевский А. И.Император Александр I и его сподвижники… С. 8.
[Закрыть].
Последующие события особого интереса для нас не представляют: «Ледовый поход» настолько испугал шведов, что в Стокгольме произошел переворот и король Густав IV был низложен; сменивший его Карл XIII тут же предложил перемирие и запросил мира. Хотя боевые действия все же были продолжены, и война завершилась лишь 5 сентября 1809 года, когда был подписан Фридрихсгамский мирный договор, но еще в мае князь Багратион и, соответственно, его адъютант гвардии штабс-ротмистр Давыдов покинули действующую армию.
В формуляре Дениса Васильевича появилась следующая запись: «В походах и сражениях был:… в Финляндии, в 1808 г., занял с отрядом казаков остров Карлое и участвовал в делах под Брагестатом, Лаппо, Перхо, Карлстула, Куортане, Сальми, Оровайсом, Гамле-Карлебю, при овладении Аландскими островами, где, командуя отрядом казаков, выбил неприятеля с острова Бене и занял его, и при переходе на Шведский берег под Гриссельгамом…» [153]153
Военная галерея 1812 года. СПб., 1912.
[Закрыть]
Впечатляет, однако никаких боевых наград на сей раз не последовало, хотя князь Багратион и представлял своего адъютанта к ордену Святого Георгия IV класса.
Зато новый друг Давыдова – Закревский был отмечен орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом, золотой шпагой «За храбрость» и капитанским чином. Думается, что заслуженно. Но это свидетельствует и о том, что при дворе начала закатываться «звезда» князя Багратиона и восходить – графа Каменского. За Шведскую кампанию, в том числе и беспримерный «Ледовый поход», князь Петр Иванович был произведен в генералы от инфантерии, а граф Николай Михайлович, одиннадцатью годами моложе Багратиона и младше его по производству на три года, не только получил полный генеральский чин {69} , но и был удостоен ордена Святого Георгия II класса…
Заметим, кстати, что ни во время войны 1807 года, ни в Шведскую кампанию, ни во все последующие войны, в которых он участвовал, Денис Васильевич стихов не писал. (Единственное исключение составляет приведенный ранее набросок про «подвиги усатого героя».) Хотя, казалось бы, для военного человека война – самое вдохновляющее время. Давыдов же сам громогласно заявил: «Я люблю кровавый бой!», да и Александр Сергеевич Пушкин утверждал: «Есть упоение в бою!» – но почему тогда Денис не вдохновлялся на истинно «военную лирику»? Можно говорить о его занятости по службе, об отсутствии условий, вспоминать «Когда говорят пушки – музы молчат», но думается, причина тому совершенно иная. Давыдов не был тем, кто именуется «поэтом-баталистом», им не создано ни одной яркой батальной картины, коими столь богата наша литература.
Вспомним Пушкина:
Вспомним Лермонтова:
Как это образно, как зримо – но это совсем не тема Давыдова, а потому и не его стихи. Денис писал не о боях, но о военных людях, их быте и нравах; он был не «баталист», но скажем так – «военный бытописатель».
Но именно тогда, в 1808 году, когда Денис воевал в Финляндии, на страницах «Вестника Европы» (Ч. 39, № 6) впервые появилось его стихотворение – элегия «Договоры», произведение лирично-ироническое. С этого момента Давыдов действительно становится известен читающей публике.
И еще, касательно его творчества. Можно утверждать, что в качестве «опального поэта», коим Денис являлся изначально, ему несказанно везло. Перефразируя Пушкина, «…судьба Давыдова хранила»… Мы уже не раз говорили про лейб-гусара Лермонтова; можно вспомнить и выпускника Московского университета Александра Полежаева, который «в награду» за «возмутительную» поэму «Сашка» был «пожалован» унтер-офицерским чином и определен в Бутырский пехотный полк. Вот только долго рассказывать о нем не придется, ибо все произошедшее потом вместится в 11 лет: солдатская служба, Кавказ, увольнение в чине прапорщика и смерть от чахотки без малого через месяц. Полежаеву было лишь 33 года…
Можно возразить, что это были суровые времена правления императора Николая I – но даже и в «дней Александровых прекрасное начало» поэтам порой приходилось весьма несладко. Достаточно анекдотичный случай произошел с двумя армейскими стихотворцами-дилетантами как раз в ту самую Шведскую кампанию. Говорим «анекдотичный» лишь потому, что оба они остались живы, ибо в ином случае анекдот мог превратиться в трагедию – подобно судьбе Полежаева. О произошедшем рассказал все тот же достопочтенный Фаддей Венедиктович:
«В корпус графа Каменского присланы были из Петербурга военным министром графом Аракчеевым поручики Белавин и Брозе, не помню какого пехотного армейского полка. Они общими силами написали сатирические стишки, под заглавием: Весь-гом.(У меня остался в памяти один куплет, и по прошествии сорока лет можно привесть его:
Пришли к Фридланду мы местечку.
Тут, к несчастью и с стыдом,
Побросали пушки в речку,
Сами сделали весь-гом.
Господа поэты стоили наказания, потому что сказали неправду.Стыда тут не было: по сознанию самого Наполеона, русские дрались превосходно под Фридландом. В этом роде были все куплеты, и каждый кончался словом: весь-гом.) Надобно знать, что прежде командовали: „ весь-кругом!“ и что это движение, фронтом в тыл, делалось медленно, по три темпа, с командою: раз, два, три, а потом стали делать в два темпа, по команде в два слога: весь-гом.Эта маловажная перемена послужила армейским поэтам к критическому обзору Аустерлицкой и Фридландской кампаний. В службе не допускаются ни сатиры, ни эпиграммы, и молодых поэтов наказали справедливо и притом воински. Военный министр прислал их к графу Каменскому без шпаг, т. е. под арестом, предписав: „Посылать в те места, где нельзя делать весь-гом“. Эти офицеры были прекрасные, образованные молодые люди. В первом сражении граф Каменский прикомандировал их к стрелковой цепи, однако же без шпаг. Поэты отличились, и не смея прикоснуться ни к какому оружию, потому что считались под арестом, вооружились дубинами и полезли первые на шведские шанцы. Граф Каменский после сражения возвратил им шпаги и написал к военному министру, что „стихи их смыты неприятельской кровью“. Граф Аракчеев позволил им возвратиться в полк, но они не согласились и остались в корпусе графа Каменского до окончания кампании, отличаясь во всех сражениях» [156]156
Булгарин Ф. В.Воспоминания Фаддея Булгарина… С. 184–186.
[Закрыть].
Подобное наказание, очевидно, навсегда отвратило молодых людей от рифмотворчества – стихов их мы нигде не видели. Зато, насколько помнится, некий капитан с редкой фамилией Брозе был при Бородине в рядах Елецкого пехотного полка, потерявшего в том бою две трети своего состава. Насчет Белавина ничего сказать не можем.
Все ж интересно отметить, как много пишущих стихи было среди русского офицерства! Сколько поэтов, различных по своему уровню и известности, но объединенных тем, что они носили эполеты, встречается в одной лишь этой главе нашего повествования! Причем в то время поэтическое творчество еще не увлекло общество. Какое иное сословие, кроме военного – не берем в расчет «цех задорный» {70} профессиональных литераторов, – имело такую тягу к рифмам?..
…Кампания 1808–1809 годов, несмотря на свои яркие страницы (переход войск князя Багратиона по льду на Аландские острова нередко сравнивают с Альпийским походом Суворова) и чрезвычайно выгодные для России результаты (присоединение Финляндии), оказалась заслонена войнами с Наполеоном, в особенности – скорым уже 1812 годом.
Французские историки видели тому еще одну причину: «Та самая Финляндия, которой в России так долго домогались, утратила в глазах русских всю свою ценность с тех пор, как она оказалась подарком Наполеона» [157]157
Лависс Э., Рамбо А.История XIX века. Т. 2. С. 241–242.
[Закрыть].
Хорош «подарок», взятый русскими штыками и оплаченный русской кровью! Но после Тильзита авторитет императора Александра I здорово пошатнулся, а потому, чего бы он хорошего ни делал – «в зачет» ему это не шло. Так, кстати, априори отрицались любые начинания его покойного родителя – императора Павла Петровича. Сравнение весьма тревожное!
Война эта нашла некоторое отражение в литературе – разумеется, довольно слабое. Евгений Абрамович Баратынский {71} , который сам служил в Финляндии, в 1820–1824 годах, когда он, изгнанный из Пажеского корпуса, был унтер-офицером Нейшлотского пехотного полка, вдохновился «финляндскими мотивами» и написал стихотворную повесть «Эда». Хотя действие ее происходит в 1807 году, перед открытием войны, однако в ней не только звучит военная тема, но и дважды вспоминается имя нашего героя.
Сначала – в прозаическом предисловии, где автор так говорит о Финляндии: «Страна сия имеет права на внимание наших соотечественников любопытною природою, совершенно отличною от русской. Обильная историческими воспоминаниями, страна сия была воспета Батюшковым, и камни ее звучали под конем Давыдова, певца-наездника, именем которого справедливо гордятся поэты и воины» [158]158
Боратынский Е. А.Полное собрание сочинений. Пг., 1915. Т. 2. С. 15.
[Закрыть].
Затем – в стихотворном эпилоге:
…Все покорилось. Но не мне,
Певцу, не знающему славы,
Петь славу храбрых на войне.
Питомец муз, питомец боя,
Тебе, Давыдов, петь ее:
Венком певца, венком героя
Чело украшено твое.
Ты видел Финские граниты,
Бесстрашных кровию омыты;
По ним водил ты их строи.
Ударь же в струны позабыты
И вспомни подвиги твои! [159]159
Там же. С. 37.
[Закрыть]
Поэма была написана в 1824–1825 годах и издана в 1826-м. При жизни своей Денис Давыдов постепенно сам превращался в литературный образ.
Глава пятая
«Вождь гомерический, Багратион великий!» 1809–1812
На вьюке, в тороках цевницу я таскаю,
Она и под локтем, она под головой;
Меж конских ног позабываю,
В пыли, на влаге дождевой…
Так мне ли ударять разлаженные струны
И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
Пусть загремят войны перуны,
Я в этой песне виртуоз!
Денис Давыдов. В альбом
«Люблю нашу матушку Россию за то, что у нас всегда где-нибудь да дерутся!» – сказал Яков Петрович Кульнев, и был он в том совершенно прав. Еще продолжались боевые действия в Финляндии, а князь Багратион уже уезжал на юг, где с 1806 года длилась очередная – седьмая по официальному счету – Турецкая война. «Поводом к войне послужили закрытие Турцией (по настоянию Наполеона) проливов для русских судов и смена ею вопреки Ясскому миру преданных России господарей. Протест России оставлен был без ответа…» [160]160
Керсновский А. А.Указ. соч. С. 230.
[Закрыть]
Отсюда можно сделать вывод, что приведенные нами ранее утверждения французских ученых про связь этой войны с сильным «желанием выполнить условия Тильзитского договора» совершенно беспочвенны – да и началась война за год до Тильзита, причем Франция немало сделала для того, чтобы она была развязана.
Главнокомандующим Молдавской армией стал генерал от кавалерии Иван Иванович Михельсон {72} , славный «екатерининский орел», вошедший в историю под именем «победитель Пугачева». Он и на сей раз блестяще выполнил свою задачу, причем, по словам историка, «ходил в атаки с саблей наголо, показав себя перед смертью тем же лихим гусаром, каким был, когда гонял Пугачева от Казани до Царицына». Однако возраст главнокомандующего подобным испытаниям не соответствовал, и в августе 1807 года, за неделю до заключения мира, 67-летний Михельсон скончался в Бухаресте. Подписание мира отложилось, а тем временем в Стамбуле произошел переворот, новый султан отверг русские требования – и война продолжилась.
Император Александр выводов из произошедшего не сделал и поручил руководство Молдавской армией князю Прозоровскому {73} , еще «елизаветинскому орлу», получившему вместе с этим неожиданным назначением чин генерал-фельдмаршала. Однако «маститый старец», как тогда говорилось, особой боевой активности не проявил: весь 1808 год прошел в бездействии и переговорах, а за все время его командования русские войска только то и сделали, что в конце апреля 1809 года осадили крепость Браилов, но взять ее не сумели… Провоевав таким образом почти два года, фельдмаршал скончался в военном лагере, немного не дожив до своего восьмидесятилетия.
Когда ж такое в России бывало, чтобы два главнокомандующих воюющей армией умирали от старости?! Хотя на той войне будет еще и третий умерший главнокомандующий – уже известный нам граф Николай Михайлович Каменский, который внезапно скончается от болезни в 1811 году, тридцати четырех лет от роду… Он будет четвертым, но не последним, возглавлявшим злосчастную Молдавскую армию.
Но это еще впереди, а пока сюда в качестве помощника главнокомандующего фельдмаршала Прозоровского был направлен князь Багратион. Известно, что такое назначение «было, в сущности, для него почетною ссылкою. Его не желали более видеть в Санкт-Петербурге по причинам интимного характера. Среднего роста, худощавый, мускулистый брюнет с типичным грузинским лицом, на котором сильно выдавался орлиный нос, дававший повод к ряду острот, шуток и анекдотов, Багратион был некрасив, но всей своей фигурой производил сильное впечатление: солдаты называли его „орлом“. Но еще более сильное впечатление производил он на окружающих славою своих подвигов и репутациею суворовского любимца и ученика. На этой почве, вероятно, произошло увлечение им великой княжны Екатерины Павловны, которой в ту пору было 18–20 лет. Чтобы положить этому конец, великую княжну в апреле 1809 года выдали замуж за принца Георгия Ольденбургского. Но так как Багратион не хотел примириться с этим фактом, то его произвели в генералы от инфантерии и направили в Молдавию» [161]161
Военная энциклопедия. СПб., 1911. T. IV. С. 330.
[Закрыть].
Таким образом, определилась и судьба Дениса, прямиком отправившегося с одной войны на другую – в Молдавской армии они с князем появились 25 июля.
Прибыв к порученным ему войскам, князь Петр Иванович деятельно занялся подготовкой к последующему походу. И тогда произошел тот случай, который биографы Давыдова чаще всего опускают.
«Во время долгих приготовлений к этому походу, на Давыдова, находившегося со своим генералом в Молдавии и уже давно не видавшего отечества, напала такая сильная тоска по родине, что Багратион вынужден был на свой страх отпустить его в Россию. Доехав до границы, Давыдов бросился на родную землю, со слезами долго ее целовал и через две недели возвратился в армию. Это внимание Багратиона к своему адъютанту спасло, по словам Давыдова, ему честь, ибо при том состоянии нервного возбуждения, в котором Давыдов находился, он легко мог дезертировать из армии» [162]162
Сборник биографий кавалергардов. С. 33.
[Закрыть].
Готовиться к бою и воевать – занятия различные, и человек в том и в другом случае чувствует себя совершенно по-иному; ожидание боя нередко становится гораздо более трудным, можно сказать – изматывающим испытанием, нежели присутствие на сражении. Военная служба коренным образом отличается от труда чиновника, который годами, изо дня в день, преспокойно ходит в свое присутствие – в ней спокойствия не бывает. Давыдов, офицер до мозга костей, романтик и поэт воинской службы, и тот не выдержал этого напряженного ожидания, тяжелейших условий бивачного бытия вдали от родных мест.
Денису очень повезло, что начальником его был Багратион. Отнюдь не идеализируя князя Петра Ивановича, отметим, что подчиненные, в подавляющем своем большинстве, любили его не только за легендарную храбрость, но и за душевное, человеческое отношение. Вот что вспоминал в своих записках Василий Денисович Давыдов:
«Во время служения моего отца адъютантом при князе Багратионе он видел в нем скорее самого нежного попечителя, чем строгого начальника. Вне служебных обязанностей, с пылкостью его лет, он, всегда влюбленный, всегда ревнивый, часто отпрашивался у князя Петра Ивановича в отпуска во время стоянки главной квартиры в Житомире и пропадал по несколько недель. Получая извещения, что князь Багратион так сердит, что решился отправить его назад в полк, он являлся, и гнев князя пропадал» [163]163
Давыдов В. Д.Денис Васильевич Давыдов, партизан и поэт… С. 631.
[Закрыть].
Житомир будет позже, но от того суть происходившего не меняется. Зато в то самое время вдруг круто переменились обстоятельства в Молдавской армии.
«Через несколько дней после приезда князя Багратиона в Бузео {74} для принятия начальства над корпусом Эссена и отрядом Колюбакина, получил он известие о кончине князя Прозоровского. Как старший генерал в армии, он немедленно отправился в главную квартиру ее и прибыл туда 11-го августа. Между нераспечатанными бумагами князя Прозоровского нашел он Высочайший указ о своем назначении Главнокомандующим Молдавской армией, с изъявлением монаршей воли руководствоваться в военных действиях правилами, данными предместнику его: „Поспешный переход за Дунай, – писал император Александр в указе Багратиону, – признан необходимым. По настоящим обстоятельствам каждая минута драгоценна. Я ожидаю и надеюсь в скором времени получить от вас донесение из-за Дуная“» [164]164
Михайловский-Данилевский А. И.Турецкая война // Михайловский-Данилевский А. И.Полное собрание сочинений. Т. 3. С. 129.
[Закрыть].
Слова государя «ожидаю и надеюсь» являлись соответствующим приказом, облеченным в вежливую форму, а потому 14 августа Молдавская армия, теперь уже под командованием князя Багратиона, перешла через Дунай. И далее «Багратион повел военные действия с обычною своею суворовскою быстротою и решительностью. Имея в армии всего лишь 20 тысяч человек, он, не снимая блокады Измаила, взял 18-го августа Мачин, 22-го – Гирсово, 29-го – Кюстенджи, 4-го сентября разбил наголову под Рассеватом 12-тысячный корпус отборных турецких войск, 11-го осадил Силистрию, 14-го взял Измаил, 27-го – Браилов. На выручку Силистрии поспешил великий визирь с войсками, численность которых равнялась силе нашего осадного корпуса. Багратион встретил его 10-го октября у Татарицы и нанес ему поражение» [165]165
Военная энциклопедия. СПб., 1911. T. IV. С. 330.
[Закрыть].
За эти победы и прежде всего за разгром турок у Рассевата князь Петр Иванович был удостоен ордена Святого апостола Андрея Первозванного – высшей награды Российской империи.
А что же наш герой? Где в это время был Денис Васильевич и чем он занимался? Из официальных бумаг известно, что Давыдов выполнял обязанности адъютанта главнокомандующего и в 1809 году участвовал «в боях при взятии Мачина и Гирсова; в сражении под Рассеватом; при обложении крепости Силистрия; в сражении под Татарицей» [166]166
Военная галерея 1812 года.
[Закрыть]… И вот тут, пожалуй впервые, он попадает в поле зрения мемуариста – причем внимательного и дотошного, о чем можно судить уже из одного названия воспоминаний: «Рассказы служившего в 1-м егерском полку полковника Михаила Петрова {75} о военной службе и жизни своей и трех родных братьев его, зачавшейся с 1789 года. 1845 г.». Эти мемуары – как целиком (то есть большая сохранившаяся их часть), так и фрагментами, публиковались и в XIX, и в XX веке. По счастливой случайности судьба не раз сводила Михаила Петрова и Дениса Давыдова на поле брани. Но первая встреча произойдет чуть позже, а потому о ней – ниже.
Зато сейчас можно сказать, что на театре боевых действий Давыдов имел возможность вновь повстречаться со своими бывшими однополчанами – белорусцами. В 1805 году Белорусский гусарский полк был передислоцирован в Молдавию и вскоре отличился в делах при Журже, Рассевате и под Силистрией… Надо полагать, что Денис не раз посещал своих былых сотоварищей, и жженка горела синим пламенем, рассказы и воспоминания лились рекой (причем Давыдов выглядел истинным героем, о чем свидетельствовали не только его слова, но и многие его награды), и стихи читались – как те, что были написаны во время службы в полку и давно уже стали известны всей армии, так и более поздние, недолгого петербургского периода:
Стихи хотя и игривые, но, честно скажем, так себе, и все та же «хрестоматийная» Лиза, однако нет сомнения, что принимались они восторженно. Восхищение нетребовательных слушателей вызывали не столько сами рифмованные строки, сколько то, что знаменитый поэт – их недавний товарищ, гвардеец и адъютант самого Багратиона, не забыл былую дружбу и запросто к ним приехал… Совершенно естественная реакция независтливых, душою чистых людей – истинных военных!
Отметим еще одну встречу. 25 августа князь Багратион сам привел 9-ю пехотную дивизию в Гирсов, куда подошел и корпус генерал-лейтенанта Михаила Андреевича Милорадовича. Об этом военачальнике следует сказать особо – в данный момент про его взаимоотношения с князем Багратионом.
Милорадович, сын суворовского сподвижника, был на шесть лет моложе князя, а генеральского чина удостоен неполных двадцати семи лет от роду, в июле 1798 года, тогда как Багратион – полугодом позднее. Поэтому по тогдашним понятиям Милорадович, как генерал, считался старее. Вскоре судьба свела его с Багратионом в Италийском походе, где граф Суворов, человек не столь простой, как изображают его историки, умело разжигал ревность и соперничество между двумя молодыми генералами, которых он очень любил и отличал, – и тем самым заставлял их совершать воистину невозможное. Однако как бы ни играло тут самолюбие, соперничество это было по-рыцарски честным, ни тот ни другой никогда не «подставили» своего «конкурента», зато не раз приходили друг другу на помощь. Такова психология военного человека, у которого на первом месте неизменно остаются интересы Отечества и службы и понятия чести.
Соперничество Милорадовича и Багратиона продолжалось и осенью 1805 года, когда действуя в арьергарде кутузовской армии, уходящей из-под удара всех наполеоновских войск, они также не могли не помогать друг другу… В воздаяние совершенных ими подвигов 8 ноября того же года оба они были произведены в чин генерал-лейтенанта и награждены орденом Святого Георгия – но если Милорадович получил сразу III класс, то князь Багратион – сразу II класс, хотя это вообще был первый орден, им полученный!
Поясним, что в те времена обер– и штаб-офицеров изначально награждали орденом Святого Георгия IV класса, генералов же, а порой и полковников – III классом; впоследствии первым «Георгием» для всех, вне зависимости от чина, стал IV класс. Награждение сразу II классом являлось чрезвычайной редкостью, и этой чести за всю историю был удостоен чуть ли не один Багратион. Он был отличен за Шенграбен, где шеститысячный отряд князя сумел не только задержать тридцатитысячный корпус маршала Мюрата, отразив все атаки неприятеля, но и прорваться к главным силам.
Впрочем, стоит отметить, что честь-то честью – сразу орден II или III класса, но в результате получилось, что если орденом Святого Георгия I класса были награждены 25 военачальников, то полными георгиевскими кавалерами, имевшими орден всех четырех классов, оказались лишь четверо полководцев.
После аустерлицкой неудачи Милорадович был направлен в Молдавскую армию, а про Багратиона в 1806-м и в последующих годах мы уже рассказывали…
И вот теперь соперники встретились вновь, в совершенно ином качестве. Милорадович был ветераном этой войны, после победы при Обилешти 2 июня 1806 года его стали называть «Спасителем Бухареста» – император Александр I прислал ему в награду золотую, украшенную алмазами шпагу с необычной надписью «За храбрость и спасение Букареста», ибо на наградных шпагах и саблях всегда писалось просто «За храбрость». Учитывая все это, Михаил Андреевич после смерти князя Прозоровского вполне мог бы занять должность главнокомандующего – но тут приехал князь Петр Иванович, только что произведенный в чин генерала от инфантерии, то есть теперь по всем статьям обошедший исконного своего соперника.
Не будем удаляться от темы и ограничимся информацией о том, что «при свидании своем князь Багратион и Милорадович подали друг другу руку, обещая забыть многолетнюю неприязнь. Дружба длилась недолго!» [168]168
Михайловский-Данилевский А. И.Турецкая война // Михайловский-Данилевский А. И.Полное собрание сочинений. Т. 3. С. 132.
[Закрыть]. Действительно, вскоре Михаил Андреевич Милорадович покинул Молдавскую армию… Рассказываем об этом потому, что судьба не раз еще сведет Давыдова с генералом Милорадовичем – одним из самых блистательных военачальников его времени.
Кстати, тогда же Денис мог бы познакомиться и с графом Аракчеевым, но пока что не сбылось, и вот тому свидетельство:
«Когда я был еще в Гирсове, дали мне знать, что адъютант вашего сиятельства приехал в Фокшаны, счел, что и вы скоро прибудете в армию. Признаюсь искренно, что я не в себе был от радости, дабы вас видеть здесь и лучше обо всем объясниться, и для того отправил к вашему сиятельству немедленно навстречу адъютанта моего Давыдова, прямо до Киева, и с ним имел честь писать к вам и просил вас, дабы вы мне не мешали принять вас по всей дистанции в городах как должно по сану вашему, ибо я очень знаю, как должно принимать начальников. Но, к прискорбию моему, осведомился, что адъютант ваш уехал, так что даже со мной не повидался, а от вашего сиятельства я получил из С.-Петербурга депеши…» [169]169
Дубровин Н. Ф.Письма главнейших деятелей в царствование императора Александра I (1807–1829). М., 2006. С. 21.
[Закрыть]– так 14 января 1810 года писал князь Багратион графу Алексею Андреевичу Аракчееву из Бухареста.
Хотя по таким письмам сложно судить об истинном отношении одного высокопоставленного лица к другому, но может, князь Петр Иванович по-настоящему был бы рад увидеть «Силу Андреевича»? Ведь не потребуй в Шведскую кампанию граф Аракчеев идти через Кваркен – и не был бы теперь князь Багратион генералом от инфантерии, и как бы сложилась его судьба в связи со всеми придворными обстоятельствами – бог весть! Повторим, что отношение императора к нему тогда заметно ухудшилось.
Что вскоре и проявилось еще раз. Обложив Силистрию, князь Багратион изрядно разбросал свои силы по Молдавии, к тому же совершил еще ряд ошибок, а потому, когда в начале сентября 1809 года к осажденной крепости двинулись крупные силы турок, он поспешил снять осаду и увести армию за Дунай, расположив ее на зимних квартирах в Валахии.
«Неудачная осада Силистрии и возвращение русской армии на левый берег Дуная вызвали неудовольствие императора Александра на князя Багратиона, который вследствие этого просил об увольнении его от звания главнокомандующего; просьба Багратиона была принята» [170]170
История Апшеронского полка. СПб., 1892. Т. 1. С. 310.
[Закрыть].
Разумеется, эта самая просьба была красивым жестом, в уверенности, что государь не только откажет в отставке, но и разрешит князю поступать по своему разумению. Генерал явно переоценил свои силы, точнее – отношение к нему при дворе. Похоже, что он стал вызывать у Александра I раздражение – с чего же иначе при дворе заговорили о «нерешительности и робости» известного своим бесстрашием Багратиона? Да и было уже кем его заменить: после успешно завершившейся Шведской войны стремительно восходила звезда 33-летнего генерала от инфантерии графа Николая Михайловича Каменского 2-го.
