Текст книги "Аргонавты вселенной"

Автор книги: Александр Ярославский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– И сначала медленно постепенно замедляем скорость, а потом сводим ее совершенно на нет, и ракета причаливает к поверхности предполагаемой планеты и, даже еще тише и спокойнее, чем аэроплан, – садится на землю.

– Конечно, – повторяю, что замедление скорости, так же, как и нарастание ее в начале полета, должно производиться медленно, равномерно и крайне осторожно, чтобы не отразиться на жизни пассажиров».

– «А как же возвратится ракета на землю?»

– «Ну, это уж совсем просто! – улыбнулся Горянский. – Да тем же самым способом, помощью тех же реактивных процессов…

– Я полагаю, что путешественники будут запасливы и возьмут с собой достаточный запас радия для путешествия туда и обратно.

– Итак ты видишь, Елена, что наш «Победитель» в полном смысле – корабль вселенной и корабль управляемый: он может двигаться в любом направлении и его легко повернуть, направляя по желанию струю истекающих при взрывах газов, – таким образом перемещая точку отдачи.

– Электрическая печь предохранит каюты «Победителя» от невыносимого холода межпланетных пространств; прочность стали, из которой сделана ракета, гарантирует «Победителю», что он не разломается от последовательных реактивных взрывов и не раздуется, как рыба, вытащенная на берег, от давления воздуха изнутри, когда очутится в безвоздушном пространстве.

– Целый ряд усовершенствованных мною приборов, которые употребляются на подводных лодках, установленных внутри «Победителя», будет изготовлять искусственный воздух и, поглощая вредные газы и отделения, будет поддерживать внутри чистоту атмосферы.

– Мы возьмем, конечно, с собой обильные запасы провианта, в виде всевозможных консервов.

– Радио-телеграф и радио-телефон, ты видишь, Елена, для этой цели мы выстроили эти восемь башен и эту центральную главную, которая в два с половиной раза больше парижского Эйфеля, – будут соединять космическую ракету, летящую в пространстве, с нашим островом, точно так же, как тот же беспроволочный телеграф соединяет какой-нибудь затерянный в океане пароход со всеми городами Европы и Америки и дает пассажирам возможность получать каждое утро свежие новости; скажу больше: даже если произойдет какое-либо несчастье и у пассажиров иссякнет запас радия, вернее – радио-активной смеси, без которой невозможна работа реактивного двигателя и немыслим полет ракеты, то с острова можно послать им запасы энергии через пространство космической пустоты с помощью наших башен радио, так как мною открыт способ передачи энергии на расстоянии.

– Только это будет, конечно, страшно невыгодно и дорого, так как больше половины передаваемой энергии рассеется в пространстве.

– Таким образом, всюду, даже в отдаленнейших уголках вселенной, ракета – маленькая планетка, сделанная человеческой рукой, будет, как ребенок пуповиной с матерью, связана с нашим островом и родной землей!

– Остаются лишь некоторые детали аппарата: приспособление для посадки – нечто вроде шасси аэроплана, только смотри, Елена, какое солидное!

– Сложная система буферов снаружи, из мягких эластичных пружинящих стенок – внутри, для смягчения возможных толчков; ассортимент всевозможного оружия, причем сверх обыкновенных карабинов, винтовок и так далее, – более десятка электрических ружей, соединенных с реактивным двигателем, которые могут в любой момент дать разряд, молнию почти во всю мощность двигателя; если же ее окажется мало, то, повторяю, можно послать по радио запас энергии в любом количестве, так что каждое такое ружье есть, собственно, пушка в потенциале.

– Специальные костюмы, наподобие водолазных, из непроницаемой материи, с запасом воздуха, при наличии вооружения, о котором я уже сказал, также имеются на борту «Победителя» чтобы предохранить путешественников от бактерий и неизвестных химических и иных опасностей, когда придется вступить на почву неисследованного людьми неведомого мира.

– Еще одно приспособление: особые изогнутые ванны, заполненные водой до половины человеческого роста, в которые войдут путешественники для смягчения первоначального толчка при отправлении с земли.

– Сверх того будет еще специальный резервуар для питьевой воды и, кроме того, конечно, запас всяких лекарств и медицинских снадобий.

– Вот почти все детали машины, которой суждено будет осуществить древнейшую и грандиознейшую мечту человечества – мечту о полетах на звезды…

– Я не знаю, конечно, что мы встретим там, – но об этом мы не будем говорить, – живой или мертвый, вероятнее всего – живой, через несколько дней я сам буду там и увижу все это собственными глазами!

– Жаль, Елена, что я не могу показать тебе сейчас внутренность «Победителя», – мы устанавливаем там главную трубу реактивного двигателя и сейчас туда нельзя пройти. Через два дня они закончат и тогда я все покажу тебе; там внутри очень уютно: славная светлая каютка и, кроме того, несколько отделений.

– Ты прости меня, детка, я утомил тебя, вероятно, этим длинным описанием машины?!»

С новым чувством уважения и страха смотрела Елена на металлические контуры «Победителя» и думала, что на днях он унесет в холод, безмолвие и пустоту ее Володю…

– Конечно, все выверено, предусмотрено, рассчитано, – они работают над этим уже десять лет. Спокойствие Чем-берта и уверенность Горянского передавались отчасти и ей, а все же страшно: а вдруг – ошибка, а вдруг – неудача?!..

Может быть, когда-нибудь люди и будут лететь безопасно на планеты, как сейчас они летают по воздуху, но только первые авиаторы ведь разбились насмерть!

– А это ведь первый прыжок с земли в космические пространства.

– Страшно!

– А вдруг – гибель?

– Что ж? – Тогда погибнуть вместе с ним!

– Нет, нельзя, нельзя отпускать одного Володю!

Она опустила глаза и сказала робко, не глядя на Горянского:

– «Володик, возьми меня с собой! – Можно?»

– «Это – мужское дело, детка!» – улыбнулся Горянский.

– «Володик, я не буду мешать! – Я тоже что-нибудь буду делать… Я спрячусь в углу, я – маленькая…

– Володя, мне страшно, я боюсь отпустить тебя одного!..»

Горянский собирался рассердиться, но, взглянув в ее глаза, которые теперь широко открытые смотрели на него, полные просьбы и ласки, – смягчился:

– «Милая, как она меня любит!» – подумал он и сказал:

– «Ну, что ж? Если не боишься, – молодец!

– Хорошо, – едем вместе!»

– «С тобой я ничего не боюсь!..» – подошла к нему близко Елена.

Чемберт ушел; в эллинге были только они двое; Горянский крепко поцеловал Елену.

– «Мистер Горянский! – Мистрис Елена! – донесся к ним заливающийся голосок Мукса и почти тотчас же появилась его ослепительная черная физиономия. – Идите обедать, суп простынет! – Мистер Чемберт послал за вами!»

Горянский и Елена отправились обедать, предводительствуемые Муксом.

ГЛАВА 6
Накануне

Горянский стоял у открытого окна; вечерняя свежесть вливалась в комнату и целовала в губы…

Елена заснула у себя.

Горянский один любовался необозримым ночным небом; как громадный кусок темно синего хрусталя, усеянного золотыми блестками звезд, загромождало оно высь – далекое и недосягаемое…

Млечный путь, тонкий, прозрачный и серебристый неуловимо мерцал в бездонной высоте, тая зародыши новой космической жизни…

Небо, беременное солнцами, раскидывалось перед Горянским, как зовущая темноволосая женщина и, казалось, говорило ему:

– «Иди!..»

– «Я приду, – думал Горянский, – я возьму тебя, моя космическая любовница!»

Луны не было видно – она боялась показаться на глаза смельчака, полетом мысли и творчества дерзавшего оскорблять ее целомудрие.

– «Завтра я буду там! – шептал Горянский, – завтра… завтра…» – Он опустил взгляд вниз.

Башни радио легко возвышались во мраке; в домиках рабочих не было огней – все очевидно, уже спали…

Массивные формы «Победителя», освещенные электричеством, вздымались недалеко от окна вправо.

Все было готово. И со вчерашнего дня стоял выведенный из эллинга «Победитель», принявший на свой борт реактивный двигатель, запас радиоактивной смеси и все необходимые запасы и приборы.

Из окна он был очень похож на грандиознейшего кита или же на маленький дирижабль.

Электрический свет дробился на гранях его обшивки и легко можно было прочесть даже ночью высеченную на носу золотую надпись: «Sic itur ad astral»

Снаряженная и начиненная радием ракета была готова каждую минуту ринуться к звездам.

Тупой с носа и удлиненный к корме, где чуть виднелся выход реактивной трубы и руль реактивного прибора, идеально осуществлявший в своей конструкции форму падающей капли, – «Победитель» прижался к земле и глядел в небо своими темными зеркальными окнами-глазами, сделанными из двух кусков цельного хрусталя, презрительно и грозно, как на врага, приземистый и мощный, весь собравшийся, точно накоплявший силу для страшного прыжка.

Горянский снова поднял взгляд в темную синеву; он представил себе необозримое пространство жуткой пустоты, отделявшее планеты друг от друга.

– «А если… ошибка? – Если сумасшедший междупла-нетный прыжок не удастся? – Если, смерть?»

Мгновенное сомненье укусило мозг.

– «Может быть… может быть, простое счастье с Еленой здесь, на земле, стоит дороже всех междупланетных полетов?!»

– «Выбирай!..» – казалось, говорила ночь.

– «Выбирай!..» – кричало протестующее упругое молодое тело, которому органически невозможна, противна была перспектива риска и смерти.

«Победитель», казалось, еще больше прижался к земле и ждал настороженно и любопытно ответа своего строителя и капитана.

Луна, осмелев, выкатилась из-за облаков и улыбалась тоже, насмешливо и вопросительно…

Горянский решил: нет! Он полетит во что бы то ни стало, он прыгнет на эту улыбающуюся луну, как тигр из радио-металла!

Любовь прекрасна, но ему мало одной любви здесь, на земле, и он сумеет разбрызгать и унести ее дальше за солнца, в космические просторы… риск, боязнь смерти, протест мяса – не остановят его.

– Может быть, он не имеет права рисковать жизнью Елены, но своей жизнью он вправе распорядиться.

– А Елена… Он не хотел брать ее с собой, ему приятнее была бы мысль, что она – в безопасности здесь, на земле, но она сама упорно, настойчиво, хочет быть с ним.

– Что же? Пусть будет так!…

– Завтра, завтра в победе или смерти воплотится ослепительная мечта, – завтра будет подведен итог его десятилетней работе!

С легким скрипом отворилась дверь кабинета; вошел Чем-берт и, подойдя к окну, положил руку на плечо задумавшемуся Горянскому.

– «Что же, завтра летим?»

– «Да», – ответил, оборачиваясь, Горянский.

Они, неожиданно для самих себя, крепко пожали друг другу руки.

– «Что-то будет с нами там, Горянский? – сказал Чем-берт, садясь на окно и указывая рукой на небо. – Хотел бы я уже быть там!..

– Проверили ли вы все… ты все?.. – спросил он, сам не замечая, что переходит на ты. – Уверен ли ты в действии своих приборов?»

– «Безусловно!» – убежденно ответил Горянский. – С самого возвращения сюда я упорно контролирую все мои вычисления; ни одной ошибки! – Все правильно.

– Только одно сильно беспокоит меня…»

– «Что?» – Острые огоньки испуга блеснули в глазах Чемберта.

– «Башни радио… – вздохнул Горянский, – особенно главная, с помощью которой будет работать междупланет-тный беспроволочный телеграф и в случае надобности можно будет бросить энергию…

– Мы сделали большую ошибку, Чемберт! Мы не приготовили себе настоящего помощника и заместителя; когда мы с вами будем в пространстве, кто же заменит нас здесь?»

– Тамповский? – Джонни?

– Хороший преданный парень, но ведь он же совершенно не интеллигентен!

– Тамповский будет хорош, пока работает радио; ну, а если что-нибудь испортится? – Он ведь только телеграфист, а не инженер… – При малейшей порче он может просто растеряться…

– Наконец, как знать, что в наше отсутствие может случиться на острове?

– Мы сделали большую, большую ошибку, и виноват в этом я!..

– Предвидеть все и упустить из виду такую простую и в конце концов несложную вещь: да ведь за эти восемь лет можно было превратить того же Тамповского или Джонни в хорошего инженера!

– А теперь не откладывать же из-за этого наш опыт еще на несколько лет, когда все уже готово?

– Впрочем, глупости! – Я разнервничался, как баба, и напрасно расстраиваю себя и вас, Чемберт: машины работают прекрасно – я сам вчера их осматривал; – мы вернемся через два-три дня. Почему же им останавливаться без нас?

– Наш добрый Чигринос за эти два дня тоже, вероятно, не произведет вооруженного низвержения существующего строя!

– Не правда ли, Чемберт? – Пустяки, – все будет хорошо! – Завтра летим, Чемберт!»

– «Я останусь, – сказал Чемберт чуть слышно. Лицо его как-то сразу осунулось; блестевшие ранее глаза погасли, он нервно крутил пальцами пуговицы своего безукоризненного костюма. – Это моя вина, а не ваша, Горянский, вы были заняты, вы работали над самым изобретеньем, над машиной, вы создавали…

– Я имел достаточно времени, чтобы обучить Джонни…

– А Тамповский… не человек!.. Его оставить одного совершенно невозможно.

– Это – моя вина, и я останусь, Горянский».

– «Нет, нет!.. – запротестовал тот, тронутый и уничтоженный таким самопожертвованием. Он понимал, чего стоит Чемберту этот героический отказ от участия в полете, который был его мечтой в течение всех десяти лет борьбы и работы.

– Нет, нет, уж если нужно, то пусть лучше останусь я!.. Я этим искуплю хоть отчасти свою непростительную идиотскую оплошность.

– Вы отдали мне все свое состояние, вы были моим братом и другом, вы меня идейно поддерживали все время; без вас я, может быть, и даже почти наверное, не довел бы дело до конца.

– Этого бы не доставало, что бы, так сказать, у старта, в итоге работы, вы оставались за флагом!..

– Для меня достаточно будет сознания, что идея осуществлена, что машина полетела,

– Нет, если уже нужно расстаться, то честь первого полета принадлежит вам, Чемберт!»

– «Нет! – Нет, я не согласен!.. – восклицал Чемберт.

– Вы! – творец идеи, творец машины!.. Если бы не было бы вас, не было бы и ее.

– Я – только орудие, только подспорье, только средство. Вы же – цель и отец достижения цели.

– Честь первой героической, беспримерной в истории попытки, безусловно, ваша, и я бы сам себе не пожал руки, если бы вздумал ее оспаривать у вас, опираясь на свои деньги. – Я был бы тогда недостоин названия порядочного человека…

– Нет, вы полетите, а останусь на острове я…»

Так препирались они в немного смешной со стороны борьбе великодушия, передавая друг другу права рисковать жизнью…

Наконец, после продолжительного, искреннего спора Горянский уступил.

– Так, может быть, даже лучше!.. – говорил Чемберт, когда они потом оба, взволнованные и немного уставшие, сидели у окна, казавшегося началом темно-синего туннеля, ведущего в небо… – Мы будем сообщаться по радио и я смогу записывать малейшие подробности вашего беспримерного путешествия…

– Я буду всегда держать наготове неистощимый запас энергии, чтобы, по первому вашему сигналу, послать ее вам.

– Потом я сумею распродать золото, которого у нас так много сейчас, благодаря вашему открытию; ведь вы уже более чем втрое вернули мне мое состояние! – На вырученные деньги, если вы задержитесь, – я не сомневаюсь, что вы встретите там что-нибудь сверхчеловечески-ценное и интересное, чего нет на земле, – можно будет накупить машин, поставить новое, еще более мощное радио, и я сумею даже построить и выслать к вам вторую ракету, если понадобится. – Ее можно будет сделать автоматом, управлять ею буду сначала я, потом вы, оттуда, где будете находиться, по радио…

– Да, Горянский, мы сейчас – зачинатели новой эры в истории мира и нам ли с вами спорить о первенстве?!

Летите, Горянский, – и да будет с вами победа!

– Но знайте, если с вами что-либо случится, если только замолкнет пульсация радио, доносящая ко мне ваш голос из неизмеримых пространств, – то в тот же день, когда после повторных вызовов вы не ответите, я покончу с собой. – Наша судьба да будет едина!»

И на движение протеста Горянского повторил настойчиво:

– «Я считаю долгом чести, даже расставшись с вами, оставаясь здесь, на земле, в то время как вы будете там, подвергаться равной с вами опасности…

– Но отдохните, Горянский. – Вам надо набраться сил на завтра. – Спите спокойно и крепко, милый! – нотки отцовской глубокой нежности послышались в голосе Чем-берта.

– Спокойной ночи, до завтра!» – он конвульсивно пожал руку Горянского и исчез за дверью.

Горянский закрыл окно: синева ночи уже больше не звала его… – сразу почувствовал непобедимую свинцовую усталость…

Он опустился на диванчик у окна и заснул моментально и крепко, под луной полной, бледной и грустной, и слышал, как подошла к нему и накрыла одеялом проснувшаяся после ухода Чемберта Елена.

И знала Елена, что полетят они завтра и глядела на луну, к которой они должны были устремиться, и думала, что, может быть, последняя эта ночь у нее, Елены, в жизни…

А завтра, быть может, разбрызганная на тысячи кусков, устремится она вместе с Горянским в смерть!..

И жутко было Елене и радостно стоять перед неведомым, и было это, как в детстве, когда еще девочкой стояла она на балконе шестиэтажного дома, вглядывалась вниз, в темное и пустое, и думала: прыгнуть или нет?

…Хотела разбудить Володю, но пожалела усталого, так вкусно и хорошо спал он, хотя очень хотелось ей услышать голос милого и говорить с ним…

И не страшной казалась луна и не злой: ласково улыбались лунные губы и, казалось, обещали и просили что-то…

Поняла Елена – любит луна Володю, как женщина, и порадовалась Елена, что не пустила милого одного…

– Хорошо с милым и в жизни и в смерти вместе! И на луну смотрела победно, как на соперницу неопасную, и

даже жалела ее…

Так до утра просидела Елена у изголовья Горянского.

ГЛАВА 7
В ракете

Последние приготовления были сделаны. Чемберт вместе с Еленой взошел на верхнюю площадку ракеты, люк был откинут и в нешироком отверстии виднелась уютная, блестящая новой обивкой, внутренность каюты.

Все население острова собралось возле «Победителя»; не было только Мукса: с утра он куда-то пропал, – вероятно, убежал в селение туземцев.

Пришел Чигринос – сын Луны и Неба – посмотреть, как его младший брат, по его приказанию, как он объяснил соплеменникам, полетит на луну.

Верный Джонни неуклюже подошел прощаться и неловко смахнул нависшую слезу:

– «Мало понимаю в таких вещах, но все же не хотел бы я быть в этой чертовой штуке!..» – ворчал он про себя.

Тамповский долго и взволнованно тряс руки Горянскому и Елене и несвязно, со смешным акцентом, говорил что-то о высоких целях, героизме, человечестве и прогрессе…

Чемберт молчал и только смотрел пристально на Горянского и Елену, к которой он тоже привязался за последнее время, освещенных невысоким утренним солнцем; – странно: ему почему-то все казалось, что он видит их в последний раз. Он усилием воли отогнал эту мысль и подошел к «Победителю» попрощаться.

– «Вы – смелая и благородная женщина! – сказал он покрасневшей от неожиданности Елене, – если б вы не любили его, – он указал на Горянского, – я был бы счастлив назвать вас своей женой. – Я от души завидую вам сейчас, – голос его дрогнул – что вы летите с ним, в то время как я должен остаться…»

– «Чемберт! – горячо воскликнул Горянский, хватая его за руку, – отправляйтесь с нами! – Будь что будет! – Тамповский как-нибудь справится и без вас!»

– «Нет, Горянский, – возразил Чемберт твердо, – мы уже решили… – я остаюсь. – Счастливого пути! – Возвращайтесь скорей!»

– «Елена! – обратился Горянский к жене, – кто знает, что с нами будет через минуту, полет опасен… Но еще не поздно: может быть ты останешься?»

– «Володя!» – только сказала Елена и слезы обиды задрожали в ее голосе и глазах…

Горянскому стало стыдно:

– «Прости меня, детка! – сказал он, беря ее за руку, – ну так идем вместе навстречу всему, что нас ожидает!»

Он послал последний прощальный поклон острову и всем окружающим; Елена раскланялась тоже, и они спустились в каюту.

Громкий взрыв приветствий долетел до них; – особенно выделялся рев Чигриноса и бас Джонни:

– «Ура «Победителю»! – Ура, Горянский! – Дорогу к звездам!» – Горянский нажал боковой рычажок – люк аппарата захлопнулся, как бы защемив кусок приветственных криков; мгновенно стало тихо; сквозь окна виднелись жестикулирующие фигуры провожавших, виден был распоряжавшийся Чемберт, приветственно раскрывались рты, но не слышно было ни звука…

Вот толпа отодвигается, очевидно, по распоряжению Чемберта, отбегает подальше…

– «Пора!» – Горянский помогает Елене войти в одну из двух изогнутых, немного выше человеческого роста, ванночек, наполненных водой; поправляет у Елены под головой прикрепленную к стене подушку и напоминает, как держаться за верхние предохранительные ремни; Елена морщится – она вся промокла выше пояса; ей неприятно ощущение липнущего платья, но она покорно и молча, не возражая, протягивает руки к ремням.

Горянский подходит к двигателю, осматривает его внимательно, дает предохранительный звонок наружу, потом – еще и, позабыв встать в предохранительную ванну, нажимает главный рычаг…

Башни радио и постройки острова, видные из левого окна, со страшной скоростью падают вниз…

Непреодолимая сила швыряет Горянского назад… что-то больно ударяет по голове!..

В глазах – ослепительный блеск!..

Горянский теряет сознание…

Когда крышка захлопывается за Горянским и Еленой, Чемберт отодвигает обступивших аппарат провожающих; с помощью Джонни удается оттащить Чигриноса, все протягивающего руки для благословения.

Раздается звонок. – Чемберт отходит сам, командует отойти еще дальше от аппарата.

Второй звонок! – испуганные туземцы с Чигриносом сами, не дожидаясь команды, убегают дальше…

Пауза.

Вдруг страшный взрыв потрясает остров! – Стекла вылетают из окон домиков, сети антенны сотрясаются у дальних башен радио… Страшный вихрь опрокидывает на землю всех присутствующих!..

Молния сверкает в небе и внезапно начинает идти дождь.

Когда опрокинутые вихрем подымаются и, потирая ушибленные места, робко подходят туда, где стоял «Победитель», там ничего нет… Только следы шасси на песке и немного взрытая разрыхленная почва, да длинный, как канавка, след газовых излучений на земле напоминает о том, что он только что был здесь.

Больше сотни человеческих голов, невзирая на дождь, задраны кверху и упорно смотрят в высь.

Ничего – ни малейшего следа машины нет в небесах: гигантская ракета со страшной силой отпрыгнула от земли; и даже не верится, что она минуту назад была тут.

Чуть слышный запах гари щекочет ноздри…

Чемберт в тревоге – ему кажется, что взрыв был слишком силен…

Через несколько минут дождь перестает лить и безоблачное солнце снова сияет над островом…

Только разбитые окна и несколько расшибленных носов свидетельствуют об исчезнувшей ракете…

Елена с трудом раскрыла глаза; она чувствовала страшную тяжесть в голове, боль в ушах и слабость во всем теле…

С удивлением оглянулась: что с ней?

– Она по пояс стоит в воде, чувствует под головой неудобную твердую подушку… затекшие руки подняты кожаными браслетами, пристегнутыми к ремням над головой.

Взгляд Елены упал на распростертое на полу у стены человеческое тело.

– «Володя!… Боже!… – Что с ним?…» – и, сразу придя в себя и вспомнив, что они в ракете, Елена выскочила из ванны, из которой вытекла уже почти вся вода, – чуть не вывихнув себе руки, выдернула их из ремней и кинулась к Горянскому.

Он лежал навзничь у стены. Лоб был окровавлен; очевидно, при падении Горянский ударился о что-то…

Елена прислушалась – он чуть слышно дышал… Сердце ее забилось от радости.

Она подошла к маленькому шкапчику, где, по указанию Горянского, должна была быть аптечка, и достала склянку с нашатырным спиртом…

После довольно длительных стараний Горянский был приведен в чувство.

Он оглянулся безумно, очевидно, еще не придя в себя, и с трудом приподнятый Еленой был посажен на диван. Она обмыла ему ранку и перевязала полотенцем лоб.

– «Елена, ты?! Где – мы? – Почему так болит голова?» – прошептал он изумленно.

И вдруг, взглянув случайно на двигатель и, очевидно, вспомнив все происшедшее, сказал громко и энергично:

– «Ну, и надо же быть таким ослом, как я! Мало того, что не встал в ванну, но еще передвинул рычаг на целых полмиллиметра больше, чем следовало! – Нужно удивляться, как это мы остались в живых!

– Кретин я – непроходимой крепости!.. Чемберт вот никогда бы не сделал такой глупости!..

– Бедняжка! – привлек он Елену к себе, – ты сама, верно, чуть жива и еще заботишься обо мне!..

– Ты вся вымокла в ванне! – Пойди в соседнюю каютку, переоденься…»

– «Сейчас, милый! – отозвалась Елена, – я так испугалась, увидев тебя на полу! – Мне показалось, что ты мертв!..

– Володя! Милый! – Мне так странно, что мы с тобой сидим сейчас здесь вдвоем в этой уютной маленькой кабинке!

– Мне все кажется, что это – сон…

– Неужели мы, действительно, в ракетке?

– Может быть мы умерли и это – тот свет?!»

– «Нет, милая, – возразил Горянский, улыбаясь, – на том свете не бывает плюшевых диванов и потом там вряд ли можно набить такую основательную земную, то есть, виноват, ракетную шишку, как у меня!.. – Он притронулся ко лбу.

– Нет, мы на самом деле теперь – в ракете, которая стала маленькой самостоятельной планетой, и, смеясь над земным притяжением, мы с безумной скоростью мчимся к луне, моя маленькая женка! – он взглянул на часы и на показатель скорости…

– Тридцать пять минут прошло с момента нашего отправления… Мы уже выходим из пределов земной атмосферы, мы висим над землей на высоте пятисот верст…

– Смотри, Елена, какой чудный, какой необыкновенный вид!» Он кинулся к нижнему окну, – увлек за собой Елену, распахнул, чтобы лучше видеть, нижнюю боковую ставню нажатием кнопки. Вид, действительно, был величественный: земля, обращенная к ним одним из своих полушарий, медленно вращалась, как гигантский титанический глобус: ракета, вышедшая из атмосферы силой реактивного двигателя, самостоятельно двигалась в пространстве, не участвуя во вращении земного шара вокруг своей оси; и поэтому они могли наблюдать суточное вращение земли…

– «Володя, – воскликнула Елена в восторге, – какая прелесть! – Я никогда не думала, что путешествовать в ракете будет так интересно!»

Шар земной, немного похожий на сплющенное по концам яйцо, медленно вращал свои тяжелые мохнатые бока… Медленно проплывали океаны и материки… Контуры Африки раскинулись резко и отчетливо, как на карте.

Громадное тело земли поворачивалось, как живое. Елене казалось, что перед ней вырисовывается таинственный механизм вселенной…

– «Однако, пора увеличивать скорость!» – сказал Горянский, отрываясь от окна.

Он взглянул на хронометр, висевший на стенке, и передвинул рычаг еще на полмиллиметра.

Вращающаяся громада земли сразу стала заметно уменьшаться.

– «Сорок пять минут прошло, – сказал Горянский. – Когда пройдет час, то раздастся сигнальный звонок; каждый час нашего пребывания в пространстве будет отмечаться особым сигналом; мы висим сейчас на высоте свыше тысячи верст; и идем со скоростью одной версты в секунду…

– Помнишь, Елена, мои объяснения на острове, в эллинге «Победителя», когда я еще все хотел отнимать по рублю?»

– «Помню!» – откликнулась Елена с окна.

– «Так вот мы теперь, наоборот, будем отнимать, а прибавлять скорость, пока наш «Победитель» не разовьет нужные нам десять верст в секунду; но только мальчик в школе может ошибиться при решении задачи; в крайнем случае злостный математик ему влепит кол, каковые я каюсь, получал сам нередко в гимназии; – а если я переведу слишком сильно вот этот рычаг и перейду, например, сразу от одной версты к пяти или же к восьми, то мы с тобой срочно отправимся в лучший мир… Ты помнишь, что произошло несколько минут назад с нами, когда я погорячился и увеличил скорость лишь в полтора раза: еще немного… и мы бы погибли!..

– Да, ошибаться нельзя: нас экзаменует строжайший экзаменатор – смерть!

– Скорость можно лишь очень медленно увеличивать и очень медленно замедлять потом, отнимая понемногу, как в моем примере…

– Итак, моя женка, мы с тобой сейчас – пассажиры, и команда, и капитаны космического междупланетного корабля, граждане маленького самостоятельного небесного тела. У нас тоже есть атмосфера, но только она внутри, а не снаружи, как у земли; и мы не вращаемся вокруг своей оси, что было бы весьма неудобно, – только потому, что этому препятствует специальное устройство нашего реактивного прибора.

Мы не блещем отраженным светом, как луна, но если мы зажжем электричество, то можем сыграть роль маленького солнца, только не греющего…

– И самое главное: мы мчимся, со все увеличивающейся скоростью от земли к луне, и если нас не зацепит по дороге какой-нибудь шальной метеорит или блудящая комета, то мы, несомненно, прибудем к цели, а наша цель – луна.

– Я выбрал ее, как ближайший островок жизни в окружающем пространстве, – как ближайшую к земле космическую станцию.

– Космические расстояния огромны и измеряются миллионами, – сотнями миллионов верст и более… Но расстояние луны от земли, это – сравнительно скромное для астрономических цифр расстояние; если вообразить землю, которая еще поворачивается, все уменьшаясь, вот в этом окне в виде жирной замоскворецкой купчихи и обвязать веревкой, как поясом ее толстое пузо, то длина такой веревки, такого корсажа, обнимающего талию мадам земли, – земной экватор, – будет тридцать шесть тысяч верст; десять таких кушаков, связанных вместе, свободно уложатся между луной и землей, во время перигелия, то есть в момент наибольшего их приближения друг к другу.

Триста шестьдесят тысяч верст – вот то расстояние, которое отделяет землю от луны и которое теперь пробегает наш «Победитель» – расстояние для астронома небольшое; при нашей скорости это – пустяки. Десять верст в секунду, это – тридцать шесть тысяч верст – в час; ты видишь, – мы могли бы в один час совершить кругосветное путешествие вокруг всего земного шара вдоль экватора.

– Если бы ракета могла развить полный ход сразу, то ровно через десять часов мы были бы на луне; но это невозможно по уже известным тебе причинам.

– На ускорение и замедление уйдет тоже еще около десяти часов; час мы уже провели в ракете; – через девятнадцать часов мы должны причалить к кроткой Силене…

– Ну, а пока, Елена, я хочу есть! А так как от земли мы уже отлетели, а до лунных ресторанов еще далеко, то я надеюсь, что моя женка исполнит роль межпланетной хозяйки и покормит меня чем-нибудь на высоте… – он взглянул на хронометр, – двух тысяч верст над самыми высокими земными горами…»

– «Сейчас, милый!» – встрепенулась Елена.

– «Остолоп я безмозглый, – вдруг хлопнул себя Горянский по голове, так что повязка чуть не слетела.