Текст книги "Денис Давыдов"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Отсюда следует вывод: именно принцип, некогда сформулированный императором Наполеоном – «война сама себя кормит», фактически погубил Великую армию. Вообще, любая экономия на нуждах войска чревата большими неприятностями: если солдат голоден, раздет и не имеет в кармане ни гроша, он прежде всего думает об удовлетворении своих потребностей, а уже потом – об интересах службы. К сожалению, чиновники, составляющие и утверждающие бюджеты, не очень понимают, что в боевой обстановке вооруженному человеку совсем не сложно решать свои насущные вопросы, причем чувство меры такому вояке нередко отказывает. Итогом становится то самое, по блистательному определению Пушкина, «остервенение народа» – то есть народная война.

Далее было известное бегство наполеоновской армии из России: сражение при Малоярославце 12 октября, в результате которого французы стали отступать по разоренной Старой Смоленской дороге; тактика параллельного преследования, примененная светлейшим князем Голенищевым-Кутузовым; разгром корпуса маршала Нея под Красным 3–5 ноября; трагедия на реке Березине в середине того же месяца… И все это время, от Москвы до Немана, некогда великую армию сопровождали партии и «летучие» отряды, «теснили ее, как в ящике, от Москвы до Немана, не позволяя ни одному солдату на шаг отлучаться от большой дороги для отыскания себе пищи или убежища от стужи…». Партизаны также осуществляли неусыпный надзор за остатками этой армии, «отчего каждое движение каждой ее части было тотчас известно нашему Главнокомандующему и встречало противодействие» [269]269
  Давыдов Д. В.Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 312.


[Закрыть].

Тут, впервые, мы можем обвинить нашего героя в излишней скромности: уж слишком сдержанно рассказал он о боевой деятельности партизан в период французского отступления. А ведь на счету его отряда были тогда не только «отсталые солдаты» и разведка отступающего противника.

«28 октября под Ляховом партизанские отряды Давыдова, Фигнера, Сеславина и графа Орлова-Денисова, соединившись вместе, общими силами атаковали отряд генерала Ожеро ^{119} и заставили его положить оружие. Эту победу оценил сам Кутузов, заметив, что в первый раз в эту кампанию целый неприятельский отряд положил оружие. Из последующих сражений, в которых принимал участие Давыдов, следует отметить дело под Красным 4 ноября, под Копысом 9 ноября, где он разбил трехтысячное кавалерийское депо, и, наконец, под Белыничами 14 ноября, где трофеями, кроме пленных, были еще большие запасы оружия и провианта» [270]270
  Сборник биографий кавалергардов. Т. 3. С. 34–35.


[Закрыть].

Как раз в то время в отряд Давыдова был определен его младший брат – Лев ^{120} . Если некогда Денис старался быть достойным своих стихов, то, думается, Лев теперь старался быть достойным своего знаменитого старшего брата. Хотя, несмотря на его молодость, за спиной у младшего Давыдова были уже Шведская и Турецкая кампании…

В бою при местечке Белыничи отряд Давыдова был остановлен в одной из улиц плотным ружейным огнем из засады. Денис назвал это своим Аркольским мостом ^{121} – ему нужно было увлечь за собой солдат, иначе мог подойти с подкреплением генерал Ожаровский ^{122} «…и, посредством пехоты своей, вырвать у меня листок лавра, за который уже я рукой хватался! Мы разрывались с досады! Брат мой Лев, будучи моложе всех, менее других мог покоряться препятствиям. Он пустился с отборными казаками вдоль по улице и, невзирая на град пуль, осыпавших его и казаков, с ним скакавших, ударил на резерв, показавшийся в средине оной, и погнал его к мосту. Но и удар этот ни к чему не послужил! Получа две пули в лошадь, он принужден был возвратиться к партии, которой я удержал стремление за ним, ибо долг ее был вытеснить неприятеля из местечка, а не проскакивать через оное, оставляя его полным неприятельскою пехотою» [271]271
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 258.


[Закрыть].

Затем, выйдя из местечка, французы внезапно атаковали окруживших его русских, но Лев Давыдов ударил со своими казаками и, обратив противника в бегство, а частью положив на месте, взял в плен подполковника, двух капитанов и 96 рядовых. При этом сам молодой офицер был тяжело ранен.

В общем, Лев оказался достоин старшего брата, признавшего в своих «Записках»: «Справедливость велит мне сказать, что брат мой Лев был героем сего дня». Но стоит заметить, как же за прошедшие пять лет изменился сам Денис! Он ли, сломя голову увлекавший гусар и казаков в атаки под Вольфсдорфом, теперь утишал наступательный порыв? Хотя недаром же один военный год засчитывается за три года мирной службы…

Как уже было сказано, ни одна книга про 1812 год не обходится без жалостливого, в общем-то, описания трагического состояния отступавшей французской армии. Не станем и мы нарушать традицию и расскажем, каким теперь видел недавно еще грозного противника другой командир партизанского отряда – Бенкендорф:

«Приближалась зима. Голод и недостаток всех предметов обмундирования и артиллерийских запасов увеличивались. Сообщения были прерваны различными партиями, которые всюду стерегли транспорты и разбивали обозы. Раненые покидались; начали обнаруживаться заболевания. Упадок дисциплины возрастал вследствие необходимости каждому заботиться о своем продовольствии. Упадок духа, опасения и ропот овладели, наконец, этой армией, привыкшей к быстрым успехам и богатству средств Германии и Италии…

Упадок дисциплины и духа ускорил это отступление и скоро превратил его в постыдное бегство. Тревожимая со всех сторон, французская армия ежедневно теряла обозы, орудия и значительное число солдат. Наши казаки и крестьяне днем и ночью окружали ее во время марша и остановок на биваках, избивали фуражиров и захватывали все продовольственные средства.

Наконец, небо, казалось, взяло на себя месть за Россию. Поднялся ужасный ветер и принес 25-градусный мороз. Неприятельские лошади, не подкованные на шипы и выбивавшиеся из сил, падали непрерывно и оставляли в наших руках обозы, парки и артиллерию. Вся добыча, взятая в Москве, досталась казакам. Несчастные французы в лохмотьях, голодные, застигнутые стужей, почти более не сражались и гибли от лишений. Ненасытный голод обратил их прежде смерти в скелеты, и эти обезображенные тени тащились друг за другом, высматривая, где бы поесть падали или отогреть свои полузамерзшие тела. Длинный след трупов, окоченевших от холода, обозначал путь и страдания армии, выставленной Европой» [272]272
  Бенкендорф A. X.Записки… С. 114, 126–127.


[Закрыть].

Что ж, если такое писал партизан, насмотревшийся на зверства и бесчинства французов, то действительно у русских – известно, что русскими тогда чувствовали себя и лифляндец Бенкендорф, и грек Властов ^{123} , и грузин Багратион ^{124} , и многие другие генералы и офицеры Российской императорской армии, – ненависть к надменному противнику сменилась истинным христианским состраданием.

* * *

Последним боевым эпизодом для Давыдова в Отечественную войну стало взятие города Гродно – 9 декабря 1812 года.

«Австрийский корпус, вышедший уже из границ наших, малым числом последних войск своих, занимал еще город Гродно. Генерал-адъютант граф Ожаровский явился с отрядом, предложил о сдаче и получил отказ. С отрядом казаков, гораздо слабейшим, партизан Давыдов, без чванных речей придворного человека, не вдаваясь в политику, приблизился к передовой неприятельской страже, угрожая, если не будет сдан город, атаковать идущим за ним войском. Раздался звук стаканов между венгерскими гусарами, и при хвале отечественному напитку, рука в руку, в знак приязни. С начальником их сделано условие, и город наш! В одно время дошли до фельдмаршала рапорты: графа Ожаровского, что австриец не сдает города, и партизана Давыдова, что город им занят!» [273]273
  Сборник биографий кавалергардов. Т. 3. С. 35.


[Закрыть]

«Девятого числа я вступил в город со всею партиею моею, – писал Денис. – У въезда оного ожидал меня весь кагал еврейский. Желая изъявить евреям благодарность мою за приверженность их к русским, я выслушал речь главного из них без улыбки, сказал ему несколько благосклонных слов и, увлеченный веселым расположением духа, не мог отказать себе в удовольствии, чтобы не сыграть фарсу на манер милого балагура и друга моего Кульнева: я въехал в Гродну под жидовским балдахином.Я знаю, что немногие бы на сие решились от опасения насмешки польских жителей, но я не боялся оной, имев в себе и вокруг себя все то, что нужно для превращения смеха в слезы. Исступленная от радости толпа евреев с визгами и непрерывными ура! провожала меня до площади. Между ними ни одного поляка не было видно, не от твердости духа и не от национальной гордости, ибо к вечеру они все пали к ногам моим, а от совершенного неведения о событиях того времени…» [274]274
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 301–302.


[Закрыть]

Наполеоновская пропаганда работала весьма эффективно – поляки считали, что русские еще где-то в окрестностях Смоленска, а французы и не догадывались об оставлении Великой армией Москвы. Пройдет несколько времени, и наш герой скрестит теперь уже не сабли, но перья с французскими писаками. Пока же он вступил в Гродно, назначил кагального начальником городской полиции, предупредил местных жителей, что те, кто в течение двух часов не сдадут оружия, будут расстреляны через пять минут после истечения срока, и приказал срубить и сжечь «призовой столб», поставленный поляками на площади в честь взятия французами Москвы…

Заметим, что защищавший Гродно отряд австрийского генерала Фрейлиха был не так уж мал: четыре тысячи венгерцев при тридцати орудиях. Анонимный автор свидетельствует: «было захвачено огромное количество провианту, превышавшее несколько миллионов рублей». Правда, вывод, этим автором сделанный, ошарашивает: «С тех пор имя Давыдова стало неразрывно связано с славными воспоминаниями о незабвенном 1812 годе» [275]275
  Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)… С. 15.


[Закрыть]. Словно бы и не было партизанских действий и блистательных подвигов!

Впрочем, на том 1812 год для Дениса все-таки не закончился.

Хотя подполковник Давыдов имел немалые заслуги (есть такой промежуточный итог: «С начала партизанских действий до 23 октября им было взято в плен 3560 рядовых и 43 штаб– и обер-офицера» [276]276
  Там же. С. 35.


[Закрыть]), однако за всю кампанию он не получил ни единой награды, за исключением полковничьего чина, который был ему присвоен 31 октября. Понятно, что не за чины и ордена он сражался, но для человека военного все эти престижные условности ( sic!) имеют немалое значение. Наверное, Денису обидно было вспоминать 1807 год, когда ордена сыпались на его грудь как из рога изобилия – причем за гораздо меньшие заслуги. Да и сейчас, встречая многих из своих товарищей, находившихся в войсках Главной армии, он видел на их мундирах новенькие кресты. Удивляться не стоит: Давыдов сам выбрал партизанскую судьбу и не имел непосредственного начальника, который мог бы подписать представление на его награждение.

Однако в те времена офицер, полагавший себя достойным, мог и сам подать по команде рапорт с просьбой о поощрении. Это не считалось нескромным – напротив, помогало отметить людей, по тем или иным причинам пропущенных начальством, так что если человек действительно заслуживал, то его награждали.

Рапорт на имя светлейшего князя направил и Давыдов, испрашивая для себя орден Святого Георгия IV класса и орден Святого Владимира 3-й степени. Награды эти были высокие, но он заслужил их сполна, а потому уже 12 декабря писал из села Соколы своему полковому шефу – генерал-лейтенанту Васильчикову 1-му:

«Милостивый государь Ларион Васильевич!

По приказанию вашего превосходительства я остановился в Соколах, где буду ожидать вашего нового повеления. Спешу уведомить ваше превосходительство, что я получил вдруг две монаршие милости – Святого Владимира 3-й степени и Георгия IV класса. Я сему обрадовался, как ребенок, и, уверен будучи в вашем ко мне дружеском расположении, зная, что возьмете участие в моем удовольствии, первого вас, как человека, которого я более всех почитаю, извещаю с нетерпением…» [277]277
  Русская старина. 1902. № 8. С. 366.


[Закрыть]

И вот, кстати, очередной штрих к портрету Давыдова – человека, которого многие, особенно «рябчики», любили обвинять в нескромности и зазнайстве. По поводу этого награждения Денис писал в своих «Записках»: «Уверяли меня, что если бы я тогда потребовал Георгия III класса, то, без сомнения, получил бы его так же легко, как и вышеозначенные награждения. Поистине я сделал ошибку, но ошибке сей причиною было высокое мнение, которое я тогдаимел о сем ордене: я думал, что я еще не достоин третьего класса оного! И как осмелиться было требовать полковнику тот орден, который еще тогда носим был: Остерманом, Ермоловым, Раевским, Коновницыным и Паленом!» [278]278
  Давыдов Д. В.Дневник партизанских действий 1812 года // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 308.


[Закрыть]

Как известно, в те времена полковники нередко получали сразу III класс ордена Святого Георгия; отмеченное слово «тогда» свидетельствует о последующей переоценке ценностей – к сожалению, не все награды соответствовали заслугам их кавалеров, в чем Денис Васильевич впоследствии не единожды убеждался.

Однако тогда он был счастлив. И вообще, это было самое счастливое время в жизни Дениса Давыдова. «Кочевье на соломе под крышею неба! Вседневная встреча со смертию! Неугомонная, залетная жизнь партизанская! Вспоминаю вас с любовию и тогда, как покой и безмятежие нежат меня, беспечного, в кругу милого моего семейства! Я счастлив… Но отчего тоскую и теперь о времени, когда голова кипела отважными замыслами и грудь, полная обширнейших надежд, трепетала честолюбием изящным, поэтическим?» [279]279
  Там же. С. 272.


[Закрыть]

Стихов, однако, он тогда не писал…

Глава седьмая
«Последний наезд». 1813–1814

 
Но едва проглянет день,
Каждый по полю порхает;
Кивер зверски набекрень,
Ментик с вихрями играет.
Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится…
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.
 

Денис Давыдов. Песня старого гусара

Наиболее точным названием для этой главы могли бы стать слова «партизанские отряды занимали города» – однако взяты они из популярной песни совсем иного времени и вызовут у образованных читателей совсем не те ассоциации. Хотя на самом деле оно было именно так, как в легендарной песне, а потому «всё в союзных армиях начало мечтать о столицах, торжественных въездах в столицы, повержение ключей столиц к стопам императора» [280]280
  Давыдов Д. В.Занятие Дрездена. 1813 года 10 марта // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 332.


[Закрыть].

В подтверждение сказанному откроем хронику событий 1813 года:

« 9 (31) января.Казачьи партии из отряда генерал-адъютанта барона Ф. Ф. Винцингероде, следуя впереди колонн Главной армии и ее авангарда, вступили в город Плоцк и немедленно переправились за реку Вислу для наблюдения за неприятелем. В Плоцке взят большой склад продовольствия…» [281]281
  Подмазо А. А.Большая Европейская война. Хроника событий. М., 2003. С. 77.


[Закрыть]

« 20 февраля (4 марта). Отряд генерал-адъютанта Чернышёва в 6 часов утра занял Берлин, вслед за ним вступил в город авангард под командой генерал-майора князя Н. Г. Репнина-Волконского» [282]282
  Там же. С. 84.


[Закрыть].

« 7(19)марта.Отряд полковника Ф. К. Теттенборна ^{125} , очистив от неприятеля все пространство по правому берегу Эльбы, вступил в Гамбург. В Гамбурге французское правление низложено, город добровольно начал вооружать для содействия российским войскам 5 тысяч человек» [283]283
  Там же. С. 87.


[Закрыть].

« 8 (20) марта.Полковник Д. В. Давыдов заключил с дивизионным генералом П. Ф. Дюрюттом договор, по которому российские войска 10 (22) марта 1813 г. должны были занять предместье города Дрездена Нейштадт, а французы без боя оставить Дрезден. До сдачи города под Дрезденом заключено перемирие» [284]284
  Там же. С. 88.


[Закрыть].

На сем эпизоде и прекратим перечисление, хотя хронику вполне можно было продолжать – но мы же не пишем историю Заграничного похода или непосредственно того отрезка 1813 года, который Денис Васильевич назвал «краткой эпохой какого-то мишурного блеска оружия». Русские в это время стремительно наступали, французы продолжали бегство.

Ну а Давыдов, насколько помнится, остановился в селе Соколы, ожидая дальнейших приказаний. Так как долго бездеятельно пребывать на одном месте было не в его беспокойном характере, то вскорости, 26 декабря, он сам обратился с письмом к генерал-лейтенанту Петру Петровичу Коновницыну, дежурному генералу русской армии. Денис писал:

«Я достоверно узнал, что из Варшавы австрийские магазины вывозятся вон с поспешностию, что в городе сем, кроме больных и нескольких сот пехоты, никого нет и что жители не только нас ожидают, но что от страха собрали значущее число контрибуции для усмирения победителей. Сия последняя статья основана, как кажется, на их собственном характере; ибо русских предмет не деньги. Я не намерен и не смею давать советы; но долг всякого объяснить мысли свои и потому я думаю, что если силы наши, пользуясь заслонением ныне занятыми противу австрийцев нашими аванпостами, двинутся с поспешностью из Гродны через Ганюнз, Новогрудок, Остроленку к Пултуску […и в конечном итоге] достигнут своей цели, которая основана на занятии Варшавы и отдалении в Галицию австрийского корпуса…», – тут мы прервем свободный ход мыслей нашего героя, замахнувшегося на столицу одноименного герцогства, и опустим приведенный им анекдот про то, как Наполеон бежал, бросив свою армию. Впрочем, Давыдов и сам понял, что затянул свое послание, а потому решительно его обрубил: «Пора бы и кончить! Но письмо не письмом без всепокорнейшей моей просьбы усилить меня комплектным казачьим полком. Ради Бога, ваше превосходительство, исходатайствовайте мне эту милость. Неравно что-нибудь прикажут, ей-ей не в состоянии буду выполнить приказание – а это, вы знаете, не в моих правилах. Уверен будучи в вашем ко мне хорошем расположении, с истинным почтением имею честь быть, вашего превосходительства, покорный слуга Денис Давыдов.

P. S. Когда меня усилите, нельзя ли мне позволить действовать своевольно? Авось ли что-нибудь сотворю» [285]285
  Русская старина. 1870. T. II. С. 306–307.


[Закрыть].

Известно, что отважный боевой генерал Коновницын был человеком строгих правил, четко придерживавшийся, что называется, «уставных требований». За это его можно критиковать, но, между прочим, умным людям известно, что если бы вся армейская служба действительно была организована строго по уставу, то служить было бы гораздо легче. Точно так же, как если бы в Российском государстве законы были обязательны и едины для всех – тогда бы мы жили припеваючи и всему миру на зависть! Так что не станем осуждать будущего графа, генерала от инфантерии и военного министра (не был бы он «уставником» – министром не стал бы!) за то, что ему то ли не понравился свободный «партизанский» стиль письма, то ли еще что-то – и просьба Дениса была попросту оставлена без ответа. Более того! «Здесь же, в Соколах, партия Давыдова вошла в состав главного авангарда, порученного отличавшемуся большою строгостию генералу Винцингероде. Таким образом, привыкшему к полной самостоятельности партизану пришлось сразу подчиниться строгой дисциплине. Этот крутой перелом был ему, конечно, не по душе» [286]286
  Сборник биографий кавалергардов. Т. 3. С. 35.


[Закрыть].

Хотя барон Фердинанд Федорович недавно и сам командовал «летучим» кавалерийским корпусом, но он был гессенский дворянин, а потому – человек гораздо более дисциплинированный, нежели природные русские генералы. Отсюда все и выходило так, что Денис с досадой написал:

«Партизанский отряд мой занял передовое место в общей массе и через то превратился в один из авангардов передового корпуса главной армии.

Казалось, что положение это мало чем уступало первому, заключая в себе достаточно еще средств к удовлетворению беспокойного моего честолюбия; – вышло иначе. Крутой оборот от независимых, вдохновенных и напропалуюперелетов моих к размеренным переходам по маршрутам, доставляемым мне из корпусного дежурства; запрет в покушении на неприятеля без особого на это разрешения, и кипучая молодость; и какая-то безотчетная отвага, удалая и своевольная, и соблазнительная смежность с неприятелем – произвели тот последний наезд мой, от коего пострадала вся моя заграничная служба, от коего рушилась вся та будущность, которой (не для чего теперь уже жеманиться) я имел все право не бояться» [287]287
  Давыдов Д. В.Занятие Дрездена. 1813 года 10 марта // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 328.


[Закрыть].

Давыдов не только привык к реальной самостоятельности, но и имел все основания ценить себя достаточно высоко. Для очередного тому подтверждения мы приведем всего лишь две строки из сводки, которую 2 (14) декабря 1812 года подписал фельдмаршал Кутузов: «Между тем расположены передовые легкие отряды: подполковник Давыдов около Гродны, генерал-адъютант Васильчиков в Мостах, генерал-адъютант граф Ожаровский около Белицы» [288]288
  Поход русской армии против Наполеона в 1813 году и освобождение Германии. М., 1964. С. 4.


[Закрыть].

Мало того что подполковник Давыдов означен здесь наравне с генерал-адъютантами его императорского величества, так еще и имя его поставлено впереди всех их. В военном делопроизводстве, где все подчинено строгому порядку, это не может быть простой случайностью, «писарской ошибкой»… Думается, что это не только признание заслуг, но и некая перспектива. В конце концов, именно Денис был «определен» на роль «первого партизана».

Однако теперь он поступил под начало генерал-лейтенанта барона Винцингероде, в подчинении которого состояли 2-й пехотный корпус генерал-лейтенанта принца Евгения Вюртембергского и 2-й резервный корпус генерал-майора Сергея Алексеевича Тучкова (брата погибших при Бородине генералов Николая и Александра Тучковых). На этом фоне отряд Давыдова явно терялся – как, разумеется, терялось и его былое значение, так что отныне вряд ли уже стоило искать Давыдова в реляциях главнокомандующего.

И вот тому наглядное свидетельство: в Журнале военных действий указано, что 12 февраля 1813 года «корпус генерал-лейтенанта барона Винцингероде следует по направлению к Равишу, а авангард его в Германштадте, а между сим корпусом и отрядом генерал-майора графа Воронцова наблюдает сообщение полковник Давыдов» [289]289
  Там же. 84.


[Закрыть]. То есть отряд Дениса выполнял задачу по фланговому охранению наступающих войск. Более тут рассказывать нечего, ибо французы бежали, не оказывая реального сопротивления.

О том же, какую задачу выполнял Давыдов под Калишем, где в бою 1(13) февраля барон Винцингероде наголову разбил корпус генерала Рейнье – при этом в плен были взяты саксонский генерал-майор Ностиц, полсотни офицеров, 200 нижних чинов, два знамени и семь пушек, – вообще неизвестно. Вскоре зато произошел тот самый эпизод, который Давыдов назвал «последний наезд мой»…

Как мы уже сказали, это было то благословенное время, когда «партизанские отряды занимали города», всем казалось, что окончание войны не за горами и что Великой армии в России нанесен воистину смертельный удар. Теперь оставалось выполнить то, что по-французски называется «coup de grâce» – «удар милосердия», коим рыцарь добивал смертельно раненного соперника. Но вряд ли кто сможет отрицать, что даже самым отважным и благородным рыцарям было присуще чувство честолюбия. А потому, как писал Денис, «в этом предположении мира каждый начальник многочисленной части войск бросался стремглав к сочетанию памяти о себе с последним выстрелом такой необычайной войны, к начертанию имени своего на последней странице такой грандиозной эпопеи, – стремление благородное, и в котором начальники мои никому не уступали. Вот почему Блюхер, обладаемый желанием захватить Дрезден лично, отстранял Винценгероде к Гоэрсверду; Винценгероде, с теми же мыслями, отстранял Ланского ^{126} и меня (находившегося тогда под командою Ланского) к Мейссену. Но Винценгероде под разными предлогами медлил в исполнении ему предписанного и, так сказать, украдкой подползал к привлекавшему предмету. Я тогда не понимал этого особого рода квинтича ^{127} , еще менее предвидеть мог, чтобы все взаимные тонкости начальников моих остались втуне и что я определен судьбою, поддев их обоих, сломить себе голову» [290]290
  Давыдов Д. В.Занятие Дрездена. 1813 года 10 марта // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 332.


[Закрыть].

Несмотря на всю нашу любовь к Давыдову, в его рассказ про подобную наивную доверчивость верится с большим трудом. Скорее всего, Денис, как и его вышеназванные начальники, был охвачен тем же «благородным стремлением» «сочетать память о себе с последним выстрелом». Нет сомнения и в том, что сердце нашего героя точил червячок ревности по отношению к «покорителю Берлина» Александру Чернышёву, былому однополчанину-кавалергарду и тоже командиру «летучего» отряда. По годам Чернышёв был моложе Давыдова, но уже имел чин генерал-майора и звание генерал-адъютанта; за взятие Берлина он был удостоен «третьего Георгия».

Движимый всеми этими причинами, Давыдов решил захватить Дрезден. Но если Винцингероде «украдкой подползал» к городу, то наш гусар и партизан задумал разрешить все дело лихим кавалерийским наскоком – в прямом и переносном смысле этого понятия. Притом он прекрасно понимал, что для такого предприятия людей у него недостаточно, хотя город и обороняли «сравнительно незначительные силы» противника под командой дивизионного генерала Дюрютта ^{128} .

То же самое понимал и барон Винцингероде. Бывший генерал-майор и князь Сергей Григорьевич Волконский вспоминал в сибирской ссылке:

«Наш корпус продолжал свое движение, было приказано командующему легким отрядом отдельным полковнику Денису Давыдову идти к неприятелю на Дрезден, именно, чтоб по малочисленности отряда не дать вида, что мы имели намерение [идти] на Дрезден, а только чтоб занять французов и дать время всему корпусу переправиться через Эльбу в Мейсене и тем иметь возможность не дать возможности французским войскам, занимавшим Дрезден, отступить» [291]291
  Волконский С. Г.Записки. С. 239.


[Закрыть].

7(19) марта в деревне Бернсдорф, по пути к столице Саксонии, Давыдов встретился с флигель-адъютантом ротмистром Кавалергардского полка Михаилом Орловым – тем самым, который летом 1812 года подарил ему идею партизанских действий. Вскоре после того и сам Орлов стал начальником штаба в большой партии, которой командовал генерал-лейтенант Дорохов, отличился при взятии города Вереи в конце сентября, за что был награжден орденом Святого Георгия IV класса, а затем возглавил «летучий» отряд. Друзья определили перспективу: Михаил намеревался переправиться через Эльбу, чтобы угрожать городу с левого берега, а Денис готов был предпринять фронтальную атаку.

Тем временем обстановка в Дрездене стремительно менялась. Еще 12 февраля город покинул король; 23-го сюда вступил генерал Рейнье с остатками полуразбитого саксонского корпуса; 1 марта в Дрезден пришел маршал Даву, а Рейнье, сдав свои войска генералу Дюрютту, покинул город… 7 марта и до самого утра 8-го французы перевозили через Эльбу, из Нового Города (Нейштадта) в Старый, пушки и ценности, а затем Даву взорвал мост и ушел в сторону Мейссена, оставив в Дрездене Дюрютта и ошметки 7-го корпуса.

8 (20) марта, после разговора с Орловым, Давыдов направил к городу ротмистра Александра Чеченского и 1-й Бугский казачий полк, состоявший не более чем из полутора сот сабель. Проведя разведку боем, ротмистр сообщил: Новый Город – та часть Дрездена, что располагалась на правом берегу Эльбы – практически пуст. А какой партизан упустит то, что плохо лежит?!

«Закипела кровь молодецкая, но вместе с тем чинопочитание ухватило меня за ворот. Будучи под командою Ланского, с которым я сверх того был и приятелем, я и страшился, и совестился отважиться на это предприятие совершенно уже без его ведома. Курьер поскакал к нему в Бауцен с запискою; я писал к нему слово в слово:

„Я не так далек от Дрездена. Позвольте попытаться. Может быть, успех увенчает попытку. Я у вас под командой: моя слава – ваша слава“.

По случаю тихой езды саксонских почтальонов я не прежде как по прошествии семи часов получил ответ от Ланского.

Он писал мне: „Я давно уже просил позволения послать вас попартизанить, но отказ был ответом на мою просьбу, полагая, что вы нужны будете здесь в 24 часа, а я, полагая эти меры слишком робкими, разрешаю вам попытку на Дрезден. Ступайте с Богом. Ланской“» [292]292
  Давыдов Д. В.Занятие Дрездена. 1813 года 10 марта // Давыдов Д. В.Военные записки. С. 335–336.


[Закрыть].

Наверное, именно так все и было – хотя никто, кроме Давыдова и Ланского, через год убитого под Краоном, этого точно знать не мог. Правда, в рассказе весьма смущает одна фальшивая нота: слова про медлительных «саксонских почтальонов». Неужели в отряде у Дениса не было ни одного казака или гусара и он был вынужден прибегнуть к услугам местной почтовой связи? Одновременно Давыдов послал эстафету к Орлову – тоже через саксонских почтальонов?! – предлагая ему разделить успех, приняв участие в штурме города. Но Михаил отговорился тем, что занят устройством переправы через Эльбу, и от участия в авантюре отказался, хотя и прислал в помощь другу сотню донцов…

Давыдов действовал лихо. Сначала он скрытно, чему поспособствовала наступившая ночь, подвел свои войска к Дрездену, а затем, близ города, не только постарался себя обнаружить, но и создать впечатление многолюдства собственных сил. Сотня казаков получила приказание разводить на горе ввиду города костры – в четырех местах, не менее двадцати костров на каждой «площадке». Остальные войска – еще четыре сотни казаков и полста гусар Ахтырского полка – были заведены в форштадт и выстроены на улицах, выходящих из оного в сторону города, представляя собой как бы головы колонн, хвосты которых якобы скрывались за строениями.

«В это время он получил от Ланского письмо, которое поразило его, как бомба: несмотря на данное раньше разрешение, Ланской, вследствие полученного от корпусного командира приказания, предписывал Давыдову, вместо Дрездена, идти из Кенигсбрюка в Радебург; это было вызвано тем, что корпус сходил с Калишского пути и корпусной штаб переносился в Гроэрсерде для очистки места пруссакам…

Это предписание жестоко поразило партизана, но, скоро очнувшись от первого впечатления, он все-таки решил продолжать раз начатое предприятие» [293]293
  Жерве В. В.Указ. соч. С. 81.


[Закрыть].

Военные хитрости в период Наполеоновских войн эффективно применялись разными сторонами. Достаточно вспомнить, как в 1805 году маршал Мюрат обманул австрийцев, охранявших мост через Дунай, в результате чего была взята Вена, а в 1812 году генерал Милорадович провел того же Мюрата, и французы потеряли русскую армию, что позволило Кутузову осуществить знаменитый Тарутинский марш-маневр.

Вот и Денис решил действовать по принципу «хитрость города берет» – и завязал переговоры с французским командованием, изображая себя начальником авангарда приближающихся русских войск.

Но, как бы нам ни хотелось пересказать эти события красочным давыдовским языком, предоставим читателю удовольствие самому обратиться к подлиннику и ограничимся абзацем из «Записок» декабриста Волконского, относящегося к поэту-партизану с явной недоброжелательностью:

«Денис Давыдов, не следуя данной ему инструкции и имевши сведения, что предместье Дрездена – Нейштадт французы не хотят сильно защищать, и видя случай к приобретению личной для себя славы, не только что без всякого почти боя занял Нейштадт, но взошел в переговоры с начальствующим в Дрездене генералом Дюрюттом на заключение двухдневного перемирия, позволяющего французам беспрепятственно выступить из Дрездена и тогда предоставить русским беспрепятственный вход в город. Винцингероде, взбешенный неисполнением Давыдовым в точности данного ему назначения, отказал в командовании вверенным ему отрядом, хотел его отдать под военный суд и только по настоятельному моему ходатайству согласился предоставить ему явиться в Главную квартиру и лично оправдаться; но Винцингероде дал знать начальнику штаба, что ему не нужен подчиненный, который считает его умнее себя.