Текст книги "Денис Давыдов"

Автор книги: Александр Бондаренко

Глава шестая
«Я не поэт, я – партизан». 1812

 
И мнится тайною тропой
Воспрянувший с долины битвы
Наездников веселый рой
На отдаленные ловитвы.
Как стая алчущих волков,
Они долинами витают:
То внемлют шороху, то вновь
Безмолвно рыскать продолжают.
 

Денис Давыдов. Партизан

Война была на носу, причем не на багратионовском, а на давыдовском.

(«…большой грузинский нос, а партизан почти и вовсе был без носу. Давыдов является к Беннигсену: „Князь Багратион, говорит, прислал меня доложить вашему высокопревосходительству, что неприятель у нас на носу…“ „На каком носу, Денис Васильевич? – отвечает генерал. – Ежели на вашем, так он уже близко, если же на носу князя Багратиона, то мы успеем еще отобедать…“» [188]188
  Пушкин А. С.Исторические статьи и материалы // Пушкин А. С.Собрание сочинений: В 10 т. М., 1976. Т. 7. С. 245.


[Закрыть], – записал в 1815 году лицеист Александр Пушкин.)

Быть чьим-либо адъютантом, вновь «метаться с приказаниями по линиям атак и маневров» Денису уже не хотелось. Безусловно, он понимал, что на самостоятельной роли в рядах действующей армии – именно в армейском полку, ибо отнюдь не гвардия выносит основную тяжесть войны, – можно добиться гораздо большего, нежели «состоя при ком-то». К тому же, как адъютант впавшего в немилость Багратиона, он уже был обойден наградами в двух кампаниях. Однако насколько это понимание действительно сказалось на его решении, мы не знаем и гадать не станем. В «Записках» Давыдов объяснил все так:

«Туча бедствий налегла на Отечество, и каждый сын его обязан был платить ему наличными сведениями и способностями. Я просил у князя позволения стать в рядах Ахтырского гусарского полка. Он похвалил мое рвение и писал о том к военному министру. 8-го апреля ^{82} я был переименован в подполковники с назначением в Ахтырский гусарский полк, расположенный тогда близ Луцка… Семнадцатого июня началось отступление. От сего числа до назначения меня партизаном я находился при полку; командовал первым батальоном оного ^{83} , был в сражениях под Миром, Романовым, Дашковкой и во всех аванпостных сшибках, до самой Гжати» [189]189
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 194.


[Закрыть].

Уже позже, чуть ли не в 1826 году, появятся стихотворные строки:

 
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,
Туда, где бой кипит, где русский штык бушует,
Но о тебе любовь горюет,
Счастливец! о тебе – я видел сам – тоской
Заныли… влажный взор стремился за тобой…
А обо мне хотя б вздохнули,
Хотя бы в окошечко взглянули,
Как я на тройке проскакал
И, позабыв покой и негу,
В курьерску завалясь телегу,
Гусарские усы слезами обливал [190]190
  Давыдов Д. В.Товарищу 1812 года, на пути в армию // Давыдов Д. В.Полное собрание стихотворений. Л., 1933. С. 110.


[Закрыть].
 

Все это – романтический образ. Но тогда, в Двенадцатом году, Давыдов, своим последующим утверждениям вопреки, был не романтик, но прагматик. Кто станет его за это осуждать? Война была стилем его жизни, участие в боевых действиях – его долгом. Военный человек старается выполнить свой долг как можно лучше. И кто вправе осудить его за то, что он искал более «выгодного» места? Реально выгодные места на войне – в тылу. А на передовой, знаете ли, убивают – в особенности тех, кто стремится отличиться, и тех, кто старается выполнить свой долг как можно лучше…

Боевые события начала Отечественной войны освещены у нас, в общем-то, слабовато – внимание историков в бо́льшей степени сосредоточено на взаимоотношениях главнокомандующих армиями, Дрисском лагере и военных планах Александра I. Поэтому, хотя всем известно про сражение – точнее, бой – под местечком Мир, но известно лишь в общих чертах. А ведь это была не только первая крупная стычка 1812 года, но и первая наша победа над неприятелем.

Историк Отечественной войны пишет:

«27-го июня (9 июля) три полка польской уланской дивизии Рожнецкого, под командою генерала Турно, попали в засаду и, потерпев совершенное поражение, были преследуемы за 15 верст от Мира. Неприятель, кроме множества убитых, потерял 248 человек пленными, в числе которых находилось 2 штаб-офицера и 4 обер-офицера. Урон казаков был незначителен, потому что, как доносил атаман: „перестрелки с неприятелем не вели, а бросились дружно в дротики“. Неприятели оборонялись весьма упорно и все пленные нами захваченные были переранены.

В ночь с 27-го на 28-е (с 9 на 10 июля н. ст.) главнокомандующий отрядил генерал-адъютанта Васильчикова с 16-ю эскадронами на поддержание Платова. С своей стороны, неприятель, желая отомстить за понесенное поражение, появился в больших силах на том же месте, на котором сражался накануне. Шесть кавалерийских полков повторяли атаки на Васильчикова в продолжение четырех часов; а между тем, совершенно случайно, появился во фланге у неприятеля генерал-майор Кутейников, который тогда возвращался из экспедиции с частью летучего отряда; в то же время остальные казачьи полки обошли поляков и ударили им в тыл. Неприятель был разбит наголову, но урон его неизвестен» [191]191
  Богданович М. И.История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. СПб., 1859. С. 162–163.


[Закрыть].

Кроме казаков – иррегулярной кавалерии, в этом бою участвовали Ахтырский гусарский, Литовский уланский и Киевский драгунский полки.

А что тогда делал Денис? Неизвестно. Хотя вроде бы поначалу про его подвиги все было написано («первый ударил на неприятельские эскадроны… быв во все время сражения впереди…» [192]192
  Из рапорта шефа Ахтырского гусарского полка И. В. Васильчикова. В кн.: Бегунова Л. И.Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I. С. 336.


[Закрыть]), но оказалось, что это совсем не он, а другой Давыдов, также служивший в ахтырцах, но только в чине майора – Петр Львович ^{84} , брат столь нам известного Александра Львовича. То есть – еще один двоюродный брат Дениса, который за отличие под Миром был награжден орденом Святого Георгия IV класса. Так что опять, в очередной раз, как это затем случится со знаменитым портретом кисти Кипренского, произошла путаница с многочисленными Давыдовыми. Но то ли еще, к сожалению, будет! Самое досадное недоразумение – впереди…

В общем, ничего конкретного про Дениса в бою под Миром мы сказать не можем – даже если подробно опишем действия Ахтырского полка. А все потому, что в армии есть некие «промежуточные» должности.

Из Военного энциклопедического словаря [193]193
  Военный энциклопедический словарь. М., 2007.


[Закрыть]можно узнать, что полк – «основная тактическая и административно-хозяйственная единица в Вооруженных силах»; рота (или эскадрон в кавалерии) – «основное тактическое подразделение». Соответственно, если они основные, то их командирам и принадлежит в бою главная роль. Батальон – тут мы возьмем сытинскую Военную энциклопедию 1911 года издания, с более ясной, нежели в современном словаре формулировкой – это «тактическое подразделение пехотного полка» (кавалерийских батальонов в начале XX столетия уже не было). В общем, понятно, – нечто промежуточное, как и тогдашняя бригада, имевшая в своем составе два или три полка.

Побатальонно гусары атаковали редко: либо – эскадронами россыпью, либо – всем полком, как будет при Бородине, и в атаку их водил непосредственный командир – эскадронный или полковой… Потому смысл своей должности Давыдов оценивал так: «Видя себя полезным Отечеству не более рядового гусара…» В том не было большого преувеличения – Давыдову действительно приходилось драться в полковых рядах наравне с нижними чинами. Конечно, не только ему. Вот как писал об офицерах тех лет генерал Василий Потто ^{85} – военный историк и боевой кавалерийский офицер: «Афоризм известного кавалерийского писателя: „Сабля офицера не тупее солдатской, конь – лучше, и честь должна указать ему место“, был, очевидно, ближе их сердцу, чем изречение писателей другой, позднейшей формации, сложившей фразу, что „офицер не мясник, и дело его не рубить, а смотреть за порядком“» [194]194
  Потто В. А.История 44-го драгунского Нижегородского ЕИВ государя наследника цесаревича полка. СПб., 1894. Т. 3. С. 21.


[Закрыть].

Так что желание Давыдова исполнилось лишь наполовину: хотя он и оказался в боевой части, но самостоятельности не обрел…

Да, кстати, а что это за кавалерийская часть – Ахтырский гусарский полк?

Рассказывать можно долго, ибо это один из старейших полков русской армии, который уже тогда имел полуторавековую историю. Хотя официально считалось, что регулярная армия создана Петром Великим и ее первые полки – Преображенский и Семеновский, но были в ее составе и части, сформированные при государе Алексее Михайловиче – в том числе Ахтырский полк, который вел свое старшинство с 1651 года. Сначала он являлся слободским казачьим полком, охранял южные границы Московского царства, а в 1695 году, в составе армии боярина Бориса Шереметева, отправился в первый зарубежный поход – к крепости Кизы-Кермен. Затем были Северная война, Персидский и Крымский походы, Семилетняя война, где полк отличился при Гросс-Егерсдорфе, обратив вспять прославленных конников Фридриха Великого. В 1765 году полк был преобразован в гусарский, в этом качестве воевал в Польше и в Русско-турецкую войну 1768–1774 годов; в 1784 году он был переименован в Ахтырский легкоконный полк и опять воевал с поляками; в 1800 году он вновь стал гусарским. Хотя в 1805–1806 годах Ахтырский полк числился в действующей армии, но повоевать ему тогда не пришлось, и теперь, можно сказать, гусары наверстывали упущенное… Полком, входившим в состав 2-й Западной армии, командовал полковник Дмитрий Васильевич Васильчиков 2-й, а его родной брат генерал-майор Илларион Васильевич Васильчиков 1-й был шефом полка с 1803 года.

Полковая форма отдаленно напомнила Денису лейб-гусарскую: чакчиры также были синие, а ментик и доломан коричневые, тогда как в гвардии – алые, при том же золотом, хотя и более роскошном, шитье…

В формуляре Давыдова будет написано: «В походах и сражениях был:… в 1812 г., 26 июня, под Миром; 1 июля, под Романовым; 3 августа, под Катанью, где командовал ночной экспедицией; 11 августа, под Дорогобужем; 14 августа, под Максимовым; 19 августа, под Рожеством; 21 августа, под Поповкой; 23 августа, под Покровом; 24 августа, под Бородиным…» [195]195
  Военная галерея 1812 года.


[Закрыть]

Знаменитый шотландец Вальтер Скогг, автор романтических поэм и исторических романов, написал также исследование «Жизнь Наполеона Бонапарте, императора французов», которое было переведено на русский язык и в начале 1830-х годов издано в России в четырнадцати томах – правда, небольшого формата. Вот как он описывает тот самый период отступления русской, точнее даже, 2-й Западной армии:

«Многие стычки произошли между корпусом Багратиона и его соперниками без всяких решительных последствий. Платов со своими казаками одержал неоднократно блистательные успехи над польскою конницею, которая, при всей своей храбрости, не довольно еще познакомилась с партизанскою войною, казавшеюся природным ремеслом сих новых скифов» [196]196
  Скотт В.Жизнь Наполеона Бонапарте, императора французов. СПб., 1832. Ч. 9. С. 351.


[Закрыть].

По существу – верно, но говорить относительно партизан сэр Вальтер Скотт явно поспешил…

* * *

Июль был на исходе, когда до 2-й армии дошло трагическое известие: 20-го числа был убит генерал Кульнев, Гродненский полк которого входил в состав 1-го отдельного корпуса графа Витгенштейна, прикрывавшего Петербургское направление. Разбив противника под Клястицами, Яков Петрович увлекся преследованием отступающих французов, его отряд далеко оторвался от главных сил, наткнулся на многочисленного неприятеля и вынужден был отступить.

«Сила ломила все. При невозможности дальнейшего сопротивления, Кульнев спешил перевести отряд на правый берег Дриссы, привел его в порядок и продолжал отступление. Претерпенная неудача поразила его. Он сошел с лошади и молча следовал за отрядом, когда французское ядро оторвало ему обе ноги выше колен. Он упал и испустил дух, не произнеся ни слова. Верные сподвижники отнесли тело Кульнева в русский лагерь…

О кончине Кульнева был рассказ, что пораженный смертельно, он сорвал с себя Георгиевский крест, говоря: „Возьмите! Пусть неприятель, увидя труп мой, почтет его трупом простого рядового солдата и не тщеславится гибелью русского генерала!“ Предание недостоверное, но оно дает настоящее понятие о Кульневе и его времени…

Когда в Москве получена была весть о смерти Кульнева, даже не знавшие его грустили об нем; многие служили панихиды по усопшем герое…» [197]197
  Михайловский-Данилевский А. И.Император Александр I и его сподвижники… СПб., 1845. Т. 1. С. 11, 13.


[Закрыть]

Знаменитая певица Сандунова неожиданно запела тогда на сцене Московской оперы: «„Слава, слава генералу Кульневу, положившему живот свой за Отечество!“ Голос ее задрожал, слезы брызнули у нее из глаз, зрители залились слезами, и – „Ура!“ смешалось с рыданиями» [198]198
  Там же. С. 11.


[Закрыть].

Да, это был настоящий гусар!

Не случайно смерть Якова Петровича окружили легенды – в общественном сознании он до сих пор остается первым из русских генералов, павших в Двенадцатом году на полях чести. Однако это не так: 13 июля, за неделю до Кульнева, в бою под Островно был убит бригадный командир и шеф Рыльского пехотного полка генерал Окулов ^{86} . Он был первым.

Всего же в 1812 году были убиты или умерли от ран 16 русских генералов.

Упокой, Господи, души их в Царствии Своем!

* * *

В 1813 году в Санкт-Петербурге была издана брошюра, озаглавленная «Покушение Наполеона на Индию 1812 года, или Разговор двух офицеров российского и французского на аванпостах армий, с замечаниями и некоторыми приказами, отданными в французской армии». Автор скрыл свою фамилию за инициалами «ПЧ», что совсем неудивительно, ибо таковым являлся полковник Петр Чуйкевич ^{87} , управляющий Особенной канцелярией военного министра – то есть руководитель военной разведки.

В преамбуле значилось, что когда 16 августа 1812 года некий русский офицер был послан с письмом к маршалу Бертье, начальнику Генерального штаба французской армии, то на аванпостах он имел беседу с французским офицером. Вот маленький фрагмент этого разговора:

« Французский офицер: Извините, государь мой, если за неимением хорошей водки я буду вас потчевать дурной.

Русский офицер: Я могу вам служить лучшею.

Французский офицер: В вашей земле мы терпим недостаток в напитках. Правда, солдат не должен роптать; но странно то, что жители ваших городов и селений разбегаются при нашем приближении. Ежели же которые и остаются, то от них ничего не получишь за самые деньги. Принуждение до́лжно употреблять, чтоб достать себе кусок хлеба.

Русский офицер: Мы гостеприимчивы и охотно разделяем наш дом со странником. Теперь же видите на опыте, что мы одного свойства со скифами. Друзьям нашим предлагаем услуги и карман; а врагам, нападающим на нас, будем мстить жесточайшим образом. Вы напали на покоившегося льва, коего пробуждение будет ужасно» [199]199
  П. Ч.Покушение Наполеона на Индию 1812 года, или Разговор двух офицеров российского и французского на аванпостах армий, с замечаниями и некоторыми приказами, отданными в французской армии. СПб., 1813. С. 5–7.


[Закрыть].

Звучит пророчески, хотя, конечно, написано постфактум. Между тем подобный диалог вполне мог произойти в августе 1812 года, и мы даже назовем имя этого русского офицера, с которым уже встречались и еще не раз встретимся на страницах нашего повествования. Это – флигель-адъютант, штабс-ротмистр Кавалергардского полка Михаил Орлов ^{88} , друг Дениса Давыдова.

В начале Отечественной войны он дважды был направлен в расположение французских войск: в первый раз – сопровождать министра полиции Балашова ^{89} , который сразу после вторжения неприятеля повез к Наполеону мирные предложения Александра I, и во второй – самостоятельно, чтобы узнать о судьбе генерал-майора Тучкова 3-го ^{90} , попавшего в плен 7 августа в бою у деревни Валутина Гора. В тот раз Орлов имел даже личную встречу с Наполеоном… Но главной задачей, которую выполнял кавалергард и в первую свою поездку, и во вторую, было осуществление разведывательной миссии.

Конечно, после доклада новому главнокомандующему – таковым за время его поездки стал генерал от инфантерии светлейший князь Голенищев-Кутузов, Орлов поспешил встретиться со своими однополчанами. В тот момент, по счастью, туда заглянул и Денис. Рассказ штабс-ротмистра все слушали очень внимательно, потом буквально завалили его вопросами. Одних волновала судьба плененного генерала – первого и одного из очень немногих русских военачальников, оказавшихся в руках неприятеля; других весьма интересовали подробности встречи с Наполеоном. Давыдов же выспрашивал о состоянии неприятельской армии – в частности, о том, как организовано снабжение наступающих французских корпусов, как охраняются их тылы и коммуникации.

Михаил отвечал, что обозам с продовольствием приходится преодолевать очень большие расстояния, что связь Наполеона с Парижем осуществляется посредством эстафет, а так как коммуникации растянуты на многие сотни километров, то должную их охрану обеспечить невозможно. Чтобы перерезать пути снабжения Великой армии, достаточно направить в ее тыл несколько «летучих» отрядов из гусар и казаков – и положение неприятельских войск сразу же резко ухудшится.

Нет сомнения, что Денису тогда вспоминалась Финляндия…

О том, что стало следствием этого разговора, генерал Михайловский-Данилевский, бывший в 1812 году штабс-капитаном Санкт-Петербургского ополчения и адъютантом Светлейшего, писал так:

«Подполковник Давыдов вызвался первый на партизанские действия в Главной армии, чему поводом было следующее обстоятельство: поручик Орлов, отправленный в Смоленск для получения сведений о пленном генерале Тучкове, возвратясь, рассказывал о беспорядках, совершавшихся в тылу французской армии. „Она походила на Ксерксовы толпы, – прибавил Орлов, – и с сотней казаков можно нанести неприятелю много бед“.

Услышав слова сии, Давыдов испросил у фельдмаршала отряд» [200]200
  Михайловский-Данилевский А. И.Полное собрание сочинений. СПб., 1850. Т. 5. С. 65.


[Закрыть].

Особое внимание стоит обратить на слова «вызвался первый на партизанские действия в Главной армии». Главная армия – это 1-я и 2-я Западные армии, но ведь были еще и ныне фактически позабытые 3-я Обсервационная, и Дунайская армии, и несколько отдельных корпусов.

Сто лет тому назад, в 1912 году, русский историк писал: «Партизанская война в 1812 году, судя по новейшим архивным изысканиям, началась гораздо раньше, чем об этом обыкновенно думали до сих пор, и началась там, где ее меньше всего можно было ожидать, а именно – в Третьей Обсервационной армии генерала от кавалерии Тормасова, почти вслед за вступлением Наполеона в пределы России» [201]201
  Левшин А.Партизаны в Отечественную войну. М., 1912. С. 13.


[Закрыть].

Единственное, с чем тут нельзя согласиться, так это с тем, что партизанскую войну «меньше всего можно было ожидать» в 3-й армии. Напротив! Ведь в то самое время, когда войска 1-й и 2-й Западных армий отступали, 3-я армия нанесла противнику поражения под Кобрином и Брестом и, перейдя границу империи, вышла на территорию Варшавского герцогства. В июле 1812 года в честь побед этой армии в Санкт-Петербурге гремели артиллерийские салюты и били в колокола… Можно сказать, что именно там все и начиналось – но потом, за победами Главной армии – победами на главном направлении – это позабылось.

Есть и другие версии «первого партизана», отнюдь не лишенные основания.

Князь Николай Голицын, к примеру, описал в «Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений» судьбу унтер-офицера Киевского драгунского полка Ермолая Васильева, который 27 июня был ранен в известном нам бою при Мире и замертво оставлен на поле сражения. Очнувшись, побрел по следам отступившей армии и наткнулся на мужиков, бежавших из окрестных, занятых неприятелем, деревень.

«Появление незнакомца посреди этой толпы испуганных обывателей едва не стоило ему жизни. Уже топор поднят был над его головой, потому что приняли его за подозрительного человека. Были примеры в 1812 году, что русский язык в таких обстоятельствах не выручал из беды. „Почему же мы знаем, – говорили часто мужики в таких местах, где никакого войска еще не проходило, – что есть еще другой язык, кроме русского. Мы думали, что француз говорит по-русски, как и мы“. В такое же просвещенное общество попал Ермолай Васильев; но он, взяв крест, который у него на груди висел, и показывая его озлобленному народу, закричал: „Разве бусурманы носят на себе Распятого Христа? Как вы Бога не боитесь, подымаете руку на православного?“ – Тут народ опомнился, пошли расспросы, рассказы и, наконец, пришлец принят с восторгом. Тут родилась у него мысль сформировать из этих мужиков конный отряд для нападений на большую дорогу, по которой беспрестанно тянулись обозы, фуры, отсталые солдаты, артиллерия и проч.» [202]202
  Голицын Н.Первый партизан в Отечественную войну // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений. СПб., 1847. T. LXIV. № 253. С. 87–88.


[Закрыть].

С 15 августа по 20 октября конный партизанский отряд унтер-офицера Васильева, составивший порядка 200 человек, уничтожил более 800 неприятелей, отбил более 50 зарядных ящиков, много обозов, до 200 лошадей, «и даже удалось было ему завладеть шестью орудиями, но по причине грязи и подоспевшего подкрепления он мог увезти только одну пушку, которая теперь красуется между многочисленными своими сестрами на Кремлевской площади в Москве» [203]203
  Там же. С. 89.


[Закрыть].

Отважный партизан был награжден знаком отличия Военного ордена – Георгиевским крестом, продолжал службу в рядах киевских драгун и отличился в кампанию 1813 года. И все бы хорошо, однако свое повествование автор начинает с провокационного вопроса: «Кто был первым партизаном в Отечественную войну? Как вы думаете? Фигнер, Давыдов или Сеславин? – Нет; кто же? – Киевского драгунского полка унтер-офицер Ермолай Васильев» [204]204
  Там же. С. 85.


[Закрыть], – и далее, как говорится, по тексту. Но ведь этот герой командовал не армейским, а крестьянским отрядом, и между таковыми была очень большая разница, о которой мы расскажем далее.

Так что не удивительно, что как первый партизан Отечественной войны в историю вошел именно Денис Давыдов – представитель Главной армии и уже известный поэт. Ни в коем случае не умаляя славы нашего героя, скажем, что для того, чтобы подвиг получил должную оценку, нередко кроме самого подвига необходим еще определенный антураж…

Рассказ Михайловского-Данилевского наиболее точно раскрывает подоплеку событий, ибо вариантов и «точек зрения» на данную тему существует множество, и в основном они созданы уже в XX столетии. Вот, например, вступительная статья к сборнику стихотворений Давыдова, изданному в конце 1950-х годов: «Давыдов глубоко постиг народный характер войны 1812 года. Патриотическое воодушевление многомиллионной крестьянской массы, поднявшейся на борьбу за честь и независимость родины, подсказало Давыдову его замечательный „план партизанских действий“» [205]205
  Давыдов Д.Стихотворения. М., 1959. С. 6.


[Закрыть]. Но, как мы видели, никакого «патриотического воодушевления» Денис Васильевич в расчет пока еще не брал…

А вот строки из предисловия к книге Давыдова «Стихотворения и статьи», изданной еще в 1942 году: «Подлинным народным героем стал Денис Давыдов в Отечественную войну двенадцатого года, когда он организовал и возглавил великое русское партизанское движение» [206]206
  Давыдов Д.Стихотворения и статьи. М., 1942. С. 4.


[Закрыть]. Ни больше, ни меньше! Между тем Центрального штаба партизанского движения в 1812 году не существовало, так что «великого русского партизанского движения» Денис не мог возглавить при всем желании.

Впрочем, далее автор несколько исправляется:

«Не Денис Давыдов „изобрел“ партизанскую войну. Партизанское движение вспыхнуло в России в войну двенадцатого года стихийно, оно было вызвано к жизни самим народом, оно возникло из народных низов, из крестьянства, горячо любившего свою родину и оскорбленного в своей народной гордости жестокими оккупантами… Величие Дениса Давыдова в том, что он первый понял все значение партизанской войны, убедил в этом русских полководцев, возглавил партизанскую войну, придал ей определенные организационные и тактические формы, создал первый партизанский регулярный, если можно так выразиться, отряд, с этим отрядом кромсал по частям наполеоновскую армию, а впоследствии написал трактат о значении, стратегии и тактике партизанской войны» [207]207
  Там же. С. 4–5.


[Закрыть].

Среди вышеизложенной словесной шелухи находим два зерна истины. Во-первых, не Давыдов «придумал» партизанскую войну; во-вторых, именно он создал первый, конечно, не регулярный, но армейский, «летучий», как его тогда именовали, партизанский отряд – первый из таковых в Главной армии.

Конечно, он «русских полководцев» не убеждал и даже у фельдмаршала «не испрашивал» – тем более что на тот период в действующей армии ни одного фельдмаршала не было. Подполковник, как человек военный, подал рапорт – правда, не «по команде», как положено, на имя своего непосредственного начальника полковника Васильчикова 2-го, – а сразу же князю Багратиону, главнокомандующему 2-й Западной армией:

«Ваше Сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта вашего, столь лестное для моего самолюбия, и вступя в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу, и по силам лет моих, и по опытности, и, если смело сказать, по отваге моей. Обстоятельства ведут меня по сие время в рядах моих товарищей, где я своей воли не имею, и, следовательно, не могу ни предпринять, ни исполнить ничего блистательного. Князь! Вы мой единственный благодетель; позвольте мне предстать к вам для объяснения своих намерений. Если они будут вам угодны, употребите меня по желанию моему и будьте надежны, что тот, который носил звание адъютанта Багратионова пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностию, какой бедственное положение любезного нашего Отечества требует. Денис Давыдов» [208]208
  Михневич Н. П.Партизанские действия кавалерии в 1812 и 1813 годах. СПб., 1888. С. 14.


[Закрыть].

21 августа князь Багратион вызвал Давыдова. Их встреча происходила под сенью Колоцкого монастыря – в восьми верстах от села Бородина, давыдовского имения, в тех самых местах, где прошли лучшие месяцы детства и ранней юности Дениса.

Теперь на поле детских игр и развлечений Дениса солдаты и ополченцы возводили укрепления для генерального сражения, потому и разговор генерала от инфантерии и подполковника касался не воспоминаний, а перспектив развития боевых действий.

Кстати, с французской точки зрения, подобный диалог именно в этот период представлялся предельно нелогичным. Тактика Наполеона-полководца общеизвестна: разгромить армию противника в решающем сражении, занять столицу и продиктовать условия капитуляции. Так было с австрийцами, пруссаками, итальянцами… До генерального сражения оставалось меньше недели, а до древней русской столицы Москвы – 124 версты. То, что Москва – это совсем не Петербург, французы не очень понимали, а потому уже готовились добавить в заваренную Наполеоном похлебку свежих российских лавров.

Русские между тем готовились к продолжению войны – вне зависимости от исхода того сражения, которое впоследствии назовут «Бородинской битвой». Будет ли наступать победившая Великая армия или разбитые Наполеоновы полчища повернут вспять – все равно, от Франции их будут отделять многие сотни верст, а значит, останутся всё те же растянутые коммуникации, беспорядки в тылу армии, недостаточная охрана обозов и императорских курьеров.

Содержание разговора tête-à-tête ^{91} известно нам в передаче только одного из его участников, причем описание это сделано уже после смерти другого. Подполковник Давыдов рассуждает очень умно, с большим знанием дела и предлагает именно то, что впоследствии будет применено князем Кутузовым – в частности, «параллельное преследование» неприятеля, хотя у Дениса оно именуется по-иному. Оставим это на его совести: может, наш герой действительно предугадал гениальный кутузовский маневр. Но вот на что хотелось бы обратить внимание. Давыдов говорил князю Багратиону:

«К тому же обратное появление наших посреди рассеянных от войны поселян ободрит их и обратит войсковую войну в народную» [209]209
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 196.


[Закрыть]– утверждение весьма интересное.

Свой «пассаж» Денис закончил так, что не мог не вызвать сочувствие князя:

«…Если не прекратится избранный Барклаем и продолжаемый Светлейшим род отступления, Москва будет взята, мир в ней подписан, и мы пойдем в Индию сражаться за французов!.. Я теперь обращаюсь к себе собственно: если должно непременно погибнуть, то лучше я лягу здесь! в Индии я пропаду со ста тысячами моих соотечественников, без имени и за пользу, чуждую моего Отечества, а здесь я умру под знаменами независимости, около которых столпятся поселяне, ропщущие на насилие и безбожие врагов наших… а кто знает? может быть и армия, определенная действовать в Индию!..» [210]210
  Малышев В. Н.Указ. соч. С. 182–183.


[Закрыть]

Подобные «картины», от которых мороз пробегал по коже, живописал в своих жалобах на Барклая и сам Багратион, а потому воодушевленный князь пожал руку своему бывшему адъютанту и сказал, что пойдет к Светлейшему и передаст ему давыдовские предложения. Однако в тот день сделать этого Петру Ивановичу не удалось, и Денис пребывал в ожидании на Бородинском поле, отдаваясь воспоминаниям и видя, как исчезают знакомые с детства село Бородино, деревни Семеновское и Горки, разбираемые солдатами, как на полях вырастают флеши и редуты, а леса превращаются в засеки…

После всего увиденного и пережитого за два месяца отступления это уже не казалось Денису трагедией – личное отступало перед народной бедой, перед тем испытанием, что выпало на долю Отечества. Единственное, очевидно, чего ему было по-настоящему жалко, это той самой курьерской тележки, на которой некогда приехал в Грушевку, где стоял Полтавский легкоконный полк, Суворов. Давыдов так написал в примечаниях к своим воспоминаниям: «Тележка эта хранилась у покойного отца моего как драгоценность и сожжена в Бородине, во время сражения, в 1812 году, вместе с селом, домом и всем имуществом, оставленным в доме» [211]211
  Давыдов Д. В.Встреча с великим Суворовым // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 51.


[Закрыть].

22-го вечером к Давыдову прибыл адъютант Багратиона – поручик лейб-гвардии Гусарского полка Василий Давыдов ^{92} , еще один родной брат Александра Львовича и, соответственно, кузен Дениса.

Князь Петр Иванович сказал ему так:

«„Светлейший согласился послать для пробы одну партию в тыл французской армии, но, полагая успех предприятия сомнительным, назначает только пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков; он хочет, чтобы ты сам взялся за это дело“. Я отвечал ему: „Я бы стыдился, князь, предложить опасное предприятие и уступить исполнение этого предприятия другому. Вы сами знаете, что я готов на все; надо пользу – вот главное, а для пользы – людей мало!“ – „Он более не дает!“ – „Если так, то я иду и с этим числом; авось либо открою путь большим отрядам!“ – „Я этого от тебя и ожидал, – сказал князь, – впрочем, между нами, чего светлейший так опасается? Стоит ли торговаться несколькими сотнями людей, когда дело идет о том, что в случае удачи он может разорить у неприятеля и заведения, и подвозы, столь для него необходимые, а в случае неудачи лишиться горсти людей? Как же быть?! Война ведь не для того, чтобы целоваться“. – „Верьте, князь, – отвечал я ему, – ручаюсь честью, что партия будет цела; для сего нужны только при отважности в залетах – решительность в крутых случаях и неусыпность на привалах и ночлегах; за это я берусь… только, повторяю, людей мало; дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет“. – „Я бы тебе дал с первого разу три тысячи…“» [212]212
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 201–202.


[Закрыть].

Диалог красивый, свидетелей ему опять-таки нет, а кто в данном случае был прав – Багратион, готовый дать Давыдову три кавалерийских полка, или Кутузов, фактически ограничившийся эскадроном, – вопрос весьма непростой. Это ведь только кажется, что чем больше войск – тем лучше, тем гарантированнее успех. Но недаром же Суворов завещал: «Воюй не числом, а умением», тем более что у партизанской войны свои особые законы.

В книге «Партизанские действия кавалерии в 1812 и 1813 годах» знаменитый военный историк и теоретик генерал Михневич ^{93} писал:

«Партизанскими действиями надо называть самостоятельные действия легких отрядов, отделяемых от армии, преимущественно в тыл и на фланги противника, с главной целью парализовать все жизненные отправления неприятельской армии или, как говорит Давыдов, чтобы вырвать корень ее существования.